Wolf in a Cage

Сон тебя не спасёт, если у тебя устала душа.

      Тянь стоял, облокотившись вдоль деревянного забора загона у ворот конюшни, сжав ладони в кулаки и слегка опустив голову, но его взгляд был устремлён вперёд — туда, где свободно носился белоснежный конь по имени Светлячок. Часы показывали полпятого утра, и ночное небо постепенно бледнело, как будто звёзды начали таять, уступая место рассвету. Солнце ещё не взошло, но слабые проблески света уже окрашивали горизонт в нежные оттенки синего и розового.       Светлячок, с голубыми глазами, которые в полутьме казались почти сияющими, бегал по просторному загону, наслаждаясь утренней прохладой. Его длинная, жемчужная грива и хвост развевались на ветру, словно волны, отражающие лунный свет. Конь двигался с такой лёгкостью и грацией, что казалось, будто он не касается земли. Каждое его движение было как танец — плавный и сильный, и от этого у Тяня внутри что-то взволнованно вздрагивало.       Он смотрел на Светлячка, и его уставшие, серые глаза цеплялись за это существо, как за последнюю нить к чему-то прекрасному и чистому в мире. Конь был самым красивым созданием, которое Тянь когда-либо видел. Каждый его шаг был пропитан свободой, такой, которой сам Тянь, возможно, никогда не испытывал.       Хэ Тянь выглядел вымотанным. Он почти не спал всю ночь, ворочаясь и терзаясь мыслями о вопросах, ответы, на которые он так долго не мог найти, о том, что они могут отыскать в заброшенном храме Шуанг э. Веки его были тяжёлыми, но сна не было. Внутреннее напряжение не давало ему покоя. Но в эти предрассветные часы Светлячок был тем, что приносило ему утешение. Он не хотел беспокоить Шаня, и смирившись с тем, что уже вряд ли заснёт, незаметно выскользнул из спальни. «Пусть хоть один из нас выспится», — подумал юноша. Мелькнувшая мысль о том, что они приехали зря, вгоняла Тяня в уныние и фрустрацию. Парень вздохнул, наблюдая за плавными движениями, пробегающего по кругу коня. Он чувствовал, как его душа, хоть на мгновение, смягчилась, наблюдая за этой утренней свободой, за животным, которое не знало ни тревог, ни страхов.       Лёгкий ветер растрепал его смоляные волосы и листву высоких деревьев. Этот мерный шелест успокаивал. Пики гор вдалеке были подёрнуты густой туманной шапкой. Вздохнув, он зябко поёжился, кутаясь в лёгкую куртку, но в этом вздохе было что-то лёгкое — как будто, глядя на скачущего коня, он мог хотя бы ненадолго забыть о своих тревогах. Хотелось хотя бы сейчас не спешить… а может больше и некуда спешить…? Странное ощущение пронизывало Тяня. Как будто времени больше нет. Все те недели, что Хэ Тянь изучал информацию, которую ему прислал брат, пролетели перед глазами яркими кадрами из отчётов, фотографий и сухих текстовых выжимок. Столько людей погибло в тот день. Что стало с родными оставшихся? Выстрелы смолкли, а эхо осталось. То самое сакраментальное и вводящее в ступор «за что?», которое читалось в глазах родственников убитых людей на кадрах видеохроник и фото. Их задают себе все, кто прикоснулся или был свидетелем подобной трагедии. В разуме прозвучал хладнокровный голос брата из того тёмного вечера, когда между ними состоялся откровенный разговор: «Я всегда находил случайные смерти самыми ужасающими — в них нет смысла, нет злого умысла, нет виноватых, они просто происходят. Это бьёт ножом в наше подсознательное желание найти для всего причину и следствие». Жизнь такая хрупкая. Твоя собственная интимная вечность, движение твоего дыхания между сердцем и звёздами. Твоя жизнь и твоя смерть в едином переживании звука от эха, уходящего в бесконечность, остающегося здесь навсегда. Лёгкие рваным дыханием заставляют облачка пара вылетать изо рта и растворяться в прохладном воздухе, из-за которого обветриваются губы.       Ибо в начале было слово — вибрация пустоты, из которой возник мир, и в которую все мы рано или поздно уйдем. Назови это — Логос, ОМ, Фуад, квантовые флуктуации вакуума, Брахман… Основа основ. Бесконечная потенциальность.       На границе между бытием и небытием можно услышать, почувствовать, как звук выстрелов, уходя в тишину, растворяет эти врата в сияющую вечность. Ибо времени уже не будет.       Сколько таких искателей истины разбилось о реальность? Или были уничтожены за настырное упрямство и нежелание смиряться с тем, что никто не будет наказан за свершившееся злодеяние. И всё это — рамка, вместилище для не сдавшегося человека, будь то родитель или журналист. Маленький, страшно похудевший, совершенно седой, с этой сияющей, с аккуратной стрижкой, головой, с измождённым лицом, живущим одной жизнью с тем, чтобы достучаться до правды, до поисков справедливости, там, где её быть не может, с глазами, обратившимися в слух и знание, с обнаженной хрупкой шеей, с выпрямленными плечами, с тёмными истончёнными пальцами с выпуклыми венами, с руками, в которых, кажется, уже не осталось энергии… Но только кажется.       То, что этот ищущий «говорил», издавая неразборчивые слова, было неузнаваемо. Он превратился в вечное эхо. Он превратился в секунды, когда треснувшие, хрипящие от отчаяния звуки переплетались и рисовали в пространстве-времени молитву последней истине. Он внимал истончающемуся, исчезающему, уходящему в бесконечность так и не достигшему окаменевших сердец, имевших власть и влияние, чтобы что-то изменить. Пропавшие без вести, те кому больше нечего терять. Мысль эхом чужого голоса, как лезвие бритвы прорезала разум: «Грех молчания, Хэ. Молчание — их единственное достоинство, запертое в их немых криках». Тянь зябко поёжился, мысленно озвучивая догадку: «Это было не обращение, а констатация факта. Хэ молчали о случившемся… Могли ли Хэ участвовать в нападении…? или помогали его скрыть… могли ли быть свидетелями, которые знали обо всём этом, но ничего не сделали, чтобы это остановить…? Вот так и родился мститель. Кто-то из тех пострадавших, либо его родственник». Тянь болезненно нахмурился, успокаивая участившееся дыхание, вспоминая искажённое лицо босса Уробороса. В разуме промелькнула тоскливая мысль: «Он и есть ненависть».       На мгновенье Хэ Тянь прикрыл глаза, вспоминая разговор с братом. Хэ Чэн сидел на диване в полумраке студии и тихо произнёс: «Можно ли измерить разложение в градусах горя? На что можно пойти, пытаясь понять причину трагедии, когда хочется верить, что всё это случилось не просто так? — чуть помолчав, брат заговорил снова, озвучивая свои мысли вслух. — Этот убийца намеренно натуралистично и одновременно красиво демонстрирует распад человеческой души и тела, доказывая, что любой поиск истины ведёт в никуда, к полному моральному разложению… Люди погибшие в храме Шуанг э. Они ни в чём не были виноваты и не сделали Джемингу Юнхи ничего плохого, но всё равно оказались среди жертв. Ужасная катастрофа, оставившая горе, потери и ужас в сердцах тех, кто выжил и тех, кто их знал… Мог ли он попросить помощи и не знал, как это сделать? Сказать словами напрямую во многом сложно, поэтому кто-то это может, а кто-то всего лишь ждёт, когда появится тот, кто сделает это без всяких слов. Или же просить о помощи с самого начала было бесполезно… поэтому он решил взять всё в свои руки. И почти во всём всегда виновато общество: чего-то не заметили, чего-то не увидели, а к чему-то отнеслись равнодушно, — повисло долгое молчание, пока наконец брат не продолжил свою мысль. — Тянь, что бывает, когда встречаешься с горем? С горем, которое как волна в двенадцать баллов подбрасывает в небо или тащит на дно? Всё, что ценишь, за что держишься — не более чем соломинка в этом урагане. Дом, друзья, карьера и даже собственная жизнь… всё это становится неважным. И только удары сердца в висках. Удержишь ли палец на курке или лезвие на запястье? — отстранённый взгляд Чэна оторвался от точки на стене и скользнул к лицу младшего брата, тяжёлый, он пригвождал к спинке дивана неподъёмной плитой. — Что бывает, когда приходит боль? Боль, без надежды на передышку, боль которая будет всегда… до гробовой доски. И продолжать жить с этим грузом, смотреть на счастливые лица вокруг, слушать смех, вспоминать то время, когда сам был таким — в счастливом неведении, осознавать, что всё это теперь недоступно. Никогда.»       «Боль толкает человека на самые разные поступки. Выстрелы смолкли, а эхо останется навечно…» — печально подумал Тянь. Он стоял, не сводя глаз со Светлячка, но его мысли давно уже оторвались от реальности. Всё, что происходило вокруг, — рассвет, пробуждающийся мир, тихие звуки утра — казалось, не имело к нему никакого отношения. Тянь чувствовал себя отделённым от всего этого, как будто смотрел на жизнь сквозь запотевшее стекло, а его собственный мир был где-то внутри полный до краёв от беспорядка и тревог.       «И где бы мне найти свой дом, когда даже в собственной голове небезопасно?» — думал он, тяжело опустив голову на руки. Мысли, как лезвия, терзали его разум, их было слишком много, и они натыкались друг на друга, смятые в клубок. Всё, что когда-то казалось ясным и понятным, теперь выглядело размытой кляксой, как чернила, растёкшиеся на старом листке бумаги. Что там было написано? Какова была суть всех этих чувств? Он уже не мог разобраться.       Небо светлело, и с каждым мгновением мир становился ярче, но внутри Тяня продолжала царить темнота. «И постоянно тревожно», — шептал ему внутренний голос, и это чувство как свинцовая тяжесть давило на грудь. «Голова тяжёлая, как будто изрешечена невидимыми стрелами…»       Он поднёс руку ко лбу, закрывая глаза от первых проблесков света. «Память моя — решето», — горько усмехнулся он про себя. Всё ускользает, события, лица, эмоции — как песок сквозь пальцы, как время, которое сыпется сквозь него, оставляя только мелкие крупицы воспоминаний. Это всего лишь защитный механизм психики.       «Хочется спать…» — эта мысль тянулась как непрерывный фон, тихий, как шёпот, от которого было невозможно избавиться. Но сон не приходил. Не приходил всю ночь, и теперь, когда рассвет уже стучал в окна, он понимал, что ещё одна ночь прошла впустую.       «Почему так трудно найти покой, когда мир за пределами себя кажется таким мирным?» — думал Тянь, глядя на то, как утро всё больше охватывало землю.

***

      Рано утром, когда первые лучи солнца, только начинали освещать двор, Цзянь неспешно прогуливался вдоль каменных стен. Его шаги были мягкими, словно он не хотел тревожить тишину пробуждающегося дня. Проходя мимо конюшни, он заметил фигуру, стоящую у ограждения загона. Это был Тянь. Он стоял неподвижно, устремив взгляд на красивого белоснежного коня, который неторопливо шагал по просторному загону. Лошадь двигалась с лёгкой грацией и выглядела, как воплощение чего-то волшебного, яркого, несмотря на ранний час.       Цзянь подошёл ближе, осторожно прислонился к ограждению рядом с Тянем. Заметив, какие тёмные тени залегли под глазами друга, он заговорил:       — Ты рано встал. Плохо спалось?       Тянь, оторвав взгляд от коня, скованно улыбнулся, но в его глазах читалась усталость.       — Просто… душа не на месте, — тихо сказал он, не желая углубляться в детали. — Но я справлюсь, не волнуйся.       Цзянь кивнул, понимая, что в такие моменты лучше не давить. Они оба молчали несколько секунд, наблюдая, как Светлячок, казалось, наслаждается утренней прохладой. Хозяйка ещё вечером, рассказала ребятам о коне, за которым ухаживал её муж.       — А ты? Что тревожит твоё сердце? — наконец спросил Тянь, обратив внимание на друга, — Не припомню, чтобы ты когда-либо вставал в такую рань.       Цзянь глубоко вздохнул и, облокотившись об ограждение загона рядом с Тянем, так же стал смотреть на лошадь.       — Сиси принял мои чувства… прикинь? — тихо проговорил он, и в его голосе было что-то смущённое, почти робкое.       Тянь удивлённо поднял брови, глядя на Цзяня, но затем тепло улыбнулся.       — О, — он замолчал, переваривая услышанное, затем добавил. — Это ведь хорошо. Теперь ты знаешь, что у вас всё взаимно.       Цзянь робко улыбнулся, отводя взгляд, как будто боялся признаться в своём счастье вслух.       — Теперь да.       — Я рад за тебя, — искренне произнёс Тянь, его улыбка была мягкой, хоть в глазах всё ещё плескалось беспокойство.       Цзянь замолчал на мгновение, а потом, будто сомневаясь в своих словах, пробормотал:       — Тянь, ты только сильно не расстраивайся, если мы… — запнулся он. — Если мы ничего не найдём…       — Я пока не хочу об этом думать, — тихо сказал Тянь, его голос стал твёрже. — Давай пока не будем делать поспешных выводов.       — Прости… Я просто волнуюсь за тебя… и за Рыжика, — Цзянь заговорил мягче, словно пытаясь сгладить острые углы.       Тянь удивлённо посмотрел на него, не ожидая такого откровения.       — Он за тебя переживает… очень, — добавил Цзянь, его взгляд был полон беспокойства. — Я боюсь за вас… что-то мне подсказывает, что этот страшный человек знает про вас с Шанем… что вы ну… не просто друзья… и в опасности не только ты.       Эти слова словно резанули по сердцу. Тянь закусил нижнюю губу и нахмурился, чувствуя, как волна беспокойства накрывает его с новой силой.       — Цзянь, он знает про вас всех… — тихо произнёс Тянь, его голос был хриплым, словно он пытался подавить волнение.       — Да, он уже напал на тебя, и на нас с Чжэнси… — Цзянь тяжело вздохнул. — Рыжик единственный, кто не пострадал физически… Что будет, если он попробует похитить и его?       Тянь болезненно вздрогнул, его тело напряглось, а в груди снова поднялась волна тревоги за Шаня. Он знал, что Цзянь прав. Враг не остановится ни перед чем.       — Ты ведь знаешь… я пошёл бы за ним в ад, — серьёзно произнёс Тянь, его глаза стали ясными, но в них мелькнула серая хмарь, словно предвестие грозы.       Цзянь бросил на него взгляд, в котором смешались страх и понимание. Он выдохнул, но его голос прозвучал едва слышно:       — А мы ещё не там?       Эти слова повисли в воздухе, разрывая тишину, как выстрел. Они прозвучали так тихо, почти робко, но от этого ещё более мощно, словно эхо, которое разливалось далеко за пределы пространства.       Тянь тяжело вздохнул, его лицо заострилось. Возможно, они действительно уже пересекли ту черту, откуда нет возврата.       — Поэтому мы должны сделать всё возможное, чтобы выяснить его личность как можно скорее. Тогда он не сможет действовать так открыто. Чэн, Цю и другие перекроют ему кислород.       Цзянь И вздохнул и отвернулся от загона, глянув на дом.       — Пойдём завтракать, пора будить наших парней, — он ободряюще хлопнул друга по плечу, закончив. — А тебе не помешает выпить бодрящего кофе.       Хэ Тянь словно немного оттаял, мягко улыбнулся и вместе они пошли в сторону дома.       — Наших парней, говоришь… — тепло прошелестел Тянь.

***

      Шань ещё спал и Тянь решил приготовить для Малыша Мо нехитрый завтрак. В поездку с собой он прихватил круассаны из ближайшей пекарни у дома. Хэ достал их из своего ранца, а вместе с ними крохотный контейнер, в котором лежала половинка очищенного граната. Тянь выложил еду на кухонную тумбу, пока сам заглянул в холодильник. Юноша радостно хмыкнул, выуживая из него сливочное масло и молоко. Сзади подошёл Цзянь И, заглядывая в дверцу холодильника.       — О, тут и яйца есть, — заметил блондин, потянувшись ладонью к ним.       Тянь нарезал пару круассанов на половинки и уже намазывал их маслом.       — Можешь брать всё, что приглянется, это входит в стоимость нашего тарифа, — отозвался он.       — А точно можно? — неуверенно промямлил Цзянь, выглядывая из-за дверцы.       — Да, можно, уж с этим я не напутал, — ухмыльнулся в ответ парень.       Пока Цзянь разбивал яйца в сковородку, он с любопытством глянул в сторону Тяня, тот сгорбился над тарелкой и кропотливо что-то выкладывал, тихо напевая себе под нос знакомую мелодию.       — Что ты там делаешь? — поинтересовался Цзянь.       — Создаю шедевр, — довольно промурлыкал Тянь.       Недоверчиво хмыкнув, светловолосый парень отошёл на несколько шагов от сковородки и заглянул другу за плечо. Увидев «шедевр», Цзянь прыснул, хлопнув Хэ Тяня по спине, и сквозь смешок произнёс:       — Понтуешься что ли?       — Пфф. Малыш Мо заслуживает только самого лучшего, — улыбнулся парень.       — Сиси тоже заслуживает самое лучшее! — отозвался Цзянь, следя за готовящейся яичницей.       Закончив, Тянь придирчиво глянул на то, что у него получилось и что-то в выражении его лица говорило о том, что результат не до конца его удовлетворил. Он взглядом скользнул по кухонным полкам и рабочей поверхности тумбы в поиске чего-то. Наконец его серые глаза остановились на маленьких горшочках со свежей зеленью, там был: тимьян, базилик, укроп и мята.       — То, что нужно, — победно пробормотал Тянь себе под нос, отрывая несколько мятных листочков.       Хэ быстро сварил в турке кофе, разлил его по чашкам, добавил молоко. Цзянь тем временем выкладывал яичницу на две тарелки и нарезал помидоры. Брюнет достал небольшой поднос из посудного шкафа, поставил на него тарелку с «шедевром» и две чашки кофе.       — Ну, ни пуха тебе, красавчик! — весело отсалютовал Цзянь другу, когда Тянь взялся за поднос.       Хэ усмехнулся и иронично произнёс:       — К чёрту! Яичницу, кстати, сложно испортить.       — Я знаю, ты могёшь и это, — хохотнул Цзянь, выдавливая кетчуп на разложенные порции глазуньи. — Этим Рыжик хоть не траванётся, — улыбнулся Цзянь, кивая на поднос в руках парня и раскладывая на столе вилки.       — Да ну тебя! — беззлобно бросил Тянь, прикрывая лодыжкой дверь кухни, и слыша, как друг смеётся.       Тянь с улыбкой направился в комнату, держа поднос так, будто нёс не просто завтрак, а какое-то сокровище. Шаги его были лёгкими, почти бесшумными. Когда он вошёл в комнату, Шань ещё спал, свернувшись под одеялом, с растрёпанными рыжими волосами, которые выглядывали из-под подушки. Тянь замер на мгновение, глядя на него, и не смог сдержать тёплой, едва заметной улыбки.       Он осторожно поставил поднос на прикроватную тумбочку и тихонько присел на край кровати. Свет из окна был ещё мягким и приглушённым, он касался конопатого лица Шаня, придавая ему удивительно спокойное выражение. Тянь не сразу решился разбудить его, наслаждаясь моментом тишины и близости, когда всё вокруг казалось мирным и далёким от проблем.       — Шань… — тихо позвал он, аккуратно касаясь плеча парня.       Рыжий сонно зашевелился, но не открыл глаза. Тянь, с улыбкой и нежностью в голосе, чуть громче повторил:       — Эй, просыпайся, солнце. Я принёс завтрак.       Шань тихо зевнул и, приоткрыв глаза, увидел перед собой Тяня. Его взгляд сначала был немного рассеянным. Он скользнул по слегка лохматому мажору, лицо его было бледным с выраженными тёмными тенями под глазами, но губы тронула мягкая тёплая улыбка. Рыжий немного нахмурился, собираясь что-то сказать, однако его взгляд невольно опустился на поднос с завтраком и застыл в немом охуевании. На тарелке лежало четыре половинки круассанов со сливочным маслом, на них были выложены цветы: лепестки из зёрнышек граната, а стебли с листочками из мяты. Рядом с тарелкой стояло две кофейных чашки, от которых поднимался сизый пар. Мажор расплылся в счастливой улыбке, довольный произведённым эффектом.       — Завтрак в постель для Малыша Мо. В этот раз я справился получше, как считаешь?       Рыжий отмер, осознав, что его ждёт вкусный завтрак, он улыбнулся, хотя и выглядел ещё сонным и с нескрываемой иронией произнёс:       — Креативно…       Тянь с затаённым дыханием наблюдал за каждым движением Шаня. Он видел, как Рыжий протянул руку, слегка коснулся круассана и приподнял его, словно изучая этот «шедевр». Шань был явно озадачен необычной подачей завтрака, но не мог скрыть лёгкой усмешки, появившейся на губах. Его глаза, хотя и были ещё полусонные, искрились весёлым интересом.       — Ну что ж, посмотрим, как оно на вкус, — произнёс он с иронией, кусая круассан и наслаждаясь нежным сочетанием сливочного масла и кисло-сладких зёрен граната. Тянь внимательно следил за каждым его движением, его лицо было напряжённым, будто от этого завтрака зависело всё на свете.       Шань медленно пережёвывал, а затем, сделав вид, что размышляет, серьёзным тоном добавил:       — Хм… недурно. Даже очень ничего.       Тянь наконец позволил себе расслабиться и улыбнулся, почувствовав, как с его плеч упала тяжесть ожидания. Он немного наклонился вперёд и с облегчением произнёс:       — Ну, слава богам. Хоть здесь я не оплошал.       Рыжий, продолжая есть круассан, лениво откинулся на подушку и, глядя на Тяня, проворчал:       — В следующий раз можешь ещё и ягодный соус добавить, чтобы совсем по-королевски было.       Тянь засмеялся, наклонив голову и притворно покачав ею, произнёс:       — Какой требовательный Малыш Мо!       Шань хмыкнул, потянулся к чашке кофе и взял её в руку, наслаждаясь ароматом.       — Не искушай, а то привыкну, — буркнул он, насмешливо смотря в глаза Тяню.       Хэ Тянь тихо усмехнулся, чувствуя, что его скулы слегка зарделись, в этом мгновении между ними ощущалась тёплая близость, которая согревала даже больше, чем утренний кофе.       Тянь, всё ещё сидя на краю кровати, наблюдал, как Шань делает новый глоток кофе. Рыжий на мгновение замер, явно наслаждаясь вкусом и теплом, которое разлилось по его телу. Его глаза чуть прищурились, а на губах появилась мягкая улыбка.       — Серьёзно, хорош меня баловать, — с тёплой иронией сказал Шань, аккуратно поставив чашку обратно на поднос. — И чем я всё это заслужил, интересно?       — Ну, как же. Ты ведь особенный, — ответил Тянь, расплывшись в хитрой улыбке. — Кто бы ещё заслужил завтрак в постель с круассанами и гранатом?       Шань усмехнулся и шутливо откинулся на подушку, глядя на Тяня с ленивым, но довольным видом.       — Ты знаешь, я не жалуюсь, но ты всё же выглядишь немного усталым, — добавил он, приподняв светлые брови и оценивающе посмотрев на него.       Тянь на мгновение опустил взгляд, будто не хотел, чтобы Шань заметил, насколько сильно его беспокоят тревожные мысли. Он вздохнул и откинулся назад, опираясь на спинку кровати.       — Да, ты прав… Спал плохо, — признался он тихо, уставившись на потолок. — Мысли всё путаются в голове… не дают покоя… Когда понял, что уже не усну, встал и вышел прогуляться… Это ещё до рассвета было. Но это не важно. Сегодня новый день… и мне просто нужно закрыть этот чёртов гештальт, побывав там.       Шань повернулся к нему лицом, прислушиваясь к его словам. Ему не нужно было спрашивать, о чём именно думал Тянь. Всё, что с ним произошло, и та опасность, которая ещё маячила на горизонте, заставляли их обоих тревожиться.       — Поешь и не будем терять времени. Отправимся как только все будут готовы выдвинуться, — серьёзно сказал Шань. Он подался к Тяню, коснувшись ладонью скулы. — Знаю, тебе не по себе, — Тянь вздрогнул от осторожного прикосновения, Мо смотрел на него внимательными медовыми радужками. Осторожно провёл шершавыми подушечками по коже, в его голосе звучала искренняя забота. — Постарайся абстрагироваться от мыслей о нём. Сосредоточься на поисках. На деталях. Сейчас это самое важное. Сделаешь это для меня? — хрипловато попросил он.       Тянь смотрел расколото, его глаза блестели, как горные озёра, он улыбнулся уголком губ, чувствуя, как эти слова проникли прямо в его сердце.       — Постараюсь, — мягко ответил Тянь. В серых глазах едва угадывались отголоски, скрываемой уязвимости. Он легонько повёл лицом, скользя губами по ладони Рыжего. Задержался на мгновенье, не разрывая взгляда, поцеловал впадинку, где проходила линия жизни.       Шань на мгновение замер, почувствовав тёплые губы Тяня на своей ладони. Это прикосновение было неожиданно нежным и интимным. Рыжий слабо улыбнулся, но его глаза оставались серьёзными, в них была смесь заботы и внутренней силы, которую он готов был передать Тяню. Он знал, насколько ему сейчас тяжело, и понимал, что тот пытается быть сильным ради них всех.       — Договорились, — прошептал Шань, убирая руку, но оставляя след тепла на его коже. Он сделал вдох и попытался слегка развеять тяжёлую атмосферу. — Давай, если справимся с этим, обещаю угостить тебя лучшими круассанами, которые найду. Только, может, без гранатовых зёрнышек, ладно?       Тянь хмыкнул, его улыбка стала шире, несмотря на усталость, которая всё ещё отражалась на его лице, тенью от прошедшей ночи.       — Ловлю тебя на слове, Малыш Мо, — уверенно проговорил он. — Главное, чтобы ты не забыл о своём обещании.       Шань кивнул, иронично проворчав:       — Уж на счёт этого можешь не сомневаться, мажорчик! Я своё слово держу!        Слегка насупившись, Мо тихо наблюдал, как Тянь ел свой завтрак. Этот короткий разговор помог вернуть Хэ немного спокойствия. Мо вздохнул, допивая остатки кофе, выбрался из одеял и, прихватив одежду, ушёл в ванну. Тянь медленно доел половинку своего круассана, чувствуя, как тепло кофе и пищи возвращает ему хотя бы каплю энергии, утраченной за беспокойную ночь. Он бросил взгляд на дверь ванной, за которой уже несколько минут слышался звук текущей воды. Парень глянул на экран смартфона — почти восемь утра. Цзянь и Чжэнси, скорее всего, уже успели позавтракать и готовились к предстоящему походу. Нужно было поторопиться, полчаса на сборы — и они могут выдвигаться.       Тянь с тихим вздохом поднялся с кровати и начал быстро собирать вещи. Его движения были чёткими, почти автоматическими, словно он следовал некоему внутреннему плану, который уже не раз повторял. Бросив в рюкзак необходимые вещи, он ещё раз проверил своё снаряжение, чтобы ничего не забыть. В голове мелькали мысли о заброшенном храме. Его рука машинально потянулась к карману, где лежали сигареты с зажигалкой.       Когда Шань вернулся из ванной, слегка взъерошенный после душа, Тянь уже стоял у окна, смотря на бледное утреннее небо, которое понемногу наполнялось светом.       — Ты готов? — спросил Мо, натягивая толстовку и бросив короткий взгляд на собранный рюкзак Тяня.       — Да, — отозвался Хэ, оборачиваясь к нему. — Остаётся только дождаться остальных.       Шань кивнул и, схватив свой рюкзак, подошёл к двери.       — Тогда идём, — сказал он, открывая дверь и жестом приглашая Тяня следовать за ним.