Жажда небытия

Я ненавижу свет Однообразных звезд. Здравствуй, мой давний бред, — Башни стрельчатой рост! Кружевом камень будь И паутиной стань: Неба пустую грудь Тонкой иглою рань. Будет и мой черед — Чую размах крыла. Так — но куда уйдет Мысли живой стрела? Или свой путь и срок Я, исчерпав, вернусь: Там — я любить не мог, Здесь — я любить боюсь… Осип Мандельштам Отряд двинулся под утро, когда первые лучи тусклого солнца начинали разгонять ночь. Каждый взял свою лошадь, а Клион выбрал ту, что оставалась незамеченной — нервную и непоседливую, которую другие избегали, как сказал Эссе — «под стать». Белая кобыла с пятном на правом заднем копыте. Теперь она принадлежала Мигону, так неосторожно свалившемуся накануне. Клион, не колеблясь, посчитал, что ему, с костью в ноге наружу, ещё долго лошадь будет без надобности. Она единственная выжила после нападения Озулфа и самостоятельно добралась домой по опасным землям, минуя оборотных тварей, поэтому Клион доверял этому храброму животному больше, чем многим людям в отряде. Неудивительно, что кобыла была такой беспокойной — Клион как никто понимал, что терзает её. Считал достаточно умной, чтобы справиться с этой вылазкой. До возвращения он уступил своего коня дозорным, которые, в отсутствие большинства охотников, будут нести службу вдоль всей границы, а не только в пределах деревни. Двигались молча, каждый поглощён своими мыслями, лишь изредка прерываемыми стуком копыт по мокрой земле и скрипом оружия. Клион ехал в самом конце, не торопясь, поглощённый унылыми размышлениями. Перед ним его спутники — тихие, мрачные, вроде стайки зверей, привыкших к одиночеству. Все они, казалось, не ожидали ничего хорошего от этого пути. Лес, вплотную подходящий к дороге, выглядел глухим и мрачным, тянулся угрожающе. Тень, отбрасываемая деревьями, заглушала солнечный свет. Клион знал, что это было мнимое затишье. Не могло всё пройти гладко: проклюнувшееся предчувствие не отпускало. Противное, нехорошее, оно долбило в висок головной болью и грозно шептало: «Ну давай же, сосредоточься». Мертвецкие шорохи из леса напоминали, что жизнь на этом пути давно исчезла. С каждым шагом они углублялись в полусгнившую реальность, где смерть и скверна стали привычными спутниками. На первый призрак наткнулись через час, когда дорога начала подниматься в небольшой холм. Белая, полупрозрачная фигура парила между деревьями, не особо обращая внимание на их присутствие. Каждый помнил, что призраков не стоит атаковать так, как обычных существ. Они безвердны, если их не трогать, поэтому охотники просто остановились неподалёку, спешились, бегло оглядываясь в поисках остальных неупокоенных. Один из них двинулся к туманной фигуре, медленно обходя по кругу, ритуальным ножом расчерчивая на земле сковывающие границы заклинания, чтобы оно не смогло сбежать. — Эй, Извир, — негромко окликнул старшего охотника Эссе, подойдя подближе. — Не думаешь ли ты, что здесь что-то не так? Почему только один? Клион заинтересованно прислушался к разговору, отвернувшись от плавающей светлой дымки впереди. Повёл взглядом по лесу, внимательно оглядывая деревья, что сливались в непроглядную чащу. Он почувствовал, как холод проник в ноющие кости, но не пошевелился, продолжая высматривать остальных мёртвых. Извир был старше Клиона лет на двадцать, как он мог судить. Большинство охотников начинали свою работу рано, ибо мало кто доживал до седых волос. Если удавалось дотянуть до среднего возраста, то такие становились наставниками, передавая знания младшим. Поэтому рекруты начинали работать с четырнадцати лет — чтобы успеть овладеть ремеслом, внести свой вклад и, возможно, оставить что-то после себя. Жизнь была коротка, и в жестоком мире не было времени на промедления. Исключениями были присланные со всех земель преступники и отверженные, которые могли быть и стариками, и калеками. Они часто оставались вне привычных рамок охотничьей жизни: кузнецы, собиратели, строители, кашевары, конюхи — кто угодно, но не практикующие охотники. Клион немало порадовался, что их отрядом командовал именно Извир. Он никогда не был к нему враждебен, и не делал ничего, что могло бы вызвать у Клиона недовольство или раздражение, в отличие от многих других. Он его не трогал, не выделял среди прочих, не обращал никакого внимания. Они толком не общались, но мужчина вызывал у Клиона редкое положительное впечатление. Извир, хоть и не был предельно суров, всегда оставался надёжным и честным, и для Клиона это было важным фактором в таких трудных и опасных условиях. Извир редко показывал эмоции, предпочитая держать их под контролем, и его решения всегда были обоснованы рациональностью, а не импульсами. Он хоть и не казался жестоким, как Багбард и некоторые другие старшие, но в его присутствии не было места легкомыслию или беспечности. — И впрямь, — согласился с ним Настас, тоже остановившись рядом. — Ещё вчера Смотрящий сказал, что они все должны быть здесь. На пути к побережью. И где же? Призрак отреагировал на их голоса, дрогнув и скользнув дальше, пугливо исчезнув среди деревьев, растворяясь в воздухе. Исчез, но не мог пройти сквозь магические символы, и хотя теперь был невидим, это не продлится долго. Магическая граница, которую старательно обрисовывали вокруг него, держала призрака в узде, и, как бы он ни старался — путь был закрыт. Охотник сосредоточенный на каждом штрихе, продолжал чертить ритуальный круг, пока тот не был готов. Руки умело двигались, создавая оковы для проклятого, начертанные на коре, потом по земле, а затем — по воздуху, рисуя невидимые символы. — Йен, — сухо сказал старший, не отрывая взгляда от места, где исчез неупокоенный. — Закончи тут. Мы посмотрим где остальные. Рослый, с густыми рыжими кудрями и мрачным выражением лица, молча кивнул. Йен поднял голову и посмотрел на знаки, блекло засветившиеся зелёным светом, которые теперь запечатали пространство и замкнули круг. Он извлёк из набедренного мешочка магические камни для ритуала, их чёрная поверхность поблёскивала в редких лучах солнца, прежде чем тот сжал их в ладони, занеся руку вверх. Начал с обращения к Творцу, верховному божеству, защитнику света, прося сил для изгнания осквернённой проклятием души. Стоило Йену начать чтение молитвы за упокой и заклинание изгнания души в загробный мир, как дух снова явил себя, протяжно завизжав, в припадке метаясь среди деревьев, не в состоянии прорваться за сдерживающую черту. Заклинания, произнесённые Йеном, звучали сначала как лёгкий шёпот, а потом, с новым повтором, становились громче и тяжелее. Йен обходил по кругу, листья под ногтями звенели от дрожи, и кажется, что само пространство вокруг него начинало сжиматься, застывая во времени. Каждым словом охотник причинял этому созданию муку и наносил увечье за увечьем. Смотреть на болезненные метания покойного было отвратно, но иначе — не упокоить. Очередная маленькая смерть после смерти — и всё закончится. Клион с жалостью провожал несчастную душу, позволив себе побыть сторонним наблюдателем чьей-то боли, а не её источником. Обычно он встречал множество призраков, поблизости с берегом, но большинство, кто обитали у затонувшего города умерли много веков назад и настолько плотно въелись в мир живых, что отправить их в загробный — уже не представлялось возможным. Те, что ещё не добрались до пляжа, потерянно бродя в округе, были недавно почившими и у них был шанс завершить свой путь, пока тёмная магия побережья не успела прибрать их. Клион иногда встречал свежих призраков на охоте. Если удавалось сковать прежде, чем тот сбегал, то непременно помогал упокоиться. Призрак скользнул между деревьями белой смазанной линией, оставляя за собой клочки светлых пятен. Нечёткая форма ещё больше исказилась, пойдя прорехами, как старый тронутый временем флаг. Когда последний знак ритуала засветился, пробуждённый заклятием, круг засиял ярче, и мощный поток энергии прорвался сквозь воздух с тихим шипением. Йен громко произнёс последнее слово, которое отправляло душу туда, где ей место. Звучный голос проник в почву, в корни, в каждый сучок и камень: земля в центре круга тронулась, чуть поднимаясь, будто старалась освободиться от невидимых оков. Душа устало смолкла, перестав трепыхаться, заползла в эту трещину, исчезнув. Символы погасли, как и сам призрак, что теперь надёжно оставался в мире мёртвых. Земля всё ещё вяло подрагивала, расстревоженная их вмешательством. Йен одним движением разрезал круг, тот испарился под лезвием ритуального ножа и всё стихло. Лес вокруг опять стал тёмным и тихим, земля замерла, возвращаясь к привычному покою, но ощущение присутствия не покидало. Клион вдыхал влажный воздух, наполненный запахами смерти и сырости, но в то же время ощущал и терпкий аромат освобождения и покоя, стоящего за этой магией. Ему никогда не нравилось проводить подобные ритуалы — вообще любые, что касались упокоения. Даже если они занимали всего пару минут, зрелище этих мучений всегда выводило из равновесия. Клион понимал, что куда хуже оставить душу блуждать в подлунном мире, обрекая на страдания, но это не облегчало его внутреннего отвращения. Чужая боль была почти осязаемой, и слишком понятной. Он оглянулся и заметил, как Настас, Эссе и Извир расходятся по тракту в поисках остальных душ. Ещё трое из их отряда исчезли в чащобе, фигуры едва различимы за деревьями, а движения — тихие и скованные. Они успели привязать лошадей к деревьям, а его кобыла недовольно фыркала, в одиночестве расхаживая по дороге. Клион сам себе удивился, когда понял, что уже несколько минут, как зачарованный, наблюдал за обрядом, вместо того чтобы выполнять приказ и прочёсывать местность. Он услышал как Йен вернул нож в ножны, и отмер, разбуженный этим звуком. Клион выругался сквозь зубы, непонимая, что за странная рассеянность поселилась в голове. Обычно, на охоте, он был сосредоточен, внимателен и готов ко всему. А сегодня… что-то было не так. Клион не узнавал себя. Привязав лошадь, он медленно ступил несколько шагов, углубляясь в лес, высматривая призраков. Ему совершенно не нравилось, что вопреки словам Сиано о нашествии неупокоенных на тракте им повстречался только один. В этом не было смысла, но и ответы пока не приходили в голову. Души не успели бы пройти так быстро к городу, — медлительные, запутавшиеся, потерянные в новом своём бытие они должны были сбиться вместе и продолжать свой неторопливый ход к месту, что столетиями влекло мертвяков в свою обитель. То, что на дороге было так тихо и спокойно в такой скорбный час после мора, вызывало лишь больше подозрений. Они бы не прошли мимо деревни незамеченными, но и пропасть куда-то сотни покойников со всех окрестных земель просто не могли. Земля под ногами была мягкой, а воздух — влажным и холодным. Клион продвигался в чащу, и вскоре оказался у валунов, больших каменных глыб, что хаотично стояли в тени скрюченных деревьев. На их поверхности он заметил непонятные знаки, едва различимые, небрежно выцарапанные спиралью. Не похожие на те, что они использовали при работе, ни разу не схожие с чем-то, что он знал, но точно сделанные с какой-то целью. Клион удивлённо вскинул брови, и достал ритуальный кинжал, который подобало каждому охотнику носить с собой. Волнительный холодок расползался по спине. — Йен! — неуверенно позвал Клион, склонившись над камнями и едва касаясь их концом лезвия. Его голос звучал глухо в тихом лесу. Лезвие в руке отозвалось, протяжно задрожав. Рукоять под пальцами начала медленно нагреваваться, будто само пекло разверзлось рядом. Клион отшатнулся, перехватив оружие поудобнее. Спустя несколько долгих секунд, послышалось тихое движение. Ветки затрещали, и Йен, обтряхиваясь, вышел из-за деревьев. Он выглядел слегка раздражённым, но под его суровым выражением было что-то знакомое, как у того, кто давно привык к непредвиденным проблемам. — Увидел ещё одного? — сухо спросил Йен, смахивая листья с плаща, не спеша подойти ближе. — Смотри-ка сюда, — сказал Клион, отступая в сторону, чтобы Йен мог лучше разглядеть находку. Лёгкий ветерок теребил крупные кудри. Йен был сосредоточен, непроницаем. Он внимательно осматривал окружающую местность, и всего на мгновение задержался на отметинах. Йен был старше и опытнее Клиона, и всё равно казалось, что он не особо понимал, что видит. — Кто из вас знает эти знаки? — спросил Извир, внезапно появившийся рядом. — Или вы, бездельники, спали на занятиях? Клион вздрогнул от неожиданного появления. Старший подошёл почти бесшумно, словно материализовавшись из тени, а за ним из-за деревьев вышли Эссе и Настас, о чём-то тихо переговариваясь. За ними показался силуэт ещё одного мужчины из их отряда. Кестедж, оглядываясь, пробирался следом, что-то бурча себе под нос. Ещё двоих Клион так и не увидел, посчитав, что те, вероятно, всё ещё осматриваются где-то неподалёку. Извир приблизился к камням, голос был холодным, без лишних эмоций, но во всём его напряжённом стане проскользнула еле заметная тревога. Брошенный вопрос тягостно повис в воздухе, не находя отклика. Клион, стоявший в стороне, небрежно пожал плечами. — Впервые вижу, — наконец, пожевав губу, признался Йен. По единодушному молчанию было понятно, что все с ним согласны. — Что же это? — пробормотал Настас, вытирая со лба испарину, не отрываясь от таинственных знаков. — Древняя магия? Извир посмотрел на него с таким выражением, что Настас смущённо умолк. — Именно. Ритуал Укрытия — старые колдовские символы, созданные для сокрытия от чужих глаз, — знающе пояснил Извир, оглядывая присутствующих. — Охотники коалиции, вероятно, — предположил Эссе, не отрываясь от символов. — Смотрящий сказал, что видел кого-то из них на тропе. Так ведь, Настас? Настас задумчиво кивнул, насторожился, глаза затаились, ища что-то неявное, что могло бы объяснить этот странный след. — Да, он говорил, что кто-то прошёл по тракту, — тихо подтвердил Настас. — И это не может быть совпадением. Эти символы… они не похожи на наши. — Гильдия не использует их уже много столетий. Да будет вам это известно, неучи, — опять осадил старший охотник, недовольно покачав головой, раздосадованный их неосведомлённостью. Настас и Эссе, как по команде, умолкли. Один, не выдержав тяжёлого взора Извира, опустил голову, рассматривая свои сапоги. Второй же, с преувеличенной сосредоточенностью, уставился в лес, силясь разглядеть сквозь деревья объяснение происходящего. Напряжение от непонимания нарастало. Клион, как всегда, не спешил вмешиваться. И всё-таки, тяжко вздохнув, всё же решился. Его присутствие оставалось почти неощутимым, однако ему совершенно не нравилась играть в молчание и делать вид, что ничего не происходит. — Маловероятно, что вообще есть уцелевшие охотники, — произнёс Клион, не желая становиться частью всеобщего замешательства. — Так он сказал, — продолжил, бросая смелый взгляд на Извира. — Должно быть… вероотступники. Вы же не хуже меня знаете, что это они. Настас озадаченно поглядывал на него, потом снова на знаки, но ничего не сказал, видимо, приняв неизбежость неприятной встречи с варварами. Никто не хотел признавать этого вслух. Даже Извир, по-видимому, немало остерегался кочевников. Клион посмотрел на испуганного Эссе, и невольно усмехнулся. Выходит, не такой уж и смельчак. — Хватит нагнетать, окаянный! — вдруг прорычал Кестедж, предостерегающе сжав кулаки. — Ещё чего накличешь на нас беду своим грязным ртом. — А ежели смолчу, то все напасти обойдут тебя стороной, так что ли? — с усмешкой ответил Клион, легко, почти издевательски, наслаждаясь его ошеломлённым выражением. Извир нахмурился, мотнул головой, отказываясь верить в такое безрассудное поведение своих подопечных. Краткая вспышка раздражения съела чёткие черты лица, словно он не мог понять, как они могли забыть о здравом смысле в такой ситуации. — Прекратить немедля, — приказал ровно, без злобы, но и других эмоций в его голосе не сыскать. — Зачем его изводишь, Кес? Аль заняться больше нечем? — Однакож, скажешь ещё! — ощетинился тот, почёсывая лысину на затылке. — Это он нас изведёт под частую! Тебе тут не место, в любом случае, — он снова обратился к Клиону, молча сцепившему руки на груди. — Болен ты или нет — твоё общество только в тягость. Почему тебя занесло именно в наш отряд? С тобой под руку ходит сплошное невезение. Древоточец не защищает тебя, презираемого богами и людьми. Навлечёшь на нас скверну! — Ты всерьёз полагаешь, что твой бог защитит тебя? Не будет тебе безопасности, сколько бы не молил — мы равны. Я здесь потому, что без таких, как я, вам не справиться. И ты это прекрасно знаешь, — прошипел Клион, спокойно, но с очевидной угрозой. Кестедж открыл было рот, но не успел заговорить. — Он прав, — нетерпеливо прервал его Извир, порядком уставший слушать бесполезную перебранку. — Ещё порадуешься его присутствию, будь уверен. Клион — носитель скверны, но он с ней уродился, а потому не заразит тебя, пустоголового. Разве что ты не намерен с ним обниматься круглые сутки. Поэтому не он для тебя угроза. Думалось мне, что ты понял поставленное задание и сознаёшь, кто наш враг. — Хоть кто-то тут разумом облечён, — Клион проговаривает непрошенную колкость с ужимкой, борясь с собой, чтобы и вовсе не стиснуть зубы от гнева. Он уже довольно основательно покорёжил их, постоянно сжимая челюсть, даже во сне. Остаться беззубым не собирался, ведь скалиться ему было в радость. Дерзит без особого энтузиазма и как-то вымученно. Не то потому, что хочет выполнить цель достойно, не то потому, что, кажется, уже привык. Привык к подначкам, которые если и цепляют, то не настолько, чтобы говорить о какой-то ненависти. Даже Эссе, который Клиона на дух не переносил, благоразумно промолчал, решив, что нет смысла ввязываться в спор в опасной близости к проклятым. В таких моментах всегда находился один слишком активный дурак, тот, кто начинал сеять раздор, вместо того, чтобы стерпеть его присутствие. Клиона передёргивает, когда опять непрошенно вспоминается бывший собрат. Последним, кто не выносил его был Мавило. В ленивом сердце разрывается выложенная болью полость, медленно заполняясь чёрной злобой — на мир, на самого себя. Чувствует, как тягостный страх сжимает грудь, и, несмотря на все усилия скрыть это, внутри него живёт тварь, которая жрёт его внутренности неуверенностью. На серьёзное дело Клион не выходил больше года, боясь снова потерпеть неудачу, перебиваясь мелкими поручениями. Что, если и в этот раз он не сможет уберечь свой отряд? Что, если потеряет Настаса? — Мне понятно, Извир, — отрывисто отозвался Кестедж, показательно отходя от Клиона подальше. — И всё же, из-за него нам несдобровать, вспомяни моё слово. — Если нам повстречаются Осквернённые — Клион единственный, кто сможет справиться с ними без угрозы заражения. Зелья и обереги при таком столкновении могут и не уберечь. Он немало облегчит нам задачу. Ещё спасибо скажешь, когда выйдем из этого живыми, — твёрдо сказал Извир, повернувшись к нему спиной, демонстрируя, что разговор окончен. — Как бы не так, — буркнул Кестедж, всё так же презрительно наблюдая за Клионом. От этого непрошенного комментария Клиону ладонь начинает печь от нестерпимого желания припечатать его по роже. Он порывается возразить, кинуть в отместку очередную колкость, но голос так и не прорезался. Отмахнулся, как от надоедливой мухи, не рискуя спорить или что-то доказывать, стараясь не дать эмоциям взять верх. Иначе это грозило кровопролитием раньше времени. Старший, забыв об их бестолковых ссорах, подошёл к валунам. Остановился у самой крупной глыбы, внимательно оглядел её неровную исчерченную символами поверхность, не прикасаясь, и, вздохнув, присел на корку камня. Несколько секунд сидел так, не шевелясь, прислушиваясь к звукам вокруг. Лишь лёгкий ветер играл с листвой, путаясь в кронах, а тишина леса казалась враждебной и непроницаемой — ни птицы, ни насекомого, ни животного. Клион не мог понять, что именно не так, но ощущение тревоги росло, лес вокруг них определённо был живым, но мертвецки тихим. Что-то не так. Клион знал это, но не мог понять, что именно. Беспокойство ползло где-то в груди, в спине, сдавливая лёгкие, как стальные оковы. Деревья и тени, кустарники и камни внимали их группе. Как если бы незримый наблюдатель следил за ними, оценивая их движения, подслушивая каждое слово. Он был повсюду — в шорохе листьев, в треске веток, в едва уловимом дрожании воздуха. Что-то живое, что точно не было с ними раньше. — Где остальные? — нарушая хрупкое молчание, тихо спросил Эссе, покрутив белявой головой. Тени, вытягиваясь, стремились приблизиться, а ветви неуклонно двигались против ветра. Лес постепенно просыпался, разбуженный их вмешательством, подпитываемый какой-то злой волей. — Я не знаю, — мрачно ответил Кестедж. — Мы разделились. Они должны быть где-то рядом. Но если двинемся дальше, то рискуем их потерять. — Подождём на тракте. Здесь нельзя оставаться, — предложил Йен, опираясь на меч, который только что достал, опасливо оглядываясь. — Не стоит продвигаться в разорённые земли без полной группы. Лезвие блеснуло в тусклом свете, отражая мрак, который полз по окрестностям, просачиваясь между ног и ненавязчиво обволакивая тела. За границей деревень всегда было опасно, но теперь что-то слишком гнетущее поселилось в здешних лесах, то, что порабощало саму природу. — Дорога безопаснее, — продолжил Йен, делая шаг в обратную сторону, как будто подгоняя остальных за собой. — Там нас не застанут врасплох. Будем готовы, если кто-то всё-таки решит выйти на след. Извир молчал, вчитываясь в знаки, в поисках разгадки. Клион слышал, что старшим охотникам известно множество заклинаний, но не был уверен, что кто-то в Гильдии сталкивался с чем-то подобным, столь древним и могущественным учением, канувшем в лета, а потому не рассчитывал, что Извир сможет прочесть заклинание, даже при всех его немалых умениях. Клион довольно неплохо запоминал магические знаки, хотя и не славился особыми способностями по части колдовства. Он с детства занимался собирательством вместе с лекарем Иморе, изучая гербологию. Память, натренированная на запоминание трав, ягод и грибов, рецептов и методов, услужливо работала и поныне. Он внимательно смотрел на спиральные узоры, в которые складывались нечитаемые символы, стараясь запомнить как можно лучше. По возвращению обязательно разузнает больше о древней магии, но пока и это может сгодиться. Если неизвестные могли эффективно пользоваться такими чарами, то и они смогут при необходимости. — Что они хотели скрыть? — выныривая из долгого раздумья, спрашивает Эссе, настороженно сжимая в руках свой лук. — Давай найдём их скорее и спросишь сам! — выплюнул Йен, закатив глаза. — В самом деле, Эссе, что за глупый вопрос? Соберись же, во имя всех богов. Клион отрывается от камней. Окидывает Эссе выразительным взглядом и, не удержавшись, ещё и качает головой с неприкрытой жалостью, надменно ухмыляясь. Он никогда не работал с ним, и не мог поверить, что этот обычно самоуверенный и высокомерный тип может быть настолько наивен. Тот, как всегда, спокойный до невозможности, чем немало выбешивает Клиона. Стоит, не шелохнувшись, невозмутимый. Ему хочется вгрызться зубами в его непоколебимое спокойствие и откусить себе приличный кусок. — Скрыть себя они хотели от нашего Смотрящего, — беззлобно пояснил ему Настас. — Чтобы не увидел, не предупредил. — И всё же увидел, — гордо вскинувшись, сказал Клион. Он почувствовал, как сердце вдруг замерло. Не мог избавиться от мерзкого ощущения, что рядом с отрядом есть кто-то ещё. И этот кто-то не был одним из потерянных охотников. Клион осторожно осмотрелся, но в густом лесу не было ни малейшего движения. Настас, стоявший немного поодаль, также не отрывался от чащобы, явно чувствуя то же самое. — Извир? — теряя терпение, настойчиво позвал Йен, уже не скрывая беспокойства. — Пора убраться отсюда. Извир отвернулся от камня, наконец, видимо окончательно решив, что больше нет времени медлить, и повернулся к группе. Они увидели на его лице что-то неописуемо сильное, что заставило кивнуть без уточнений и вопросов. Отряд начал двигаться к тракту, пробираясь сквозь густые заросли, в полной тишине, нарушаемой хрустом веток под подошвой. Кестедж и Йен впереди и по обе стороны от Извира, за ними, крепко держа лук наготове уверенно двигался Эссе, а Настас и Клион оставались позади, замыкая группу. — Нужно быть готовыми к любому повороту, — прошептал Клион, подтягиваясь ближе к Настасу. — Если кто-то за нами следит, мы не сможем так просто уйти. Настас коротко посмотрел на него, не скрывая растерянности. — Мы и так не можем уйти, пока не отыщем выживших. Если ты о чём-то конкретном переживаешь, лучше скажи. — Это не просто след — это засада, — честно ответил Клион, на мгновение замедлив шаг и притягивая Настаса за плечо к себе, вынуждая притормозить. — Мы не одни, ты тоже это чуешь. Они рядом, и они знают, что мы ищем людей. Что если они хотят, чтобы мы их нашли? Сиано видел, что кто-то, выдающие себя за охотников, вели выживших. Быть может, в этом кроется их замысел? Заманить нас, используя людей, как приманку? Настас протяжно вздохнул. — Не верю, что говорю такое, но лучше бы это были просто Осквернённые. Умертвить проклятого намного легче, — пробормотал он себе под нос, но так, чтобы Клион услышал. — Это точно варвары. И покуда они охотятся за нами — нам не убежать. Я видел, как они действуют, как сражаются… Пусть я и был мал, но память моя крепка. Нас слишком мало, чтобы справиться с ними. Они — хуже любой оборотной твари. — Не дадим себе стать лёгкой целью. Неважно, люди или монстры — в этих местах всё едино, — твёрдо сказал Клион, скрывая пробирающееся сомнение за внешним спокойствием. — Мы можем попасть в ловушку, если не будем начеку. И потому я должен тебя спросить: ты справишься с этим? Настас не ответил сразу. Снова недоверчиво повернулся к лесу, сжимая оружие и пытаясь уловить любые признаки движения в тёмных коридорах между деревьями. — Выбора всё равно нет, — сознался Настас. — И ежели они хотят нас поймать, нам только и остаётся, что быть готовыми к встрече. Клион задумчиво посмотрел на его профиль. В Настасе слышался тот же мрачный напев, что звенит в речах у всякого, кто знает цену жизни и смерти, ценность каждого шага в мире, где ни одна ошибка не остаётся без последствий. — Хорошо. Извир тоже это понимает, — негромко подытожил Клион, с облегчением увидев впереди тракт. — Если будем действовать вместе, то справимся. И ещё кое-что… Тебе не кажется, что в этом всём прослеживается какой-то злобный умысел? Настас непонимающе нахмурился. — Чей же? Клион, окидывая взглядом остальных, уже ступающих на дорогу, и, убедившись, что его слова не достигнут их слуха, продолжил: — Сам подумай: каждый отряд направлен к поселениям, несмотря на то, что Сиано предупредил жрецов об угрозе нападения кочевников. Зачем так спешить и рисковать охотниками в такие-то опасные времена, коли даже не ведомо, есть ли здесь уцелевшие? Те, кто жили в ближайших деревнях успели добраться к нам самостоятельно. — Чтобы спасти как можно больше людей, оставшихся здесь, — неуверенно предположил Настас. — Те, кто бежал с дальних земель или погибли по дороге, или уже должны быть где-то на подходе. И нам положено их найти и сопроводить в целости. — И когда же это жрецам было дело до простых смертных? С чего они так озаботились их жизнями теперь? — многозначительно развёл руками Клион. — Не верю, что им нужны лишние рты, как бы не пытались убедить. Беженцев и без того предостаточно. Это же безрассудство. Настас, по-видимому, и сам задумывался об этом, ибо на его лице проскочило знакомое выражение недоверия к происходящему. Наконец, он тяжело вздохнул и сказал: — Зачем же, по-твоему, мы здесь на самом деле? — Придётся выяснить. Сам не представляю, что здесь творится.

***

Промозглый день клонился к вечеру. Клион, впервые с момента своего прибытия, покинул подземелья и ступил на поверхность, с трудом адаптируя глаза к дневному свету. Перед ним раскрылась долина у подножья гор, полная контрастов и загадочных пережитков времени. Склон горы, покрытый небольшими голыми деревьями, тянулся вдаль, их крепкие корни обвивали камни, пробиваясь через трещины в земле. Изломанные ветви извивались в разные стороны, как будто пытаясь скрыть свои раны от посторонних глаз. Они были в основном покрыты мхом и лишайниками, но сами казались мёртвыми. Земля под ногами Клиона была жёсткой и потрескавшейся, оттого, что слишком долго не видела дождя. Вдоль берегов пересохших рек раскинулись каменные плиты. Вода в реках давно ушла, и в их местах остались грязные, обнажённые русла, где ещё можно было заметить несколько камней, чьи формы изгладились когда-то под напором стихии. Эти места выглядели почти безжизненными, и лишь редкие ящерицы пробегали по камням, стремясь укрыться в тени, создаваемой ближайшими мелкими кустами. Ему казалось, что что-то истощило эту местность, выжгло и оставило тлеть. Земля была ранена и не могла восстановиться. Почти все камни в округе были чёрными, покрытыми налётом угля, как будто их когда-то поглотил огонь. Деревья лишены листвы, остались голые ветви, изуродованные и застывшие в мёртвой позе. Они не тянулись к небу, а висели, подвешенные между жизнью и смертью, корнями глубоко уходили в землю, что, казалось, совсем перестала их питать. Земля под ногами усеяна красноватым песком, похожим на пепел, как от вулкана. Клион задумчиво помял песок в пальцах. Тот оказался скрипучим и тяжёлым, оставляя на коже неприятную плёнку. Всё это вместе создавало неприятное впечатление, что земля здесь забыла свою природу, её сердце опустошено, а только камень и тень оставались в качестве свидетельств прошедших лет. Клион попросил Сиано вывести его из пещер. Ему прежде не хотелось покидать своё надёжное укрытие, но с тех пор, как стало известно, что эти горы результат древней магии ему становилось не по себе под их чёрными могучими сводами. Он посмотрел на небо. Солнце не пробивалось сюда, отпугиваемое здешним колдовством или чем-то ещё. Лучи врезались в цепочку каменных исполинов, и распадались, так и не достигнул земли. Стоял обычный день, но небо над головой выглядело красным и туманным. Клион отчётливо чувствовал смрад мертвечины в долине, но сколько бы не ходил, выискивая источник зловония, всё не находил. Среди агатово-чёрных обломков, давно обрушившихся вниз с непроглядных высот, среди гиганских валунов и фрагментов скал, усеявших подножье, не обитало ни одно живое или мёртвое существо. Ещё в смертные свои годы Клион точно помнил, как люди говорили об этом гиблом месте. Клион долго бродил, внимательно изучая неприглядную окрестность. Из долины вели множество троп, извивающихся и теряющихся среди скал. Он быстро взобрался на небольшой утёс, следуя по узкой тропке, что вела вверх. Оказавшись на вершине, остановился и огляделся. Внизу иссушенные вены бывших рек, позади массивная горная гряда, а перед глазами обрыв. Внизу раскинулся могучий лес, уходя высокими мягкими верхушками куда-то за горизонт. Это был тот самый лес — когда-то его дом, место, где, будучи оборотнем, он охотился и жил, пока человеческий запах обманом не привёл его сюда. Это место было слишком знакомым, но одновременно и чуждым, наполненным скрытым ожиданием. Чай у леса должна где-то быть граница. Где-то за ним его бывший дом, Рыбацкая деревня, а ещё дальше земли коалиции, населённые людьми. И где-то там — бесконечное море. Он немного постоял, вдыхая холодный воздух, вглядываясь в непроглядную даль. — Не помню его названия, — тихо признался Клион, зная, что змей уже у него за спиной. Ему непонятно, как Сиано удавалось так подкрадываться, как он преодолевал за несколько минут такой крутой подъём, хотя, когда Клион поднимался по тропе, позади его не было. Стоило лишь на мгновение отвлечься или взглянуть в сторону, и Сиано уже оказывался рядом, будто и не оставлял его в одиночестве ни на миг. В его движениях не было ни шума, ни спешки и всё же он оставался неуловим, как ветер в пальцах. Пока не налетит ощутимо и не почувствуешь, что он где-то рядом. Это раздражало и одновременно завораживало. Сиано был частью природы, скрывающей свои секреты, и в этом его молчаливом присутствии таился какой-то неизведанный элемент. Клион подошёл к обрыву и, сдерживая лёгкое головокружение, присел недалеко от края. Смотрел, как заколдованный на эти тенистые чащи, густые и опасные, пропитанные проклятьем. Сквозь верхушки деревьев мелькали пятна света — где-то там, в глубине, прятался мир, где он коротал своё вымученное бессмертие и к которому не желал возвращаться. Листья на деревьях не шевелились, не было ни звуков, ни движения. Вокруг было зловеще тихо, как и всегда в этом лесу, если не знать, где искать. У гор было по-прежнему мрачно и сыро. Свет, заблудившийся в кронах, брезговал обращать на них своё тёплое внимание. — Его называют Абдраган, — сказал Сиано, но к краю не подошёл, оставаясь стоять за спиной, ближе к тропе. — Тоже что-то на древнем наречии? Как твоё имя и моё волчье? — вполоборота спросил он, бросив задумчивый взгляд на Сиано. — Да, — ответил тот, звуча тихо, почти неслышно. — Люди помнят, но не всё. — Это ли язык Светлогорья? — почти наверняка уверенный в этом, снова спрашивает Клион. Сиано слегка кивнул, подтверждая догадку. — Он самый. Теперь уже мёртвый язык. После гибели королевства никто не говорит на нём ни в Империи, ни в Смуте. Мысли вновь унесло к той забытой эпохе, к разрушенным городам и исчезнувшим народам. Он не мог не спросить, желая всё-таки разобраться в собственном мире, знания о котором так болезненно обострялись в голове. — Видимо тоже, из-за последнего короля? Сиано вздохнул, и его глаза, наконец, встретились с глазами Клиона. В них был какой-то бесконечный и почти измученный взгляд. Взгляд, что пережил тысячу жизней, но так и не научился жить. Клион на миг растерялся, не ожидая увидеть на его отстранённом лице хоть какой-то проблеск эмоций. Слишком редким гостем было хоть что-то живое в нём. Но стоило начать задавать вопросы о днях древнего королевства и его владыке, тем менее скрытой становилась боль Сиано. Золото на его бескровном лице, обычно такое холодное и далёкое, заволокло странной тенью. Клион от удивления полностью повернулся к нему, разглядывая нежданную бурю в глазах напротив. Он уже встречал эту синюю дымку, крадующую страшную желтизну. Когда в первый раз попробовал без спроса дотронуться до него, ведомый желанием близости. Клион ясно припомнил тот день, когда ещё не умел изъясняться, но отчаянно допытывался о своих людских снах. Когда ему ещё приходилось отмечать каждый прожитый день на камнях, чтобы не потеряться в реальности. Сколько минуло, более двух лет с тех пор, по его подсчётам? Он упрямо смотрел на Сиано, боясь пошелохнуться, но и ему не оставляя шанса просто отмахнуться. Теперь змей полон невысказанной печали, которую едва ли мог скрыть за слоями масок и обманчивого спокойствия. Клиону показалось, что ему опять удалось нащупать ту грань, за которой не стоит рыскать. Но ему было всё равно. Он не боялся Сиано, и готов был рискнуть прогневать его. Лишь бы тот ожил и перестал быть таким каменным, неживым, хладнокровным. — Верно, — подтвердил Сиано, отворачиваясь. — Люди стремились стереть любое упоминание о нём и его правлении. О его падении. Вычеркнули всё, что было связано, в том числе и стародавнюю речь. — Вот почему мне не сыскать ни слова. Даже описаний сражений не осталось, — понимающе протянул Клион, с удивлением обнаружив, что понимает его чувства. Затмение памяти целых народов. Почему человечество выбрало забвение, а не знание? Вне всяких сомнений — последний король самый презираемый человек в мире. Его имя исчезло из книг, а его деяния забыты. Образ его правления выцвел, оставив неясные тени страха и ненависти. И только одному змею известно, что скрыто за завесой эпох. Но он был не готов раскрыть всю правду. Ему настолько больно? Или страшно признать собственные ошибки? Клион точно видел, что ему больно. Эта боль была не на поверхности, не в слезах, не в теле. Она скрывалась глубже, и он явственно чуял её. Она была схожа с его собственной — то, что невозможно вернуть, но что продолжает жить внутри и дробить на куски. Забытое всё равно живёт в душе, в страхе, в печали. И теперь, когда он смотрел на Сиано, ощущал, как эта тяжесть переходит на него, пробуждая скорбь потери. Пережитое буквально вопило и рыпалось, и все те усилия, которые Клион прилагал, чтобы грудная клетка рёбрами срослась, не пропуская застоялую боль, пошли прахом. Он вспоминал о былой любви и закрывал эмоции в хранилище попрочнее, лишь бы не свербело, только бы не опрокинуло в горечь утраты. Его собственная стойкость разбивалась под невыносимым страданием человека напротив. В нём всё разобщённо — эмоции, чувства, переживания. — Всё стёрто, — опять произнёс Сиано, разочарованно и так тихо, что Клион едва расслышал. — Как будто и не было королевства, никакой войны, ни побед, ни поражений. Одна пустота, как и сама эта земля. Ни песен и стихов, ни радостей и величия. Все свидетельства унесло время, оставив мрак, в котором теперь живём. Клион резко поднялся, быстро подступив к нему. Не человек — открытая рана. Кровит, сжимаясь от напряжения. Буравит пронизительным взглядом, вспененным и бешеным — посиневшим внезапно. Едва ли заметно потухшее золото, плескающееся на дне. Это что-то вроде ответа. Это на что-то вроде бы так похоже. Его глаза морось вовсю рыспыляют, что Клион вздрагивает. Однако упрямо стоит, не отступая, собираясь с духом, говорит покойно: — Мне жаль тебя. Жаль, что ты испытываешь эту боль. Но я знаю каково тебе, Сиано. Я тоже потерял близкого человека и свой дом. Сиано медленно отступает от него. Всего шаг, но кажется что он готов с разбегу рвануть со скалы, только бы избавиться от Клиона с его неудобными расспросами и неуместной жалостью. Клион, нахмурившись, склоняет голову, думая, отчего же тот не сбегает, как обычно? Интерес сильнее неловкости? — Не понимаю о чём ты, — сдавленно выдыхает Сиано, в миг теряя самообладание. Клион довольно ухмыляется, продолжая наступать. Своей глупой радости он, конечно же, не смог придержать. Ему не верится, что удалось загнать змея в такое хрупкое состояние. Разбудил его от ледяной отчуждённости. Смущает, пугает откровенностью и давит так, что не устоять под напором. Неужто боги тоже могут испытывать замешательство? Клион не может упустить этот оголённый момент. Не смеет. — Не противься, — прошипел, осмелев, подойдя вплотную, лицо к лицу. — То, как ты говоришь о последнем короле, как мрачнеешь, вспоминая о Светлогорье… Ты сказал мне когда-то, что служил людям. Ты служил ему. Это королевство было твоим домом, а правитель — был тебе дорог. Чтобы тот человек не совершил, я всё равно понимаю твои чувства. Я помню, что тоже любил когда-то. Сиано меняется, словно темнотой подёрнутый, бросает сухо, не глядя: — Думаешь, что понимаешь? Как можешь ты доверять своей памяти, когда она так подло обходится с тобой, являясь в кошмарах? Клион скривился. Он тоже умеет бить, да так, что будет нестерпимо больно. И неважно, смертный или бог — его зубы остры для любого. — Твоя — тоже стала кошмаром, как погляжу. Так что да, мы одинаковы. Истории могут быть разными, но боль всегда одна. И мне понятно, почему ты не желаешь говорить об этом. — Не о чем говорить. Клион резко хватает его за плечи. Широкие, крепкие, слегка вздрагивающие от неожиданности. Притягивает к себе, сжимая пальцами так, что костяшки белеют. Он знает все углы у его плечей, и каждую родинку под одеждой, потому что они знакомы до одурения. Не его даже. Украденные из памяти. Ему любопытно, у богов могут остаться отметины? — Ты «был тем, кого не принято помнить», — проговаривает ровно его же слова, роняя небрежно. — Я думал, что все записи о тебе уничтожили из-за того, что ты погубил столицу. Теперь же считаю, что тебя стёрли из истории, как и твоего короля, за то, что ты был ему предан. Говоришь, король остался здесь, в Смуте. Ты тоже поэтому оказался здесь? Тебя изгнали вместе с ним? Он и его приспешники, ты сказал, вызвали Хтонических чудовищ. Твоих рук дело, очевидно? — Я был верен ему. И остаюсь, — Сиано гордо вскинул подбородок и возмущённо тряхнул плечами, силясь сбросить с себя цепкие руки. — Даже посмертно? Какая-то клятва обязывает тебя или это что-то иное? — искренне интересуется Клион. — Он будет жить, покуда существую я. Сиано выглядит совсем невзрачно, будто истончаясь от каждого прикосновения. Чёрные локоны обвивают кисть мягкими браслетами, но не предостерегающе, скорее ласково и осторожно. Клион проводит по его волосам, и так непривычно чувствовать что-то настолько реальное, пришедшее не из прошлого. Привстаёт на носки, чтобы лица оказались почти на одном уровне. Сиано выше на голову, но сейчас выглядит так хлипенько и тонко, что Клион почти убеждён, — он его не остановит, не решится. Змей сильней, и без клыков с когтищами, может порвать на части, в том Клион не сомневался. В голове не складывается ни одна здравая мысль. Все инстинкты, кроме одного, умолкли, испуганные его горячностью. Забились в один из тех пыльных углов, в которых он хранит мечты о былом. — Как это занятно. Я тоже не могу распрощаться со своим покойником, — улыбнувшись, хрипло говорит Клион, сместив руку к его щеке. — Всё же… у нас есть что-то общее. Прожорливо скользит по лицу, изучая знакомые черты, восстанавливая жаркий огонь желания. Кожа под пальцами ледяная, гладкая, всегда немного влажная. Все эти сны с непонятыми ответами и таящимися в них вещами утомляли, топили в тоске. А он — был рядом, реальный и живой, пусть бы и притворялся, что ничего не важно, не интересует. Клион знал, в Сиано кипят подлинные страсти, где-то под множеством лживых личин. Поэтому он до сих пор стоит в его руках, не пытаясь уйти. Он способен быть человеком, живым, сколько бы не прикидывался. Может, слишком долго прожил рядом с людьми? Заразился человечностью, не иначе. У Клиона — выживаемость сорняка, у Сиано — взращенное безразличие. Он его не искоренит, зато Клион точно пробьётся. Очистит от налёта равнодушия, проломит тщательно выстроенный лёд. Клион уже и забыл когда прикасался к кому-то, кроме него, забыл, что значит тепло чужого тела. Что такое быть с кем-то. У него никогда не получалось контролировать себя, всегда бурлящая кровь вспарывает разум. И вот он перед ним, впервые такой уязвимый и растерянный — не божество вовсе, а просто юноша. Стоит закрыть глаза и он даже кажется нормальным. — Это не одно и тоже. Ты не понимаешь… — Неужели? Ты принимаешь его обличие. Утаиваешь правду, скрываешь что-то важное. Я точно знаю. Ну и пусть! Думал, сможешь управлять мной, загнав в неведение? — выдыхает прямо в лицо, наслаждаясь широко распахнутыми от изумления глазами. — Значит, и я буду делать то, что считаю нужным. — Ты напрочь решился рассудка? — только и произносит в ответ Сиано, заторможенно моргая, но не вырываясь. — Мне просто опротивело играть по твоим правилам. Теперь будет по моему. Сиано молчит, не двигается, словно бы ждёт, насколько Клион готов зайти в своём обманчивом стремлении вернуть утраченную любовь. Сколь сильно позволит себе поверить, что перед ним настоящий человек. Клион был зол. Всю жизнь, как и теперь, всегда всё делал наперекор, и его съедал этот тёмный жар, неукротимый шторм. Он не умел справляться при жизни, не научился и после неё. Теперь всё катится кувырком, он не успевает хоть что-нибудь удержать. Клион открыл в себе кое-что, и оно запредельно хрупкое, слепяще восхитительное. Сквозь стиснутые зубы, хочет выпросить ласки, хочет того, что безвозвратно ушло вместе с ним. Любовь разъела, как ржавчина. Им движет не она, глубоко погребённая. Им управляет что-то тёмное, безконтрольное. Он, по обыкновению, этому не противится. Сожалеть будет потом, если выживет после своей взбалмошной выходки. — Знаешь, что значит снова чувствовать? — рычит ему в губы. — Это не то, что родиться заново — это ожить после долгой спячки. Мне нравится быть живым, Сиано. И тебе же тоже этого хочется. Признайся. Он не дожидается ответа. Ему он просто ни к чему. Подаётся вперёд, целует, обвивая руками шею, намертво удерживая. Прижимается губами к его, самую малость солоноватым, влажным, с содроганием ждёт, что отпихнёт. Клион пользуется его замешательством, смакует вкус странных губ, безумно знакомых, но не тех, что запомнились. Смело шагнул туда, где кончается всё ведомое. Губы твёрдые, полные того, чего он жаждал и что, казалось, ускользало от него всё это время. Внутри разгорается пламя — не от страсти, а от боли, как если бы этот момент был одновременно спасением и падением. Его руки скользят по спине, стремясь ближе, пытаясь удержать хотя бы мгновение, но всё равно чувствуя, как секунды удовольствия ускользают, уступая потрясению. Не верит, что решился. Трогает верхнюю губу языком — только сейчас замечает, что она треснувшая. Проскальзывает внутрь, не встретив особого сопротивления. Возбуждение проходит по позвонкам, пересчитывая, выгибая. Сиано поддаётся, приоткрывает рот и послушно впускает. Клиону чудится, что он парит над землёй, теряя всякую опору. Поглаживает зубы языком, уверенно углубляя поцелуй. Становится жарко и тяжело дышать. Сердце просыпается, взаправду стучит слишком быстро, то и дело сбиваясь с ритма, ударяясь о грудину. Его рот заставляет забыться, но и напоминает о том, что было утрачено. Клион не хочет отпускать свою вымученную иллюзию. По затылку резко проходится обжигающий огонь. Сиано, с силой дёрнув, оттаскивает за волосы, придерживая и заглядывая в глаза. Всё-таки очнулся. Клион шипит, инстинктивно перехватывает его руку за запястье, понимая, что своими силами этой стальной хватки не разжать. Тот сильнее натягивает светлые волосы, наматывая, вырывая сдавленный стон. — Хватит, — доносится до него вновь ставший ледняным низкий голос. Милостливо разжимает руку. Клион пошатнулся, не успев подобраться от неожиданности. — Показалось, ты был не против, — ехидно огрызается в ответ, растирая саднящее место на голове. — Я — не он. Говорит просто, будто жёстко бьёт. Клион смотрит исподлобья, не сдерживая широкую улыбку. Змею невдомёк, а ему получить поддых кажется чем-то привычным. Сгорбленный и уставший, Сиано стоит на месте, вернув своё обычное бесстрастие. Да припозднился. Клион нащупал то, что искал. — Плевать. Могу сделать вид, — раздражённо передёргивает плечами Клион. — Мне не впервой. Поддавшись порыву, он осторожно убирает волосы с его лица нетвёрдыми пальцами. Цепляется за острые скулы, замерев, поглаживая длинным ногтём. Не хочет останавливаться, не хочет уступать. На этот раз Сиано предельно собран, двигается чётко и быстро, уверенно отстраняясь от прикосновений. Он разворачивается, готовясь уйти, но напоследок, не поворачиваясь, сквозь зубы медленно цедит, и Клион видит, как от напряжения сводит его спину. — Я не могу вернуть тебе того, чего ты так жаждешь. Это лишь усиливает твоё разочарование. Уж не знаю, что на тебя нашло, но мы поговорим, когда придёшь в себя. Я не намерен пользоваться твоим заблуждением. — Ты же всегда врёшь! — вскрикивает Клион, зло щурится. — Так солги ещё раз, будь ты проклят! Запрокидывает голову, кривит лицо, пытаясь совладать с собой. Красноватое небо опрокидывает в себя, шепча, что он просто сошёл с ума. Сглатывает, прикусывает губу. Один раз. Второй. Его вкус всё ещё блуждает во рту. — Клион, ты был прав. Мне больно, — вдруг швыряет признание Сиано, наконец, соизволив посмотреть на него. — Я не могу позволить себе быть человеком. Оставь это для себя, а меня — в покое. Клион вздохнул, ощущая холодный ветер, что пронизывал с головы до ног. Это небо выводит его из себя. Опустил голову через несколько минут, увидев, что Сиано исчез так же внезапно, как и появился на вершине. Он, не удивляясь, посидел ещё какое-то время, рассматривая лес, а затем двинулся обратно. По пути он думал, как так легко поддался искушению. Как вообще осмелился притронуться к нему, не зная, что он на самом деле из себя представляет? Ему так и не удалось найти ничего толкового о змее. Клион перебрал множество рукописей, где собраны описания большинства известных духов и божеств, исследовал фрагменты мифов, и не нашёл ничего. После признания Сиано о его божественном происхождении, Клион много времени потратил на поиски упоминаний о нём, стремясь понять какова его роль в этом мире и сила. В итоге обнаружил сказание о летающем морском змее только в недрах своей памяти. Расплывчатый угольный рисунок в книге о морских обитателях Четвертоморья. Настас, давний приятель и собрат по цеху, нахмуренно качающий головой: «Не может быть! Морские гады не умеют летать, всем это известно. На то они и морские… Да и какое божество может так выглядеть, в самом деле?» Клион вспомнил рисунок, который однажды случайно увидел в читальне: чёрное пятно, растёртое временем, нечёткое, едва различимое изображение в центре страницы — ящерица с крыльями. Как бы сейчас ему хотелось сказать Настасу, что он наконец-то понял, кто это создание. Вероятно божество и впрямь может быть таким и они ошибались. Он вспоминал их разговор, когда они считали, что на побережье, помимо древнего бога, существует нечто другое — летающая нечисть. А оказалось заступник и убийца целого города и есть морской змей. Выходит, боги могли иметь подобный облик? Клион притормозил, застыв на спуске, ухватившись за корень покорёженного дерева. Ноги неверные после пережитого. Ему необходима минутка-другая. Сердце заходится в пляске: то ли от воспоминаний о его губах, то ли от лазанья по крутой тропинке. Мелкие камни больно впивались сквозь тонко сплетённую подошву. Настас был прав. Все божества выглядели иначе. Не как змей. Это не складывалось. Они не были такими, как тёмные, извивающиеся создания, ползущие в водах или парящие в небесах. Покинув людской род, ходят старые боги, скрывшись под обликами животных, которых иногда встречали в разных местах. Они стали хранителями лесов, долин и гор. Их имена давно стёрлись из уст людей, а сами они превратились в тени, не вмешиваясь в судьбы смертных. Им уже не интересны ни чаяния, ни страдания живых. Всё это стало чуждым и бесполезным. Клион нашёл множество описаний богов в образе зверей. О каких-то вспоминал сам. Например, он знал, как выглядел Дух Древоточец, похожий на дерево, человекообразный, без языка, с язвами на жёсткой коже. Прекрасно помнил, как лично повстречал его близ деревни. Его Сиано когда-то рассказывал ему, как выглядел Дух Хвори, высокий и горбатый уродец, сеявший мор в их доме. Духи могли быть разными и устрашающими, уродливыми, но весьма разнообразными, с растянутыми, неестественно длинными телами, или напротив, короткими и горбатыми. Но каждый дух в своей изломанной искажённой форме, мог выглядеть совершенно исключительно. Про духов вообще мало что было известно, и Клион мог бы поверить, что огромный крылатый змей из глубин скорее подобен своим странным обликом духу. Но было точно понятно — Сиано не один из них. Он могущественнее, сильнее, и сам признаёт себя древним божеством. Но ведь не было никого из божеств, кто мог бы сравниться с ним. То были существа с хоботами, величественные и медлительные, мирно существующие в каньонах и ущельях. Или рогатые четвероногие, с копытами, похожие на лошадей, чьи тела покрыты густыми, жёсткими волосами не имеющими ничего общего с шелковистыми гривами привычных коней, — их шершавые силуэты можно было увидеть в долинах и на полях. Могли повстречаться необыкновенные, похожие на людей создания, с несколькими руками или парой голов, с пятью глазами или рогами, которых обычно видели люди вблизи болот и водоёмов со стоячей водой. И ни один из известных богов не мог летать. Не был подобен гигантской рептилии с крыльями, расправленными в ночном небе. Не спал под водой столетиями, не вбирал в себя древнюю силу океанов, не становился частью глубин. Эти божества, которых когда-то почитали и которых утратили, были сущностями, чьи силы ограничивались земными законами. Они не имели такого могущества, чтобы скрываться в водах. Они дышали, питались, спали, почти как смертные. Божества, чьи очертания напоминали искажённые образы того, что когда-то существовало в мироздании, — не выглядели как змей, как морские чудища. Пусть они и были весьма странными, но большинство были известны и понятны. Слухи о чудных животных, встречаемых повсеместно, разносились стремительно. И только о змее не было ничего, кроме одного размытого изображения в книге о морских обывателях. Клион двинулся по тропе, выныривая из тревожных раздумий. В последнее время он думал об этом всё чаще. С каждым шагом он ощущал всё большее сомнение в своих выводах. Он не знал, кем на самом деле был Сиано. По силам — не дух, по облику — не бог, по сути — не нечисть подлунного царства. Он был чем-то другим, чем-то, что выходило за пределы всех определений. Тот, кто скрывался за маской богов и легенд, тот, кто не признавал своей природы, в очередной раз обманывая и путая. Всё его существо было зыбким, кривым отражением чего-то древнего и неведомого, что существовало до появления слов и понятий. Он был тем, кого невозможно было уловить, понять или назвать. Даже имя — и то ему не принадлежало. Хотя Клион видел, с каким скрытым удовольствием тот примеряет его на себя и как наслаждается, то и дело превращаясь в знакомое лицо, родного человека. Он по-прежнему часто выглядел как его сердечный друг, но периодически что-то в змее менялось, сбрасывая личину Сиано. Клион сначала не мог взять в толк, почему тот теряет привычное лицо. Но, понаблюдав, пришёл к открытию. Змей сбрасывал его кожу, когда они с Клионом проводили несколько дней порознь. После своего прибытия из озера или когда Клион не являлся к нему за советом или вопросом долгие дни. Тогда лицо Сиано из прошлого, так тщательное составленное до мельчайшей детали, истлевало, и змею требовалось какое-то время, чтобы вновь вернуться к нему. «Не я повелеваю этим, а ты», — когда-то признался ему Сиано, стоило спросить о его внешности. Теперь Клион лучше понимал природу его магии. Чем дольше он его не видел, тем меньше тот походил на парня из памяти. Клион не вполне понимал, радуется ли тому, что призрак прошлого оставляет наконец в покое, а боль его утраты в сердце стихает. Или же гулкое разочарование стелится в душе, когда не обнаруживает свою потерянную любовь поблизости. Может быть, то, что сказано в порыве, правда? Всего лишь притвориться, что это он. На время позволить себе поверить и пережить упоительную близость ещё хотя бы раз. Да вот только ему до сих пор непонятно, что есть змей. Но он занимает всё его сознание. Настолько, что нездоровая смелость одержала победу над здравостью. Как вообще тот не свернул ему шею за подобное? Клион улыбается своим мыслям. Очевидно, Сиано тоже одиноко. Боль терзает даже богов. Он решительно настроен добиться желаемого. Сломать непреклонный дух змея, и неважно, кто он такой. Потребности у него определённо людские. Клион это почувствовал. Мысль его, утомлённая, жаждущая, напряжённая, как рука, бросающая копьё, билась летучей мышью под сводом черепа и перелетала от одного образа к другому. Неясный, запутанный, он спустился со склона и вновь отправился гулять по долине, раздумывая над произошедшим. Он прикидывает, сбежит ли сегодня Сиано в озеро или ему удастся застать его в пещере. Клион собирался продолжить разговор.