Жажда небытия

Когда, душа, просилась ты Погибнуть иль любить, Когда желанья и мечты К тебе теснились жить, Когда еще я не пил слёз Из чаши бытия, — Зачем тогда, в венке из роз, К теням не отбыл я! Зачем вы начертались так На памяти моей, Единый молодости знак, Вы, песни прошлых дней! Я горько долы и леса И милый взгляд забыл, — Зачем же ваши голоса Мне слух мой сохранил Не возвратите счастья мне, Хоть дышит в вас оно! С ним в промелькнувшей старине Простился я давно. Не нарушайте ж, я молю, Вы сна души моей И слова страшного «люблю» Не повторяйте ей! Антон Дельвиг

Древнейшие из существующих поныне организованных народов находятся в землях Предела, которые считаются местом зарождения современного человеческого мира — колыбель цивилизации, плотно заселённая множеством стран и государств. Под суровой рукой королей и наместников-колдунов они остаются такими же, как и тысячи лет назад.

Предел уже много столетий удерживает свои границы, замкнувшись от распространяющегося ужаса здешних краёв. Опасаясь впустить в свои благополучные владения страшные проклятья, разрастающиеся подобно мору, жители Предела уничтожили единственный проход через Стонущие горы, окончательно отрезав оставшихся представителей человечества от своих территорий, оставив сражаться и выживать среди полчища чудищ, вышедших из самых зловещих кошмаров.

Местная земля, запятнанная тёмной магией, лютая, отверженная всеми прочими государствами, носит на себе тугое ярмо изгоя — разорённая, умирающая страна распада, наречённая Смутой.

Глава 2. Абдраган‎

Лагерь охотников состоит из нескольких палаток, построенных из простых материалов — кожи, дерева и плотных тканей. Выглядит как временный гарнизон, скрытый среди деревьев, и, всегда на страже. Вокруг лагеря горят костры, где готовится скудная пища в дорогу и разводятся огни для снаряжения оружия — чистки и заточки. Сиано так и не удалось убедить жрецов отложить поиски, как и не смог переубедить Клиона и Настаса, не выходить на тракт. Клион видел, как внутреннее напряжение переполняло Сиано, заставляя того метаться между сомнениями и верой в Клиона. Сиано, кажется, был готов разорваться, ведь не мог ни остановить их, ни убедить жрецов, ни обеспечить безопасность, которую так отчаянно хотел для всех. Клион не мог понять, почему тот так беспокоится. Они все знали, на что идут, и, возможно, именно из-за этого спокойствия и уверенности в своём выборе Клион чувствовал себя превосходно, в то время как Сиано терял силы в борьбе с тем, что невозможно было изменить. Обычно сдержанный и отчуждённый, он вёл себя иррационально. Клион смотрел на Сиано с лёгким налётом вины за собственное упрямство, но не собирался больше оставаться в стороне. Его друг был полон тревоги, буквально поглощён страхом. Клион замечал, как Сиано нервно подёргивает руками или косится, будто ожидая беды сиюминутно. Не скрывал беспокойства, но, в отличие от Клиона, который уже смирился с возможностью любой опасности, Сиано не мог принять неизбежность. Никогда и не умел. — Совсем ли утратил ты веру в меня? — вопрошал Клион этим днём, перед тем как уйти в тренировочный лагерь. — Не могу же я позволить Настасу одному ступить туда. Да и сколько можно отсиживаться в углу? Чувствую себя пауком, тучным и вялым, — не сдвинуться, ни добычу поймать. Он не ведает, что значит быть довольным собой, позволить себе передышку — уже оказалось слишком сложным, и без колебаний высказывает свои мысли. Но вместо поддержки, как и следовало ожидать, оказывается втянут в спор. Клион стоял, не двигаясь, припав спиной к дверям своей хижины. Знал, что это противостояние грозит перерасти в нечто большее, но пока держался, стараясь сохранить контроль. — Он не один будет, с ним его отряд, — резонно заметил Сиано, сидящий в скрипучем кресле, вполоборота поглядывая на него. — А также полсотни охотников, что будут разосланы по всей местности. Тебе там быть необязательно. — А где обязательно? У тебя под боком, выходит? Ожидая, когда ты вновь меня прогонишь, оттолкнёшь, ранишь во имя великой цели во спасение? Клион не понимает, кто говорит за него, какая больная гордыня вдруг втиснулась под язык. Не успевает закончить, как Сиано быстро подрывается, уже вплотную приблизившись. То ли стремительный прыжок, то ли неуловимый змеиный бросок — не разобрать. Клион моргает, изумлённый его горячностью и быстротой. — Так ты понимаешь мою заботу? — резко выпалил Сиано, с силой схватив его за ворот рубахи. Сиано выглядит нездорово, чувствует себя нездорово, ведёт себя нездорово, чем ввергает в ступор. Клион пожалел, что открыл рот, но с таким Сиано он сталкивался нечасто, чтобы успеть распознать неявные намёки на угрозу. Словно бы только и ждал повода накинуться. Опять вынудил играть по своим правилам. И это осознание прошибает Клиона злобой вдоль позвоночника. Он отказывался понимать, как так запросто ведётся на провокации каждый проклятый раз. Пальцы сжались настолько сильно, что ткань затрещала под давлением, готовая порваться. Сиано не замечает этого. — Хватит портить мне вещи! — процедил Клион, с трудом сдерживая внутренний пыл. — Заботься лучше о себе. За собой как-нибудь сам пригляжу. — Как можешь ты быть настолько несправедлив? — только и бросил он. Клион вывернулся, отцепил от себя руки, чувствуя, как лопатками упирается в дверь, борясь с желанием поскорее покинуть собственный дом. Лишь бы перестал так страшно смотреть. Клион шагнул в сторону и отошёл, норовя вырваться из нависшей над ним тени. Сиано не двигался, скользяще, почти болезненно пристально рассматривая, поглощая синевой всё вокруг, как если бы искал что-то. — А как ты можешь быть настолько эгоистичен, при твоих-то способностях? Видишь множество жизней, смертей, радостей и болезней, и так погряз в этом, что забыл о реальности! Сиано прерывает, резко взмахнув рукой и будто бы отсекая ею всё лишнее, останавливая. Как ни странно, на миг ослабил накал, лицо несколько смягчилось, но только на мгновение. Он не торопился отвечать, размышлял о чём-то, недовольно поджав губы. — Твоя правда. Я знаю про это больше, чем надо и точно уж лучше, чем ты. С чего тогда обвиняешь в таком? — С того, что тебе нравится, когда моя жизнь в твоём распоряжении, и стоит мне хоть раз пойти наперекор твоему слову, как ты немедля нападаешь, — тихо, боясь собственной откровенности, сказал Клион и посмотрел в упор, с замиранием ожидая реакции. Независимо передёргивает плечами и поднимает подбородок. Возможно, просто разыгралась молодая горячечная кровь. Клион не представлял, что это значит и почему так бывает. Но Иморе часто говорил ему, что у людей его возраста такое случается — необузданное, странное, неконтролируемое поведение. Привычки не доверять словам лекаря Клион не имел. Вот и сейчас в нём поднимался гнев, хотя изначально он не планировал ссориться и выговаривать всё это, нежелая отправляться на задание в таком встревоженном состоянии. И всё же сдержаться больше не выходило. Не с ним уж точно. Сиано закатил глаза, не обойдясь без громкого и немного снисходительного выдоха: — Ты просто бестолочь. Я пытаюсь помочь! — А кто им поможет? — вопрос был резким, в нём плескалось столько яда, что воздух вокруг замер. — Пусть я и не согласен с жрецами, но там остались люди, окружённые нечистью. И ежели действительно опасность в виде варваров поджидает, то мы совладаем и с этим. Худшее — это не видеть вокруг света и добра, живя в кромешной тьме по собственной воле. Я не хочу оставаться в этом мраке страха, зная, что мог бы помочь. — Вот значит как. Сиано посмотрел как-то ласково, настолько, что Клиону тут же становится не по себе. И от взгляда, и от вкрадчивого голоса, что вроде бы даже немного живее и благозвучнее, чем был минуту назад. Шагнул ближе, не давая Клиону отойти. Сиано вдруг усмехнулся, ухмылка, плотно застывшая на его губах, была как затаённое проклятие. Мерит задумчиво, оглядывая с ног до головы. И скорее дразня, чем всерьёз размышляя, произносит назидательным тоном: — О, да. Любишь ты помогать всем подряд. Услышав это, Клион поморщился. Невысказанная обида подтачивала душу Сиано, как ядовитый лишайник — корни повреждённого слабого растения. Прямо он не обвинял Клиона в слабости, проглотив его мимолётную утеху как должное. Думал ли он, что Клион имел право на жалкую прихоть — было неясно. Но абсолютно точно его краткий порыв плоского удовольствия облачил Сиано в тихое озлобление. Хотя он не воспринял случившееся как личное оскорбление, ревностные порывы свои периодически выпускал на волю. Осыпать всякими гнусностями и непристойностями — умудрялся с лёгкостью, напоминая и не скрывая разъедающего сарказма. Наказывал, но не мелочился, не опускаясь до прямых упрёков. И эти смазанные намёки были для Клиона хуже во сто крат, чем если бы Сиано просто врезал бы ему как следует. Клион не видел Ирму с прошлой недели. Не сказать, что он целенаправленно избегал девушку, но с возвращением в его жизнь Сиано её общество стало горестным напоминанием о собственной боли и печали, пережитыми в те одинокие дни. Насколько ему известно, Ирма продолжала работать в лечебнице и учиться, но Клион там больше не появлялся, с чувством выполненного долга, вернувшись в охотничий цех. В лечебнице уже не было сотен больных, для которых нужно было изготавливать лекарства — все умерли, удобрив собой почву вдоль границы. Ему показалось, что колкая насмешка Сиано выжигает глазницы, сушит горло. И всё равно Клион слушал, заворожённый, приниженный: никто не наделён такой силой ревности и одновременно такой выдающейся силой укуса. Никто не имеет такого понимающего сердца и природного дара смирения. Клион знал Сиано с детства и до сих пор не мог осознать, как в нём уживались столь противоречивые чувства: бурлящая злость, послушная кроткость. — Прекрати, — слишком виновато выдохнул он. — Вспомнил тоже… мне всю жизнь за это каяться прикажешь? Разве стал бы я довольствоваться женщиной, не оставь ты меня утопать в одиночестве и тоске? — Выходит, опять меня винишь? — мягко спросил Сиано, с тем же милым оскалом. — Нет. Но ты вечно сомневаешься в моих намерениях, словно не веришь, что я могу делать что-то с добрыми мыслями. В порыве смущения и предательской беспомощности Клион сделал шаг, намереваясь подойти ближе к собеседнику, но замер, остановленный предупреждающим взглядом. — Верю, — Сиано благосклонно кивнул. — Я верю в тебя, но не этому паскудному миру. И в людях сомневаюсь. Именно потому, что всё о них видел. Не стоит идти туда ни ради спасения выживших, ни ради того, чтобы разбить собственную скуку. Клион, задумчиво поглядывая в окно, полминуты крутил ответ на языке и с ехидством сказал: — Что ж, как получу благословение Древоточца, так и перестану кидаться в оборотный мир. А пока, простимся, ибо скука велит мне пойти и рискнуть жизнью в который раз! Временами Клиону кажется, что это он так пагубно влияет на добродушного Сиано, отравляя собой всё то светлое, что сам не имел. Порой ему кажется, что Сиано был прав, и лучше бы им остановиться, перестать идти на поводу у неизменных страстей и оставить друг друга в покое. Иногда ему кажется, что проще было бы уйти в лес и сгинуть там, чтобы спасти Сиано от себя и самому избавиться от него. Сиано всегда славился миролюбием, но в последнее время что-то начало менять его, лишая доброты и сочувствия. Клион боялся подумать, что это отмирание чувств в друге могло быть вызвано скверной. Меньше всего он хотел бы стать причиной этого. Но если Сиано, по собственному признанию, терял силы в его присутствии, то пагубное влияние его проклятья могло привести к ещё более непредсказуемым последствиям. Пускай Сиано уверял, что справился с этим и теперь способен управлять собой — Клион не верил ему, по обыкновению полагая, что тот врёт, лишь бы его оставили в покое. Сиано опять что-то скрывал, и Клион не мог понять, что произошло в тот период, пока они были порознь. Его мутит от одной мысли, что придётся вновь переживать подобное, осмелься он опять заговорить о его лжи. Он не готов отпустить его, однако и оставаться рядом становилось всё сложнее. Когда-то, под влиянием своих чувств, сам позволил Сиано утаивать правду. Опрометчиво дал ему право хранить свои секреты, отказавшись поднимать эти вопросы, хотя что-то внутри уже тогда настораживало и тихо стонало, что это неправильно. Объятый любовью и нежностью, поглощённый трепетом своих чувств, Клион больше не задавал вопросов о долгом сне Сиано, о книге Данины, о том, что он сделал, чтобы его силы так возросли, как и обещал. Теперь же эти вопросы мучили, но спросить не решался, зная, что Сиано не ответит, а по обыкновению отстранится. «Ты своё слово молвил, и я тебе доверяю, чтобы там ни было. Пусть будет так, как желаешь ты». В груди что-то раскаляется, крадя воздух, сплющивая лёгкие. Клион натурально уставал от Сиано до озверения — в то же время до озарения ясно понимал, что без него никак. Без него не дышится, без него не живётся. Быть настолько живым может быть ужасно больно. Клиону на долю выпало одно горькое сиротство и болезнь, но может быть когда-нибудь гнев судьбы отвернётся от него, при виде той пылкой любви, что ярко пылает в затухающем сердце. И только раны свежеприобретённые позволяют побыть в сознании. Этому нет предела. Этому не будет конца, пока внутри не возникнет мост, связующий с потоком жизни, из которого был выдернут ещё ребёнком. Сиано возвращал его к этой сути и укреплял. И это порождает нечто тёплое, волной разливающееся по нутру. Когда-то внутренний голос, сильный и властный, сначала открыл ему самого себя, а затем явил и истину — что эта любовь и есть его подлинная страсть. Все остальные увлечения казались пустыми и ничтожными, как слабый шёпот ветра перед громом или тусклый огонёк свечи в бескрайней ночи. Так зачем же он борется с ним? Бывало, что даже в эти мрачные дни, самые мрачные дни жизни, Клиону от всей души хотелось утешить Сиано, сказать, что всё в порядке, и что нет причин так волноваться. Клион смотрит на Сиано с невыраженной тоской, но в какой-то момент замечает, что его запала и обиды хватает совсем ненадолго. С Сиано сходит злоба, суровость красивого лица сменяется хладным спокойствием — слишком привычным, чтобы удивиться столь быстрому переходу. Прямо в сердце идут глубокие чары его лучистых глаз. Клион мгновенно поплыл, а где-то изнутри рассыпался трухлявой древесиной гнев на себя и на этого вечно беспокойного всезнайку. Клион резко ступает вперёд, повинуясь внезапному порыву, обвивает шею Сиано, притягивая ближе к себе. Смотрит на его влажный блестящий рот и покрывает его своим. Тот больше не противится, губы — упоительно прохладные, жадные руки — голодны до прикосновений. Сияющий любовью, разбитый переживаниями, улыбающийся Сиано, сгребает в ответ, привлекая его в свои тёплые объятия, обхватив за талию. Клион слышит, как его сердце стучит в собственном. Слышит учащённое биение, чувствует дыхание уст, горящих желанием. Ладони потеют, внизу живота поднимается похотливый жар, кровь приливает к члену, а в голове словно бы марево или дымка. Сиано на полувздохе углубил поцелуй, обхватив его лицо обеими ладонями, будто хотел высосать из него душу. Язык твёрдо касался зубов, проходил по нёбу заигрывающе, нагло и дерзко играл. — Признаёшь, что рискуешь. Упрямец, — прошептал Сиано между поцелуями. — Кто бы говорил, — вторил ему Клион, вместе с его касанием в глубине рта, поминутно срываясь на резкие вдохи. Клиону хочется войти в него, зарыться носом в волосы и вдыхать запах до одурения, напиться нежностью и утолить злость страстью, — стыдливо хочется остаться рядом, вопреки недавнему порыву поскорее отправиться на дело. Куда-то улетучивается стремление унять застой и ханду от безделья, только бы побыть с ним подольше. Целый мир и свет, добро и борьба со злом, о которых он грезит в своих праведных думах, становятся старой забытой песней, слова которой уже и не вспомнить. Всё, что важно стремительно меркнет. Бездонная глубина глаз затягивает, лишая возможности сопротивляться. Клион ненавидит глубоководье, но в этой бездне готов раствориться до скончания веков. Клиону хочется обхватить голову и горько рассмеяться. Ноги уже запутались в его тенетах, но идти нужно. Он ненавидит себя за слабость, а Сиано — за его власть над собой. Как можно быть настолько беспомощным перед его пленительным призывом? Отряд собирался выдвигаться через несколько часов. Многие как следует отоспались накануне, и теперь бодро занимались последними приготовлениями. Клион внимательно проверял снаряжение, сидя на низком камне у костра. Неторопливо и аккуратно перебирал ножи и стрелы, готовил меч. Провёл пальцами по металлу, прислушиваясь к его молчаливому отклику, затем аккуратно протёр лезвие тканью, смазанной маслом, чтобы уберечь меч от ржавчины. Почистил свой походный утеплённый плащ и надел охотничьи сапоги, затем поправил ремни и укрепления, чтобы они не стесняли движений. Лук брать не стал, потому что не любил его использовать нигде, кроме охоты на дичь, отдавая предпочтение ближнему бою с тварями. В его случае нечего было опасаться заражения скверной при соприкосновении с проклятыми, а потому Клион решил не отягощать себя лишним оружием. Он только закончил с приготовлением кожаной брони, которая хоть и была многослойной, сшитой из нескольких видов кожи разных существ, всё же оставалась лёгкой и гибкой, как собственная кожа. Клион редко когда надевал эти доспехи, потому что не хотел износить раньше времени, помня, как непросто далось изготовление и поиск материалов, но накануне им всем дали распоряжение использовать броню. От зверя вроде Озулфа она бы не уберегла, но от упырей, леших, лунных птиц, водяных демонов, подземных гадов и многих прочих мелких монстров вполне способна защитить на какое-то время. Неподалёку от него Настас о чём-то беседовал со старшим охотником Гобиндом, который как раз завершал подготовку своего отряда. Через несколько минут напряжённого разговора, Настас направился в сторону Клиона. — Мигон сломал ногу, — сказал он, останавливаясь рядом. — Час тому упал на тренировке. Вместо него направят Эсса. Клион вытер лезвие меча от остатков масла и аккуратно вложил в ножны, выразительно поглядев в сторону названного. На тренировочной площадке стояли двое. Один из охотников, светловолосый Эссе, всегда казался Клиону особенно раздражающим — спокойный, собранный, расчётливый. Он мрачно наблюдал, как Эссе легко парировал атаки своего партнёра. Слышал, как вокруг перешёптывались, обсуждая предстоящую вылазку, но его внимание было сосредоточено только на этом человеке. Внутри кипела более злобная трясина, чем обычно. Клион не мог понять, почему кто-то, с виду такой же, как и он, мог оставаться таким спокойным. — Мигон, тупорылый пьяница, почему же не шею на этот раз? — пренебрежительно выплюнул себе под ноги. — На дух не переношу их обоих. — Ты никого не переносишь, тоже мне новость, — рассмеялся Настас, на прощание похлопав унылого Клиона по плечу. — Уж перенеси как-нибудь на этот раз. Я скоро вернусь, а пока постарайся не поцапаться ни с кем. — Даже не знаю, — тоскливо протянул Клион. — Вели что попроще. Проводив сосредоточенным взглядом удаляющегося в оружейную Настаса, он перевёл своё внимание обратно на площадку. Эссе не спешил с первым ударом, как это делали все, он не был суетливым. Словно ему не было дела до того, что происходит вокруг. Слишком спокойным. Клион был полон уничтожающей энергии, всегда в поисках драки или возможности доказать свою силу, всегда считал, что только жёсткость даёт результаты. В этом был заключён его метод. Клион не любил сидеть в тени. Сжигал свою энергию, выплёскивая её в момент борьбы. В его глазах, на его лице часто можно было увидеть ярость, отчаянное стремление доказать свою правоту и превосходство. А Эссе, казалось, вообще не переживал — он был как холодный поток, не тревожимый бурей эмоций. Просто двигался, просто дышал. Его движения были ровными и размеренными, не спешными, как будто знал, что со временем обязательно победит. Когда его партнёр — более борзый и импульсивный — пытался перехватить инициативу, Эссе просто использовал его напор, чтобы изловчиться и нанести точный удар. Клион всё чаще ловил себя на мыслях, что Эссе всегда был на шаг впереди, как будто ему не нужно так усердно работать, чтобы справиться с трудностями. А он, Клион, каждый раз с трудом пробивал себе путь, преодолевая множество преград. Это не было возмущением, скорее, завистью, что кто-то может быть настолько уверенным в себе, будто ему всё даётся без труда. Это было невыносимо. «Что ж, легко быть идеальным, когда ты с самого начала был таким безупречным, не так ли?» — думал Клион, стиснув кулаки. Эссе было двадцать и он не был воспитанником сиротского дома, но их отношения начали портиться ещё задолго до того, как они стали плечо к плечу в цеху. Взрощенный на историях о неблагоутробном исчадии, как и прочие здесь — Эссе невзлюбил Клиона, не дав тому и шанса. Его семья погибла несколько лет назад, и он присоединился к Гильдии охотников, не зная, куда ещё можно держать путь, не имея других родичей, и, видмо, амбиций. И пусть у Эсса хватало сил, но явно не доставало мозгов. Клион откровенно завидовал: белобрысый волен был выбирать любое ремесло, имел покровительство Древоточца, внешность, за которой увязывались местные девки, но избрал грязную и опасную работу, без перспектив и надежд на лучшую жизнь. Так бездарно выбрал путь мучителя, и Клион не мог понять, что за безрассудство двигало этим человеком. Эссе сильно раздражал — казалось, он никогда не испытывал тех же волнений, не стремился быть первым или лучшим, но довольно часто получал первенство. Задержался на Эссе дольше, чем следовало. Блондин бегло огляделся и, увидев Клиона, принял совершенно невозмутимое выражение, будто тот был пустым местом. Ладони покрылись липким потом от сдерживаемой агрессии, и Клион тут же отвернулся, уставившись на свой любимый клинок. Все ножи и меч были готовы, оставался лишь один. Он продолжал натирать лезвие, сосредоточенно скользя тряпицей по металлу, пока тот не заблестел, как зеркальная поверхность, прежде чем отправить в сумку, вслед за остальным снаряжением. Учитывая предупреждение Смотрящего о странных людях на тропе, было принято решение отработать рукопашный бой на случай угрозы со стороны кочевников или сбрендивших выживших. Многие не сомневались, что к тракту могут подойти чужаки, как падальщики, слетевшиеся к лёгкой добыче. Клион считал это вполне возможным, ведь было известно, что вероотступники обворовывают поселения и в более спокойные времена. Сейчас, вымершие земли представляли собой лёгкую цель. Дикарей не интересовала заражённая еда, но они с удовольствием угоняли людей в рабство, забирали вещи, лекарства, припасы, украшения, оружие и даже мебель — всё, до чего могли дотянуться их грязные варварские ручища. Видимо, только Настас отказывался верить, что кочевники могли уже явиться на их земли. Клион понимал, почему. Сам Настас вскользь упоминал о случившемся с ним. Когда-то Вагош разоткровенничалась и поведала Клиону ужасающие подробности того страшного нападения, что были ей известны. Неудивительно, что Настас отрицал любую возможность встречи с кем-то из гнусных убийц и насильников, не желая вновь сталкиваться со своим кошмаром. И всё же он целый день усердно упряжнялся, отрабатывая удары и приёмы. С призраками и упырями легко можно было совладать доступной им магией и оружием, а вот с людьми всегда было сложнее. Клион никогда не встречал кочевые племена, потому что так далеко на восток, к Стонущим горам и границе Смуты, они практически не забредали. Но много слышал о их набегах на отдалённые земли коалиции и другие не включённые в альянс поселения. Клион оглядел суетливо расхаживающих мимо членов спасательных отрядов и невольно скривился. Тоже — преступники, предатели, изгнанные из своих домов негодяи, каждый — варвар в глазах соплеменников. Мужественные, сильные, дерзкие, уверенные, что без труда одолеют любого одичавшего чужестранца. Клион на их фоне казался сутулым отроком — недоросток, пусть и умелый. Несколько охотников демонстративно обошли его стороной, громко фыркнув и скорчив недовольные рожи. Клион едва сдержался, чтобы не показать им кулак, но вовремя одёрнул себя. Пусть они и не были рады его возвращению в цех, но напрямую в конфликт никто не вступал, помня, что именно благодаря усилиям Клиона у них было в достатке зелий и снадобий от скверны в тот момент, когда Хворый укладывал людей в землю. В этом Настас был прав в своих нравоучениях: неразумно нарываться и провоцировать братьев по оружию. Клион так давно не был среди них, что уже благополучно позабыл об их паршивом отношении. Суета и люди с ума сводят. Минула неделя с тех пор, как был совершён посев мертвецами и отважен Хворый. Но два месяца назад пали под его гнилым шагом первые поселения. Первое время после мора Клион ещё приходил в цех, чтобы нести дежурства и патрулировать периметр, но в последнее время, проявив благоразумие, полностью отстранился от охотничьего ремесла. Это позволяло ему не привлекать лишнего внимания и не мозолить глаза людям. Погрузившись в врачевание, чтобы бы хоть как-то помочь своим. Пожалуй, это было лучшим решением в его жизни. Теперь многие с недовольством считали себя обязанными его помощи с защитными зельями, хоть и не готовы были признаться в этом. В самый критический момент, когда травников и знахарей не хватало, чтобы обеспечить всех лекарствами, именно Клион, не ведая усталости и сна, снабжал Гильдию драгоценными зельями. Этой услуги ему уж точно не забудут. С другой стороны, большинство понадеялись, что Осквернённый наконец-то покинул Гильдию и больше не представляет угрозы. Ему казалось, что и Сиано, воодушевился и обрадовался тому, что Клион отошёл от дел. Это разочарование скрывать особо и не пытались. Ни собратья, ни Сиано. Настас был прав, справедливо укорив за уклонение. Он не мог больше прозябать в стороне. Клион никогда не являлся эгоистом по природе своей, пусть многих и отпугивала его болезнь, хмурость и злоба, но естество его всегда стремилось к чему-то большему — быть полезным, защищать тех, кто нуждался. Тёмные мысли и врождённая скверна лишь заслоняли эту внутреннюю потребность, но не могли уничтожить. Он знал, что, несмотря на тяжёлую судьбу, мог принести больше пользы, чем просто сидеть в одиночестве, отгородившись от мира. Когда-то он свято верил, что этот мир можно улучшить и излечить, в отлчии от себя самого. С годами, с болью и разочарованиями, людским порицанием, эта вера начала тускнеть и истончаться. Стремление помочь, поддержать тех, кто остался, и быть рядом с теми, кто всё ещё сражается, в конце концов пересилило. Охотники по-прежнему пили защиту от скверны перед каждым заданием, — и от него, в том числе. Особо впечатлительные и озлобленные до сих пор полагали, что Клион травит их одним своим присутствием. И всё же он не мог и не хотел больше отсиживаться, пока другие ежедневно выполняли работу. Чтобы заслужить благословение божества и спастись от мучительной смерти, варить одни только зелья было недостаточно. Собратья зыркают на него с угрюмой подозрительностью, он это замечает и возвращает им хмурый взгляд. Казалось, только Настас был рад, что Клион изъявил желание присоединиться к поисковым отрядам. Клион хотел верить, что парнем двигал не сухой прагматизм, а искреннее чувство прежней привязанности, которое ещё тлело в груди, несмотря на затаившуюся обиду. Клион вспоминал того нескладного Настаса, который год назад тягался за ним по пятам по всему цеху, болтая без умолку, стремясь проявить себя и не страшась общаться с вылюдьем бесным, как прочие. Пусть он и круто изменился с той трагичной ночи, но что-то всё ещё знакомое слишком очевидно проглядывалось на вечно хмуром лице. Месяц стал луной, злой и тусклой. На рассвете они выступают, и с такой компанией Клион уже предчувствовал неладное. Восемь человек, среди которых и парочки вменяемых не наберётся. Все они были смельчаками и умельцами, каждый по-своему, но ни один не был ему другом. Вероятно, он мог бы рассчитывать только на Настаса, который вполне явно оттаял, хоть всё ещё и казался взвинченным в его присутствии. И всё-таки Клион знал, что в этой компании не сыщет ни уважения, ни поддержки. И в какой-то момент, в час нужды, он будет один. Но это уже не беспокоило. Он давно научился полагаться только на себя.

***

Глубоко под землёй, в самом сердце разрушенного мира, простирался целый лабиринт, сеть пещер — пугающих и забытых, искривлённых и извилистых. Эти пещеры не являлись простым подземельем, их корни уходили далеко вглубь земли, в пучины, где веками не ступала нога смертного. Равнины из песчаника и камня перемежались с колоссальными сводами и чёрными трещинами, которые могли скрывать всё, что угодно. Клион полагал, что эти пещеры — не просто природные образования, а, возможно, руины древней цивилизации. Чем больше он изучал подземелья, тем чаще наталкивался на странные развалины: полуразрушенные колонны и обломки стен, напоминающие остатки старинных построек. Клион заходил внутрь этих комнат, осматривал их и всё больше убеждался, что здесь когда-то давно жили люди. Стены, испещрённые мраморными прожилками, казались вечными, такими же, как и само это место. Клион долго рассматривал каждый камень, закоулок, находил остатки чего-то, что, видимо, некогда было стеклом, но уже совершенно утратило всякую форму и свойства. В тёмных пустующих комнатах всё ещё оставались забытые предметы, обломки старых вещей. Некоторые из них покоились здесь веками, другие были относительно новыми, которые приносил змей. Местами были вполне различимы дверные проёмы. Входы в заброшенные здания стояли как большие, зловещие арки, пробивающие каменные стены, затмённые временем. Провалы разрушенных дверей вели в другие, давно забытые помещения, покрытые остатками рассыпавшихся артефактов из камня, керамики, уже сросшимися с полом. Ему часто встречались металлические предметы, бронзовые или золотые украшения, утратившие первозданный облик, посуда, в виде окаменевших или сильно изъеденных ржавчиной фрагментов, покрытых слоем пыли и земли. Где-то в уголках комнат лежали гниющие ткани, почти превратившиеся в труху. Стены, украшенные какими-то знаками и изображениями богов, утратили своё великолепие. Теперь, искажённые временем и воздействием влаги, они стали почти неузнаваемыми, как заблудшие в тенях воспоминания о величии ушедших поколений. Повсюду встречались обломки предметов, разрушенные алтари и каменные кладовые, поглощённые землёй и осыпавшейся породой. В одном из храмов Клион заметил на полу светлые камни, будто освещённые солнечными лучами — на них были вырезаны символы и изображения, возможно, связанные с культом, почитавшим давно забытое божество. Его образ повсюду, но не разобрать, что это за животное — то ли волк, то ли шакал. Несмотря на все разрушения, ощущение величия и печали осязаемо витало в воздухе. Эта цивилизация, кажется, исчезла не по своей воле. Подземный город погиб, но его таинственные остатки продолжали молчаливо хранить свою историю, ожидая, когда кто-то, возможно, снова откроет перед собой их забытые страницы. Стены пещер покрыты загадочными рисунками — символами и изображениями животных. При свете тусклых светящихся грибов они порой оживают, создавая иллюзию движения и пробуждая странные воспоминания в сознании. Глядя на изображения лосей и медведей, Клион вспоминал свои дни охоты. Взгляд на другие изображения напомнил работу в конюшне, запах лошадей — его любимых животных, с которыми он коротал ночи, приводя их в порядок и заботясь о них. Видел мельницы, качающиеся на ветру, и амбары, стоявшие на полях возле деревни. И среди всего этого услужливо жила память о маленькой хижине в лесу, тихом убежище, где он часто искал покой, вдали от шумной толпы и людского презрения. Но были и иные воспоминания — более мрачные, когда он был мостроловом, охотником на нечисть. В голове возникали картины тёмных лесов и ночных болот, где он выследил и уничтожил не одну злобную тварь, держащую людей в страхе. Каждое из этих чудовищ было для него не целью, а долгом, и в памяти они оставались такими же чёткими, как и образы домашних лошадей или спокойных летних полей. Клион приблизился к стене, где его предшественник оставил следы своей памяти. Долго вглядывался, думая, что тот, кто был до него, вероятно, также слонялся по этим коридорам и тоннелям, взращивая в себе человека и силился запечатлеть свой успех, с гордостью вырисовывая чёткие линии. Клион только недавно начал углубляться в недра пещер, исследуя окрестности, и чем дальше шёл, тем больше следов чужого присутствия находил. Ему было интересно, кем был человек, живший здесь до него, из какой эпохи. Откуда змей привёл его, был ли тот так же проклят и куда делся? Клион сравнил мельницы и дома на рисунках с тем, что помнил, и решил, что предшественник был не так уж и далеко оторван во времени от него. Какие-то выглядели очень знакомо, другие изображали вещи, которые Клион вживую никогда не встречал, но видел в книгах. Да и выглядели некоторые наскальные рисунки старше, почти незаметными, растворяясь под слоем налёта. Похоже, здесь побывали несколько человек из разных времён, и каждый оставлял на стенах что-то своё. Клион до сих пор не знал, зачем змею потребовались люди в этой каменной обители, ведь было понятно, что общения он не искал. Клиону казалось, что он забирал сюда не простых смертных, а таких же проклятых, то ли желая прогневать Тёмную Владычицу или в отместку ей за что-то, то ли руководствуясь каким-то своим божественным замыслом. А может, для удовлетворения каких-то других желаний. Не так давно Сиано уже намекнул ему, что Клион прав в своих рассуждениях, но на этом опять смолк на долгие дни. То, что Сиано помогал ему прийти в себя — неоспоримо. Он учил, объяснял, показывал и разъяснял многие вещи из людского бытия, о которых Клион забыл. Клиона немало веселило, что Древнее божество знало о людях и устройстве их жизни больше, чем он сам — человек, по праву рождения. И всё же зачем Сиано понадобилось помогать проклятым вновь обрести себя и вырваться из оборотного мира, оставалось неясным. Сам он, неудивительно, отказывался объяснять. Клион не питал особых надежд разузнать истинные мотивы Сиано, но всё-таки озадачился этим вопросом настолько, что решил поискать малейшую подсказку везде, где только можно в этих каменных лабиринтах. Пока искал, находил множество книг и свитков, запрятанных повсюду. Как объяснил ему Сиано, он годами собирал редкие сокровища, достояния ума и знаний, путешествуя по землям, где когда-то процветал человеческий род, но теперь эти места были заброшены — остались пустые дома и забытые вещи, не нужные никому. Змей приносил людское осиротевшее наследие в пещеры, собирая всё, что оставалось после исчезнувших поселений. Но, несмотря на тщательное собиральство, Сиано всегда говорил, что находит вещи не для себя и ему до них нет дела. Так Клион понял, что их предназначение — перейти к следующему, кто придёт. Тому, кто, как и он, окажется в подземелье, сражаясь с проклятьем. Клион использовал эти книги и записи для обучения, поглощая каждое слово, изучая забытые знания и историю мира, стараясь понять, что могло привести к исчезновению целых народов. Те малые крупицы информации, которые поведал ему Сиано о магической катастрофе, убившей большую часть полуострова и заразившей проклятием остальных, были столь неясными и неполными, что Клион только больше путался. Оживший ум требовал пояснений: зачем люди призвали Хтонических чудовищ? Почему позволили добру сгинуть в их пастях? И почему теперь все вынуждены страдать, выживая в оборотном мире? Он пытался сопоставить эти фрагменты с тем, что читал в книгах, но древние рукописи не давали ясности, подталкивая его к ещё более глубоким размышлениям о том, что на самом деле произошло в этих землях. Он часто встречал упоминания, что Боги древности и вправду были дружны с людьми и служили наместникам-колдунам, как и рассказал ему Сиано. Клион вспоминал, что раньше и сам знал об этом содружестве. На богов и теперь возлагали надежды, почитали, задабривали дарами, прислуживали и боялись. Однако раньше люди были с ними на равных, судя по записям. Клион удивился, что Сиано действительно сказал правду. Обычно змей отмалчивался или осыпал неясными речами, уходя от вопросов. После усердных поисков он обнаружил интересные заметки о стародавней битве, ещё времён до катаклизма. Долгая война между королевствами наместников унесла множество жизней, но ни причин, ни точных дат, ни подробных описаний — всё слишком туманно, словно бы эта постыдная часть истории была столь нежеланной, что даже писать о ней было невыносимо. Лишь краткие очерки о победах безымянного короля и падении империй и королевств под его жёстким натиском. Клион не знал этих государств, но одно вспомнил абсолютно точно — Восточная Империя Предела, сразу за перешейком. Ближайшее уцелевшее после катастрофы место, последний оплот людей, выживших после катастрофы, как гласили легенды, но названное в книге не Пределом, как он привык считать. Удивлённо разглядывая первоначальное название Предела, Клион не мог взять в толк, почему за всю жизнь никогда и ни от кого не слышал, чтобы Предел называли подобным образом. Королевство Светлогорья. Перелистав записи, он заметил странное и тревожное открытие. На одном из старинных свитков неожиданно обнаружил карту, на которой это королевство значилось как часть гораздо более обширной территории. Клион вглядывался в карту, судорожно сверял со своими наработками и атласами, силясь разобраться, как он мог забыть о таком или упустить из виду. И не понимал, что происходит. Смута, родные ему земли, на старой карте была обозначена частью Королевства Светлогорья. Этого он не знал. Его руки замерли на мгновение, глаза обескураженно остановились на одной точке, не в силах поверить. Смута, вся его родина, всё, что он знал, всегда воспринималась как нечто отдельное и независимое, несмотря на все бедственные времена, через которые проходили эти земли. Клион помнил, что так говорили всегда, и каждый знал — их край, бывшая военная империя, павшая более тысячи лет назад от действия своих злобных жрецов-правителей. Ни сведений о королях древности, ни подробностей их вероотступничества. Но теперь — это не было просто обособленной землёй, забытым уголком мира. Если верить карте, Смута, чьи обломки лежали в пепле истории, некогда была частью самого Предела. Шок от осознания поразил его. Клион не мог понять, как не заметил этого раньше. Почему среди сотен карт и книг всего одно упоминание о настоящих границах, о которых он даже не подозревал. Как это возможно? Ведь никто никогда не говорил о такой связи. Многие вообще здраво считали, что и Предел давно погиб: не существует ни пути туда, ни спасения за этими горами. Всё, что он знал о своей стране, оказалось ложью. Вопросы рвались в голове, но ответы оставались недостижимыми, как сама реальность этого дикого открытия. Клион несколько дней потратил, выискивая хотя бы что-то ещё об этом, пренебрегая едой и сном, но так и не смог отыскать ничего стоящего. Будто чья-то больная фантазия на миг прорвалась на сухие листки, мазнув небрежно и сбежав восвояси, оставив теряться в догадках и предположениях. Казалось, что любые сведения об этом месте либо вовсе не существовали, либо были кем-то нещадно истреблены из всякого упоминания. А ещё ни в одной из книг он не находил информации о Стонущих горах или том, что они таили. Молва гласила, что когда-то первобытные боги-чудовища вышли из тёмных вод инобытия и что они обитали в толще этих твердынь, пока не исчезли. Как теперь он знал — изгнаны обратно в инобытие. Клион думал, что, возможно, здешние руины, заброшенные подземные города, могли принадлежать чудовищам. Ещё старожилы поговаривали, что в скалах есть проход к Восточной Империи. Это он помнил ясно, как и то, что другие и вовсе отрицали их существование. И вот, он здесь, в сердце тайны, и так и не в силах приблизиться к разгадке, не мог осмыслить. Большой полуостров Смуты, окружаемый морем, отрезан от материка горной цепью, сплошным естественным барьером. Но на старой карте этих гор нет — лишь размытые контуры, без чётких границ между проклятыми землями Смуты и таинственным Пределом в материковой части. Не просто совпадение или ошибка — в такие вещи Клион не верил. Горы, ставшие его надёжным укрытием, теперь вызывали немалое беспокойство. Конечно, он понимал, что какая-то сильная магия обитает под величественными сводами, но эти гиганты, разбившиеся на перешейке, не могли возникнуть из ниоткуда всего за тысячу лет. Клион устало опустил лоб на руки, подминая под себя потрёпанную карту, полную немыслимых открытий. В голове путалось, а тело предательски поддавалось сонливости, что накапливалась с каждым часом. Разум охвачен неясными, тревожными ощущениями, но он понимал одно — всё, что узнал, изменяло картину мира. Может, до проклятья знал всё это и просто забыл, как и всю прошлую жизнь? Клион вскинулся, резко тряхнув головой. Исключено. Он помнил теперь почти всё, что случилось с ним, разговоры людей, их опасения и догадки. И абсолютно точно никто и никогда не говорил о Пределе как о части Смуты. Даже его Сиано, живущий в памяти, не знал о таком, хоть и понимал гораздо больше прочих. Пусть Сиано так и не смог увидеть Восточную Империю в своих ведениях, но он верил — Предел есть, и там безопасно, страстно желая когда-нибудь предпринять опасное путешествие и уйти в те земли. Туда, где люди свободны от страха смерти — зла превеликого. Призраков и прочей нежити не страшатся, боязнью грядущих бедствий не терзаются, не тяготят их тысячи забот, которыми полна жизнь тех, кто остался в Смуте. Клион болезненно поморщился, припомнив, что постоянно спорил с ним, обижая недоверием. В их последнюю встречу он зло огрызнулся, отправляя Сиано на поиски безопасных краёв, а сам ушёл на погибель, оставив того в растерянности и печали. Его последнее день рождения и последняя единосущная ночь, встреченная при жизни. Ему нужны были ясность и уверенность. За этим он всегда отправлялся к Сиано. Почти век назад, как и теперь, после превращения, неизменно шёл к нему. Змей, названный его именем, точно располагал нужными знаниями, ибо, по его признанию, жил в те годы на земле. Он был богом, которому известно всё. Клион не был уверен, что тот ответит на вопросы, по обыкновению увернувшись, но ведь однажды уже поведал малую долю правды. Могло получиться и на этот раз. Клион, покачиваясь, встал с каменной скамьи, прихватив карту. Едва передвигал ногами, слишком утомлённый бессонницей последних дней. Медленно побрёл по извилистым коридорам, точно зная, что Сиано сейчас в каменных покоях, а не на дне озера. Это он понял по слабому голубоватому свечению вдоль стен, которое вело к небольшой пещерной камере. Клион вдохнул поглубже и решительно вошёл внутрь, пригнувшись, чтобы не удариться головой об низко свисающий соляной сталактит прямо у входа. — Сиано? — тихо позвал, озираясь по сторонам. В тёмных углах и низинах не разобрать движения, не заметить фигуру. В его комнатах всегда было слишком сыро и мрачно, ни одного светящегося гриба на стенах, ни единого проблеска ярких кристаллов. Клион упорно не понимал, почему Сиано избрал это неприветливое холодное место, среди множества более светлых и сухих частей пещер. Думалось, что здесь не живёт ни один подземный грызун, амфибия или рептилия, кроме него одного. Он двинулся дальше, почти на ощупь, водя одной рукой по скользкой стене, а второй прижимая к груди карту, защищая от падающих с потолка капель. Тусклого свечения маленьких огоньков, парящих у него на пути, было совсем недостаточно. Они сотрясались и подрагивали в такт неровным шагам, скользящих по каменным плитам, не в силах побороть мрак сырого подземелья. Слабый свет голубых огоньков, мелькавших в углах, становился всё более редким. Он терялся в коридорах, касаясь липких стен. Свет маленьких огоньков едва освещал дорогу, дрожал, не в силах противостоять мраку. Несколько поворотов, и Клион окончательно заблудился в темноте. Его волчьи глаза больше не имели прежней силы, с тех пор как смог затворить зверя глубоко внутри, утратив вместе с жаждой крови и множество способностей. Надо было чем-то жертвовать, и Клион посчитал, что избавиться от острого слуха, звериного нюха и зрения хищника — не такая уж и большая цена, чтобы приструнить оборотня. Жить обычным человеком оказалось не так-то просто после существования под волчьей личиной почти столетие. По его расчётам. Сейчас он уже не был в этом уверен, совершенно не доверяя дырявой памяти. Он тянулся к следующему повороту, потом к следующему, пока не увидел вдали слабое голубое свечение, неровно отражающееся на влажных стенах. Замедлился и свернул в узкое углубление, которое не походило на комнату, скорее на настоящую пещеру. Ход был низким и извилистым, стены сырыми, покрытыми толстым налётом плесени, от которого веяло затхлостью. На полу блестели капельки воды, собирающиеся в мелкие лужи. Сталактиты, сковавшие потолок, громоздко спускались вниз, готовые в любой момент упасть, а в некоторых местах уже обрушились, оставив после себя отвесные трещины и обломки. В спёртом воздухе висел запах железа и серы. В центре небольшой пещеры, прямо на голом полу, горел костёр, пламя которого не качалось и не прыгало, как у обычного огня. Без дров, без веток, лишь ровный огонь, не колышущийся, не живой, как обычно. Оно было странным — широким, синим, светящимся без тепла, а напротив — поглощая его. Холодное на вид, не отбрасывающее теней. Рядом с синими языками становилось жутко промозгло и неуютно. У необычного костра не было дыма, только слабый сверкающий свет, поднимающийся в воздух и лениво рассекающий тьму. Клион остановился рядом, не осмеливаясь поверить глазам. Такого он прежде не видел, хотя встречал многое. В эту часть пещер никогда не заходил, не решаясь тревожить Сиано, обитающего в узких коридорах. Непонятная магия вытягивала из воздуха тепло и свет. Прежде неподвижный огонь, словно пробудившийся от чужого присутствия, как кальмар, протягивал свои щупальцы по полу, очень медленно расползаясь по углам. Сиано он заметил не сразу. Где-то в глубине, в неприметной низине у стены, сидела неподвижная человеческая фигура. Он расслабленно опирался спиной на камень, сидя на расстеленной на земле мантии. Обнажённый по пояс, будто не ощущая леденящего холода. Босые ноги упирались в мокрый пол, не обращая внимания на воду, стекающую по камням и стенам. Одна штанина подвёрнута до колена, другая изорвана и свисала клочьями. Синева подползла к своему хозяину поближе, как ласковый зверёк, обвившись вокруг и осветив. Клион уставился на него, не узнавая. Лицо изменилось до такой степени, что казалось, что перед ним совершенно другой человек. Гладкая кожа теперь покрыта глубокими бороздами морщин, тяжёлые веки нависали над большими глазами, как покрывала. Линии подбородка, форма носа — всё было другое. Он выглядел неожиданно чужим. Человек с таким же телом, но совершенно новым лицом. В последнее время змей, подпитываясь его памятью, всё чаще принимал облик Сиано, надевая его лицо как маску. Это невероятно бередило Клиона, но в то же время притягивало сладким обманом. Иногда Клион осознано позволял себе погрузиться в заблуждение, представляя, что говорит с давним другом. Сейчас те черты, которые он знал, пропали. Словно бы он застал его врасплох. Внезапно Клион испытал укол тоски оттого, что родное лицо покинуло его. Единственная отрада. — Почему ты не спишь? — услышал Клион, не обрывая изумлённого взгляда. — Боишься вновь увидеть свои кошмары? Сиано повернулся к нему, и неизменная желтизна неприятно кольнула Клиона под рёбра, затмив даже синие отблески. Клион неопределённо пожал плечами, не задаваясь вопросом, откуда ему известно о его ночных бдениях над книгами. Разумеется, змей знал всё, хоть и не покидал эту часть подземелий в последнее время. Клион не представлял, чем он мог тут заниматься, сидя в сырости и холоде, во мраке. — Боюсь их больше не увидеть, — хрипло ответил, мимолётно оглядывая неприветливые глыбы над головой. — Кошмары не терпят, когда их не боятся, — протянул тот, улыбнувшись. — Я испытывал страх всю свою жизнь. Больше не намерен. — Весьма честно. Клион тяжело сглотнул, ступив ближе, осторожно обходя длинные полосы огня, протянувшиеся по плитам, вновь удивившись, что оно так спокойно улеглось в лужицах, совсем не страшась влаги. — Этого же прошу и от тебя. Расскажи мне, что это, — вспомнив, зачем собственно явился, он протянул Сиано карту, обходя комнату и останавливаясь рядом. — Что конкретко тебя интересует? — не удосужившись посмотреть на протянутый свиток, тихо спросил Сиано, сразу же помрачнев. — Здесь значится, что мы часть Восточной Империи Предела. Я нашёл записи, где говорится, будто в стародавние времена, до катаклизма, Предел был королевством, единым с нами. Это правда? Как это может быть? — голос Клиона дрогнул, когда впервые озвучил этот вывод. Всё ещё не мог полностью постичь смысл своих слов. — А почему бы этому не быть правдой? Клион раздражённо дёрнул плечом, не замечая, как лицо искажает непонимание и ярость. Отчаянно хотелось увидеть разгадку, найти что-то, что бы позволило почувствовать, что он хотя бы немного понимает происходящее. Сиано насмешливо увиливает, снова путая. — Не начинай, Сиано. Не терплю, когда говоришь загадками. Тебе это известно. Ты говорил, что уже жил в то время здесь, на земле? — Клион раздражённо потряс головой, чуть сильнее сжал карту, словно пытаясь выжать из неё ответы. Очнулся, когда зернистая бумага под пальцами протяжно затрещала, грозясь развалиться. Сиано слегка наклонил голову, задумчиво оглядев его. Длинные руки оставались сложены на коленях, и единственным признаком жизни был лёгкий вдох. — Жил, — бесхитростно послышалось в ответ. — Значит, ведомо тебе, как случилось разделение. Я думал эти горы… Все мы думали, что они испокон веков были здесь и проход на Восток через них был закрыт после катастрофы. Но на карте их нет. — Эти горы там, где им и положено быть. Они отделяют проклятые территории от живого мира. Клион не мог удержаться от короткой усмешки. — Это я и так знаю. Но как они возникли? Что случилось тысячу лет назад, когда Смута погибла? Как мы превратились в это, ежели некогда были частью Предела? — Клион сжался от внутреннего напряжения, испытав резкую волну усталости. — Сам как думаешь? Ноги отказывались держать. Клион медленно опустился на камень, рядом с Сиано. Тот обходительно приподнялся, усаживаясь удобнее и отодвигаясь, предоставляя Клиону больше пространства в узкой низине пещеры. — Думаю, что нас бросили умирать здесь, — просто подытожил он то, о чём знал с детства как и каждый житель Смуты. — Наместники-колдуны сотворили этот кошмар и уничтожили часть земель Империи. Так говорят. Сиано сдержанно кивнул, задержав взгляд на Клионе, обдумывая услышанное. Всё в его манере было выверено, спокойное лицо не выдавало эмоций, но глаза не скрывали тяжести воспоминаний, застыв недвижимо двумя горящими огнями. — К часу бедствия остался лишь единственный наместник — последний король Востока. Ему-то и обязаны мы всем, что случилось. Королевство пало, как только он был свергнут. Вместо него возникла Империя, разделённая на республики и государства. А вы остались здесь, наедине с проклятием. Сами по себе. Избавившись от части проклятых земель, ныне Империя процветает. Он говорил тихо, слова тяжело ложились в воздух, притягивая за собой тени прошлого. Синие языки затрепетали под натиском его воспоминаний. Клион внимательно слушал, впитывая каждое слово. — Свержен? Не знал, что у нас был король… Повсюду твердят о многих правителях, что служили на благо народу, — простодушно сказал, в полном недоумении. Сиано вдруг тихо засмеялся — сухо, неприятно. Этот смех не был радостным, скорее, зловещим и полным сожаления. Сиано небрежно положил руку на каменный выступ рядом с собой. Его пальцы слегка поблёскивали в тусклом свете огня, поглаживая скользкую поверхность, когда он наконец заговорил: — Служили, пока не пришёл он. С помощью богов и вместе с ними — последний король поработил всех. Убил жрецов, обманул богов, чтобы править единолично. Он был сильнее других колдунов. — Значит, он вызвал Хтонических чудовищ? Сиано пожал плечами. Сказанное, однако, ввергло Клиона в новое изумление: — Он. И его приспешники. Книги не врут. Смута когда-то была частью Светлогорья. Здесь была столица. — Неужели? Где же? — На побережье. Сиано произнёс спокойно, но тяжёлым шёпотом, как будто унесённый мыслями куда-то в другое время. — Затонувший город… — только и выдавил Клион, потрясённо умолкнув. Озарение прорвалось сквозь память, принося с собой тягостные воспоминания о ночи, проведённой у подножья города, во время нападения оборотня. Перед ним штормовое море, чёрный риф, мимолётный страх встречи со спящим где-то поблизости прибрежным божеством, о котором слогали легенды. Клион вспоминает свой недавний сон, и рисунки углём на жёлтых страницах летописей. Удивление Настаса и догадки о сущности крылатого создания. Как он самозабвенно искал ответы, уже тогда задумываясь, что мир не такой, каким видится. Краткий миг, ударом по голове и он оказывается на пляже, зарываясь в песок, сжимая найденную красивую ракушку для Сиано, и морской воздух треплет лёгкие. Волны услужливо оголяют морское божество, замершее на дне. А если бы знал, что оно, сбежал бы обратно в пасть к Озулфу? Затем всё сменяется болью и опустошением и лишь белая лошадь с кровавыми пятнами на шкуре заходится нервным ржанием. Он столько времени провёл со змеем рядом, успокоенный его обличием человеческом, что едва не забыл, как тот выглядел на самом деле и откуда вообще взялся. В голове крутился водоворот из множества воспоминаний, перемешиваясь, порой подменяя друг друга. Клион натурально путался в том, что было до и что пришло после. Он вспомнил внезапно, осознав за секунду, что сам же и упустил это открытие. — Я вспомнил недавно, что читал о тебе, — сказал он, исподлобья смотря на притихшего Сиано. Не спрашивая — твёрдо утверждая. — Странный зверь, летающий раз в столетие, а то и реже. Увидел во сне, как наяву. И чётко вижу теперь. Сиано не издал ни звука, внимательно слушая, позволяя Клиону развернуть истрёпанные лоскуты памяти и как следует рассмотреть их. Клион не стал допытываться или дожидаться хоть какого-то подтверждения, ведь и без того было понятно. Он уверенно продолжил: — Все думали, что божество обитает у города. Страшились прогневать того, кто убил горожан. Слогали легенды, дабы народ не совался туда. Скажешь, что всё не так? — Зачем же мне это отрицать? — А зачем ты спишь под водой, а затем выползаешь на свет? Что ты выискиваешь? — Тоже, что и ты — ответы на свои вопросы, — глядит на него своими огромными, особенно сильно выделяющимися на худощавом лице глазами. Клион с трудом сдержал печальный вздох, задохнувшись под скорбной плитой произошедшего когда-то. Вот, он опять стоял на берегу, рядом с лунными птицами в ночь своего рождения и погибели — запутавшийся, отчаявшийся, испуганный. Страстно желающий выжить и доказать всем, что не Осквернённый и не пропащий. Какой глупый и самонадеянный поступок. И после обращения в зверя он всё возвращался к затопленному городу, много лет наблюдая за мёртвым течением жизни призраков и упырей, снующих в его окресностях. Сколько раз он видел риф, в вечном своём бдении, и не ведал, что оно на самом деле такое? Свидетель его нисхождения. Его понимание рушилось перед неведомыми слоями истории, перед собственным разумом. Настолько неверным, что Клион не поспевал за его ходом. Мир, в котором они живут, был построен на разрушении и забытых чудовищах. Рука невольно потянулась к карману штанов, но он быстро одёрнул себя. Не было там никакой ракушки. Сиано заметил это движение, и Клиону показалось, что он напрягся, неотрывно наблюдая, будто ожидая от него чего-то. И то, как Сиано смотрел ему совсем не понравилось. Клион нахмурился, не понимая, что так насторожило его в этом простом движении. — За что ты убил их? — А разве в ваших легендах об этом не сказано? — привычно бросил он вопросом на вопрос. — За вероотступничество, — подумав недолго, кивнул Клион и опустил голову. — Пусть так. Я всё равно не желаю говорить об этом, — невозмутимо сообщил Сиано. Клион хотел спросить ещё о чём-то касательно его мотивов и города-призрака, проигнорировав еле заметную жёсткость в его безразличном тоне, но не осмелился. Как бы он не свыкся жить вместе с ним, и всё же старался напоминать себе время от времени — Сиано был богом. Опасным и очевидно кровожадным, раз когда-то уничтожил целый город. Вернее даже, столицу. Отступает, зная, что раз упёрся, то уже не ответит. Клиону было не по себе — от холода и сырости, от осознания, что он многое не понимает и ещё больше не знает, от леденящего душу жёлтого взора. «Прямо как у него», — быстро прошмыгнуло в голове, больно ударив по затылку. Его Сиано тоже обладал даром богов — нечеловеческой силой предвидения. И змей, по собственному признанию, умел это. Видимо, у всех Смотрящих глаза такого ужасного цвета, не иначе. Только от этих глаз он не мог отдохнуть ни на минуту. А может, всё объяснялось проще — ведь он вовсе не человек. Синее пламя неожиданно вздрогнуло, оживая, снова расползаясь. Клион подтянул к груди ноги, растерянно обхватив руками, отодвинулся, плотнее вжимаясь в холодную стену. Ему очень не нравился этот жуткий огонь или чем бы оно ни было. — Сиано, что стало с последним королём? — всё-таки решился вновь заговорить, прежде, чем окончательно сонливость отберёт волю. Клиону было интересно, и, пока тот не собирался отвечать на вопросы, касающиеся его самого, мог бы хотя бы рассказать о истории. Сиано молчал, и в этом было что-то такое, что заставляло Клиона невольно поёжиться. Он нервно погладил шероховатые края карты, безотчётно стараясь удержаться в реальности, уже сомневаясь, что не спит. — Он был изгнан, — после долгой паузы заявил Сиано. — Врата запечатали, чтобы правитель и зло, которое он выпустил, не проникли обратно в мир людей. Боги и человечество объединились, дабы избавиться от Хтони, которую он призвал. А затем и от него. Шла война, так и случилась катастрофа. Повелитель остался здесь, в Смуте, в столице своего королевства. — Стало быть, эти горы создали боги, чтобы закрыться ото зла? — одними губами уточнил Клион. Сонно моргая, он не заметил как завалился на бок, припав к неровной стене, уже не обращая внимания на влажность под щекой. — Не совсем. Горы сотворили незадолго до магической катастрофы, а не после неё. — Но зачем? — Уже без разницы. Не имеет значения зачем и почему, — просто отмахнулся Сиано. — Ты сейчас сказал больше, чем за последний месяц, — хмыкнул Клион. — Неужто вновь умолкнешь, не пойми насколько? Почему так сложно просто рассказать мне всё? Клион застыл, его губы сжались в тонкую линию. Тишина снова наполнила пространство между ними, но была иной — тяжёлой и неудобной. — Потому что это не моя задача. Я всегда рядом, поддержу тебя, но ты должен сам разобраться во всём. Сколько раз мне повторять это, чтобы ты понял? — Отказываюсь понимать, — зло нахмурившись, огрызнулся Клион, не скрывая раздражения. — На мгновение мне показалось, что ты готов ответить. Моя жизнь — кошмар. И я пытаюсь вырваться из него, так почему бы тебе не помочь? — Уже помогаю, Клион. — Последний вопрос. Что это за огонь такой чудной? — спросил, коротким кивком указав на ползущие рядом щупальца. Раздался негромкий смешок, и Сиано посветлел, вдруг обретя живость. — Я развожу костёр — такой же, как дома, в вечно горящем инобытие, — ровно пояснил он. — Хочешь домой? Я хотел бы, — сглотнув неожиданно вязкую, мерзкую на вкус слюну, понимающе произнёс Клион. — Не могу и не хочу. Я обрёл нечто другое. Горечь утраты не покидала его ни на мгновение. Он утомлённо протянул ноги, закинув их на ближайший выступ в стене, опустил голову на колени змея. Сиано оставался неподвижен, золотые глаза смотрели на него безмолвно и печально. Хотелось найти утешение в его близости, пусть даже обманываясь, что тот человек. Их дыхания, медленные и уставшие, сливались в тишине. Клион медленно проваливался в сон, уже зная, что там его не ждёт ничего, кроме мучительных воспоминаний.