Жажда небытия

О, будь вся юность долгим сном одним, Чтоб пробуждался дух, объятый им, Лишь на рассвете вечности холодной; Будь этот сон печален безысходно, И все ж удел подобный предпочтет Безрадостной и косной яви тот, Чье сердце предназначено с рожденья Страстей глубоких испытать смятенье. Но будет сходен сон такой иль нет С фантазиями отроческих лет, Когда бывают грезы столь прекрасны, Что лучших небо ниспослать не властно? Как часто ярким полднем в летний зной Я, мысленно покинув дом родной, Скитался по далеким чуждым странам, Плыл к существам неведомым и странным, Плодам воображенья моего… Что мог еще желать я сверх того? Эдгар Алан По Мальчик сонно лежал под могучим старым деревом, чьи корявые и изогнутые ветви образовывали величественный навес над ним. Заходящее летнее солнце пробивалось сквозь густую листву, создавая причудливые пятна света и тени на траве. День клонился к концу, но светило всё ещё уверенно висело на небосклоне, лишь слегка потеряв былую яркость, готовясь вскоре уступить место своему ночному побратиму. В этом светотеневом ландшафте, растянувшись на спине, он медленно поднимал руку, будто стремясь коснуться танцующих на земле силуэтов. Крупные тени от дерева перекликались, извиваясь и перемещаясь в ритме его движений, рождая затейливые фигуры и узоры, точно оживающие картины на холсте земли. Каждое его поднятие руки порождало новые сочетания, образы, которые на мгновение выглядели почти реальными. С удовольствием наблюдал, как его пальцы и ладони управляли этими тенями, как солнечные пятна скользили и изменялись, будто сами являлись частью живого существа, играющего в этот летний день вместе с ним. Он отдыхал на лугу, утопая в прелестях летнего тепла, убаюканный солнцем. Под ним расстилался бескрайний ковёр, усыпанный разноцветными цветами. Высокая трава казалась мягким изумрудным морем, где колебания ветра сотворяли волны, омывающие расслабленного человека. Его тело растворялось среди этой зелени, сливаясь с нежным шёпотом кузнечиков и мелодичным шорохом листвы, откликавшейся на лёгкий ветерок, проносящийся сквозь древние деревья, раскинувшие свои ветви в надземных просторах. Летний воздух был насыщен теплотой и ароматом полевых цветов, но также носил в себе и иные запахи: свежие, влажные нотки от близлежащих рек и слегка терпкий запах земли, согретой солнечными лучами. Мальчишка только что вышел из источника, и его волосы ещё не успели высохнуть; охлаждённый живительной влагой, он погружался в лёгкую дремоту. Ручьи, текущие неподалёку, являлись не просто водными потоками, а частями самой жизни, сильными и неиссякаемыми, как воплощение вечного движения природы. Он любил бывать у горной воды, обожая наблюдать за её стремительными струями, извивающимися среди камней и мхов, вызывая мелодичный звон, от которого невозможно было оторваться, как если бы эти звуки исходили из самой утробы земли. Если следовать вдоль течения, неизменно оказывался у царственных водопадов, ниспадающих с утёсов, которые наполняли его душу благоговением и умиротворением. На горизонте возвышались горы, подобные стражам, неумолимо охраняющим долину. Их вершины, изрезанные острыми скалами, терялись в небесной бездне, касались самого верхнего края мира. Склоны, плавно переходящие от насыщенного зелёного к мрачному серовато-голубому, создавали иллюзию бесконечности, как если бы сама земля стремилась прикоснуться к небу, слиться воедино. Лесная чаща, начинавшаяся всего в нескольких шагах от него, была загадочной и манящей. Он знал, что ему запрещено ходить туда. Это живописное пространство у подножья леса, ставшее его излюбленным местом отдыха, было последним безопасным пристанищем, за которое людям было нельзя переступать, но где можно было наслаждаться миром без страха и тревоги, зная, что всё, что таится за его границей, остаётся недоступным и скрытым. Луга и поля в округе нечёткой линией делили обширное лесное пространство на участки, принадлежащие человечеству, и те, что находились под властью зла. Впереди начинались опасные дебри, куда путь был закрыт, если жизнь имела хоть какое-то значение, а позади, на другом конце луга, простирался лес, знакомый с детства, через который он сюда и добрался. Эти две разделённые лугом зелёные части, хоть и были схожи по сути своей, выглядели совершенно по-разному. Безопасная, исчерченная тропинками территория позади него была понятной: там звонко щебетали птицы, пели насекомые, и не водилось ни одно опасное существо. Время от времени с ветвей срывались птицы, уносясь ввысь замысловатыми стаями. Тот лес, что маячил перед ним был нем и тих, как открытая пасть дремлющего зверя, и даже тишина в нём была обманчивой. Временами, когда мальчик закрывал глаза, ему казалось, что он слышал шёпот. Древние деревья рассказывали свои старинные легенды и предостережения. Тот мягкий и беспокойный голос, что сквозь листву проникал в его уши, был одновременно и успокаивающим, и тревожным, сея в душе неясное чувство ожидания. Он повернул голову и заинтересованно посмотрел в сторону шумящего леса, который не принадлежал людям. Высокие растения, с листьями странной формы и цвета, колебались, жили своей жизнью, передавая предупреждения. В глубине раздавался треск, отголосок забытого времени, заставляя настороженно прислушиваться, как если бы незримые сущности наблюдали за ним из темноты чащи. Листва, переливавшаяся всеми оттенками, создавала лёгкий полумрак, в котором танцевали блики солнечного света. Он приподнялся на локтях, вглядываясь в заросли. Смотрел неотрывно, завороженный, не в силах пошевелиться. Тихий голос леса превращался в враждебный шум, и едва заметное движение мха на деревьях виделось намёком на неизведанные силы, которые изолировали лес от внешнего мира. Каждое шевеление листвы и каждое трепетание ветвей казались ему зловещими, но в то же время невероятно притягательными. Ему было привычно находиться здесь, на пороге, и каждый раз ему мерещилось, что лес каким-то образом общается с ним. Он признавался себе, что дневная нега, которой предавался в этом красивом месте, была не только умиротворительным отдыхом, а, возможно, и необъяснимой попыткой приблизиться к границе дозволенного, хождением по краю застоявшейся скуки и тоски, способом развеять одиночество. Воздух, исходивший из леса, наполнен сладковатым, слегка землистым ароматом, в нём смешались все забытые воспоминания древности и таинственные грёзы. Эти запахи, проникающие в самую душу, вызывали желание сделать шаг за пределы луга и познать неизвестное. Или отыскать что-то знакомое. На миг почудилось, что он уже бывал там, в глубине запретных земель, и каждый звук был знаком, как если бы это всё было частью некоего давно забытого сна, который таился на грани сознания. Он мог почувствовать холодок древесной коры под пальцами, мягкость мха под ногами и невидимые пути, извивающиеся под завесой тумана. Этот невидимый зов, столь мощный и чарующий, заставлял его тянуться к неведомому, как если бы он был частью великого, вечного плана, который ожидал своего часа, чтобы раскрыться перед ним. Необъятный лес, будто бы осознающий его присутствие поблизости, вызывал у него одновременно жуть и восторг. Чем дольше вглядывался в темноту леса, тем страннее становилось то, что он видел перед собой. Зрелище перед ним было как сложная головоломка, которую он не мог разгадать, но которую с жадностью стремился понять. Он задыхался от волнения, глядя на тёмные пучины, скрытые за ковром зелени, ощущая, как это тайное притяжение захватывало его целиком. Отдалённые сияния, еле различимые сквозь листву, преобразовывались в пульсирующие огоньки, которые дрожали и вспыхивали, как если бы сами по себе были жизнерадостными искрами, борющимися с темнотой. Лес, прежде скрытый от глаз, теперь открывался перед мальчиком как живое, дышащее существо, маня и призывая к себе. — Клион! Погружённый в задумчивое созерцание, даже не сразу услышал, как его позвали по имени. Он резко вынырнул из своих мыслей и отвёрнул взгляд от леса. Всё тело внезапно стало лёгким и невесомым, он не мог подняться на ноги. Что-то странное в миг отняло все силы, обволокло мышцы, стянуло суставы. Обернувшись, Клион увидел, как невысокая фигура бежала к нему, приветливо махая рукой. Он хотел было встать, но вдруг ощутил непреодолимую усталость и дремоту. Ещё раз коротко оглядевшись, он отчётливо понял, что произошло. Та неведомая мощь, что скрывалась в зелёных чертогах, призывала к себе и приковывала его внимание, недовольная тем, что её перестали слушать. Едва избавившись от влияния чащи на свой разум, Клион преисполнился недоумения. Не прерви его сейчас голос друга, хватило бы ему самообладания остаться здесь и не шагнуть в лес, рискуя сгинуть там насовсем? Околдованный манящими загадками и невысказанным любопытством, он так часто бывал в этом месте, что перестал замечать, как лес влияет на него и играет, ожидая, когда человек наконец сломается и ступит в его ветвистые объятия. И если раньше ему удавалось вести эту игру по своим правилам и контролировать себя, минуя угрозы странного морока, то сегодняшний день стал откровением, показывающим, что он чуть не пересёк последнюю черту. С каждым прожитым днём, месяцем, годом ему становилось всё интереснее, а лес, словно чуял это, завлекал всё настойчивее. Клион не знал, связано ли это с тем, что он от рождения был лишён благословения и покровительства любых человеческих божеств-защитников или же в нём самом жила слабина, что вынуждала повиноваться желанию вновь и вновь приходить к этому месту, отдаваться ему. То, что защищало люд родской в этих землях, не могло помочь ему справиться с любой из поджидающих опасностей. — Думал, что застану тебя у источника, — запыхавшийся мальчишка подбежал к нему и упал на траву рядом, утомлённо протянув тощие ноги. — Чего ты здесь? — Я только оттуда, Сиано, — сдавленно ответил Клион, сонно проморгавшись, всё ещё борясь с отступающей слабостью. — Просто, решил уйти подальше, чтобы не мешаться. Так людно в деревне ныне стало — не продохнуть. В тишине, нарушаемой лишь звуками леса и глухим шорохом листвы, их тени сплетались на траве. Клион не хотел признаваться, что ходил сюда чаще, чем Сиано предполагал. Это было его убежище, краткий миг свободы, погружение во имя забвения и потери себя на эти короткие, но сладостные минуты полного отречения от сознания и реальности их страшного мира. — Верно говоришь, — кивнул Сиано. — Все собираются на церемонию. Единосущная ночь грядёт… великое торжество вот-вот начнётся. Надо бы идти домой, смеркается. Я только закончил тренировку, так что можем выдвигаться. Клион с усилием поднял голову, посмотрел на Сиано, и выражение его лица изменилось. Когда мир вокруг вновь приобрёл краски и чёткость после недавнего помутнения, он ясно увидел, в каком странном и ужасном состоянии находился друг. Глядя на его истощённые, покрасневшие глаза, он испытывал не только сочувствие, но и тягостное беспокойство. Взгляд Сиано был пронизан светом умирающего дня, и его болезненная внешность в этот момент была почти угрожающей. Тёмные волосы влажными прядями спадали на плечи, а ракушки и камни, вплетённые в них, мерно покачивались на ветру. Его неестественно большие глаза, от рождения синие, теперь стали зловещими. Радужка видоизменилась, выцвела и пожелтела, создавая мрачный альянс с красным белком. В этот момент они выглядели особенно страшно, наполненные краснотой и неестественным блеском, были раздражёнными и воспалёнными. Покраснение подчёркивалось венозной сетью, пробивающейся сквозь тонкую кожу вокруг глаз. Длинные разводы набухших от крови вен и артерий, кровавыми полосами, спускались от глаз по щекам, как застывшие красные слёзы. Казалось, что какая-то неведомая сила вывернула его лицо наизнанку, проложив по поверхности кожи жуткие борозды. От постоянного напряжения и частых тренировок с водой цвет радужки стал неясным, почти мёртвым, а сами глаза приобрели устрашающий, искажённый вид, будто и вовсе не принадлежали человеку. Их синие глубины, некогда насыщенные и ясные, теперь вытекли, и глаза Сиано смотрели на мир сквозь призму туманной завесы, как сквозь мутное старое стекло, затрудняя восприятие окружающего. — Давно себя видел? Неужто снова забыл про время? Эти тренировки слишком тяжело тебе даются, — решительно возразил Клион, содрогнувшись от пугающей желтезны обращённого на него взора. Он ненавидел, когда они становились такими и с трудом мог смотреть на него. — Пора бы тебе сделать перерыв. — Я хочу видеть, Клион, — упрямо ответил тот, помрачнев. — Чувствую, как сила растёт. Не могу оставить это, боль разрывает голову. Клион раздосадованно поджал губы. Он поднял руку и осторожно прикоснулся к щеке Сиано, стремясь навсегда стереть эти красные отметины, чуждые на его добром лице. Но, как и всегда, лишь ощущал под пальцами неровность и уплотнение, скрытое под холодной кожей, не в силах ничем помочь. Эти отметины, являвшиеся знаками иного мира, контрастировали с привычным обликом Сиано и выглядели как многолетние шрамы. Клион знал, что не следует слишком переживать. Такое случалось и прежде: Сиано всегда восстанавливался, и его первозданный, поистине красивый вид неизменно возвращался. Даже временные отметины, вызывающие тревогу и отталкивающие взгляд, не могли по-настоящему исказить его приятное лицо. Он понимал, почему Сиано так усердствовал, но всё равно не был готов принять эти жертвы. Рождённый с необыкновенным даром, как считалось среди людей, Сиано обладал способностью видеть сквозь любую водную грань и черпать силы из неё. В водах озёр, рек и морей, в любом источнике воды, он мог различать не только то, что скрыто под поверхностью, но и улавливать мимолётные видения грядущего и отголоски событий прошлого. Даже при сильном дожде, вглядываясь в падающие капли, Сиано мог узреть невидимые миру слои реальности, доступные только ему и тем, кто обладал подобной силой. Таких, как он, называли Смотрящими. Такое благословение от богов выпадало крайне редко, и потому Сиано по праву считался особенным и важным членом их поселения и земель коалиции. Его предназначением было стать жрецом, так как его уникальная способность видеть то, что недоступно остальным, ставила его на ступень выше всех прочих. Считалось, что таким образом боги выделяли тех, с кем они охотнее общаются среди людского рода, делая их избранниками и своими посредниками. Обычно болезни обходили таких людей стороной; они были более крепкими и выносливыми, им суждено долголетие, и угасание их сил наступало гораздо позднее, чем у обычных людей. Однако, чем дольше Клион наблюдал во что обходился другу этот дар, тем явственнее для него становилось безжалостное презрение богов, которые так легко и цинично издевались над Сиано. Клион был одним из немногих, кто считал это не даром свыше, а настоящим проклятьем. До шести лет способности Сиано пребывали в глубоком сне, и вместе с ними отсутствовало зрение. Мальчик был слеп, и все с горечью считали, что бедняге просто не повезло уродиться таким. Затем его силы пробудились, и с этим пробуждением пришли дни мучительного принятия и освоения. Сиано был вынужден неустанно бороться с собственным телом, научиться управляться с этим невероятным умением и жить с ним. Стоило ему соприкоснуться с водой, как зрение возвращалось, но он всё ещё не мог удерживать столь привычную человеческую способность — видеть мир вокруг себя. Проведя хотя бы несколько дней вдали от воды, зрение вновь исчезало, погружая Сиано в кромешную тьму. За годы изнурительного обучения он достиг многого, но этого было недостаточно. Жрецы уверяли его, что со временем он обуздает свои силы и сможет удерживать способность видеть без многочасовых тренировок. Говорили, что другие Смотрящие, достигнув определённого успеха, могли сохранять зрение в течение долгих месяцев без воды. Однако Сиано сообщал, что удерживать зрение было мучительно тяжело; ощущение было таким, словно невидимый увесистый груз давил на его глазные яблоки. Стоило лишь немного расслабиться, как казалось, что глаза вырывают из глазниц, оставляя его блуждать во мраке с острой головной болью. Только вода могла вернуть его к нормальной жизни и исцелить. Чем больше времени он проводил в её объятиях, чем глубже погружался в её прохладу, тем прочнее был результат и яснее становилась его способность видеть. Вода была для него не просто элементом, а живительной сущностью, восстанавливающей не только зрение, но и душевное равновесие. Но стоило Сиано переусердствовать в своём стремлении к усовершенствованию, как страшная печать иного мира проступала на его лице, уродуя и искажая черты, как это было и сейчас. Клион знал, что означали эти кровавые нити вен под его глазами и почему теперь, вместо привычной ласковой синевы, они становились жёлтыми, иногда даже оранжевыми, как заходящее солнце, под натиском крови. Клион почти ежедневно ходил с Сиано к водоёмам, наблюдая, как тот погружается в воду, неестественно долго оставаясь под ней, изучая дно и его обитателей. В это время Клион сосредотачивался на своих собственных тренировках, стремясь стать полноценным членом охотничьего цеха. Иногда он испытывал тревогу, боясь, что друг, очарованный подводным миром, мог увлечься и утонуть, забыв, что он всё-таки человек, а не рыба. Каждый раз Клион с нетерпением всматривался в поверхность озера или, что случалось реже, моря, пока из воды не всплывала черноволосая макушка Сиано и его радостное лицо, озарённое счастьем. — Теперь я вижу тебя! — обычно восклицал Сиано, подплывая к берегу. — Чего такой хмурый? Эта шутка была его неизменным ритуалом, ведь, исчезая на долгие минуты под водой, он не мог не знать, как Клион переживал, нетерпеливо и беспомощно ожидая его на суше. Сиано признавался, что стоило ему погрузиться в воду, как все мысли вдруг испарялись, и он просто наблюдал за водными существами, за утонувшими вещами, напоминающими о человеческом присутствии. Иногда, сосредоточившись, он погружался в видения, связанные с этими предметами, покидая текущую реальность и заглядывая в чужие жизни — их радости, печали, войны и перемирия. Будущее открывалось перед ним значительно реже, чем прошлое, но он непрестанно работал над развитием своего дара предвидения. Клион же очень плохо умел плавать. Сиано, конечно, старался обучить его хотя бы в какой-то мере, но Клион всё равно предпочитал не заходить в неизведанную стихию. Волнение перед неизвестностью удерживало его от погружений в тёмные пучины, где даже собственные мысли могли показаться потерянными. Клион с удовольствием бывал у ручья, вытекающего из горных источников. Он наслаждался процессом мытья в этой горной воде, но не только из-за её свежести и чистоты. Для него это было место безопасности и спокойствия. Здесь дно всегда оставалось надёжно под ногами, не скрывая под собой ни одной пугающей чёрной глубины или её недружелюбных обитателей. Вода была прозрачной, лишённой теней и загадок, которые вызывали у Клиона страх. Каждый раз, когда он наблюдал за тем, как Сиано с головой погружается в озеро или море, Клион испытывал сложные эмоции: одновременно восхищение и смятение. В его глазах друг был воплощением чего-то почти мистического, и эта тайна, скрытая под водной поверхностью, могла быть как завораживающей, так и опасной. Клион прекрасно понимал, что усилия Сиано направлены на освоение своего дара, но видел, как это идёт ему в тяжесть. И, несмотря на свой собственный трепет перед глубоководьем, Клион понимал, что поддержка в таких испытаниях была Сиано необходима. Вечерний свет мягко окрашивал лицо Сиано, делая черты ещё более выразительными. Клион ощутил, как его плечи расслабляются, а в голове проясняется, когда старый друг рядом, и в его груди забилось чувство утешения. — Опять так? А что молвит твой отец? — Брось, Клион, — сухо произнёс Сиано, его голос был омрачён едва заметной тоской. Он опустил голову, не в силах скрыть внутреннее разочарование. — Тебе известно, как он скуп на объяснения и как далёк от меня. Нет, ему дела до моих занятий, покуда я и сам неплохо справляюсь. Сиано откинулся назад, облокотившись спиной о ствол дерева, как будто пытаясь найти опору в собственных мыслях. Скрестил руки на груди, сдерживая вздох, который показался Клиону почти безнадёжным. Кажется, всё в нём подавало сигнал, что он был истощён не только физически, но и морально. Сиано, всегда добрый и готовый прийти на помощь, казался сотканным из самого ласкового солнечного света, несмотря на мрачный покров изнеможения, который окутывал его сейчас. Его мягкий характер и светлый подход к жизни был противоположностью Клиону, в чьём выражении лица всегда отражалась отчуждённость, а взгляды были хмурыми и полными недовольства. Его грубость, вспыльчивость и нелюдимый характер создавали ощущение непреодолимого барьера, который трудно было осмыслить. Даже когда он старался поддержать Сиано, слова и поступки нередко выдавали его собственную внутреннюю борьбу. Тем не менее, именно в такие моменты, когда Сиано был наиболее уязвимым, Клион подставлял плечо, не из-за своей склонности к состраданию, а потому что понимал ценность и важность этого человека в своей жизни. Каждый жест Клиона, каждое слово поддержки, пусть и с оттенком раздражения, отражали уважение и привязанность, которые он питал к другу, несмотря на их различия. — Ну да, справляешься, — сердито фыркнул Клион, и с недовольством поморщился. В памяти всплывало лицо колдуна-жреца Пенкина — отца Сиано. — Доколе глаз не лишишься от такого напряжения, он и не вмешается. — Будет тебе! Знаю я, как совладать с этим, — упрямо ответил Сиано, голосом полым решимости. — Так изводить себя? — с сомнением спросил Клион, поднимая бровь. — Не кажется ли тебе, что это слишком? Фигура жреца всегда стояла как символ непоколебимого порядка и авторитета, а его взгляд, острый и проницательный, беспрекословно отгораживал его от сына и от всего остального мира. Только Старейшины и другие жрецы были достойны его расположения, и пока Сиано не станет одним из них, вряд ли родитель снизойдёт до него. Сиано переживал постоянное угнетение и стремился доказать свою ценность и способности, часто в борьбе с внутренними сомнениями и неуверенностью. В этом стремлении стать лучше, он искал утешение в дружбе с Клионом. Клион был единственным, кто мог понять его состояние и разделить с ним невзгоды, в то время как жрецы и, особенно, отец Сиано относились к нему с явным недовольством. Рождённый при невыясненных обстоятельствах и перерождённый от нечисти, Клион был доставлен охотником в это поселение, став настоящим ненавистным напоминанием о той страшной потусторонней силе, с которой люди непрерывно боролись. Никто не ожидал, что он выживет. Такое случалось раз в столетие, а то и реже. Его существование было обременено налётом противоестественности, и многие считали, что рано или поздно тьма поглотит его, заберёт обратно в свои недра. Дружба с человеком, наделённым даром от богов, который, напротив, нёс в себе благословение и благодать, казалась окружающим неправильной, пагубной. Сиано и Клион представляли собой контрастные полюса, их связь была подвержена непрекращающемуся осуждению и непониманию. Сиано вздохнул, глядя на Клиона с выражением, которое сочетало в себе разочарование и подавленность. Он знал, что друг не одобряет его больное стремление к совершенству, но слова Клиона снова коснулись его внутренней раны. Сиано помотал головой, чтобы отогнать эти мысли. — Тц. Слушать тебя не намерен, — Сиано цокнул языком, поглядывая на друга с усталой усмешкой. — Я думал ты был слеп, а не глух. — Вот именно! И не хочу останавливаться. Я не могу вернуться в темноту, только не снова, — он звучал слабо, почти умоляюще. — Неужто всякий раз спорить мы должны? Клион скептически покачал головой, открыто демонстрируя своё недовольство происходящим. Нервно потёр влажный затылок, и его губы скривились в недовольной гримасе. Он внимательно наблюдал за Сиано, чувствуя нарастающее раздражение, что накатывало волной. Его глаза, обычно полные настороженности, сейчас были тёмными и проницательными, внимательно изучая сидящего рядом Сиано. Клион ощущал, как терпение истекает, и хотя он и не хотел быть грубым или добавлять волнений, разговор уже явно начал выводить его из себя. Сиано был прав, ни одно их общение не проходило без споров, казалось, что сама суть их сотворения противилась этой дружбе. Он взглянул на Сиано с искренним участием, стараясь понять, как облегчить их взаимодействие и справиться с давлением, которое их связывало. Клион колебался между желанием поддержать друга и собственными сомнениями. Оба парня погрузились в молчание, где единственным звуком были отголоски лесной жизни и свист ветра, пронзающий листву деревьев. Клион почувствовал, как его сердце смягчилось, и протянул руку, осторожно прикоснувшись к плечу Сиано. Это простое прикосновение было выражением искренней поддержки и понимания. — Не могу просто стоять в стороне, взирая на то, как ты себя истощаешь. Не бережёшь себя ничуть, Сиано. Ты мой единственный друг, как мне не беспокоиться? — наконец изрёк Клион, в голосе звенела тревога. — Я буду в порядке, говорю тебе. Лучше беспокойся о своей первой вылазке. — Шутить вздумал? Я ждал сего дня! Сегодня мне четырнадцать, а значит отныне могу выйти на охоту, — Клион с воодушевлением выпрямился, загораясь гордостью и нетерпением. — Не нравится мне это, совсем не нравится, — тихо сказал Сиано, внимательно впившись в него своими жёлтыми глазами. — Багбард тебе спуску не даст. Говорят, что нынче он займётся подготовкой новичков. Ваша вылазка будет под его предводительством. — Да наплевать мне на него. Этот болван всегда меня на дух не переносил. Не впервой с ним знаться, — с лёгкой улыбкой произнёс Клион, пытаясь скрыть волнение. — Рано или поздно, но люди примут меня. Если судьба моя — служить этому месту и защищать живых, так тому и быть. Клион осознавал, что разговор ушёл в сторону, хотя изначально речь шла о его собственных опасениях относительно состояния друга. Он недовольно нахмурился. Сиано с лёгкостью увёл его от темы, и Клиона немало злила эта его способность манипулировать мыслями. Он уже было собирался вызказать своё возмущение вслух, пока не заметил, как тревога Сиано стала почти осязаемой. Она навязчиво становилась центром их взаимодействия. Сиано выглядел так, словно его эмоции начали выходить из-под контроля. Глаза Сиано казались окнами в незнакомое, зловещее пространство, и это чувство проникало в самую душу Клиона. Взгляд Сиано, обычно наполненный теплотой и добротой, был отражением неба, чистого моря в погожий день, а теперь был насыщен пугающей жёлтизной, слегка тронутой бесёлой плёнкой, как у больной змеи. У Клиона по спине пробегал холодок, а дыхание становилось прерывистым. С каждой секундой, что Сиано продолжал смотреть на него этими изменёнными глазами, тревога превращалась в нарастающий ужас. Клиону не удавалось привыкнуть к этому, как бы он не силился. Он сжал кулаки, борясь с соблазном отвернуться, прервать контакт, потому что не мог смотреть на это безумие, но внутреннее желание поддержать друга удерживало на месте. Он знал, что Сиано страдает, и его собственные страхи и дискомфорт были ничто по сравнению с теми испытаниями, которые выпали на долю Сиано. Клион попытался сохранить спокойствие, хоть лицо напряжено и дрожит голос, когда он говорит. Напускная небрежность не в силах скрыть столь явное смятение. Его взгляд скользнул по лицу Сиано, как бы ища в нём нечто знакомое, ту самую нормальность, столь необходимую в этот момент душевной слабости. Но каждое движение Сиано, каждый взгляд, были такими чужими, будто и не он это вовсе. Клиону было невдомёк, как Сиано в нещадной погони за умениями так преображался, что порой его черты становились настолько неузнаваемыми. Лицо искажалось, как изменчивые волны воды, через которую он смотрел на всё вокруг. — Судьба… — задумчиво проговорил Сиано, его тонкие брови опущены в хмуром взгляде. — Даже мне не ведома твоя судьба, но лишь одно верно — это гиблый путь. Скверна может пробудиться в любой момент. — А может и нет, если буду осторожен, — пожал плечами Клион. Он сразу продолжил и слова пришли легко, как будто уже вертелись на языке: — Знаешь, мне было бы гораздо легче принять свою смертность, знай я, сколько мне отведено. Если день, то нет смысла идти на риск. А ежели годы, то сколько всего я в силах совершить. Я боюсь, что не проживу достаточно долго, чтобы это того стоило. Боюсь, что не успею найти ответы, так и сгину в том же неведении. Это ужас, который оглушает. — Мне жаль, что не имею ответов для тебя, — печально сказал Сиано. — Но слушай, негоже тебе вновь соприкасаться с оборотным миром, пагубно это. Без защиты ты уязвим, и я не в силах предостеречь тебя от напасти. — Ты, как всегда, тревожен, аж скулы сводит. Сиано, я сам разберусь во всём, — небрежно ответил Клион, и теперь его голос звучал твёрдо, не выдавая ничего. Он и без нравоучений прекрасно понимал, что отбрасывал всю осторожность, поддаясь всему, что может его убить. — С малых лет я в труде, так что готов. В доме сиротском пребываю, сколько себя знаю. Теперь же хотя бы осознаю, что не лишний, что могу нести службу и мне есть место среди прочих. Клион повторял это ему с завидной регулярностью, как говорил всё это и себе, лёжа в кровати без сна. Ему утешительно знать, что он всë ещё обладал стремлением достичь высот, но изнуряюще то, как легко он поддавался Сиано. Предупреждения были обоснованными, имели смысл и пробуждали сомнения. Он встал на ноги и с уверенностью посмотрел на Сиано, всем видом выражая, что это — его возможность доказать себе и другим, что он достоин стать частью этого мира. Клион стоял прямо, с выражением, пронизанным стремлением и смелостью. В глазах отражались последние золотые отблески солнца, и его лицо, освещённое мягким светом, выглядело как никогда решительным. Он полон подавленного, злобного восторга. Сиано смотрел куда-то сквозь него и терял самообладание, закапываясь под чем-то более тёмным и сильным, что скрывается под личиной обычной юношеской горячности. Ему никогда не удавалось до конца понять тяжёлый характер Клиона, ту мрачную сторону, что вспыхивала и огрызалась на всех, выходя за рамки обычного поведения. Это было похоже на бурные воды, которые стремительно вырывались из берегов, неуправляемо снося всё на пути. Несомненно, что-то глубокое и мрачное дремало в душе Клиона, что оставалось непостижимо для Сиано. Клион был единственным человеком, чьё прошлое и будущее были спрятаны. Его дар, способный проникать в самые сокровенные тайны времени, не имел власти над этой загадкой. С каждым усилием узнать хотя бы крупицу информации о его рождении, попыткой увидеть и понять предков Клиона, их истории и ответы, которые могли бы прояснить его судьбу, Сиано неизменно сталкивался с непреодолимой преградой. Словно сама тьма, окружающая Клиона, была изначально предназначена, чтобы навеки скрыть истину. Сиано остался сидеть на земле, его поза стала ещё более усталой и измотанной. Внимательно, вкрадчиво смотрел за Клионом, запрокинув голову и опёршись на плечо. Клион уникален и красив, за ним интересно наблюдать. Он полностью контролировал своё тело, своё малоподвижное лицо; тщательно упражнялся, учился сражаться и переводить древние тексты. Клион столь же горделив и умён, сколь вспыльчив и непредсказуем. В его крови бурлит столько жизненного огня, что временами Сиано явственно слышал ход крови по венам. Он восхищён Клионом с того самого дня, как прозрел. — А ты не думал почему сиротский дом закреплён за охотничьим цехом? — начал Сиано, голосом тихим, но полным тяжёлого смысла. — Они взращивают вас, тренируют, а затем забирают в услужение до конца жизни, мол, в уплату долга. Им всегда нужны люди. Особенно такие как ты, те, у кого нет семей и родни, те, за кем некому будет скорбеть. Всем охотникам уготована одна участь — погибнуть рано и страшной смертью. Полагаешь, у тебя будет шанс уцелеть? Я вот не уверен. Клион хмыкнул, а потом, с заметным усилием, ответил: — Это известно. И я правда готов вступить в их ряды. Ведь коли отступлю, то что же мне останется? — Ты мог бы пойти в ученики к господину Иноме, — сразу же возразил Сиано. — Он говорит, у тебя талант к врачеванию. Такая служба тоже позволила бы выплатить долг Гильдии, не занимаясь охотой. Он смотрел на помрачневшего Клиона зная, что он борется со своим внутренним конфликтом, разрываясь между сомнением в законности своего существования и стремлением сохранить жизнь и остаться в безопасности. Сиано также знал, какая часть его всегда преобладает над другой. — Да… Иноме добр ко мне, ибо не ведает страха, — сказал Клион. — Им движет интерес и жажда познания. Но оставь, какой из меня ученик лекаря? — он всплеснул руками в каком-то болезненно весёлом порыве. — Никто в своём уме не доверится мне! Потешная мысль, Сиано, в самом деле. Ну и без надобности Иноме воевать за меня со жрецами. Учеников у него всегда предостаточно, и я уж точно не вправе состязаться с этими умниками за место. Сиано молча слушал, раздумывая о сказанном. В тишине, которая последовала за этим, Сиано кивнул, понимая, что Клион предпочёл бы не быть таким тяжёлым бременем для других, потому и готов был пойти на что угодно, даже если доведётся схлестнуться с самым страшным злом. Он давно знал, что Клиону уготован этот путь, но смириться с неизвестностью будущего было невыносимо, ведь он не мог увидеть, чего ожидать. Пойти в лекари было куда сложнее, ведь выращенный под надзором охотников он негласно жертвовал свою сиротскую жизнь им в услужение. Жрецы безусловно встали бы на сторону охотничьей Гильдии, как и всегда, не позволив Клиону избрать иное ремесло. И сколько бы неутомимый лекарь Иморе не выражал ярое желание принять способного мальчика к себе, это мало что могло изменить. И хоть Сиано с трудом представлял, как Клион смог бы отказаться от службы, но прецеденты случались, а потому в сердце таилась слабая надежда. Довольно редко, впрочем, людям удавалось покинуть неугодное дело, а если и нет, они уходили искать свою судьбу в другие поселения и общины. И из охотничьего цеха в том числе. Клион не имел никакого отношения к людям их земель, к их божествам и законам. Он волен был уйти как есть, сиюминутно, но куда было податься сироте, без рода и племени? Рождённый от своей мёртвой матери-самозванки Клион был лишёл защиты от тёмных сил, сам будучи выходцем из потустороннего мира. Никому не было известно, что проиходило в хладном чреве чудовища, из которого достали Клиона, и какие ужасы успели проникнуть в его естество. Заражённый передавшимся от нечисти проклятьем, подверженный скверне — он всё же оставался человеком, но заведомо обречённым когда-нибудь вернуться в пасть кошмара. Вылюдье бесное, выжившее по воле случая. Ему необходимо было доказать, что силы зла не повеливают им. Поэтому его стремление было столь горящим и неудержимым — он жаждал прекратить быть для всех лишь выродком, обрести дом и возможность жить под покровом божественной длани. Клион страстно хотел признания и доказать, что он не просто изолированный случай, а человек, равный другим, и что никакое проклятие не властно над ним. Он отчаянно стремился взять в свои руки управление судьбой, а не обрекать себя на предопределённый конец, который уготовлен каждому, кто несёт метку осквернения. В ответ на невысказанные вопросы, Клион перевёл взгляд на землю, а затем опять поднял глаза, полные решимости, как будто стремился изобрести новую реальность, где тьма и свет могли сосуществовать, не мешая друг другу. Клион снова сердился на него за бесполезные разговоры. Сиано пытался принять это всерьёз, но его настойчивость значительно ослабевала из-за смущения, в результате чего он снова выглядел взволнованным и взъерошенным. Сиано известно, что друг был привязан долгом, который отнимал свободу выбора. Но не мог свыкнуться с мыслью, что столь юный, сильный и отважный Клион, отрада его жизни — может просто сгинуть. Теперь Сиано сопротивлялся неизбежному. Он воздерживался, чтобы не повысить голос, в попытке донести до Клиона весь свой страх и сомнения. Он держал себя в руках, нёс ответственность, отстраняясь от острого притяжения и боязни лишиться Клиона на какой-нибудь охоте. Предвкушение сквозило в каждом слове и движении Клиона, но для Сиано оно было на вкус как паника. — Тебе не место среди охотников. Ты волен верить во что угодно, Клион, — проговорил Сиано, стараясь сохранить спокойствие, — но помни, что иной мир может поглотить и изменить тебя так, как ты не в силах даже представить. Клион был как открытая книга на неведомом языке, в которой Сиано не мог прочитать ни слова, но от этого ещё больше стремился разобраться в её содержании. Сиано боялся, что каждый шаг Клиона, каждое его решение на грани фатальности, может стать последним. Эта мысль давила на него невыносимой болью, и он сдавался, признавая бессилие. И вот, когда Клион вновь упрямствует, смеясь и иронизируя, у Сиано сжималось сердце. Этот жест, этот момент лёгкости был одновременно и утешением, и предвестником горя. Сиано всё больше понимал, что эта дружба, связь, привязанность к Клиону, вероятно, давно переросла в нечто большее. Но осознание этого было подавлено страхом потерять его. Испугавшись этого открытия чахлый, оцепеневший разум не мог дать подобному чувству названия. — Оглянись, — воскликнул Клион, обводя взглядом живописные просторы, раскинувшиеся перед ними. — Ради этого стоит бороться. Я верю, что узнаю ответы и добьюсь признания. И ещё верю, что смогу сделать наш мир безопаснее и лучше, дабы не приходилось смотреть на то, как нечисть забирает людей. Клион ясно видел день изо дня, как смерть борется за сохранение своей безжалостной хватки, отказываясь уступать неизбежности жизни. Но, несмотря на эту войну, чувство надежды оставалось с ним — чувство, что что-то великое находится прямо за горизонтом и он в силах посчить это. — Ежели они заберут твою жизнь… что тогда? — произнёс Сиано, и продолжил надрывно, как если бы каждое слово было вырвано с усилием: — Ты как никто подвержен тлетворному влиянию проклятых. Я не хочу потерять тебя среди этих злобных тварей. Клион безотчётно остановился на бледных губах, внимая каждому слову, как зачарованный. Он думал о том, что и сам не уступает Сиано в упрямстве, хотя и был поражён тем, что страх друга имел такие глубокие корни. Клион оставался непоколебимым, но позволял себе вглядываться в его доброе лицо с разбитой, безнадёжной радостью. — Этого не случится, покуда могу сражаться, — заявил Клион, не в силах сдержать резкость, звуча слишком безкомпромиссно. Он сразу же осёкся и, стараясь смягчить собственную несдержанность, осторожно положил руку на плечо Сиано, уже спокойнее добавив: — Я справлюсь. В глазах Сиано неизвестная яркость, которая притягивала Клиона, несмотря на усилия отвести взгляд. Он испытывал тепло, как если бы эти жёлтые сферы были солнцем и огнём, обжигали и завораживали больше чем что-либо. И это тепло не исчезало, поэтому Клион невольно начал задаваться вопросом, не вскрываются ли все его истинные потаённые желания под этим интенсивным свечением. Даже если этот ласковый взгляд — единственное, что он когда-либо получит, он будет эгоистично верить, что достоин. Клион знал, что никогда не позволит Сиано разделить бремя его одиночества, ибо оно тяжкое, как свинец. — Успокаивает. Но недостаточно, — слабо заключил Сиано и пошатнулся, словно его ошеломил резкий удар. Клион, чья рука всё ещё покоилась на его плече, сильнее сжал пальцы и рванулся к нему, оседая на колени. Все мускулы напряглись до предела, сжались в спазме, и болезненное ощущение от удара о землю пронзило позвоночник, как острая игла. В замешательстве он схватил Сиано за плечи обеими руками, не позволяя упасть на бок. Сиано не моргал, лишь красные веки едва трепетали, будто их удерживала невидимая сила, не позволяя сомкнуться. Жёлтые глаза, широко распахнутые, беспомощно устремились на Клиона, и тот осознал, что никогда не видел в них такой концентрированной боли. На мгновение в золотых глубинах мелькнуло едва заметное изменение, и оно прошло прежде, чем Клион успел полностью осознать его, но достаточно долгое, чтобы сумел уловить. Этот проблеск настолько напряжённый и внезапный, что пугал, сбивал с толку. И почти сразу его зрачки странным образом стали сужаться и вытягиваться, принимая щелевидную форму, и неясно было, что за непостижимые силы перекраивали их. Клион от удивления потерял дар речи, разглядывая нечеловечекие черты и диковинное преображение. Это была поистине невообразимая и пугающая трансформация, заставляющая кровь стынуть в жилах. Клион никогда прежде не видел такого, и не знал, что происходит. Сиано продолжал смотреть зловещими зрачками, напоминающими глаза хищников, дрожал от невыразимой слабости. На щеках начинали приходить в движение и расползаться красными змеями спрятанные под кожей полосы его изнеможения. — Что с тобой? — совладав с собой, изумлённо вскрикнул Клион, позволяя Сиано полностью опереться на себя. — Твои глаза… На безжизненном Сиано мерцала тень странного опустошения, вся жизнь в нём медленно угасала, оставляя после себя лишь холодное, невыразимое пространство. Клион не уверен, что Сиано вообще слышит и способен реагировать. Неясная боль отбирала последнюю ясность ума и Сиано начал бормотать что-то бессвязное, неразборчивое, что было похоже на звуки умирающего существа, полные отчаяния. — Что же это? — снова спросил Клион, наклонившись вперёд и прислушиваясь к каждому хрипу, что вырывался из горла. Клион тщетно пытался найти ответ в ужасающих звуках, в мучительном выражении его лица, исследуя каждую черту, ища хоть малейший намёк на понимание происходящего. Он растерянно сидел рядом на земле, как последний оплот между Сиано и бездной. Клион осторожно, но уверенно прижимал его к себе, стараясь не допустить, чтобы тот упал, и крепко обхватывал плечи, поддерживая безвольное тело. Сиано медленно дышал ртом, и каждый вздох был тяжёлым и прерывистым. Вдруг губы шевельнулись, и сквозь стиснутые зубы вырвалось шипение: — Клион… отведи меня к воде. Скорее. — Л… ладно, — от неожиданности Клион растерялся, но сразу же начал подниматься на ноги, подтягивая за собой Сиано. Движения были быстрыми и точными, несмотря на волнение. — Возьмись за меня, вот так. Клион быстро перекинул одну его руку себе через плечо, стараясь действовать крайне аккуратно. Плотно обхватив за талию, медленно поднял его, чувствуя, как и сам деревенеет от паники. Сиано был младше на год, однако выше почти на голову, и Клион на миг удивился, откуда взялась такая тяжесть в тощем длинном Сиано, который выглядел почти невесомым. С трудом сохраняя равновесие, Клион начал осторожно шагать обратно к безопасному лесу их земель через луг, который в действительности был небольшим, но Клиону в моменте казался необъятной пустошью, без конца и края. Он тащил Сиано, который почти не передвигал ногами, в упор глядя на приближающиеся лесные стены, считая каждый шаг, чтобы отвлечься от тяжести тела и мыслей. Двигаться до ближайшего источника воды предстояло совсем недолго, но Клион очень спешил, заметив только сейчас, что начало темнеть. За стремительным бегом дневного светила было трудно уследить; оно всегда исчезало слишком резко. Только что солнце висело на краю горизонта, и вот уже через секунду проваливалось в пропасть. Наконец, Клион остановился у лесного порога, поудобнее перехватил Сиано, собрался с духом, глубоко вдохнул и, почувствовав под ногами знакомую тропу, шагнул вперёд. Он знал этот лес лучше, чем самого себя, и точно знал, какой путь приведёт их к каждому из множества озёр, каждой реке, ручью и водопаду. Ближайшим местом был источник, где часом ранее Клион омывался, прежде чем отправиться к границе. Туда он и направлялся. Тени леса начали сгущаться, и с каждым шагом Клион ощущал, как окружающее пространство становилось всё более мрачным. Лес, который ещё недавно был ярким и живым, теперь был полон скрытых угроз; хотя он и был территорией людей, охраняемой местным божеством, изведанным и знакомым, под покровом ночи, особенно такой тревожной, как сегодня, он всё равно вызывал вполне обоснованные страхи. Даже в защищённых человеческих землях им было чего остерегаться. Каждые четыре года наступала единосущная ночь — время соприкосновения миров и гибельная пора для живых. Люди их общины нарекли это время ночью Духа Древоточца и славили его до первых лучей рассвета. Всё население общины собиралось вместе, и под покровительством божества проводили бессонные часы, придаваясь празднеству и веселью. Считалось, что громкое торжество во имя их спасителя умилостивит духа и отгонит нечисть прочь. Клиону никогда не нравился этот омрачённый тяжким страхом праздник; он редко на нём присутствовал, предпочитая учёбу и не понимая, как люди могли позволить себе пиршество перед лицом возможной опасности. Он знал, что они боялись и трепетали, а потому предавались самозабвенному разгулу, надеясь выслужиться и заполучить расположение своего покровителя. Те, кто по каким-либо причинам находился за пределами поселения, не могли рассчитывать на защиту. Ночи были пугающими, а единосущная наводила жуть. Грань реальности истончалась, уступая потустороннему кошмару, но Клион знал, что время ещё есть. Пока ночь полноценно не вступила в свои права, у них были все шансы добраться до людей невредимыми. Покровитель оставался недвижим, предпочитая пребывать с послушным большинством, нежели искать единичных заблудших глупцов. Все спешили вернуться до темноты, понимая, насколько небезопасно оставаться вдали от соплеменников в пору, когда никто не придёт на помощь. Хоть у Клиона и не было заступника, но в охраняемом поселении он был в относительной безопасности, как и все. Эта ночь считалась его рождением, ведь именно сегодня его принесли в мир, извлечённого из брюха похитительницы. Больше всего Клион испытывал мрачное наслаждение, когда наблюдал, как паника и страх охватывают его соплеменников. Те, кто с презрением смотрел на него, кто избегал встреч и не признавал его соседства, были наравне с ним в этот миг сокрушительного господства зла. Единосущная ночь уравнивала их, оставляя напроизвол судьбы заблудших и пугая благочестивых. Клиону это было по душе. Лунная тень окутывала землю, приглашая в своём неестественно ярком сиянии всех проклятых созданий разгуливать на границе царства живых и мёртвых более свободно, чем обычно. Тьма расползалась у него перед глазами, и с ней могли проникнуть самые невообразимые создания. Ровная земля красочного луга осталась позади, и теперь каждый шаг через камни, корни и неровности лесного пути давался ему с огромным усилием. Пусть он был крепким и тренированным - силы всё равно покидали. Земля под ногами была неустойчивой: местами покрытая мхом или осыпанная лесным подстилом, который сгибался и поддавался под весом. Ветки деревьев со всех сторон казались живыми, как если бы сами стремились задержать путников. Клион пробирался сквозь лесную чащу, жёсткие клешни деревьев цеплялись за одежду и скользили по коже, иногда оставляя болезненные царапины. Если до этого Сиано ещё мог передвигать ногами, облегчая Клиону задачу, то сейчас он, кажется, полностью лишился чувств, мертвенно повиснув. Клион замедлился, стараясь заглянуть в лицо Сиано, чтобы убедиться, что тот ещё дышит. — Эй, — Клион торопливо потряс его, но тот остался безмолвен. — Ежели ты ещё там, молви хоть слово, прошу! Он крепче перехватил Сиано за пояс и продолжил двигаться дальше, уже слыша громкий шум воды неподалёку. Клион запнулся о кусок трухлявого дерева, и из-под него вдруг выскочило с пронзительным писком крошечное пятнистое мохнатое существо с длинным носом. Услышав этот писк, Клион вздрогнул, не сразу сообразив, что это. Его насторожило какое-то шевеление в кустах, но он предположил, что это зверёк шмыгнул туда, потревоженный поздним вторжением. Клион сделал ещё несколько шагов, уже видя перед собой последний рубеж зарослей, за которым скрывался источник и полноводная река. Деревья образовывали крупные досковидные корни, которые в темноте было тяжело переступить. Он споткнулся, больно подвернув лодыжку при неверном движении, и едва не завалился в кусты, утягиваемый весом Сиано. — Ах ты ж! — сдавленно вскрикнул Клион, схватившись одной рукой за ветку дерева, а второй крепко держа безвольного Сиано. — Всё обошлось, мы в порядке. Ещё шаг, нет, два… почти на месте. Запыхавшись и шипя от боли в ноге, Клион продолжал приговаривать себе под нос, надеясь, что Сиано всё же слышит его слова, и, возможно, понимает, что всё не так плохо. Они вышли к воде, и Клион не смог удержать короткий стон облегчения. Местность вокруг представляла собой мягкий склон, поросший мхом и травой, у невысокой горы начинался источник, бурлящий и переходящий в стремительную реку. По берегам лежали гладкие камни и булыжники, на которых сверкают в серебристом лунном свете капли воды. В местах, где почва была более влажной, разрастались густые заросли папоротников и высокие осоки, образующие плотное зелёное покрывало. Изредка встречались деревья с корнями, погружёнными в воду; их мощные стволы частично наклонялись над течением, как старые стражи, наблюдающие за его движением. Вокруг источника простиралась довольно большая поляна, позволяя Клиону двигаться быстрее. Он спустился по склону в низину, подходя к самой кромке воды. Осторожно опустил Сиано на землю, придерживая голову; мелкие ракушки, вплетённые в волосы, звонко звякнули о камни. Клион стремительно сорвал несколько крупных листьев папоротника и аккуратно сложил их под голову Сиано. Как только ему удалось уложить его, сам, абсолютно выбившись из сил, свалился рядом. Он лежал на спине, раскинув подрагивающие от усталости ноги, руками держался за голову, сжав виски, в припадке головной боли. Клиону казалось, что так он удерживает бесконтрольные раздирающие мысли, которые готовы были просочиться истерикой сквозь вспотевшие светлые волосы. Позволив себе передохнуть, Клион подполз к реке, трясущимися руками зачерпнул немного воды и осторожно смочил безжизненное лицо Сиано. — Ну давай же, приди в себя, — приговаривал, вновь выливая холодную воду. — Сиано! Клион протирал его лицо и глаза долгие томительные минуты, пока отчаяние окончательно не охватило разум. Сиано не реагировал, но всё ещё дышал. С ними случалось всякое, но с такой напастью Клион столкнулся впервые, и у него не было ответов. Он только уповал на жрецов или Старейшин, надеясь, что они знают, что происходит и как помочь Сиано. В противном случае Клион был готов сойти с ума. Он прокручивал их разговор в голове всю дорогу, снова и снова, не понимая, что предшествовало этому приступу. Или же причина крылась в том, что Сиано переусердствовал со своими занятиями, как Клион и предполагал, только увидев его состояние. Он терялся в догадках, поэтому опустошённо сел рядом, бездумно уставившись на торчащие на поляне постройки из веток и травы, напоминающие маленькие шалаши, что, очевидно, принадлежали каким-то зверькам. Клиону резко захотелось превратиться в нечто подобное, чтобы надёжно спрятаться в укрытии и никогда оттуда не выходить. Он запрокинул голову, глядя на огромную, недобрую луну. Деревья у реки расступились, и было ясно видно небо и ночные светила. Луна быстро росла, и вся поляна наполнялась светом, таким ярким, что проглядывался каждый лист и ветка. Лунная тень стелилась по земле, и по её пути следовали самые разнообразные отродья потустороннего мира. Через несколько часов они все разбредутся, неся проклятия и страдания. Клион вздохнул, прикидывая, сколько ему предстоит идти до поселения с больной ногой и бесчувственным другом. Ему всё это не нравилось, но выхода не оставалось. До дома было полчаса ходьбы, но в его случае это займёт больше времени. Всё равно лучше, чем застрять в лесу в единосущную ночь. Клион с рождения жил без благословения, поэтому привык быть начеку в любой момент, зная, что у него нет заступников за спиной. Пока страшная пора нависала над ними, Сиано тоже был в опасности, ведь сегодня не явится могущественный дух, чтобы прийти на помощь. Этой ночью они были слишком уязвимы, но Клион сомневался, что способен защитить их обоих в случае беды. Сквозь шорох листвы и журчание воды Клион начал улавливать ещё одно — тихие, но отчётливо слышимые шаги, доносящиеся из глубины леса. Шаги приближались, и Клион мог различить их ритм. Слишком чёткие и настойчивые, чтобы быть просто результатом случайного движения лесных животных. Клион подобрался, прыгнув за стоящее поблизости дерево, подозрительно выглянул, стараясь разглядеть, кто мог бы быть источником звука. Лунный свет в этот миг становился его верным соратником. Его взгляд цеплялся за каждое движение в лесной чаще, в надежде заметить хоть какие-то признаки приближающегося человека или существа. Он оставался рядом с Сиано, не решаясь отойти от него, чтобы проверить окрестности. Клион боялся оставить Сиано в таком уязвимом положении, но и спрятаться или устроить засаду на этой поляне было совершенно негде. Клион осторожно потянул руку за спину и медленно, беззвучно вытащил из поясничного ремешка небольшой кинжал. Как будущему охотнику, ему требовалось постоянно совершенствовать навыки обращения с оружием. Хотя он ежедневно возвращал основные ножи, луки и копья на склад охотничьего цеха, этот был его личным и всегда оставался при нём. И вот из кустов с кряхтением и бурчанием вышла небольшая фигура. Но, видимо, забыв о невысоком склоне, незваный гость потерял равновесие и упал вниз, с тихим вскриком покатившись по траве прямо к ногам застывшего Клиона. — Что б тебя, безмозглый мальчишка! — выйдя из-за дерева взорвался гневом Клион. — Зачем нелёгкая принесла тебя сюда? Смерти ищешь, небось? — О, чего вы тут? — запыхавшись, мальчик неуклюже поднялся на ноги и посмотрел на Клиона с глуповатым выражением, словно не понимал, почему тот так негодует. — Мне сказали, что Сиано всё ещё не вернулся, я вызвался пойти за ним и привести, но… не нашёл. Я заблудился. — Ты не в своём уме? — воскликнул Клион, шагнув ближе. — Тьма уже наступает, Шалиан. — Оно так, — тот неопределённо повёл плечами, стряхивая листву с одежды. — И всё-таки я здесь. Шалиан, воспитывавшийся вместе с Клионом в сиротском доме, был всего лишь десятилетним ребёнком, не способным дать отпор даже сверстникам, не говоря уже о настоящих опасностях. Клион знал, что рассчитывать на его помощь было бесполезно. Шалиан, хоть и был добродушным, но весьма болезненным и тщедушным, испытывал трудности на каждом шагу. Клион не особенно близок с ним, но знал, что Шалиан был по-своему предан Сиано. Шалиан, окрылённый дружбой с самим Смотрящим, всегда стремился проводить время рядом с Сиано, гордясь их общением. Он следовал за ним как тень, не упуская возможности побыть с вместе. Невольно, но Клиону приходилось мириться с его присутствием в своей жизни, ведь он тоже проводил с Сиано много времени. Не было ничего удивительного в том, что Шалиан, несмотря на свою слабую память и недостаток знаний о местных тропах, улизнул из поселения, чтобы искать Сиано. Мальчик не стремился изучать окрестные леса, зная, что его не возьмут в охотники и, следовательно, полагал, что эти знания ему не понадобятся. Необдуманный поступок подтолкнул его к такому рискованному путешествию. Клион, понимал, что Шалиан действовал из лучших побуждений, но был невообразимо зол. Клион почти ощущал, как ярость разрывает его изнутри, выталкивая наружу каждую каплю терпения и понимания. Оицо покраснело, глаза сузились, превращаясь в жгучие стрелы, готовые пронзить любого, кто осмелится появиться на пути. В тот момент, когда он смотрел на Шалиана, гнев Клиона был так силён, что казалось, даже лунный свет отступал перед этим внутренним мраком. Клион закатил глаза — теперь на него свалилось ещё одно испытание, новая ответственность в лице недоросля, которого также нужно было отвести домой. Клион задумался, кто мог отпустить мальца в лес в такую ночь, когда темнота уже полностью окутала землю. И ответ пришёл сам собой — никто. — Так кто, говоришь, отправил тебя сюда? — спросил он, не особенно пытаясь скрыть своё раздражение. — Не вздумай лгать мне, иначе я тебя высеку. Шалиан, заметив настоящую злость в глазах Клиона, затрепетал. Его лицо побледнело, когда он осознал всю дурость собственного проступка. Он робко потёр затёкшие руки о штанину и, оправдываясь, уклончиво добавил: — Старейшины. Я ушёл засветло… думалось, что смогу найти его раньше, но лес оказался более запутанным, чем я предполагал. — И как давно ты бродишь по лесу? — голос Клиона звучал хрипло от усталости. Ещё выводило из себя, что тот ему откровенно врёт. Руки так и тянулись взять какую-нибудь палку и проучить, но Клион воздержался. — Много часов, — сдавленно признался Шалиан, низко склонив голову. — Я так устал. — Неужели ты не понимаешь, что сейчас ночь опаснее, чем когда-либо? — не унимался Клион, угрожающе нависнув над ним. — Каков глупец! — Да знаю! Я просто хотел помочь… Клион, заметив, что Шалиан всё ещё не понимает всей серьёзности ситуации, вздохнул и посмотрел на безжизненно лежащего Сиано. Сердце забилось быстрее от тревоги. — А что с ним стряслось? Он в порядке? — испуганно спросил Шалиан, заметив, что Сиано не просто отдыхает у воды, а лежит неподвижно, даже не отзываясь. Он сглотнул и неуверенно окликнул: — Эй, Сиано? — Не могу точно сказать, — честно ответил Клион. — Кажется, он потерял сознание, но что именно случилось, покамест не ясно. Клион снова взглянул на мальчика, пытаясь осмыслить, что делать дальше. Ночь всё больше входила в свои права, и их положение становилось более критичным. Не было времени отчитывать Шалиана. Клион только сейчас понял, что всё ещё сжимает в руке рукоять кинжала, но почему-то ему не удавалось разжать побелевшие пальцы. Он встревоженно мотнул головой, отказываясь верить, что собственное тело не подчиняется командам. — Ладно, Шалиан, — процедил Клион, взяв себя в руки. — Теперь мы должны действовать быстро. Мы не можем оставаться здесь дольше. Раз уж из всех возможных людей именно ты пришёл к нам, то будешь помогать мне нести его. Мы должны вернуться домой до того, как лунная тень поглотит всё вокруг. — Конечно, да, да, — торопливо отозвался Шалиан, присев на камни рядом с Сиано и положив руку ему на лоб. — Он такой холодный… — Знаю, — хмуро кивнул Клион. — Вода не помогла, к слову. Подсоби мне. Клион склонился над другом, готовясь поднять его и двинуться в путь, но внезапно Шалиан замер, как окаменевший. На его тонком лице пробуждался дикий страх; светлые глаза испуганно смотрели куда-то сквозь Клиона, и тому почудилось, что у Шалиана тоже вот-вот случится удар. — Оглох? — недовольно зыркнул на него Клион, уже решив отвесить незадачливому помощнику подзатыльник, но осёкся. — Шалиан, что с тобой? — Ох, Творец всесильный… — только лишь простонал Шалиан, не моргая уставившись куда-то за спину Клиона. Клион с трудом выпрямился, держа кинжал наготове. Он резко обернулся, едва удержавшись от вскрика. Из-за деревьев на поляну медленно выходили уродливые создания, одно за другим, уверенно ступая в холодном свете луны. Клион чувствовал, как сердце забилось в ушах, а в голове забурлила оробелая кровь. Инстинктивно сделал шаг в сторону, стараясь прикрыть Сиано собой. Шалиан, до сих пор неподвижный от ужаса, казалось, не мог даже вздохнуть, не отрывая взгляда от надвигающейся угрозы. Их тела были искажены, как будто природа сама пыталась создать свой самый кошмарный образец. Большие кривые ноги цокали копытами по камням, некрупные, но массивные туши покачивались в такт неторопливым движениям. Красные глаза, выпученные и светящиеся зловещим светом, неотрывно наблюдали за застывшими от страха людьми. Округлые челюсти распахивались, обнажая острые, как лезвие, зубы, а из тёмных глоток вырывался смрадный запах съеденных заживо жертв. Клион насчитал троих, лихорадочно раздумывая, что делать. Каждое движение этих тварей было предельно осознанным, и их зловещая уверенность только усиливала страх. Они расхаживали по человечекой земле, будто она уже принадлежала им. Клион не мог сообразить, почему они вообще пришли сюда, ведь лунная тень ещё не окрепла настолько, чтобы распахнуть проклятым врата в мир живых. Он пологал, что у них ещё оставалось спасительное время, но неминуемая напасть явилась раньше. — Это же они? Детоубийцы… — раздался у него за спиной тонкий дрожащий голос Шалиана. — Быть такого не может! — Им это скажи, — отрезал Клион, не оборачиваясь. — Они не едят взрослых, но раз уж мы у них на пути… Ему было известно из учебников, что лунные птицы убивали и взрослых людей, осмелившихся вступить с ними в бой. Ели они их или нет уже было не столь важно. Клион был уверен, что в любом случае, птицы не позволят им уйти, ведомые жаждой уничтожить очередную невинную жизнь. Тут его осенило: им непосчастливилось оказаться на дороге, ведущей к побережью, куда держали свой путь проклятые, ведомые неясной силой к затонувшему городу. Будто в подтверждение его мрачных слов мерзкие оборотные порождения вскинули безобразные головы, заходясь безумным воплем. Они двигались почти синхронно, окружая, а их крики звучали надрывно и истошно, способные свести с ума любого. Они верещали детскими голосами, сквозь нескончаемый звук боли в уши пробирались пронзительные стоны мольбы. Внутри каждой из этих отродий покоилась не одна похищенная детская душа. От первого дня появления на свет и до трёх лет, каждый мог стать их добычей, и Клион вздрогнул, неосознанно подумав, что и он сам был среди них много лет назад. Ему стало дурно, когда многочисленные голоса несчастных смешались в одну мучительную песнь страдания. Клион изо всех сил старался не заткнуть уши, ощущая, как в глазах темнеет от страха, а шум плачущих отнимает возможность нормально думать. В этот момент он упустил, как одна из лунных птиц, приблизившись, резко вскинула своё лысое крыло. Дряблая бледная кожа стремительно накрыла его с головой, одним мощным ударом отшвыривая Клиона в сторону, прочь с дороги. Двое других медленно подошли к Шалиану и Сиано, разевая безгубые пасти. Клион врезался спиной в дерево, едва сдерживая слёзы от боли, и, не в силах стоять на ногах, сполз вниз. В его затуманенном взгляде промелькнула паника, когда увидел Шалиана, всё ещё сидящего в оцепенении, и Сиано, беспомощно лежащего на земле. — Клион! — среди десятка детских голосов прорывался знакомый, принадлежащий Шалиану. — Спаси! Клион заторможенно наблюдал, как мальчик вскакивает на ноги, едва удержавшись на скользких камнях. Одна из птиц подняла крючковатую ногу и ударила его в живот, повалив навзнич. Голова чудища подобна скелету, обтянута тонкой неровной кожей, с редкой поросью волос, склонилась над Шалианом, и из открытого рта на лицо несчастного потекла тягучая жидкость. Клион подумал, что это слюна, но Шалиан закричал от боли, схватившись за лицо, и сквозь его ладонь повалил пар. Его страдания вернули Клиона к действительности, привели в чувства. Наконец, его ярость обрела предназначение и цель, позволяя подняться на ноги. Клион выровнял дыхание, бросился вперёд, отдавшись полностью бесконтрольному гневу и ненависти. Эти монстры забрали у него место в мире, оставив его неприкаянным, отвергнутым и непонятым. Они похитили его в младенчестве, истязали душу, похоронили в ней гнилостный кусок неизлечимого проклятия, отравив навечно своей отвратительной скверной. Из-за них он утратил семью и племя, лишился рода и покровительства, и никогда не смог бы вернуться в свой настоящий дом. Они, богомерзкие людоеды и похитители детей, были причиной всего, что с ним произошло. Даже самый лютый огонь не мог выжечь из Клиона эту удушающую ненависть. — Поди прочь! — безумно закричал Клион, взмахнув кинжалом. Он оказался рядом с одной из птиц, и, не ведая больше ни страха, ни сомнения, нанёс удар. Годы практики и усилий принесли результат: его движения были точными, ловкими, а рука тверда, и лезвие с лёгкостью вошло в мягкую плоть. Птица зашлась плачем из глубин своей тошнотворной глотки. Вытащив из широкой обвислой груди клинок, Клион сразу же отпрыгнул. Проклятые загалдели неровным прерывистым рёвом, обступив его. Клион сделал выпад, резанув кинжалом шею второй, с удовольствием услышав, как прервался её нескончаемый вой. Затем с силой пнул последнюю, ударив в грудину. Конечно, его усилия не убили ни одну из них, но птицы встревоженно начали метаться по поляне, стуча копытами и размахивая нелепыми крыльями. Все трое постепенно начали затихать и отходить от него. Тонкие неровные полосы крови тянулись вслед за ними, растекаясь мрачными пятнами по камням и траве. Воспользовавшись их замешательством, Клион схватил всё ещё кричащего Шалиана за волосы и погрузил его лицом в реку, надеясь, что вода поможет смыть и остановить отраву. Видя, что тот собой не владеет, зашедшись в агонии, Клион рывком выдернул его из воды, и бегло оглядел ошпаренную щёку. На ней был серьёзный ожог, но глаз остался цел. Не теряя времени, Клион скомандовал: — Бери его и иди туда, — он указал окровавленным лезвием в нужном направлении, притянув мокрого мальчишку к Сиано. — Живо, кому велено! — Как же больно! — всхлипывал Шалиан, в ужасе цепляясь за руку Клиона, не давая ему сдвинуться с места. — Больно… Его глаза были затянуты тусклым серым, и весь блеск в них исчез, поглощённый болью. Шалиан судорожно вдыхал через рот, дрожал от страха, но Клион не мог оказать милость сочувствия. Его накрывала волна неожиданной жалости, но эта жалость была враждебной, почти болезненной. Клион понимал, что должен оставаться твёрдым и не поддаваться слабости. Трепещущие пальцы Шалиана и его изуродованное лицо напоминали Клиону о тяжёлой ответственности за этого беспомощного ребёнка. — Слушай меня, коли жизнь дорога, — быстро заговорил Клион, обернувшись, чтобы убедиться, что птицы всё ещё на расстоянии, давая возможность собраться с мыслями. — Хватай Сиано и беги. Мне с ними не справиться, но могу отвлечь. — Нам не сбежать, я… не могу, — послушно подползая к Сиано, захныкал Шалиан, пытаясь поднять того, но слабые дрожащие руки не могли сдвинуть его с места. — Сделай что-нибудь! Ты же охотник! — Ещё нет, — грубо прервал его лепет Клион, со злостью тряхнув за плечо. — Совладай с собой, немедля, бестолковый! Надо идти. Конечно, Клион осознавал, что даже ему было нелегко нести Сиано через лес, а для Шалиана это было бы и вовсе непосильно, но у них не оставалось выбора. На этой поляне они были лёгкой добычей. Сумей Шалиан хотя бы оттащить Сиано в чащу, возможно, у них бы появился шанс затеряться где-нибудь и переждать напасть. Неразумно было уповать, что ранее заблудившийся Шалиан в ночи отыщет дорогу домой, ещё и с такой ношей. Недалеко отсюда находились ущелье и пещеры, глубокие расщелины и крутые склоны которых могли помочь им спрятаться, если Шалиан сможет добраться туда. Клион очень сомневался, что у Шалиана получится дойти до укрытия, но кроме него некому задержать птиц, поэтому бремя спасения ложилось на испуганного десятилетку. Клион не представлял, как ему самому выбраться из этой передряги, но был готов стоять до конца, если таковой ему уготован сегодня, лишь бы эти двое смогли выжить. Клион чувствовал, как холодная кровь скользила по пальцам. В лунном свете кинжал выглядел почерневшим, поглощая кровь проклятых. С недоумением он наблюдал за беснующимися существами, отмечая, что они готовились к атаке, двигаясь к ним тем же размеренным, неторопливым шагом, точно издеваясь и дразня. Птицы передвигались по лунной тени, как по выстланному ковру, и в серебряном свете их обезображенные бледные туши казались почти белыми. Клион был готов к схватке, пусть силы его увядали, а потрясённый разум, отказывался верить в происходящее. Он отважно вышел вперёд, став в центре поляны и встретив упрямым взглядом отвратительные порождения оборотного мира. — Ступай же! — настойчиво повторил он, закрывая собой Шалиана и Сиано. На этот раз Шалиан не стал пререкаться и, молча взяв Сиано под руки, начал ползти по направлению к лесу. Первым сделала шаг вперёд та из них, что не была ранена, крича невообразимым мерзким голосом и размахивая крыльями, намереваясь снова сбить Клиона с ног. Он, чувствуя, как решимость бурлит в венах, внимательно следил за движениями монстра. Клион заметил, что лунные птицы были неповоротливыми и медлительными. По сравнению с ним, им не хватало ловкости и скорости. Их добычей становились младенцы, неспособные к сопротивлению. Эти существа были созданы для воровства, а не для сражений, что давало ему преимущество. Даже с больной ногой Клион был быстрее. Не мешкая, Клион метнулся навстречу и нанёс резкий удар по крылу. Лезвие скользнуло по мертвецкой коже, оставив глубокую рану. В бок ему врезалось копыто другой птицы, напавшей сразу же, стоило ему только замахнуться в её сторону. Клион завыл от боли, но не отступил, лишь ослабив натиск, всё же продолжая грозно размахивать клинком. Он сосредотачивался на своём дыхании, позволяя ритму вдохов и выдохов направлять атаку. Птичьи глаза мерцали красным, а острые зубы сверкали в свете луны. Они определённо были когда-то человеческими, по крайней мере до того, как проклятье изувечило их обладателей. Теперь, в их огромных пастях, зубы стали острее и их было больше. Один укус и можно попрощаться с конечностью. Клион, увидев по движению, что нападение будет стремительным, быстро присел, и едва уклонился от зубов, клацнувших рядом с ухом. Он выпрямился и резво отпрыгнул назад, зарычав как безумный, в упор глядя на своих безобразных врагов. Он отрешённо подумал, что когда-то сам был внутри одной из них, и какой-то другой доблестный охотник сражался с ними, борясь за жизнь своего ребёнка и жизни всех других, включая Клиона. И вот он здесь, вновь один на один со своим кошмаром, отнявшим его жизнь, исковеркавшим судьбу. Хотя его похитительница уже много лет как мертва, видя этих людоедов перед собой, Клион всё равно испытывал тошноту и непреодолимую ненависть. Он бегло скользнул взглядом по невысокому склону, по которому уже карабкался Шалиан, упорно таща за собой Сиано. Неожиданно, но Клион был приятно удивлён, что Шалиан нашёл в себе волю к действию. Клион не мог понять, почему Сиано не пришёл в сознание даже среди такого хаоса. Он давно лишился чувств, и теперь уже не проснётся? Клион отказывался верить в это, встревоженно провожая их глазами. Вероятно, тот припадок, что сразил Сиано, оказался гораздо серьёзнее, чем можно было подумать. Несмотря на воду, тряску, крики и попытки разбудить, он всё ещё был погружён в своё странное состояние. Ещё несколько метров и они окажутся в лесу. Клион почти доволен, убедившись, что Шалиан всё-таки выполняет его приказ. Оценив ситуацию, снова перевёл внимание на птиц. Он ударил, на этот раз в бок, и та закричала, отступая в сторону. Клион, сражаясь с усталостью, едва успел увернуться, когда на него опять обрушилось тяжёлое крыло, но всё же лезвие коснулось чудовища где-то в области груди. Клион плавал между ними, вилял, отбивался, изгибаясь всем телом, словно рыба в каком-то замысловатом танце за выживание. Охотники поговаривали, что убить их можно лишь вспоров брюхо, в котором покоились украденные дети, чья жизненная сила питала хладную плоть осквернённых. Однако Клион видел, как рьяно каждая из птиц защищает свой живот, неестественно плоский, учитывая, сколько тел запрятано в их мёртвой утробе. Он не был уверен, что сможет подобраться, орудуя лишь небольшим коротким клинком, как не был уверен, что вообще способен выйти из этого боя победителем. Единственное, что он знал наверняка, что очень сильно хотел жить. Измотанный, он целился в уязвимое место под выступающим килем, но не успел дотянуться, остановленный прилетевшим в живот ударом крючковатой ноги. Клион пошатнулся, закашлялся, и, потеряв бдительность, подпустил всех троих непозволительно близко. Он в ужасе вскинул клинок, но одна из чудищ внезапно наклонилась к нему, раскрывая пасть и выплёвывая зловонную слизь. Не успев понять, что произошло, Клион почувствовал непереносимую жгучую боль, как будто руку окунули в огонь. Впервые с момента своего появления на поляне он разжал пальцы, и кинжал выскользнул из окровавленной ладони. С громким звоном его единственное оружие упало на камни. — Несчастные исчадия, — прошипел Клион, переводя дыхание и оглядев каждую из них. — Я вас не страшусь! Испепеляющий яд птицы прожигал предплечье, он больше не мог пошевелить рукой. Редкий пар поднимался из разрастающихся краёв обугленной раны. Клион думал, что рассудок, в конце концов, начал разрушаться. Что-то неосязаемое пустило корни, вынуждая его с больной храбростью стоять безоружно перед ликом смерти. Клион не знал, что это такое и как это вытащить, но ему не нравилось, что неподвижность сковала. Натруженные пальцы скрючены, не в силах больше разогнуться, а голова раскалывалась от множества детских криков и плача, вырывающихся из тёмных глоток. Они звучали всё громке, как скорбное признание его поражения. Прохладное покалывание ползло вдоль позвоночника, ноги приросли к влажной земле. Клион был заторможен и уязвимым, понимая, что достиг своего предела и для него всё кончено. Всё, что он сейчас переживал, казалось слишком статичным, неуправляемым. Мысли путались, и он уже смирился с неминуемой кончиной. Не мог сосредоточиться из-за страшной боли в руке, но всё же одинокий вопрос бился на грани сознания. Он не мог взять в толк, отчего злостные отродья не разделились, и хотя бы одна из них не кинулась за уже скрывшимися в недрах леса ребятами. Ещё непонятнее стало, когда до Клиона вдруг дошло, что они почему-то его не трогают, лишь стоят на своих кривых лапах, покачиваясь и воя. Красные сферы внимательно разглядывали его, а детский плач постепенно перерастал в сдавленный хрип. Что побуждало их играть с ним в эти жестокие игры? Клион даже выдохнул, хотя и не заметил, что затаил дыхание. Каждая секунда тянулась, как вечность. Что бы ни значило их промедление, Клион сумел наклониться и схватить клинок с земли. Изнурённый и раненый, он крепко держал оружие в здоровой руке, готовясь встретить смерть в бою — как и подобает охотнику, которым он так и не успел стать. — Чего вы ждёте? — злобно воскликнул Клион, вытягивая перед собой клинок. Тяжесть стали в руке придавала уверенности и самодовольства. — Аль признаёте, что я вам не по зубам? Все трое обступили его вплотную, заинтересовано слушая, хотя Клион не ведал, понимают ли они человеческую речь. Они одновременно вскинули полулысые головы, грязные, слипшиеся тёмные волосы жёсткой пощёчиной скользнули по лицу Клиона, и он, поморщившись, отвернулся. Глядя на свою бледную небесную соратницу, они, замерев и не касаясь человека, словно чего-то ожидали. Их брюха теперь были на уровне его лица. Клион подобрался, стиснул зубы, надеясь забрать с собой в могилу хотя бы одну из мерзких птиц. Без колебаний, со всей силы вонзил лезвие в податливую плоть, вогнав по самую рукоять. Та проклятая, что стояла напротив него и приняла удар, дёрнулась, пронзив ночную тишину душераздирающим криком. Вторая рука не слушалась, и Клион прикладывал нечеловеческие усилия, пытаясь одной рукой вспороть обманчиво мягкое мясо. Он дрожал от напряжения, однако клинок, поглощённый хладными недрами, оставался недвижим. Разочарованно застонав от бесполезных усилий, Клион одним рывком вытащил лезвие. Ответный удар не заставил себя долго ждать — копыто на кривой лапе врезалось ему в челюсть. Клион пошатнулся, в глазах помутнело, и даже яркая луна померкла. Весь мир смазался и начал исчезать. Больная лодыжка соскользнула с мокрого камня, и он упал в реку под неровный плач детоубийц.

***

— Верно ли я понимаю, не ведаешь ты, что предшествовало приступу? Мужчина медленно сплёл пальцы в замок, не сводя пристального взгляда со своего нового пациента, мирно спящего на узкой койке у окна. В этом ясном освещении лицо лежащего на кровати Сиано казалось невероятно усталым, но при этом — непривычно спокойным, будто, потеряв сознание, он лишился и груза проблем, неизменно давящих на его плечи. Волосы были растрёпаны, рот расслабленно приоткрыт. Каждый выдох и вздох Сиано были размерены. Казалось, он находился в умиротворённом сновидении, далёком от бурь и тревог внешнего мира. — Всё так, — с уверенностью возвестил Клион, смело оглядывая присутствующих в комнате. — Мы просто беседовали о всяком. Ничего сверх того не случилось. — Оставь, Иморе, неужто поверим словам неблагоутробного? — приблизившись к лекарю, злобно начал один из людей. — На них напали лунные птицы, эти отвратительные падшие существа. Вот вам ответ: зло проникло в наши земли, и он тому виной. Некая мрачная сила старалась убить Смотрящего. Верно говорю вам. — Да при чём тут я, Багбард? Именно я сражался с ними! — взорвавшись негодованием, отозвался Клион, каждое слово произнося с особым нажимом. Лицо мужчины искажал едва сдерживаемый гнев, когда он обратил недобрый взгляд на Клиона. Будучи прекрасным охотником, Багбард всё же не был самым хорошим человеком, который, по мнению Клиона, ненавидел его больше всех в поселении. Багбард был одним из охотников, чьей обязанностью было опекать старшую группу детей сиротского дома. Клион находился под его попечением, но воспринимал Багбарда скорее как временное неудобство, чем как настоящего наставника. Однако этим тревожным утром именно Багбард был вызван сюда в качестве его опекуна, а худшего представителя от Гильдии Клион и представить не мог. Привыкший к нападкам, Клион лишь вскинул голову, в упрямом жесте скрестив руки на груди. Он, по своему обыкновению, был готов вступить в конфронтацию, стойко выдерживая натиск, но решил промолчать, позволяя прожигать себя пристальным, злым взглядом и давая чужому негодованию разбиваться о свою холодную отрешенность. — Ты, проклятое дитя этих уродин. Пришли они сюда, ведомые твоим скверным духом, даже не сомневайся, — продолжил Багбард, заметив, как Клион колебался в ожидании какой-то язвительной реплики, и вновь возгорелся, чеканя слова громким голосом. — Учуяли покорёженную душу в наших владениях и решили, что и им сюда дорога открыта. Более десятилетия детоубийцы не встречались в наших землях, но стоило тебе заплутать в лунной тени, как они осмелились приблизиться к нам. Пожилой седовласый лекарь Иморе недовольно покачал головой и уже было собирался что-то возразить на защиту своего юного приятеля, как Клион разразился резким ответом: — Я сумел противостоять им! Был бы я осквернён, то не смог бы сразиться с ними, сами же говорили. В команте повисло гнетущее молчание, нарушаемое только пением птиц за окном. Клиона неимоверно бесило надменное выражение на широком лице Багбарда, и он отвернулся, устремив взор на улицу. За большим окном мирно покачивалось на ветру неказистое кривое дерево, скромно растущее у здания лечебницы. Для незнающих это дерево сначала могло показаться занимательным, а затем привести в немалое смятение. Стоило присмотреться, и вместо зелёной листвы на кривых ветвях можно было увидеть лоскуты серой кожи, как и на коре короткого ствола, обвивающей его неровными грубыми слоями. Это было благословенное место, где некогда ступил Дух Древоточца в своём первозданном облике, оставив после себя это странное напоминание. Редко где можно было встретить места, где ступала нога божества, и обычно подле таких мест селился род человеческий. Клион разглядывал как ветер треплет лоскуты кожи, и чувствовал себя до ужаса неуютно, тревожно. Словно Древоточец мог видеть его сквозь стекло, слышать, как он оправдывается за то, в чём не был виновен, за саму возможность находиться среди живых. Клион, конечно, знал, что на самом деле нет божеству до него никакого дела. Ни разу горделивый дух не являлся Клиону в моменты прошения, игнорируя слёзные просьбы ребёнка взять его под своё покровительство, наделить благодатью, что полагалась каждому человеку. Клион тщетно взывал к нему в канун своего десятилетия. Он даже мог припомнить, что повторял заученную мольбу в шесть лет, не особо понимая смысла, но послушно стремясь стать для всех надёжным и равным, как говорили ему с самого детства жрецы. В этот день Клион не стал даже пробовать. Он звал его ночами и днями, не только в день Древоточца, но и в любой другой, когда ему становилось страшно или одиноко, в надежде услышать искомый ответ. Говорили, что если человек праведен и чист душой, заступник являлся на зов. Клион хотел верить, что его час ещё не настал, что божество всё-таки снизойдёт, но вера эта стремительно истончалась, пока в груди не осталось хмурое ожесточение. Последним шансом, чтобы доказать свою благонадёжность и получить благословение — было охотничье ремесло. И Клион хоть храбрился перед всеми, нехотя признавал правоту Сиано на этот счёт. Видеть воочию напоминание об этом существе ему крайне не нравилось. Клион уже давно испытывал безотчётное желание сжечь это дерево, дабы узнать, каков смрад жаренной кожи божества и отличается ли он от животного. Клион тяжело вздохнул, вынырнул из глубин собственных грустных раздумий. Голос подал молодой жрец, третий из взрослых мужчин, находившихся в комнате. Клион коротко посмотрел в сторону высокого колдуна, чьи проницательные серые глаза внимательно изучали его. Тонкие черты и светлая кожа придавали ему вид человека изнеженного, не привыкшего к трудностям тяжёлых испытаний жизни, но лишь неподвижные глаза выдавали в нём нечто неочевидное; в них таилась неоспоримая глубина и несгибаемая сила. Клион давно привык к тягостным взглядам жрецов, поэтому без всякого смятения выдержал пронзительную серость, что расползалась между ними незримым туманом недоверия. — Давайте спросим свидетеля, — холодно предложил жрец, посмотрев в угол комнаты, где, неприметно и тихо, на стуле сидела маленькая фигура. — Шалиан, что же там произошло? Раздался тихий жалобный стон, и Шалиан встал, сделав шаг вперёд. Он держался за своё перевязанное лицо, гордо неся это ранение как настоящий трофей. Клион усмехнулся. Утро уже вступило в свои права, и яркий свет свидетельствовал о том, что он не сошёл с ума и Шалиону каким-то невероятным образом удалось дойти прошлой ночью до поселения, не заблудившись и не умерев от сотни неведомых опасностей. Клион действительно считал это чудом. Может, благодать Сиано всё же сумела защитить их. — Я нашёл их у источника, недалеко от границы наших земель, по пути к тракту, — едва слышно вздохнул Шалиан и сделал короткую паузу, словно слетавшие с губ звуки отняли у него последние силы. — Лунная тень уже окутала землю, когда я пришёл. Боюсь, что зло и правда следовало туда за ними. — Откуда тебе знать, болван, что толкуешь об этом? — мгновенно ощетинился Клион, убийственно посмотрев на мальчишку. — Тень ещё не накрыла землю к тому времени! Не мы привели их к нашим владениям. Птицы шествовали к морю этой дорогой; мы просто оказались на пути! Неведомо мне, почему они зашли на нашу территорию. — Потому что всякое зло идёт на скверну! — уже громче отозвался Шалиан, повторяя слова Багбарда, бережно приглаживая бинты. — А, может, оттого, что зло иногда проникает через защиту вашего бога? — довольный их реакцией, ухмыльнулся Клион. — И в том нет моей вины! — Молчи, Клион, — жрец строго прервал его, не повышая голоса, но слова звучали как железные оковы. — И всё же, довилось ли тебе узреть, как он сражался с проклятыми? — Мы вместе противостояли им, мудрейший Ренир, — уверенно заявил Шалиан, избегая смотреть на Клиона. — Я был ранен и он прогнал меня. Сказал, чтобы я уносил Сиано оттуда. Иначе он угрожал меня высечь. Я ушёл и не видел, что там было после. — Ложь! Мои заслуги решил прибрать, маленький подлец? — не веря своим ушам, нетерпеливо встрял Клион. — Где были твои глаза поганые и куда делась порядочность? Он заметил, как Багбард весело ухмыльнулся, наслаждаясь его несдерживаемой агрессией, как будто подтверждая свою правоту в отношении Клиона, чья заносчивость и грубость слишком явно обнажали истинные эмоции. Клион всегда был тих и нелюдим, но стоило ему хоть раз оскалиться, как Багбард сразу же цеплялся за это, ожидая и выискивая зло, дремлющее в подопечном. В моменты бешенства Клион порой был готов согласиться с охотником, поскольку часто ощущал внутри себя нечто неконтролируемое и угрожающее. Никому из присутствующих не следовало знать об этом, даже лекарю Иморе, которому Клион в целом доверял. Шалиан замялся и хотел было ответить что-то, но Ренир предостерегающе поднял руку и невозмутимо промолвил: — Скажи без утайки, Клион, как тебе удалось уйти от них? Ведь проклятые никогда не отпускают живых, покуда те встретились на их пути. С вами в лесу был кто-то ещё, кто оказал помощь? Или ты сбежал сам — но как же тебе удалось? Прежде такого не бывало. — Я уже излагал это, — отрезал Клион, принимая как можно более расслабленную позу и безразличное выражение, в который раз повторяя заученные слова: — Был бой, и я почти одолел их, но потом упал в реку, и её течение унесло меня. Когда выбрался на берег, их уже не было. Я же, дабы избежать новой встречи, направился домой в обход, другой дорогой. Подальше от тракта. Жрец внимательно выслушал Клиона. В комнате снова повисла тишина, нарушаемая только тихим шорохом от плаща жреца, когда он сделал шаг вперёд, задумчиво приблизившись к кровати Сиано. Видимо, его разум уже обрабатывал полученную информацию, выискивая пробелы и несоответствия в рассказе. Каждое слово Клиона было тщательно взвешено и проанализировано. Клион, хоть и старался выглядеть невозмутимо, чувствовал, как напряжение вновь нарастает. Он заметил, как плечи жреца слегка напряглись, и почувствовал, что каждое движение и слово имеют особое значение. Но Клион был убеждён, что не выдал себя. Разумеется, намеренно опустил некоторые моменты, здраво посчитав, что скажи он как есть и всё презрение их общины мгновенно обрушились бы ему на голову страшным наказанием. Он вспоминал сражение с лунными птицами и прекрасно осознавал, что произошло нечто поистине необьяснимое. Втроём проклятые могли убить его бесчисленное количество раз, но они не сделали этого. Только теперь Клион подумал, что птицы не особо желали драться с ним. Скорее оборонялись. В тот миг, когда Клион остался безоружным перед ними, с пораненной рукой и смутой в мыслях, оглушённый и уставший, хватило бы одного сокрушительного удара. Яд угодил ему на руку, вынуждая выронить клинок, хотя надёжнее было изувечить лицо, как они поступили с безобидным для них Шалианом. Клион не сомневался, что не убеги мальчишка с той поляны, и отродья без промедления уничтожили бы его. И всё же ни одна из окаянных не бросилась в погоню за слабым Шалианом и беззащитным Сиано, словно бы центром их внимания был только один из людей. Клион понял это ещё тогда, и теперь, по прошествию нескольких часов глубоких раздумий, никаких сомнений у него не оставалось. Известно точно, что проклятые не убивали только других проклятых, равных себе, и хоть Клион не считал, что в нём пробудилась скверна, как опасались многие соплеменники, но поведение чудовищ вынудило его задуматься. Их нетипичный поступок принудил его солгать, заставил сомневаться в себе. Клион чётко помнил, что они медлили, видел, как они заинтересовано разглядывали его, не решаясь прервать жизнь, будто чей-то скрытый голос повелевал им остановиться. Или как если бы детоубийцы сами не желали покончить с ним, признавая своего отпрыска. Ничто из этого Клиону решительно не нравилось. В голове всё ещё отголоском звучали страшные вопли и стенания, и Клион не представлял как отделаться от этого шума. Когда Клион упал в реку его созанание погасло всего на несколько минут. Стоило ему прийти в себя, как первым, что он увидел были уходящие с поляны лунные птицы, а сам он почему-то лежал на берегу, насквозь промокший и изумлённый. Клион не мог признаться, что его пощадили и позволили уйти. Скажи он такое и подписал бы себя смертный приговор перед всем человечеством. Возможно ненавистный Багбард был в чём-то прав и с Клионом в самом деле что-то не так, но Клион намеревался разобраться во всём без посторонней помощи и осуждения. Единственный человек, с которым он мог поделиться неудобной правдой о произошедшем спал ненормальным сном и не мог помочь. После краткого молчания Ренир наконец произнёс, голос был ровен, но в нём звучал оттенок глубокого недоумения: — Истинно, птицы пришли с намерением похитить ребёнка из наших поселений. Чтобы там у вас ни случилось, но им не удалось пробраться сюда. Зрит Творец, даже когда всякий младенец под неусыпным присмотром в эту ночь, им всё равно удаётся проникнуть и выкрасть кого-то. — Не хочешь ли ты сказать, что этот щенок безродный прогнал их? — вскрикнул Багбард и с возмущением уставился на жреца. Гнев Багбарда был столь всепоглощающим, что Иморе поспешно встал между ним и Клионом, стремясь сгладить напряжение: — Думаю, так оно и есть, — сказал Иморе, воздевая руки в примирительном жесте. — Умерь свой пыл, Багбард. Ты несправедлив к Клиону. Он всего лишь бедное дитя. — Он такой же проклятый как и они. Даже если скверна ещё не властна над ним, то разве мы поверим, что самодовольный юнец смог в одиночку отбиться от трёх лунных птиц с вот этой зубочисткой? — Багбард схватил со стола почерневший от крови кинжал Клиона, и оружие скромно затерялось в большой ладони охотника. — А ещё как мы можем верить, что случайное столкновение с рекой спасло тебя от тех, кто не оставляет своих жертв живыми? Ты что-то недоговариваешь, парень. — Я всё поведал. Ты просто не желаешь верить мне, как и всегда, дурень, — сдавлено ответил Клион. Он стоял, обессилено опустив руки, пристально всматривался в угрюмое лицо, отстранённо думая лишь о том, как теперь предстоит идти на охоту, если проклятые ведут себя столь странным образом в его присутствии. Стоило Багбарду хоть раз увидеть подобное — Клиону придёт конец от его меча, в том не было сомнений. — Багбард, послушай, — опять вмешался Иморе с тяжёлым вздохом. — Мы все скорбим о твоём брате и племяннике, но истина такова: мы потеряли их, а Клион чудом остался жив. Он вновь доказал нам всем, как силён и необычен. Вам предстоит сражаться бок о бок со злом. Гордись, что в твоих рядах будет такая поддержка. — Иморе, — остро сказал Багбард, наконец, оставив Клиона в покое, — с первого дня, когда мой брат принёс Клиона сюда, все заметили твой чрезмерный интерес к нему, как к подопытному зверьку. Но признайся, ты так и не выяснил, почему он единственный выжил после перерождения. Сотни детей, десятки сотен, Иморе, и только он один уцелел. Скажи, разве это не странно? — Твоя правда, — лекарь понимающе кивнул. — Это очень занятный случай. Но мы должны уважать и ценить любую жизнь, друг мой, даже если не понимаем её предназначения в этом мире. — Не согласен. Некоторые просто не заслуживают жить, — проговорил Багбард, с недоверием покосившись на Клиона. Тот лишь многозначительно закатил глаза, уставший от обвинений наставника. В рутине сиротского дома и на тренировках, Багбард никогда не упускал возможности подколоть Клиона, был строг и требователен к нему, но этим утром превзошёл себя. Всё тело Клиона протяжно ныло от усталости, лодыжка пульсировала, а обожжённая рука подёргивалась под надёжным слоем чистых бинтов. Это пренебрежительное отношение не могло задеть его чувств. Клион понимал обиду и злость Багбарда, ведь тот желал видеть на его месте своего почившего племянника, а не надменного выродка, но любое сострадание давно сгнило в душе Клиона, уничтоженное человеческими предубеждениями. Будь у Клиона выбор он никогда не обменял бы свою жизнь на чью-то другую, даже будь у него возможность разом воскресить и избавить от страданий всех несчастных детей, поглощённых безобразными чудищами. Клиону казалось, что его внезапно выдернули из пустоты какого-то кошмара, который он всё ещё пытался пережить, и бросили прямиком в водоворот чужой неприкрытой ярости, впрочем, если кто-то и мог это вынести, то только он. Багбард явно намеревался сказать ещё какое-нибудь оскорбительное замечание, поглаживая свою густую рыжую бороду, но внезапно умолк, услышав тихий стон, доносящийся с кровати. Они сразу обернулись к Сиано, но их надежды быстро рухнули. — Верно лишь одно, — заговорил Ренир, осторожно коснувшись руки спящего Сиано, который больше не издал ни звука. — Наш Смотрящий в беде. Это неслыханно. И покамест мы не узнаем, почему это произошло, вряд ли сможем понять, с чем имеем дело. Клион, я передам твои слова Старейшинам и совету жрецов. Мы обдумаем, чем помочь Сиано. До тех пор вы с Шалианом не должны покидать границы поселения, покуда не ведаем блуждает ли зло поблизости. — Значит, мы разузнаем всё, что сможем, — с готовностью ответил Иморе, быстро направляясь к своему столу и доставая пергамент и чернила. — Господа, уверяю вас, нас ждут открытия. Я немедленно извещу врачевателей нашей коалиции о случившемся, чтобы выяснить, кто уже сталкивался с подобным. — Этим днём я соберу людей и мы проверим окресности, — в свою очередь добавил Багбард, возвращая клинок Клиона на стол. — Что будем делать с ним? У тебя есть какое-то снадобье? — Это не похоже ни на что мне известное, — озадачено признался лекарь, задумчиво крутя в руках перо. — Не кома, а, судя по всему, глубокий сон. Никакое лекарство не поможет, ибо его не от чего исцелять. — Он был слишком близко у границы, ещё и в компании Осквернённого. Могло ли приближающееся зло так повлиять на него? — напоследок утончил Багбард, жестом велев Шалиану двигаться к двери. — Это вне пределов моих знаний, друг, — грустно улыбнулся Иморе. — Дождёмся вердикта жрецов. Они попрощались с Иморе, и Клион демонстративно одарил уходящего Шалиана уничижительным взглядом, в то время как Багбарда просто проигнорировал, лишь коротко кивнув Рениру. Клион не смог сдержать утомлённый вздох, когда троица покинула комнату, что не укрылось от внимания пожилого мужчины. — Клион, ты нам не угроза. Ты наш ответ на многие вопросы, — убедительно сказал Иморе, как только за ними закрылась дверь. — Не вини себя за то, что случилось с Сиано. Это древняя магия богов, непостижима и неподвласна нашему разумению. — У меня нет ответов ни на один вопрос, — Клион сделал паузу, а потом посмотрел на свою изуродованную руку. — Хотел бы я знать, что происходит. Иморе глядел на него с таким неприкрытым сочувствием, что Клиону захотелось провалиться сквозь землю. Он и Сиано единственные, кто, видимо, искренне принимали его существование таким, какое оно есть, и Клион находил в этом много утешения, но сейчас ему слишком плохо, чтобы с благодарностью принимать это участие. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько бесполезным. Почти из любой ситуации Клион мог найти выход, почти всегда мог как-то помочь, что-то сделать, но что ему делать теперь, когда Сиано поражён странным мертвецким сном — не знал. Незнание истощало, заставляя изводить себя. Он просто снова хотел увидеть, как огромные синие глаза смотрят на него с той добротой, на которую он никогда не рассчитывал. Иморе подошёл к Клиону, прерывисто вздохнул и опустил морщинистую руку ему на плечо. — Отправляйся спать, — мягко, но настойчиво сказал Иморе. — Его отец вскоре прибудет, думается мне, хватит с тебя на сегодня расспросов. — В самом деле, — Клион нахмурился, плотно сжимая губы. — Позови меня, когда он очнётся. Ему не хотелось покидать Сиано, но бездельничать в лечебнице не имело смысла. Клион взял со стола своё оружие и устало потянулся к двери. На пороге он обернулся, увидев, как мужчина садится за написание писем. Ещё раз тоскливо взглянув на Сиано, он прошептал едва слышно: — Благодарю за клинок. Без него я бы не справился. Иморе оторвался от бумаги, но увидел лишь закрывающуюся дверь.