Стоя на краю света

Артур лежал, свернувшись, в своём спальнике, крепко сжимая в руках ловец снов, когда он почувствовал, как что-то рядом начало двигаться. — Франциск? — Да? — Мне казалось, что мы уже это обсуждали. Это моя половина палатки, а там твоя половина. Франциск вздохнул. — Я не могу уснуть. — С чего вдруг? — Плохие воспоминания. Артур напрягся, чувствуя себя последней тварью. — Прости. — Не стоит. Просто не хочу… — Франциск почувствовал, как на глазах выступают слёзы, — Я больше не хочу чувствовать их… внутри себя, — он заплакал, не скрываясь. Артур был в растерянности. Он никогда не был в ситуации, когда Франциск сам обращался к нему за помощью. Разве что во время Суэцкого кризиса со своей бредовой идеей женитьбы, но тогда он не был настолько разбит. Артур вздохнул и перекатился на бок. Франциск не отрывал рук от лица. В первый раз в жизни он искренне жалел его. — Франциск. Француз перестал плакать и оторвал руки от лица. Оно покраснело, глаза затуманились. Он громко шмыгнул носом. — Прости, Артур. Я просто… извини, что потревожил тебя. Тебе нужно отдохнуть… — Нет, — сказал Артур, смотря ему в глаза, — Мне жаль, что они сделали это с тобой. Никто не заслуживает такого, — затем он неуверенно добавил, — Если я могу чем-то помочь… Франциск моргнул, удивлённый предложением помощи от Артура. На его глазах снова навернулись слезы. — Я всё ещё чувствую их… каждого из них, — всхлип, — Я не хочу, я не могу так больше. Я ненавижу это каждую секунду, Артур. Я не… Я… — он заикнулся и сделал глубокий вдох, — Днём легче. Я стараюсь об этом не думать. Но ночью… когда я сплю, я вспоминаю всё. Так, будто это происходит снова, прямо сейчас. Я чувствую всё, мне больно, мне страшно. Я ненавижу это, ненавижу, — он снова отчаянно разрыдался. Артур чувствовал, как его сердце разрывается. Это был плач сломленного человека. Он взял ладони Франциска в свои, зная, что, будь он в аналогичном состоянии, хотел бы, чтобы кто-то сделал так же. — Что ты хочешь, чтобы я сделал, Франциск? Франциск сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем посмотрел ему прямо в глаза. — Артур, я не хочу больше чувствовать их. Мне нужно что-то ещё… я хочу чувствовать что-то кроме них. Что-то, что не будет больно вспоминать… — его глаза защипало от слез. Он боялся быть отвергнутым. Боялся зысыпать так. Боялся, что сойдет с ума от воспоминаний. Его дыхание сбилось в горле, и он надеялся, что Артур поймёт, о чем он его просит. Артуру потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать сказанное Франциском, но в итоге он пришёл к одному единственному выводу, в которое едва мог поверить. — Ты… ты хочешь, чтобы я… трахнул тебя? Франциск поёжился от этого слова. — Нет, не так. Они все время так говорили… там было только это, не было никакой… — он помотал головой и крепко сжал ладони Артура, — Нет, Артур, я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. Сердце Артура бешено заколотилось. Франциск, который всегда похвалялся своими постельными похождениями, просил его заняться с ним любовью? — Пожалуйста. Артур, я не могу просить кого-то ещё. Они не поймут. Артур, пожалуйста, я не хочу больше чувствовать их, не хочу! Он снова начал плакать. Он знал, что Артур отвергнет его. Артур ненавидит его. Артур всегда его ненавидел. Он ни за что не… Артур вылез из своего спальника и забрался к Франциску. Француз чуть не подавился, когда Артур сел на него сверху. — Ч-что? Артур, ты… — Занимаюсь с тобой любовью? — ответил британец, все еще мирясь с этими словами, — Да. Артур не считал эту просьбу настолько сложной. Он был сверху, и Франциск искренне хотел этого. Почему бы не согласиться? Он прошёл через многое, да и они были соседями по палатке. Были и другие причины. Причины, которые Артур ещё не был готов признать, поэтому прогнал мысли о них как можно дальше, припадая губами к губам Франциска. Франциск почувствовал, как его сердце пропустило удар, и он ответил, приоткрывая губы, впуская внутрь язык Артура. Франциск почувствовал, как в его волосы забираются чужие пальцы, притягивая его ближе. Он боялся прикоснуться к Артуру, опасаясь, что все это — жестокая иллюзия, порожденная его потерянным сознанием. Но это не было ложью. Это правда происходило, и Франциск начинал верить. Он медленно поднял руки, обвивая их вокруг шеи Артура. Губы британца переместились на его шею, аккуратно дразня кожу, стараясь не задеть свежие шрамы. Франциск заёрзал и издал тихий стон, и Артур почувствовал, как его член начинает твердеть. Он нуждался в этом не меньше самого Франциска. Руки Артура взялись за край свитера Франциска (технически, это был свитер Мэттью), и тот поднял руки, чтобы Артур смог снять его. Британец отклонился назад, чтобы посмотреть на грудь Франциска, и почувствовал, как его желудок скрутило. Весь торс француза был покрыт шрамами и синяками всех цветов от темно-синего до болезненно-желтого. Артур видел отпечатки грубых ладоней, маленькие крестообразные раны от ногтей и множество маленьких круглых ожогов. — О Господи… — выдохнул Артур, мягко проводя пальцем по одному из шрамов. Франциск закусил губу и болезненно выдохнул. Боже, они тушили об него сигареты. Он покачал головой, — Почему ты ничего не сказал? — Я не хотел, чтобы кто-то волновался. Я в порядке, правда. Все не так плохо… — Не говори так, — настаивал Артур, чувствуя, как внутри извивается чувство вины, — Мне так жаль. Мэттью был прав. Нам стоило быть быстрее. Может быть, этого бы не случилось… Франциск взял лицо Артура в свои руки. — Ничего из этого не твоя вина, cher. Это неудачное событие, которое никто не мог предугадать или предотвратить. Я не хочу, чтобы кто-то брал на себя вину за то, что случилось. Особенно ты. Артур замер. — Почему я? — вопрос прозвучал едва ли шёпотом, но Артур уже знал, каким будет ответ. Франциск улыбнулся. — Parce-que je t'aime, Arthur. Je t'aime depuis longtemps, mais tu n'as jamais vu. Артур почувствовал, как краснеет, переводя услышанное. Он раз за разом прогонял в уме эти слова, не веря своим ушам, но каждый раз получал один тот же ответ: Потому что я люблю тебя, Артур. Давно люблю, просто ты никогда этого не видел. Он смотрел на него, не зная, что сказать, а его сердце было вот вот готово вырваться из груди. Франциск испугался, что сказал лишнее, что Артур остановится и отвергнет его. Он не выдержит этого. Только не сейчас, когда он вывернул наружу свою душу, а Артур был так близко. — Пожалуйста, — Франциск протянул к нему руки, — Артур, пожалуйста. Сердце Артура сжалось, и он упал в раскрытые руки Франциска. Они обняли его за плечи, и Артур вновь припал губами к израненной шее Франциска. — Я все видел, — Франциск дернулся от неожиданности, услышав французскую речь из уст Артура, наклонившегося к его уху, — Просто не хотел в это верить. — Почему? — прошептал Франциск, едва веря собственным ушам. Артур усмехнулся. — Я англичанин. Франциск улыбнулся. Артур отстранился и строго посмотрел на него. — Ты уверен, что хочешь этого? Не слишком ли скоро? — Нет, — не выдержал Франциск, притягивая к себе лицо Артура, — Ты уже заставил меня ждать слишком долго. Не смей заставлять меня ждать ещё дольше. Артур улыбнулся и снова поцеловал его. Все сомнения пропали. Все, что он знал — он нужен был Франциску, и он был готов сделать что угодно, чтобы помочь ему забыть свою боль. Артура мягко провел пальцами по телу Франциска, стараясь обходить раны и действовать как можно нежнее. Он не думал, что кто-то с таким количеством травм способен чувствовать удовольствие от прикосновений, поэтому удивился, когда Франциск довольно выдохнул. Он воспринял это как разрешение спуститься ниже и взялся за брюки француза. — Давай, — выдохнул Франциск, и Артур стянул с него штаны вместе с бельём. Он нечаянно коснулся пальцами его члена, и Франциск застонал. Артур сел, смотря на его обнажённое тело. Конечно, он уже видел его, но сейчас он смотрел на него с другими планами. Артур снял с себя рубашку, брюки и бельё. Он снова наклонился к Франциску, и от соприкосновения с его кожей по телу разлился жар. Франциск обвил его руками, вцепляясь пальцами в его кожу и прижимаясь к нему бёдрами. Он прижался губами к уху Франциска. — Подготовить тебя? — Нет, — Франциск притянул к Артура к своей груди, стараясь быть как можно ближе к нему. Ощущение кожи Артура на своей давало ему чувство безопасности, — Нет, мне это не нужно. Артур отстранился, удерживаясь на локтях, и посмотрел на него с тревогой. — Но… Франциск, будет больно, — он плюнул в руку, пытаясь хоть как-то смазать себя. Он хотел, чтобы у Франциска был хоть какой-то уровень комфорта. Франциск грустно улыбнулся. — Не больнее, чем уже было. Артур почувствовал, как глаза защипало от слез. Никогда раньше он не видел глаза Франциска такими… пустыми. И виноват был он сам. Артур должен был руководить группой. И привёл их в ловушку. Он не мог позволить Франциску увидеть его слезы — он не имел права плакать при нём, будто он от чего-то страдал, когда сам Франциск прошёл через такую боль, которую он даже представить себе не мог. Он уткнулся носом в шею француза, стараясь держать голос ровным. — Боже, Франциск, мне так жаль, — он начал медленно входить, чувствуя себя отвратительно. Чем он был лучше тех людей, которые так жестоко обошлись с Франциском без единой мысли о его чувствах… Но Франциск прижался к нему со всех сил, и этого было достаточно, чтобы Артур продолжил. — Не надо. Не вини, ах, себя… Артур не ответил, слишком сосредоточенный на ощущениях внутри Франциска. И тут, он начал сомневаться. Ему казалось неправильным соглашаться на это, пока его раны не зажили, а воспоминания были ещё свежи. Но Франциск не отпускал его, продолжая стонать его имя. — Артур… — Франциск, — прошептал Артур, останавливаясь и мягко целуя его, — Ты в порядке? — Да, — он двинулся ему навстречу, — Я готов. Пожалуйста, двигайся. Артур глубоко вздохнул и послушался. Франциск тихо простонал, но Артур видел, что он пытается сдержать дискомфорт, — Франциск, нам не обязательно делать это сейчас. Может, потом? — Нет! — прошипел Франциск, крепко обнимая Артура, — Я не выдержу, если мы сейчас остановимся. Артур, пожалуйста, не бросай меня, — Не бросай меня так, как я думал, что бросил. Франциск закусил губу, впиваясь ногтями в спину Артура. Артур почувствовал, что хочет его обнять. Он притянул его к себе так, чтобы он сел у него на бёдрах, положив лицо на плечо француза. — Я бы никогда не оставил тебя так, — затем добавил тише, — Но я не хочу делать тебе больно. — Ты никогда не сделаешь мне больно, любовь моя, — заверил его Франциск, — Мне нужно это… мне плевать, если это разорвёт меня на части, я больше не могу терпеть. Ты нужен мне. Артур начал двигаться. Франциск вновь впился ногтями в его кожу, издавая тихие стоны от смеси боли и наслаждения. Артур продолжал, несмотря на то, как мерзко он себя чувствовал, но он хотел помочь Франциску чувствовать себя лучше, и только это было важно в тот момент. Ему было больно. Артур делал ему больно, и Франциску было мерзко от этого чувства. Он ненавидел тех мужчин. Тех, кто сделал это с ним, из-за кого он чувствовал боль, пока Артур занимался с ним любовью. Они отняли всё. Это было несправедливо. Но он был непреклонен в своем желании получить назад хоть что-то, поэтому он начал двигаться в такт с движениями Артура, зарывшись носом в его волосы, вдыхая запах любимого человека, чтобы напомнить себе — эта боль не была напрасной. Артур возвращал ему безопасность, которую у него отняли. Британец провел рукой по члену Франциска. По его щекам текли слезы от боли, но он кончил, и того, что он кончил от рук Артура, ему было достаточно. Артур начал отстраняться, чтобы вовремя выйти, но Франциск обхватил его так, будто от этого зависела его жизнь. — Нет, Артур… Умоляю, смой их. Я хочу, чтобы они пропали навсегда, прошу тебя., — затем он добавил почти шепотом, — Я хочу тебя и тебя одного. Артур снова почувствовал на своих глазах слёзы и толкнулся последний раз, кончая внутрь. Он крепко прижал Франциска к себе. Боже. Почему ему понадобилось так много времени и то, что случилось с Франциском, чтобы осознать, что он не может без него жить? Артур аккуратно уложил Франциска обратно на спальный мешок и вышел из него. Он наклонился над ним, целуя его. — Я люблю тебя, — почему-то эти слова больше не казались ему невозможными. Франциск счастливо улыбнулся, тихо всхлипнув. — Я знаю, дорогой. Они уснули в обнимку, переплетаясь телами и душами. *** Её дыхание сбивалось. Она бежала уже несколько часов, пытаясь оторваться от от своих преследователей. Со временем она начинала понимать, что все её старания были напрасны. Они продолжали догонять её, раз за разом нападая на её след. Но сдаться без боя она не могла. Ради своей страны она была готова на всё, и не могла позволить себе просто перестать бороться. Бежать больше не было мочи. Силы кончались, ноги болели. Ещё немного, и она не сможет двигаться. Пять дней погони. Без сна. Без отдыха. Почти без еды и воды. Она умирала, но отказывалась в это верить. Она села, сгорбившись, за переполненной помойкой, надеясь, что её запах собьёт преследователей со следа. Но все тщетно. Преследовавшие её люди завернули в переулок и стали медленно продвигаться по нему, вынюхивая каждый угол. В руках у каждого было по заряженному пистолету. — Ну где же ты, упрямая сучка? — Ты не устала ещё? Выходи, мы тебя усыпим раз и навсегда. Луна осветила лицо одного из мужчин. Она довольно улыбнулась; на его лице сверкнул уродливый красный шрам, которым она наградила его при их последней встрече. Но сейчас у неё не было при себе ножа — она потеряла его, когда в спешке покидала свою хижину. Они почти настигли её, и ей стало ясно, что в этот раз она не сможет им противостоять. Она была слишком слаба. От этой мысли становилось мерзко и стыдно, и она резко встала, открывая ближайшую дверь и забегая внутрь под громкие крики мужчин. Пуля пробила фанеру, и она захлопнула дверь. Она хотела запереть её, но ржавый замок рассыпался у неё в руке. Она развернулась и метнулась к лестнице. Она была на середине пролёта, когда дверь распахнулась, застав её врасплох. Мужчины вломились в дом, осматривая темное помещение. Несколько человек заметили её и рванули за ней. — Стой где стоишь, тварь! — закричал один из них. Заметив, что она не послушалась, он выстрелил. С резким болезненным стоном она упала вперёд, ударяясь о ступени. Она схватилась за кровоточащее колено, стукнувшись головой о деревянную поверхность. Мужчины окружили её, направляя в неё свои пистолеты. Когда стало понятно, что она слишком отвлечена своей раной, чтобы среагировать, один из них схватил её за волосы и потянул вверх, заглядывая ей в глаза. — Говори, где они. Получив в ответ молчание, он резко дёрнул её за волосы. — Я говорю, быстро сказала, где они, мразь! Она ответила ему кровавым плевком в лицо. Разъяренный, он замахнулся и ударил её прикладом по виску. Она закусила губу, чтобы не закричать от боли, чувствуя, как по её виску течёт кровь, и снова упала на ступени. Ни за что она не даст им услышать свой крик. — А теперь, — он приставил к её виску ствол, — расскажешь нам, или мне попробовать убедить тебя другим способом? Она рассмеялась. Истерично, маниакально, отвратительно. Рассмеялась так, как не смеются живые. — Вы, ублюдки, думаете, что вам удастся что-то из меня выпытать? Удачи! — затем она добавила гробовым голосом, серьёзнее, чем когда-либо, — Вы ничего из меня не вытянете. Делайте, что хотите, но от меня вы не услышите ни слова. Один из мужчин посмотрел на человека со шрамом. — Что будем делать с ней? — Её будет слишком запарно держать в заложниках. — Но босс сказал, что не хочет, чтобы они… — Мне плевать, что там сказал босс! — он снова посмотрел на девушку, — Избавимся от неё. — Н-но что мы скажем боссу? — Скажем, что нашли мёртвой. — А тело? — Собаки добрались до него раньше нас, — он ухмыльнулся, снова смотря на неё, — Ты заставила нас неплохо побегать, девчонка. Я бы даже сказал, что было весело, но уж больно много чести. Последнее слово? Чувствуя приближение собственной смерти, она подняла голову и улыбнулась. Из рассечённой губы текла кровь, окрашивая зубы. — Единственное, о чем я жалею — у меня есть лишь одна жизнь, которую я могу отдать за свою страну. Не найдя в глазах стрелка понимания, она почувствовала к нему мимолетную жалость, и её череп прорезала пуля. *** Альфред проснулся с громким воплем. Глаза Ивана распахнулись, и он сел на месте, ошарашенно осматриваясь. Альфред вылез из их спального мешка и сидел с противоположной стороны палатки, свернувшись клубком, хватаясь за свою грудь и в ужасе пытаясь дышать. Русский в панике рванул к нему, хватая за плечи. — Альфред? Что случилось? Альфред оттолкнул его, вскрикнув от боли. Он вцепился ногтями в грудь так, будто пытался разорвать её. В ужасе Иван схватил его за запястье и попытался оттянуть в сторону. Это потребовало немалой силы, но в конце концов рука поддалась. Сердце Ивана ушло в пятки. Из глубокой раны прямо над сердцем Альфреда сочилась кровь. Иван хотел осмотреть её ближе, но рука Альфреда снова метнулась к ране, и он начал дёргаться и пинаться так сильно, что Ивану пришлось отодвинуться, если он не хотел получить ногой в лицо. — Больно! — вопил Альфред, — Больно! Больно! — Альфред, замри! — Иван прижал его ноги к полу, садясь сверху и придавливая собственным весом. Альфред вертел головой из стороны в сторону. Его глаза были широко распахнуты, как у загнанной лошади, и Иван боялся, что он совсем потерял рассудок. — Альфред! — закричал Иван, но парень не отвечал, все еще пытаясь вырваться, — Альфред! Прекрати дёргаться! Посмотри на меня! — Какого черта здесь творится?! — снаружи донесся голос Артура, который только встал, чтобы пойти будить остальных. Франциск последовал за ним, расстегивая молнию на палатке. Их встретила следующая картина: Иван, сидящий сверху на Альфреде, пытающийся его удержать и находящийся в почти истеричном состоянии. — Альфред, — снова сказал Иван, тряся парня перед собой. Он проигнорировал недоумевающие взгляды новоприбывших, — Альфред! Глаза Альфреда закрылись. Артур в ужасе вскрикнул и забрался в палатку. Увидев кровь на груди Альфреда, он поднял глаза на Ивана. — Что случилось? Он все еще жив? — Только бы он был ещё жив. Он бы начал обвинять Ивана в случившемся, если бы в глазах русского не отражалась та же паника, что в его собственных. — Да, он все ещё дышит. Но… Я-я не знаю. Я проснулся от его крика, и повсюду была кровь. Возможно он сам себе навредил. — Что? — Артур едва ли поверил услышанному. Альфред никогда не стал бы вредить себе… или стал? Он постарался успокоиться и потряс младшего за плечо, — Альфред? Глаза Альфреда приоткрылись. — А-арти? Артур облегчённо выдохнул. — Да… слава Богу. Альфред моргнул и осмотрелся. — Какого…? — он остановил взгляд на Иване, — С какого хрена ты на мне сидишь? — Ты брыкался. — Ну, а сейчас не брыкаюсь, можешь слезть? Ты меня сейчас раздавишь. Иван послушался, и Альфред сел. — Что слу– ауч, какого черта? — он посмотрел на свою грудь и увидел кровь, — Черт! У меня кровь идёт. — А ты наблюдательный, дурень, — сказал Артур, пытаясь держать голос саркастичным, что не очень получалось из-за волнения, — Ляг на спину, я принесу бинты, — он чуть не сбил Франциска, вылетая из палатки. На его место вошёл Мэттью. — Ал? Ты в порядке? — Да… ну, более или менее, — Альфред покачал головой, — Я не знаю. Помню очень жуткий сон… Мэттью прикусил губу, осматривая его рану. — Ал, ты не…? Альфред догадался о значении вопроса и обиженно посмотрел на брата. — Да нет конечно! Зачем бы мне пытаться выцарапать себе грудь? Если бы я хотел себя убить, я бы резал запястья или шею, и не своими же руками! — Мэттью не сильно успокоился, заметив, что Альфред не отрицает возможность попытки суицида как таковой, но промолчал. Артур вернулся и начал обматывать рану Альфреда бинтом. Американец зашипел через сжатые зубы. — Прости. Будет немного больно… Альфред, ты сказал, что у тебя был сон? Альфред нахмурился, напрягая память. — Да, я… о черт. — Что? — Артур начинал все больше волноваться. — Если это сделал не я и не Иван, то… — в его глазах появились слёзы, — Повторяется история, как с Мардж и моим плечом. Глаза Мэттью широко распахнулись. — Ты имеешь у виду… ты думаешь, что умер кто-то из твоих штатов? — Думаю? — ответил Альфред эмоциональнее, чем рассчитывал, — Это было чертовски больно. Я знаю, — затем он шокированно добавил, — И… я не думаю, что это был сон. Мне кажется… я видел это сам. — Кто это был? — подначил его Артур, — Ты знаешь? — Па! Голова Альфреда дернулась в сторону выхода. Винстон пробежал через весь лагерь и пробился сквозь толпу к палатке. Он осмотрел Альфреда широко раскрытыми глазами. — Черт, пап, что случилось? Не надо было мне уходить на разведку… Все посмотрели на Альфреда, зная, что его ответ огорчит Винстона. Альфред посмотрел на него и помотал головой. — Винни, её больше нет. Глаза Винстона широко распахнулись. — Кого? — его голос дрожал, — Это кто-то из моих сестёр? Альфред кивнул. — Думаю, да. Глаза Винстона наполнились слезами. — К-кто? Ты знаешь? — Она заставила их побегать, — начал Альфред, вытирая слезы ладонью, — Я видел всё её глазами… она бежала от них несколько недель. Умирала от голода и усталости… но не хотела сдаваться. Они поймали её и спросили, где находились они. Думаю, имелись в виду другие штаты. Она не сказала. Они стреляли в неё и избили. Она произнесла цитату из… Нейтана Гейла, да. Винстон начал дрожать. — Коннор? — Нет. Нет, не Коннектикут, — Альфред вспомнил о любви штата к этому автору, — Кто-то из твоих сестёр… Кто-то сильный и смелый, — он слегка улыбнулся, — Она посадила одному из них шрам на пол-лица. — Как звучал её голос? — тихо подтолкнул его Винстон. Он не хотел слышать ответ, но знал, что обязан его услышать. Альфред сглотнул, пытаясь вспомнить. Вдруг он громко всхлипнул. — О боже… это… это Пен, Пенни. Это Пенни, я уверен, — он опустил лицо в ладони, перестав себя сдерживать. Винстон подполз к нему и крепко его обнял, с трудом дыша. Артур почувствовал, как его сердцебиение ускорилось. — Секунду… Пенни? В смысле, Пенелопа? Пенсильвания? Альфред кивнул, не способный ответить. После Мардж, он не думал, что будет так больно. Он был уверен, что смерть Мардж подготовит его и к этому, но… было только больнее. Он не думал о порезе на груди. В конце концов, он был уверен, что заслужил его. Он допустил становление мира, в котором его дети больше не были в безопасности, и теперь платил за это. Артур сидел рядом и смотрел в стену, стараясь сдерживать собственные эмоции. С Мардж было иначе. Он не знал её. Не так, как Тринадцать первоначальных колоний. К Тринадцати он относился, как к собственным детям, пока они не перешли на сторону Альфреда, предав его. Удар все ещё был слишком сильным, и Артур едва мог поверить, это из всех, это была именно Пенни. Сильная Пенни. Умная Пенни. Никогда не сдающаяся Пенни. Пенни, лидер северо-восточного блока. Её смерть казалась невероятной, но кровоточащая рана на груди Альфреда была неопровержимым доказательством. Артур нашёл свой голос и оглядел толпу, зажимающую их в угол палатки. — Дайте же вы ему хоть продохнуть! Остальные помешкали и разошлись. Стоящий рядом с ним Франциск собирался выйти, но Артур схватил его за запястье. — Останься. Я просто… — он не мог полностью сформулировать просьбу и просто сжал руку Франциска в своей. Ему нужна была опора, и казалось глупым выбирать в её качестве Франциска после всего, через что он прошёл, но француз понял и остался на месте, сжимая его ладонь в ответ. Мэттью чувствовал себя беспомощным. Он посмотрел на Ивана, но увидел в его глазах то же чувство. Я знаю, что ты любишь его. Это слепому видно. Но Альфред не понимает, насколько сильно. Покажи ему. Дай ему знать, пока он окончательно не забыл о тебе. Иван моргнул, будто понимая, что Мэттью хотел ему сказать. Но русский лишь помотал головой, и Мэттью понял. Он был не готов. Альфред был не готов. Они вдвоём сидели молча и смотрели за тем, как Альфред восстанавливается. Он не хотел. Он считал, что заслуживает страдать. Что должен скорбеть, чтобы почтить память о Пенни. Если он не будет плакать сейчас, потом будет корить себя. Наконец, Альфред решил, что выплакал достаточно. Гнев перевесил печаль, и он проглотил рыдания, убирая руки от лица. — Арти, нам нужно в столицу. Артур напрягся от каменной решительности в голосе Альфреда. Она не на шутку пугала его. — Альфред… — Нет. Мы не можем идти на юг, — Альфред покосился в угол палатки, — Прошло всего несколько недель, и погибло уже два моих штата, — он поднял глаза на Артура, — Несколько недель. Представь, что случится, если мы будем ждать несколько месяцев, Арти. Я не могу. Я сойду с ума. Мы должны их остановить. Сердце Артура ёкнуло. Он думал, что они пришли к компромиссу по этому вопросу, но, видимо, нет. — Альфред, я понимаю твою спешку, но мы должны думать о других… — Что мы делаем, Арт? — Альфред проигнорировал его, — Что мы делаем здесь? — Мы пытаемся выжить, мы… — Мы сбегаем, Арти, как крысы с тонущего корабля. Мы не можем бежать. Мы страны. Артур покачал головой, ненавидя каждое слово, которое произносил. — Мы больше не страны, Альфред. — Да какая к черту разница? — Артур отпрянул от настолько резкого выпада Альфреда, — Это просто титул. У нас все ещё есть обязанности. Что на счёт всех тех людей, которые надеются на нас, на то, что мы всё исправим? Думаешь, они могут ждать? Как много людей должны погибнуть, чтобы мы просто погрелись несколько месяцев? Артур уставился на Артура, широко раскрыв рот. Впервые он не знал, что ответить. Это было правдой. Всё это было правдой. И тот факт, что Артур осознал это только сейчас, после того как был на сто процентов уверен в своём плане идти на юг, заставил его усомниться в своём лидерстве. Его бесило то, что из них двоих Альфред не только понял это первым, но был вынужден сказать ему это напрямую, чтобы до него дошло. Артур вздохнул. — Ты прав. Убегая, мы ничего не добьёмся. Чего бы это ни стоило, мы покончим с этим. Слишком много людей от нас зависят. Так был придуман новый план. Артур собрал вокруг себя остальных, чтобы объяснить его, и запретил любого рода возражения, сразу нарекая протестующих бессердечными трусами. После этого никто не смел предлагать что-либо, отходящее от курса. Новый план действий: пройти через Канзас и Небраску, но не идти вниз по Миссисипи. Вместо этого они пойдут к озеру Мичиган, а оттуда — к озеру Эри. Затем, если они дойдут так далеко, направятся на юго-восток к реке Потомак, а через неё уже доберутся в столицу. Там они попробуют свергнуть власть Организации, хотя очевидно, что им потребуется помощь дополнительных сил. Им нужны люди, верные старому правительству, но идти в большие города было слишком рискованно, поэтому эта часть плана была основана на чистой удаче. Гилберт хотел назвать план «Великой Операцией», но Садык предложил более удачный вариант названия — «Троянская», в честь одноимённой Греко-Турецкой войны. По словам Садыка, хоть Геракл и был той ещё занозой в заднице, он всё равно заслуживал уважения. После этих слов он покраснел и на какое-то время замолк, а Гилберт начал жаловаться, пока Иван не заставил его заткнуться с помощью очень эффективной угрозы. — Мне кажется, имя идеальное, — включился Феличиано, — Они забрали то, что принадлежало нам, и теперь не знают, что их ждёт в ответ. Прямо как в мифе! Винстон решил немного пройтись по лесу, чтобы развеять мысли о погибшей сестре. Альфред настаивал на том, чтобы Винстон оставался неподалёку, но тот проигнорировал его и ушёл в неизвестном направлении. Альфред смотрел, как он уходит, и собирался последовать за ним, но Мэттью остановил его. — Плохая идея, Ал. Ты знаешь, Винстон любит иногда побыть один. Дай ему самому с этим разобраться. — Всё из-за меня, — пробормотал Альфред, и ушёл, прежде чем Мэттью успел что-то ответить. Он не хотел поднимать щекотливые темы или ссориться, особенно сейчас, когда они только помирились. Садык наблюдал за тем, как Мэттью долго с тревогой провожал Альфреда взглядом. Он на миг встретился с канадцем глазами, прежде чем тот ушёл в палатку собирать вещи, и по его щекам разлился румянец. Садык сглотнул. Мэттью заметил? Он что-то подозревал? Прошлой ночью Садык выполз из палатки по нужде (и чтобы выяснить, куда запропастился Мэттью, потому что его нога болела как тварь, и ему нужны были лекарства). Стоило ему только выйти, как тут же пришлось юркнуть за стоящее рядом дерево, чтобы не столкнуться с несущимся куда-то сломя голову Альфредом. Американец, к счастью, был слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить его. Задумавшись над тем, почему Альфред был в таком смятении, Садык пошёл в сторону, откуда он прибежал. От увиденного у Садыка отвисла челюсть. На поляне сидел Мэттью — милый, тихий, скромный Мэттью — и мастурбировал. Садык не мог отвести взгляд — настолько аномально это выглядело. Канадец сидел на траве, тяжело дыша. Садык было подумал, что горячее уже не станет, но тут Мэттью задрал футболку, облизнул несколько пальцев и провел ими по груди, задевая соски. Глаза Садыка зафиксировались на нём, пока он слушал мягкие стоны. Затем Мэттью выгнул спину, ускоряясь, и кончил с тихим вскриком. Садык чувствовал, как сам возбуждается, но понимал, что делать что-то прямо сейчас будет рисковано — Мэттью мог в любой момент его заметить. Он быстро вернулся в палатку, стараясь не шуметь, и уже спустя несколько минут вернулся сам Мэттью. Он юркнул в спальный мешок и тут же уснул, а Садык остался смотреть на его спокойное лицо, вспоминая, как оно выглядело ещё несколько минут назад. Сейчас он понимал, что прошлой ночью вёл себя довольно жутко, но не то что бы он намеренно ходил за ним подглядывать. Сходил в туалет, называется… *** Гилберт уже собрал вещи. С того самого вечера, когда Ловино объяснил ему свои истинные намерения, он не мог спать. Лёжа несколько ночей без возможности уснуть, он со злостью обдумывал то, как итальянец воспользовался им и каким дерьмовым другом он был по отношению к Тони. Когда у него всё же получалось уснуть, ему снилась их ночь с Ловино, и он просыпался через час в поту и съедаемый стыдом. Он собрался накануне, и сейчас сидел, смотря в стенку палатки. Он едва заметил, что Людвиг тоже начал потихоньку собираться. Людвиг заметил отсутствующий взгляд Гилберта и начал волноваться. Он редко видел брата таким отстраненным. — Ты в порядке? Гилберт не ответил. — Брат? — повторил Людвиг громче. — Что? — Гилберт дернулся, выходя из астрала, и посмотрел на Людвига, — Все в норме. — Нет, — настоял Людвиг, — что-то не так. Гилберт глубоко вздохнул. — Волнуюсь из-за степей. Мы будем на открытой местности… Людвиг продолжал смотреть на него, зная, что он лжёт. Но Гилберт его проигнорировал. — Мы все волнуемся. Но тебя тревожит что-то ещё. — Я не преступник, чтобы меня допрашивать, так что будь добр, отвали! Людвиг в шоке смотрел, как Гилберт выходит из палатки, вытаскивая за собой рюкзак. Все стоящие снаружи смотрели на него молча. Ловино держался близко к своей палатке, уставившись на него, как на безумца. Гилберт ответил ему укором не менее грозных красных глаз. Если бы взгляды могли убивать… Ловино отвел взгляд в сторону. На его лице отразилась паника — страх того, что Гилберт выдаст его при всех. Гилберт хотел сделать это. Возможно тогда этот ублюдок усвоил бы урок. Но его горло сжалось, и он не смог выдавить ни слова. Он раздраженно выдохнул. — На что уставились? Пошли уже!