Wolf in a Cage

Lupus pilum mutat, non mentem

Не прячьтесь те, за кем теперь иду Бессмысленно пытаться быть живыми Располагайтесь, бляди, вы уже в аду И я вас всех найду по запаху благополучия гнили.

      3 октября 1990 г.       Район, в котором располагался приют, был далёк от благополучия. Утром здесь просыпались не под щебет птиц, а под вой сирен часто проезжавших мимо здания полицейских машин… Дэй сидел в беседке внутреннего двора, расслабленно покуривая сигарету и углубившись в страницы книги. Другие подростки сторонились его, а он не пытался прибиться к их компаниям. После ночного визита к Шэнгу его банда отвалила от Дэя, и слухи о новичке поползли ещё более мерзкие, чем до этого, но его это не сильно парило. Прядь пепельных волос упала на лоб, и он мотнул головой, чтобы не мешала. На нём были свободные светлые джинсы, а серая футболка мягко облегала плечи, подчёркивая угловатую фигуру.       Вдруг его взгляд привлекло какое-то движение среди травы перед кустами беседки. Подняв жёлтые глаза, он заинтересованно вгляделся в ту точку. Из густых травинок неуклюже вывалилась маленькая птичка. Щебеча и помахивая одним крылом, она неловко отпрыгнула от куста. Выдохнув дым, Дэй с интересом стал рассматривать её. Похоже, это был стриж, причём, сломавший крыло. Позади него, медленно и крадучись, вышла полосатая серая кошка. Одной лапой она легонько ударила по птице, и та, испуганно чирикая, стала отскакивать, подволакивая своё повреждённое крыло. Кошка не отрывала примагниченный взгляд от своей жертвы, осторожно стараясь припечатать её к земле. Поначалу пушистая охотница вела себя опасливо и с любопытством, но уже скоро движения мягкой лапы стали ленивыми, как только она поняла, что добыча никуда не улетит. Дэй Джу облизнул нижнюю губу, следя за тем, что же произойдёт дальше. Внутри ворочалось какое-то неясное чувство. Не обращая внимания на трепыхания чирикающего стрижа, кошка кружила вокруг, тыкаясь в него мордочкой и стараясь ухватить его пастью. Несколько раз она ударила птицу лапой, чтобы оглушить её. И наконец стриж, выбившись из сил, перестал яростно сопротивляться. Птичка обессиленно чирикнула, устало подмахивая здоровым крылом. Уловив момент, кошка вцепилась в перья и потащила свою добычу обратно в кусты. Опомнившись, Дэй сбросил пепел и, затянувшись, застыл, отстранённо всматриваясь в траву, где они исчезли, глубоко погружаясь в свои мысли.       В этот час внутренний двор практически пустовал. На лужайке в тени деревьев отдыхали редкие ученики и небольшие компании. Цай Мву наблюдал ту же сцену, находясь неподалёку от беседки. Ему был хорошо виден незнакомый пацан, который вглядывался в происходящее с интересом учёного, наблюдавшего за редким экспериментом. Кто-то другой, вероятно, бросился бы спасать птицу от кошки, пытаясь прогнать её, но не он. Цай окинул лицо и фигуру Дэя изучающим взглядом, цепким и незаметным, не упуская ни единой детали. Светлые волосы, которые трепал лёгкий ветер — предвестник дождя, отстранённый холодный взгляд жёлтых глаз, разлёт бровей, разворот плеч, паренёк был худым и угловатым. На самом деле сложно было поверить, что он способен дать отпор Шэнгу. Цай не поверил бы, если бы сам не был свидетелем их последней драки. Этот пацан бил так отчаянно и без оглядки, словно в настройках его мозга отсутствовал страх. Цай медленно двинулся к беседке, продолжая созерцать профиль светловолосого мальчишки. Пацан, похоже, почувствовал его заинтересованный взгляд и, зажав в зубах сигарету, не оборачиваясь пробубнил подошедшему со спины незнакомцу:       — Что тебе нужно?       Цай остановился, удивлённо всматриваясь в пацана. О нём ходили слухи, что он немой. Никто до сих пор не слышал от него ни слова. Пауза несколько подзатянулась. «Нужно что-то сказать, пока молчание не стало совсем уж странным», — немного обескураженно подумал Цай, и подойдя ближе к беседке, неспешно шагнул внутрь. Солнце отбросило его тень на страницы книги, которую держал светловолосый пацан, Цай хмыкнул с лёгким удивлением:       — О… Так ты разговариваешь?       «Не лучшая фраза для начала чего бы то ни было», — мысленно сам себе заметил Цай Мву.       — Чё надо? — уже грубее пробурчал Дэй, холодно глянув на вошедшего.       — Да вот, хотел узнать, где ты раздобыл сигареты? — невозмутимо произнёс Цай.       Дэй скользнул по незнакомцу нечитаемым взглядом. Яркие солнечные лучи слепили глаза, и, щурясь, он разглядел голубоглазого, не слишком высокого, крепкого парня-шатена. На вид они были ровесниками. На губах незнакомца мелькнула приветливая полуулыбка.       Юйхуа Холл являлся приютом закрытого типа, чем-то средним между интернатом и колонией для малолетних. Его обитатели не могли свободно покидать приютский комплекс, состоящий из нескольких зданий: школы и общежитий. Любые поездки в город были под жесточайшим контролем воспитателей с учителями, они были очень редкими и только в составе групп из учеников классов. В одиночку никого наружу не выпускали, отсюда следовало, что и свободно купить что-либо приютские тоже не могли, а значит доставалась вся запрещёнка контрабандными путями, либо процветало воровство. Не сводя с него настороженных жёлтых глаз, Дэй тихо сказал:       — Если хочешь уживаться с незнакомцами, не задавай им вопросов, не спрашивай их имен и не копайся в их прошлом.       Последние слова прозвучали несколько угрожающе. Однако парнишка не смутился, напротив, улыбка его стала чуть шире, как будто его совсем не отпугивал угрюмый вид собеседника и грубоватая речь. Скрипнув деревянными половицами под ногами, он шагнул ближе. Всё это время Дэй настороженно следил за каждым его движением. Приблизившись, пацан дружелюбно протянул руку для рукопожатия и произнёс:       — Я Цай Мву, живу здесь уже три года.       Дэй смерил его с ног до головы недоверчивым взглядом, всем видом давая понять, что он не собирается пожимать ему руку. Пацан равнодушно пожал плечами и сел на скамейку рядом с ним. Возникшая в воздухе напряжённость едва уловимо ослабела, но было видно, что Дэй всё ещё находился в настороженном ожидании. Цай сощурился. Глядя на солнце, повисшее золотым диском в зените, он произнёс тем же спокойным приветливым голосом:       — Ты здорово наподдал Шэнгу. Очень немногие решились бы выступить против него и его банды.       Дэй скосил взгляд, отвлекаясь от чтения, и лениво скользнув глазами по лицу собеседника. Цай стал рассказывать о местных порядках, местах и людях, которые стоили внимания. Его нисколько не парило, что угрюмый парень совершенно не стремился поддержать разговор. На удивление голос Цая действовал расслабляюще, обычно за информацию что-то просили взамен, но незнакомец не спешил называть свою цену. Дэу Джу слушал вполуха, мысленно делая пометки на интересующих его моментах. Цая, похоже, не смущала его молчаливая компания, как и дурная репутация.       — … мне здесь нравится. Здесь всё просто и ясно. Кто слаб, тот повержен и всем это известно.       — Тебя не трогают? — недоверчиво уточнил Дэй.       Губы Цая тронула лёгкая ухмылка и он спокойно произнёс:       — Я им не позволяю.       Эта легкомысленная ухмылка так не вязалась с серьёзностью, которая промелькнула в его светло-голубых глазах. Этих нескольких слов вполне хватило, чтобы тишина не затянулась, хотя обоих молчание вполне устраивало. Каким-то необъяснимым образом рядом друг с другом стало так спокойно, что в лишних фразах не было необходимости.       — Что читаешь? — парень кивнул на книгу.       Дэй оторвался от страницы и глянул нечитаемым взглядом на собеседника, словно раздумывая, ответить или нет, в конце концов он промолвил:       — Слышал что-нибудь о медном быке Фаларида?       — Нет. Расскажешь? — заинтересованно произнёс Цай, подавшись вперёд.       На несколько секунд светловолосый пацан вперился проницательным взглядом в голубые глаза напротив него и после паузы стал рассказывать, внимательно следя за реакцией своего слушателя:       — Есть такая легенда о медном быке, который считался самой изощрённой пыткой древнеримской аристократии. Он был создан афинским мастером Периллаем в 6-м веке до нашей эры для Фаларида, тирана Акраганта, которому и преподнёс его в дар. Бык представлял собой полноразмерную медную статую быка. Она была полой внутри. В боку быка была дверь, через которую внутрь него сажали жертву, после чего дверь запирали и под статуей быка разводили огонь. Бык раскалялся, а жертва медленно запекалась внутри… — Дэй не сводил внимательного взгляда с Цая, его выражение на лице не исказилось от брезгливости и не перекосило от жути. Наоборот, от него исходил спокойный интерес, и Дэй продолжил. — В голове у быка была система труб, похожая на флейты. Тогда стоны и крики сжигаемых в нём заживо звучали как мычание разъярённого быка и были особенно прекрасны… — он усмехнулся. — И вот, что забавно — чтобы испытать быка в действии, Фаларид поместил в него его создателя.       Мальчишка усмехнулся в ответ:       — Какие оказывается греки затейники по части пыток, — улыбнулся Цай. — Расскажи ещё что-нибудь, я бы послушал.       Дэй рассчитывал, что жуткая легенда отпугнёт дружелюбного парня и он оставит его в покое, но Цай оказался более занятным, чем показался на первый взгляд. Конечно, у него оставалось много вопросов о нём и его намерениях, и Дэй хотел разобраться, зачем ему его компания. Они о многом ещё говорили, пока не закончился перерыв.       — Эй, может ещё как-нибудь потусим? — дружелюбно поинтересовался Цай Мву.       — Ты так и не сказал, что тебе от меня нужно, — скептически прищурился Дэй.       Цай чуть наклонился вперёд, его голубые глаза сверкнули лёгким озорством.       — В разные времена ты можешь встретить разных людей, — прервал молчание он наконец, придавая своим словам весомость. — Не все из них заинтересованы в том, чтобы подкатывать к тебе или воткнуть нож в спину.       Дэй скептично хмыкнул, и Цай продолжил.       — Потому что я вижу в тебе что-то большее… Я вижу, что за этой маской скрывается ещё что-то; возможно, даже интересный человек. Может, даже друг, — многозначительно закончил парень.       Было что-то забавное в этом пацане, хоть он и не был похож на дурака, скорее на искусного манипулятора, потому что сейчас Дэй не чувствовал, что этот пацан лжёт, но слишком уж гладко стелет… С другой стороны, а что он теряет? Открываться ему он всё равно не планирует, а иметь союзника на своей стороне в этом крысятнике будет более дальновидно.       — Так что? До скорого…? — Цай сделал многозначительную паузу, очевидно надеясь на то, что его собеседник представится.       Светловолосый парень смерил его оценивающим взглядом и, пожевав губы, пробурчал:       — Дэй Джу.       Голубые глаза хитро сощурились, а довольная полуулыбка расширилась.       — Ну вот, Дэй Джу, теперь мы с тобой не незнакомцы.       На что Дэй скептично фыркнул.

***

      Они общались уже почти полгода, потихоньку прощупывая друг друга, изучая границы характеров. Учились парни на одной параллели, но в разных классах. Эти два мальчика могли говорить на сложные темы. Цай привлекал Дэя тем, что был не глуп, он был силён в драках и ни разу не спасовал, когда против них выходили другие компании подростков. В конечном счёте они стали по меньшей мере товарищами, прикрывали друг другу спины во время потасовок, делились вещами. И хотя Дэй не стремился открываться и доверять этому парню, однажды между ними состоялся разговор, который изменил всё. В тот весенний день они также сидели в беседке, Дэй читал очередную заумную книжку, а Цай играл в тетрис. На мгновенье светловолосый парень отвлёкся от книги, оглядывая исподлобья своего товарища. Вопрос вырвался быстрее, чем он успел себя заткнуть:       — И какова твоя история…?       Цай оторвал сосредоточенный взгляд от экрана тетриса и посмотрел прямо в жёлтые радужки.       — Из-за чего я оказался здесь?       Вопрос был личным, и сам Цай никогда не спрашивал об этом Дэя, хотя слухи о нём ходили самые разнообразные.       — Угу, — квинул парень.       Цай Мву помолчал недолго и, скосив взгляд в сторону, произнёс:       — Хмм… С чего бы начать… Это была фатальная авария, в которой столкнулось несколько жизней, — наигранно пафосно произнёс он, будто играя роль рассказчика в театре. — Она раскрыла предательскую сторону человеческой природы. Хочешь послушать будоражащую, волнующую историю об искуплении, об уязвимости, и сложности человеческой жизни? — усмехнувшись, уточнил Цай.       — Валяй, — хмыкнул Дэй, искоса глядя на так редко расфуфыренного товарища.       — Мой папаша, как и у большинства здесь, работал на одну бандитскую группировку… — вздохнул Цай, продолжая свой рассказ. — Однажды его глава дал ему задание… После успешного выполнения которого наша семья пустилась в бега. Мы часто переезжали, мама стала болеть из-за постоянных волнений и переживаний, что нас найдут…       Цитриновые радужки дрогнули, и Дэй стал внимать его речи так, словно от этого зависела его собственная жизнь. Хотя он старался не подавать виду, насколько сильно его заинтересовал рассказ собеседника. Их истории были слишком похожи.       Цай Мву невесело усмехнулся, отводя взгляд вдаль:       — … это было глупо… Взрывать пограничный морской мост. Несколько машин упало, девять человек погибло, а двое пропало без вести. В новостях тогда говорили про аварию из-за взрыва автоцистерны… опоры моста обрушились. Всё бы ничего, если бы среди погибших не было важной шишки из клана Цзянь…       Слова Цая стали двоиться эхом в разуме Дэя: «Этого просто не может быть… Так не бывает! Так… просто не бывает, мать твою!»       — Что ты сказал…? — невнятно пробубнил он, всматриваясь в голубые отстранённые глаза.       — Я говорю, что я здесь из-за того, что мой папаша был причастен к смерти отпрыска из клана Цзянь… Чем ты слушаешь? — слегка обиженно буркнул Цай. Он вздохнул, рвано проходясь по каштановым волосам пальцами. — Конечно же отца нашли… Его убрали, как собаку. Потом мы потеряли всё: дом, связи, всё пошло прахом… — махнул он рукой. — Мать стала сильно болеть и вскоре умерла. Бабушка с дедом были не в состоянии меня содержать, тем более они изначально не одобряли выбор матери и разорвали с ней все связи после женитьбы. Так что… когда мамы не стало… — Цай поджал губы, а его взгляд ожесточился, — … и моим старикам пришло письмо о том, чтобы взять меня… Они просто отказались. И вот я здесь, — улыбнулся он, хотя его улыбка вышла смазанной и изломанной. Повисло тягостное молчание.       Дэй смотрел на него и не смог сдержать истерический смешок. Их глаза встретились и Цай недобро усмехнулся:       — Что, не веришь мне…? — этот миг длился мгновение, когда он прямо смотрел в ядовито-жёлтые глаза Дэя, пока лицо товарища искажалось от расплывшейся безумной улыбки. Взгляд голубых глаз стал непривычно серьёзен, а после недолгой паузы Цай тихо и наигранно весело произнёс. — И правильно, что не веришь, чушь это всё… Думаешь, я первому встречному всё дерьмо про себя вывалю…? — Он отвернулся, встал и, прихватив тетрис, сделал шаг к выходу из беседки.       Цай вздрогнул от елейного голоса, который послышался позади него:       — Отчего же… Я верю.       Парень медленно обернулся, недоверчиво взглянув на товарища. Непроницаемая маска на лице Дэя сползла, обнажая безумный оскал, который Цай никогда до этого не видел. Светловолосый пацан истерически засмеялся, его жёлтые глаза смотрели словно сквозь него, и подавляя эти смешки он с трудом выговорил, почти торжествующе:       — Ты даже не представляешь насколько у нас с тобой… больше общего, чем я думал.

***

      Каков был шанс, что их пути пересекутся в этой точке? Один из сотен тысяч? Что оба они выживут, а их кланы нет… Много позже они будут возвращаться к этому разговору спустя годы, не раз и не два. Замкнутый круг разорвался, как и что-то внутри… Сначала оно вздрогнуло, встрепенулось, и затем надломилось с оглушительным треском. Какая ирония… почти насмешка Госпожи Смерти… Так, два раненых существа нашли друг друга там, где, казалось, было невозможно, и разговор, начатый не всерьёз и не предполагавший взаимного откровения, привёл их сюда. Тот страшный и мучительный опыт, через который им пришлось пройти, привёл их к ответам. К ясности дальнейшего пути. Их связала одна на двоих трагедия, одни и те же враги. Дэй и Цай оба почувствовали непреодолимое магнетическое притяжение друг к другу, где был смех сквозь слёзы, где был стон сквозь оскал. А дальше родился план мести.       Такие целеустремленные люди, как Дэй Джу, встречаются редко. Этот молодой человек владел мощным арсеналом качеств для достижения любой цели. Дэй был привлекателен, терпелив, хитёр и хладнокровен. И самое главное — у него был верный соратник и блестящий план, который вынашивался долгие годы. План, который откроет Дэю двери к огромным возможностям, власти, богатству. План, который ни при каких обстоятельствах не может дать осечку. Дэй знал, что не остановится ни перед чем. Даже если ему придётся убить… когда ему придётся убить.       Оба мальчишки стали стараться хорошо учиться в школе, потому что это могло помочь получить высшее образование и выбраться из той дыры, в которой они застряли. Социальный лифт мог подсобить. Со временем это дало свои плоды. Позже оба смогли поступить в университеты в Пекине. Дэй, притом, в довольно престижный ВУЗ, на кафедру химии и фармакогнозии, а Цай — на экономический. Однако учёба в универе давалась ему хуже, чем другу. Вскоре он сдружился с местными ребятами, участвующими в бандах. Впоследствии эти знакомства станут для него золотым билетом в круг китайских Триад. Парни по-прежнему поддерживали крепкую связь и параллельно копали информацию на своих врагов, их связь с убийством семей, а, кроме того, искали подходящих кандидатов для будущей организации. Как раз в тот момент, когда Дэй вместе с парой своих однокурсников был близок к успешному созданию химической формулы Omi, тогда же они с Цаем выяснили куски недостающей информации об уничтожении их кланов.       Дэй ворвался в комнату общаги друга запыхавшийся и бледный, как мел. Парень был не один. Он страстно обжимался на постели с какой-то девицей.       — Блядь, Цай! Ты знал? — отчаянно выпалил блондин, не обращая внимания на девушку и бесцеремонно проходя внутрь.       Парень оглянулся на распахнутую дверь комнаты, отвлекаясь от соблазнительных губ. Голубые глаза скользнули по мраморному лицу. В сочетании с пепельными растрёпанными волосами Дэй был похож на разъярённую застывшую статую. Цай Мву устало вздохнул и примирительно чмокнул шипящую негодующую красотку.       — Прости. Это срочно. Оставь нас наедине, — попросил он.       Девчонка, недовольно бурча себе под нос, смерила ворвавшегося гостя недовольным взглядом и, раздражённо вздёрнув нос, встала с постели, поправила блузку с юбкой и стремительно вышла вон, хлопнув напоследок дверью.       Цай сел на постели, вопросительно глянув на соратника, и спокойно озвучил свой вопрос:       — Знал что?       Глаза Дэя горели ядовитым пламенем, он чуть не трясся от гнева. Парень стал цедить каждое слово и прожигать друга злым взглядом:       — Хэ, Цзянь, Юнхи, все они повязаны! Ты знал это?! И не только они.       Дэй стал быстро рассказывать о тёмных пятнах, которые никак не соотносились вместе, когда они пытались докопаться до истины. Лицо Цая помрачнело, и он стал ярко ощущать удушье. Потому что то была страшная притча о сокрушительной лжи. Лжи патологической, бесконечной, намертво вмонтированной в ДНК. Лжи такой силы, что всякий, кто хотя бы пытался помыслить о правде, заболевал физически и ментально. Ложь — это семейные узы. Ложь — это любовь. Ложь — это единственный способ стать своим, стать родным…       Выныривая из мрачных мыслей, Цай, стараясь успокоиться, сглотнул ком в горле и перебил друга:       — Эй, успокойся. Нельзя терять голову. Ты закончил формулу?       Дэй тяжело дышал, зарывшись пальцами в отросшие пепельные пряди. Он поднял бледное лицо и раздражённо уставился на парня:       — Какая, твою мать, формула?! Не до этого было, блядь! Я к тебе помчался сразу, как только узнал!       Цай встал с постели и подошёл к нему. Придвинув стул в его сторону, он холодно произнёс:       — Просто посади свою маниакальную жопу и помолчи пять минут. Я не шучу, сядь и захлопни пасть.       Дэй прожигал его злым давящим взглядом, который мог выдерживать только он один. Цай не повёл даже бровью, давно привыкший к вспышкам агрессии друга.       — Сядь, — серьёзно процедил он.       Сдерживая бешенство, Дэй тихо проговорил, не сводя жёлтых глаз с лица Цая:       — Они сделали из меня зверя и, в отличие от тебя, я наслаждаюсь своей сущностью. Я не простил их даже сейчас… — он снова зарылся пальцами в копну пепельных волос, съеживаясь, словно сдерживая порыв разорвать себя, — так ненавижу, что еле терплю… — Дэй скрипнул зубами от стекающей по рёбрам ненависти.       Цай тяжело вздохнул и подошёл к нему вплотную, сгребая его в объятия. Он стал эмоционально шептать ему на ухо:       — Потерпи. Недолго осталось… Меня скоро представят одной шишке из клана и, если я пройду инициацию, меня примут в Триаду… Мы с тобой так долго к этому шли… — он шептал сбивчивым яростным шёпотом. — Когда у нас будет Omi, не будет никаких ограничений в финансах. Всё, что захочешь, хоть маленькую армию… Блядь, мы столько шли к этому, не похерь всё сейчас, Дэй!       Сумасшествие — как панацея для выживания в этом сумбурном мире… Тайны прошлого есть у всех — у хороших и плохих… И раскрытие этих тайн может сделать хорошего плохим и наоборот… Фактически одни и те же люди уничтожили оба клана. Помимо этого выяснилось, что их отцы были знакомы и вращались в одном кругу, хоть и не так близко, чтобы они могли пересечься детьми.       Дэй отстранился. Шмыгнув носом, он произнёс в сторону:       — Дай мне неделю… Я близок к успеху… Но после… мы приступим к более активным действиям. Потому что я не могу больше выжидать… Ты нашёл людей, которые нам подойдут?       Голубые глаза-льдинки скользили по мраморному лицу, парень вздохнул и глухо отозвался:       — Да. Троих, а ты?       — У меня ещё двое… — Дэй развернулся к двери и отстранённо проговорил. — Как только Omi будет готов, я сообщу.

***

      Когда в голове ураган, а на языке ничего, кроме острого и мокрого вкуса свободы — именно тогда человек сталкивается лицом с самим собой и всем огромным и недружелюбным миром вокруг. Маски скидываются, рассыпаются в щепки, и перед тобой лежит открытая дорога, полная всего маняще-запретного, что так надоест, когда ветер стихнет и сознание начнёт сублимировать сумасшедшие гормоны. Когда буря в сердце мешает мыслям собрать стройный паззл — тогда надо остановиться и сделать что-то, что изменит жизнь, не так уж важно, в какую сторону. Любой урок окажется ценным, любые «грабли» больно ударят, но отлично вправят мозги, замутнённые молодостью, наркотиками и алкоголем. Наверное, каждый сталкивался с этим горьким юношеским максимализмом, как у Цая Мву — когда жизнь оставляет лишь ощущение, что кто-то прошёлся в грязных болотных сапогах по твоей душе. От этого любой на его месте искал бы спасения от гниющей вязкости одиночества и непонимания, от жажды справедливости. Цай нашёл его в создании организации, группе уличных безумцев и бунтарей, с которыми он познакомился в банде. Нашёл, чтобы понять, что ему нужно на самом деле, набивая попутно синяки и шишки, но, как в лихорадке, постепенно приходя в себя и анализируя действительность.       В мегаполисе, в этом мире разочарований и предательства, где выживают только люди с пустыми глазами и ледяным сердцем, казалось бы, нет места молодости, любви и светлым надеждам. Но для Дэя и Цая жизнь только начиналась. Родного дома больше нет, приют оставлен. Дэй экстерном закончил универ, а Цай бросил учёбу, посвятив себя уличным бандам, его наконец приняли в новобранцы Триады. Молодые люди стремились вперёд — к новым высотам и разочарованиям, потерянным благам и обретённым мечтам, к проступкам и преступлениям.       А потом всё перемешалось, и святое, и праведное, у одних их последователей на первый план вышли меркантильные интересы и азарт к ярким эмоциям, которые не получить обычными способами. Другие, наоборот, показали чудеса бескорыстия и верности. А иногда грань добра и зла было очень тяжело провести, они стали как Инь и Янь, одно в другом. При этом мир вокруг них блистал и веселился. Организация росла и ширилась. Всё началось в Пекине, а затем лапы организации дотянулись до большинства крупных мегаполисов Китая. Их новобранцы весело танцевали под незамысловатый электронный трек в ночном клубе после инициации в Уроборос…       И при этом что-то было не так, чего-то в этом безудержном веселье не хватало. В какой-то момент Цай подумал: «Дело даже не в размытости определений добра и зла, а в ограниченности. В том, что ты ограничен внутренними, внешними, временными, моральными и прочими ограничениями. Например, совестью. Она нужна, чтобы не сойти с ума. Ты связан этим миром. И это не просто остров, замок, это клетка — это тюрьма души… И как становится легко, если отринуть всю систему сдержек и противовесов. Действовать так, словно рамок нет».       Как-то Дэй, читая очередную заумную книжку, озвучил вслух по обыкновению слушающему его товарищу: «Философия кинизма учит нас тому, что в каждом человеке сокрыто и хорошее, и плохое. Их девиз — «Dum canis dorminatur, lupus venatur», буквально означает: «Пока собака спит, волк охотится». Он напоминает о том, что в каждом человеке живёт собака, которая стоит на страже мира и добра, защищая общечеловеческие ценности, нравственность и мораль. Но когда она засыпает, просыпается волк, который тоже живёт в том же человеке, но когда собака бодрствует, волк не решается выйти на охоту. Как только собака засыпает (человек перестаёт стоять на страже нравственности и морали, быть воином добра), волк тут же просыпается и «выходит на охоту». Предубеждения мешают здравому смыслу, и поэтому ошибки не простительны, Цай, ведь за ними стоят многие жизни. Помни об этом, потому что я огорчаюсь, когда хорошие исполнители дохнут по глупости».       Подавляющая часть гангстеров, работавших на Триады, не скрывала своих личностей, наоборот, они кичились своими деяниями. Парни же, учитывая их тёмное прошлое, сделали всё, чтобы оставаться максимально анонимными. Как только Дэй с Цаем создали организацию, они отринули старые имена, истинные знал лишь ограниченный круг приближённых. Для всех остальных они использовали позывные. Как раз с ними была связана забавная история. Ещё в студенческие времена, после того, как Дэй смог успешно завершить наркотическую формулу, парни решили обмыть успех и вдрызг напились. Придумывая их позывные, Дэй в шутку обозвал Цая: «Exsilium».       — Бля, в душе не ебу эту твою чёртову латынь, — пьяно проворчал Цай Мву, открывая новую банку пива.       Они сидели на полу в комнатушке студенческого общежития, привалившись спинами к одноместной кровати, пока сосед Дэя свалил на какую-то вечеринку. Цай даже приволок с собой маленький торт, дабы отпраздновать новый этап их жизни.       Дэй Джу весело усмехнулся, отпивая пенное и, растягивая слова, пояснил:       — А зря, тебе очень подходит.       — С хуя ли оно мне подходит? — настороженно пробубнил парень.       — Потому что оно означает: «Изгнанник», дурень. Коротко можно звать тебя Эксиль или Экс. Звучит неплохо.       Цай пьяно хмыкнул, расплываясь довольной лыбой.       — Тогда тебя нужно звать «Мстителем». Ебливый у нас тандем, не находишь?       Дэй прыснул, чуть не поперхнувшись пивом. Сделав большой глоток, он отёр тыльной стороной капли алкоголя с губ и задумчиво произнёс, словно смакуя имя на языке:       — Хмм… Vindex?       — А что? Для твоей пафосно-гениальной задницы вполне сгодится, — заржал рядом голубоглазый парень.       Давно Дэй не видел его в таком хорошем настроении. Только в его компании Цай вёл себя открыто. Для других людей он был сдержанным и скрытным человеком. В этом плане его друг был схож с Сун Фенгом, но тот из-за своей безэмоциональности больше похож был на бездушную машину, отчего общение с ним навевало на Дэя смертную скуку.       — Хорошо, умник, будешь сам нарекать новичков на инициации! — продолжил усмехаться Цай, пока Дэй накалывал кусок торта на вилку прямо из коробки. Оставив вилку в десерте, Дэй беззлобно пихнул его плечом:       — Что? Слишком сложно для тебя?       Голубые глаза напротив смеялись, пока он закидывал снятую с верхушки торта цельную клубнику в рот. Прожевав ягоду, Цай Мву добродушно ответил:       — Нет, просто на дух не переношу весь этот бесячий пафос. Это больше в твоём стиле. Тебе и придумывать.

***

      Наши дни       В самом сердце тускло освещённой комнаты, окутанной сизым сигаретным дымом, стоял круглый стол из дорогого красного дерева с гладкой полировкой. По периметру столешницы была выполнена искусная инкрустация из перламутра в виде свернувшегося в кольцо огромного змея, кусающего себя за хвост. На его поверхности были видны лёгкие следы времени. За столом сидели пятеро мужчин и одна женщина, каждый из которых излучал уверенность и властность. Стулья простой и строгой формы были обиты чёрным шёлком. Стены, окутанные бархатистыми покрытиями глубокого тёмно-бордового цвета, обрамляли массивные молдинги. Цвет стен перетекал на потолок, стирая границу, отчего пространство визуально казалось более камерным. Стены украшали резные рамы и картины с изображением разных видов змей: гадюк, питонов, кобр. На одной из картин был изображён сюжет, где крупная хищная змея обвила журавля, впиваясь в его горло клыками. На потолке над столом величественно висело зеркало в изысканной раме, отражавшее тусклое свечение, которое исходило от большой люстры, усыпанной хрустальными каплями. Они преломляли свет и отбрасывали его по комнате мягкими отблесками. Перламутровые чешуйки змеи переливались под мягким светом, создавая игру теней и бликов, которая завораживала взгляд.       Пол, выложенный чёрным мрамором со светлыми прожилками, был натёрт до зеркального блеска. Поверх него раскинулся роскошный ковёр с длинным ворсом, приглушающий шаги и посторонние звуки, на нём было много прожжённых пятен от сигарет. Он создавал ложный уют, где разговоры о делах шли с лёгкой скукой, как будто каждое слово могло нарушить хрупкое равновесие. В воздухе витал еле уловимый запах дорогих древесных масел, смешанный с тонким ароматом табака и опиума. Комната была лишена окон, отчего здесь не было слышно ни посторонних звуков, ни шороха улицы — только глухое дыхание на грани тишины и шелестящий шёпот собравшихся на фоне чёткого голоса босса.       Структура их организации была чем-то схожа с сектой, в которой всё началось с единой цели и стремления, а заканчивалось тиранией одного вожака, харизматичного лидера с воистину пугающей хладнокровностью и фанатичностью, коим являлся Виндекс. Было в их лидере что-то, пугающее уже с самого начала, что при всей его угрожающей физической мощи отвращало и нервировало. Для него одни люди — обычный товар вроде наркоты или оружия, а другие — клиенты, активно подпитывающие их тёмный бизнес, и попавшие в силки чудовищной преступной организации. Для подавляющего большинства их последователей личина лидера Уробороса была скрыта. Для них руководил криминальной империей некто. Большая часть братьев организации не знала даже как выглядит Виндекс. Капитаны и его доверенные лица характеризовали его как человека с отсутствием угрызений совести, бесчувственным к людям, не входившим в его ближний круг, циничным, чрезмерно распущенным, и, наконец, обладавшим гипертрофированностью преступных замыслов и комбинаций, вроде строительства большого количества лабораторий, секретного убежища, похожего на улей. В нём были целые отсеки с помещениями, предназначенными для реализации преступлений. У него были поистине масштабные аппетиты и планы охватить целые города и районы, достичь таких высот власти, при которых было бы позволено бесконтрольно убивать, пытать, насиловать людей…       Дэй всегда был тем, кто ведёт за собой. Экс и сейчас признавал этот его дар, который раскрылся, как только они покинули стены Юйхуа Холл. Ничего не изменилось даже спустя годы. Он нещадно препарировал общество, открыто заявляя о его никчёмности и безропотности. Для него людские массы были абсолютно безлики, их лица бледны, как у подземных жителей, гримасы безрадостны, а фигуры понуры. Под законами социального тяготения люди расплодились, завоевали значительную часть общества и превратились в большое мясистое стадо, которым было так легко управлять.       Если Дэй Джу был боссом и главой их организации и принимал основные решения, то Цай Мву был младшим боссом, советником лидера, и хотя между собой они были равны, формально Экс был управителем Уробороса и заместителем лидера. Пожалуй, он был единственным человеком в окружении Виндекса, который был с ним не из страха или других привилегий, а потому что он был его преданным другом, который поддерживал его во всём, и даже садистическая сторона его натуры не смущала. Они вместе могли творить зверства, прикрывая друг другу спину, являясь чудовищным по своей сути тандемом.       «Его ядовито жёлтые глаза, словно поглощали солнечный свет, а дыхание — холодное и режуще-свежее, как порыв ветра над ледяной пустошью. Он отравлял всё вокруг. Если Дэй вдруг решал оставить свою жертву в живых, она будет помнить о нём до самого конца своих дней. На внутренней поверхности век и на сетчатке её глаз будет выжжено его лицо. Оставив после себя сплошные шрамы, до кости черепа, изнутри в хлам расцарапав его когтями. Он всегда останется рядом, несмотря на то, что давным-давно оставил её один на один с внутренними переживаниями. Он будет шептать в уши, смеяться в тишине, звучать громче любой толпы, давать советы, после которых не оправдает ни один суд. Его мысли, слова, запах и вкус — он выпотрошит и оставит всё это внутри, как отпечатки пальцев, по которым его никогда не найти. Каждый штрих будет напоминать о его присутствии, безмолвном и пронизывающем всю сущность жертвы. Демон? Чудовище? Ни одно из этих слов не подходит ему лучше, чем его собственное имя. Произнеси его, хотя бы единожды, в своей жалкой серой жизни. И никогда не сможешь его забыть, пока он не заберёт с собой часть твоей души. Он — монстр и чудовище в человеческой шкуре. Он пророс во мне, как незаживающая рана. Он пророс в тебе, проникая в каждую мысль и действие. Поразил воспалением каждый из лимфоузлов, пустил корни в мозгу, пробил насквозь позвонки и сплёлся в блядском болезненно-электрическом экстазе с нервной системой, заставляя каждую клетку вибрировать от страха и боли. Несущийся на острие характер, с которым либо жизнь на грани, либо кровь из вен. Он наполняет каждую секунду тревогой, заставляя задуматься, о том, как долго я ещё смогу жить рядом с ним, балансируя на острие гильотины? Его острый, как бритва, ум исследует каждый аспект твоего существования и превращает слабости в орудия пытки. С его помощью ты сможешь стать кем угодно — и жертвой, и палачом — зависимостью, терзающей душу. Когда он стал старше, Дэй начал меняться, учиться общаться с людьми, чтобы расположить их к себе. Благодаря хорошему образованию он производил впечатление успешного, статусного, богатого молодого бизнесмена. Его преступная гениальность и необычная, привлекательная внешность помогала ему легко входить в доверие и эффективно манипулировать другими людьми. Он пользовался популярностью среди женщин и мог обаять любую. Любил ли он когда-нибудь кого-то из них? Вряд ли. Если бы я не знал о его привязанности к дяде Ан Лу, подумал бы, что он просто не способен на любовь… Поэтому меня всегда приводила в восторг его способность подстраиваться под любую среду и окружение. Он научился находить подход к любому. Изобразить нежность, когда необходимо, и быть безжалостным, как шторм, когда ему заблагорассудится. Дэй предпочитал запах крови вместо слёз…», — размышлял Экс, созерцая профиль своего соратника. Сейчас он собрал всех на совещание в их убежище, присутствовал только узкий круг из доверенных командиров.       «Однако Дэй обладает и весомыми недостатками: он подвержен страстям, поддаётся эмоциям, и он верит в то, что его мечты сбудутся. Ради этого он даже иногда отбрасывает подальше свою серийную жажду к убийствам. Он видит виноватых, и не видит невиновных, может, их нет, но… если вдруг сбросить бомбы на прогнивший мир, взрывная волна не будет выбирать, кого забирать с собой, она заберёт всех. Он видит вину не только в участии в творящемся зле, но и в безучастии в том, что принято называть добром? Дэй разрушит тлеющий мир между группировками под оптимистичный джаз бомбардировщиков. Он часто повторяет: «Рано или поздно за всё придётся отвечать. Не важно, кем или чем мы являемся сейчас, прошлое всегда с нами. Ничто не исчезает бесследно. За всё в жизни приходится расплачиваться… И они заплатят». «Так и подмывает сказать: кровью», — заканчивает мысленно Экс.       Его сметающими потоками монологов, наполненных дистиллированной ненавистью, можно было бы мерить энтропию… Он — единственный из них всех, кто живёт прошлым, и кто отчаянно старается затянуть туда остальных, всех причастных, чтобы обсудить всё, что ему хочется обсуждать до сих пор до неминуемой смерти виновных, конечно же, чтобы потолковать о разнице между изнасилованием и игрой в него, о противоречиях в кармической теории, о мести и предательстве, чтобы говорить, говорить и говорить обо всём, о чём можно говорить беспредметно, доводя своих жертв до предсмертных истерик. Он пытается протащить их с Эксом назад во времени, но тянет туда самого себя. Однако у него ожидаемо не выходит повернуть время вспять. До разума Эксиля словно издалека дошёл обрывок фразы, который заставил вынырнуть его из глубоких размышлений:       — … не бывает неприкасаемых, — с твёрдостью заявил Дэй Джу. — Настала пора показать нашим врагам, где их место. У мира не то чтобы много терпения, его общество стало слишком гнилым, раз уж всё, что в нём есть — в руках денег. Они так поглощены попытками изобразить иллюзию образов тех, кем они не являются… Как вы все прекрасно знаете, после того как мы разбередили улей, дата священного ритуала была отложена на неопределённый срок. Но они не могут бесконечно её откладывать. Нужно наконец провести голосование, чтобы выбрать лидера и принять в свои ряды новых братьев. Подозреваю, что владыкой воскурения снова станет Юн Цзянь.       — Бедняга Ву, он сдохнет раньше, чем получит кресло лидера, — усмехнулся Экс, подкуривая сигарету.       — Старики никак не дадут дорогу молодым. Опять пыль поднимают? — с лёгкой насмешкой произнесла женщина, её улыбка была пронизана снисходительностью. Она была воплощением грации, стройная и изящная, словно хрупкая статуэтка, которую бережно поставили на самое видное место. Длинные шелковистые волосы угольно-чёрной вуалью ниспадали соблазнительными волнами до лопаток, аккуратно собранные в высокий, безукоризненно оформленный конский хвост, и придавали ей неповторимый шарм. На её фарфоровом лице ярко выделялись алые губы, которые контрастировали с белизной кожи, словно спелая ягода на снегу, а зелёные глаза блистали, подобно двум изумрудам, невольно притягивая взгляды. Она была облачена в элегантное чёрное платье-футляр, которое мягко облегало её фигуру, открывая острые плечи и подчёркивая изящный силуэт. Длина платья доходила до колен. На её стройных бесконечно длинных ногах бархатно блестели чёрные замшевые ботфорты на высоком каблуке-шпильке. Женщина сидела расслабленно и самоуверенно, закинув ногу на ногу, и кокетливо постукивала длинными чёрными ногтями по лакированной столешнице, создавая мелодию, напоминающую тихий стук сердца. В её манерах ощущалась лёгкость и игривость, но за этой внешней беззаботностью пряталась едва уловимая сила, словно у притаившейся пантеры, готовой в любой момент напасть. Она была финансовой советницей и капитаном, руководившим отделом информации, занимающимся разведкой и контрразведкой, в том числе в среде конкурентов и полиции.       — Песочные люди, пусть проваливают на пенсию! Поможем им?! — проворчал темноволосый мужчина, вальяжно сидящий на стуле рядом с ней. Он был одет в бордовый костюм в тонкую фиолетовую полоску. Его угловатое лицо, обрамлённое волосами, касающимися плеч, выражало скуку человека, который устал от длинных напыщенных речей. Длинная полоска шрама с бледными швами, пересекающая его черты от скулы до скулы чуть ниже переносицы, являла собой отметину, свидетельствующую о незабываемой драке не на жизнь, а на смерть. Но ещё более впечатлял его левый глаз. Если правый, цвета тёмного оникса, был вполне обычным, то левый выглядел совершенно иначе. Вместо радужки и зрачка на белке красовалась крохотная алая змейка, зловеще кусавшая себя за хвост. На первый взгляд это могло показаться простой цветной линзой, но лишь при ближайшем рассмотрении становилось очевидно, что этот глаз не видит. Он был протезом. Этот взгляд, абсолютно лишённый жизни, жестоко контрастировал с полным выразительности и живостью правого глаза, создавая порой жутковатую атмосферу. Он был командиром боевиков и отвечал за защиту и силовые операции, в том числе разборки с конкурентами и ликвидацию предателей.       — Avarus, Мortalis, не перебивайте босса, — тихо и с лёгкой укоризной проговорил мужчина, сидящий напротив. Он смерил их строгим взглядом. На его идеально выбритом затылке красовалась татуировка с вьющейся змеёй. Мужчина был чуть старше, хотя все присутствовавшие были ровесниками, среднего возраста.       Аварус кокетливо улыбнулась, царапая чёрным ногтем в форме когтя лакированную столешницу. Морталис же нагло ухмыльнулся и протянул с лёгкой издёвкой:       — Оstiarius, будь чуть проще, вон Mendax сидит и не отсвечивает, — кивнул он на светловолосого угрюмого мужчину с тенями под глазами. Услышав о себе, Мендакс закатил глаза и раздражённо выдохнул дым в сторону Смертника. — Я всего лишь бы… выпил их время залпом, — продолжил мечтательно он, оскаливаясь и небрежно бросая взгляд на босса. Морт тут же уловил в его жёлтых радужках каплю веселья.       На что бритоголовый раздражённо фыркнул, солидарно переглянувшись со светловолосым Мендаксом. Если первый управлял отделом по воспитанию и вербовке, который работал в школах и вузах, а также искал информаторов среди рикш, таксистов, официантов, уличных торговцев и проституток, то второй был связным организации и отвечал за контакты с другими тайными обществами, кроме того в его обязанности входили регулярные проверки нарколабораторий.       — У тебя будет такой шанс, — довольно произнёс Виндекс. — Поскольку Триады известны алчностью всему Китаю, им будет дан урок реального применения силы. Вопрос — останутся ли свидетели? — губы Дэя растянулись в елейной улыбке. — В понедельник держитесь подальше от центра города, там будет туманно… и дымно.       — Утопим их в страхе, — отозвался Экс.       — Обагрим кровью их пандемониум, — игриво улыбнулась Ава.       — Посмотрим, чем всё закончится, — с предвкушением произнёс Ариус, встречаясь взглядом с каждым по очереди.       Морталис нетерпеливо всплеснул руками, хлопая в ладоши, заканчивая их мысль:       — Аплодисменты, браво, занавес…