Стоя на краю света

Тучи не расступались, и около полудня начался снегопад. Иван поднял глаза в небо, мягко улыбаясь танцующим снежинкам. Он не думал, что будет так скучать по снегу. Он напоминал ему о доме. Но всех остальных снег определённо угнетал. После всего случившегося им не хватало только снежной бури. Но они продолжали идти, несмотря на немеющие от холода мышцы. Только когда у Франциска подкосились ноги и он упал на колени, они решили остановиться. Мэттью тут же бросился ему на помощь. — Papa, ты устал? Франциск взял Мэттью за руку и с трудом поднялся, едва не падая снова. Мэттью подхватил его, и остальные начали собираться вокруг них. — Я в порядке, — заверял их Франциск, понимая, что врёт сквозь плотно сжатые зубы. Артур понимал это не хуже него. — Это из-за того, что они сделали с тобой? — Артур меньше всего хотел поднимать эту тему, но ему нужно было знать. Франциск смерил его долгим взглядом и вздохнул. — Да… я думал, что боль пройдёт, но, видимо, травма глубже, чем я ожидал. Артур тут же почувствовал себя виноватым. За то, что поддался на уговоры Франциска и приумножил эту боль, зная, что этим сделает только хуже. — Перед нами есть деревья, — Людвиг указал на маленький пролесок, — Они могут смягчить ветер. Мы можем разбить лагерь там. Пока они шли к деревьям, Яо оглянулся назад. Казалось, что они прошли совсем немного, но судя по холмам и камням позади них, они прошли не меньше сорока километров. Не лучший их результат, но им нужен был отдых. Он посмотрел на Кику. О чем он думал? Его лицо всегда было безэмоциональным. Пусть Яо и любил его всем сердцем, он ненавидел эту его сторону. Он никогда не мог понять, что Кику чувствует, о чем переживает, о чем думает. Кику мог находиться на грани обморока и не подать виду. Яо знал, что Кику сложно быть с кем-то в близких отношениях. Японец никогда никому не открывался, даже когда открыл страну миру и начал вестернизацию. Да, он давал людям поверить, что они его знают, но Яо знал, что это не так. Яо любил Кику, и было очевидно, что японец боялся этого. Кику было тяжело доверять другим, и Яо не понимал, что ему нужно сделать, чтобы это преодолеть. После совместной ночи, которая должна была, по идее, сломать барьеры между ними, Кику едва ли разговаривал с ним, предпочитая ложиться спать сразу, как только они оставались одни. Яо было тяжело от этого, но он знал, в чем причина. Он знал Кику. Он должен был двигаться медленно, но не представлял, как это возможно, когда все вокруг движется так стремительно. Но у него уже был план. Подойдя к Кику, он взял его за руку. Японец дернулся, поднимая на него свои большие карие глаза, и открыл рот, будто собираясь что-то сказать. — Я люблю тебя, ты же знаешь? — прошептал Яо и нежно поцеловал его в щёку, отпуская руку и продолжая идти рядом. Кику почувствовал, как его щёки пылают, и посмотрел на Яо, который, казалось, резко перестал обращать на него внимание. Что это было? Зачем так резко подходить и делать что-то настолько… интимное, пока остальные рядом? Кику покраснел, как помидор, но прилившая к лицу кровь немного его согрела. Они успели к пролеску как раз перед началом бури. Снегопад и ветер усилились, мороз и лёд били по лицу. Они решили, что будет бессмысленно пытаться поставить палатки в такую погоду, поэтому собрались в одну кучу спиной к ветру, кутаясь в спальники. Гилберт тем временем пытался развести костёр. — Чертова… сраная… зажигалка, — ругался Гилберт, когда его палец начал болеть от тщетных попыток извлечь искру. Спустя несколько минут его страданий Людвиг раздраженно выдохнул и выдернул зажигалку из его руки. — Эй! — Она не заработает, — ответил Людвиг, бросая зажигалку в ближайший сугроб. Мэттью после недолгого замешательства залез в карман и передал Гилберту свою зажигалку. — Держи. Думаю, это последняя. Франциск нахмурился, на что Мэттью лишь пожал плечами, и Гилберт поджег небольшую стопку хвороста, который они смогли найти под деревьями. — Этот ваш «путь напрямик» отморозит мои чёртовы яйца прежде, чем мы вообще куда-то дойдём, — ворчал Ловино, плотнее укутываясь в спальный мешок. — Очень надеюсь, что нет, — поддразнил его Гилберт. Ловино бросил в него укоряющий взгляд, и Гилберт быстро добавил, — Представляю, что тогда станет с твоим характером, хехе… — Это просто снег, — сказал Иван. Он единственный не пытался завернуться в спальник, просто уложив его на коленях, — Со временем к нему привыкаешь. — Нет у нас времени привыкать, — буркнул Садык, — Если это только осень, то мы в полной жопе. — Мне плевать, — рявкнул Альфред, — Я хочу получить рожи этих ублюдков, залитые слезами раскаяния, в качестве рождественского подарка. Людвиг хотел было сказать им перестать жаловаться, как вдруг воздух прорезал гулкий вой, заставивший волосы на его затылке встать дыбом. «Ауууууууу!» Все резко замолчали. «Ааауууууууууу!» Иван улыбнулся. — Первый волк зимы всегда самый голодный. Альфред резко пихнул его в ребро. — Заткнись. — Что именно это значит? — тихо спросил Феличиано, прижимаясь ближе к Людвигу. — Вой усиливается со временем, — ответил Мэттью, как знаток леса, — Вожак зовёт стаю на охоту. Артур нахмурился. — Но я думал, что волки идут туда, где их добыча? — Это правда. — Но здесь нет животных. Они все ушли на юг. «АААУУУУУУУУУУ»! Сердце Мэттью заколотилось быстрее. — Мы не ушли на юг. Альфред нервно сглотнул. — Вот дерьмо. — Не раздувай из мухи слона, — ответил Артур, хотя сам переживал не меньше, — я уверен, они просто идут по следу какого-то хилого травоядного. Нам не о чем беспокоиться. — Некоторые из нас тоже хилые, — пробормотал Садык, после чего наступила тишина. — Они не посмеют напасть на нас, — заверил их Иван, — если они знакомы с жестокостью людей. Хотя… они не пошли за основной добычей. Будто мы наткнулись на стаю мохнатых стервятников. — Теперь я буду спать особенно хорошо, — оскалился Гилберт и посмотрел за спину. — Темнеет, — Людвиг обратился к Ивану, — в этой ситуации твоя магия может быть полезной. Иван кивнул и встал. Осмотрев местность, он глубоко вдохнул, на выдохе посылая энергию в воздух. Будто из ниоткуда выросли ледяные кристаллы, собираясь в стену высотой в человеческий рост, окружившую группу. Тяжело дыша, он сел обратно. — Я все еще не восстановился после битвы с Аграмоном. Боюсь, вторую такую стену мне не состряпать. Волки завыли снова, прежде чем небо почернело и все вокруг затихло. От холода немели руки и ноги, но двигаться никто не хотел, лишь плотнее прижимаясь друг к другу вокруг костра. Никто не подавал голос. Никто не двигался. Огонь оставался последней защитой и источником тепла, пока страшная мысль о побеге от волков прочно засела в головах. Почему они боялись? Это же всего лишь волки. Всего лишь волки… Франциск сидел задумчивее остальных. Нельзя недооценивать волков — это смертельная ошибка. Первый вой зимних волков вернул воспоминания многолетней давности, которые ему давно стоило похоронить. Стая волков, ворвавшаяся в Париж в 1450 году, убила сорок человек, прежде чем они были устранены у Нотр Дама. Суассонские волки, напавшие на восемнадцать человек и убившие четверых в 1765 году. Едва ли год спустя — Перигордские волки, стая из четырёх волков, которую едва удалось отстрелять. Голова волчицы была принесена королю в знак того, что опасность была устранена, и Франциск, будучи молодым и любопытным, заглянул в окровавленную пасть, увидев два ряда окровавленных зубов, с которых свисали куски плоти. Франциск вздрогнул, придвигаясь ближе в Артуру. Британец заметил, но лишь мельком посмотрел на него, тут же возвращаясь взглядом к огню. Тогда, в 1450-м, Франциск был там. Он видел, как волки вгрызлись в горло женщине, пытавшейся убежать. Все думали, что городские стены Парижа способны защитить людей от таких монстров. Они ошибались. Глубоко ошибались. Так же, как ошибался Франциск, надеясь, что политические стены его страны удержат её от таких же волков извне. Когда он все же ушёл спать, его голову все ещё заполоняли мысли о прошлом. После всего, через что они прошли, им нельзя было погибнуть в пасти волков. У им предстояло пройти ещё слишком много. «Мать природа всегда всё делает по своему. И милосердие ей не свойственно…» — думал Франциск, ложась на спальник рядом с Артуром в отделении от остальных. Артур посмотрел на него с тревогой. — Франциск, ты выглядишь… не очень. — Ты тоже не красавец. — Ты знаешь, о чем я. Франциск вздохнул. — Почему всё в этом мире против нас? Артур помотал головой. — Природа не выбирает стороны. — Я знаю, — Франциск посмотрел на забинтованные ладони Артура, — Как ты? Артур проследил за взглядом Франциска и спрятал руки. — В норме. Я справлюсь. Легкие ожоги для меня не помеха. Франциск скептически на него посмотрел. — Я знаю тебя тысячу лет, ты правда думаешь, что я не могу понять, когда ты мне врёшь? — Я не вру, — отрезал Артур, — Эти ожоги мне не мешают. — Я не об этой лжи. Артур опустил глаза в землю. — Они заживут сами. А мир сам себя залечить не может, — прежде, чем Франциск успел что-либо ответить, Артур взялся за край своего свитера и попытался его снять. Он сморщился от боли, очевидно пытаясь это скрыть. — Позволь мне, любовь моя, — Франциск сам взял свитер, и Артур отпустил ткань. Сняв свитер, Франциск встретился с ним глазами, — Огонь не может убить огонь, — он провел пальцами по его груди, животу и бедрам, — Но даже огонь страдает от холода. Ты заболеешь. Артур улыбнулся. — Ты забыл? Спать обнаженным — лучший способ сохранить тепло тела. Или твоим солдатам такого не говорили? Франциск ухмыльнулся, снимая с себя и Артура оставшуюся одежду. — Поверь, им не нужно было ничего говорить. Для моих людей это истинкт, — он притянул Артура к себе, соприкасаясь с ним телами. Британец задрожал, то ли от холода, то ли от близости, — Для меня инстинкт — быть рядом с тобой. Артур закатил глаза. — Годы идут, а ты всё никак не меняешься. — Ничего не могу с собой поделать, такова моя природа, — он добавил с улыбкой, — Ты слишком красив, чтобы я себя сдерживал. Артур цокнул языком и заметно покраснел. — Не важно. Залезай в спальник, пока мы не отморозили себе всё, что можно. — После тебя. Они легли рядом, обмениваясь теплом своих тел. Франциск взял руки Артура в свои. — Они все ещё горят. Артур выдернул их. — Хватит жаловаться. Я справлюсь. Чем больше ты волнуешься, тем больше они будут болеть. Франциск вздохнул. — Ну и что мне с тобой делать? — Поцелуй меня, придурок, — рявкнул Артур, — Ты думаешь я просто так лежу так близко к тебе голый? Тупая лягушка… Франциск ничего не ответил, лишь поцеловал его. Крепко, голодно, отчаянно, но идеально для них обоих. Франциск понимал, что Артур хочет большего, и перекатился, садясь сверху. Британец удивленно уставился на него. — Ты не будешь свер… — А-а, — Франциск помотал пальцем, улыбаясь — Твои руки, дорогой. Артур раздраженно выдохнул и снова примкнул к нему губами. Губы Франциска перешли на его шею, пока он проводил руками по его груди. Франциск прикусил место между шеей и плечом Артура. Он ощущал глухую боль в пояснице при каждом движении, но был готов игнорировать её ради Артура, который явно нуждался в этом. — Артур, любовь моя, — пробормотал Франциск, оставляя поцелуи на тёплой коже за ухом. Артур цокнул языком, поворачиваясь к нему. — Заткнись уже, — он снова прижался к нему губами, на что Франциск ответил тем же, проталкивая внутрь язык. Руки Артура обернулись вокруг его шеи, и он чувствовал его возбуждение. Снова раздался вой. Они отскочили друг от друга. Франциск резко повернулся в сторону воя. Казалось, что волк совсем близко. Его тело напряглось, о любом возбуждении можно было забыть. Артур под ним заёрзал. — Франциск? Это всего лишь волк… Франциск проигнорировал его и подождал, пока закончится вой, прежде чем перекатиться обратно на своё место, прижимая британца к себе. — Прости меня, — он задрожал, — В следующий раз. Артур не мог поверить в происходящее. Они были так близки, а теперь Франциск остановился из-за какого-то волка? Артур призвал легкое заклинание, чтобы избавиться от мешающего спокойно лежать возбуждения. Почувствовав облегчение, он выдохнул. Однако он чувствовал, как даже секундное использование магии истощает запасы его энергии. Не начинай то, что ты не в силах закончить, лягушка, — хотел сказать Артур, но Франциск уже крепко спал — или очень успешно притворялся.