Wolf in a Cage

      Там, где жизнь ничего не стоит, свою цену приобретает смерть.

             После случившегося Тянь не мог уснуть из-за кошмаров три дня подряд. По своим делам он перемещался исключительно на машине в сопровождении охраны, редко — на такси. Врач пока не дал добро на посещение школы. В основном он ездил в больницу из-за процедур или анализов и иногда в спортзал. Хэ Тянь надеялся, что физнагрузки вымотают его, и тогда он сможет уснуть. Выходя из дома, парень не расставался с пистолетом, спать ложился также вместе с ним. Так, он чувствовал себя безопаснее. Из-за усилившейся тревоги у него усугубилась бессонница. Казалось, Тянь перепробовал все способы, чтобы хоть как-то себе помочь. Он литрами пил ромашковый чай. Быстро стало понятно, что эффект от травяных седативных средств ему, словно мёртвому припарка, совершенно бесполезен. Снотворное, которое ему давал доктор Ма, давно закончилось, да и влияло оно на Хэ Тяня так, что после такого «сна» он не чувствовал себя отдохнувшим. Тянь отказался от кофе, регулярно слушал успокаивающие ASMR-звуки, помогающие уснуть. Вся студия мажора пропахла эфирными маслами лаванды и мелиссы. Невозможность уснуть страшно выматывала. Вконец отчаявшись, он выбрался на сеанс иглоукалывания. Лёжа на массажном столе, Тянь почувствовал себя невероятно глупо, отчего напряжение в теле не спешило его покидать. Подбадривая парня, пожилой рефлексотерапевт методично вводил тонкие медицинские иглы в биоактивные точки лица, объясняя, на что влияет та или иная точка. Поставив последнюю иголку, старик задёрнул занавески у окна и включил медитативные звуки, напоследок назидательно сказав:       — Я приду к вам через сорок минут, постарайтесь расслабиться, и ни о чём не думать.       «Как будто это так просто», — скептически мысленно проворчал Тянь, слыша, как мужчина захлопнул за собой дверь. Несмотря на то, что он переписывался с ребятами, ему не хотелось докучать им своими жалобами и беспокоить их, особенно Гуань Шаня. Он должен справиться с этим сам. В маленькой комнатке под тихие звуки пения тибетских чаш мысли парня постоянно уносило в тот туманный вечер. Его разыгравшаяся фантазия сыграла с ним злую шутку или это в самом деле был он? Насколько продвинулся в своих поисках брат? Хэ Тянь старался не думать о своём похищении, но воспоминания навязчивыми кадрами то и дело врывались в его сознание. Тянь болезненно поморщился, из-за недосыпа у него начались мигрени.       — Да, блядь… — тихо прошипел он.       Каждый раз, когда Тянь видел его смеющиеся жёлтые глаза, в теле пробегали волны мурашек от ощущения беспомощности. Его до сих пор не поймали. Тянь чувствовал себя в подвешенном состоянии неизвестности. Это ужасно раздражало. Юноша поморщился, вопросы роились в неспокойном разуме, как назойливые мухи. «Как его найти?» — Хэ понимал, что стоит поговорить с братом, но как это сделать так, чтобы никто из его близких не пострадал?       Глубоко выдохнув и едко хмыкнув, Тянь представил, как его утыканное иглами лицо выглядит со стороны. «Как дикобраз. Нет, ёж. Это больше похоже на Шаня. Бля. Это с самого начала было провальной идеей…» — саркастично подумал он. Хэ наконец удалось прекратить внутренний монолог, но напряжение в теле так и не спало. Внутри растекалась топкая усталость. Тянь вздохнул. Кажется, остался последний способ, которым он ещё не воспользовался. Он оставил его на крайний случай. Время пролетело очень быстро и когда врач избавил юношу от иголок, Тянь уже набирал номер с визитки.       — Здравствуйте. Я хочу как можно скорее записаться на приём. Когда у вас ближайшее окно…?       

***

      Тянь сидел в кресле напротив женщины, врача-психотерапевта Минчжу Пэн. Они находились в просторном кабинете с интерьером в современном минималистичном стиле. В помещении были панорамные окна до потолка, которые пропускали много естественного света. Всё убранство кабинета было в бежевых спокойных тонах, вдоль стен шли книжные стеллажи с литературой и папками документов, два кресла друг против друга, между ними плоский стеклянный кофейный стол, на котором расположилась пачка бумажных носовых платков. Минчжу была чуть старше Чэна. Она была стройной брюнеткой, с серьёзным внимательным взглядом и приятным голосом. У неё была бледная нежная кожа и длинные густые ресницы. Хрупкой статной фигурой она восседала в кресле, а на её коленях был блокнот. Минчжу Пэн была в деловом брючном костюме, со стрижкой каре и в очках. Это была вторая их встреча. В первую Тянь кратко и без подробностей рассказал ей о случившемся, и потом долго отвечал на вопросы врача. Она опросила его по нескольким опросникам и тестам, осмотрела бумаги с анализами и выслушала основные жалобы парня.       Тянь смотрел на то, как она сверяется со своими записями, и небрежно осведомился:       — Ну, и какой диагноз вы поставите?       Женщина оторвала взгляд от бумаг и внимательно глянула на парня. У Тяня было странное ощущение от её глаз, словно она видела его насквозь. Минчжу поправила очки и тихо произнесла:       — Пока, конечно, о точном диагнозе говорить рано. Он будет корректироваться со временем, но, предварительно, у вас ПТСР, — посттравматическое стрессовое расстройство и признаки тревожно-депрессивного расстройства.       Юноша нервно заёрзал в кресле. Отведя взгляд в сторону, он невесело хмыкнул:       — Звучит так себе…       Минчжу достала из папки, которую принёс Тянь, выписки из его медкарты. Скользнув взглядом по строчкам, она сосредоточенно проговорила:       — По анализам я вижу, что у вас очень низкие показатели ферритина в крови и хроническая анемия, — женщина отложила листочки на стол. Сделав быстрые пометки в блокноте, она снова глянула на Тяня и серьёзно проговорила. — Это один из маркеров депрессии. Вы жалуетесь на бессонницу, усталость, перепады настроения и неспособность сосредоточиться. Всё это может вызвать чувство безысходности, — она сделала паузу, давая возможность юноше что-то ответить.       Тянь угрюмо кивнул. Повисла неловкая тишина. Наводящими вопросами Минчжу Пэн смогла получить от него ответы. Хэ было тяжело откровенно с ней говорить. Потому что в его окружении это было непринято. Каждый варился в своих переживаниях и не отсвечивал. Только попробуй пожаловаться, ныть или, упаси Будда, заплакать. О разговорах по душам не было и речи. Когда была жива Сюин, в их семье всё было иначе. Они с братом могли говорить с матерью откровенно, делиться с ней радостями и печалями. После… всё изменилось. Отец воспитывал сыновей в довольно жёсткой манере, холодно, строго и порой цинично. Справедливо, как он думал, полагая, что так они станут сильными волевыми мужчинами, способными справиться с любыми трудностями в их жестоком преступном мире. Тянь поёжился в кресле. От некоторых вопросов хотелось закрыться и съехать, по привычке, в ироничный и пошлый юмор. Про себя Тянь удивился, что у него всё ещё остались силы на это. О личном он мог говорить лишь с близкими друзьями, с Шанем, редко, с Чэном. Минчжу не была его другом, поэтому рассказывать ей что-то подобное или делиться чувствами ему было непросто. Внутри ворочались ядовитые мысли, звучащие разочарованным осуждающим голосом отца: «Всё это тебе ненужно. Ты просто слаб, Тянь. Раз пришёл поплакаться в жилетку незнакомки. Мы с Чэном как-то обходимся без этой… помощи. Почему ты не можешь…?».       — Хэ Тянь?       Её голос пробился до него словно издалека, вытаскивая из морока, гнобящих мыслей. Тянь вздохнул, поднимая остекленевшие глаза и устало глянул в её лицо.       — Мы можем сделать перерыв, — осторожно сказала она, в её взгляде мелькнула тень беспокойства.       Тянь сглотнул, прикусывая губы. Он пришёл сюда, потому что хотел решить проблему со сном. «Даже если мне страшно лезть в себя и выворачивать наизнанку. Даже если мне больно и хочется сбежать. Это надо сделать, иного выхода нет. Я не могу тянуть с этим вечно и не хочу напрягать Шаня в очередной раз… Сколько у него терпения? Малыш Мо слишком хороший, чтобы сказать мне, если он устанет… Я должен сам всё решить!»       — Нет… Давайте продолжим, — хрипло проговорил Тянь. Прочистив горло, он тихо закончил. — Я… отвечу на все вопросы.       — Вы уверены…? — с некоторым сомнением произнесла Минчжу Пэн.       — Да.              Следующие двадцать минут она много расспрашивала Тяня о его детстве, родителях, отношениях с отцом и братом, и, наконец, они дошли до самой беспокоящей Хэ Тяня темы.       — Мне снятся кошмары. Они снились и до похищения, — Тянь неловко опустил взгляд на ладони, лежащие на своих коленях. Он стал ковырять заусенец на большом пальце, продолжая: — Проблемы со сном у меня давно, но до такой степени ещё не доходило… — устало вздохнул юноша, его широкие плечи опали и он проговорил более эмоционально, потому что от одного воспоминания от этих ощущений, к горлу подкатывало. — После пробуждения мне кажется, что у меня сердечный приступ или я задыхаюсь. Я долго не могу прийти в себя после этого. Если приходится говорить на тему похищения… — голос Тяня дрогнул, — внутри меня буквально выворачивает наизнанку и я никак не могу скрыть или подавить внешне эту эмоциональную реакцию. Она меня страшно злит… Я могу расплакаться, как девчонка… — уже тише закончил он.       Минчжу Пэн отложила блокнот на колени и, внимательно всматриваясь в лицо напротив, спокойно произнесла:       — Хэ Тянь, из того что вы рассказали о вашем детстве. Я вижу, что ваш отец запрещал вам с братом открыто выражать «неудобные» эмоции. Порицал за это, — Тянь оторвался от ковыряния пальца и поднял недоверчивый взгляд на неё. Пока женщина не продолжила, взмахнув ручкой, зажатой между пальцами. — Например, слёзы. Достаточно распространённый стереотип среди старшего поколения, родителей или дедушек, бабушек. Мальчикам с детства внушают, что плакать нельзя. Плачут только девчонки или нытики, а настоящий мужчина плакать не должен. Слёзы — это удел слабаков. Но на самом деле слёзы — это нормальная, здоровая реакция на обиду, горе и безысходность. Причём неважно, у женщин или мужчин, — её глаза были такими ясными, а речь уверенной и чёткой. В голосе женщины не было ни грамма осуждения, наоборот. В нём было какое-то неуловимое принятие. Она продолжила, удобнее устраиваясь в кресле. — Мы можем стыдится, стесняться или даже испытывать вину из-за таких чувств как гнев, страх, печаль. Перед родителями, любимыми и друзьями, перед собой и даже всем миром, — на этих словах Минчжу кивнула, будто бы сама соглашаясь с только что сказанным. Задумчиво оглядывая Тяня, она проговорила. — Мы считаем эти чувства плохими, нашу реакцию неправильной. Установка эта — ошибочна, на самом деле чувства не плохие и не хорошие. Они лишь сигналы состояний души, и иметь, уважать, слышать и проживать их — можно, — психотерапевт сделала акцент на последнем слове и после недолгой паузы продолжила. — И тем более говорить о них с тем, кому вы доверяете, либо терапевтом, тоже можно и нужно, — Минчжу поправила очки, возвращаясь к своим записям. Она сидела в кресле напротив Хэ, закинув одну ногу на другую, записывая что-то в своём блокноте. Закончив, писать врач окинула его оценивающим цепким взглядом и серьёзно проговорила. — Когда вы подавляете негативные эмоции, вытесненные и подавленные, они влияют на качество тех, которые вытеснять не хочется — и тогда радость с интересом ослабевают. Вы говорили, что, кроме сильной тревожности, ощущаете пустоту, верно?       Парень зябко поёжился и уклончиво произнёс:       — Да, чаще всего после кошмара или не знаю, как это назвать… — Тянь быстро стал вертеть ладонью, чтобы поскорее подобрать нужное слово, которое вертелось на языке, но так и не приходило в голову. Наконец неуверенно проговорил, — …приступа?       — То, что вы описывали ранее, называется панической атакой.       Тянь нетерпеливо закивал, нервно ёрзая в кресле. Сморгнув, выпалил:       — Да… и что вы предлагаете? Я хочу, чтобы они прекратились, может какие-то таблетки?       Женщина цепко улавливала все перемены в его настроении и дёрганных движениях, от неё не скрылось нервное напряжение Тяня. Она терпеливо и серьёзно произнесла:       — В первую очередь, я бы посоветовала вам разговорную когнитивно-поведенческую терапию. В поддержку к ней приём антидепрессантов, так называемых селективных ингибиторов обратного захвата серотонина. В периоды повышенной тревожности — приём транквилизаторов. Во время разговорной терапии мы будем интегрировать травмирующее событие в вашу личную историю, вы будете учиться примирению с тем, что случилось. Нужно добиться того, чтобы вас перестали мучить навязчивые воспоминания о похищении. Вы должны будете почувствовать, что имеете контроль над своей жизнью и, конечно, снижение тревоги. Я думаю, стоит проговаривать то, что вам снилось. Если возможно, после пробуждения записывайте ваши сны, кошмары тоже. Наше бессознательное может многое рассказать.       Тянь внимательно слушал врача, и с каждым словом его плечи понуро опускались. Когда она замолчала, делая пометки в своих записях, парень прикусив губу, робко произнёс:       — Я хотел спросить… — Тянь запнулся, и уставившись в пол продолжил тише. — Почему мне так сложно просить помощи… даже если я полностью доверяю человеку, и, с большой вероятностью, он мне не откажет?       Отвлёкшись, она отложила ручку и доверительным голосом проговорила:       — Чаще всего дискомфорт даже при одной мысли, что для решения проблемы придётся привлечь кого-то извне. Причём это может выражаться даже в незначительных просьбах. Обусловлен страхом показаться слабым, — Тянь вздохнул, поднимая серые глаза, внимательно слушая дальше. — Как правило, страху показаться слабым подвержены люди, привыкшие всё держать под контролем и отрицать существование проблемы. Вы не можете справиться сами, отчего чувствуете себя некомфортно. К сожалению, не все ситуации находятся в пределах нашего влияния. Либо страхом быть неудобным, обременительным, словно вы — обуза. Что вас бросят, как только вы стали проблемным. Страхом отказа или быть должным.       Юноша глубоко задумался над последними словами. Скорее всего, ему страшнее всего быть обременительным для своих близких. Он вздохнул, отводя взгляд в сторону. Минчжу осторожно уточнила:       — Хэ Тянь, я заметила у вас повязку на руке. Можете рассказать, как вы поранились? — из-под очков она кивнула на его руку, что-то записывая в блокнот.       Тянь держал руки сложенными на груди. Поймав её взгляд на повязке, он неловко поёрзал в кресле. Этот день был жарким, поэтому он одел футболку вместо водолазки, и забинтованная рука ничем не была скрыта от цепких глаз врача. Хэ Тянь нехотя произнёс:       — Несколько дней назад мне приснился кошмар, и во сне я поцарапал себя, — говорить об этом было неловко.       — Кроме этого, вы неосознанно прикусываете губы до крови и ковыряете пальцы, вы замечали за собой эту привычку?       Тянь провёл пальцами по смоляным волосам. Хотелось ещё больше закрыться, только чтобы не чувствовать эту неловкость и стыд. Хоть тон её голоса был бесстрастным, ему было не по себе от такого внимания. Он скомкано пробубнил, стараясь не смотреть ей в глаза:       — Это происходит не специально, я даже не чувствую, когда начинаю… если меня не одёрнуть…       — Привычка проявляется даже когда вы в покое, предположим, читаете?       Несколько секунд Тянь задумчиво помолчал, вспоминая, как Шань просил его так не делать, и тихо проговорил:       — Близкие говорят, что да. Я чаще всего не замечаю. Только когда заболит…       Минчжу вздохнула и произнесла серьёзным тоном:       — Хэ Тянь, расчёсы и самоповреждения — это проявление аутоагрессии. Попробую объяснить один из механизмов, часто лежащих в основе самоповреждений. Он связан с расщеплением себя, а в основе своей имеет травму. Итак, наше «целое Я» состоит из физической и психической части. Когда у нас всё хорошо, то мы чувствуем себя одним слитным целым со своим телом. Для нас «Я» это и дух, и материя. Если человек заболел, он говорит «у меня болит тело: горло, голова, спина», — доктор Минчжу взмахнула рукой, показывая жестом «и т.д.». — И тело как бы отделяется, становится немного автономным. Объективируется. Что-то, что невыносимо терпеть, тоже может заставить нас разделиться на тело-объект и психическое «Я». Травматическое переживание может быть, как физического, так и психологического характера. В тяжёлых травмирующих ситуациях люди иногда входят в состояние наблюдения себя как бы со стороны, отрешения от присутствия в теле. Часто это единственный способ выжить психически —дистанцироваться, расщепить себя таким образом. Это особенно свойственно ситуациям, когда насилие причиняет очень близкий человек или совсем нет возможности повлиять на ситуацию. Или и то, и то вместе. Например, физическое, но не обязательно, насилие над ребёнком со стороны родителя.       На этих словах Тянь отвёл взгляд, вспоминая их частые ссоры с отцом, когда он был ребёнком. Тут же яркими вспышками его ослепили кадры воспоминаний, когда его пытали. Тянь на секунду зажмурился, мысленно заставляя себя не думать об этом. Минчжу встала. Когда Хэ распахнул глаза, услышав её скрипнувшее кресло, он увидел, что женщина отошла к тумбе, на которой стоял поднос с прозрачным кувшином и стаканами. Зажурчала наливаемая вода. Спустя несколько мгновений, Миинчжу поставила наполненные стаканы на кофейный стол и придвинула один ближе к Тяню. Он поблагодарил её и сделал глоток. Врач села в своё кресло и продолжила, перелистывая страницу в блокноте.       — Чистая, глубинная ненависть в адрес родителя для детской психики будет невыносимо разрушительной, критической для сохранения его «Я». Ребёнок не может испытывать только ненависть в отношении такого агрессора. Потому что для него родительская фигура — это опора в мире, условие выживания, первая и главная привязанность. Даже очень пострадавший, ребёнок будет из раза в раз выбирать в пользу этой привязанности. Потому что у него нет психического ресурса к выживанию без родительской фигуры. Мало того, что наступает расщепление своего тела, ребёнок или взрослый на месте жертвы, — она внимательно посмотрела в глаза Хэ Тяня, тихо произнося. — Может отождествляться с агрессором и продолжить нападки на себя, на своё тело, которое психически отделил от своего «Я». Таким образом, тело становится ближайшим, если не единственным объектом, над которым у человека есть власть, и он может делать с ним, что хочет. Это даёт чувство контроля над ситуацией и успокаивает, так как чувство беспомощности отступает. Очень часто это происходит непроизвольно, бывают и намеренные самоповреждения. — Женщина говорила спокойным тихим голосом, который мягко разносился по кабинету. — Подростки режут себя. Это приносит чувство облегчения, а потом стыд и чувство вины, они часто скрывают шрамы от порезов. Иногда это «принесение в жертву» какой-то одной части — кожи, руки, пальца, ног. Иногда всё тело целиком — особенно в случае лишения себя еды, сна, отдыха, в случае экстремальных рисков… — Минчжу продолжила, вкрадчиво говоря. — Переживания из прошлого и ситуации в настоящем могут провоцировать нанесение себе повреждений. Триггер может быть едва уловимым, неосознанным. С вами произошло очень травмирующее событие. Похищение, пытки… Реабилитируя травму, мы пресекаем пусковой механизм таких импульсов к самоповреждению. Тянь, у вас проявление аутоагрессии может проявляться не только из-за повышенной тревожности, но и в следствии пережитого. Боли, унижения, беспомощности, невозможности выразить гнев. Этим чувствам и эмоциям необходимо уделить внимание, дать им выход.       Тянь скептически фыркнул, скрещивая руки на груди. Он раздражённо процедил:       — И как по-вашему мне проживать гнев? К сожалению, избить виновного возможность не представилась!       Врач отложила блокнот на кофейный стеклянный столик и терпеливо пояснила:       — Гнев можно проживать экологично для себя и окружающих, при этом, никому и себе, в том числе, не вредить. Например, гнев можно проживать через творчество. Что угодно, — взмахнула ладонью Минчжу, продолжив. — Стихи, пение, рисование. Вы говорили, что играете на гитаре. Можете выбрать песни любимых групп, под настроение, агрессивных, выплескивающих в тексте и в мелодии всё то же, что мучает вас изнутри. Можете вести дневник и выписывать все гневные мысли, которые приходят на ум. Через занятия спортом. Да хоть бы и в подушку покричать или где-нибудь на пустыре, в лесу…       — Когда от таблеток будет эффект? — Тянь сменил тему, про себя думая, что вряд ли эти занятия помогут. Время их сессии подходило к концу.       — Прежде всего, облегчение приносит разговорная терапия. Фармакология лишь помогает достичь эффекта быстрее. Антидепрессанты начнут действовать не раньше, чем через две недели, у них накопительный эффект. У транквилизаторов эффект достаточно быстрый, через полчаса после приёма. Но перед нашими встречами их не принимайте, это может негативно сказаться на терапии. При работе с ПТСР вам необходимо находиться в определённом уровне тревоги, иначе не получится эффективно справляться с ним, так как ваши чувства будут притуплены. Я выпишу вам рецепты на препараты. Встретимся на следующей неделе, — она стала смотреть свой ежедневник, подбирая дату следующего приёма.       Тянь сидел мрачнее тучи, в его представлении таблетки должны были решить его проблемы, а выходит, что придётся много и долго разговаривать, погружаясь в эти болезненные воспоминания, чего он максимально старался избежать. Плюс ко всему, ещё и эффект от них проявится только спустя две недели, а это дохера времени. Перспектива ближайших ночей виделась неутешительная.              

***

      После приёма Тянь добрался до спортзала и там бегал на беговой дорожке. Проходя мимо боксерской груши, он вспомнил недавний разговор с психотерапевтом. «Ну что ж, будем вымещать гнев экологично…» — с иронией мысленно хмыкнул он. Где-то около часа Тянь дубасил изо всех сил грушу, вымещая на ней клокочущую злость, которая так долго копилась в нём. Его майка и шорты были влажными, а с волос слетали капли пота. На очередном ударе он не рассчитал силу, и покачивающаяся махина по инерции резко качнулась в противоположную от него сторону. Хватая воздух, Хэ Тянь чуть не упал, неуклюже заваливаясь на грушу и шумно дыша. Как раз в этот момент мимо по дорожке проходил тренер. Он подскочил к ней сзади и затормозил её движение, не давая Тяню упасть.       — Эй, Хэ, осторожно! Кажется, тебе пора закругляться. Я серьезно, Тянь.       По раскрасневшемуся лицу Тяня стекали капельки пота, словно росинки. Парень заполошно дышал, обнимая грушу и чуть не повиснув на ней.       — Такими темпами ты можешь получить травму. Прекрасно знаешь правила. Иди в душ, охолонись, — тренер строго глянул в бледное лицо юноши и хлопнул его по плечу.       — Ладно. Я понял, — отдышавшись, Тянь снял боксёрские перчатки и жадно присосался к бутылке с водой. Он накинул полотенце на голову и поплёлся в мужскую раздевалку.       Прохладная вода смыла солёный пот, пока он стоял под струёй душа. Мысли Тяня витали где-то далеко, переваривая весь этот день. Всё-таки разговор с мозгоправом дал ему пищу для ума. Где ещё бы он мог получить разрядку? Из-за бессонницы любые активные действия ему давались с большим усилием. Особенно спорт, а из-за тревоги либидо тоже было на нуле. С этими невесёлыми мыслями парень оделся и дотопал до машины с охраной, молча сел. Тачка тронулась по привычному маршруту до дома. Тянь положил ладони вдоль бёдер и пальцы нащупали очертания рукоятки пистолета. На ум пришла одна мысль и он проговорил вслух, обращаясь к водителю:       — Довезите меня до ближайшего тира.       Водитель, словив взгляд парня в зеркале заднего вида, молча кивнул.       Тянь умел пользоваться пистолетом, муштра брата с Цю Гэ не прошла даром. Но как только он съехал из семейного поместья на студию своего дяди, Хэ забросил тренировки. Во время скандала с отцом было сказано очень многое. Оба не стеснялись в выражениях. Тянь ненавидел тот мир, к которому принадлежала их семья. Старший брат стал соломинкой, которая соединяла миры отца и Тяня. Изредка младший наследник появлялся на «семейных» ужинах, которые устраивала молодая жена Хэ Веймина. Отец требовал успехов в учёбе и спорте, и конечно, послушания, читай подчинения. Тогда свободу Тяня не будут ограничивать. Парень ясно дал понять отцу, что продолжать вести дела клана, как это делает Чэн, он не намерен. Временно сошлись на том, что после окончания школы Тянь поступит в ведущий Вуз Лиги Плюща, а дальше будет видно.       Сквозь джинсовую ткань Хэ провёл подушечками пальцев по очертанию пистолета. Он понимал, что обстоятельства вынуждают его поступиться принципами. Хэ Тянь устало прикрыл глаза. В сердце неприятно кольнуло от мысли: «Почему я чувствую, что предаю себя?». Время, пока машина ехала, пролетело незаметно. Припарковавшись у здания, водитель осторожно позвал:       — Господин Хэ, приехали.       Тянь разлепил припухшие веки и вышел из автомобиля в сопровождении охраны. Мужчины двигались, как тени, на расстоянии. Тянь добрёл до здания напротив, у которого припарковалась их тачка. На первом этаже красовалось название с логотипом мишени. Хэ вошёл в вестибюль, поздоровавшись с менеджером у стойки. Ему объяснили правила, уточнили на счёт всех формальностей по поводу лицензии на оружие и нужен ли ему инструктор. Закончив с вопросами, Тянь взял наушники с защитными очками и несколько коробочек с пулями. Боковым зрением парень заметил, что охранники также взяли оружие и пули, заполняя документы. К нему подошёл расторопный менеджер и проводил в зал. Там, в разных секциях уже находились мужчины и несколько женщин. Все стреляли из короткоствольного оружия. Хэ подошёл к своей секции, надев наушники, он зарядил беретту. Прицелился, сняв пушку с предохранителя и отточенным годами движением выстрелил, целясь в центр мишени. Тянь прищурился, поджав губы, придирчиво оценивая результат. «А руки-то всё помнят», — подумал про себя парень. Большая часть пуль попала в цель, но не все. Он глубоко вздохнул и перезарядил ствол. Тянь снова прицелился и на миг прикрыл веки, представляя вместо мишени голову похитителя. Достаточно сконцентрировавшись и успокоив дыхание, Тянь открыл глаза и выпустил всю обойму. В воздухе витал запах пороха и свинца. Из-под наушников доносились гулкие хлопки чужих выстрелов. Хэ нажал на кнопку рядом с собой, и бумажная мишень медленно к нему подъехала. Он сорвал её и стал разглядывать. Все пули попали чётко в центр, продырявив бумагу и образуя почти ровное отверстие. Кто-то из мужчин, проходя мимо него, восхищённо присвистнул. Впервые за последние дни Тянь почувствовал, как напряжение внутри стало спадать.              

***

       Цю с Чэном направлялись к главному входу особняка Фэн Ву. На крыльце их уже ожидала прислуга в сопровождении охраны и Го Куана. Поздоровавшись без лишних церемоний, Куан повёл их на второй этаж в семейный архив.       — Боже, Ритуал посвящения отложен уже на два месяца. Как думаете, когда совет соберётся его провести? — сетовал Го, ведя их по просторному коридору в искусной отделке из красного дерева.       — Понятия не имею, — сдержанно ответил Цю Гэ.       — Возможно, в ближайшем месяце. Не думаю, что они будут откладывать дальше, — спокойно ответил Чэн. — Господин Ву сейчас в поместье?       — Он отдыхает. Я бы не хотел, чтобы его беспокоили без веских причин, — Го выделил последние слова.       Они дошли до крайней комнаты, возле которой стоял охранник, напротив двери висела камера слежения. Куан повернулся к гостям и серьёзным тоном произнёс:       — Джентльмены, будьте предельно осторожны, пускаю вас в святая святых, — он развернулся к двери и провёл ключ-картой по кодовому замку. Послышался щелчок и Го распахнул дверь, входя в архив.       Это была небольшая комната с книжными стеллажами и витринами, в её центре стоял письменный стол с несколькими стульями. Стены также были отделаны благородным деревом, на полу расположился персидский ковёр. Воздух в комнате был несколько спёртым, словно сюда давно не заходили, хотя пыли не наблюдалось. Го прошёл к окну за портьерами и приоткрыл форточку.       Такие архивы были у каждой семьи в Триадах на протяжении нескольких поколений. Архивариусы вели историю клана. В давние времена это делалось для решения конфликтов между потомками при спорных вопросах. Сейчас это уже не имело такой важности. Осталось лишь отголоском истории и данью традициям. Каждая семья в этом плане была довольно тщеславна в описании своих побед по пути к достижению власти и того статуса, который они имели в иерархии Триад. Так, у каждого клана была своя «правда», и её они бережно хранили для потомков. Вернее, своя версия событий. Разумеется, в давние времена, когда ещё не был заключён мир, группировки воевали против друг друга. Чэна и Цю интересовал именно этот временной период.       — Слева направо идут ранние года, начиная с сороковых, — Го повёл рукой слева и справа от себя, указывая на книжные стеллажи. — Здесь фотоархив, на корешках альбомов указан год. Не думаю, что вам сейчас нужны видеоматериалы. А теперь я вас оставлю, если что, звоните мне.       Чэн вежливо поблагодарил Куана, они попрощались, и Го оставил их наедине. Цю скептичным взглядом смерил внушительный стеллаж. Он опустился на корточки, внимательно рассматривая книги на первой полке.       — Могли бы и оцифровать всё это, чай двадцать первый век на дворе, — проворчал недовольно мужчина.       — Ты не понимаешь, это всё консерватизм и традиции, — понимающе хмыкнул Чэн, оценивающе разглядывая витрины.       — Это другое, да? — Цю закатил глаза, вставая, и многозначительно продолжил. — Особенно старшее поколение отрицает всё новое.       Чэн стоял спиной к нему, рассматривая книги на противоположном стеллаже. Он не смог скрыть сдержанную полуулыбку. Почему-то, когда Би ворчал, он напоминал ему полярного медведя и выглядело это довольно… мило, по мнению Хэ.       За время, что Би и Хэ Чэн вели расследование, они выяснили одну деталь, которая повторялась у большинства, чьи архивы они посетили. В записях за девяностый год у некоторых кланов были вырваны страницы с каким-то событием. Причём, сами главы кланов были не в курсе, кто и когда влез в них и уничтожил информацию. У клана Юнхи порезали тома и за восьмидесятые годы, не только девяностый. Когда это обнаруживалось при проверке, Чэн просил глав не распространяться об этом до завершения расследования. Чаще всего страницы были вырваны очень небрежно. Словно вор делал это в спешке. Поэтому Хэ надеялся, что может в какой-то из книг эти страницы вырваны будут не до конца. Записи с камер либо отсутствовали, либо были испорчены, так что выяснить, как выглядели воры, не представлялось возможным.       Архивариусы, ведя историю семьи, оставались анонимными, их личность знал только сам глава. Вести архив семьи считалось великой честью. Не всегда это были кровные родственники, скорее люди, которым главы доверяли. К сожалению, авторы именно тех книг, из которых были удалены нужные им сведения, умерли от старости. По сути, из тех, кто помнил события тридцатилетней давности, осталось лишь двое — это Юн Цзянь и Фэн Ву. Но прежде, чем задавать им вопросы, хотелось иметь на руках какую-то более существенную информацию.       Чэн достал стопку книг, на корешках, которых были напечатаны цифры: «1990». На обложках золотым тиснением римскими цифрами были выведены номера томов. Мужчина отнёс их на письменный стол, Цю присоединился к нему со стопкой поменьше, принеся фотоальбомы. Архивные сборники были немногостраничные, больше напоминали переплетённые тетради по сто пятьдесят листов. Напарники сидели несколько часов, листая страницы и ища хоть какую-то связь с теми кланами, у которых подчистили информацию о событиях того периода. Наконец, перелистывая страницу очередного тома, Хэ Чэн наткнулся на вырванный разворот. Лист был выдран также небрежно, как и в других книгах, но на нитях переплёта остались клочки листа, на которых частично был виден текст.       — Так, подай мне лупу, — Чэн направил свет настольной лампы поближе к книжному развороту.       Цю Гэ потянулся к лежащей рядом с ним линзе и передал её Хэ. Брюнет взял её и стал пытаться прочесть, что там написано.       — Хмм… Интересно. Кажется, здесь имя… Ан Лу.       — Тебе оно о чём-нибудь говорит? — Би приблизился, сосредоточенно вглядываясь в разворот раскрытой книги.       Чэн задумчиво произнёс:       — Раньше я его не слышал. Давай проверим остальные, потом надо подняться к Ву, надеюсь, хоть архивариус клана Фэн ещё жив.       — Не хочешь спросить напрямую?       — А вдруг он замешан? — Чэн скосил взгляд, встречаясь с глазами Цю.       — Попросим данные архивариуса. Не думаешь, что его сразу устранят, если Ву причастен?       — Ну, пока мы ведём расследование, скрывать его имя от нас он не имеет права.       Прошерстив остальные книги и просидев ещё пару часов, Чэн с Цю обратили внимание, что из фотоальбомов за девяностый год также пропало несколько снимков. Других зацепок они не обнаружили. Чэн набрал номер Го.       — Куан, надо поговорить с господином Ву. Это важно.       Спустя полчаса Го проводил их в гостиную, где сидел старик Фэн Ву. Он курил и читал газету, сидя в высоком кресле. Чэн с Цю вежливо склонили головы, Хэ заговорил первым:       — Господин Ву, мы обнаружили некую связь в ваших архивных записях, но данных недостаточно, так как их удалили из некоторых книг.       — Что ты хочешь сказать?! Кто-то влез в мой архив? Куан, это правда?! — старик аж поперхнулся от возмущения.       — Да, господин Ву, Хэ Чэн показал мне повреждённые архивные записи. Наша охрана уже занимается этим вопросом.       — Чэн, какого чёрта происходит?       Хэ Чэн терпеливо и бесстрастно произнёс:       — Мы работаем над этим, и как раз для этого мне нужны данные вашего архивариуса. Он жив?       Фэн Ву удивлённо глянул на Хэ Чэна. Затем, нахмурившись, спросил:       — А зачем он вам?       — Нужно прояснить некоторые детали. Какие конкретно, я сообщу после завершения расследования.       — Не нравится мне это, но я знаю закон, — недовольно пробурчал Ву, отрывая клочок газеты и быстро выводя ручкой иероглифы имени и адреса. Он снял с мизинца крупный золотой перстень-печатку с его фамильным гербом. — Когда придёшь к нему, покажи это, иначе он не будет разговаривать.       — Благодарю, — Хэ Чэн взял перстень и имя с адресом, про себя читая, — «Чжан Генгис». Мужчина хмыкнул своим мыслям, — «Символично». Фамилия и имя его владельца имели значение — «открывающий истину».       Стоило прикрыть за собой дверь в гостиную, как до Цю, Чэна и Го донеслась гневная тирада хозяина дома, что его окружают одни остолопы и дегенераты, раз даже сраный архив сохранить не смогли. Дальше они уже не слышали. Куан выглядел так невозмутимо, словно подобные сцены ему видеть было не впервой.       — А ты не удивлён погляжу, — подметил Цю Гэ.       — Я лишь в курсе, что не только у нас покромсали архивные записи, — он пожал плечами, прибавив, закатывая глаза под прищуром Би. — Что и у нас тоже я не знал. Мне и самому интересно, как они проникли в архив.       

***

       На чистом голубом небе ярко светило солнце. Палило уже несколько дней к ряду. Район на окраине Ханчжоу. Чаще всего здесь селились семьи работяг. Бетонные коробки-муравейники, окружённые аллеями высоких деревьев, расположились всего в нескольких сотнях метров от высокоскоростной железной дороги Цюйчжоу. Фасады зданий были разрисованы граффити. На тротуаре возле парковки расположилась стайка ребятишек. Дети с улюлюканьем и радостными криками наблюдали за тем, как полчища муравьёв сжирают заживо огромного паука. Игра состояла в том, чтобы палочкой повернуть насекомое, открыв нападающим массам новые участки его тельца. Прислонившись к тачке, Чэн докуривал сигарету, наблюдая за детьми издалека. «Всё, как в жизни. Атмосфера дикости и первобытного варварства, которые, подобно вирусу, распыляются в здешнем воздухе, поражая всех: с младых ногтей и до глубоких старцев», — подумал про себя мужчина, выдыхая горький дым.        — Пошли, — тихо скомандовал Чэн.       Цю Гэ стоял позади машины в тёмных очках-авиаторах. Он тронулся, как только окурок Чэна успел долететь до земли.       — Надо быть настороже. Вангую, что старик будет не рад гостям, — Би шёл следом за Хэ.       Как правило, архивариусы вели довольно одинокий и закрытый образ жизни. В давние времена их часто похищали, чтобы выведать тайны кланов. Поэтому было решено скрывать их личность. Имя архивариуса знал только глава клана. Разглашать информацию о них можно было лишь в крайних ситуациях. Из-за характера своей службы, часто они становились параноиками. На старом, дребезжащем лифте Цю с Чэном поднялись на двадцать шестой этаж. Подойдя к квартире, Би кивнул, сосредоточенно смотря в серые глаза Хэ и позвонил в звонок. Через несколько минут никто им так и не открыл, хотя А Цю слышал приглушённые шаги в квартире.       — Господин Чжан, мы пришли поговорить, — Би снова позвонил в звонок. — Мы от господина Фэн Ву.       Зазвенела цепочка. Дверь чуть приоткрылась, и через узкую щель на них сквозь очки с толстыми линзами посмотрели бесцветные злые глаза.       — Пришли меня грохнуть? — скрипуче проворчал старик.       Светловолосый мужчина скосил глаза вниз, встречаясь со злым взглядом архивариуса, выглядывающим из узкой щели. Ни один мускул не дрогнул на его лице.       — Если бы мы хотели тебя грохнуть, мы бы сейчас с тобой не разговаривали, сечёшь? — спокойно проговорил Цю.       — Кто такие? — неприветливо гаркнул старик.       — Может сначала впустишь нас? А мы вежливо представимся, — терпеливо продолжил Би. Руку при этом не отнимая от кобуры, в любой момент готовый ко всему.       — Чем докажешь, что вы от господина Ву? — столь же зло выпалил Генгис.       Чэн достал из кармана перстень и протянул его к дверной щели. Минуту старик колебался. Зазвенела дверная цепочка.       — Мне нельзя светиться. Проходите, — буркнул он, отпирая остальные замки.       Дверь отворилась, и их встретил коренастый старик лет восьмидесяти, полностью седой, в очках с толстыми линзами, домашнем костюме, в мягких тапочках и с дробовиком наперевес.       — Убери это куда-нибудь, или мне придётся помочь, — Цю шагнул в прихожую, загораживая собой Хэ Чэна.       Старик смерил белобрысого гиганта строгим раздражённым взглядом и нехотя поставил внушительного размера дробовик в подставку для зонтов рядом с входной дверью.       — Вот доживёшь до моих лет, я посмотрю, как ты будешь встречать непрошенных гостей, — забрюзжал Чжан Генгис. — Кто такие?       — Хэ Чэн — наследник клана Хэ, Цю Гэ — мой помощник, — Чэн обошёл Би.       — Хэ Чэн. Сын Хэ Веймина? — он пожевал губы, колюче оглядывая Чэна и холодно осведомился. — Зачем пожаловали ко мне? — не глядя на мужчину, старик развернулся и потопал на кухню, там засвистел чайник.       Цю запер входную дверь, пока Чэн проследовал на кухню за Генгисом.       — Вы в курсе, что сейчас происходит. Кланы Хэ и Цзянь ведут расследование из-за прокатившейся серии убийств среди членов Триад. Мы обнаружили некоторые зацепки. Одна из них связана с архивными записями клана Фэн. Кто-то вырвал страницы из томов за девяностый год. Из ныне живущих архивариусов других кланов, чьи записи также уничтожены, остались лишь вы, — Чэн сел на стул напротив Генгиса, закуривая сигарету. Тот внимательно следил за его действиями, разливая кипяток по чашкам. — Прежде чем задавать вопросы Юн Цзяню и Фэн Ву, я бы хотел поговорить сначала с вами.       Генгис общался с Хэ Чэном на равных, без страха и раболепия. Похоже, сказывался характер ворчливого деда, потому что каждый раз, когда он грубо отвечал Чэну, Цю еле уловимо вздыхал. Так обычно бывало, когда кто-то очень сильно его раздражал, но вынужденно приходилось вести себя с ним вежливо.       — Продолжай, — буркнул старик, сев за стол и достал трубку с табаком.       Цю расположился на стуле рядом с Хэ, беря предложенную чашку с чаем.       — Записи пропали за девяностый год, начало июня. Что за событие произошло между кланами тогда? Это как-то связано с именем Ан Лу.       Генгис глубоко задумался, прикуривая трубку и пуская сизый дым.       — Вот имена тех, чьи записи подчистили, я так понимаю, в них фигурировала информация об этом же событии.       Чэн достал бумагу со списком имён и фамилий и вручил её господину Джан. Тот, придирчиво сощурившись, несколько минут читал его. С улицы донёсся отдалённый гудок поезда. Тишину прорезал задумчивый скрипучий голос:       — Больше тридцати лет прошло с тех пор. До заключения мира между кланами, когда границы территорий не были чётко очерчены, проливалось много крови. Это было время, когда голые инстинкты заменили закон. Кровная месть была чем-то обыденным, и в ней, как это часто бывает, страдали невинные люди. Ан Лу… Он был буддийским монахом в одном храме. Как помнится, это произошло третьего июня тысяча девятьсот девяностого года. За год до этого, в то же самое время, в Пекине произошла кровавая бойня на площади Тяньаньмэнь. Так вот, то что случилось, не многим отличалось от тех печальных событий, когда шли протесты. За исключением того, что правительство здесь замешано не было, — Генгис выдохнул облачко дыма. — У Ан Лу был брат, Бэй Ин, они не были братьями по крови. Воспитывались в одном детском доме, а когда вышли оттуда, их пути разошлись. Один выбрал путь служения Богу, другой стал сначала боссом банды, а позднее вступил в клан Ин. После этого Ан Лу разорвал все связи с названным братом, они много лет не общались. При этом Бэй Ин пытался наладить отношения, приносил ему деньги в виде пожертвований. Ан Лу не брал, потому что они кровавые, — на этих словах Генгис недобро усмехнулся, из длинной трубки поднимался сизый дымок, но дед словно забыл о ней. — Естественно, это было большим оскорблением для него, и тогда он перестал приходить.       — А из-за чего произошла бойня? — Цю слушал внимательно, его чайная чашка опустела.       Старик постучал трубкой по пепельнице, выбивая пепел. Встал и, дойдя до кухонных шкафчиков, достал оттуда бутылку Сунхэ и три рюмки, разлил и выпил залпом свою. Чэн с Цю повторили за ним. Пожилой мужчина тяжело вздохнул, его лицо помрачнело, а взгляд потемнел, отчего он стал выглядеть ещё старше.       — Это долгая история. То, что произошло в храме Ан Лу, стало позорной страницей нашей истории. Все договорились не вспоминать об этом. Её замяли так, что даже сейчас вы нигде не найдёте упоминаний об этом. Кланы Триад договорились с правительством. Ни в сети, ни в газетах, нигде теперь не найти информацию об этом событии. По временному промежутку это может быть лишь оно… А те, кто пострадал в тот день, пытались искать справедливости, родные погибших, журналисты… Слишком упорные стали пропадать без вести. Даже говорить об этом было табу. Как раз это преступление и послужило началом переговоров о мире, стало, так сказать, последней каплей.       Генгис замолчал. Его бесцветные мутные глаза заволокло, словно туманом, и он погрузился в далёкие воспоминания давно минувших дней. Молчание несколько затянулось, и Чэн нарушил тишину:       — А дальше?       Джан Генгис вздрогнул, выныривая из своих мыслей, будто очнувшись. Его взгляд потемнел, когда он произнёс следующие слова:       — Никто тогда не подозревал, что клан Ин занимался реорганизацией региона. Они подмяли под себя бизнес Джеминга Юнхи, отца Тао, и вели с ним открытую войну. Тогда вообще не было никаких правил, не то что сейчас… В общем, каждая сторона действовала всё наглее, предпринимая попытки убийства друг друга. Но Бэй Ин перешёл черту, планируя уничтожить Алых драконов целиком. Стал лезть на чужие территории, и, в конце концов, люди Бэй Ина подорвали машину, в которой должен был ехать Джеминг. Вместо этого в ней находилась его жена Аю, дочь Джи, их вёз его родной брат Гюрен. Все они тогда погибли. От клана Драконов остался один единственный наследник, Тао, по счастливой случайности не поехавший в тот день вместе с матерью, дядей и сестрой. Узнав об этом, Джеминг обезумел от гнева и горя. На следующий день он вместе со своими людьми напал на фамильное поместье клана Ин. Они вырезали всех. Убили его жену и сыновей. В этом ему помогали союзники из других кланов. Их фамилии я видел в списке… На протяжении года люди Юнхи с союзниками уничтожили всех, кто был связан с кланом Ин. Их имя предали забвению. Джеминг считал, что Алые драконы отомщены… Оставшиеся годы он занимался укреплением власти и передачей всех дел сыну.       — А причём здесь Ан Лу? — задумчиво спросил Би.       Генгис налил всем по стопке и молча выпил. Чэн с Цю повторили за ним. Старик продолжил сухим жёстким голосом, смотря словно вглубь себя:       — Спустя три года поползли слухи, что один из сыновей Бэй Ина выжил тогда в той заварушке. И что Ан Лу укрывает его в своём храме в горах, вдали от людских глаз. Мальчишке должно было быть десять или одиннадцать лет к тому времени. Когда эти слухи докатились до Джеминга, он отправился туда со своими людьми. В храме проходила служба, присутствовало много прихожан. Люди Юнхи ворвались на площадь перед главным зданием и уже там начали расстреливать мирных людей. Пули пробивали всё, что попадалось на их пути: стёкла, скот, монахов, женщин, детей, целые семьи. Кто-то стал прикрываться людьми, бандиты стреляли сквозь жертв, словно те были живыми щитами. Ан Лу выбежал из храма на крики. Он на коленях умолял Джеминга остановиться и клялся, что сына Бэй Ина там не было. Но тот ему не поверил. Сначала наёмники Юнхи выволокли из храма оставшихся в живых детей, они убивали каждого на глазах монаха. И в конце Джеминг расстрелял его в центре площади… — старик печально покачал головой, продолжая. — Вся эта показательная казнь является прекрасной аллегорией того времени: яростная, инстинктивная, где почти не прицельная пальба по всему, что движется, единственным весомым аргументом в которой, кроме пуль, является месть. После они обобрали трупы до нитки, даже выковыряли золотые коронки… В той кровавой бойне не было выживших, после они подожгли здание, тела людей были обезображены настолько, что их сложно было опознать. Однако, нападение на храм среди правящих тогда глав Триад никто не одобрил. Клан Ин был уничтожен. В храме погибло много невинных людей. Для Триад это преступление стало позорной страницей истории о кровной мести. Они предпочли замести всё под ковёр, закрыть глаза на неё и никогда не вспоминать об этом. Алые драконы были отомщены. Этот прецедент стал причиной создания кодекса среди Триад. Тогда стали распределять власть по регионам и заключили мир. Что-то вроде пакта о не нарушении неких границ и неких условных правил. Для того, чтобы положить конец кровной резне между кланами. Не всегда это работало, кровные преступления продолжали происходить, но масштаб их стал сокращаться с годами. Ситуация в этом плане выправилась. Это не значит, что кланы не пытались решать спорные вопросы, подло не беря в расчёт кодекс. Тем не менее, случаи, подобные этому, больше не происходили. В таком масштабе не происходили.       — Вы хотите сказать, что все тогдашние главы Триад решили замять эту историю? Кто-то предпочёл замалчивать её, кто-то закрыть на неё глаза… Заткнули родственников погибших. Правительственные чиновники надавили на журналистов и полицию. И все жили-поживали, как прежде, будто и не было этой позорной страницы в их истории? — озадаченно произнёс Би.       — Всё так, — старик выпил ещё одну стопку и крякнул, утирая тыльной стороной ладони морщинистые губы.       Накануне поездки к Ву, Хэ Чэн разговаривал с нынешним архивариусом клана Хэ, но он пришёл в семью после смерти предыдущего, свидетеля тех событий. Поэтому он не мог поведать о том, что случилось. К сожалению, отец всё ещё не вернулся в Китай из Америки. С ним Чэн собирался обсудить всё лично, так как это не телефонный разговор. Деда он практически не помнил, Тянь и вовсе не знал его, так как он умер до его рождения. Покопавшись в их собственных записях Хэ Чэн обнаружил, что в них точно также отсутствовали страницы того периода. Значит, ответы можно узнать у господина Цзяня и старика Ву. Однако, раз из старшего поколения архивариусов остался лишь Генгис Джан, Чэн решил выяснить всё сначала у него. Он не мог знать, какие будут последствия для клана Хэ, если он придёт с этими вопросами к Цзянь и Ву напрямую. Они с Цю выяснили, что кроме убийцы кто-то вхожий в кланы помогает ему, и пока он не найден, нужно действовать осторожно. Чэну повезло, что архивариусы славились своей фотографической памятью, они не только записывали историю своих кланов, но и заучивали её наизусть, на случай, если первоисточник будет утрачен и они могли бы его восстановить по памяти.       — Кто в то время занимал посты глав? — уточнил Чэн.       Старик поправил очки и стал перечислять имена:       — Джеминг Юнхи, Хэ Мин, Цзянь Юн, Фэн Ву и ещё несколько, но из ныне живущих осталось лишь двое, конкретно, Фэн Ву и Цзянь Юн. Тогда Хэ Мин и Цзянь Юн были влиятельными союзниками Джеминга Юнхи, — произнёс Генгис, нахмурившись, вспоминая.       Повисла тяжёлая тишина. Её прорезал глухой серьёзный голос Хэ Чэна:       — Что на самом деле означают в этом мире такие понятия, как закон и справедливость? — задумчиво проговорил Чэн.       — А? — Цю непонимающе глянул на Хэ.       — Он, как будто проповедует. Карает за грехи. Эти убийства похожи на принудительное раскаяние за содеянное. В его действиях есть логика, Цю. Больная, но есть. Он считает, что поступает справедливо.       Чэн серьёзно посмотрел в глаза старика.       — Ты помнишь, как звали сыновей Бэй Ина?       — Уж чем даже на старости лет могу похвастать, так это трезвой памятью. Как стёклышко! — дед погрозил ему пальцем. — Младший Цзыян, старший… Дэй.       Хэ Чэн торопливо произнёс, едва уловимо, но Цю услышал, в его словах хорошо скрываемое волнение:       — И ещё кое-что. Какая у клана Ин была фамильная эмблема?       Чуть помедлив Генгис задумчиво пробормотал:       — Змея.       — Змея кусающая свой хвост? Уроборос? — уточнил Цю и немного приподнялся со стула.       Архивариус махнул морщинистой ладонью:       — Нет, просто извивающаяся змея.       Би сел обратно, вид у него был несколько разочарованный.       — Спасибо за содержательную беседу, господин Джан, — Чэн встал и вежливо чуть наклонил голову. — Вы очень помогли, — он глянул на Цю. — Идём.       Попрощавшись, они прошли в лифтовой холл и стали спускаться вниз. Как только створки лифта скрежеща закрылись, Хэ серьёзно проговорил:       — Цю, нам нужно нарыть информацию на семьи погибших, всех, кого затронула трагедия в храме. Как бы сильно инфу о них не скрывали, косвенными тропинками нужно найти её. Тридцать лет — не такой большой срок, чтобы кануть в небытие бесследно. Может быть, мститель среди потомков…       — Ни закон, ни понятия не принесли справедливости пострадавшим. И он решил взять это в свои руки, — задумчиво произнёс Би.