Жажда небытия

Так вот искусства ложь! Вот святотатство в храме! Та, кто богинею казалась миг назад, Двуглавым чудищем является пред нами. Лишь маску видел ты, обманчивый фасад — Ее притворный лик, улыбку всем дарящий, Смотри же, вот второй — страшилище, урод, Неприукрашенный, и, значит, настоящий С обратной стороны того, который лжет. Ты плачешь. Красота! Ты, всем чужая ныне, Мне в сердце слезы льешь великою рекой. Твоим обманом пьян, я припадал в пустыне К волнам, исторгнутым из глаз твоих тоской. Шарль Бодлер Сиано добрался до лечебницы только спустя несколько часов, сразу после разговора с Рениром, теперь уже главным жрецом. Он ждал, пока они завершат обряд, который затянулся на всю ночь и большую часть утра. Нельзя было медлить. После ночного видения он не имел возможности поговорить с Рениром и поведать ему о том, что узнал про духа. Сиано не составило труда убедить Ренира в необходимости посеять мертвецами. Тот был мрачен и немногословен, но выслушал его с суровым спокойствием. Дал согласие, надеясь, что хотя бы это безбожное действие их спасёт. Сиано понимал, что никто из выживших не примет этого решения без отвращения: оставить своих почивших родных и друзей гнить на границе проклятых земель, зная, что их души покинут тела, так и не найдя покоя. Полчища призраков вырвутся из своих усопших жилищ и присоединятся к оборотным тварям, которые кишели в окрестностях. А ежели охотники не проведут ритуал как можно скорее, мертвые восстанут как упыри. В любом случае их ждал один и тот же, ужасный исход — вечные скитания в подлунном мире. Улицы, ведущие к лечебнице, были усеяны телами, брошенными на произвол судьбы. Мёртвые лежали грудой, лишённые всякой чести, как погибший скот, усеявший их луга. Те, кто ещё мог двигаться, сидели на каменных плитах, подле ветвистого кожаного дерева, корчась от боли. Ветви раскинулись — будто отцовские руки, обещавшие защитить от бед. Божества тоже лгут. Некоторые ползли к храму или лечебнице, таща за собой израненные тела своих близких. Одни уже сдались, другие — только готовились к смерти. Скверна не щадила тех, в кого проникла, выдавливая жизнь из них с каждым мгновением. Сиано быстро прошмыгнул мимо покойников и заражённых, замечая, что большинство охотников уже прибыли. Каждый мёртвый, осквернённый и проклятый прикосновением Духа Хвори, мог обернуться нечистью в любой момент. Однако тела не увозили в обитель усопших, как было положено по древним обычаям, чтобы предотвратить тёмное перерождение. Охотники спешно готовили всё необходимое для обряда упокоения прямо на месте, не давая мертвецам ни малейшего шанса на воскрешение. Их движения были чёткие и скоординированные, лица — понурые и усталые. Очевидно, Старейшины общины уже получили указание от жрецов и незамедлительно отдали распоряжение: никого не хоронить. Сиано бегло поискал глазами Настаса, но увидел лишь старших охотников — Багбарда, Гобинда и ещё несколько других, высоких, бородатых, имён которых он не знал. Видимо, остальные ещё были в пути из охотничьего лагеря. Клион среди них — самый маленький, мог бы и затеряться, но его здесь не было. Неудивительно, что Клион мудро решил на время покинуть цех, присоединившись к помощи в лечебнице, где мог применить свои обширные знания в врачевании. Его присутствие сейчас могло бы усугубить напряжение среди охотников и привести к неминуемым столкновениям. Носитель скверны. И как только выживает во всём этом день изо дня? Над ними всеми нависла тень страха и отчаяния. Время поджимало. Вокруг витал запах тлена и масла для обрядов, смешанный с влажным, удушающим воздухом, который становился ещё более тяжёлым в этот момент. Сиано ожидал, что вскоре начнётся перевозка тел к полям, и прикидывал их примерное количество. Ему было непросто сознаться себе, что погибших всё ещё недостаточно для посева по всей границе. Дань смерти должна быть принесена. Сиано подошёл к зданию лечебницы — обитель, посвящённая исцелению, теперь стала местом, где смерть и страдание были неотделимы от воздуха. С самого порога его встречал удушающий смрад: смесь гнили, нечистот, крови и трав, слабо маскирующих зловоние. Время здесь словно замедлилось, а пространство, пропитанное болью, теряло всякую яркость. Он вошёл внутрь, пробираясь через петляющие коридоры, где на прохудившихся матрасах и настилах валялись беженцы из окрестных поселений. Здесь лежали не только умершие, но и те, кто сражался за жизнь — хворающие и измождённые. Некоторые из них были полуживыми, в опустошённых глазах отражались последние искры сознания. Они не могли двигаться, но тихо стонали, ожидая помощи, которой не было. Внутри лечебницы царила жуткая мелодия звуков боли и терзаний, прерываемая монотонным шумом шагов знахарей, перемещающихся среди больных и мёртвых. Лекари, подмастерья и травники со всей коалиции были доведены до исступления, но продолжали работать, отвергая всякое право на отдых. Они обрабатывали струпья, накладывали повязки на раны и шептали заговоры, надеясь остановить болезнь. Их руки были покрыты засохшей кровью и грязью, а лица едва скрывали безысходность. Они не задавались вопросами, просто выполняли свою работу, как в бессмысленном цикле, бесконечно черпая воду из бездны. Сиано с грустью наблюдал за этим, проходя мимо и выискивая среди врачевателей Клиона. Он уже привык к виду смерти, но теперь старался не замечать тех, кто, с надеждой, провожал его взглядами. Сиано двинулся вперёд, ступая по покрытым слизью плитам, минуя ряды страдающих. Выйдя в холл, он подошёл к закутку, где несколько знахарей склонились над женщиной. Её тело было иссечено язвами и опухшими участками, как если бы сама болезнь прогрызала себе ход наружу. Окружающие пытались помочь, но беспомощность проглядывала в каждом их движении. — Несите на улицу, — обречённо сказал один из целителей. — Иморе, — Сиано признал в старике доброго друга и окликнул его, приблизившись. — Мальчик мой, тебе не должно тут быть, — Иморе повернулся к нему и нахмурился; на лбу застыли глубокие морщины. — Ты зачем сюда забрёл, аль скверну подцепить удумал? Иморе снял со рта повязку. Он был облачён в старую, потёртую мантию с засохшими пятнами от целебных настоев. Ткань, когда-то тёмного цвета, теперь выцвела до серо-коричневого, а местами порвалась, обнажая под ней давно забытые, но всё ещё работающие ремни. На плече висела сумка с флягами и трубками, в которой он носил свои лекарства. Руки были обвиты повязками, а пояс, туго затянутый, едва удерживал тяжесть многочисленных амулетов и мешочков с травами. Сиано видел, как старик с трудом сдерживает дрожь. Силы, казалось, покидали его. Было в этом невысоком человеке что-то несгибаемое, даже если его тело уже не отвечало за волю. — Где Клион? — сухо и хрипло сказал Сиано, наблюдая, как тело женщины уносят прочь. — О, ему не подобает являться пред людским взором в такую пору, — мягко ответил лекарь. — Найдёшь его в мастерской. Иморе стоял в напряжённой позе, слегка наклонившись вперёд, покачиваясь от усталости. Сиано понимающе смотрел на него, преисполненный сочувствия и печали. — Ты уже получил распоряжение? — негромко спросил он, наклонившись к старику. — Нужны все. — Да, мне известно, что надлежит делать, — подтвердил лекарь, смерив его внимательным взглядом. — Стало быть, твоя идея? Иморе больше ничего не сказал, но и без слов было ясно, что это неординарное решение ему явно не по душе. Сиано замолчал, лицо исказилось в гримасе глубокого сожаления. Его предложение не понравится никому, особенно старым приверженцам традиций, вроде Иморе. — Мне жаль, — почти не слышно выдавил из себя Сиано. — Это ничего, Сиано. Ничего, — пробормотал Иморе, скованно улыбнувшись. Сиано благодарно кивнул. За тусклыми глазами мужчины скрывался острый ум великого мыслителя и мастера своего дела, и Сиано знал, что тот не осудит, даже если не разделяет его убеждений. Распрощавшись, он кинулся в сторону мастерской. В этой части лечебницы народу было поменьше, ибо коридоры здесь узки — мест для укладывания тел не сыскать. Лишь знахари метались меж служебных камер, доставая материалы для перевязки и омовения, да выгребали последние снадобья и зелья с полок. Сиано низко опустил голову, чтобы никого не смущать. Глаза и так сильно выделялись на лице, будучи больше обычных человеческих, а в таком состоянии могли бы ещё и напугать своим зловещим цветом. Он толкнул одну из дальних дверей и вошёл в мастерскую. Его встретила небольшая тёмная комната, куда не пробирался солнечный свет через крохотное окно. В помещении стоял густой запах трав и веществ, каждый уголок заставлен инструментами, всюду банки с сыпучими порошками, фляги с настоями и прочие припасы, необходимые для приготовления зелий и лекарств. Со всех сторон на него наступали книжные полки от пола до потолка, на которых громоздились рукописные тома, свитки и манускрипты. На стенах висели многочисленные рецепты и инструкции по приготовлению снадобий, изображения животных и растений. На полу, среди вороха открытых книг и пергаментов, лежали какие-то ткани, замызгнанные разноцветными пятнами. Тусклый свет ламп едва освещал углы, где стояли тяжёлые столы, покрытые следами долгих трудов. На одном из них, уставленном пузырьками, колбами и чашами, царил рабочий хаос: ингредиенты для зелий, настоек и лекарств были разбросаны повсюду. Сиано приблизился к столу, изумлённо осматривая предметы, застывшие проводниками хаоса. На поверхности стола расплылся воск от истлевшего огарка. Внезапно он услышал, как отворилась дверь, и оглянулся, спешно отпрыгнув от стола. — Что ты тут делаешь? — Клион вошёл, с силой захлопнув за собой дверь, и комната вновь погрузилась в полумрак. — Я… — Сиано застыл, не сразу найдя слов, а затем, встретив его тяжёлый недобрый взгляд, утратил всю прежнюю уверенность. — Как ты здесь? Сиано сам удивился тому, как жалко должно быть прозвучал. Всё, что он намеревался сказать Клиону резко испарилось из головы, будто вихрем унесло. Клион стоял у порога мастерской, его силуэт — неясный, словно пришёл не в переполненную лечебницу, а в пустоту, в которой его никто не ждал. Сиано знал, что это будет встреча без компромиссов, жёсткая и прямолинейная, хотя сам не был готов к этому. — У меня нет времени на пустую болтовню, — рыкнул Клион, осторожно обойдя его, как ядовитую змею. — Тебе не следует здесь находиться. Сиано глупо моргнул, подавившись спёртым воздухом. Он внимательно разглядывал Клиона, неверя, что после стольких месяцев взаимного игнорирования и игры в молчанку он наконец-то стоит перед ним. Клион выглядел разбито: лицо заросло, светлые волосы взъерошены и потемнели от грязи, кое-где казались пожжёными. Они так сильно отросли, что уже спускались ниже плеч, хотя всё ещё проглядывались некогда выбритые виски. Он показался Сиано ещё меньше, чем обычно, как будто перед ним стоял ребёнок — отощавший, утомлённый, озлобленный. Злой, опасный, невозможно сильный, ребёнок, упорно избегающий смотреть ему в глаза. Клион выглядел так, если бы только что вышел из серьёзной драки. Зелёная одежда разорвана в нескольких местах, и свисала с костлявого тела, как мешок, хотя ещё недавно сидела чётко по фигуре. Сиано знал, что под этим, казалось бы, тщедушным обликом покоятся крепкие мышцы, способные переломить любого надвое. Но обтянутый кожей, иссушенный Клион заставлял сердце тревожно зайтись в бешеном ритме. Этот человек разительно отличался от того, которого Сиано знал — того, кто всегда оставался идеалом внешней уверенности, внутренней силы, — неуязвимый. Теперь же перед ним был не тот Клион, к которому он привык. — Эта скверна ко мне не прицепится. Моя защита сильнее, — сбивчиво и быстро сказал Сиано, нервно поправив липкие волосы. Он мельком выхватил ритуальные знаки, изображающие солнечные вспышки, косо висящие на шее. Сиано непонимающе нахмурился. — Я думал, ты не носишь обереги, — бездумно ляпнул, не найдя что бы ещё сказать. — Иморе сказал, что без них не допустит к работе. Он убеждён, что это меня защитит, — тихо и ровно ответил Клион, отстранённо что-то ища в груде вещей на столе. — А еще люди могут понять, кто я, если увидят без оберега. Хотя я всё равно не приближаюсь ни к кому. Только готовлю. Сиано недовольно покачал головой, однако Клион этого не увидел, всё так же не глядя в его сторону. Никому не было известно, что скверна так глубоко проникла в Клиона, что любая защита от проклятья, призванная помочь, — терзает и убивает его. Ни Иморе, ни охотники, ни жрецы. Никто, кроме Сиано. Даже не имея возможности видеть его прошлое и будущее — Сиано было известно про него всё. Например, что Клион всегда предпочитал заниматься техническими вопросами — варить зелья, переписывать древние рецепты, готовить снадобья. Эти рутинные, но важные занятия приносили ему хоть какую-то стабильность и умиротворение. В мире, где всё было подвержено хаосу и суевериям, где он был неизбежно связан с тёмной стороной магии и проклятием, работа с травами и ядами казалась ему простым и понятным делом. Формулы и ингредиенты не обманывали, не были порождением фантазий или страхов — их можно было измерить, испытать, они не требовали доверия к пустым словам. Время, проведённое за книгами и в мастерской, всегда давало ему ощущение контроля, которого так не хватало в жизни. Даже если мир вокруг не мог принять его таким, какой он есть, зелья и снадобья были той твёрдой почвой, на которой Клион мог стоять уверенно. Сиано смотрел в его спину, наблюдал за каждым движением рук, шарящих в поисках чего-то по столу. В нём всё двигалось механически, с затаённой угрозой — напряжённые исцарапанные пальцы скользили по железу инструментов и бумагам, отгоняя мысли, а ещё больше — чувства. Клион ощущал кожей, что Сиано неотрывно следит за ним, даже не поворачиваясь. У его спины вырастали глаза, налитые, беспощадные. Боль от его присутствия как невыносимая тяжесть наполнила воздух. Сиано стало несносно находиться в этом агонизирующем мареве. — А как же… — начал Сиано, но опять совершенно нелепо запнулся на полуслове. — Тебе же от них больно? Клион резко отшвырнул со стола какую-то книгу, а вместе с ней на пол полетели листки с письменами и рисунки, в порыве неосторожно задетые его рукой. — Что тебе надо от меня, в самом деле, Сиано? — внезапно закричал Клион, разорвав неловкую тишину. — Ты совсем ума лишился? Или совести? Зачем припёрся, ведь знаешь, что только хуже делаешь! Он обернулся, наотмашь ударив взглядом тёмных глаз, напрочь выбивая дух. Похлеще кулака. Сиано вздрогнул от неожиданности, но не успел ничего ответить, уже слушая, как в догонку льётся безудержный поток отравленных болью обвинений: — Ты ушёл! Оставил меня гнить, сломал и изуродовал, что весь свет мне стал противен. Заскучал в своих бесконечных видениях, что ли? Надеюсь, теперь у тебя всё складывается хорошо и ты доволен? Счастлив теперь? Язвительные фразы оседали на плечи раскалённым железом. Слишком долго они молчали. Клион не отличался сдержанностью, что не было новым для Сиано, но не могло не отпугивать каждый раз стоило только оказаться на пути у этой бури. Сиано шёл сюда, отгоняя любые мысли о неизбежности этого нелёгкого разговора, надеясь, что он состоится не сегодня. У него было полно других забот и проблем, но стоило увидеть Клиона так опасно близко, как разом всё иное померкло. Ничего важнее не существовало. Сиано видел его полыхающую боль и испытывал стыд, наполняющий душу, словно туман, и страх, который удерживал от разумных решений. Он был кошмарно измучен, бессилен сопротивляться и держать себя в руках. Ни одна из выверенных масок холодной отчуждённости не садилась на истомлённое лицо. Он был открыт перед опустошающей яростью Клиона, которая пожирала его по маленьким кусочкам — заживо. Сиано стоял, не в силах подступиться, потому что понимал, как каждый его шаг будет воспринят. Он уже не искал объяснений. Они были бесполезны, но он всё равно осмелился заговорить. На этот раз Сиано решил быть честным, потому что Клион этого достоин. В противном случае Сиано знал, что разобьётся насмерть в этом шторме. Ему не выстоять перед сокрушительной атакой чужой боли. — Это… не то, что ты думаешь. Мне не хотелось, чтобы всё так получилось, — Сиано нервно сглотнул, захлебнувшись его кривой ухмылкой, но не позволяя себе сдаваться, продолжил: — Я не хочу, чтобы мы оставались такими. Не хочу жить так. Клион сжал губы, продолжая неприятно ухмыляться. В нём кипела ярость, но он удерживал её, сжимая зубы, как и всегда. Сиано отчётливо слышал как он клацает ими, как животное. Этот не сдерживаемый скрежет леденил кровь. — Ты не хочешь? — холодным эхом отозвался Клион. — Ты не хочешь, а я, что, буду молчать? Хватит! — его голос вспыхнул, как огонь. Он шагнул вперёд, и с каждым его движением пространство угрожающе сжималось. — Не хочешь так жить, но вот опять стоишь здесь, как ни в чём не бывало. Зачем, скажи? Или ты пришёл просто разгребать свои проблемы? Думаешь, я не вижу, как ты запутался и тоже не можешь понять, что происходит с нами? Упрёки прорезали душу, выворачивали наизнанку. Вся та боль, которую Сиано ему причинил, вдруг вернулась в два раза сильнее. Всё, что Клион хотел — это услышать правду. Сиано уже начал забывать, когда был честен со всеми вокруг, да и с самим собой. Он не мог рассказать Клиону о своём долгом сне, о Тёмной Владычице, которую там увидел, о том, в кого другу суждено превратиться в итоге. О том, что самозабвенно пойдёт спасать его. Он и сам не понимал, что это значит. Не видел деталей — расплывчатые образы, без ответов и подсказок. Он ломал Клиона в погоне за невидимым врагом. Воевал, хотя его война ещё даже не началась. Сиано так фанатично приготовился к битве, что затрещал по швам. Лезвия гулкой обиды ещё сильнее разрывают прорехи, ковыряют сознание. Сиано с грустью осознавал, что давно воспринимает Клиона лишь как объект вожделения. Пропал куда-то из его памяти чуть стеснительный мальчик, с печальными глазами. Иногда рядом в постели просто незнакомец. Иногда он лучшее, что есть в жизни. Клион — причина по которой Сиано вообще хоть к чему-то стремится. И куда только изгнал эмоции? Его спасение стало для него личным достижением, актом самоутверждения. Он видел перед собой не родного человека, а обезличенную миссию — выверенный план, призыв к действию. И Сиано осознал, что вся любовь, нежность, страсть, привязанность — были нагло вытеснены желанием достичь цели, заперты и погребены под рациональностью. Он ранил Клиона, забыв, что перед ним человек, а не сухая задача, которая может подождать ради результата, отложенная в сторонку. Он не мог признаться во всём, но считал, что следует честно сказать о своих чувствах. Это был справедливый откуп. То, что нужно было Клиону. И Сиано мог дать ему это. Сиано коротко выдохнул. Просто смотрел в карие просторы, как будто пытаясь увидеть там что-то, что могло бы его спасти от ужасающей катастрофы. — Мне, как раз-таки, всё понятно, — сказал Сиано, и прозвучал слабее, чем ему бы хотелось. — Я пришёл поговорить. Так больше не может продолжаться. Клион резко шагнул вперёд и Сиано показалось, что тот его сейчас ударит. — Поговорили уже! На всю жизнь наговорились. Мне достаточно, — огрызнулся Клион. Болезненно скривился, но не от сказанного. Он без сил повалился назад, уперевшись поясницей об стол, прошипев что-то невнятное. Сиано только сейчас обратил внимание, что Клион хромает на левую ногу, волоча её за собой и практически не наступая. Он нахмурился, пытаясь понять, что с ним такое, но осёкся под пристальным, полным укоризны взглядом. — Ты… Сиано обеспокоенно двинулся вперёд, почти безотчётно, желая подойти к нему, но Клион в миг выровнялся и ощетинился, в отвращении: — Тц! Стой, где стоишь, Сиано. Он привычно повиновался, прирастая к пыльному полу. Сам не понимал, почему каждый раз его приказы так сильно порабощали волю. В этот момент тишина стала невыносимой. Сиано тихо вздохнул, оглянулся, полный боли и невыраженной вины, зрительно блуждая по комнате, как будто ища поддержу среди нагромождённых стен. Стены впитывают запах отчаяния. Он был готов отступить, но что-то в нём требовало большего, не отпускало. Болело. Если сейчас не вылечить — убьёт. — Я не собирался оставлять тебя, — выдал Сиано, собравшись с духом. — Это ты хочешь остаться один! И упорно это делаешь всю жизнь. Ты же сам прогнал меня! — Ты вынудил меня, — с ненавистью выплюнул Клион. — Ты теряешь себя, когда я рядом. Это всё ради твоей силы. И чтобы ты не умер со мной. Так зачем возвращать всё назад? Что изменилось за это время? От этих слов его грудь сжалась. Клион был прав. Сколько раз он скрывался за уверенностью, что лучше будет отстраниться, что проще уйти, чтобы сохранить хотя бы иллюзию контроля? Сиано съёжился, пытаясь призвать мысли к порядку, но они сбегали, как вода сквозь пальцы. Всё, что говорил Клион казалось ему заслуженным. Сиано действительно сам заставил его прогнать себя, лишь бы чувство вины не успело укорениться, обманутое манипуляцией. Клион слишком хорошо его знал. Не скрыться. — Многое изменилось. Я укрепил свои силы, — ответил он, боясь пошевелиться. — Теперь я вижу больше и легче. Знаю, как управляться с этим. Это было даже проще, чем я предполагал. Уверен, что смогу это контролировать, даже несмотря на… влияние скверны. Слова, которые, казалось бы, призваны были озвучить его успех и должны были убедить и успокоить, вдруг оказались беспомощными и ненужными. Они не могли выразить того, что происходило в его душе. И для Клиона они, пожалуй, ничего не значили. Он явно жаждал услышать нечто другое. — Отрадно слышать, — с сарказмом сказал Клион. — А мне-то что с этого? Думаешь, я носок, который можно снимать и надевать, когда тебе удобно? — Думаю, что я тебе нужен, так же как и ты мне. — Нет, — прошипел Клион, презрительно сощурившись. — Это моё бремя, и я разрушаю всё, к чему прикасаюсь. Ты понял это вовремя и остановил себя. И это было единственно правильное решение. — Это не то, что я сказал, — тихо, но твёрдо возразил Сиано. — И не то, что я хочу. — Сколько ещё ты будешь прятаться за своими масками, пытаясь скрыть, что сам не понимаешь, что тебе нужно? Хотел поразвлечься — получай! Должно быть ты неплохо повеселился. — Ты что, всерьёз думаешь, что я не знаю, как мне быть и что делать? Почему ты мне не веришь? — наконец прошептал Сиано, почти не слышно, как если бы слова эти были отняты у кого-то другого — сломленного, подавленного, побеждённого. — А ты мне когда-то говорил правду? — рассмеялся Клион, пожав плечами и упрямо вздернув нос. — Или просто был занят тем, чтобы стать лучше всех и каждого, не думая о том, что происходит с нами? От услышанного Сиано пошатнулся, как ногой увязнув в болоте. Онемел, словно волка увидел. Не двигаться — загрызёт. Столкновение. Мир Клиона, полный разрушений и насмешек, и его собственный, где он, казалось, всё ещё мог держать контроль, оправдывать свои поступки. Держался из последних сил. — Тебе хоть когда-нибудь было хорошо со мной или это всё тоже было притворством? Тебе в этом нет равных, — горько произнёс Клион, тяжело и глухо. И мир рухнул. Как будто кто-то обрушил на него весь небосвод, с обломками, шипящими углями и огнём. Почти добил. Больно ударил, растормошил мирно спящую змею, вновь готовую прыснуть ядом в свою защиту. Он разбирал Сиано по косточками неизменно свирепым взором. Обгладал всё тело. Насмерть? Сиано почудилось, что с него пластами слезает — не кожа — холодная чешуя. Человек в нём протяжно заскулил, выпуская скользкую злобу вместо кроткой добродетели. Только Клиону удавалось так его выводить. А во что он сам превращается? Он не мог позволить Клиону увидеть, как его слова — губительные, болезненные, правдивые — оставляют в нём глубокие раны, как они резко меняют его, пробуждая что-то недоброе, токсичное. Прошибает холодный пот. Сиано сдерживался, вытирая влагу с ладоней, руки предательски начинали дрожать. Внутри всё горело, но внешне оставался каменным, выждав свой момент, как хищник, готовящийся к последнему рывку. Он был на грани. Одна неверная мысль — и рухнет. Клион стоял напряжённо, руками уперевшись в стол, прижавшись поясницей, больную ногу слегка подогнув, лишая опоры. Сиано тоже не чувствовал ног, но они кажется повели его вперёд, наконец, отлипнув от пола. — Вот как? Ладно, — едва ворочая языком от переживания, надрывно заговорил он. — Я понял, Клион. Скажу тебе правду, раз так хочешь. Ты продолжаешь теряться, потому что боишься быть с кем-то, кто может тебя вернуть. Думаешь, если отвергнешь меня, я исчезну. Но ты ошибаешься. Я не уйду, Клион. Ты можешь меня прогнать, но я всё равно буду рядом. И ты всё равно будешь искать меня, в каждой жизни, потому что ты не можешь быть один. Ты не можешь без меня. Ты хочешь меня. В меня. Я даю тебе всё, что ты желаешь, так как ты думаешь избавиться от меня? Молча слушая, Клион стремительно терял весь запал. Осунулся, померк, удивлённо округлив глаза, неотрываясь смотря на Сиано, будто никогда до этого не видел. Теперь уже не отвернётся. Сиано расплывается в улыбке, довольный произведённым эффектом. Он знал, как обескуражить и остановить поток его злобы, обернув смущением и растерянностью, направить против себя же. Сиано умел обломать ему зубы, когда Клион решал почесать их об его вены. Слова — шершавое лезвие, которое всегда под рукой. — Уйди, Сиано, — срываясь, пробормотал Клион. — Я не могу это слушать… Сиано подошёл к нему вплотную. Клиону некуда было отступать. Он вынужденно смотрел в лицо, упрямо вскинув подбородок. Каждый его взгляд был тяжёлым, полным недоверия и сомнения. Руки до сих пор сжимают край стола, ища хоть какую-то опору. — Нет! — отрезал Сиано, нависая над ним. — Тебе придётся. Ты когда-нибудь замечал, что я делаю, чтобы сохранить нас? Чтобы мы оба не исчезли в этой чёрной яме? Я тоже боюсь, Клион. Но я не убегаю от этого. Я стою рядом. Крепну. Учусь. Сражаюсь. Пусть не так, как ты, ибо не достаёт мне физической силы. Но я делаю это по-своему. Я защищу нас и вытащу из этого кошмара, чего бы мне это не стоило. Можешь прогонять, сколько вздумается — я не уйду. — Уже ушёл. — И всё же я здесь. Клион врезался в столешницу с такой силою, что пальцы побелели. Скрылся в неприступной крепости молчания. Сиано накрыл его плечи, крепко сжимая. Клион повёл плечами, стряхнуть хотел, но не усердствовал, растерянно смотря из-под нахмуренных бровей. Хотел убедить, что не жаждет этих прикосновений. И кто теперь лжец? Сиано прижался к нему всем телом, вдавил в стол. Не сбежит. Иначе готов и вторую ногу ему покалечить. Он закрывает глаза, заставляя себя дышать. Нос тронул запах его усталого тела. Как мог забыть? Сиано ткнулся в шею, чуя, как от него пахнет костром и травами, влажной почвой, потом и болезнью. Его ли? Запульсировало в голове и в паху — одинаково больно. Сиано повернулся, встретившись с губами. Он не узнаёт запаха этих трав, будто гнилые цветы поселились в Клионе. Жадно глотает жар дыхания, ища его собственный запах за завесой душистых лекарств — лёгкие обожжены, что сложно дышать. Это ему не излечить. Грязь и возбуждение. Сиано впивается в него, кусает, теряясь где-то на поверхности неподатливых губ, но Клион не отвечает — то ли убитый, то ли раненый. Сиано выдыхает, настойчиво скользя языком по его зубам. — Мне тоже плохо, — уронил признание ему в рот. Сжал плечи сильнее, вынудив стоять не двигаясь. Клион приходит в себя, как от удара, сбрасывая оцепенение, выдыхает, вроде только что на поверхность всплыв. Клион ненавидит глубоководье. Сам отвечает, целуя глубже, стискивая руками, как если примерить на себя хотел. Шарит языком, ответы нащупать пробуя во рту, всё ещё не веря ни одному слову. Сомневался, но ведь Сиано и так сознался в чём мог. Это единственное, в чём он ему не лжёт. Клион порабощает сознание собой. — Тебе, гляжу, нравится это, да? — рычит Клион, больно прикусив его за губу. — Умолкни. Сиано с трудом отстранился, присмотрелся. Чудилось, что проваливался в сырую глубину вулканических глаз — каряя бездна, жаркий котёл. Испепеляет. Вот степень его уступчивости — отдаться во власть Сиано, но ни перед кем другим не склониться. Клион не подчинялся ни одному из божеств, не поддавался самой природе рождения. Даже себе самому — и то не всегда. Сиано и сам почему-то ему повиновался, отдавался всецело. Больное, но вожделенное послушание. Сиано чувствовал, что Клион ухмылялся. — Я не хочу потерять тебя, — говорил рваными вздохами, на грани слышимости. — Со мной ты пропадёшь. Сиано что-то шепчет в ответ — невнятное «перестань» или что-то ещё. Он больше себя не слышит, поглощённый медленными ударами слабеющего сердца в груди напротив. Ему нестерпимо, удушливо. Нужно слиться теснее, дать волю неукротимой, неослабевающей жажде или она погубит. — Думал свихнусь, — Клион уже на цыпочках тянется, чтобы снова вцепиться в губы, сдерживая всхлипы сквозь улыбку. — Я так испугался, что ты исчезнешь. Сиано встречает ненасытные поцелуи. Задыхается от его желания и собственного чувства вины, соли едкого сожаления в каждом прикосновении. Не извинение, а признание страданий, причинëнных и пережитых. На зубах вяжет совесть. — Ты не один, Клион. И не сможешь быть, — прошептал ему ― на самый язык. — Я буду с тобой. Такая непривычная правда легко и приятно перетекает от глотки в низ живота. Сиано и не заметил, как опустил руки на упругий тугой живот, скользя по торсу, вычерчивая благоговейные линии. Нетерпеливо рванул ниже, и уже начал стаскивать с него штаны. — Щеколда, ― проронил Клион ему в рот. С усмешкой он одёргивал руку, бесцеремонно спустившую штаны на бёдра, неровными ногтями впиваясь в кожу. Сиано сглотнул, плавясь под его дыханием, но руку не убрал. — Да плевать, — неразборчиво говорит ему в шею Сиано. Клион отрицательно промычал что-то. Пальцы упираются во внутреннюю часть бёдер. Смерти, болезни, монстры, проклятья — Клиону было плевать на всё, но когда стоит под ним вот так — вывернутый душой наружу, кажется, что это единственное что для него имеет значение. Душа, которая лишена покоя, сердце, которое мучается неудовлетворенностью — сходятся под натиском Сиано. Он сместил свою хватку ближе к его промежности — Клион уже трепещет, двигаясь навстречу. Сиано, не медля, обхватывает ствол пальцами и делает пару движений. Член выпрямляется, пульсируя в плотно сжатой ладони. Ему нравилось ощущение нежной кожи среди жёстких волос. Клион довольно прорычал, толкаясь в его кулак. Собственная плоть сразу отзывается острым напряжением. — Давай ты, — говорит Клион, поворачиваясь спиной. — У меня… Просто давай. Вот. В плену одержимости Сиано не сразу заметил, как тот быстрым движением стягивает с полки какое-то масло и суёт флакон в руку. Сиано слабо кивает, глаза, подернувшиеся поволокой страсти, даже не удосуживаются взглянуть, что это. И пусть разум окончательно затуманен, ему не нужно повторять. Сиано нравилось чувствовать Клиона внутри себя, но и бывать в нём — непередаваемо. Невидяще поглаживал его по спине и волосам, Сиано потирался стоячим членом о бедро Клиона, получая в ответ сладостный стон. Гладил поясницу и ягодицы, задирая потрёпанную рубаху повыше, рассматривал желанное тело, с удовольствием сжимая и выпуская бесстыжее безумие на волю. Клион с готовностью опускается на локти, жмётся лбом к деревянной поверхности. Пошире раздвигает ноги и эта требовательность, какая-то пошлая, жалобная покорность, доводит Сиано до беспамятства. Он рваными движениями смазывает густым маслом пальцы и надавливает. Протискивает по одному, толкая поглубже. От возбуждения у Сиано сводит челюсти, предвкушение, наполняющее разум, дразнило и затмевало всё вокруг. Он ощущал безукоризненную власть, что бушует в жилах, и млел перед ней, расстворяясь в забытье. Сиано упускает момент, когда на смену пальцам вставляет член и приходит в себя только после нескольких рваных толчков, чувствуя, как туго сжимает внутри, замедляя. Он навалился сильнее, вырывая стоны и дрожь. С силой удерживал Клиона за бёдра, стараясь зафиксировать его на месте, или, быть может, пытался удержать на месте себя. Обезумевший мир равнялся пустоте в его голове, постепенно исчезая. Оставалось только ощущение полного единения. Вскоре Клион выдохнул и ощутимо расслабился, позволяя вновь двигаться. Сиано довольно, сипло хмыкнул. Клион вздрогнул и протяжно застонал. Уже смелее начал подаваться навстречу, выгибаться. Он просунул руку себе под живот, помогая удовольствию расползаться по телу. Сиано двигается, подстраиваясь под заданный ритм, до тех пор, пока Клион не сжимает его внутри сильнее. Сиано бьётся в наслаждении, погружаясь, растягивая блаженство, раскачиваясь длинными волнами. Он чувствует, что Клион близок и сам переваливает за грань, содрогнувшись всем телом, изливаясь в него. Сиано продирает так, что все мышцы сводит лёгкой судорогой. Он приглушает свой громкий стон, уткнув рот в плечо. Ноги подрагивали и ныли от напряжения. Мысли становятся тихими, в голове царит погром, а дыхание всё ещё скачет сквозь лёгкие, как если бы каждый кусочек наполнялся спокойствием, постепенно растворяя всё напряжение. — Что с ногой? — прохрипел он, прижимаясь лбом к затылку. Доносится удивлённый смешок. — Серьёзно? — глухо бормочет Клион, пока тот пытался отдышаться ему в волосы. Он резко меняет тон, утрачивая всякую беззаботность. — Кость болит. Из-за оберегов стало хуже. — Ладно. Дай-ка сюда эти отвратные побрякушки, — Сиано отстраняется и, не дожидаясь ответа, расстёгивает замок на медной крупной цепочке, раздражённо снимая с него защитные подвески. — Не важно, кто и что подумает. Клион выворачивается из-под Сиано, и отправляет флакон с маслом обратно на полку. Здоровой ногой отпихивает одну из тряпок с пола, прикрывая разводы своего семени на пыльных половицах, одевается. Цепляет на пояс сумку, в которой что-то позвякивало. Явно пытается скрыть боль, но каждый жест выдаёт его. Клион только что казался счастливым, Сиано это почувствовал, но теперь этот светлый момент угасал. Клион привычно сжимает зубы, обрывая дыхание. Отвратная привычка уже сточившая эмаль. В уставших глазах нарастает что-то пугающее — каряя пустошь с камнями, как на погосте. Что-то почти живое, ползучее, что вылезает на поверхность, когда Клион снова теряет себя в кошмарах паршивой жизни, постепенно возвращаясь в привычное состояние порочного непокоя. Его лицо искажает выражение, которое Сиано видит с детства — боль, что не отпускает. Страх смерти. Наверное, среди творящегося кошмара ему стало только хуже. Последнее время в Клионе звенит тишина, привычная кладбищам и морям, но не людям. Думает, что если будет таким тихим, запрётся в каморке, смерть не отыщет? — Идём. Тебе надо передохнуть, — сказал Сиано, беря его за руку и направляя к двери. — Скоро и так все тут передохнем, — укусом прозвучало в ответ. Несмотря на это Клион безропотно пошёл следом за ним.

***

Как тяжко ему вспоминать, сколько зла причиняет проклятье здешних земель роду людскому. Сиано не верил, что в том был изначальный замысел, ведь природа никогда не заблуждается, разве только люди сами пытались перешагнуть за положенные человеческой доле границы. Запах смерти въедается к одежду, противно лезет всё глубже. Сиано знал, что неуязвим перед этой скверной. Не перед какой-либо другой, кроме той, что скалится в Клионе. Они покинули лечебницу, быстро обогнули кожаное дерево божества, не сговариваясь старались не обращать внимание на умирающих соплеменников подле него. Да и везде, куда ни глянь. Их слёзы отравляют почву скорбью. — Дух Хвори, говоришь? Занятное дельце, — крепко призадумавшись, сказал Клион, медленно хромая рядом с Сиано. — У Гильдии были сомнения, какой именно дух может так стремительно распространять скверну. И на Хворого ставок почти не делали. Слишком давно он не объявлялся. — Так много ему подобных? — без особого интереса осведомился Сиано. Он и сам прекрасно это знал — хоть и не был охотником, взгляд давно привык видеть то, что скрывается за завесой нормального мира. В небытии, где не было ни времени, ни смысла, он видел бесчисленное количество самых разнообразных духом — не счесть даже при огромном желании. Некоторые приходили снова и снова, их проклятия часто настигали людей по всей Смуте. Не переставали ранить, терзая живых, разрывая на части, заливая мир своим гневом. Были среди них и те, кто не проявлялись вовсе. Окончательно терялись среди клокочущего хаоса, утопали в глубинах небытия, где не было ни спасения, ни спасителей. Эти духи потеряли себя, их существование стало частью тирании небытия. Их мир был как мясорубка, где одно за другим сжирались те, кто не смог вырваться из оков проклятья — даже сами духи могли пасть жертвой страшной магии своих хозяев, утратив себя и заблудившись в небытие. Сиано ненавидел это место. Он не хотел говорить Клиону о том, что теперь умеет заходить туда. — О, ты даже не представляешь, — в подтвержение его мыслей, ответил Клион. — Всё же… хорошо, что ты снова всё видишь ясно. А то мы бы до сих пор гадали, кто это и что делать. — Говорю же, теперь лучше управляюсь с силой, — пожал плечами Сиано, но в словах не было ни гордости, ни облегчения. — Хотя бы тебе это пошло на пользу. Мимо пронеслась очередная повозка, тяжело скрипнувшая на неровной дороге. Мулы фыркали, нервно трясли головами. Сиано отодвинулся, тронул плечо Клиона, как вдруг почувствовал, что тот остановился. — Что? — обернулся Сиано, скрестив руки на груди. Он непонимающе смотрел, как Клион провожает бесконечно угрюмым взглядом всадника, сопровождающего погребальную повозку. Покойников, над которыми уже произвели обряд упокоения, везли не к храму, а к границе — мрак, обвивающий это путешествие, становился всё ощутимее. Люди смотрели на это и не понимали, что происходит. Какой-то крупный охотник, тучный и широкоплечий, двигался за повозкой, нетерпеливо подгоняя тревожную лошадь, что-то покрикивая. Слишком долгое молчание, слишком тяжёлое дыхание. Сиано так и не дождавшись ответа, подошёл к Клиону. Охотники встретились глазами и мужчина на лошади сделал какой-то непонятный знак рукой, обращаясь к Клиону, но не произнёс ни слова, быстро удаляясь. Клион коротко кивнул и почти не заметно поджал губы. — В чём дело? — глядя им вслед, чуть громче спросил Сиано, просительно выгнув бровь. — Что он показал? — Что им нехватает людей для проведения обрядов, — практически беззвучно отозвался Клион. — В любом случае я не могу присоединиться. Пока. Они меня сгнобят. — К вечеру ваша братия настолько вымотается, что и тебе будут рады. Не сомневайся, — Сиано скривил рот в усмешке. — У меня и без этого полно дел в лечебнице. Надо закончить сначала. Багбард одобрил моё отсутствие в цеху на несколько дней. Лекари тоже не поспевают за смертью. Клион, что-то вспомнив, покопался в набедренной сумке и протянул Сиано несколько пузырьков с сероватым мутным содержимым. — Передай ему, как увидишь. Сиано благодарно кивнул, пряча зелье для Шалиана в карманах плаща. Клион сразу же повернул голову и посмотрел вслед удаляющейся повозки, с таким видом, будто призрака увидел — зло и печально. Его глаза не задерживались ни на одном нуждающемся, ни на одном трупе, что утопили собой улицы, но на всадника смотрел в упор, не моргая. В этом сосредоточении мелькнула некая неизведанная ярость, как если бы этот человек был тем, кто нарушил его последний покой. — Что ещё? — немало удивившись, спросил Сиано. — Говори, я же вижу, что-то не так. — Лошадь Мавило. Клион скрючился, видимо от боли, и плотно сжался, как будто готовился к удару. — Почём знаешь? У вас не одна белая кобыла, — нахмурился Сиано, сдвинув брови. — Просто знаю. Я кое-что смыслю в лошадях, если ты не запамятовал. У неё коричневое пятно над задним правым копытом, — сдавленно пояснил он, совсем сникнув. Клион не смотрел ему в глаза, как всегда избегая отталкивающей желтизны, но был напряжён так, что ещё немного — и Сиано услышит, как скрипят позвонки в шее. Он говорил голосом ровным и безжизненным, как камень, лишённым всякой интонации, проговаривая простую истину. Сиано нестерпимо сильно захотелось истребить всех лошадей в Смуте. Неважно с пятном у копыта, белых или нет, лишь бы отгородить Клиона от этих воспоминаний и отогнать от него видения минувшей трагедии. — Я знаю, что такое не просто пережить, — скованный его тоской, сказал Сиано и посмотрел в сторону. — Мне жаль твой отряд. Ужасно жаль. — Жалость и ужас. Только они и остались, — Клион тяжким рывком потёр лицо. — Но в том нет моей вины. Как и твоей, впрочем, Сиано. — С последним я бы поспорил. — Обойдусь как-нибудь, спасибо, — Клион покачал головой с усмешкой. — Мы бы ничего не смогли сделать против него. Охотники — сборище ублюдков и лицемеров. Презирают за то, что я сделал, но сами бы поступили точно также, окажись на моём месте. Нас всех одинаково учили — бежать от Озулфа, никогда не вступать в прямой бой. Слишком тяжёлое проклятье лежит на этих людях. Их не одолеть. — Правильно толкуешь, — Сиано провёл пальцами по своим волосам, пытаясь распутать беспорядочные мысли. — Может, это и не Озулф был вовсе, а уже Вукул? Поди разбери. — То был Озулф, — отрезал Клион, с трудом двигаясь вперёд, и Сиано, не задавая больше вопросов, последовал за ним. — Он всё ещё не переродился в Вукула. На последней стадии распада оборотень становится быстрее и безжалостней. Этот — гнался не в полную силу. Будто что-то всё ещё его удерживало. Он мешкал. Иначе мы не смогли бы уйти. Клион боится того, что в будущем точно его погубит — Сиано боится, что не успеет найти выхода прежде, чем всё обернётся непоправимой трагедией. Как бы он хотел признаться Клиону, чтобы унять страхи и успокоить. Поведать о долгом видении, в котором проклятье изменит его до неузнаваемости, но где Сиано последует за ним. Хотел бы рассказать, но остерегался, что если откроет ему глаза на происходящее — не сможет остановить безудержное помешательство. Сиано видел саблезубого волка и странные пещеры страшных гор, себя рядом и как шерсть распадается под пальцами, сползая вместе с кожей липкими комками. Он хотел бы сказать, что Клион не один, что это не конец и он будет жить, пусть и сам ещё не до конца понимал, как к этому прийти. Сиано даже не видел, есть ли возможность исцелить его каким-то образом в будущем, но в своём откровении рядом с ним тот оставался человеком. Знал только, что видел. Через пару лет или десяток, но он будет рядом, когда зло настигнет. Он помнил, что в видении они оба выглядели старше, чем сейчас, но сколько осталось времени — неизвестно. Как мог признаться, что этот человек, в конце концов, станет таким же монстром, с которым они столкнулись? Клион не выдержит такой правды. И Сиано не мог бы вынести, чтобы Клион, зная об этом, пошёл навстречу своему разрушению с открытыми глазами. Он не мог позволить, чтобы знание о судьбе разорвало Клиона до того, как проклятие окончательно овладеет им. Знал, что эта ложь — единственный шанс удержать Клиона от безумства. Даже если будет означать обман до конца. Лишь бы не смотреть, как тот разрушится на его глазах. Проклятый, который забрёл на их земли, был ярким напоминанием о грядущем кошмаре. И хорошо, что Клион не ведает, что посмотрелся в зеркало в ту ночь. Сиано не мог позволить ему смотреть на себя таким взглядом. Не враг, а доля, поджидающая в тёмных углах будущего. Предзнаменование. Сиано невольно задумал о том, а кем был тот Озулф, повстречавшийся отряду несколько месяцев назад. Поглощённый проклятием, переживший невообразимые метаморфозы, но всё ещё не отпавший от человеческого — до сих пор борющийся с этим чудовищным лицом, которое рано или поздно накроет его. Этого человека тоже кто-то любил? О нём думали, за него боролись? Кто-нибудь ещё помнил этого человека? Может быть, там, в его прошлом, были те, кто пытался его остановить, уберечь, пока не утратили всё? Сиано прикрыл глаза, почувствовав знакомую тяжесть в груди. Понимание. Что если все эти чувства и мысли, эти страхи — ложь, что лишь медленно разрушает его самого, обманывая надеждой, превращая в нечто более опасное, чем любое проклятие? Сиано больше не верил богам. Он не верил, что Тёмная Владычица из видений не обманет, заманив и его в ловушку. С тех пор, как он научился ходить в небытие, в этот бездонный хаос, Сиано стало казаться, что и сам с ними наравне. С любым из злостных тварей, с каждым нечестным божеством. Сам врал, сам погружался во злобу, подобно им. В нём появлялось слишком много тёмной силы, в которой пребывал, и чем больше он углублялся в это, тем меньше оставалось его собственного. Сиано готов отправиться даже на поиски главного бога, в надежде, что Творец услышит, чтобы сказать ему по-плохому, чтобы проклясть его в отместку. Под гнётом своих тяжёлых размышлений, Сиано негромко промолвил: — Несчастный. Какой чудовищный конец. — Этому нет конца. Одно бесконечное страдание, — Клион вскинул голову и, наконец, посмотрел ему в лицо — спокойно выпуская наружу страшную правду: — Я бы разрешил Мавило выбить мне зуб в ответ, будь он жив. Даже не дал бы сдачи. Я бы поехал провожать Вагош, как мы и планировали, чтобы поглядеть на горячие источники по пути. Я бы даже перестал измываться над боязливым Сохном. А Миросу простил бы его долг в три моменты. Только бы они были здесь. Сиано невольно замедлился, слушая его мерную речь, не найдя что сказать на подобное. Растерянно молчал, ощущая, как слова застревают в горле острыми краями кромсая, не находя выхода. Сиано хотел бы вновь услышать по утру, как радостно кузнечики застрекочут, а вместо этого они считают своих умерших. Смотрят на смерть и говорят о ней, носят её под сердцем, даруя имя и форму уродливой неотвратимости. — Эй, Клион! Сиано не сразу понял, чей голос раздался. Откуда ни возьмись к ним подбежала какая-то девчонка, с густыми чёрными волосами, спрятанными под платком и собранными в небрежную косу. Она перебросила её через плечо и поудобнее перехватила увесистый котелок, доверху наполненный какими-то ветками и ягодами. — Нашла, — довольно известила неизвестная, незамедлительно показывая Клиону содержимое котла. Сиано не мог толком понять, что удивляло больше: то, что с Клионом вообще кто-то заговорил, или то, что Клион сразу же подобрался, как-то испуганно стрельнув в него исподлобья. — Хорошо, Ирма, — нервно шарканул здоровой ногой по земле. — Неси в мастерскую и делай, как я тебе показывал. Мне… мне нужен перерыв. Коли не от сей болезни умру, так от голода, верно. Клион, всегда такой замкнутый, теперь казался почти уязвимым, точно не зная, что делать с вниманием, которое к нему вдруг обратилось. Сиано и сам не мог понять, как реагировать на этот неожиданный поворот. — В самом деле, — согласно закивала девушка. — Давно пора. Оу, а ты кем будешь? У тебя… интересный вид. Сиано обомлел от изумления, продолжая молча разглядывать её. Голубоглазая впивается с ответным интересом. Она уставилась на безмолвного Сиано, пристально рассматривая жёлтые глаза и красные полосы вен на лице. Подумалось, что уже видел её прежде, но присмотревшись, наваждение проходит. Решил, что всё-таки показалось. Она не здешняя. Сиано выдавил из себя короткий приветственный наклон головы, но пустой, неубедительный, вымученный, и, отступил назад с каким-то неясным смятением. Люди редко так смело смотрели в его глаза, когда те видоизменялись, обычно слишком напуганные их устрашающим свечением. Но она не отрывалась. И это заставляло нервничать и даже злиться. — Так это ты — Смотрящий? — снова заговорила она, бесстыдно продолжая изучать Сиано, как какую-то диковину, улыбаясь. — Рада нашей встрече. А что с твоим лицом, скажи? Ты всегда так являешься, или ныне какое-то несчастье на тебе? Её внешнее веселье и прямолинейность были почти оскорбительными, неуместными, как попытка танцевать на руинах. Лёгкость её движений, лишённая всякой искренности, словно насмехалась над ситуацией. Улыбка не сходила с милого лица, но была натянутой, как заезженная маска, что не соответствовало её праздному виду. Сиано она не нравилась. — Не всегда, но случается, — нехотя отозвался он, тяжело сглотнув пересохшей глоткой. — Я тебя прежде не видал здесь. Пришла с беженцами? — Нет, — отмахнулась она, улыбнувшись чуть шире. — Незадолго, как слегла первая деревня. Я ученица лекаря. Клион меня пригласил. Сиано многозначительно вскинул брови и медленно посмотрел на Клиона, задавая вопрос, который не был озвучен вслух, но угрожающе завис в воздухе. Ему мгновенно всё стало понятно. Клион выглядел всё хуже, серел лицом. Выдал себя с потрохами: сгорбив плечи, уныло понурив голову, он, казалось, находил какую-то странную прелесть в грязи под ногами. Его поведение было самым громким признанием. — Это магия какая-то, верно? — не унималась Ирма, шагнув ближе, не улавливая напряжения в воздухе. — Ты же не совсем человек… Глазища-то какие огромные! Никогда таких не встречала. У людей таких точно не сыскать. Выпад хоть и слабый, опасливый, но весьма очевидный. Удивительно, что она не боится всего вокруг, что поневоле наводит на всякие мысли. Например, о том, что у неё не в порядке с головой. Смерти не страшится, грубить малознакомым мужчинам — тоже. — Человек, — выдохнул Сиано, придавленный к месту её сковывающим неудобным интересом. — Глаза изначально были как у всех, но они росли со мной всю жизнь. И всё ещё увеличиваются. — Ты, стало быть, всё видишь? — в её голосе был едва скрытый восторг, а тонкие руки задумчиво поглаживали пузатые бока котелка. Сиано быстро возвращает вежливо-отстранённое выражение. И хотя её вопрос был небрежным, что-то выдавало в ней нечто притаившееся, гораздо более резкое, чем она пыталась показать. Сиано всем естеством чуял, что девушка слишком старательно изображала дружелюбие, в то время как на самом деле её слова скрывали едва уловимую, но явную насмешку. В её поведении было что-то неприятно рассчётливое, отдающее фальшью поддых. За показательной любезностью, Сиано не мог не заметить, как неприязненно натянуты её губы, а высокие скулы замерли неподвижно, как отвесные скалы — подступи только и свалишься навзничь. Она сбивала с толку. — Кое-что и впрямь вполне ясно вижу, — выразительно процедил Сиано, уверенный, что нет никакого смысла поддерживать её непонятную игру. — Вот как. Это восхитительно. Показного дружелюбия в ней всё меньше. Что бы не связывало её с Клионом, Сиано в этом принимать участие не собирался. Ему в целом не особо приятно общество людей, а тех, кто не слишком уж и скрывает свою неприязнь под обходительностью, он и вовсе не переносил. Улыбка всё больше походила на оскал. Она коротко глянула на Клиона, который так и не поднял головы, усердно делая вид, что их не существует. Сиано сделал так же, но тут же наткнулся на голубую лавину, опрокинувшую его с головой. Её поведение напоминало что-то вроде охоты, наблюдение за необычным существом на незнакомой территории. Сиано давно не испытывал подобных эмоций, всегда находясь среди людей, которых знал, или среди новоприбывших, кто в основном его опасался. Язвительность в её манере не оставляла сомнений, что этой особе он неприятен. Но не из страха. Сиано не успел подумать, что таится за этой обманчивой оболочкой. — Я слышала ты слепец по рождению? Как необычно, — уже не особо заботясь о приличиях, выпалила она. — Ирма. Нам нужно идти, — прервал Клион, будто только теперь заметив её присутствие. — Я вернусь до темна и мы продолжим приготовления. А пока ступай, делай работу. Он встревоженно озирался, намереваясь поскорее сбежать. Сиано не смог подавить улыбки, наблюдая за его смущением. Казалось, Клион даже забыл о боли в ноге, непроизвольно переминаясь на месте. Редко что могло привести Клиона в такое откровенно обескураженное состояние. Сиано это немало позабавило. — Да, да, — запричитала она, оторвавшись от Сиано и поправляя длинный локон, выбившийся из-под косынки. — Твоя правда. Свидемся позже. Развернулась и ловко подобрала юбку, что путалась между ногами, и вместе с кокетливыми ремешками показываются и тёмные чулки, плотно обтягивающие щиколотки. Девушка кинулась к лечебнице, минуя тела и кровь под ногами. Как только она умчалась, Сиано недоумевающе могнул, как если бы отгонял страшный сон по утру. — Ты времени зря не терял, я смотрю. Он вызывающе взглянул на подавленного Клиона и едко ухмыльнулся, уже предвкушая, как тот начнёт засыпать его объяснениями. — Она не знает, кто ты такой или просто умалишённая? — спросил, не скрывая издёки. Клион потрясённо стоял, потеряв связь с реальностью. Судорожно морщил лоб, взгляд метался, не находя опоры, а сам он, как будто не знал, куда деть руки. Его обычно уверенная осанка распалась, и он с трудом удерживался на месте, точно боясь упасть. — Я тебе сейчас всё обьясню, — слабо начал Клион, избегая смотреть на него. Сиано сдержал нервный смешок. — Уж постарайся.