Стоя на краю света

Дождь лил стеной. Иван хоть и не чувствовал холода, но начинал ощущать, как из-за воды его шинель стала тяжелее. Они с Артуром бродили по переулкам в поисках хоть какой-то зацепки, указывающей на местоположение преступников. Параллельно они старались сами оставаться незамеченными, но дождь по большей части выполнял эту задачу за них. Артур дрожал. Иван предположил, что приближалась осень, судя по тому, что дни становились холоднее. Приближалась зима, и они были на севере, где снежные сугробы иногда достигали метров. Для таких, как он и Мэттью, это не было проблемой, а вот остальные… нужно было скорее уходить на юг. Но сначала нужно было найти Франциска. Иван относился к нему без особой теплоты (за что стоило сказать спасибо Наполеону, а Иван всегда тяжело прощал былые обиды), Франциск все еще был частью их команды. К тому же, если бы Франциск умер, Мэттью бы грустил. А когда грустит Мэттью, грустит Альфред. В его голове все выстраивалось вполне логично. Артур повернулся к нему. — Эта улица пуста. Не думаю, что они бы прятались в магазинах. Они все разграблены, — он говорил достаточно громко, чтобы его было слышно сквозь дождь, но недостаточно, чтобы его можно было услышать дальше расстояния нескольких шагов. – Да, — Иван в последний раз осмотрелся, — Пойдём присоединимся к Альфреду и Кику. Они заранее договорились, где будут сходиться: у фонтана в центре города. Это было очевидным и открытым местом, так что в случае чего их бы легко нашли бывшие заключенные, но иного выбора не было. При таком сильном дожде это было единственным местом, которое было видно издалека. Они дошли до фонтана и стали ждать прихода Альфреда и Кику. Прошло десять минут, но они не появлялись. Артур перестал дрожать — он слишком волновался за Альфреда, чтобы помнить о холоде. — Я должен был пойти с ним, чертов придурок, — пробормотал Артур себе под нос, но совершенный слух Ивана уловил его слова сквозь дождь, барабанивший по навесу, под которым они спрятались. Иван понимал его беспокойство — он сам начинал за них переживать, в особенности за Альфреда. Но Иван знал Кику, и знал, что он никогда не даст Альфреда в обиду. Артур нервно заламывал руки, уставившись на фонтан и иногда метаясь взглядом в сторону примыкающих улиц, ища остальных. Прошло ещё пять минут прежде чем Артур вскочил и указал вперёд. — Смотри! Иван послушался, и увидел две приближающихся сквозь дождь фигуры. Альфред и Кику подошли к фонтану и осмотрелись, не обнаружив на месте Ивана и Артура. Артур выбежал к ним, размахивая руками, пока они не заметили его. Они встретились на полпути и уже вместе юркнули под навес. — Нашли что-то? — с надеждой спросил Артур. Промокший до нитки, Альфред снял очки. — Ничего. Все магазины выглядели слишком разрушенными, чтобы быть оккупированными. Кику кивнул, добавив: — Ни один не был укреплен для обороны. Артур чертыхнулся и почесал затылок, не зная, что делать. Он поднял глаза на тучи. Гроза не утихала. — Судя по всему, дождь продлится всю ночь. — Значит, останемся здесь, — сказал Иван, указывая на дверь магазина. Стекло было выбито, и здание нисколько не выглядело безопасным, но оно могло уберечь их от дождя, — Продолжим поиски утром. — А как же остальные? — спросил Альфред, волнуясь за Мэттью. Потерять сразу двух братьев за несколько часов было бы тяжело для канадца, — Что они подумают, если мы не вернемся? — Нам придётся пойти на этот риск, — ответил Артур, тяжело выдохнув, — Последнее, что нам сейчас нужно, это простуда. — А Франциск? — подал голос Кику, — Что будет с ним? Наступило минутное молчание, а затем Артур сказал: — Он упрямый. До утра протянет точно, — сам британец не был так уверен в своих словах. Он был в руках преступников, в конце концов. Кто знал, что может произойти за одну ночь? И если быть до конца честным, Артур боялся за Франциска, хоть и не мог поверить, что готов молиться за его безопасность. Они зашли внутрь, аккуратно переступая разбитое стекло, лежащее перед дверью. Магазин оказался аптекой с кассой, комнатой ожидания и полками с медикаментами. Они коллективно решили оставаться как можно более незаметными, поэтому перелезли через кассу, спрятавшись в углу за шкафами и ящиками. Все, кроме Ивана, замёрзли, пусть Кику и скрывал это лучше, чем Артур и Альфред, которые сидели чуть ли не в обнимку, пытаясь согреться. Кику удостоверился, что у него есть свой отдельный угол вдалеке от остальных, на случай приступа клаустрофобии. Он подтянул колени к груди, обхватив руками ноги. Иван, тем временем, облокотился о ящик и уставился в противоположную стену, стараясь ни о чем не думать. Для него ситуация казалось настолько сюрреалистичной — он потерял одного члена группы и был отделен от неё же в течение всего пары часов — что он чувствовал, будто находится совсем не там. Мельком он задумался, не чувствовал ли Франциск то же самое. *** Людвиг вошёл через черный ход. Мэттью поднял голову. — Они вернулись? — Нет, — Людвиг вернул пистолет в кобуру, — Никаких следов. Сейчас на дежурстве Яо, может он что-то заметит. Становилось темно, и Мэттью вцепился пальцами в диванную подушку, на которой сидел. Он уже проделал в ней ногтями несколько дыр от тревоги. Садык смотрел на него с чем-то схожим на беспокойство. Он уже мог сидеть без поддержки. Феличиано был непривычно тихим и ковырял щепки на досках. Гилберт раздражающе ходил по гостиной взад-вперед — он делал это с момента ухода остальных. Иногда он бормотал под нос самому себе, будто взвешивая теории о том, что случилось с четырьмя разведчиками или Франциском. Иногда он мог резко остановиться, громко вздохнуть, помотать головой и продолжить нарезать круги по комнате. Ловино это сводило с ума. — Ты можешь перестать мельтешить перед глазами и наконец, сука, сесть? — прорычал он, будучи в плохом настроении. Все итак были в напряжении, и нервное хождение Гилберта не помогало. Гилберт посмотрел на него с укором. — Я буду делать, что захочу. Людвиг вздохнул. — Не начинайте ссор, нам не нужны лишние нервы. — Посмотрим, как ты потеряешь лучшего друга, и я скажу тебе «не нервничать»! Это окончательно выбесило Ловино. Он встал, и Феличиано тут же схватился за его штанину. — Лови, не надо..! — Я поставлю этого урода на место, Фели, — рявкнул Ловино и повернулся к Гилберту, окончательно теряя самоконтроль, — Хватит уже драматизировать!  Мы не знаем, мёртв он или нет. В глазах Гилберта промелькнула ярость. — Да? Я бы предпочёл сдохнуть, нежели терпеть пытки от этих людей! И кто ты вообще такой, чтобы лезть в это? Все, что ты делал весь наш путь, это ныл и жаловался. Ты драматизировал каждый ебаный день. Кто ты такой, чтобы говорить мне, чтобы я не драматизировал, когда мой друг может быть мертв? Ловино хотелось ударить его в живот. Он заслужил это. Но вместо этого у него вырвалось: — Потому что ты не знаешь, что такое настоящее горе! Что я несу? — подумал он, но слова были сказаны прежде, чем он успел остановиться, — Ты не видел, как близкого тебе человека застрелили у тебя на глазах, не видел, как из него вытекает кровь! Ты не видел мёртвого взгляда в его глазах, как его мышцы сводит за секунду до смерти, как из его горла вырывается нечеловеческий хрип боли! Ты не видел, как его мозги разлетаются по земле! Ты не видел, как убийцы смеются тебе в лицо, будто все это — какая-то больная шутка! Ты ничего не знаешь, черт бы тебя побрал! Ловино был так потерян в своей ярости, что не заметил, как из его глаз хлынули горячие слезы. Ему не было стыдно, скорее досадно. Гилберт ничего не понимал, он не имел права… Антонио, слез стало больше, Он не понимает, что случилось с тобой. Он никогда не узнает, насколько это больно. Гилберт смотрел на него, раскрывая и закрывая рот, как рыба. Но Ловино убежал прежде, чем тот успел ответить. Он развернулся на месте и метнулся к лестнице наверх, взбираясь по ней так неосторожно и торопливо, что чуть не поскользнулся и не разбил лицо об одну из ступеней. Не думая об этом ни секунды, он забрался на второй этаж и рванул к спальне, захлопнув за собой дверь. Оказавшись внутри, в одиночестве и безопасности от осуждающих взглядов, он всхлипнул и сполз по двери на пол. Он не позволял себе плакать над смертью Антонио, и наконец дал накопившимся чувствам волю. Он запрокинул голову, не заметив, как стукнулся головой о дверь, и прорыдал почти полчаса. Глаза опухли и болели, а лёгкие жгло. Все его тело тряслось, и внезапно он почувствовал невероятную усталость. По правде говоря, Ловино не спал уже несколько дней. Все его сны преследовало мертвое окровавленное тело Антонио. Каждую ночь он просыпался в холодном поту, тяжело дыша и с ноющим сердцем. Ловино окончательно сполз на пол, свернувшись калачиком на мягком ковре, надеясь, что здесь спать будет удобнее, чем в спальнике, где его сны поглощал образ Антонио. Он потянулся, слишком уставший, чтобы отодвинуться от двери. Он чувствовал себя поверженным, уставшим, безнадёжным. Зачем ты решил быть смелым, придурок? ‐ думал Ловино в смеси злости и тоски, — Мы могли бы от них убежать, я знаю, что могли бы… тебе не нужно было умирать за меня, чертов самовлюбленный кретин. Его глаза закрылись. Тони, почему ты не можешь все ещё быть жив? Я так по тебе скучаю, чертов ты идиот.