Нельзя умереть дважды

Денёк у Доктора Аддамс вырисовывался длинный. Полчаса назад хирурги вытащили с того света её напарника, а ещё нет двенадцати дня. В салоне машины пахнет кровью, легкий металлический аромат витает в воздухе, не давая отвлечься от недавних событий. Уэнсдей спокойно держит руль и её лицо не выражает ровным счетом ничего. Расследование становится очень опасным и её не покидает чувство, что как только она найдёт ещё что-нибудь пути назад не будет. Она больше не сможет прятаться, укрываться от внешнего мира в лаборатории, холодильник которой под завязку набит трупами. Противный укол малодушия и червь сомнения, до этого незнакомый Уэнсдей, заерзал в сердце. «Что если подстроить свою смерть и исчезнуть?», — вдруг пронеслась мысль в голове: безумная, но не самая бессмысленная. «Сменить имя, уехать в страну без соглашения об экстрадиции, работать в местной ветклинике или на ферме, ещё лучше — в заповеднике Амазонки», — не унималась она. Аддамс нельзя было назвать трусихой, но какая-то часть деревенела от ужаса, едва она только думала об этом деле. Уимс и Кимботт правы, это дело — личное, слишком личное. Настолько, что у «Мисс Хладнокровие ФБР», Доктора «Конченой Суки» и «Бессердечной Мегеры» вновь возникло желание спрятаться. Но на этот раз так, чтобы не смогли отыскать. Она знает, что сейчас её растерзает отдел внутренних расследований, а когда выпишут Торпа, их ждет перекрестный допрос. Им придется объяснять, что отстраненный сотрудник делал на выезде и, почему они не доложили заранее о новой информации по делу. Уэнсдей трёт переносицу двумя пальцами и делает последнюю затяжку. Первым делом — помыть машину, потом себя, сменить одежду, вернуться в офис, чтобы составить подробный рапорт для Уимс, а уже после, если повезет, съесть что-нибудь. Аддамс привозит свой Додж к невзрачному зданию с металлическими воротами, нажимает на кнопку звонка и те открываются перед ней со зловещим скрипом. Она медленно въезжает на территорию под радостные возгласы местной фауны. — Ay, cariña, я тебя вечность не видел! — радушно приветствует её невысокий латинос среднего возраста. — Оскар, дядя Фестер здесь? — Наверху! Что с нашим красавцем? Привезла на ТО? — Ему нужны заботливые руки. Проследи, чтобы никто кроме тебя не трогал Додж. — Обижаешь, — Оскар манерно вскидывает руки и его лицо расплывается в добродушной улыбке. Но как только он заглядывает в салон, улыбка сменяется на гримасу шока и недоумения: — Сariña, да здесь будто скотобойня! Надеюсь, ты не вляпалась в историю? — Я тоже на это надеюсь, Оскар, — отвечает Уэнсдей, оставляя своего старого знакомого изучать масштабы катастрофы. Он в общем-то даже и не заметил, что Аддамс ушла. Внешний мир не существовал для Оскара, когда тот работал и Уэнсдей очень уважала такой подход. Впереди ждала крутая лестница на мансардный этаж, где из большого окна то и дело светилась бледная лысина её дяди. Он не был любимчиком семьи и часто влипал в истории, но братьев Фестер любил и старался изо всех сил не очернять их имена своими делишками. — Моя любимая племянница! — раскинул свои руки долговязый и крупный лысый мужчина, на фоне которого, Доктор Аддамс казалась тринадцатилетним подростком. — Твоя единственная племянница, — не сдерживая улыбки отвечает ему Уэнсдей. — Ты такая же умная, как и твой отец! — без церемоний говорит дядя, и он —единственный, кому она прощает упоминание о родителях. — Зато тебе досталась красота, Фестер, — отшучивается племянница, заключенная в крепкие объятия. Впрочем, бесцеремонность лишь второй пункт в индульгенции Фестера, первый — его чудовищный вкус в одежде. На него будто высыпали коробку с попугаями и уронили в витрину ювелирного магазина: гавайская рубашка, солнечные очки, золотая цепь толщиной с палец и белые льняные брюки совершенно не вписывались в окружающую обстановку. Весь его вид будто бы отрицал, что на дворе канун дня благодарения, а на термометре едва +15. — Не смотри так на меня, я лечу в Майами через несколько часов, — говорит ей дядя, слишком хорошо зная, о чем его любимая и единственная племянница думает в данный момент. — По работе или нюхать кокс с загорелых задниц местных девиц? — не стесняясь в выражениях спрашивает девушка. — Совместить приятное с полезным, так сказать, — лукаво улыбается Фестер, ловко перемещая зубочистку между рядами белоснежных виниров. — Что привело тебя сюда? — спрашивает он, понимая, что у него репутация не того, кто дает добрый совет, принимает приглашения на полуденный чай или на церковный пикник в воскресенье. — Мне нужны документы. Для Пагсли тоже на всякий случай. В идеале Бразилия, но и Мексика тоже сгодится. — Я не буду спрашивать, зачем тебе и, почему ты обратилась ко мне, а не к Ларчу, несмотря на то, что его работа покачественнее будет, да и услуги дешевле. Но скажи правду, это из-за смерти тех голубков? — Я всегда ценила твоё умение держать дистанцию и уважать моё личное пространство, дядя. На этот раз я тоже рассчитываю на твою деликатность. Мне просто нужны документы. Срочно. — Понял, Тучка. Я разберусь с этим. — Я выпишу чек, — Аддамс начинает копаться в сумке в поисках чековой книжки. — Нет, Тучка. Не в этот раз. Я разберусь с этим, — Фестер мягко произносит каждое предложение, делая многозначительные паузы и утвердительно моргая, недвусмысленно демонстрируя свои намерения. — В таком случае, спасибо, — немного растерянно говорит Уэнсдей. — Есть смысл спрашивать, почему ты в таком виде? Аддамс устало смотрит на дядю: он знает этот взгляд. Она унаследовала его от матери и вместе с потрясающей способностью «говорить» одними лишь глазами. Фестер невольно сглатывает, всматриваясь в лицо своей родственницы, в котором так удивительно гармонично сошлись черты Гомеса и Мортиши. Он видел их лица в её облике и это приносило ему радость. Возможно, лишь ему одному. — Я пойду, дядя. У меня полно дел. — Уэнсдей чувствует себя не уютно, когда все вопросы уже закрыты. Она никогда не умела вести светские беседы. И сейчас ей хочется вернуться к привычному одиночеству. — Я попрошу Рауля тебя отвезти. — Это лишнее, я вызову убер.

***

Ссадины, после душа, принятого в спортивном комплексе ФБР, горят огнём и слегка кровоточат. Уэнсдей наспех переодевается в то, что на всякий случай оставила в лаборатории. Она ловит себя на мысли, что тот самый «всякий случай», видимо, должен был стать поездкой в один конец в психиатрическую клинику. Иначе просто не объяснить странные кюлоты и лонгслив сильно напоминающий по размеру чехол от танка. Словом, ни то, ни другое не подходило к ее туфлям, но, благо, белый халат скроет всё это безобразие. С таким же успехом, она могла бы не одеваться вообще. Уэнсдей решает не выяснять насколько холодно в морге в одном лишь халате и смиряет с тем, что остаток дня ей придется провести в костюме подростка. В конечном счете, единственный, кто осмелился бы подколоть её за внешний вид сейчас лежит в реанимации. Едва Аддамс закрывает за собой дверь лаборатории, как к ней тут же подлетает Юджин, чтобы сообщить последние новости. Он делает это в точности, как учила Уэнсдей — с чувством, с толком, с расстановкой. Доктор внимательно слушает, но непривычно для него ерзает в рабочем кресле. Передав ей папки со своими отчетами лаборант осторожно добавляет: — Я слышал про сегодняшнее утро. Вы позволите обработать ссадины? — Хуже не будет, — равнодушно отвечает наставница. Она знает, что рано или поздно, обработать их придется. И лучше это сделать до, и без того нудной, беседы с отделом внутренних расследований. Юджин извлекает несколько заноз, острых камней и мелких травинок, обрабатывает местной анестезией и накладывает повязки. — Должно стать получше, — добродушно произносит Оттингер, заговорщицки глядя на Аддамс в ожидании реакции. — Спасибо, Юджин. — Доктор Аддамс, перед тем, как вы пришли, звонила Уимс и просила меня тут же сообщить ей, когда вы вернётесь. Думаю, она хочет застать вас врасплох. Не мне говорить вам, что делать, но лучше, если вы опередите её. Уэнсдей, не ожидавшая такого жеста верности, повела зрачками в стороны, соображая, что ответить. — Можете ничего не говорить, Доктор Аддамс. В папках уже всё готово, просто прочтите и отнесите ей. После такого у неё не хватит духу усложнять вам жизнь, — продолжил Юджин, стерилизуя инструменты и убирая рабочее место. — Что в них? — Уэнсдей листает папку за папкой, читая номера дел и фамилии агентов, расследовавших их. Аддамс не было всего два дня в лаборатории, а её протеже уже успел сделать недельную норму работы за двоих. Видимо, Уимс снова оказалась права: Уэнсдей действительно хорошо его обучила. — Юджин, это впечатляет, — заключает Аддамс, одобрительно кивая и даже слегка улыбаясь. Она поднимает глаза, быстро смекнув, в чем тут дело, смотря в смертельно усталое лицо своего ассистента. — Ты заслужил пару отгулов. Иди домой и выспись. Раньше понедельника я тебя здесь не жду, — говорит Уэнсдей, отдавая себе отчет, что Юджин надрывался за двоих, стараясь держать работу на уровне. Не приняв никаких аргументов и протестов, она выпроваживает парня из лаборатории, отобрав ключи, и закрыв дверь изнутри. «Трудоголизм неизлечим», — думает Аддамс, принявшись изучать заключения Юджина, который, к слову, филигранно научился подделывать её подпись. Она смотрит на часы. У Уэнсдей есть ещё 40 минут прежде, чем Уимс закончит обедать и примется за допрос с пристрастиями её скромной персоны. Продвигаясь от дела к делу, Аддамс всё сильнее убеждалась в блестящих способностях Юджина. Но последняя папка интересовала её больше всего. Несмотря на это, она помедлила прежде, чем открыть этот бумажный ящик Пандоры. Результаты этой экспертизы либо подтвердят её догадку, либо опровергнут и она не знает, чего хочет больше. Уэнсдей делает глубокий вдох и открывает папку в поисках нужной строки в бланке. «Совпадение 99,9%». Сомнений нет — это он: один и тот же человек убил её родителей, Аякса и Энид. Значит, дела связаны. Школьные друзья явно нашли что-то серьезное, раз их заставили замолчать столь зверским образом, а улики исчезнуть. Не дожидаясь звонка Уимс, Аддамс заполняет бланк для пробы из вентиляции и лично спускается в исследовательский корпус, чем очень удивляет своих коллег. Обычно она посылала Юджина делать нелюбимую часть работы — общаться с людьми. В киберотдел она тоже наведалась самостоятельно, так как ещё один любитель общаться был не в состоянии взять на себя эту ношу. Уэнсдей попросила заняться уликами незамедлительно. То ли убедительная речь, то ли её слава, заставили оба отдела отложить все дела и приступить к работе. Так или иначе, в кабинет Уимс она поднимется во всеоружии. Аддамс не застала её у себя, решив, что ей это на руку. Простояв двадцать минут у пустого кабинета, она так и не дождалась Директора. Лариса никогда не изменяла привычкам и то, что она задерживалась, могло означать только одно — есть дела поважнее. Однако, единственное «поважнее» случилось сегодня утром. Размышления Доктора прервала смс-ка: «Уимс вызывает тебя в допросную». Это был агент Макензи, чье повышение и перевод в главный офис были уже решенным делом. Аддамс здорово помогла его карьере, гениально выполняя свою работу. Он знал это, вероятно поэтому вел себя как конченный сексист. Но он волновал её куда меньше, того факта, что она единственная женщина, которую не взяли в его стрелковый клуб. Видимо, надранные задницы на аттестации — слишком большое испытание для хрупкого мужского эго. Уэнсдей пришла в допросную, где нашла Уимс и Макензи, наблюдающими как с другой стороны зеркала Газелла сидит крепкий, моложавый мужик лет пятидесяти. Аддамс не узнает его, но именно её граната чуть не подорвала машину и его самого. Обстановка довольно напряженная и лица у коллег будто после бессонной ночи. Она молча встает рядом с ними, разглядывая того, кто явно не в первый раз оказывается в подобной комнате. — Это Клиффорд Рокуэлл, — нарушает тишину Уимс, — его допрашивают уже второй час, но он сказал, цитирую: «буду говорить только с той цыпочкой на Додже, что швырнула в нас гранату». Что-то мне подсказывает, Доктор Аддамс, что речь идёт о вас. Уэнсдей совершенно спокойно окидывает взглядом мужчину и женщину исполинского роста. Если что-то ей и удавалось в общении с людьми, то только психологическое давление. В этом ей не было равных, а потому попытка Уимс поставить Аддамс в неловкое положение увенчалась неудачей. — Есть новости по результатам ДНК, — говорит она будто бы и не услышала последних слов Ларисы. — Хорошие? — Уимс слегка хмурится в ожидании. — Полное совпадение. Директор до последнего надеялась, что совпадений нет и это самый обычный подражатель. Во всяком случае, так думала большая часть сотрудников бюро. — Значит, это он… — заключает Уимс пристально смотря на Уэнсдей, — это не серийный убийца, так ведь? — Я полагаю, что нет, Директор, — впервые Аддамс чувствует, что Лариса её понимает. Повисает пауза. — Выкладывайте всё, что знаете. Всё до единой детали. Даже то, что нашли неофициально, — Уимс намерено выделяет слово «неофициально» из всей фразы. — Мы поехали искать ангары неслучайно. На жестких дисках Энид были фото этой местности. И именно эти снимки — последнее, что она загрузила. Торп снова обыскивал их дом и студию и сумел найти блокнот Энид и видеозапись, которая предназначалась лично ему. Блокнот сплошь исписан криптографией, шифр замысловатый, но мне удалось расшифровать маршрут до ангара, где я взяла пробы с вентиляции, а Торп — камеры. Там нас и настигли люди в робах УБН. — Кстати об этом, — вмешался Макензи, — они не наши. Это наёмники, их ещё называют чистильщиками. Они вылизывают места преступлений, чтобы криминалисты ничего не нашли. Работают блестяще и на их услуги есть спрос, этот Рокуэлл или Роко, как его обычно зовут — бывший криминалист и знает все протоколы. Потому он так хорош. Аддамс округляет глаза от услышанного и не верит ушам: — Как ты сказал? — Он бывший криминалист, — чванливо повторяет Макензи. — Нет, я про имя. Роко? — Да, а что? — снисходительно спрашивает Агент. Аддамс игнорирует вопрос припоминая, что у Аякса и Энид был информатор по имени Роко. «Нужно проверить, совпадение ли это», — думает она и чувствует, как легкое волнение поднимается прямо из середины живота и селится у нее в груди. Уэнсдей делает над собой усилие и берет под контроль свои эмоции. — Говорить он будет только с вами, Доктор, — Уимс жестом показывает на дверь в допросную. Аддамс поправляет халат, радуясь, что ей не придется вести допрос в том, что под ним и входит в комнату тесную и неуютную даже для такой, как она. Это не первый допрос, на котором она присутствует, но впервые она будет вести его лично. — Нужно было послать с ней кого-то с опытом, — негодует Макензи. — Намекаете на себя, Агент? — Но вы же вызвали меня, потому что я лучший. — А еще потому, что вы — единственный свободный агент, — слова Уимс слегка стряхивают спесь с Макензи. — Дело станет резонансным, пахнет сенсацией, — не унимается тот. — Уже жалеете, что отказались вести его? — Я никогда не отказывался вести его, Директор. — Неужели? Значит, это не вы назвали это дело «темным пятном в карьере каждого агента, кто его расследует»? Или даже «глухарь столетия», кажется так? — Боюсь, меня неверно поняли и вырвали слова из контекста, — начал оправдываться Макензи, но Уимс жестом его остановила. — Думаю, вы хотите провернуть свой классический фокус — явиться на все готовое и собрать овации. Вы ведь этим занимались всё это время здесь. Строили карьеру на том, чего не делали. За каждым вашим раскрытым делом стоит Доктор Аддамс. И на вашем месте, я бы радовалась, что не вы расследуете это дело, потому что пробей пуля вашу артерию, она не стала бы её зашивать, — Директор сказала это так буднично и спокойно, будто поведала ему о том, что ела на обед. Макензи похолодел от злости и унижения, которое заставила его испытать Уимс. Он смирился с тем, что его начальник — женщина, но совладать с тем, что она считает его ничтожеством было выше его способностей. Макензи улыбнулся со всей вежливостью, что сумел собрать и остался в допросной наблюдать за происходящим. В этот момент ни о чем не подозревающая Аддамс уже сидит напротив Роко. Она молча смотрит в глаза главного чистильщика всего криминалитета восточного побережья. Выглядит он довольно устрашающе, но смеющиеся глаза нивелируют весь его облик. — Ты отлично водишь, — говорит Роко, на его лице сверкает отрепетированная нахальная улыбка. — Ещё я метко кидаю гранаты, — равнодушно отвечает Аддамс, его показная уверенность ничуть не вызывает в ней доверия. Она знает таких как он, видела не раз и прекрасно понимает, как вывести его на признание, — почему ты хочешь говорить со мной? — Меня бы устроил любой агент, лишь бы не этот напыщенный индюк, — мужчина косится на зеркало, как будто точно знает, где стоит Макензи. — Я не агент. Всего лишь доктор. — с показным равнодушием продолжает диалог Аддамс, с каждой фразой отвлекая бдительность допрашиваемого. — Это я понял по халату, — Роко оценивающе скользит взглядом по фигуре Уэнсдей, — а под ним что-нибудь есть? Аддамс натягивает самую обворожительную и безобидную улыбку, и пальцем подзывает Роко придвинуться поближе. Тот слегка наклоняется вперед с ехидной ухмылкой. Доктор одним резким движением хватает его за волосы на затылке и с силой швыряет об стол, как баскетбольный мяч. Роко стонет от боли, хватаясь за нос. Уимс, возмущенная грубейшим нарушением протокола допроса, стучит по стеклу зеркала. — Можешь хоть все зубы мне выбить, я все равно уже не жилец. Как и та блондиночка с мужем и детьми. — выплевывает Роко, пока кровь из разбитого носа затекает ему в рот. Аддамс мрачно молчит, буравя взглядом подозреваемого. Она откидывается на спинку стула и складывает руки на груди в молчаливом вопросе. Ответ не заставляет себя долго ждать: — Я знаю, кто ты такая. Кто, по-твоему, вычищал дом этих двоих после того, что с ними сделали? — бросает вызов Рокуэлл, словно кость голодному зверю, — Эта сумасшедшая вышла на меня и заплатила кучу денег, чтобы я взял её на чистку в ангары. Я не раскрывал имя заказчика, да и не знал я его толком, он просил называть его Сержантом, я представился как Роко. Она и без меня всё знала, просто просила взять её с собой, дескать, сделать снимки. Говорила, что ведёт какое-то журналистское расследование, — кровь хлещет из носа, и Роко то и дело задирает голову, чтобы её остановить. — Кто их убил? Сержант? — Уэнсдей не дает ему замолкнуть, подкидывая новые вопросы. — Я не знаю, он только нанимал нас, но после увиденного, я решил больше не работать с ним. Я занимаюсь этим уже 20 лет и всякое повидал. Но он нарушил правило. — мужчина вытирает кровь рукавом, размазывая по подбородку багровое пятно. — Какое правило? — Аддамс протягивает носовой платок, чтобы тот утер нос. Откровения чистильщика заставляют её войти в раж, он так близок к тому, чтобы выложить всё на блюдечке, нужно непременно выведать всю информацию, что он готов предоставить. Галогенная лампа над столом противно жужжит, добавляя обстановке напряжения. — Я не чищу за насильниками и детоубийцами. Когда я вошел в детскую, то всё понял. Мы сделали свою работу. После сегодняшнего выезда, я должен был попрощаться с ним, но вы мне помешали, — Роко опустил голову, от улыбки не осталось и следа, он выглядел совершенно сломленным: — Зря я согласился. Она здорово тормозила работу, каждую бумажку прежде, чем отправить в шредер мои ребята показывали ей. Мы должны были закончить за три часа, но задержались ещё на два. Сержант явился в условленный час проверить работу, а мы только начали всё сжигать. Тут он и почуял неладное, как сторожевой пёс всё ходил и высматривал. Спрашивал, мол, кто этот девятый сопляк с нами, в моей команде обычно восемь ребят. Я сказал, что это сын одного из парней, тот повредил руку и взял с собой мальца на помощь. Тот отшутился, что слишком шикарная задница у парня. Теперь понимаю, не шутил он, — Роко сделал паузу и как будто провалился в воспоминания. На лбу пролегла глубокая морщина, словно он раздумывал, стоит ли продолжать рассказ. Аддамс решила не давать ему уходить в себя: — Что было потом? — Блондиночка занервничала, всё трещала: «не видел ли он её лица, не спрашивал ли про неё». — Почему вы не забрали камеры сразу? — В последний момент, уже там на поле, Сержант попросил не трогать камеры, оставить пока он снова не позвонит. И позвонил. Вчера. Говорит, камеры можете снять и уничтожить, ангар сожгите. — Думаешь там есть ценная информация? — Уэнсдей не была уверена, кому был адресован вопрос. В любом случае специалисты айти отдела уже начали считывать информацию с камер. — Понятия не имею. Теперь об этом месте знают федералы и мне конец. Всей моей семье конец. — Почему ты захотел говорить только со мной? — этот вопрос не покидал голову Уэнсдей с самого начала допроса. Рокуэлл не проронил ни слова, пока допрос вел Агент Макензи. У этого условия должна быть какая-то подоплёка. — Тебе удавалось скрываться все эти 19 лет. — мужчина поднял на дознавателя измученный взгляд, казалось, в глубине глаз скрывалось что-то отдаленно напоминающее надежду. — Мы можем поместить тебя под программу по защите свидетелей, — ответила Аддамс, смекнув к чему он клонит. — Вы не знаете, кто эти люди и на что способны. Они найдут меня даже в бункере под землей. Моя жизнь меня не очень-то интересует. — Роко сделал паузу и положил руки на стол, резко выпрямившись, — Моя дочь только что поступила в колледж, если с ней что-то случится, я не прощу себе. Разговор уходил не в то русло. Ещё слишком рано для обсуждения условий, Уэнсдей чувствовала, что Роко может предоставить больше информации. Необходимо было узнать, кто скрывается за таинственным псевдонимом: — Как выглядел этот Сержант? — Примерно моего возраста, мрачное выражение лица, седой, глаза серые. — Опознать сможешь? — Да, я чистил за ним уже много лет. — Что вы нашли в доме Энид? Роко помедлил. — Жесткие диски, две увесистые папки и ключи с брелком-флешкой. Диски мы форматировали. — А папки и ключ? — У меня в машине под водительским сидением есть тайник. Если авария не уничтожила — всё там. — Почему ты оставил блокнот Энид лежать на месте? — Я перепрятал его из сейфа в прикроватный столик. Там обычно крема и вибраторы хранят, никто не будет всерьёз относиться к нему. Подумал, если есть хоть один сообразительный криминалист, он поймет, что к чему. — А ДНК? Роко поднял глаза, осознав, что все его хлебные крошки нашли. — Эти ублюдки убили детей. Совсем младенцев, едва научившихся ходить. Они вряд ли смогли бы сказать, как их зовут. Зачем убивать их? — Роко обхватил голову руками и из его легких вырвался рваный выдох, больше похожий на всхлип. — Послушай, Клиффорд, — спокойно начала Аддамс, внимательно изучая папку с его личным делом, — я не из тех, кто проявляет сочувствие. Тем не менее у тебя нет серьезных приводов, как и прямых доказательств твоей деятельности. Но есть присвоение полномочий должностного лица, порча имущества и покушение на агента ФБР — это уже тянет лет на 20. Наверняка у тех, кто уничтожает улики преступлений есть свой кодекс чести, но ты помогал скрываться от ответственности преступникам. С чего мне верить в твои раскаяния? — Мне все равно сколько мне светит, я не протяну в тюрьме и недели. Меня пришьют… если не люди Сержанта, то кто-нибудь из моих заказчиков. Меня волнует моя дочь. Она не носит мою фамилию, но они выйдут на неё и тогда… — голос Роко дрогнул, но он быстро взял себя в руки и прочистив горло продолжил: — я готов сотрудничать, выложу всё, что знаю, но только, если вы гарантируете безопасность моей дочери. — Ты не в том положении, чтобы ставить условия. — Да, я подчищал за ублюдками вроде Сержанта, но ни один из тех, чью смерть или исчезновение я бесследно скрыл не был невинной овечкой. То были мужья тираны или боссы конкурирующих картелей. Были даже бизнес-партнеры или финансовые мошенники, но никогда, повторяю, никогда я не помогал тем, кто убивал ради собственного удовольствия или маленьких детей. Я криминалист, а не псих. Сержант был профессионален все годы, что мы работали, но это… это другое. Кто-то хочет скрыть нечто очень серьезное, раз пошёл на такое. Я специально оставил под ногтями Энид ДНК, я даже не стал удалять то видео с компьютера её мужа в студии. Я оставил их в надежде, что в ФБР ещё есть толковые агенты, кто сможет раскрыть это дело. Я хотел выйти из игры чисто, залечь на дно. Но вы помешали мне. Мне уже не выпутаться, но у Джой ещё есть шанс, если вы поможете ей. Ты скрывалась много лет, значит у моей дочери тоже есть шанс… — Роко сделал паузу, чтобы немного отдышаться от своей пламенной речи, и опустив голову на ладони продолжил почти шепотом: — пожалуйста, она не должна расплачиваться за мои ошибки. Не склонную к доверчивости Уэнсдей, слова бывшего криминалиста заставили допустить, что он говорит правду. Ничего не ответив, она вышла из допросной, где ждала Уимс и, будто проглотивший кол, Макензи. — Думаю, он не врёт, — спокойно заключает Аддамс, обращаясь к Ларисе. — Он растрогал тебя своей историей про дочку? — вдруг с иронией подал голос Макензи. — Не было физических признаков лжи. И он знает подробности, о которых не знает никто, — Уэнсдей шедеврально игнорирует замечание агента, а затем добавляет: — Восстановив данные мы выяснили, что у жертв был информатор по имени Роко. Я уверена это он, потому что нашли переписку, где Синклер договаривается с ним о посещении «объекта». — Это объясняет, почему он отказался от адвоката и звонил он только по одному номеру, который принадлежит Джой Андерсен. Это действительно его дочь. Они проговорили пятнадцать секунд, — говорит Уимс. — И что он сказал? — «Солнце садится, ты знаешь, что делать». Она ответила, что любит его и повесила трубку. — Он говорил правду. — Нужно послать к ней кого-нибудь, — вдруг решил поделиться идеей Макензи. — Нет, если явится ФБР, у нас не будет преимуществ. За ней наверняка следят. Нужно приставить агента под прикрытием, или ещё лучше, дать ей перемещаться без наблюдения. — Значит, так и будет. Макензи, распорядитесь чтобы Мистеру Рокуэллу выдали бумагу, ручку и диктофон. Охрана и наблюдение круглосуточно. Никого к нему не впускать кроме Доктора Аддамс. Он — наш самый ценный свидетель. Это ясно? — Да, мэм. — А вы, Доктор Аддамс, продолжите вести расследование, пока Агент Торп поправляется. — Директор Уимс, при всем уважении, она не агент и у нее нет опыта. Они ведь с Торпом даже не напарники, — забывшись, перебивает ее Агент. — Агент Макензи, Доктор Аддамс и Агент Торп за последние сутки нашли больше, чем все опытные агенты бюро за 19 лет, доказали свою эффективность и слаженную работу в полевых условиях. И, Агент Макензи, ещё раз меня перебьёте, лишитесь значка вместо повышения. Кажется, вам есть, чем заняться. Выполняйте. — Да, мэм, — сдавлено кивнув, ответил агент. Потерпев полное фиаско он вышел за дверь с гримасой отвращения, будто его только что облили менструальной кровью. — Мэм, я отстранена и Макензи прав, я не агент и работаю над делом с Агентом Торпом неофициально. — Будете официально, если я одобрю прошение о переводе в отдел поведенческого анализа. Стервятников из отдела внутренних расследований я возьму на себя. Жду ваш рапорт сегодня у себя на столе. Утром зайдите в канцелярию, вам выдадут значок. Уэнсдей не поверила в то, что услышала. Ещё час назад она была готова к новому дисциплинарному наказанию, но вместо очередной утомительной беседы с бюрократами она получила карт-бланш и должность, которая сделает её на шаг ближе к поимке убийц родителей. — И, Агент Аддамс, — добавляет Уимс, направляясь к выходу: — в новой должности никаких противопехотных гранат, — а затем звучно хлопает за собой дверью.