Стоя на краю света

После эмоционального всплеска Гилберта, все шли в напряжении. Сам Гилберт шёл, щурясь и плотно сжав зубы. Людвиг надеялся, что он не сломается. Сейчас, однако, он не мог сделать ничего, чтобы достучаться до брата. В последнее время он слишком часто закрывался в себе, и Людвига это пугало. Он был потерян, и Людвигу невольно вспомнились времена Третьего Рейха. Тогда Гилберт так же сбился с пути, и сейчас Людвиг боялся, как бы он сам не начал погружаться в угрюмое молчание. Гилберт был старше, опытнее, мудрее. Если не справлялся он, как долго осталось Людвигу? — Людвиг? Голос Феличиано вывел его из транса. — Да, Фели? Итальянец выглядел встревоженным. Глубоко встревоженным. Он видел состояние Гилберта и боялся, что Людвиг скоро станет таким же. Ему казалось, что о нем все забыли. Ловино с ним не разговаривал — он не мог потерять ещё и Людвига. — Ты в порядке? — Да, в полном, — ответил немец, удивленный тем, насколько глухо звучал его собственный голос. Феличиано ничего не ответил, опуская глаза в землю. Людвиг почувствовал, как что-то коснулось его руки. Он поднял взгляд на Феличиано, и тот крепко сжал его ладонь в своей. Итальянец не смотрел на него, а продолжал разглядывать землю под ногами. Немец твёрдо смотрел вперёд, но теперь он улыбался. Альфред заметил их руки, и почувствовал внезапную тягу. Он оглянулся на Ивана, который шёл вдалеке от него, смотря перед собой. Альфред чувствовал вину за то, что не был так близок Ивану, как тот этого заслуживал. Он хотел быть с ним, но… навалилось слишком много всего. Но и спешку русского он понимал так же хорошо. Каждый день они рисковали своими жизнями. Альфред не хотел думать о мире, в котором один из них погибнет до того, как они стали по-настоящему близки. На опушке леса их ждал Винстон. Он слабо улыбнулся приближающимся. Его глаза были красными от слез. — Ну, вот мы и здесь, — в его голосе дрожала неуверенность, — Великие Степи. — Давайте остановимся на просто «Степях», слово «великий» мне скоро оскомину набьёт, — сказал Садык, и позади раздались слабые смешки. Впрочем, тревоги в голосах было больше, чем радости. Артур осмотрел ландшафт перед собой: километры за километрами сухой желтой травы и холмов. Никаких признаков жизни и сплошное серое небо. Британец не хотел дать степям себя напугать, в конце концов, это было почти то же родное и любимое им море. — Пошли. Пока нас окончательно не нагнала зима, — он первым сделал шаг вперёд. Вся группа двинулась за ним. Альфред ободряюще улыбнулся Винстону, пройдя мимо него, но штат остался на месте, смотря, как они уходят, со слезами на глазах. Альфред остановился. — Винни? Он ждал, что Винстон попросит его не называть себя так, но в ответ услышал лишь глубокий дрожащий вздох. — Пока, пап. Альфред уставился на него, и к этому моменту все остальные тоже остановились, наблюдая за происходящим. — Ты не можешь оставить нас, — с ужасом сказал Феличиано, — Ты единственный знаешь степи. Без тебя мы потеряемся. — Мне жаль, но у меня есть обязанности кое-где ещё. Прежде, чем я нашел вас в бункере, я защищал город неподалёку с группой повстанцев. Я почувствовал, что отец рядом, и сказал им, прежде чем уйти, что вернусь в течение недели. И я сдержу свое слово. — Почему ты раньше мне не сказал? — Потому что я знал, что ты тут же скажешь мне возвращаться к ним. Альфред усмехнулся сквозь слёзы. — Тебе правда стоит вернуться. — Я знаю. Они стояли и смотрели друг на друга. Альфред хотел обнять сына, но знал, что это сделает расставание более тяжёлым. Он ограничился кивком головы. — Удачи, сынок. Мы все наладим, я обещаю тебе. — Я знаю, — Винстон выудил из сумки ковбойскую шляпу и натянул на голову. Альфред улыбнулся. Шляпа дополняла его, — Не хотелось светиться ей, пока за мной охотились. Но теперь… я с вами. Больше я не позволю им мне угрожать и верну то, что принадлежит нам, — он снял шляпу в прощальном жесте, — во что бы то ни стало. — Во что бы то ни стало, — улыбнулся в ответ Альфред. Они пошли дальше в сокращённом составе. Альфред не переставая оглядывался назад, пока фигура Винстона не исчезла за тенями деревьев. Сердце болезненно сжалось. Два штата мертвы, один остался позади. Когда же это кончится? Он напрягся, чувствуя, как кто-то взял его за руку. Он поднял голову и встретился с парой фиалковых глаз, внимательно смотрящих на него сверху. Иван поддерживающе улыбнулся. — Он будет в порядке. Насколько я знаю, ковбои — ребята крепкие. Альфред улыбнулся. — Да… да, он будет в порядке. Никто не заметил, что они держатся за руки. Все были слишком заняты приближающимися тучами. Прямо навстречу грозе. Как символично. Ловино был погружен в свои мысли. Гроза в небе не шла ни в какое сравнение с грозой, бушевавшей в его голове. Он все ещё не верил, что позволил Гилберту переспать с ним. Этот ублюдок был последним, кого бы он выбрал, не будь он в отчаянии. В тот момент рядом оказался именно он. Антонио больше не мучил его сознание. Это единственное, что он получил из этого. Ловино мог спать спокойно, не вскакивая посреди ночи в слезах от видений о своём погибшем возлюбленном. Он стал сильнее. Ему было больно думать о том, что он забыл испанца, но он также понимал, что не может больше о нем скорбеть. Ему нужно было сфокусироваться на более важных вещах — на выживании. Он продолжал убеждать себя в том, что то, что он сделал с Гилбертом было правильным, необходимым для его выживания и сохранения рассудка, но все еще чувствовал себя виноватым. Он воспользовался другим человеком. Он знал это. Но опять, а было ли Гилберту вообще дело? Ловино веками наблюдал, как Пруссия спит со всеми без разбора, никогда не загоняется по этому поводу и не думает о последствиях. Почему сейчас-то ему вдруг стало так больно и обидно от того, что он переспал с кем-то случайным? Но чем больше Ловино наблюдал за Гилбертом, тем больше он подозревал, что это была не фальшь. Альбинос был напряжен, зол и… потерян. Будто не мог выбрать из двух невозможных вариантов. Ловино не знал, из чего именно, но в глазах Гилберта читалась нечеловеческая боль. Утром Ловино боялся, что он выдаст их перед всеми. Но сейчас он намного больше боялся того, что именно он был виноват в срывах Гилберта. Черт. Он просто передал свои страдания другому. Он не собирался, но сделал это. Своим глупым, импульсивным поступком Ловино снял собственную боль, но нагрузил ей Гилберта. Каким же он был неудачником. Всегда им был. Не удивительно, что Рим всегда больше любил Феличиано. Да к черту, все любили Феличиано больше, чем его. Феличиано никому не делал больно. Феличиано был идеальным. Как такой дерьмовый человек, как я, смог выжить так долго? Это моё наказание: всё рушить и вечно терпеть последствия своих поступков. Какой же я жалкий… Артур раздраженно выдохнул, рассматривая надвигающиеся тучи. Он надеялся, что они пройдут чуть дальше прежде чем их настигнет буря, но ветер крепчал, и он знал — гроза начнётся не позже, чем через час. Он остановился, и все остальные остановились с ним. — Мы не можем мокнуть в такой холод, — объявил Артур. Он хотел бы быть в лесу, под густыми деревьями, но они не могли позволить себе идти назад. Только вперёд, — Разобьём лагерь здесь. Он опустил сумку и осмотрел степь. Так далеко. Он чувствовал, как болят его кости. Вдруг его взгляд зацепился за что-то необычное. Фигура. Одинокая фигура вдалеке, окруженная тенью. Сердце Артура, казалось, остановилось. Это был кто-то из Организации? Почему никто ничего не заметил? Почему они не убегают? Артур продолжал смотреть, замороженный шоком, на приближающуюся фигуру. Он резко заморгал, мотая головой. Мираж. Но разве миражи не случались лишь в пустынях? Единственное объяснение, помимо миража — его собственное воображение. Он увидел её. Британию. Он узнал её даже со спины. Золотые кудри спускались каскадом по спине почти до колен. В пряди волос были вплетены цветы и листья. Она была такой, какой Артур любил её вспоминать: без шлема, щита, трезубца или льва, лишь в белой полупрозрачной робе. Чистый дух, которому жизнь была дарована землёй, и который отдавал её обратно земле своей магией. Такой она предстала перед ним впервые, когда Артур был ещё ребёнком. Он хотел подбежать к ней и рассказать ей о всех своих проблемах, дать ей утешить его и развеять все сомнения… Она обернулась, и его сердце подскочило. Её серая кожа плавилась на костях. Кудри золотых волос превращались в гнездо склизких, вьющихся червей. Вместо изумрудных глаз на него смотрели две чёрных пропасти. Длинные, когтистые пальцы звали к себе. Она раскрыла рот, и из него хлынула река крови. Она понеслась к нему, чтобы поглотить раз и навсегда. Артур хотел закричать, убежать прочь, но он был будто прикован на месте. Всё, что он мог делать, это молча смотреть, как к нему несется кровавая река, наполненная изувеченными трупами. Они ждут тебя, любимый. Обречённые ждут тебя. Присоединись к ним. Но сначала пролей их кровь. Рука на плече Артура заставила его пошатнуться. Он едва не споткнулся, услышав голос Франциска. — Артур, дорогой, все хорошо? Ты выглядишь бледным. Артур быстро выпрямился, резко повернув голову к месту, где стояла Британия. Но её там уже не оказалось. Ничего не осталось. Ни духа, ни крови, ни трупов. Боже, что со мной происходит? — Артур? — Все хорошо, Франциск, — Так ли это? Артур старался взять свой пульс и дыхание под контроль. Теперь он боялся, что чем дальше они пойдут, тем больше страшных видений будут ему являться. В степи скрываться негде. Франциск все ещё смотрел на него. Выражение лица Артура нельзя было описать никак кроме чистого ужаса. Он нечасто видел его, вернее, Артур нечасто позволял ему его увидеть. Он хотел спросить, не хотел ли Артур прилечь и дать ему самому поставить палатку, но Артур посмотрел на него и сказал: — Идём, поставим эту штуку. Франциск продолжил смотреть на него и его дёрганые движения, пока Артур разворачивал палатку. Заметив, что Франциск не помогает ему, Артур почувствовал раздражение — нет, злость. Артур очень злился, и совершенно не понимал, почему, знал лишь, что обязательно должен злиться. — Хватит стоять как истукан, помоги мне с этой чёртовой палаткой! — крикнул Артур, и Франциск вышел из задумчивости, подбежав к нему, чтобы помочь. Его сердце стучало с перебоями, пока они распутывали узлы на креплениях. Этот взгляд в глазах Артура, этот голос… за все годы, что Франциск знал его, он никогда не видел его таким. Теперь все смотрели на них, и Артур набросился с упрёками и на остальных: — На что уставились? Я сказал: разбиваем лагерь! Все тут же отвернулись и вернулись к работе. Альфред не раз слышал Артура в гневе — часто он сам был поводом немилости своего наставника — но он сразу же понял, что что-то не так. Голос Артура звучал холодным, будто вовсе не его. Возможно, на него давила ответственность за миссию, но Альфред очень сомневался, что с его историей британец мог бы так легко сломаться. Человек, построивший величайшую империю в истории, не мог просто взять и резко сойти с ума. Альфред мог бы ожидать медленное падение в безумие, но даже это казалось маловероятным. Напряжение вернулось в десятикратном объёме. Теперь им нужно было беспокоиться о Гилберте и об Артуре. Блеск. Просто превосходно. Альфред и Иван обменялись взглядами, и было очевидно, что русскому не по себе. Не то что бы он боялся Артура или Гилберта — даже в такой ситуации он бы не стал их бояться — но их нестабильное поведение могло нарушить единство группы, а сейчас им как никогда было важно оставаться вместе. Первые капли дождя упали, как только они закончили ставить палатки. Все молчали, боясь снова вывести Артура из себя. Даже Франциск сомневался, когда заходил с ним в одну палатку, и чувствовал себя из-за этого ужасно. Ещё прошлой ночью Артур признавался ему в любви. Куда подевался тот Артур? Этот был другим. Это был не Артур. Франциск чувствовал взгляд Артура на себе, залезая в спальник. Он оглянулся, и кровь застыла у него в жилах. В глазах британца было что-то темное, далёкое и жестокое. Прежде, чем Франциск успел среагировать, Артур набросился на него, прижимая к земле. Франциск пытался вырваться, но с удивлением и ужасом обнаружил, что сильно уступает ему в силе. Казалось бы, сейчас, когда они были людьми, их силы должны быть равны? Артур прижал его руки к земле одной рукой, другой впиваясь в его рёбра, раздирая одну из ран, которая только начала заживать. Франциск вскрикнул от боли, ерзая и пытаясь вырваться из стальной хватки. — Хватит! Артур, что на тебя нашло? Слезь с меня! Прекрати! — Не указывай, что мне делать! — рявкнул Артур, грубо хватая Франциска за волосы. Франциск снова вскрикнул, стараясь сдерживать слезы. — Пожалуйста, — почти прошептал он. Артур замер, будто просыпаясь ото сна, и посмотрел вниз. — Франциск? Какого… — британец почувствовал на своих пальцах что-то тёплое и влажное и посмотрел на рубашку Франциска, на которой проявлялось красное пятно. Кровь, — О господи… Франциск сел, потирая запястья, и Артур тут же в спешке слез с него. Он смотрел, не отрываясь, на кровь на чужой рубашке. — Черт… дай я… — он вытащил из сумки рулон бинтов, задрал рубашку француза и начал обматывать свежую рану. Франциск молчал, не в силах сказать или сделать что-то. Закончив, Артур сел на пол. — Я… сделал это? К Франциску вернулся дар речи. — Артур… — Просто скажи мне. — Да, — прохрипел Франциск, опуская глаза в пол. — О черт… — Артур едва мог поверить в это, — О черт, это… это был не я, я был не в себе… Франциск придвинулся к нему, забыв про свой страх и про боль от новой раны. Он протянул руку. Он должен, обязан был убедиться, что перед ним все ещё был его Артур. Но британец отпрянул, пятясь к обратной стороне палатки. — Тебе лучше уйти. Иди в палатку к Мэттью. Здесь тебе быть небезопасно. Я не знаю, смогу ли… — его глаза расширились от внезапного осознания, — Выходи. Давай же! Франциск напрягся и вышел, забирая свои вещи. Артур ненавидел быть таким жёстким с ним, но себя он больше не контролировал. Что-то не в порядке. Совсем не в порядке. Когда шаги Франциска отдалились, Артур бросился к своей сумке. Он нашел ловец снов, тут же отбрасывая его в сторону. Сейчас он уже не поможет. То, что сидело внутри него, было достаточно сильным, чтобы обойти защиту. Наконец, он нашёл свою книгу заклинаний — старинный чёрный фолиант с пожелтевшими от времени страницами, пропитанный магией — и положил перед собой. Страницы пролетали под пальцами, пока он искал заклинание, достаточно сильное, чтобы защитить себя. Он нашёл подходящее и напряг мозг, стараясь сфокусироваться на словах. Одно неправильное слово, один слишком длинный слог, и заклинание убьёт его. Он прекрасно знал это, но доверял себе, несмотря на его состояние. Воздух вокруг него менял температуру и шипел, но в остальном присутствие магии не было ощутимо. В конце концов, он направлял заклинание на собственное сознание. Закончив, он ждал резкой боли в голове, но её не последовало. Артур сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Заклинание было сильным и требовало много энергии ‐ он знал, что мало помалу оно будет высасывать из него силы. Британец почувствовал слабость и чуть не упал на землю. Он забыл, что сейчас имел тело обычного человека. Обычно такое заклинание лишь немного выбивало воздух из лёгких; сейчас же ему казалось, что он пробежал марафон. Артур был вынужден отменить заклинание, или рисковал упасть во мрак. Ему едва хватило сил проговорить необходимые слова, и он упал на свой спальник. Веки закрывались сами собой. Заклинание пропало, но его было достаточно, чтобы отпугнуть то, что мучило Артура. Не в первый раз кто-то пытался захватить его разум — он был опытным магом, и даже новичок мог почувствовать его присутствие на другом конце света. Он был мудрым и могущественным, а значит очень желанным. Но Артур также мог хорошо защитить свой разум, хотя в последние дни фокусировался на более острых проблемах, таких как выживание. Обычно ему хватало небольшого заклинания, чтобы припугнуть захватчика и наградить его головной болью длиной в месяц, но сейчас он уже не хотел быть таким милостивым. И все же, из-за многолетнего опыта в магии, Артур был очень суеверным. Он схватил ловец снов и прижал к груди, тут же засыпая. В ту ночь ему не снились кошмары, и Артур был счастлив.