Жажда небытия

Прости, что на тебя роптал я в лютом горе, Что на тебя хула, Как из ребячьих рук тяжелый камень в море, Мной кинута была! Могли ль твой видеть свет мои больные очи, Когда спалила их нежданная гроза, И траур лег на них чернее адской ночи, И в нем до слепоты изъела их слеза? И можно ль, господи, чтоб человек в потере, Где мысли луч исчез, Всё помнил, что над ним всё те ж на вечной сфере Созвездия небес? Творец! Я сознаю, что тяжкий грех — проклятья. Выдерживая боль, Не буду я роптать, не буду проклинать я, Но плакать мне позволь! Виктор Гюго Озеро лежало в уютной долине, окружённое густыми лесами и горными склонами. Неширокая береговая линия была выложена мягкой, чуть колючей травой, среди которой росли яркие цветы — жёлтые и синие бутоны, весело трепещущие на ветру. Клион сидел на гладком покрытом мхом камне с книгой в руках. Его внимание было приковано к страницам, но время от времени он отрывался, поглядывая на озеро, ожидая, пока Сиано вернётся из-под воды. Он с удовольствием щурился, наблюдая, как свет пробивался сквозь листву деревьев, создавая золотистые пятна на земле. Низкие ветви качались, играя друг с другом. Клиону всегда нравилась летняя пора, когда весь мир вокруг оживал, наполняясь яркими красками. Громкий всплеск разбил тишину: Сиано вынырнул резко, как рыба, радостно плескающаяся на поверхности озера. Капли воды, блестящие на солнце, разлетелись вокруг, образуя радугу из мельчайших брызг. Его лицо светилось счастьем, когда он обернулся к Клиону. Тот, погружённый в книгу, оторвался и увидел, как его друг вновь скрылся под водой, оставляя за собой лёгкие волны. Через несколько секунд он подплыл к берегу. Его выход на поверхность был полон энергии. Сиано словно сливался с природой, наслаждаясь каждым моментом свободы. — И всё же не по душе мне, что ты взял её без спроса, — сказал Сиано, быстрым шагом приблизившись к камням у подлеска, где сидел Клион. — Я ведь верну, так что без разницы, — задумчиво отозвался Клион, лениво листая страницы, а затем бережно закрыл книгу. — Ужель забыл, что обещал помочь? — Всё помню я, остынь, — Сиано сел рядом, настойчиво подвинув Клиона бедром, чтобы тот освободил ему место подле себя. — Дай-ка мне, испробую ещё раз. Сиано потянулся и забрал из его рук небольшую книгу, с интересом разглядывая тёмную, потёртую обложку, исчерченную следами времени — царапинами и трещинами. Несомненно, она много лет провела в полном забвении. Сиано аккуратно раскрыл её, и страницы заскрипели, протестуя против прикосновения. Его пальцы нерешительно замерли на поверхности, потом медленно начали скользить по старым, изодранным листам, поглаживая, пытаясь нащупать подсказку, заключённую в неясной письменности. Каждое касание вызывало лёгкое покалывание в кончиках пальцев, будто книга живо откликалась на его интерес. На жёлтых тонких страницах располагались символы, которые выглядели странно и непонятно, складываясь в необычные узоры. Некоторые символы были изогнутыми, какие-то — острыми, а кое-где можно было встретить переплетения, напоминающие завитки растений. Часто один символ перекрывал другой, создавая многослойное изображение. — Видишь, — Клион нетерпеливо ткнул пальцем в страницу. — Это могло бы значить, что один и тот же знак имеет несколько значений. Некоторые повторяются довольно часто. — Вероятно, — согласно кивнул Сиано, разглядывая написанное. — На сей раз вода может помочь, я уверен, — Клион уселся поудобнее, полностью повернувшись к Сиано, заворожённо наблюдая за каждым его движением. — Ты полон сил, как посмотрю. — Оно так, — собравшись с мыслями, коротко выдохнул Сиано. — Я правда постараюсь. Сиано сразу же пожалел о сказанном. Он нахмурился, стушевавшись под выжидающим взглядом. Ему было тяжело смотреть Клиону в глаза, видя, как в карих сферах медленно разгорается огонёк надежды. Сиано слишком усердно рассматривал книгу, стремясь выглядеть спокойным. Знаки были написаны чернилами тёмного цвета, которые со временем сильно выцвели, но всё ещё оставались достаточно читаемыми. Запах книги был характерным — смесь старой бумаги и чего-то чуть сладковатого, как если бы древние благовония всё ещё сохранялись между страницами. Сиано продолжал увлечённо водить пальцами по рельефным символам, перебирая их с осторожностью, как будто боялся, что они могут рассыпаться под его руками. Он прикрыл глаза, сосредоточившись на ощущениях. Сиано вдыхал старинный аромат, погружался в абсолютную безмятежность, постепенно отстраняясь от окружающего мира. Дыхание стало глубже и размереннее, а шум природы вокруг — отдалённым и незначительным. Внутри него царила тишина, и только шорох страниц и его собственное сердце напоминали о реальности. Сиано с облегчением почувствовал знакомое состояние: мысли медленно расплывались, растворяясь в воздухе, и освобождали его ум от лишнего. С каждым новым знаком, которого он касался, в голове возникали образы, размытые и неясные, как дым. Он парил в безвоздушном пространстве, душа вырывалась наружу, оставляя за собой привычные мирские переживания. Мысли о настоящем, о Клионе, о книге смешивались в голове, создавая поток ассоциаций, который затягивал всё глубже. Наконец, Сиано удалось увидеть, как символы начинают искриться, создавая разноцветные всплески света, смешивающиеся в калейдоскопе невообразимых форм и цветов. Сначала они казались абстрактными, но постепенно превращались в нечто понятное, обретая смысл и суть. Они быстро шептали ему о вещах, которые Сиано когда-то знал, но забыл. Он отчётливо видел себя, затерянного в хрупком прошлом, так же сидевшего с этой книгой в руках. В своём видении Сиано непринуждённо выводил пером непонятные слова, собственноручно заполняя книгу, однако он всё ещё не понимал, что за язык был использован для её создания, зачем и для чего она была так кропотливо написана, и главное — что в ней сказано. Этого ему не дано было вспомнить, как и понять смысл происходящего. Клиона, как и всегда, в этом видении не было — его отсутствие было привычным, даже ожидаемым. С тех пор, как Сиано погрузился в своё долгое видение, он больше не встречал Клиона ни в одном другом, как бы ни пытался. Но это было и не нужно. Сиано видел самого себя, и там, за завесой неведомых тайн своей иной жизни, с полной уверенностью знал, что Клион был рядом с ним. Его отсутствие не угнетало, а, скорее, помогало сосредоточиться на собственном пути. Хоть это откровение и было непосредственно связано с Клионом, но всё же это было его личное воспоминание из далёких глубин былой жизни. Временами Сиано охватывала ледяная паника — ему всё чаще думалось, что он никогда не существовал ни в одной жизни, ни в одном мире без Клиона. Эта тягостная мысль преследовала его, как навязчивый призрак, и становилась всё более невыносимой. Сиано казалось, что его сущность расползается, словно гниющая плоть, когда Клион отсутствует. В такие моменты он думал, что ему не позволено жить и дышать без Клиона, что их судьбы сплетены так сильно, что разрыв между ними был невозможен. Без него Сиано чувствовал себя обнажённым, лишённым самого себя. И ему это очень не нравилось. С каждым прожитым годом он ощущал себя пленником, скованным по рукам и ногам узами их дружбы. И с каждой новой луной Сиано всё больше боялся того дня, который уготован им судьбой, в который проклятье настигнет одного из них, а второй отчаянно бросится в самую гущу тьмы, лишь бы спасти. Сиано сосредоточился на книге, но тревога не оставляла. Любое новое открытие вызывало у него страх, что он, возможно, потерял что-то важное, что нельзя восстановить. Ему казалось, что виной этому Клион, настороженно сидевший рядом. — Ты в порядке, Сиано? Его обеспокоенный голос врезался в сознание болезненным ударом копья, и Сиано, покачнувшись, отрывисто покачал головой, призывая помолчать. Он не желал возвращаться обратно: данное состояние приносило ему покой и понимание. Его разум становился яснее, а восприятие — острее. У него переставала болеть душа, а мысли, отравленные мраком настоящего, отпускали на волю. Ему невыносимо вновь соединяться с реальностью солнечного летнего дня. Ему мучительно больно слышать родной низкий голос. За короткие мгновения перед Сиано пронеслось потерянное знание, и он распахнул глаза, глубоко дыша от волнения. Не сказать, что Смотрящий был удивлён увиденному: он уже привык жить в ожидании новых открытий о давно забытых временах, но ему было дико видеть себя там, где быть не должно. Сиано не понимал, что всё это значит, и не представлял, где искать ответы. — Я не чувствую ничего, — быстро солгал Сиано, не дав себе времени на раздумья, очевидно, боясь передумать и ненароком признаться. — Озарения нет. Ежели видению суждено было прийти — уже явилось бы мне. Он врал старательно и уверенно, силясь скрыть своё неровное дыхание. Сиано медленно моргал, отяжелевшие веки отказывались подчиняться, и он потёр глаза, отвернувшись от Клиона. Сиано начало клонить в сон, но он упорно делал вид, что ничего не произошло, хотя и понимал, что весь внешний вид сейчас способен выдать его неприглядную ложь. Ему было не в первый раз утаивать знания и обманывать друга, ведь чтобы он не делал — в том крылось желание защитить и сделать всё, как нужно, когда придёт время. Как бы сложно Сиано не было видеть печаль на лице Клиона, — он был убеждён, что открой сейчас правду, и это обернётся настоящей катастрофой. Клион не был готов узнать всё, как есть, и принять жуткую истину, что притаилась за действительностью и выжидает своего часа. Сиано ни с кем не мог поделиться тем, что приходилось хранить в голове, как в намертво замурованной гробнице. Особенно с Клионом. Он ежедневно наблюдал за Клионом и с сожалением видел, что с возрастом болезнь меняет его и укореняется. Клиона порабощала неконтролируемая ярость, настолько сильная, что Сиано старался не приближаться к нему в такие моменты. В редкие дни Клион казался мирным и спокойным, тенью самого себя. Сиано ясно видел, что отрава распространяется в его организме, преображая и вытягивая доброту. Клион терял себя, порой на долгие дни. Всё чаще охотник отвечал оборонительной реакцией на всякое взаимодействие, используя грубость и злость в своих действиях как щит. Сиано не всегда понимал, защищается ли Клион от всех вокруг или же защищает их от самого себя. — Есть ли ещё какой-то способ вызвать видение? — Клион раздражённо сжал кулаки, тупо уставившись перед собой. — Боюсь, что нет, — Сиано с неподдельным сочувствием посмотрел на него и продолжил, тщательно обдумывая каждое слово. — Я же не владею этим — они приходят ко мне, когда на то есть воля богов. Сам знаешь. — Ещё бы. Куда же деться от их поганого влияния, — невесело усмехнулся Клион. Сиано с облегчением выдохнул, видя, как напряжение отступает. Он внимательно изучал Клиона, который, казалось, был слишком разочарован и погружён в свои мысли, так ничего и не заметив. Его тайна в безопасности, и хотя бы на время Сиано мог вновь сосредоточиться на настоящем, не отвлекаясь на страхи и сомнения. Он не любил обманывать Клиона, но сознавал, что иного выбора у него нет. Эта мысль, как холодный камень в сердце, напоминала о том, что иногда приходится чем-то жертвовать, например, своей совестью, только бы защитить и оградить от неприятной правды. Сиано был уверен, что если Клион узнает, что единственный близкий человек лжёт ему в лицо и многое недоговаривает, то это погубит его быстрее, чем суждено. Сиано опасался изменить будущее. Прознай Клион о его видениях и неизвестно, к каким последствиям приведёт его взбалмошное непредсказуемое поведение. Сиано просто жил, ожидая роковой час. Если понадобилось бы, он готов был откусить себе язык, но научиться врать оказалось намного проще. — Возможно, в ней просто нет ничего, что ты ищешь, Клион. Может, она ничего не значит, — пожал плечами Сиано, возвращая ему книгу, стремясь звучать как можно более небрежно. — Знаешь, мне кажется, это уже слишком. Ты пробрался в храм и выкрал книгу Давнины. Ежели жрецы прознают о твоём проступке — тебе не поздоровится. — А как они узнают, аль ты решил выдать меня? Клион посмотрел на него в упор, серьёзно и мрачно, как будто хотел прочитать его мысли. Это ощущение было таким оглушительным, что Сиано замер, подавленный тяжестью его нелёгкого взгляда. Внезапно раздался тихий смех, и Клион, словно выбрасывая всё накапливающееся напряжение, с силой толкнул Сиано в плечо. Его нервозность отошла на задний план, уступив мимолётному веселью. — Да что с тобой? — непринуждённо спросил он, заглядывая в лицо озадаченного Сиано. — Ух, ты же весь мокрый! Не намочил книгу часом? — Глупости несёшь, неразумный, — недовольно буркнул Сиано, не оценив шутку. — Отец и другие не вернутся в храм до темна. У тебя есть время воротить книгу обратно в читальню. Будем надеяться, тебя никто не заметит. — Да сделаю я, сделаю! Что ж это за язык такой… Не видывал ничего подобного раньше. Клион снова открыл книгу и бездумно уставился на немую бумагу, совершенно утратив всякую надежду на разгадку. Он трепетно перебирал страницы, как если бы в этом жесте была заложена вся его тоска и разочарование — они переплетались, создавая невыносимое ощущение безысходности. Знаки на страницах, изначально манившие своей загадочностью, теперь казались просто набором случайных линий и завитков, ничего не значащих для его реальности. И Сиано хотел, чтобы так и оставалось. — Кто бы знал, — тихо сказал Сиано, и жалость на щеках зажгла пожаром кожу. Ему было больно видеть унылое лицо Клиона и как скорбно опустились его плечи, но признаться в любом случае не мог. — С чего ты вообще решил, что именно в ней есть ответы? Там сотни древних фолиантов и свитков, а ты избрал вот эту неприметную книжонку, да ещё и на неясном языке. Сиано пренебрежительно взмахнул рукой, вопросительно выгнув бровь. Его любопытство сковывало суставы — откуда в храме вообще взялась эта книга и как Клион догадался, что она имеет отношение к ним? — Ну, я не уверен… — Что же? О чём ты молчишь? — требовательно спросил Сиано, не давая ему возможности отвертеться от ответа. Клион замялся на мгновение. Его нерешительность была заметна в каждом медленном движении, будто он всё ещё обдумывал, стоит ли говорить. Затем он открыл книгу на последней странице и неуверенно развернул её к Сиано. Клион выглядел растерянно, с опаской смотря на него, как если бы боялся, что с этого момента всё может измениться. — Не знаю, возможно, это не связано со мной, но это кажется мне странным. Сам смотри, — сдавленно произнёс Клион, указывая на слабо различимые знаки. Сиано пристально вглядывался в страницу, пытаясь уловить смысл замысловатых символов, но как бы он не старался, языка вспомнить не мог. Он даже не узнавал собственный почерк, хотя что-то отдалённое всё же проглядывалось, но было совершенно неочевидным. Сиано провёл пальцем по одному из последних знаков внизу страницы, ощущая силу нажима, скрытую под ним. В ответ по спине пробежал лёгкий озноб, и он обескураженно посмотрел на Клиона, вдруг осознав, о чём тот говорит. — Твоё имя здесь. Это ещё что значит? — Я надеялся, что тебе явится видение и это ты мне прояснишь. Паршиво, что теперь мы не узнаем, — как-то слишком безразлично отозвался Клион, складывая книгу в свою сумку. Внутри громко звякнуло лезвие клинков и ножей, которые тот всегда носил с собой для охоты. Клион отвернулся, копошась в своих вещах, и у Сиано возникла короткая передышка, однако он никак не мог совладать с собой. Он нервничал, теряя контроль над эмоциями, при этом совершенно не желая быть уличённым в нечестности. Постыдно сбежать было бы крайне подозрительным, но притворяться дальше становилось всё тяжелее. — Вполне вероятно, что это создатель книги, — Сиано попробовал успокоить его и сказал первое, что пришло в голову, придав своему тону лёгкость, чтобы звучать правдоподобно. — Твой соименник, не более того. — Я тоже так подумал: наверное, это совпадение, которое ничего не значит. Но почему-то это имя на нашем языке, а всё остальное — нет, — продолжая приводить вещи в порядок, отрешённо заметил Клион. Закончив, он вновь повернулся к Сиано и внимательно посмотрел в глаза, недоверчиво щурясь, ища там невысказанные ответы, которые он точно знал, были спрятаны под слоем лжи. — Послушай, даже жрецы не ведают, что это за язык, иначе бы её переписали, как и все прочие книги. Верни её и забудем об этом, пока чего не случилось… — предостерёг Сиано. Сложив руки на коленях, Клион отвернулся и издал тихий вздох, пропитывая пространство вокруг себя удушающим молчанием. Округа наполнялась чириканьем птиц и трелью кузнечиков, но между ними звенела недосказанность, столь осязаемая, что Сиано боялся шелохнуться и порезаться об неё. Клион смотрел на лес под солнцем, как зелёный сон, застывший неподалёку. Казалось, он видел в нём что-то, понятное только ему одному. Голубые холмы маячали полукругом синим вдалеке, такие спокойные и мирные, что Сиано даже позавидовал недвижимым твердыням, желая очутиться на их месте — в недосягаемости от всяких бед и печалей, на краю неба. — Ты странно себя ведёшь, Сиано. Видится мне, что ты хочешь ещё что-то сказать, так? — наконец прервал затянувшееся молчание Клион. Сиано собирался было возразить, но внезапно Клион схватил его за руку, с силой впившись в кисть. Сиано вздрогнул и задохнулся, подавившись ответом. Он молчал долго, слишком долго, а Клион сжимал руку так сильно, что кожа заскрипела. В ушах оглушающе бухал пульс, когда Сиано слабо выдохнул: — Нет. — Да брось! Ты же что-то увидел. Поведай же мне быстрее, прошу! — воскликнул Клион, его голос был полон волнения, в глазах мелькнул заинтересованный блеск. В нём звучала искренность, смешанная с неуверенностью. Клион выглядел возбуждённым и одновременно жёстким, а лицо светилось ожиданием. Он надеялся на поддержку и ясность, которые Сиано не мог ему предложить. Его пальцы стиснули руку до такой степени, что стало невыносимо больно. Сиано изумлённо уставился на него, предприняв попытку освободиться. Клион был неподвижен, упрямо ожидая ответ, вовсе не замечая, как дрожит измученная чужая рука в его ладони. Сиано поморщился, дёрнувшись всем телом, но высвободиться не удавалось. — Ничего, всё так же, — беззвучно пробормотал Сиано. — И это всё, что ты можешь ответить? — фыркнул Клион почти спокойно, но в голосе проскользнула злая издёвка. Он знал, что это пустая трата времени, но, возможно, интуитивно ждал, что что-то изменится, что хотя бы одна вещь станет яснее. Сиано затих, как будто его слова врезались в самую суть того, что он пытался скрыть. Он ощутил, как грудь сжала непроходимая боль. Осталась лишь бездна между ними — бездна молчания, которую он был не в силах пересечь. Сиано не мог сказать то, что Клион хотел услышать. Не мог признаться, что на самом деле чувствует. — Известно тебе, отродясь не видывал ничего, что связано с тобой. Глупо было обнадёживать и в этот раз. Даже если в ней и есть ответы для тебя, то я не в силах в это проникнуть, — хрипло отозвался Сиано, предприняв попытку сохранить хоть какую-то часть контроля над ситуацией. Руку пронзительно жгло от горячей кожи, а пульс пустился вскачь, выдавливаемый из вен со страшной силой. Клион наклонился ближе, не отпуская его. Он был рядом, настолько близко, что Сиано почувствовал горячее дыхание на своей коже, его силу, которую невозможно было игнорировать. — Вот как? Я знаю, что ты не хочешь ответов, — сказал Клион тихо, но веско, как будто каждое слово было выцарапано на самой поверхности сознания. — Но я… Я не могу позволить тебе продолжать бегать по кругу, потому что если ты будешь молчать, если ты не скажешь, что на самом деле происходит… Что тогда будет со мной? С нами? — Отпусти, Клион, — угрожающе прошипел Сиано, продолжая вырываться, уже готовый распрощаться с костью, что вот-вот треснет под его пальцами. Клион всегда был весьма силён, несмотря на довольно тощее телосложение. Он был крепким, быстрым и выносливым. В сиротском доме паршиво кормили, однако Сиано был убеждён, что виной его худобе была скверная хворь, что с малых лет зрела внутри и выедала все жизненные ресурсы. Клиону не хватало ни времени, ни желания восстанавливать и укреплять свой организм; вместо этого он лишь больше изнурял себя ежедневными упражнениями и постоянной охотой, плохо питался и мало спал. Его мышцы были сотканы из камня, а кожа была грубой, как древесная кора. И даже зная о своём преимуществе в силе, Клион часто забывался и мог ненамеренно навредить другим, будь то тренировки охотников или обычная драка в таверне. По крайней мере, Сиано хотелось верить, что он делал это неосознанно. Так ему говорил сам Клион, но Сиано не был в этом уверен. — Прекрати. Я вижу тебя насквозь, — Клион демонстративно проигнорировал его просьбу. — Опять решил утаить от меня что-то важное? Что ты так отчаянно скрываешь и не хочешь мне поведать? Сиано рывком встал на ноги, спрыгнул с камня и потянул на себя Клиона. Стальная хватка наконец разжалась, и Сиано попятился назад, бережно ощупывая занемевшую кисть, неотрывно наблюдая за Клионом, как за ядовитой змеёй, готовой к атаке. — Что значит это твоё «опять», Клион? — медленно и осторожно осведомился Сиано, хотя уже понимал, к чему он клонит. Клион резко переменился в лице, помрачнел, видя, как непрошибаем Сиано. Его упорное отрицание очевидного окончательно вывело Клиона из себя, и Сиано очень чётко уловил эту перемену. Клион был полон усталости и негодования, словно не мог больше выносить неопределённость. — Сам прекрасно понимаешь, — неодобрительно нахмурившись, отрезал тот, застыв напротив, как чёрная грозовая туча. — Твой пятидневный сон. Четыре года назад, в день нападения птиц — тогда ты уснул — тебе явилось что-то. Я точно знаю, — Клион произнёс это так, будто чеканил много раз отрепетированную речь — чётко и громко. Цепким взглядом он пробивал Сиано всецело, то ли со злостью, то ли с обидой. Каждая фраза, сказанная Клионом, была подобна удару молота. — Ты заблуждаешься, — еле слышно проговорил Сиано, пытаясь успокоиться. Он наклонился и подобрал с земли свою рубашку и штаны, спешно начав одеваться. Тело ещё было влажным, и ткань неприятно липла к коже, но времени обсыхать у него не было. Сиано планировал сбежать от Клиона и его расспросов как можно скорее. Он видел, что в Клиона заползает то тёмное, пугающее начало, что иногда берёт первенство над всем человеческим и подчиняет своей злой воле. Быстро одевшись, Сиано принялся зашнуровывать ботинки, но дрожащие пальцы отказывались повиноваться. Он не хотел выпускать Клиона из виду, как не хотел и оставаться рядом с ним. Сейчас ему было бы лучше уйти восвояси и позволить тому прийти в себя. Не то чтобы Сиано думал, что Клион способен ему навредить, никогда прежде такого не бывало, но его непредсказуемые реакции отталкивали и настораживали. Сиано не хотел уступать Клиону, но ненавидел вступать в открытый конфликт и всегда по возможности пробовал избегать любого столкновения. Люди говорили, что он был миролюбивым, но сам Сиано считал это трусостью, что являлось его самым большим изъяном. Клион был другим: он не оставлял места для сомнений, предпочитая наступать, а не отступать, и постоянно создавал вокруг себя атмосферу вражды. В его присутствии Сиано часто ощущал страх и настороженность, даже несмотря на отсутствие явной угрозы и на то, что они были достаточно близки. В последнее время с Клионом происходило что-то неладное. Его злость, привычная и знакомая, оглушительно звенела, как громкий колокол, нависший над головой. У Сиано всё перед глазами помутнело от переживания. Похоже, он провёл в размышлениях слишком долго, потому что Клион снова фыркнул и разразился громкой тирадой: — Пусть так, ведь ты мне ничего не рассказываешь, Сиано! Тебе известно, что я чуть не лишился рассудка от горя, пока ты беспробудно спал. Стоило тебе прийти в себя — и ты сделал вид, что ничего не произошло. Ты стал вести себя иначе. Тебе что-то открылось в те дни, о чём ты помалкиваешь. Сиано беспокойно пожевал нижнюю губу, пытаясь растормошить здравый смысл и понять, что следует говорить, чтобы безболезненно закончить удручающий разговор. Уже не в первый раз Клион заводил речь об этом, и Сиано, тревожно стиснув зубы, продолжал его обманывать. Он привычно выбрал то, что повторял уже сотню раз всем в поселении, в том числе и Клиону: — Ничего и не было. Я просто перетрудился у воды, выбился из сил. Тот сон был для меня предостережением впредь быть осторожнее. Теперь я знаю, как исправить ошибки. — Ты изменился после пробуждения, — продолжил Клион после короткой паузы. — Я видел, что ты мне врёшь, и вижу, что продолжаешь это делать по сей день. Осталось понять, почему ты так со мной. И есть у меня догадка: тебе стало известно то, что я так страстно желаю разузнать. И то, что ты увидел, тебе не понравилось, поэтому ты молчишь, выкручиваешься, как скользкий морской гад. А я всё так же пребываю в неведении, обманутый тобой. Иначе мне не найти оправдания, почему ты так подло обходишь эту тему все эти годы, почему избегаешь говорить со мной о случившемся. Только давно укоренившаяся сдержанность удержала Сиано от того, чтобы изумлённо вскинуть брови и затаить дыхание. Разумеется, он знал, что Клион не поверил ему тогда и не верит сейчас, но так явно и враждебно тот прежде не нападал на него. Они оба привычно избегали острые края — Сиано лгал, а Клион молча верил. Клион подловил его. На мгновение Сиано даже подумал, что Клион всё это время выжидал подходящий момент, как истинный охотник — терпеливый и незаметный в засаде, ожидая, когда удастся поймать Сиано в свой капкан. Отрезать пути к отступлению, уличить и мёртвой хваткой вцепиться в шею, пока не прольётся кровавая река желанных ответов. — Я был и остаюсь на твоей стороне, — с досадой ответил Сиано, призывая на помощь всю быстроту ума, чтобы найти спасительный для обоих выход из положения. — С тех пор ты постоянно мучаешь меня расспросами, но я не скажу тебе ничего нового. — Да. Я много раз просил тебя поговорить со мной, но ты избегаешь любого упоминания о случившемся, — отозвался Клион и, чуть подняв уголки губ в ехидной ухмылке, добавил: — Я не дурак. И не слепой. Сиано неприязненно поморщился. Клион редко когда мог причинить ему боль, но сегодня он умудрился сделать это дважды за несколько коротких минут. Он без сомнения мог судить по надменному выражению лица и мерзкой улыбке Клиона, что тот издевался, подчеркивая своё превосходство и незаменимость, в которой Сиано сам убедил его за годы дружбы, позволив стать опорой и поддержкой. Клион уже давно считал, что ему всё сойдёт с рук и что всё будет прощено, независимо от поступков. Он знал, что Сиано обладал неисчерпаемой добротой и терпимостью, и умело манипулировал этими качествами. Сиано захлестнуло странное, необъяснимое состояние: ему казалось, что он наполнен хаотично роящимися мыслями и чувствами — и опустошён одновременно. Ему было неприятно слушать этот бескомпромиссный тон, и внутренне передёргивало от ожесточённого серого лица. — Оставь свои подозрения, — тихо выговорил Сиано. — Я готов сделать всё, что может помочь тебе. Но если не веришь, то я не стану тебя переубеждать. Сам поймёшь когда-нибудь. — Помочь мне? Неужто ты это серьёзно? Я тебе честно рассказал про то, что птицы позволили мне уйти. И ты надёжно хранишь мой секрет. Скажи ты кому — и мне конец, — безо всякого сожаления резонно заметил Клион, делая шаг к нему. — Я свою жизнь вверяю в твои руки, Сиано! А твои мысли, выходит, для меня не доступны? Это абсолютная бесчестность. Вся твоя дружба — тоже ложь? Я ничего не скрываю, всегда открыт перед тобой. А вот что с тобой такое — в толк не возьму. — Просто оставим это, Клион. Если тебя так тяготит моё общество — давай разойдёмся сейчас и насовсем. Достаточно, — буркнул Сиано и нервно сглотнул. Ему было неловко, что Клион видел его таким — смущённым, неуверенным, слабым в сравнении с ним. Потому что в этот самый момент столкновения Сиано ощущал себя нагим, бессильным перед надвигающейся мощью, заключённой в Клионе, и он не хотел, чтобы тот видел его уязвимым. Не хотел, чтобы Клион узнал, что Сиано правда тяжело выносить его присутствие. Они продолжали смотреть друг на друга, не мигая. Клион недобро прищурился, сказал спокойно и неспешно: — Достаточно будет, когда я скажу, Сиано. Сиано дёрнулся, как ошпаренный. В этом был весь Клион: жестокий, высокомерный, хмурый. Его дерзость и грубость временами лишали Сиано голоса и отнимали волю. Но теперь, отстаивая собственную правоту и защищая правду, он чётко понимал, что поступает верно, и Клиону не стоит уступать, даже под таким натиском, что был для Сиано почти непереносим. Сиано ненавидел его таким, когда зло прорывалось наружу и забирало остатки весёлого, смышленого и довольно тихого парня, которого Сиано любил с детства. Прежний Клион появлялся всё реже, и то, что чаще всего оставалось рядом с Сиано, дышало злобой и бессердечием. Сиано всем нутром чувствовал, что вскоре обещанное несчастье явится к ним на порог и заберёт Клиона. Он уже медленно двигался к страшному итогу своей непростой жизни, как если бы сам предчувствовал и порывался ускорить неминуемое. И с каждым годом Сиано слабо слышал, как в голове скулит неприятная мысль: что если Клиона вовсе не нужно спасать? Всё меньше ему хотелось приводить своё видение в реальность, рисковать ради Клиона привычным порядком и жизнью, искать Тёмную Владычицу в опасных землях и умолять древнее божество о милости для проклятой души Клиона. В моменты отчаянья, захлёбываясь горькой обидой, Сиано думал, что не готов пойти на это ради такого, как он. Какая-то непреклонная, всепоглощающая решимость вспыхнула в его мозгу. Она пронеслась по венам стремительной вспышкой, разжигая кровь; сердце заколотилось в груди от преисполненности собственной смелостью. Неожиданная ярость лизнула желчью, и Сиано резко захотелось встряхнуть Клиона, лишь бы выбить из него злостное наваждение. Их общение напоминало войну, и Сиано уже давно был закалён на поле боя. Он успешно умел выковать новое крепкое сердце из стали, чтобы Клион не мог пробиться, но когда необходимо, мог бы опереться. Сиано натянул на себя свою повседневную бесстрастную кожу и громко сказал: — Раз уж мы говорим откровенно. Даже если всё это так, то как ты заставишь меня говорить, а? — Правда хочешь узнать? — злобно оскалился Клион. — Хочу. Ну давай же, покажи, на что способен. — В честном бою ты мне проиграешь. — Когда это ты сражался честно? — без колебаний спросил Сиано, с вызовом вскинув голову. Клион сделал несколько резвых шагов вперёд, поравнялся с Сиано и развёл руки в порывистом жесте, собираясь выплюнуть очередную колкость. Сиано невольно отпрянул, сам не ожидая, что так сильно испугается озвученных угроз. Он знал, что при любых обстоятельствах Клион не стал бы претворять их в жизнь. Хотя Клион славился своим дурным нравом, его кулак никогда не был направлен против Сиано. Так было и сейчас, но реакция опередила разум, выдав его неуверенность. Клион поразился, увидев, как друг отшатнулся от него. Изумление сгладило нахмуренные брови и стёрло с губ самодовольный оскал. Только паника и растерянность блуждали по лицу, перебивая друг друга. Сиано не мог припомнить, когда в последний раз видел его настолько озадаченным. И эта искра потерянности, это чувство нетвёрдости — они вырвали изнутри Сиано всю ту агрессию, что ещё секунду назад казалась вполне оправданной. Это не был тот Клион, которого он знал. Он выглядел так, словно даже его собственный гнев оказался для него чужим. Сиано увидел, как это подействовало на самого Клиона. И вместо того чтобы злиться, вдруг почувствовал сожаление. Колкая печать вины застыла в карих глазах. Они мерцали на солнце, наливаясь глубоким, насыщенным медным, а отблеск внутреннего пожара становился всё более заметным. Его волосы, как медовый ручей, струились по плечам. На обгоревшей коже проглядывала сероватая бледность, а на щеках и кончике носа блестела редкая светло-жёлтая россыпь, оставленная солнечными лучами. Сиано, разглядывая его светлую внешность, не мог не поразиться контрасту между столь ярким образом и мраком, скрывающимся внутри. Он почти забыл, что под этой красивой оболочкой таится буря. Вспоминая, за что полюбил Клиона, Сиано понял, что именно этот внутренний конфликт его и притянул. За весёлым смехом и уверенной ухмылкой скрывалась глубокая боль, которая не оставляла равнодушным. В сердце Клиона тлела невыразимая горечь и скорбь от непонимания себя и отчуждённости в мире, который отказывался считаться с его существованием. Именно это сочетание света и тьмы, одиночества и стремления стать лучше всегда интриговало Сиано и привлекало к Клиону. Внезапно он осознал, за что и ради чего боролся, почему так упорно и терпеливо оставался рядом с ним всё это время, почему стойко сносил даже самые болезненные выходки. Несмотря на все сложности, Сиано мог простить его, принять, если Клион переходил границы. Он не ждал от Клиона, чтобы тот стал лучше, чтобы мгновенно изменился. Но он верил, что тот, кто постоянно сражается, кто не сдаётся, может преодолеть свои пороки. В нём было нечто непостижимое, что тянуло, заставляло желать понять, что скрывалось за бурей эмоций и бесконечной войной с самим собой. Сиано никогда не мог точно объяснить, почему чувствует такую привязанность. Клион менялся, но кое-что оставалось неизменным. Он вызывал у Сиано смешанные чувства — симпатию, раздражение, сочувствие, панику и нежность. Сиано понимал только одно: у Клиона было много недостатков, но именно они делали его человеком, а не монстром, которого в нём видели. Клион отвернулся и пробормотал себе под нос: — С меня хватит! Видеть тебя не могу больше, лжец. — К твоему неудовольствию ещё увидишь сегодня вечером. Не забыл ли ты, что у Вагош именины? Ты приглашён, смею напомнить, — заметил Сиано более спокойно, наблюдая, как Клион спешно хватает свою сумку и двигается прочь в лес. — Ещё чего! — вспыхнул Клион, обернувшись. — Я не явлюсь туда. Сиано не смог подавить кривую улыбку и крикнул на прощанье: — Мне же легче! Но если наберёшься смелости — найдёшь меня там. И верни книгу!

***

Клион быстро двигался по лагерю, будто с каждым шагом вбивая гвозди в землю. Он почти не замечал, как мимо проходили другие ученики и старшие охотники. Клион был слишком поглощён своими внутренними переживаниями, чтобы обратить внимание на их сосредоточенные лица и хмурые взгляды, бросаемые ему вслед. Сегодня был один из тех дней, когда всё шло не так. Тренировка по стрельбе из лука? Неудача. Задание с группой на проверку ловушек? Сплошной провал. Неудачливым, по его мнению, был не сам лагерь, а сама жизнь и всё вокруг. Клион шёл вдоль тренировочной площадки, где занимались группы учеников, разбитые на пары. Это было обычное зрелище — охотники сражались между собой, отрабатывая навыки с оружием: мечами, кинжалами, дубинами и копьями. В воздухе ощущался запах пота и земли, а звуки ударов о тренировочные щиты и кожу, крики и приказы старших командующих наполняли лагерь жизнью. Клиону хотелось пройти прямо по центральной площади лагеря и разрушить что-нибудь — швырнуть камень в муляжи, срезать одну из натянутых верёвок, наподобие тех, на которых висели тренировочные мишени, переломать кости смеющимся соплеменникам. Он бы всё уничтожил. Он бы разрушил всё, но вместо этого шагал дальше. Его злость, как нож, срезала воздух, и даже тени деревьев в подлеске как бы отступали в стороны, когда он стремительно проходил мимо. Костёр в центре лагеря уже был разведён, готовясь разбивать сгущающуюся темноту. Клион прошёл через все эти тренировочные участки — канаты, что висели, как змеи, и скалодром, где его пальцы чуть не сорвались на последнем переходе, но он не чувствовал удовлетворения от выполненной работы. Вся его энергия сейчас уходила не в мышцы, а в гнев, что кипел в груди, не давая передышки. Наконец, Клион добрался до леса и остановился, чтобы отдышаться. Лицо покрывалось потом от усталости, а злость только усиливалась. Солнце медленно опускалось за горизонт, окрашивая небо багровыми и фиолетовыми оттенками. Клион недавно закончил серию силовых упражнений, и теперь, в тот момент, когда другие уже направлялись на вечерние тренировки, стоял в одиночестве у подножия холма, прислонённый к стволу дерева. Взгляд его был устремлён вперёд, но мысли блуждали. Не было никакого облегчения после изнуряющих упражнений. Его мучило разочарование, которое гнездилось где-то под толщей пульсирующих мышц. Усталое тело горело от усилий, но голове не давал покоя внутренний голос, шипящий, что он опять поступил совершенно негодно. Их ссора с Сиано этим утром абсолютно выбила Клиона из прежнего состояния, пробудив самое скверное, тёмное и разрушительное, что таилось внутри. Да, он прекрасно знал, что Сиано скрывает что-то важное. Сиано с детства клялся и божился, что не видит ничего, связанного с Клионом, и в том была жуткая печаль для них обоих. Однако Клиона терзали надоедливые сомнения на этот счёт. Он больше не был уверен, что всё так, как говорит ему Сиано. Клион надеялся, что удастся разобраться, поговорить с ним, найти правду, но вместо этого оказался в ловушке лжи, из которой не мог выбраться. Когда он понял, что Сиано действительно явилось видение о книге Давнины, осознание пришло как удар, словно кто-то обрушил на шею тяжкую деревянную балку. Если видение было не о нём, то зачем умалчивать об этом? Если оно было про Клиона, то выходит, Сиано способен проникнуть в тайну его никчёмной жизни, но упорно твердит обратное уже много лет. Просто обманывает. Клион давно хотел подловить его на лжи, задумывал, как бы провернуть подобное разоблачение, чтобы Сиано уж точно не сумел выкрутиться. И вот, когда представился шанс, его опасения подтвердились, но искомого облегчения не пришло. Стало намного хуже. Его разум, вместо того чтобы спокойно анализировать ситуацию, переполнился яростью и растерянностью. Так непрекрыто и настойчиво Сиано заливал ему в уши очередную ложь, что жилы скрутило в тупую спираль — беспомощную, больную и угрожающую. Позволь Клион ей раскрутиться, и та бы полыхнула, принеся с собой непредсказуемые и необратимые последствия его несдержанности и обиды. Клион мог разрушить всё, что они с Сиано строили, и этот ужас стоял перед ним, как тень. И всё же он не хотел этого. Он не хотел напугать Сиано. Меньше всего на свете Клиону хотелось причинить ему боль, и до сегодняшнего дня он был уверен, что Сиано и сам знал это. В тот момент, когда Сиано в ужасе отшатнулся от него, Клион преисполнился такой сильной болью, что не смог дать ей названия. Сиано отступал не из-за страха — он отказывался от него, разбитый и истощённый всем, что Клион нёс с собой. Это было подобно удару молнии, который выжег всё на своём пути. После случившегося с Клионом под руку ходила незнакомая боль, не тот привычный огонь, который он ощущал в мускулах или голове после ожесточённой драки, а настоящее опустошение. Эта пустота не имела формы, не имела цвета, она была холодной, как те слова, которые Клион в запале успел произнести. Ярость Клиона была направлена не лично на Сиано, а на всю ситуацию, на невозможность прорваться сквозь стены скрытности, в которых, очевидно, был некий неясный смысл, понятный одному Сиано и оттого утаиваемый. Глядя на друга, у которого было столько секретов, Клион чувствовал себя поверженным. Он был не просто зол — он был подавлен и разочарован в себе, в том, что не сумел удержать эмоции в нужный момент. Он ожидал, что Сиано поймёт его, но теперь не был уверен, что сам понимает, что происходит в их отношениях. Такой добрый и чуткий человек, как Сиано, не мог действовать из злого умысла — Клиону это было очевидно. Он до сих пор не мог до конца осознать, что такая великая сила была доступна простому человеку, но считал, что только Сиано был достоин быть богоподобным. Он был лучше других, лучше всех, кого Клиону довелось встречать. Он бы ни за что не поверил, что Сиано скрывает что-то ему во вред. Невозможно. Чтобы не вынуждало Сиано так странно поступать, Клион верил, что это имело значение. После целого дня тяжёлых тренировок Клион наконец очистил ум, заставив себя сосредоточиться. Он призвал разум к ответу, пытаясь осознать свои чувства. Его удручало, что не удалось достичь контроля раньше, до того, как из его рта посыпались обвинения и злоба. После недолгих размышлений Клион признался себе, что готов стерпеть любую ложь, продолжать притворяться, что ничего не происходит, принимать на веру всё, что угодно — лишь бы Сиано оставался рядом. Он был готов отказаться от попыток разгадать тайну своего происхождения, смиренно закрыть глаза на вопросы. Важнее было одно — не потерять того, кто стал его опорой, кто дарил смысл всему, что казалось когда-то лишённым смысла. Клион страстно хотел раствориться в этом великолепном человеке, стать его важной и нужной частью, неотъемлемой составляющей. Однако он не мог позволить себе быть с Сиано больше, чем другом. Клион много лет подавлял в себе чувства к Сиано, не желая опорочить его доброе имя своим осквернённым присутствием. Даже их дружба, несмотря на всю искренность и взаимный интерес, порицалась среди людей, её не одобряли. Ведь Смотрящий был не просто важной фигурой — его окружение, его друзья, все те, кто к нему тянулся, были под пристальным взглядом всей общины. Молва могла превратить их общение в нечто предосудительное, в слухи, что не ослабевали бы годами. И хотя сам Клион не придавал особого значения мнению окружающих, он не мог не думать о том, как это может повлиять на Сиано, на его репутацию, на его роль среди людей. Дружба с ним уже оставляла недобрый отпечаток на отношении людей к Сиано. Клион понимал, что не ровен час, как подлунный мир заберёт его душу, а Сиано останется, будет жить, и портить ему эту жизнь Клион не собирался. Клион не был уверен, что Сиано готов заплатить такую цену. Он сам не готов был к этому риску. Даже если бы его чувства были взаимными, даже если бы они могли быть вместе, что дальше? В его жизни оставалось всё меньше времени, а Сиано был полон жизни, полон всего того, что Клион сам уже не мог обрести. Клион умирал. Это был несправедливый обман — привязать Сиано к себе, заставить страдать, когда его путь уже был предсказан. Сиано останется, и его боль будет бесконечной. Но всё-таки Клион не мог избавиться от чудовищного чувства, что каждый его день с Сиано — это уже не подарок, а сложное испытание, которое однажды обернётся болью. Клион представлял себе, как Сиано будет страдать от его ухода, как он будет мучиться в одиночестве, как в памяти останется пустота, которую невозможно заполнить. Сиано заслуживал лучшего, чем жизнь в тени его неизбежного конца. Клион понимал, что не мог быть тем человеком, который разрушит всё, что Сиано строил, к чему стремился. И именно поэтому чувства Клиона, столь глубокие и болезненные, были обречены на молчание. Они не могли быть признаны, они не могли быть сказаны. Как он мог так поступить? Как он мог стать причиной страдания того, кого любил, даже если эта любовь оставалась несказанной, спрятанной в глубине души? Клион хотел бы сказать, что все его слова — это злость на самого себя, на своё бессилие, на свои чувства, которые невозможно было подавить. Он ненавидел себя за то, что не мог справиться с этим, за то, что не мог выразить свою привязанность иначе. «Ты не понимаешь», — думал Клион, но, конечно, никогда не произносил это вслух. Он был уверен, что Сиано не нужно знать о его состоянии, что его объяснения просто бессмысленные оправдания. Но Клион жаждал сказать ему: «Я злой не на тебя, а на себя, на эти чувства, которые не могу контролировать, на свою слабость. Я злюсь, потому что люблю тебя, и я не знаю, что с этим делать!». Все эти мысли, горькие и тягостные, не покидали Клиона, отравляя каждый момент близости с Сиано. Он знал, что если бы признался в своих чувствах, если бы позволил себе быть с ним, то всё было бы не так просто. Время шло, и не за горами был момент, когда ему придётся отпустить всё — и Сиано, и свои мечты, и саму жизнь. Сегодня Клион испугался, что Сиано может покинуть его, не желая терпеть выходки взбалмошного друга. Клион не мог этого допустить. Он сам его отталкивал, но теперь понял, что не может отпустить, ведь на самом деле никогда этого не хотел. Это было невыносимо — и в то же время абсолютно необъяснимо. Всё, что оставалось, — это холодный вечерний воздух и та жгучая тревога, что медленно поднималась в нём, как лава. Он стиснул зубы и сделал шаг вперёд, отправляясь туда, где в тени могучих крон притаился сумрак леса, пытаясь хоть как-то подавить острое раздражение. На краю лагеря, где высокие деревья постепенно переходили в густую чащу, были скрыты различные зоны для обучения устройству ловушек. Здесь ученики тренировались создавать препятствия, которые могли бы задержать или обезвредить нечисть. В этих местах стояли различные механизмы, напоминающие капканы и сети, скрытые в растительности. Это не просто теоретические занятия — каждую ловушку они создавали сами, проверяли в деле, используя её для отлова диких зверей или для тестирования реакций на оборотных созданиях. Несколько часов назад тренировка в группе пошла наперекосяк. Клион не мог забыть того момента, когда, наконец, его ловушка сработала — и он узрел, как её натяжные канаты затянулись, как капкан щёлкнул, захватывая нечто неживое, но двигающееся, в своей хватке. Блеклые глаза мертвеца мелькнули в темноте, когда тот оказался в сети, гнилые останки стало неуклонно затягивать в ловушку, что была детищем Клиона, его гордостью. Он до сих пор не мог поверить, что всё это было так нелепо потеряно. Клион прошёл по тропе вглубь леса. Он не спешил, хотя полагал, что все уже прибыли на совет. Его поступь стала медленной, более размеренной, но это не сделало движение мягче. Он тянул за собой грузные шаги по утоптанной земле между деревьями, где начинали проступать фигуры учеников его группы, ещё в тренировочных одеждах, готовящихся к ночным патрулям или занятиям. Он слышал разговоры, но не обращал внимания. Показалось, кто-то окликнул его по имени, но Клион проигнорировал и это. Всё вокруг было как далёкий шум — люди, их слова, их смех и осторожные бормотания — всё это не имело значения. Пока его одногруппники жаловались на неудобные условия, жажду и усталость или обсуждали, как неудачно сложилось задание, Клион молча стоял в стороне, ожидая прибытия старшего охотника. Он разглядывал своих товарищей и не мог понять, как они могли быть столь беспомощными, когда перед ними был шанс доказать, что они — не просто пустышки, а настоящие охотники, что могут работать в команде и чётко выполнять поставленные задачи. Но вместо того, чтобы действовать сообща, они растерялись, пустили всё на самотёк. Так и случилось, что пойманный проклятый оказался мертвее, чем был прежде, ещё до того, как они успели достать его из ловушки. Он должен был привести этого мертвеца живым. Клион и Багбард обещали Иморе, что доставят ему подопытного, как только удастся поймать упыря. Лекарь собирался изучить аномальное разложение плоти и провести ряд экспериментов. Обычно племенное божество охраняло человеческие земли, не позволяя злу проникать на их территории, но порой случались досадные исключения. Сегодня одна покорёженная проклятием душа скиталась вблизи деревни. И это была хорошая возможность для Клиона доказать себе и всем остальным, что его усилия, его знания, его ловкость и мастерство хватит, чтобы поймать и удержать чудовище в живых, чтобы исследовать и использовать его и любое другое существо для защиты от злых сил. Чтобы лучше понять природу кошмара. Он мог бы показать старшим охотникам готовность к сражению, что он именно тот, кто будет делать дело и спасать людей. Что он годен стать частью мира живых и получить благословение их божества. Клион не знал, сколько у него осталось времени, прежде чем скверна доконает его. Но он понимал, что отрицать явное не имеет смысла — она разрасталась внутри, как сорняк. Он не хотел жить осквернённым исчадием, не хотел таким умирать. По вине нерадивых одногруппников Клион лишился улова и хорошей возможности показать свои навыки. Его ловушка сработала отлично, в чём он и так был уверен, ведь соорудил её самостоятельно. Он потратил много времени, натягивая верёвки, настраивая системы, проверяя механизмы, чтобы создать не обычную сеть, а настоящую западню, которая бы не просто поймала, но и надёжно удержала бы существо. Она была разработана именно для поимки упыря. Клион знал, что мертвецы не такие ловкие, что они бы не смогли выбраться из его сети. Пойманный и не выбрался — ему помогли упокоиться нерадивые учащиеся. Все усилия, вся горячая решимость ушли в никуда. И вот Клион снова оказался один, как всегда, один, в своей борьбе с нечистью, с собственной ненавистью к слабости и глупости других. Клион был в ярости. Сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Он не мог позволить себе быть слабым, как остальные, поэтому всеми силами старался не показывать свою досаду. А вот злость от этих дураков скрывать не собирался, зная, что другие ребята его опасаются, особенно когда он в подобном шатком состоянии. — Итак, все здесь? — из леса показался огромный человек. — Сами объяснитесь, или мне следует наподдать вам для начала? Багбард вышел из лесной тени, его гигантская фигура едва помещалась в проходе между деревьями, и казалось, даже сам воздух сжимался от его присутствия. Высокий, громогласный, с массивными плечами и рыжей бородой, из которой пробивались несколько серебристых прядей, он был похож на гору — стойкий и непоколебимый. Грязная шкура медведя на его плечах казалась частью леса, такой же твёрдой и грубой, неотделимой от своего сурового владельца. Клион оглядел свою группу. Все семеро просто уныло стояли рядом, молчали — как и всегда. Клион вцепился в кожаный ремень на поясе и едва слышно выдохнул. Он уже давно научился уживаться рядом с наставником, легко сносил его грубость и издёвки. Багбард, казалось, избегал его общества. Последние годы Клион ежедневно работал с ним в охотничьем цеху, но больше не находился под его опекой и покинул сиротский дом, когда достиг подходящего возраста. С тех пор стены этого места стали ему ненавистны. Их разговоры сводились к минимуму и касались исключительно работы. Трудно было сказать, кто из них двоих оказался более счастлив, избавиться от этого тяжкого бремени. Пусть Клион и не был теперь его воспитанником, но присутствие Багбарда продолжало тяготить, особенно когда приходила пора отчитываться за провалы. Он бы с готовностью объяснился перед любым другим старшим, но именно сегодня на их долю выпало дежурство Багбарда. — Не получилось согласовать действия, — собравшись, уверенно сказал Клион, видя, что все участники совета безмолвствуют. — Группа сплоховала. Кто-то сорвался, кто-то испугался. Мы могли бы поймать его живым. Сеть сработала должным образом, но… Клион не закончил, потому что понимал, что это не оправдание. Он не справился так же, как и остальные, не смог взять на себя управление. У них в группе не он был ответственен за командование, но Вагош будто бы лишилась дара речи в тот миг, когда всё вышло из-под контроля. Вот и сейчас она молча застыла недалеко от Клиона, буравя того испуганным взглядом своих пронзительных серых глаз, словно бы умоляя не закапывать её больше, чем она сама уже сделала. Гнев поднимался внутри, но Клион знал, что если сейчас начнёт оправдываться, это будет выглядеть ещё хуже. Злиться на девчонку не было смысла. Вагош была неплохим охотником, по мнению Клиона, да и не казалась ему глупой. К тому же она не донимала расспросами, не лезла в душу и не отворачивалась при встречах, как многие другие его соплеменники. Вероятно, она, прибывшая несколько лет назад на их земли, чтобы вступить в Гильдию охотников, была настроена к Клиону не так негативно, как те, с кем он рос среди осуждения, непонимания и явного пренебрежения. На занятиях они ладили, и на вылазках вполне мирно сосуществовали. Багбард поднял руку, как если бы его пальцы могли выжать из воздуха все слова, что он хотел сказать. Старший охотник стоял несколько секунд, вглядываясь в Клиона, затем покачал головой. Он понимал, что ситуация — не просто неудача, а последствие чего-то гораздо более значительного. Багбард был тем, кто ценил действия, а не слова, и не терпел провалов. — Вижу, Клион, — начал Багбард, наконец, низким, сердитым голосом. — Я уже поглядел на твои сети. Добротные. Но кто из вас, нетопырей, прибил эту тварь? Было же сказано — живьём. Что не удалось согласовать на этот раз, у кого моча зеленее или что? Багбард сделал шаг вперёд, его громадное тело чуть не заслоняло собой всю группу. Он подошёл ближе к месту, где раньше стояла ловушка. Основные укрепления и верёвки уже убрали, в земле осталась выемка — едва заметная, как напоминание, и засохшие сгустки крови. Собравшись с духом, Вагош, вероятно, напомнила себе, что она — командир, и поведала наставнику о случившемся. Сухо и последовательно она изложила пересказ о происшествии этим днём, а Клион лишь утвердительно кивнул в подтверждение её слов. Всё действительно было так, как она озвучила. Когда сеть сработала и сомкнулась — мертвец был пойман. На первый взгляд всё шло по плану. Сетчатая конструкция сдерживала движения проклятого, не давая ему выбраться, а верёвки, натянутые в нужных местах, скручивали тело, ограничивая подвижность. Когда сети сомкнулись и нечисть была обездвижена, охотники принялись отвязывать верёвки от деревьев, чтобы погрузить ловушку с ним на телегу. Тогда один из них, вероятно, потерял бдительность, споткнулся и упал на упыря. Другой, в панике, выстрелил в существо из лука, не дождавшись инструкций Вагош. — Он едва не прогрыз мне руку! — разразился громкими воплями парень, что так неосторожно свалился на мертвеца. — Ещё чуть-чуть, и он бы вцепился в меня! Пасть-то у него была открыта. Через верёвки — да без труда! — Смотреть надо куда прёшь, безголовый, — устало парировал Клион, закатывая глаза. — Ишь, разбушевался, Сохн. — А что ты сам, даже не попытался помочь, — снова зашёлся криком низкорослый. — Коли цапнул бы, проклятый, то стал бы я нечисти подобен, тебе ли не знать. — Может поумней бы стал, от скверны то, ибо зло уж явно догадливей тебя, — рассмеялся Клион. — Раз так заразиться убоялся, то зачем вообще приблизился к нему? Сидел бы себе поодаль. Одни проблемы от вас, криворуких. Клион заметил, как Вагош едва приподняла уголки губ, пряча взгляд. Эти парни, хоть и не отличались особой смекалкой — что, впрочем, было простительно, — могли в будущем своей безответственностью поставить чью-то жизнь под угрозу. Клион не мог упустить возможность позлорадствовать и поиздеваться над несобранными товарищами. — Твоих рук дело сие устройство, так что на себя и пеняй, — вступился за приятеля ещё один юноша, не побоявшийся разинуть рот перед хмурым Багбардом. Он говорил спокойнее, но с настороженностью, как всегда общаясь с Клионом. — Натяжение верёвок было рассчитано на захват, но не учло изменение веса, когда мы начали его перемещать. — Что ты такое верзёшь, Мавило? — резко перебила его Вагош, её лицо побагровело от злости. — Ловушка, созданная Клионом, была тщательно проверена на живой подвижной цели. Её основная задача была выполнена — обездвижить нелюдь, не причиняя повреждений, дабы позже доставить живым для исследований. Для этого использовались сети и верёвки, натянутые в определённом порядке, с возможностью быстрой активации и фиксации в нужный момент. А ты, Мавило, ослабил не ту верёвку, вот он и смог шевелить башкой. Нечего было зевать на обучении. Перечисляя всё это, Вагош, очевидно, старалась донести мысль до наставника, а не достучаться до презрительно сощурившихся Мавило и его друга Сохна. В её голосе, несмотря на внешнюю сдержанность, была отчётливая угроза. Мавило, осознавая, что в этот раз не сможет выкрутиться, сделал шаг назад, и это усилило ощущение поражения, которое буквально исходило от него. Возмущённо вытянувшись в полный рост, он, ущемлённый нападками, не мог позволить себе промолчать. Однако слово за словом его уверенность таяла, как снег под летним солнцем. — Поди ж ты шутить изволила? — начал он. — Его хитроумное устройство не рассчитано на долгое удержание существа в таковом положении — её цель кратковременное обездвижение, а коль намеревались вы возить сию падаль, то и узлы должно было перетянуть иным образом. В этот момент Багбард, стоящий в стороне, скрестил руки на груди и взглянул на всю сцену как на зрелище, которое давно не удивляет его. В его глазах не было ярости, лишь усталое терпение, как если бы он уже видел всё это десятки раз. Привыкший работать с разными детьми, Багбард с лёгкостью мог распознать, кто говорит по сути, а кто выгораживает себя. Клион заинтересованно посмотрел на охотника, по его спокойной реакции считывая явный посыл — Багбард не вмешается в перепалку, пока не услышит всё, что нужно. Его невозмутимость была знаком того, что он не собирается торопиться с выводами. — Сам-то видать ничего не умеешь, зато болтать ты гаразд! — не унималась Вагош, нервно поглаживая тонкую русую косу на своём плече. — Так давай же, поведай нам, как надлежит работать, а то мы призабыли, кто здесь главный. Клион довольно ухмыльнулся. Иногда Вагош напоминала ему шуструю, маленькую змею, слишком юркую, чтобы успеть среагировать и отразить нападение, весьма ядовитую, чтобы суметь причинить болезненный укус. Не Вагош выбрала этих бездельников в команду — при ротации ей в подчинение дали новичков, таких же, как она когда-то, прибывших на обучение с соседних деревень коалиции. Так уж сложилось, что в их группе только она и Клион были хорошо знакомы и умели эффективно взаимодействовать. Новоприбывшие не особенно уважали юную и хрупкую Вагош, а Клиона и вовсе обходили стороной. Ни о каком взаимопонимании между ними и речи быть не могло. На общих занятиях их группа ничем не выделялась, усердно трудясь, как и все, но на индивидуальных заданиях им никак не удавалось достичь понимания. Клион не находил в этом ничего удивительного. Среди охотников был настоящий сброд: сосланные преступники, презренные воры и убийцы, осиротевшие или неугодные дети, а также те, кому некуда было податься в этом жестоком мире, где выжить в одиночку невозможно. Земли Смуты — разрозненные и опасные. Некоторые поселения образуют коалиции и поддерживают друг друга, но большинство — отчуждённые и враждебные. Объединяло их всех одно — желание выжить. Поэтому все изгои и отверженные стекались в Гильдию. Лишь единицы решались испытать судьбу и отправлялись искать путь в безопасные земли Предела, исчезая без следа. Клион, как и многие, был уверен, что добраться до Восточной Империи Предела не под силу никому. Он сомневался, что это чужеземное королевство вообще существует, за пределами страниц древних летописей. Детские россказни, не более того. А все здесь стоящие были реальными и одинаково обездоленными. Гильдия охотников была последней обителью для отребья. Она принимала всех — независимо от их прошлого, но не прощала преступлений, а позволяла исправить их. Здесь насаждали дисциплину и труд, надеясь, что даже самые падшие могли послужить на благо человечества. Если не ради мира, то хотя бы ради собственной жизни. Тех, кто совершал злодеяния, находясь в услужении, ждала казнь. Здесь был заключён их последний шанс: либо они менялись, либо, в конце концов, получали отсроченное наказание, которое неизбежно настигало каждого провинившегося. И всё же, несмотря ни на что, такие, как Сохн и Мавило, не особенно стремились искупить содеянное. Клион окинул Мавило надменным взглядом — жалкий воришка, изгнанный из собственного племени. Он не представлял угрозы для Клиона, но и никакой пользы от него не было. Клион подбирал момент, чтобы вмешаться, и, воспользовавшись секундной паузой в их обмене любезностями, громко заявил: — Всё было идеально подготовлено для выполнения задания. В отличие от вас, разгильдяев. — Не тебе нам указывать! — ощетинился Мавило, зло уставившись на Клиона. — Да. С чего ж ты возомнил, что самый умный тут? — вторил своему дружку разом осмелевший Сохн. Остальные парни усердно закивали в знак одобрения их слов, кто-то даже гоготнул, видимо порадовавшись, что у Мавило и Сохна достало духу высказать всеобщее мнение вслух. Клион безразлично пожал плечами: — Потому что вы сегодня в который раз это доказали. — Знаешь, — деловито процедил порядком взбешённый Мавило. — Молва про тебя дурная ходит, что окаянный ты. Хотел, чтобы твои собратья и меня в свой мир прибрали? Аль скучно тебе самому помирать от скверны? — Тсь! Умолкни, вор, иначе я тебе посодействую, — Клион предупреждающе подался вперёд, грозно сцепив кулаки. — Смелость твою напускную кровь поганая гоняет, оттого ты даже выглядишь как та дохлятина. Пусть ты и один из них, но я тебя не боюсь, — выплюнул Мавило, под аккомпанемент поддерживающих возгласов других участников группы. Клион не смог подавить кривую ухмылку: — Это ты зря. Взгляд Багбарда скользнул по группе — такой же острый, как лезвие топора, и не было в нём ни капли жалости. Это был взгляд человека, для которого всё либо работает хорошо, либо никак. Это было одно из немногих убеждений, с которыми Клион полностью соглашался. Он прекрасно понимал, что, несмотря на всю язвительность, в момент настоящей угрозы они все зависели от той самой дисциплины, которой не было у большинства здесь собравшихся. Им жизненно важно было работать хорошо или не браться за дело вовсе. — Тебе надобно научиться работать с командой, Мавило, — словно прочитав его мысли, заявила Вагош. — Не можешь ты творить, что заблагорассудится. Сегодня, не дождавшись приказа, умертвил проклятого, хотя знал, что это не было нашей целью. Ты — часть группы. И твоя задача — не просто показать свою силу, а помогать остальным справиться с трудностями. Она произносила это без упрёка, но что-то цепкое в взгляде её узких глаз заставило Клиона почувствовать, как по спине пробежал холодок. Почему-то ему на миг почудилось, что это касалось не только Мавило, но и его самого, в какой-то степени. Это чувство было странным и неуютным, как будто её слова задели за живое, будучи большим, чем просто наставление. — Я не стану извиняться за то, что прикочил оборотную тварь! — запротестовал тот. — Тебе придётся подчиняться, если желаешь остаться на службе, — бесстрастно произнесла Вагош. — Или можешь воротиться обратно в темницу, коль предпочитаешь это. — Только не под твоим дрянным началом! С такой дурёхой нам не выстоять в настоящей схватке, зуб даю, — глумливо бросил Мавило, с явным презрением оглядывая Вагош. — Да, это можно устроить, — брезгливо рявкнул Клион, уставший слушать противного выскочку. Всё случилось в мгновение ока. Он не сделал ни одного лишнего движения, не выждал подходящего момента — просто резко рванулся вперёд. Стремительно, без предупреждения, Клион выкатил руку, и кулак врезался в челюсть парня. Удар был таким сильным, что длинноволосая голова резко дёрнулась в сторону и зуб вылетел с характерным хрустом. Мавило, ошарашенно хватаясь за лицом, едва удержался на ногах. На его губах заблестела кровь, и он громко закричал, хватаясь за челюсть, но ни давление, ни усилия не могли остановить поток крови, заполнившей рот. — Ах ты! Мерзавец, — невнятно загомонил Мавило, крики срывались от боли и ярости. — Да я тебя сейчас… Проклятое отродье! — Клион! Хватит. Что ты вытворяешь, негодный? — встав между ними строго и безапелляционно заговорил Багбард. Его голос был глубоким и властным, поглощая весь шум вокруг. Остальные, уже было кинувшиеся на Клиона, резко замерли, стушевавшись под властью старшего охотника, отступив назад, как послушные звери. В этот момент воздух стал гуще, и каждый понял — Багбард не потерпит лишних движений. Его присутствие, сама его фигура, стоявшая между ними, была как барьер, через который никто не осмеливался пройти. Багбард посмотрел на Клиона так, что тот сразу осёкся, утратив всякую решительность, и сделал шаг в сторону, став рядом с ошарашенной Вагош и испуганным Сохном. Багбард не терпел ни беспорядка, ни неуправляемости — и сейчас его взгляд говорил яснее всяких слов: это неприглядное представление должно было закончиться немедленно. — Вы все — сдайте оружие, а затем приберитесь здесь. Ещё не хватало, чтобы на запах сбежались волки, — холодно приказал Багбард, оглядев затихшую группу. Он указал на место, где раньше стояла ловушка, а теперь остались кровавые разводы и закреплённые механизмы, и жестом заставил их подойти ближе. — Тело уже в яме. Закопайте до ночи и проведите обряд. А ты, тощий, отправляешься в конюшню, — обратился он к Клиону, оставшемуся стоять в стороне. — Чтобы к утру лошади были готовы. На заре мы выдвигаемся к озеру на зачистку от паразитов. — Но я же… — вырвалось из Клиона ничем не прикрытое удивление. — Ни звуку, чтоб от тебя не слышал до рассвета. Пошёл вон, — оборвал его Багбард, не глядя. Клион хотел бы ответить привычную колкость, но вместо этого просто расстегнул ремни снаряжения и показательно снял ножи, не произнеся ни слова. Он знал, что любые его реплики только усилят раздражение старшего и не хотел пререкаться. И хоть его гордость протестовала, Клион не осмелился продолжить — Багбард и без того был способен испортить ему жизнь. — Ты, — Багбард недовольно повернулся к Мавило. — Утри сопли, болван, это всего лишь зуб, а могла бы быть твоя уродливая голова, будь у него меч. Нашёл с кем спорить, в самом деле! Всякую нечисть ты не страшишься, выходит, а с собой совладать не можешь? — Ну как всегда, — Клион раздосадовано сложил руки на груди и слепо уставился перед собой, пнув землю носком сапога. Ему часто доводилось слышать неприятные прозвища, и «нечисть» была далеко не самой паршивой из тех, что Багбард когда-то придумал для него. Но сейчас его беспокоила совсем другая мысль — вечернее веселье в честь Вагош. Он уже представлял, как будет сидеть в конюшне всю долгую ночь, возиться с лошадьми, вместо того чтобы отпраздновать её именины. Он любил эту работу и не считал наказанием, как многие другие, но сегодня ему очень хотелось попасть на торжество. Это казалось особенно обидным — не из-за ущемлённого самолюбия, а потому что каждый из них ждал подобного вечера как избавления от череды мрачных дней, когда можно хоть ненадолго расслабиться, забыть о задачах, злых силах, поджидающих за каждым углом, смертях и страданиях в их скорбном мире. Не так часто кто-то осмеливался пригласить безбожное исчадие. Ему почти никто не был рад, и Клион был приятно изумлён, узнав, что Вагош желает его присутствия у себя на юбилее. Но вот ему снова пришлось остаться на обочине. «Я не явлюсь туда». Клион встрепенулся, грустно припомнив, как утром сам предсказал это, говоря с Сиано. Ему сделалось дурно. Клион горько сожалел об их ссоре и полагал, что этот беззаботный вечер мог бы помочь ему извиниться перед Сиано за своё поведение. Но даже этого ему не удастся. День был потерян. Он почти уверился, что неудачи не оставят его в покое даже с наступлением ночи. — Пошевеливайтесь! В оружейне вас ждать не станут, — громкий голос Багбард прервал мучительный поток мыслей. Вагош посмотрела на хмурого Клиона, немного наклонив голову, её губы сжались в тонкую линию. Она что-то тихо сказала, но слова потерялись в грохоте шагов Багбарда, который уже направлялся к следующей группе молодых охотников. Клион подхватил оружие, повернулся и быстро направился обратно к лагерю, желая поскорее уединиться. Общество людей его порядком утомило. Ступая в тени высоких деревьев, он думал о том, что не свидется с Сиано до завтрашней ночи, пока не воротится с охоты. Острое желание объясниться терзало душу ярмом вины, от которого невозможно избавиться. Шаги отдавались глухо в лесной подстилке, а мысли продолжали кружиться и вяло оседать на деревьях. — Эй, Клион, постой же! Клион невольно замедлил шаг, нахмурив брови. — Что? — Это того не стоило… и всё же было весьма забавно, — поравнявшись с ним, сказала Вагош с лёгкой улыбкой, которая, несмотря на её обычно угрюмый вид, казалась искренней. Клион не мог не заметить, как смягчилось девичье лицо. Она выглядела немного другой, менее строгой, более жизнерадостной, чем обычно. Он почувствовал, как что-то удушливое внутри ослабевает. — Ещё как стоило. Может, теперь не будет словами разбрасываться — зубов не хватит держать ответ, — Клион откинул голову назад, почувствовав облегчение от её поддержки. — Прости, что не попаду к тебе на праздник вечером, — не в силах что-то изменить, он просто непринуждённо признал неизбежное. Вся эта сцена лишила его шанса разделить с ней момент веселья. Вагош покачала головой, устало опустив плечи. — Я приберегу для тебя еды. Завтра много работы на озере. Вряд ли успеешь сходить домой, мы выдвигаемся чуть свет, — она привычно перешла к делу, словно ничего не случилось, сдержанно и практично, не оставив места для сожалений или лишних слов. — Ступай в оружейную, я задержусь тут. — Признателен, Вагош. Свидимся утром. — Мирной ночи, Клион.

***

Клион сдал оружие, забрал вещи из своей палатки в лагере и не успел оглянуться, как ночь упала ему на плечи. Он пришёл в конюшню, когда темнота уже полностью окутала землю, а звезды начали баюкать небо. Едва Клион приблизился, услышал приятный топот копыт, глухое ржание и отголоски, доносящиеся от лошадей, которые паслись в тени, почти незаметные в ночи. У них было совсем немного лошадей, и казалось, что даже животным было ясно, насколько опасен мир, который их окружал. Они отказывались размножаться в достаточном количестве, инстинктивно чувствуя, что в таких условиях потомству не выжить. В их поселении лошади очень ценились: за ними ухаживали, хорошо кормили, лечили. Работы всегда было достаточно. Эти лошади никогда не использовались фермерами. Для вспахивания и обработки земли они предпочитали мулов, которые были более выносливыми и лучше приспособлены к такой работе. Лошади же оставались исключительным достоянием охотничьего цеха. Каждый охотник знал, что лошади — не просто рабочий инструмент, а важнейший ресурс, без которого охота и передвижение по диким территориям были бы невозможны. Их конюх, старый горбун Моэ, погиб несколько недель назад. До сих пор не была выбрана замена, так что все младшие охотники поочерёдно дежурили на пастбищах и в конюшне. Назначенный на ночь мог взять себе кого-то в помощники из тех, кто не был обременён другим заданием в ту ночь. Клион предпочитал работать один, да и никто всё равно не согласился бы разделить с ним эту трудную и нудную работу. За всеми делами здесь стояла бесконечная рутина: чистка, кормление, тяжёлые вёдра с водой, проверка снаряжения, а поздно ночью этим занимались неохотно. Особенно в его мрачной компании. Клиону эта работа была знакома и даже нравилась, потому что это было единственное место, где он мог остаться в одиночестве, которое все остальные предпочли бы избежать. Он часто думал, что стал бы конюхом, если бы у него была возможность покинуть своё жуткое ремесло. Но только на охоте он мог снискать божественное благословение и обрести защиту от скверны. Клион ждал того дня, когда Древоточец примет его в свой чертог. Тогда Клион соберёт свои скудные пожитки и поселится в этой конюшне насовсем. Он быстро взялся за дело. Трава была жёсткой и колючей, а земля под ногами начинала подмерзать, что делало шаги немного более шумными, чем обычно. Лошади заметили Клиона, и несколько из них начали потихоньку двигаться к нему. Он взял поводья с деревянной стойки — длинные, прочные — и быстро подошёл к ближайшей лошади, что бродила на тропе, аккуратно пристегнул их к кобыле. Она подняла голову и фыркнула, но не двинулась с места. Клион взял её за поводья и загнал в стойло, затворив дверь. Он проверил, чтобы засов был закреплён, затем взялся за следующую лошадь. Процесс был однообразным: ведение лошадей в тёмные стойла, где они сразу становились тише, привыкшие к своему дому. Иногда он подталкивал животное или тихо шипел, чтобы они шли быстрее, но знал, что нужно действовать сдержанно — резкие движения могли напугать их. Клион уважал этих миролюбивых созданий больше, чем людей, а потому не хотел расстраивать их. Лошади недовольно фыркали, но было ясно, что они привыкли к этому распорядку. После того как последние из них вошли в стойло, Клион проверил засовы и закрыл двери. Внутри было холодно и сыро — запах свежего сена, влажных стен и лошадиного пота моментально успокоил расшатавшееся сознание. Конюшня была обита деревянными досками и утеплена шкурами крупных животных, пол был покрыт слоем грязи, перемешанной с подстилкой. Он зажёг несколько свечных ламп и развесил их вдоль стен. В углу еле тлели смолистые поленья в печи, отбрасывая слабое жёлтое мерцание на стены. Клион приоткрыл печную крышку, позволяя теплу слабо разползтись вокруг. Он ужасно замёрз, пока добирался от лагеря к этому месту. Подкинув дров, он хотел согреть себя и животных. Клион наполнил кормушки остатками сена — на ночь этого было достаточно. Тот, кто придёт ему на смену утром, позаботится о свежем корме. Затем он принёс вёдра воды из колодца неподалёку и наполнил корыта. Лошади пили, а тишину прерывал лишь звук воды, стекающей в деревянные корыта. Клион достал большой скребок и щётки, которыми обычно вычищал грязь с шерсти. Рядом лежало несколько разных инструментов для чистки, каждый с кожаной ручкой, изношенной временем. Одна щётка была предназначена для гривы и хвоста, другая — для коротких волосков, третья — для обработки загрубелых участков на теле. Лошади стояли, вздыхая, а он скользил скребком вдоль боков, снимая застывший пот и грязь. Клион медленно и устало двигался от одной лошади к другой, постепенно очищая их от пыли, уделяя внимание гривам, хвостам и участкам на плечах и спине, где скапливался пот. Каждая лошадь требовала особого внимания: одна нетерпеливо постукивала копытом, другая стояла спокойно, позволяя чистить себя. С каждым движением грязь слазила плотными пластами, и Клион работал, не делая пауз. Лошади часто дёргались, но он знал, как успокоить их лёгким прикосновением и словом. Теперь настал черёд сбруи. Она была засаленной и смазанной пылью, её нужно было хорошо очистить, чтобы не привело к износу. Он аккуратно снял ремни и сложил их в угол, чтобы, не задев, приступить к чистке. Он вытирал каждый элемент сбруи тряпицей, убирал грязь с кожаных ремней, потом проверил швы и застёжки. Иногда, когда работа не двигалась, Клион останавливался, чтобы отдохнуть, вытирая испарину со лба, а затем продолжал. Он смертельно устал и валился с ног, и только разговоры с животными помогали не уснуть. Время тянулось медленно. Он вычищал каждый кусок снаряжения, не пропуская ни одной детали, потому что знал, что если хоть что-то не будет готово к утру, это приведёт к лишним проблемам. После того как ремни были приведены в порядок, Клион закончил с основной работой в конюшне: лошади накормлены, напоены, снаряжение чисто. Ему осталась уборка помещения, но силы стремительно покидали. Он присел на деревянную скамью, почувствовав, как от непрерывной работы кружится голова, и взглянул на своих подопечных, которые спокойно стояли в стойлах, изредка фыркая в полумраке. Клион достал из сумки книгу Давнины и задумчиво покрутил в руках. Старинный язык был ему не ведом, но собственное имя в ней было как яркое пятно, выделяющееся на общем фоне, и выглядело абсолютно необъяснимо. Он тяжело вздохнул, думая, что так и не успел вернуть её в храм до ночи, как и обещал Сиано. Она была ему без надобности — всё равно не прочитать, что в ней. Но почему-то Клиону очень не хотелось расставаться с этой загадочной вещью. Клион долго думал и не заметил, как провалился в сон, но проснулся внезапно от странного шума снаружи. Он огляделся, в ужасе думая, что, вероятно, проспал, но на дворе всё ещё была глубокая ночь, и до рассвета было далеко. Он взял лампу в одну руку, а второй достал из сумки свой клинок. Клион с трудом поднялся со скамьи и пошёл к дверям конюшни, чтобы проверить, что происходит снаружи. Он распахнул двери и выглянул, напряжённо вглядываясь в темноту. Впереди мирно дремал лес, сбоку простиралось пастбище, окутанное туманом. Он стоял, вдыхая холодный воздух, потянувшись, чтобы расслабить спину. Клион всегда спал тревожно и был уверен, что ему не послышалось. Звук доносился снаружи и был довольно громким. Ему показалось, что это был звон разбитого стекла где-то неподалёку. Но теперь всё замерло в безмолвии. Клион прислушивался к ночной тишине, и вдруг в темноте перед ним показалась фигура. Он едва успел среагировать, как из леса, неожиданно и бесшумно, вышел человек — это был Сиано. Клион застыл, не веря своим глазам. Сиано? Здесь? Он совсем не ожидал его на территории лагеря охотников, и тем более ночью. — Сиано? — удивлённо произнёс Клион, не в силах скрыть недоумение, и опустил клинок. — Ты не должен быть здесь. Сиано выглядел усталым и напряжённым, его взгляд был острым, как у зверя, и в его движениях было что-то тревожное. — Разбил свой светильник, — быстро подбежав к Клиону, ответил запыхавшийся Сиано, показывая потухшую свечу в руках. — Мне померещилось, что я кого-то увидел в лесу и выронил его. — Кого увидел? — насторожился Клион, делая шаг к Сиано и внимательно осматривая его в свете своей лампы, чтобы убедиться, что тот в порядке. Сиано отличался своим уникальным восприятием окружающего, способностью видеть и чувствовать то, что ускользало от большинства людей. Его интуиция позволяла уловить тончайшие изменения, незримые движения в природе, невидимые нити, связывающие все явления в этом мире. Он всегда был насторожен, всегда читал между строк, всегда замечал детали, на которые другие не обращали внимания. Однако сейчас что-то было не так: в его голосе сквозил страх, а не просто подозрение, подкинутое разыгравшимся воображением. Что-то пугающее и неясное витало в воздухе. Мрак леса всегда скрывал больше, чем хотелось бы узнать. Сиано не ответил сразу. Он стоял, вперив взгляд в тёмные горизонты, словно ожидая, что из леса выйдет не один только леденящий ветер. Глаза были сосредоточены, а тело натянуто, как струна. Сиано оторвался от своих мыслей и коротко кивнул, будто оценив ситуацию. — Не могу сказать. Возможно, я просто сошёл с ума. — Это уж точно. Известно тебе, что бродить в лесах под покровом ночи — безумие, — покачав головой, сказал Клион, делая приглашающий жест к двери. — Входи, скорее. Внутри тепло. И безопасно. Сиано снова бегло посмотрел на лес, как будто боялся, что что-то следит за ним, и поспешно вошёл в конюшню. — Древоточец защитит меня, — ответил Сиано, наконец-то сняв с плеча громоздкую сумку и усаживаясь на бочку рядом с прогретой печью. Клион слегка усмехнулся. Он окинул придирчивым взглядом окрестности, затем медленно закрыл за собой дверь на засов. Эти земли были давно обжиты, но угроза из густых непроходимых лесов никогда не исчезала полностью. Клион не доверял ночи, хотя зло в их края забредало нечасто. Упырь, что явился этим днём, был редким и зловещим исключением, но чтобы теперь кто-то ещё пробрался в эту тьму — это казалось маловероятным. Их земли были защищены от таких явлений, и он сам знал каждую дорожку, каждый укромный уголок. В лесах и по периметру поселения еженощно несли караул охотники. Чем бы ни был напуган Сиано, в лесу вряд ли скрывалось что-то не из их мира. Скорее всего, это был просто ночной зверь, что бродит по тёмным тропам, а не какая-то потусторонняя нечисть. В любом случае, Клион уже не раз сталкивался как с чудищами, так и с медведями и кугуарами. Шкуры некоторых из них висели прямо перед ним, утепляя стены конюшни. Он осторожно повесил лампу рядом с Сиано, её тусклый свет выхватил из темноты смутные очертания конюшни, освещая полутёмные углы, старые деревянные балки, стойла, где тихо дремали животные. Клион повернулся и внимательно взглянул на своего неожиданного гостя. — Разумеется. Ваше божество завсегда начеку, — насмешливо ответил Клион, в его голосе прозвучала горькая ирония. — А ежели и нет, то ты точно защитишь меня, — Сиано поднял голову, встречаясь с его глазами. Эти слова звучали так искренне, что сердце Клиона забилось быстрее. В синих глубинах не было ни укоризны, ни осуждения, лишь мягкость, едва заметная, но такая тёплая, что от неё было трудно отвернуться. Эта тихая, кроткая энергия проникала внутрь, заставляя на мгновение почувствовать себя уязвимым. Клион, потерев лицо рукой, вздохнул. В какой-то момент ему стало легче от того, что Сиано был рядом, но одновременно он заходился непередаваемым смущением от обострившегося чувства вины. Клион подвинул скамью к бочке, на которой сидел Сиано, положил на неё свой клинок и задумчиво посмотрел на друга, грудь наполнилась теплом от его присутствия. Ссора, случившаяся утром, не давала ему покоя. Каждое слово, сказанное в гневе, каждое необдуманное замечание — казались ему непоправимой ошибкой. Целый день он обдумывал, что скажет и как принесёт извинения, но когда Сиано появился перед ним — в миг расстерялся. Клион всегда старался быть честным, но не знал, как найти нужные слова. Что бы он не сказал, всё казалось пустым и неуместным перед этим неизречённым чувством, что вдруг наполнило пространство. — Зачем ты здесь, Сиано, так далеко от деревни? Ради чего? — спросил Клион, пытаясь пробудить в себе хоть какое-то спокойствие. Сиано немного помедлил, стал твёрдым и сосредоточенным. — Ты так и не явился на праздник. Я только оттуда. Вагош сказала, где ты и что произошло у вас сегодня. Мне жаль, что так вышло. — Пришёл подбодрить, выходит? — тихо пробормотал Клион, окончательно растерявшись от его доброты и участливой заботы. Сердце Клиона сжалось, а дыхание стало глубже, будто он наконец вздохнул, освободившись от долгого мучения. — Пожалуй, — неоднозначно повёл плечами Сиано. — Весь день сам не свой, думается, ты тоже. Это от Вагош. Сиано достал из пузатой сумки свёртки и выложил их на скамью перед собой. Клион развернул несколько из них и обнаружил еду: овсяные лепёшки с сыром, коржи, пропитанные мёдом и ягодами, свежую буханку чёрного ржаного хлеба с толстой, хрустящей корочкой, вяленое мясо. Весь день он был зверски голоден, но теперь аппетита не было, пустой желудок протестовал, но разум был занят совсем иным. Мысли метались, отказываясь подчиняться телесным потребностям. — Вот ещё, — Сиано достал пару небольших бутылей и поставил их рядом с разложенными угощениями. — Ячменное пиво. — Я рад, что ты здесь, со мной, — честно сказал Клион, не отрываясь, наблюдая за ним. — И буду с тобой завтра, — Сиано откупорил одну из бутылок и протянул её Клиону. — Днём ваши старшие явились ко мне и попросили содействия в охоте на озере. — А я всё гадал, когда же они позовут тебя, — понимающе кивнул Клион, делая жадный глоток хмеля. — Без твоей помощи нам не отыскать их логово. — Как погляжу, ты так и не воротил книгу, — отрешённо заметил Сиано, смотря на лежащую на краю скамьи книгу Давнины. — Я… не успел, — смущённо заговорил Клион, снова отхлебнув пива. — Хотел пойти в храм после собрания, пока ещё светло, но Мавило… Я не собирался его бить, знаешь, но он меня вынудил. Я был слишком зол, чтобы остановиться. Мерзкий вор чрезмерно многое себе позволяет. Сиано ничего не ответил, опустил голову и принялся расшнуровывать свой плащ. Клион вглядывался в его лицо, продолжая пить. Он не мог отвести взгляд. Божества и провидение наделили Сиано поистине блестящим кладом мягких и тонких очарований лица. Клион точно знал, что хотел озвучить, но смелость покинула его, когда синева глаз заполнила пустоту внутри. Сегодня днём он окончательно уверился и перестал обманывать себя. Сиано нужен ему, и только мысль о том, что Сиано вскоре решит покинуть такого нерадивого, злобного человека, принесла ясность и уверенность в собственных переживаниях. Он обязан был удержать Сиано подле себя. Что-то подсказывало, что Сиано явился сюда ведомый привычной добротой или из жалости, а не из чистого желания вновь увидеть такого паршивого друга. Клион безумно хотел признаться ему, но не мог решить, стоит ли разрушать то хрупкое, что у них было. Дружба с Сиано была столь жизненно важной, что эта мысль — признаться в чувствах — казалась Клиону чем-то невообразимым. Сиано был единственным, кто мог перевернуть его мир, вырвав из привычной тьмы. «Что если я потеряю его?», — этот вопрос крутился в голове, как молчаливый обвинитель. Он не мог не думать о том, что его чувства к Сиано могли разрушить всё, что они строили годами. Сиано был человеком, которому он доверял, с которым переживал всё — от мелких ссор до серьёзных испытаний. И что, если этот шаг окажется неправильным, и Сиано не поймёт? Что, если обычного извинения будет достаточно, и нет смысла говорить о большем? Клион сделал ещё несколько горячительных глотков, ощущая, как мир начинает расплываться. Смелость он так и не обрёл, но тянуть дальше было нельзя. Он снова взглянул на Сиано, который, казалось, был поглощён своими мыслями, не замечая того, как напряжённо Клион себя ведёт. Клион боялся, что сейчас просто разрушит то, что уже есть между ними, ради чего-то неопределённого, чего он ещё не мог точно осознать. Сомнения терзали и изводили. Клион вздохнул, подперев голову рукой. — Я… — неуверенно начал он, но слова застряли в горле, как острая кость. Клион не знал, как продолжить, как сказать то, что мучило его последние несколько лет и обрело свой сладкий облик совсем недавно. Клион мог бы отвлечься, поговорить о чём-то ещё, но, казалось, всё в этот момент сжалось вокруг них. Время замедлилось. Клион сглотнул, пытаясь найти слова, но это казалось чем-то невозможным. Он поднялся на ноги и сделал шаг назад, будто хотел убежать от своего внутреннего огня, что не осмеливался найти выход. Сиано был так близко, и Клион не мог больше игнорировать то, что чувствовал, то, что разрывало его. Внутренний барьер рушился, но Клион не знал, как его пересечь. Ему оставалась либо ярость, либо нежность — искать себя где-то между ними он просто не мог. Не умел. Сиано не сказал ни слова, но взгляд его был полон чего-то такого, что Клион не мог понять, но чувствовал всей кожей. — Что ты хочешь, Клион? — после долгого молчания наконец произнёс Сиано, так мягко, что его голос проник в самую душу. — Я хотел извиниться перед тобой, Сиано, — Клион сделал паузу, голос застрял и оборвался, как будто слова не могли вырваться наружу. — Я… сказал много того, чего не думаю. Прости меня. — Ты не должен извиняться, — ответил Сиано тихо, и прозвучал с такой ласковой уверенностью, что это могло бы успокоить даже самое тревожное сердце. — Я пришёл сюда не для того, чтобы напоминать тебе об этом. Я был готов простить тебя ещё до того, как ты заговорил. Сиано, не отрывая взгляда, вдруг встал, будто почувствовал его переживания и сомнения, и подошёл ближе, не торопясь, как будто боялся вспугнуть. Шаг, ещё один — и вот они стояли друг перед другом, и между ними была невидимая преграда, которую никто не решался разрушить. Клион почувствовал, как его грудь сжимает всё сильнее. Сиано остановился всего в нескольких шагах от него. Он был выше, и в этот момент казался почти недосягаемым, как гора — величественная и непокорённая, но в то же время такая близкая, манящая. И всё же, несмотря на это отстранённое величие, Клиона тянуло к нему непреодолимым желанием. В его присутствии привычные сдержанность и осторожность рассыпались, оставляя лишь одно непреложное влечение. В воздухе повисло молчание. Оно было особенным — насыщенным и густым, как утренний туман. Клион не мог ответить сразу. В захмелевшей голове возникали тысячи вопросов, но ни один из них не был правильным. Однако затем он взглянул в глаза Сиано, и что-то в его взгляде, в том, как Сиано был так близко, не сбегая и не уклоняясь, заставило его понять: он не мог больше жить в тени своих невыраженных чувств. Сиано был умён. Он точно видел, что происходит. И всё же казалось, что он ждал, чтобы Клион сам сделал этот шаг. — Я не могу… — слова сорвались, пришли из самого сердца, таким лёгким и тревожным шёпотом, что Клион сам едва смог их разобрать. — Я не могу больше скрывать это. Я не хочу думать о том, что будет. Если я всё разрушу — так тому и суждено. Я чувствую, что… что мне нужно тебе это сказать. Сиано стоял напротив, не двигаясь. В его глазах не было осуждения, но было что-то гораздо важнее. Они не просто смотрели друг на друга — они пытались понять, что дальше. Как далеко они могут зайти, как далеко Клион может довериться, как далеко они могут позволить себе быть уязвимыми. Сиано первым разбил эту нить и опустил глаза в пол. — Ты знаешь, что… важен для меня, Сиано, — сказал Клион, уже не пряча свою слабость и не скрывая крупную дрожь. — Очень важен. Я не знаю, какова будет твоя реакция и не жду понимания, но не могу молчать. Я хочу быть с тобой. И если ты не чувствуешь того же, я пойму. Я имею в виду быть… как… Сиано стоял, не поднимая взгляда, но Клион знал, что тот внимательно слушает его сбивчивые бредни, как всегда, слишком уважительно, дыша ровно и спокойно. Если бы Клион не знал Сиано, он мог бы поклясться, что тому всё равно на услышанное, что нет дела до всего мира, настолько он был погружён в себя и отстранён от происходящего. Но Клион знал — Сиано всегда такой — тихий, осторожный, спокойный, почтительный. Он был лучшим, что есть в Клионе. Он всегда был в нём, куда бы тот ни шёл и что бы ни делал — образ Сиано неизменно был с ним. Сиано молчал, но не отстранялся. Он взял его за руку и слегка подтянул к себе. И хотя Клион боялся быть отвергнутым, боялся, что эта дружба уйдёт безвозвратно, в этот момент, когда Сиано был рядом, дотрагивался до него, всё казалось правильным. Сиано медленно протянул руку, и её тёплый отпечаток на коже Клиона заставил его замереть. Шершавые пальцы обожгли щёку таким желанным прикосновением. Клион застыл, пугающая пустота недосказанности разрывала его изнутри. Он ждал ответа, как приговор. — Не утруждайся, — Сиано склонил голову, глаза его потемнели, но не от гнева, а скорее от размышлений. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. — Я полагал, что, увидев тебя, всё будет, как прежде, и я смогу отбрехаться, как всегда. Как и многие годы до этого. Даже тебя во лжи обвинял… Сам-то каков, да? Но теперь… — Клион умолк ненадолго, переводя дыхание, прервав нервный поток признаний. Сказанное плавно затонуло в воздухе и упокоилось между ними. Клион подался немного вперёд, прямо к его лицу, словно осознавая, что уже нечего притворяться и держать дистанцию. — Теперь я понимаю, что поступаю верно. Ты имеешь право разгневаться, я это заслуживаю, ведь столько крови из тебя испил, истрепал тебя, оттого что сам мучился. — Клион. Я понимаю, о чём ты говоришь. Я не дурак и не слепой, — произнёс Сиано, усмехнувшись, и, хоть тон был спокойным, в нём проскользнула колкая насмешка. Он замедлил речь, выразительно вскинув подбородок, как бы напоминая о тех беззастенчиво брошенных словах утром. Затем так же ровно добавил: — И нет, я не злюсь. Клион стушевался, его слова покоробили, напомнив о собственной несдержанности. Он и сейчас едва мог владеть собой. Что-то глубоко внутри начинало разламываться, уступая место неловкости и смущению. — Скажи мне, что ты думаешь? Это всё слишком, так ведь? Ах, как я глуп, Сиано! Вижу, ты в ужасе пребываешь, просто ранить не хочешь — и на том спасибо. Я вновь всё испоганил, стало быть? Клион не мог больше сдерживаться. Он почувствовал, как его собственные слова и эмоции выплёскивались наружу, неконтролируемые, необузданные. Это было не просто признание, это было что-то живое, существующее отдельно от него. Сердце на мгновение пропустило удар. Он ощутил, как что-то обжигающее и нежное прокатилось по венам, когда скованная улыбка загорелась в ответ. Сиано стоял молча, его взгляд был обволакивающим, тяжёлым, но не осуждающим. Казалось, он выжидал что-то, будто прислушивался не только к его словам, но и к его состоянию, к тому, что скрывалось за ними. Сиано позволял ему выговориться, не перебивая, с терпением, которое казалось почти болезненным. Это молчаливое спокойствие давало Клиону разрешение на всё — на все чувства, на все слова, которые он не осмеливался произнести раньше. Он ощущал, как напряжение уходило, растворялось. Сиано не торопился отвечать, просто внимательно наблюдал и разглядывал, как если бы впервые видел, довольно смело принимая его признания. Казалось, Сиано даже не переменился в лице: ни тени удивления, ни вспышки отвращения. — Ты тоже дорог мне, и тебе это известно, — Сиано заговорил тихо, но в этих словах было что-то неотвратимое, как надвигающийся шторм. — Я не удивлён твоему признанию, сознаюсь. Я и сам не вполне честен с тобой, так что в твоих обвинениях есть истина. И всё же, позволь мне осмыслить это, Клион. — Ты про видения? Так мне известно. Но я не желаю больше никогда поднимать эту тему, — уверенно сказал Клион, шагнув вперёд, как если бы его собственное тело пыталось опередить мысли, и осторожно добавил: — Ты своё слово молвил, и я тебе доверяю, чтобы там ни было. Пусть будет так, как желаешь ты. — Про видения не обманывал — я ничего не знаю, — Сиано поджал губы и мотнул головой. — И верно говоришь: не стоит нам больше спорить об этом. Я смертельно устал воевать с тобой. Упрямство, с которым Сиано продолжал отрицать очевидное даже в такой волнительный момент, немало удивило Клиона, и на мгновение его собственная уверенность пошатнулась. Но он молча кивнул, с готовностью слушая дальше. Сиано, заметив это молчаливое согласие, как-то странно посмотрел на Клиона, с выражением, полным недоверия, как если бы сомневался, что тот так спокойно принимает его утверждения. Много лет Клион не оставлял его в покое своими вопросами, что порой казались излишними, даже навязчивыми. Но вот теперь, казалось, Клион наконец решил сдаться, перестав настаивать. Это было чем-то новым, почти пугающим для Сиано. Он всё же быстро продолжил: — Я говорю о нас, Клион. Я давно видел, что ты борешься с этим, чувствовал, о чём ты молчишь и как у тебя болит. Но ведь и я не начинал этот разговор, хотя мог бы прекратить твои страдания. Ты отталкивал меня всё это время из страха, а я помалкивал от неуверенности. Не знаю, что хуже, но так не должно быть, — Сиано смело посмотрел на Клиона, и в его лице было что-то обнажённое, как будто он только что признался в том, чего всегда избегал. — Да, не должно, ты прав! Не могу более жить, будто ничего не происходит, — дрожаще сказал Клион. — Я не в силах больше притворяться, что всё в порядке. Когда ты рядом, я теряю себя, ибо не могу владеть тобой. Я жажду быть вблизи тебя. Вечно. На последнем слове Сиано непонятно нахмурился, явно призадумавшись над чем-то. Весь мир вокруг них стал непереносимо тесным. Клион был полон страсти, боли и безнадёжной нужды, которые больше не скрывал, не пытался подавить. Его речи, вырвавшиеся наружу, были пропитаны такой силой, что могли разорвать даже мрак ночи. Все чувства отражались в глазах Клиона, сверкали на озадаченном лице, пульсировали в усталом теле. Он излучал возбуждение, отчаянно пытаясь найти отклик. Но Сиано принимал всё это довольно холодно. Он не отступал, не удалялся, но и не подпускал ближе. Каждый его взгляд был слишком обдуманным, каждая интонация — выверенной, и Клион чувствовал это. Сиано в целом не проявлял каких-либо схожих по силе эмоций, будто бы разговор шёл не о чувствах, а о чём-то далёком и отвлечённом. Его холодность была одновременно ошеломляющей и раздражающей — ни переживания, ни признания, которое пульсировало в груди Клиона, не пронзали его. Это была почти механическая реакция, как если бы Сиано отстранённо наблюдал за ними со стороны, не желая позволить себе быть частью этой бурной реальности. — Теперь ты всё знаешь, — едва держась на ногах от волнения, сказал Клион, в упор смотря на безучастного друга. — Каков же твой ответ? Велишь ли мне исчезнуть, или примешь меня? Клион стоял перед ним, открытый, без защиты, с оголёнными чувствами и несмелым желанием, которое с каждым мгновением становилось всё более невыносимым. Он не мог различить ни малейшего следа эмоций на его лице, не улавливал ни одного намёка на то, что творилось в его мыслях. Лицо Сиано было безмятежным, почти нечеловечески спокойным, как маска, надёжно скрывающая всё, что происходило внутри. Клион с ужасом ощущал, как его собственная неуверенность крепла с каждым мгновением. Сиано был бездонной пропастью, в которую Клион боялся заглянуть, но с уверенностью готов был прыгнуть, молви тот хоть слово. Сиано закрыл глаза на мгновение, и, казалось, он собирался что-то ответить, но вместо слов приблизился и провёл ладонью по его шее. Лёгкость его прикосновения была обманчивой. Невидимая тяжесть лежала на каждом пальце, оставляя за собой пульсирующее подрагивание, которое заставляло Клиона задохнуться. В ушах зазвенело, мир на мгновение замедлился, а затем закрутился, и вокруг померкло всё, кроме запаха кожи, тепла, исходящего от Сиано, и горячего дыхания. Едва касаясь сухими губами его виска, Сиано прошептал: — Я не хочу лишиться тебя. — То есть, это означает «да»? — неверя собственным ушам, низко, почти неуловимо, спросил Клион, радостно и совершенно бесконтрольно улыбаясь. — Это не означает «нет». Понимай, как заблагорассудится. Ночь окончательно поглотила их, и тишина вокруг стала такой глубокой, что даже звуки дыхания казались громкими, пронзающими пустоту. Клион почувствовал, как его собственное тело откликается на эту близость. Он тихо вздохнул, губы сами приоткрылись, когда Сиано провёл рукой по его плечу, спускаясь ниже, к спине, а затем слегка надавил, приблизив к себе и заставляя напрячься под его прикосновением. У Клиона перевернулась душа, ноги подкосились. Сиано отстранился на мгновение, дыхание было сбивчивым, но взгляд — полон чего-то тёмного и жгучего. Он сказал всего несколько слов, но они отозвались в Клионе с такой силой, что все мысли исчезли. — Я тоже хочу тебя, — сказал Сиано, голосом спокойным и тёплым, лишённым сомнений. Руки опустились, проводя по бокам Клиона, обвивая талию, настойчиво прижимая к себе. Их губы встретились, сначала нежно, почти робко, будто оба ждали, что другой отступит, но с каждым мгновением страсть разгоралась, не оставляла выбора. Поцелуй был медленным, изучающим, словно они пытались понять друг друга. Сиано мягко приподнял голову Клиона, заставляя чуть приоткрыть рот, и его язык скользнул внутрь с лёгким, но уверенным нажимом. Это было как касание огня, как нежный, но неукротимый зов, от которого невозможно было уйти. Клион отозвался сразу же, его язык встретил Сиано, и он углубил поцелуй, жадно, почти неистово, как если бы они оба пытались поглотить друг друга, чтобы не оставить ничего незавершённого. Не оставить никого в живых. Руки Сиано скользнули по спине Клиона, пронзая ткань рубашки, ощущая тепло его кожи, напряжённое тело, которое сладко реагировало на каждое прикосновение. Клион, потеряв остатки самообладания, притянул Сиано ещё ближе, продолжая хаотично двигать руками по его телу, меж лопаток и вниз, по позвоночнику, к самой поясницене, ниже. Клион не верил, что это в самом деле происходит. Неужели он мог теперь поцеловать, уткнуться в шею, захлебнуться солёным запахом его волос? Клион осмелел и опустил ладонь на шнуровку его штанов, неглядя, принявшись нетерпеливо развязывать. Пальцы дрожали от возбуждения, но с каждым мгновением он становился всё более уверенным в своих действиях, видя, что Сиано отвечал ему. Клион не знал, как это делать, но следовал инстинкту — просто отдаваясь своему желанию, не думая, не отвлекаясь. Он не терял времени — как будто всё ещё боялся, что Сиано остановит, не дав шанса пойти дальше. Клион слепо целовал Сиано в шею, в плечо, в те участки кожи, до которых мог дотянуться, срывая тихие стоны. Сиано, казалось, с удовольствием откликался на каждый его жест: протяжно вздыхая и выгибаясь, и это сводило Клиона с ума. Он не прервал Клиона, даже когда его рука настойчиво спустила штаны и обхватила член. Его дыхание становилось всё более тяжёлым, прерывистым, а взгляд — пристальным, будто бы Сиано всё ещё изучал нового Клиона перед собой. Он чуть подался вперёд, обвив руками его спину, прижимаясь, давая понять, чтобы Клион не останавливался. Сжимая крепкую плоть в своей руке, Клион решил, что сегодня позволит себе всё — о чём грезил и о чём даже не решался помыслить. И в этот момент, под тусклым светом лампы и в тени ночи, появилось что-то новое, неудержимое, нежное и незабываемое, как первый взгляд, как первый шаг в неизведанное.