Во мраке бесконечной ночи

Чужие воспоминания – чужая непрошенная боль. Многим нравилось наблюдать за чужими страданиями. Им своих не хватало. Лилии не нравилось. Он жил свою, потому что она легко могла оборваться. Умереть – самое простое занятие. Продолжать жить, презирая все тяготы, – вот истинное мастерство. Как оказалось, Лилия – не единственный, кто пытался продолжать жить. Заглянув в чужую душу, он увидел чужие тайны, которые должны были остаться тайной. Не получилось. Чужие секреты были раскрыты. Многое становилось ясным. Люди, как обычно, совершали глупости, портя жизнь другим. В их умах было необузданное зло, они взращивали его в других. С каждой записью, которую Лилия теперь просто пролистывал, терялась доброта, милосердие и сострадание, что ещё оставались в авторе. В конце концов, не осталось ничего. Осталась одна. И пыталась не сойти от этого с ума. Жалкая попытка – сомнительный результат. Жалел ли Лилия? Он уже разучился этому. Он вообще ничего не испытал от прочтения книжки. Просто чужие мысли, чужие чувства, чужая история. Одна из тех, что можно краем уха услышать в какой-то таверне. Хотя следовало признать, что такие байки расскажет не каждый бард. И не каждый поверит такой истории: - Мой генерал, – Баулу незнакомо слово "отдых". Вся его жизнь – вечная служба. Лилии казалось, что он даже никогда не заведет семью, не уйдет на покой. Потому что Баулу это будет ни к чему. Всю жизнь он посвятит короне и охране её покоя. Лилии даже интересно: в какой же момент их жизни разминутся? - Баул, – пока он рад компании этого фейри. Потому что, в общем-то, других друзей у Лилии не было. Он тоже почти всю жизнь положил на алтарь защиты великого государства. И, возможно, в какой-то момент он останется совсем один. Но этот момент наступит совсем не скоро. Лилия чувствовал. – проходи. - Что ты делаешь? – сколько времени потребовалось, чтобы Баул вне службы обращался к нему по-простому и по-дружески. Даже если другом он Лилию до сих пор не считал. Иллюзия приятельства порой была приятна. Позволяла считать, что ты не одинок. - Читаю одну книгу. Весьма тоскливую, следует заметить. – Лилия закинул её в дальний ящик своего стола. Чтобы больше никогда к ней не возвращаться. В жизни и так достаточно тягот. Не к чему слушать чужие проблемы, когда своих по горло. И со своими бедами разбираться Лилия не собирался. Некогда – служба. – Что ты хочешь? - Ему хуже, – что рано или поздно это должно было случиться. Все умирали. О скорой смерти короля стало известно, когда лекари в самый первый раз озвучили свой неутешительный результат. Всем тогда стало все ясно. Но это не мешало надеяться. Надежда, порой, была единственным, что оставалось. Хотя Лилия разучился чувствовать ее. Как нелепы причуды судьбы: один укус крысы – королю не мог помочь ни один из лекарей королевства. Оставалось просто ждать. Его кончины. Магия могла уменьшить боль, но не излечить. И от этого страдал не только король. От этого страдала королева. Бессилие – худшее из чувств. Она, самое сильное создание ночи, одаренное магией, не в силах спасти того, кого называла своим мужем. Малефисента была в ярости, она была готова уничтожить любого. Потому что никто не в силах был помочь. В ней говорила безнадежность. И задетая гордость. Что сильнее, трудно ответить. Малефисента, может, и не любила мужа, отца её ребенка, как любили девушки в балладах, но уж точно его ценила. И терять того, кто всегда был рядом, – какая-никакая боль: - Королева желает всех видеть? - Приказа не было, но... – но его стоило ждать. Рано или поздно Малефисента отойдет от горя, настигнувшего ее. Тогда она захочет заняться делом, чтобы поскорее забыть обо всём напрочь. Королева – хороший правитель, который отвергает эмоции. В любой момент жизни, если это необходимо. А сейчас ей будет необходимо избавиться от чувств. - Понятно, – Лилия устало надавил на глаза. До темных кругов, замелькавших повсюду. Баул до сих пор здесь, а не исчез. Значит, самое время заняться делами. Время короткого отдыха подошло к концу. – хорошо, сейчас. Лилия лишь для вида вышел из своего небольшого кабинета. Чтобы никто не думал, что ему всё равно. Точнее, чтобы никто не догадался. Иначе это обернётся для него кучей проблем. Упрёки, слухи, подозрения в неверности короне. И всякая другая несусветная чушь, о которой слуги, крысы-сплетники, любили шептаться. Лилии никогда не понять эту роскошь и извечную суматоху дворца. Почести, воздаваемые умершему, лживые соболезнования и слёзы, будто хоть кого-то из придворных волновал этот траур. Иное дело – совсем привычное – поле боя. На котором некогда хоронить и оплакивать. А после уже поздно: никто не будет разбирать горы трупов, утонувших в крови. Все наоборот возрадуются, что остались живы сами. Ценность смерти и похорон теряется, когда в сотый раз видишь чужую гибель. Зато возрастала значимость жизнь. За которую стоило бороться. Поэтому Лилия чужой на этом сомнительном празднике смерти. Он уходил, уходил всё дальше, сворачивая по коридорам вдоль витражей. Сначала вопли и суматоху сменила тишина. После пропали и слуги, снующие постоянно туда-сюда. А после Лилия оказался один – в той части замка, в которой никого не должно было быть сейчас. Тишина – лучший друг. Лучше звука на свете не найти. Только в тишине, не прислушиваясь к череде звуков, можно остаться наедине со своими мыслями. Одиночество дорогого стоило, поэтому и было самой ценной вещью в мире. Лилия улавливал только звук своих шагов. Он остановился у одного из огромных окон, витраж которого сейчас не сиял, а наоборот потух. И за ним можно разглядеть мир. Розовый сад. Любимый сад королевских особ. В нем без четкой последовательности росло тысячи разных роз. Любимым цветком Малефисента была дикая роза, которая прорастала сквозь жёсткие и острые тернии. Выращивать их было трудно, но садовники прекрасно с этим справлялись. Если бы они не были лучшими, то не были бы садовниками самой королевы Долины Шипов. Лилии хотелось бы сейчас пройтись по саду. Он настолько огромен, что в нем легко потеряться. А сейчас хотелось бы заблудиться среди розовых кустов и петлять по пыльным дорожкам, чтобы никто не нашёл. Потому что во дворце мрачно и тухло. Но Лилия сейчас не вправе покинуть королеву и её горе. Пришлось остаться. Служба стала смыслом жизни на многие года, века. Лилия не представлял себе другой жизни. Лишь он всегда будет носить форму, высокий чин и исполнять приказы монарха. Это его привычная жизнь. Но с недавних пор он мечтал о большей свободе. Лилия не знал, что на него так повлияла, но он хотел свободно уйти, когда вздумается, свободно сказать то, что хотелось. Делать то, что раньше нельзя было себе позволить. Пока Лилия не мечтал о свободе, но частенько мыслями возвращался к идее о ней. Но он не может всё вот так бросить. Он не сможет жить по-другому. Ведь другой жизни не знал. Сам не зная причину, Лилии стало слишком тесно в стенах роскошного замка. И обрести свободу – немыслимая роскошь. Вольность его сознания. Свобода будет лишь после смерти. Придя к этому заключению очень и очень много лет назад, Лилия и перестал бояться смерти. Когда-нибудь она, которая нависала над каждой живой тварью, настигнет и его. И неважно где: в войне, в мире – смерть заберёт душу. И после этого тело получит покой, а душа – долгожданную свободу. Поэтому в глазах Лилии не было страха перед смертью. В отличие от других, что боялись того, что ждало по ту сторону. Сегодня умер король. И это не такая уж великая проблема, как бы все не пытались доказать обратное. Верно, королева шокирована и понимает, что жизнь ее слегка поменялась. Но секундная растерянность скоро пройдет – она снова приступит к своим обязанностям. Но уже без своего мужа. Рано или поздно все вернётся на круги своя. А балаган, который устраивали из этого придворные – чепуха. Казалось, что Лилия единственный, кто не думал в этом тоскливом замке о чужой смерти. Но среди холодных стен раздавался ещё один голос. И он точно не звучал, как унылые завывания призрака, тоскующего о чем-то. Он был слишком живым, слишком свободным для такого места. Лилия догадывался, кто это был. Голосок кричал, звал и требовал. Не стоило и прислушиваться в попытке разобрать слова. С такой требовательностью в этом месте разговарить мог только один человек – принцесса Маленоа. Даже королева не позволяла себе таких интонаций. Но принцесса ещё дитя, ей пытались объяснить придворный этикет, но всё в пустую. В её голове укоренилось раз и навсегда: все – кроме отца и матери – должны были исполнять её желания. Потому что Маленоа – будущая королева. Всё же королевская кровь в ней чувствовалась. А ещё чувствовались дурные гены своего деда, которые порой проявлялись и в её венценосной матери. Своеволие, которое порой перерастало в самодурство, говорило в принцессе нередко. Иначе откуда ей было знать, как так идеально командовать всеми и получать свое, прибегая к глупым капризам? Но только Маленоа – ребенок, ей с рук спускался абсолютно любой проступок. А ещё её обожал король. Поэтому принцесса с момента, как вылупилась из яйца, получала всё, чего её душе хотелось. А ещё в этом дитя рано начала проявляться магия. И даже Малефисента признала, что это проблема. Маленоа слишком мала, чтобы контролировать свой дар, но слишком смышлена, чтобы пытаться использовать его против других. И её няньки, и компаньонки менялись быстрее, чем у матери фрейлины. Потому что ни одна не могла вытерпеть своенравный характер принцессы. А Маленоа не терпела их снобизма – и пугала надоедливых слуг огнём и предметами, летящими в чужие головы. Лилия радовался, что долг перед государством не обязывал его любезничать с принцессой. Он находил её наглой, непомерно заносчивой для маленького дитя и крайне своенравной. И капризная донельзя. Лилия помнил, будто говорили, что Малефисента, будучи принцессой, тоже имела сложный характер, но Маленоа – совсем иной случай. И ему везло не сталкиваться с ней. Ровно до этого момента. Потому что Лилия оказался рядом с её покоями. И мог услышать каждое слово разговора бедной няньки и принцессы. Маленоа уже срывалась на крик, что её могли бы услышать с другого конца замка. Откуда только у маленькой девочки столь громкий голос, что ему могли бы позавидовать самые искусные ораторы: - Когда придет папа?! Он обещал прийти ко мне! Мне сказали, что он начал поправляться! – бедного ребенка обманывали всё это время. Наверное, чтобы избежать её слёз и истерик. Но правда всё равно рано или поздно вскрылась бы. Что тогда планировали делать няньки? На суровой взгляд Лилии лучше было бы сразу ей сказать, как есть. И сейчас бы не было этих криков. - Ваше высочество, пожалуйста, послушайте... – Лилия представлял, как нянька крутилась вокруг истерично кричащей Маленоа, взмахивающей своими кулаками и топающей ногами. Скоро принцесса пустит в ход магию, и слуги разбегутся, оставляя её наедине с припадком. - Я не хочу слушать, я хочу, чтобы папа пришел! Вы мне надоели! – звонкие крики сопровождались такими же звонкими стуками. Что-то разбилось о каменную стену. А после Маленоа закричала ещё сильнее. Её голос звучал уже где-то на грани истеричных слёз. – Отведите меня к нему или пошли прочь! Через пару секунд стайка слуг мигом убежала из покоев принцессы. Нянька, наверное, бежала пожаловаться поварихе о том, что ее воспитанница совершенно невыносима. И что неясно, как сказать Ее Величеству об этом. А компаньонки, коих насильно отобрали в свиту к принцессе пока молчали. Думали, что если молчать, то Маленоа им ничего не сделает. Но вскоре они обсудят все между собой. Слуги – те ещё сплетники: - Какая же капризная девчонка... – Лилию никто не заметил. А его даже позабавило с какой быстротой все разбежались, оставив принцессу одну. Лилии тоже следовало уйти, но возвращаться в мир наигранных слез и пафосных речей о покойнике не было желания. Зря он не ушёл. Через пару минут снова тяжело отворились двери покоев Маленоа. И оттуда вышла принцесса, поправляя чепчик, что так старательно ей на голову сегодня утром прицепляла нянечка. Пышное платье с пышными рукавами никак не подходило ей. Маленоа огляделась, тоже не заметив Лилию, а после пошла в неизвестном направлении. Куда она шла не знала даже она сама. И это очевидно. Потому что никто не учил её запоминать весь замок. Везде ее сопровождали няньки, кормилицы или, на крайние случай, фрейлины матери. Одна Маленоа никогда не была. А теперь она просто растерялась. И Лилия это понял: - Что вы делаете, принцесса? – она испугалась. Но страх быстро сменился иным чувством. Лилии даже показалось, что оно похоже на радость. Но этого просто не могло быть. - Генерал Ванруж! – откуда она его знала Лилия сам не знал, но догадывался. Честно, лучше бы не знала. Тогда у него было бы больше шансов уйти. Но сейчас эта мелкая девчонка просто не отпустит его. – Генерал Ванруж, вы не знаете, где мой отец? Я устала его ждать! Теперь глядя в её зелёные глаза, которые полны детской наивности, Лилии труднее сказать ей правду. И он отчасти понял её нянек. Но все же он не настолько мягок, как все женщины, что окружали принцессу. Опыт позволял снова забыть о том, что у него были какие-то чувства: - Боюсь, он не придет, Ваше Высочество. - Почему? Ему стало хуже? – и всё-таки она дитя. Которое умело сопереживать и волноваться. Которое ещё не понимало, что не придет – не придет никогда. Маленоа не знала смерть, не знала, что другие могут умирать. Она совсем дитя. – О, можно было хотя бы предупредить! Я что, зря ждала его? - Совсем не придет, принцесса. Больше никогда, – вот, в её глазах медленно начало появляться понимание. Маленоа слишком рано узнала о смерти. Почти так же рано, как и ее мать. Может, род Драконии был проклят. И детям королевской семьи было суждено столкнуться со смертью. - Он... Ушел? Со... Совсем? – Маленоа готова была расплакаться. И Лилия это понимал. Это было даже ожидаемо. Но что ему делать с этим – он не знал. – Он бросил меня, да? Принцесса по-настоящему разрыдалась. И Лилия хотел что-то сказать, но это, очевидно, бесполезно. Он беспомощно развел руками, жалея, что рядом не осталось слуг, которым он мог бы отдать принцессу. Теперь придется успокаивать Маленоа, ведь бросить ее так Лилия не мог. Только он совсем не знал, как надо успокаивать детей: "Я не нянька для малолетней избалованной девицы." Но все же он аккуратно поднял её на руки. Так осторожно Лилия даже оружия не брал. То ли страх перед тем, что он никогда не нянчился с детьми, то ли страх потерять голову, если он ее уронит, но руки изрядно подрагивали. Пожалуй, слезы этого ребенка – самое искренне, что есть в этом замке. И только им Лилия готов был поверить. Здесь только королеве и принцессе по-настоящему было дело до смерти короля. Но Малефисента привыкла прятать свою боль, а Маленоа пока слишком искренна.