Другой

Джон не спал. Время близилось к утру, но сна ни в одном глазу. Не то, чтобы писатель не уставал, наоборот — из него будто высосали все силы, — но, несмотря на это, заснуть всё равно не получалось. Неприятное чувство тревоги, дерущее когтями где-то в районе груди, спрятанное за рёбрами, пыталось выбраться наружу, захватить его с головой и не отпускать из цепкой хватки мрачных рук. Мысли были примерно об одном: что его ждёт после признания? Какие бы он не предпринимал попытки отвлечься, ничего не выходило. Словно нечто специально возвращало его обратно. Всё это было похоже на какую-то неимоверно жестокую шутку или немыслимо глупую пытку. Блогер порой совершенно забывал о тактичности, выпаливая всё как на духу, но не сегодня. И не вчера, как и не неделю назад. Именно тогда его перехватили по пути из закусочной и затолкали в машину. Казалось бы: чего ещё в его жизни не хватало для полного счастья? Похищения от Лэмптона, конечно же! И всё было бы не так уж и плохо, будь в той просторной комнатушке привязанный, как и он сам, к стулу Линч, получи они от этого противного старикашки очередное задание из раздела «езжайте туда-не-знаю-куда, и принесите то-не-знаю-что». Только вот этот самый старикашка умел удивлять. Умел сунуть свой нос, куда не просили, и вытащить то, что надёжно спрятано. Умел испортить жизнь в угоду себе. Если ему что-то нужно, то все остальные не стоили и гроша. Было отвратительно от одного только отсутствия контроля над собственной жизнью. Ему вновь связали руки и ноги, нацепив на шею ошейник и заставляя двигаться вслед за поводком. И ведь выбора у него действительно не было! Если не расскажет обо всём Линчу, Лэмптон сам это сделает, если же расскажет — было больно представлять реакцию друга. А может сделать и хуже: схватить, к примеру, Лили и Лукаса. Эти двое были важны не только ему, но и журналисту. Егор был для него всем, когда-то окончательно высвободивший его из оков прошлого, снявший поводок. Джон и мечтать не смел, что кто-то станет так ему близок, после всего, что ему пришлось сделать. И вот, здесь снова оно — прошлое. В той деревне вампиров писатель окончательно попрощался с ним и начал выстраивать новую личность, старательно игнорируя прошлые травмы, страх обнаружения и свою личность в целом. Теперь же его окунули в эту тёмную вязкую субстанцию снова. И всё то, что было тщательно заблокировано самим сознанием, деликатно подменено на новое, высвободилось и не давало ему проходу. Порой хотелось вскрыть черепную коробку и достать мозг, чтобы просто не думать. — Джон достань, — парень сел на кровати, пошатнувшись от тошноты, подкатывающей к горлу. Он устал и ему стоило хорошенько выспаться, но даже такое состояние не могло утихомирить происходящий в голове хаос. — Джон принеси, — он взял свой телефон, взглянув на время. — Джон убей, — положил его обратно и лёг. — Джон хоть когда-то сможет решать сам? Было бы легче, расскажи он другу раньше. Журналист бы понял, возможно, помог бы. Теперь же между ними пропасть, стараемо скрываемая всё это время за идеально придуманной историей собственного прошлого. Тот многолетний отрезок жизни, который он предпочёл бы даже не вспоминать не то, что переживать, был буквально вырезан и заменён на новый. В новом у него была семья, учёба в приличном вузе. Когда общаешься с новым другом, разговор может зайти в любые дебри и нужно быть готовым, что тема может затронуть и первый выпавший молочный зуб, который обязательно нужно подкрепить смешной и нелепой историей, и первую влюблённость, которая должна быть неловкой, нелепой и глуповатой, но наполненной чем-то нежным и чувственным — это всё обошло его стороной, кроме, конечно, выпавших молочных зубов. Стоило звонить Егору сейчас? Он наверняка не спит и монтирует видео. А может редактирует статьи под заказ. Снова пытаться подготовить его к разговору — пропащий вариант. Джон за эту неделю уже который раз пытался: и провести серьёзный разговор, и просто позвонить, — но всё заканчивалось на напрягающей обоих тишине и неловком: «Ну…мне, пожалуй, пора работать. Я перезвоню,» — он не перезванивал. — Дерьмо…- протянул тот и помассировал переносицу, силясь не поправить фантомные очки: те мирно лежали на тумбочке. Джон думал и о том, чтобы сбежать. Сбежать и не оставить следов — это он умеет. Просто собрать вещи, поменять внешность, оправу очков или, наконец, купить линзы, сменить документы и укатить далеко и надолго. Линч будет искать, будет пытаться задействовать связи, может, даже найдёт сведения о далёком прошлом, видимо, не настолько хорошо спрятанном, раз уж Лэмптон смог докопаться и до такого, но оставит попытки спустя год-второй. А писатель начнёт писать под новым псевдонимом, на другом языке, скроется в глуши и не даст никому к себе подступиться. Но сможет ли он не следить за своим напарником? Линч… Слишком много мыслей о нём в последние пару лет. Джон никогда не отрицал своей ориентации и вполне спокойно с ней уживался, рассказывая другу только о женской части своих увлечений и влюблённостей. Мужская либо оставалась не озвученной, либо «меняла» свой пол: Какой-нибудь Миша превращался в Машу, а Виктор в Викторию. Фотографии обычно так и не были показаны, либо тщательно отредактированы, заменены на фотографии родственников своих влюблённостей. Но вот Егор…сложно отрицать свою многолетнюю невзаимную любовь перед самим собой. Журналист казался ему вовсе далёким от любви, от отношений. Возможно, он не то, что мужчинами не интересуется, даже женщинами. Такие тоже существуют, но от того не легче. Куда девать свои чувства, если в последнее время они переливаются через край? — Может приехать к нему? — размышляя вслух, писатель поднялся, мигом пошатнувшись и сев обратно на постель. Плохой сон и отсутствие привычного сбалансированного питания сказывались не лучшим образом, но сейчас ему не до этого. На улице стоял мороз, заменивший в мгновение ока тёплые летние ночи. От того не легче, но выбора не было, потому вместо рубашки пришлось накинуть тёплый свитер, коих у него, если не равное количеству гавайских рубашек, довольно много, как разных, так и совершенно одинаковых. В свитерах было тепло, хотя холодный ветер всё ещё имел свойство пронизывать до костей, до самой глубины его отвратительно чёрной души — грехи собственной молодости отрицать он не любил. Если раньше их ещё можно было игнорировать и не вспоминать, то сейчас они не желали оставаться незамеченными. Возвращаясь за очками и телефоном, Джон замер: даже издалека и без очков было понятно, кто ему звонит. Кто трезвонит так поздно, прекрасно зная, что он, любящий поспать, не спит. Не спит и, чёрт возьми, не решается рассказать обо всём другу. Надев для начала очки, парень выглянул мельком в окно, выходящее на двор, и вздохнул. Лэмптон слишком озабочен своей новой игрушкой, чтобы дать ему время на размышления. Стоило попытаться отсрочить поездку, задание, да что угодно! Он сейчас не может, он сейчас не готов… — Дай мне время, — отвечая на звонок, Джон подошёл к окну, выглядывая и сразу же встречаясь взглядами с приехавшим. — Я и так дал тебе слишком много времени, Джон Доу, — насмешливый, но такой серьёзный тон, угрожающий, заставлял табун мурашек пробежаться, а спину выпрямиться до хруста в затёкших позвонках. Стало страшно и невыносимо тревожно. — Я хочу сначала рассказать ему обо всём. Я не могу просто так взять и свалить, — голова начинала болеть, а конечности неприятно похолодели. — Именно поэтому я обо всём позаботился. Ты всю неделю так упорно старался. Можешь рассказать об этом ему прямо сейчас, — он махнул рукой и двое угрожающих видом телохранителя полезли внутрь салона автомобиля. Сердце ухнуло куда-то вниз, когда из машины выволокли Егора, без сознания и обмякшего в их руках. — Упс, кажется, прямо сейчас не скажешь. Но я могу его разбудить и передать телефон. Ну, или тебе придётся спуститься вниз. Вниз ему всё равно пришлось бы спуститься. Выбора этот противный мужлан никогда не давал. И сегодня не даст. Сердце отбивало бешенный, противный ритм и не желало успокаиваться, пока блогер спускался вниз, стараясь громко не хлопать входной дверью: Дэйлу незачем переживать.

***

— Какого хрена, Лэмптон?! — Линч, очнувшийся и живой, успел прекратить попытки выбраться и пытался добиться ответов. Джон сидел рядом, такой же привязанный, но спокойный. Его привязали чисто для вида, либо действительно считали, что он может попытаться вырваться, напасть. Терять такой кадр и искать кого-то ещё, способного пробраться на базу Тайных Войск времени ни у кого не было. Сейчас им оставалось только терпеливо подталкивать писателя к нужной им цели. Парень чувствовал каждый непонятливый взгляд друга в свою сторону. Он успел подумать обо всём на свете в течении последнего получаса: его вырубили сильным ударом, от которого до сих пор болел затылок, желая скрыть полный путь до их места назначения, а проснулся писатель только полчаса назад. Смотреть в глаза журналиста было страшно, потому голову он не поднимал, даже дышать старался тихо, почти незаметно. Тело больно перетягивала верёвка, не давая расслабиться полностью. Вокруг было темно, а единственные островки света были расположены так, чтобы, кроме Лэмптона, его двух телохранителей и самих парней было видно абсолютное ничего. Мрак сгущался в углах помещения и не давал расценить точное их местоположение. — Какого чёрта мы здесь делаем в такую рань?! — Егор бросил на него очередной взгляд. Джон прикрыл глаза и открыл их лишь тогда, когда почувствовал на себе другой, тяжёлый и противный — Лэпмтон смотрел прямо на него, теперь сталкиваясь с его взглядом. Он усмехнулся, смотря на него так, что вся сошедшая на «нет» агрессия возвращалась обратно и кипела с новой силой. «-Вот же крыса,» — промелькнуло в голове, пока Джон сжимал кулаки, отчаянно не желая проигрывать в эти сранные гляделки. — Мне нужна ваша помощь, — мужчина сложил руки на груди и уселся в кресло напротив них. Помощь, как же. Стоило упоминать, что это было именно кресло, а двое пленников сидели на кое-как живых, но крепких, табуретках? Всё в этом помещении кричало о разнице в положениях. Что-то внутри Джона было готово громко кричать и рвать верёвки, лишь бы показать, что зря он так. Зря он не дал ему больше времени. — Так как мистер Джон слишком долго медлил, нам пришлось позвать и Вас тоже. Думаю, ему нужен стимул посущественнее, — писатель дёрнулся, зло уставившись на Лэмптона. — Да и с другом будет веселее, верно? — Джон, какого чёрта? — прошептал Егор. Новый взгляд наконец-то получил долгожданное внимание, встречаясь с то-ли пустыми, то-ли полными противоречивых эмоций глубокими голубыми глазами напарника. Казалось, подавился воздухом: видел друга таким впервые. — Не сейчас, Линч, — голос охрип от долгого молчания. — Каковы условия теперь? Лэмптон довольно хмыкнул и задумчиво постучал пальцем по подбородку. Тянул, медленно и верно пробуждая нечто тёмное и вязкое внутри писателя. Казалось, всё вокруг стало тише настолько, что он слышал, как в правом углу тёмного помещения капает вода, скорее всего, с прохудившей трубы: на улице стояла ясная погода. Мысли хотели уйти в другое русло, спастись, но он им не давал, сосредотачивая их все на том тёмном, что закипает внутри. В случае чего нужно надеяться на рефлексы — не на панику. Нужно оставаться холодным и уверенным в себе. — Я же говорил о более существенном стимуле, верно? — он махнул рукой и один из телохранителей включил экран сбоку. Пришлось зажмуриться, привыкая к яркому свету. Джон сразу даже не заметил огромный монитор, когда осматривал комнату в первый раз, зато, когда наткнулся, обомлел. Рот приоткрыл, но сказать ничего не мог. — Я предлагаю обмен. На экране было скопление окошек. Видеокамеры учтиво показывали абсолютно все углы дома Лили. А Джон знал, что такое возможно на все сто из ста. Знал и молчал, переживая за свою чёртову шкуру. Стало настолько противно от себя, что теперь он не просто опустил голову, но и отвернул её от Егора. Он не выдержит, если столкнётся взглядом с разочарованием и ненавистью в его глазах. Из динамиков доносились звучные и такие родные голоса, что лёгкие сжимались, не давая нормально вздохнуть. Стыд и ненависть, уже к самому себе, поглотили с головой, вызывая желание провалиться сквозь землю прямо со стулом и верёвками. Лили только проснулась и готовит завтрак, а Лукас собирается в школу, но никто из них и не подозревал, в какой опасности находится у себя дома, в своей крепости. — Ублюдок! Не смей трогать мою семью! — крик друга лишь больнее резанул по сердцу, заставляя согнуться ещё сильнее, не смотря на верёвки, мешающие дышать и заставляющие руки неметь. Случись это чуть раньше, на года четыре, он бы не шевельнулся, с вызовом смотря в глаза похитителю, но не сейчас. Сейчас было больно и стыдно настолько, что даже насмешливый взгляд мужчины не заставил поднять голову. — Джон…- журналист мигом поубавил свой пыл, заметив состояние друга. Он ожидал увидеть пылающего от ненависти, точно такого же, как и он, писателя, но увиденное выбило из него весь запал. Джон чувствовал некое удовлетворение от пристального насмешливого взгляда: он облажался. Нужно было срочно всё исправить, забив на собственные чувства и переживания. Да, его возненавидят, но это и так бы произошло. Сейчас стоило исправить уже случившееся — спасти родных. Этот взгляд напоминал ему, сколь он ничтожен в рамках этого мира: всегда найдётся тот, что будет сильнее, владея большей властью. И какими же ничтожными сейчас казались его проблемы. Ну, пригрозили ему тем, что расскажут правду, и что? Даже, если бы он рассказал Линчу и тот принял это, Лэмптон всё равно не оставил бы их в покое. Только Джон, из тех, на кого он имеет большее давление, сможет достать ему артефакт. А подставлять старых знакомых, лишаться Лукаса и Лили чисто из принципа — вовсе подло. — Вы достаёте мне артефакт, а я не трогаю вашу семью, Мистер Линч. На этом разговор, наконец-то, закончился. В этот раз Егор не пытался сопротивляться, видя в конец подавленного друга, так и не взглянувшего на него даже по приезду обратно. В машине их везли уже без мешка на голове. Джон, по давней привычке, считал каждый поворот и засекал время передвижения, но это ему уже не понадобиться: Лэмптон наверняка снял тот старый амбар на один раз. Тем не менее, нужно было чем-то себя занять: даже в окно не посмотреть, не приложиться больной головой к холодному стеклу, — по обе стороны их обоих зажали грёбанные телохранители. На Линча голову тоже не положишь, как бы не хотелось сейчас прижаться, разрыдаться и начать извиняться. Извиняться за всё, что только в голову придёт, а если она совсем опустеет, то продолжить извиняться, пока не лишишься голоса. Впервые ему было настолько стыдно и страшно. Но чувства стоило спрятать, побыть сильным и взять ответственность за произошедшее. Линч не виноват в том, что у него настолько бедовый друг. Пролёт за пролётом, они поднимались выше. Егор всё ещё не отстал от него со своими расспросами, получая в ответ: «Потом», «Не сейчас, Линч». Всё это начинало раздражать журналиста, и он уже с раздражением, стараясь не кричать, выдал: — Может теперь-то ты мне расскажешь, что происходит и почему ты не сказал мне раньше? — Линч еле поспевал, удивляясь быстроте и манёвренности друга. Тот буквально в секунду огибал перила и уже бежал по следующей лестнице, пока он, бедняга, задыхался. — Да погоди ты… Джон! — Я расскажу всё в квартире, хорошо? — писатель резко остановился, потому журналист чуть не впечатался ему в спину. — А не сказал я тебе раньше, потому что не успел…да и не мог. Всё очень сложно, Егор. «Егор» — он редко называл его именно по имени и сейчас оно звучало так серьёзно, просяще. Несмотря на недовольство и обиду, которую приходилось сдерживать до более подходящего случая, парень смягчился даже во взгляде. Что же такое скрывал его лучший друг, что не смог выдать даже при таком раскладе? Да и его вид, сжавшегося и сдавшегося, вызывал сочувствие. Было больно злиться, обижаться. Хотелось поскорее понять, что происходит и что от них требуется. Чем он может ему помочь? Оставлять приятеля наедине со всем этим — последнее, что ему хотелось бы сделать. Они столько пережили вместе, помогали друг другу, никогда не оставляли надежды вытащить напарника даже из могилы. Вот и сейчас он не станет отчаиваться и дойдёт до конца. — То есть, не мог? Я же твой лучший друг. Зачем тебе скрывать что-то от меня? — всё-таки попытал удачу Линч, когда они, пробежав ещё один пролёт, оказались на нужной лестничной клетке. Ответом служила звенящая тишина и ещё более поникший вид приятеля. Вина так и сквозила от его фигуры. Сердце больно кольнуло и блогер вздохнул, решив замолчать и дождаться ответа в квартире. Ему всё это очень не нравилось. Тишина и мрак дома идеально дополняли поникшего писателя. Тот выглядел до неприятного органично в этом всём. Казалось, ещё немного и замолчит на век. Только посапывания и скрип кровати из комнаты Дэйла намекал на живость этого места. Джон тенью проскользнул в свою комнату, едва издавая звуки. Друг метнулся за ним и тихо прикрыл дверь, приложившись к ней спиной. В комнате царил некий хаос. Даже творческий беспорядок хозяина квартиры не мог сравниться с тем, что тут творилось: смятые простыни, почти скинутое на пол одеяло, одежда, скопившаяся бесформенной кучей на полу, открытый шкаф и скопление кружек на столе и прикроватной тумбе, — это всё умело дополняло ситуацию. Линч теперь чувствовал себя виновато: сам не добился всех ответов, а знал же, что что-то не так. Долгие молчания в трубку, взгляды и преобладающая в жестах нервозность. Он его знал, как облупленного, но не допытывал. А Джон молчал, не говорил, что ему плохо, тяжело и больно. — Прости, что медлил и не сказал тебе, но ты и не должен был ничего узнать. Кто же мог подумать, что Лэмптону понадобится этот артефакт…- писатель метнулся к кровати, всё ещё сохраняя до удивительного серьёзный тон. От этого напряжения, нагнетающего с его пробуждения в старом амбаре, хотелось избавиться, разбавить обстановку разговорами, например. Сделать хоть что-то, лишь бы душу не изворачивало от волнения. — И зачем ему тот кусок булыжника вообще сдался…- он достал пыльную, окутанную паутиной, коробку и, сдув с неё это всё, закашлялся. — Ужас какой…- кажется сам Джон чувствовал это напряжение лишним, слишком тревожным, потому пытался развеять обстановку разговорами, замечаниями и просто чем-то, лишь бы руки не дрожали, а взгляд друга не вгонял его в ещё большее отчаяние. — Что за артефакт? — Линч уселся рядом с другом и взглянул на потрёпанную временем коробку. Он единожды уже видел её, когда телефон случайно упал за кровать, но подумал, что тот хранит там нечто не нужное или слишком личное, к примеру, не разобранные вещи с другой квартиры, либо те мерзкие журнальчики. — Он то ли даёт безграничную силу, то ли исполняет желания. Но мы так и не поняли, как он работает, — писатель замер, разглядывая коробку и не спеша её открывать. Может, поговорить чуть-чуть, отвлечься… Нет — знал тот: сейчас отвлекаться — себе проблемы наживать. Лили и Лукас всё ещё в опасности, подозревают они об этом или нет. — Мы? — Егор знал, за что зацепиться, потому коробку всё же пришлось вскрыть. Казалось, вскрывает он не просто коробку, а ящик Пандоры. Вот-вот нечто страшное, скрываемое за сотней замков, так тщательно спрятанное вырвется наружу и сломает абсолютно все его представления о своём лучшем друге. — Мы, — писатель пока не открывал её полностью, желая всё-таки оттянуть немного этот тревожный момент. — В общем, ты не должен был это узнать, понимаешь? — Не понимаю, Джон, — голос сквозил раздражением. Что он ещё не должен был знать? — Дослушай же, — приятель вздохнул и продолжил, наконец-то встретившись с ним взглядом: — Я не могу рассказать всего, но я не тот, кого ты изначально знал, — откинув крышку коробки, он одёрнул руку так, словно мог обжечься. Взгляду престало всё содержимое, словно там было нечто, что и Дьяволу не покажешь. Линч сразу же взял в руки первое, что лежало внутри — фотографии. На них Джон был в некой военной форме, красивый и счастливый, с густыми волосами по лопатки. Таким его даже сам Егор не видел ни разу, умиротворённым, с лёгкой улыбкой и с морем дорог, раскинувшимися подле его ног — молодым. Здесь ему лет восемнадцать от силы. Он даже не смог сдержать улыбки. Эту фотографию хотелось сохранить, держать поближе и всегда рассматривать. На глазах парня всё ещё не было очков, тело было подтянутым и со здоровой осанкой. Неужели служил? Но где? Такой формы он ни у кого ещё не видел. Тайные войска какие-нибудь? Вторая фотография была в компании: Джон, совсем маленький, по сравнению с остальными, счастливый. Его за плечо обнимает парнишка чуть повыше, красивый и такой же улыбчивый. Позади, положа этому парню руку на плечо, стоял другой, закрытый, серьёзный, но с улыбкой. Рядом с ним уместились остальные: высокий и крупный мужчина с бородой, собранными волосами, прижимавший к себе довольно хрупкую девицу с густыми рыжими волнами, а рядом, влезая в кадр, уместились двое парней: один совсем светлый, а другой такой же рыжий, как и сама женщина. Почему Джон скрывал нечто подобное? Живое и полное надежд. Что такого натворил он сам, раз уж не упомянул ни разу даже мельком? — Стой…я ничего не понимаю, — Линч нахмурился, рассматривая третью фотографию, на которой его напарник что-то писал в ноутбуке, кажется, рукопись. Но его друг не выпустил ни одной своей книги… — Это…- переступая через себя, Джон вздохнул и указал пальцем на вторую фотографию, — Мои напарники. Мы служили в кое-каких войсках, как ты уже понял, — он перевёл на него взгляд. — Добывали различные артефакты, как тот, что у нас попросил выкрасть Лэмптон, — он затих, отводя взгляд: «Тот, что он попросил достать меня, а я струсил, как последняя тварь» — так и читалось во всех его действиях. — Я пошёл туда ради развлечения и новых эмоций. Хотел написать книгу про бравых солдат, а по итогу…- он вернул свой взгляд к фотографии и горько усмехнулся. — Всё оказалось не так весело. Я делал ужасные вещи, Линч, — голубые глаза встретились с зелёными. — Поэтому старался забыть их и вычеркнуть из своей жизни. Поэтому не говорил даже тебе. В самом деле, в голове не укладывалось, что его, хоть и не всегда милый, но добрый напарник мог кого-то убить. Тяжело было даже представить его, безэмоционально вглядывающегося в чей-то труп, в чьи-то мутные глаза. Даже на фотографиях он выглядел «не таким», но взгляд всё равно высказывал некую жестокость, если присмотреться. Вздохнув, журналист повернулся спиной к кровати и откинул голову. Надо было что-то сказать, но сил на размышления не осталось: он всё ещё хотел спать. Чувствуя на себе пристальный, напряжённый взгляд, он всё же сказал: — Всё это…тяжело переварить, Джон, — дотянувшись до предплечья друга, Линч кратко сжал его, после опустив руку обратно. — Но всё в порядке. Теперь я не сержусь на тебя за то, что ты так долго скрывал это от меня. Я был бы рад, если бы это вскрылось в иных обстоятельствах, но тебя в этом не виню. — Спасибо, — кажется, его друг впервые улыбнулся за всё это время. Подняв голову, журналист мягко улыбнулся в ответ. Да, это совсем не та улыбка, которую он привык видеть и далеко не та, что была на фотографии, но всё равно смогла успокоить. Писатель не позволил себе заглядываться на него слишком долго: во-первых, время всё ещё поджимает, во-вторых — это было бы странно. Несмотря на собственные чувства, проявлять их к нему сейчас, напрямую, нельзя. Они всё ещё не отошли от произошедшего, а Джон даже не уверен в ответных чувствах. Кажется, Линч совсем устал: старался не закрывать глаза и вовсе расслабился. Если писатель ещё мог работать дальше под действием адреналина в крови, то вот журналиста рубило и ничего путного он сейчас сделать не сможет. — Я пойду на кухню обзванивать напарников, — взяв потрёпанный серый блокнот с интересной эмблемой на обложке, тот поднялся. — А ты ложись спать. Будешь завтра вести машину, если смогу выбить адрес хоть кого-то из них, — он потряс блокнотом и проверил наличие телефона в кармане. — Ты тоже не задерживайся, — Егор поднялся и потянулся, сладко зевая. — Я пойду разложу диван. — Ложись здесь, — махнул головой блогер. — Я не хочу слушать твои причитания всю дорогу: диван жёсткий. — Кто тут ещё причитать будет, — съязвил друг, но всё-таки принялся стягивать с себя наспех надетую одежду. Только сейчас Джон заметил, что одевали напарника, скорее всего, телохранители Лэмптона, потому что сидело всё до жути странно. Журналист без стеснения остался в одних только боксерах, усаживаясь на кровати. Писатель почему-то всё ещё не ушёл, задумчиво рассматривая тело приятеля, освещаемое первыми солнечными лучами. Время поджимало, но, если они не поспят, это никому лучше не сделает. Вырубиться за рулём равноценно смерти, буквально. А умирать таким глупым способом — не их конёк. Линч посчитал: раз уж Джон всё ещё не ушёл, то стоит завести диалог и узнать об их ближайших планах, раз уж собственный мозг сейчас не способен ничего выдать. — Думаешь, они не сменили номера? — встретившись с ранее блуждающим взглядом, Егор прикусил губу. Было сложно не заметить, по каким местам блуждал взгляд напарника, но это было связано, скорее всего, с его задумчивостью, потому пришлось приложить силы, чтобы не смутиться. Они столько раз видели друг друга не то, что в боксёрах, так что стоило перестать смущаться под его взглядом. Мало того, что время и место совсем не то, так ещё и сам Егор никогда не давал себе думать о подобном, даже если мысли закрадывались и были столь сильными, что отвести взгляд сложно. Джона интересовали исключительно женщины — в этом сомневаться было сложно: ни юбки не пропустит, так ещё и отзывался всегда так…как никогда не отозвался бы о нём. Ревность приходилось унимать, как и любые другие чувства: дружба дороже. — Попытка — не пытка, Линч, — он как-то устало вздохнул и направился на выход из комнаты, застыв в проёме, держа руку на ручке двери. — Спокойной ночи. — Спокойной, Джон. Егор улёгся и закутался в одеяло. Уличный мороз уже успел пробраться в квартиру, учитывая отсутствие отопления, и холодное одеяло вообще не спасало ситуацию. Оставалось надеяться, что вскоре оно согреется, и он успеет уснуть до того, как придётся вставать. От температуры материи сонливость сходила на нет — это плохо. Джон, тем временем, тенью скрылся за дверью и поспешил на кухню. Скоро солнце вовсе встанет, и он надеялся, что Дерил не спит. Будить бывшего убийцу — плохая идея. Особенно, если ты, перед этим, выкинул старую симку и подмёл любые следы, ведущие к твоей персоне. Набирая дрожащими руками знакомый номер, писатель морально готовился к крикам, холоду и простому «номер абонента недоступен или находится вне зоны действия сети», но вот уже идут гудки и вскоре раздаётся родное: — Ало? — и следом: — Кто это? Оторвавшись от пролистывания личных дел бывших напарников, писатель застыл то ли в страхе, то ли переполненный волнением. Было страшно сказать хоть слово, потому что в ответ могут сбросить трубку или вовсе осыпать угрозами. Этот номер отследить не так сложно — Дэрил всё это мог. Да и не только Дэрил. Были и другие люди из их отряда, пылающие от ненависти к нему. Мороз пробирал до кончиков пальцев, стоило представить печальные и кровавые последствия. — Ало-о? — это смогло отрезвить бедного блогера и он всё же ответил: — Дэрил? — неловко и сжато. Хотелось прокашляться и произнести увереннее, холоднее, без тревоги в голосе, но время не отмотать, как бы не хотелось. — Джон?.. Джон, дружище, это ты?! — однако, с той стороны послышался более радостный вопль, подкреплённый звонким смехом. Казалось, они вернулись к началу, когда абсолютно все с радостью принимали заказы и чувствовали себя частью чего-то большего, таинственного. Было больно вспоминать их лица после последней смены. Да и вспоминать, в целом, довольно больно. — Да, я, — зная манеры старого друга, писатель практически затараторил, боясь оказаться перебитым: — Послушай Дерил, мне нужна твоя по- — Сколько лет, сколько зим, Джон! Чего же ты номер-то сменил? — протараторить не получилось. Если Дерил хотел высказаться, его уже ничего не остановит. Парень мягко улыбнулся промелькнувшим в голове воспоминаниям. — Я и Лилька пытались дозвониться до тебя, но так и не смогли. Чего же ты так? — Сам же знаешь, как мне досталось, — горько усмехнулся Джон. — Но дело не в этом. Мне нужна помощь. Срочно. Мы сможем встретиться? — Конечно, — было удивительно, как быстро тот стал серьёзным, понимая, что, после случившегося, писатель вряд ли позвонил по пустячковому делу. — Что случилось? — Разговор не телефонный, — коротко, но вполне ясно. — Нужно собрать всех, по-возможности. — Всех не получиться, — ожидаемый ответ: все либо разбежались, либо не смогли скрыться так хорошо, как они втроём, может, вообще вернулись обратно. Не все были готовы начать новую спокойную жизнь. Когда им пришлось бежать, все были переполнены благостными эмоциями, усмехаясь, придумывали новые имена, но совсем не знали, чем теперь заняться. Джон сказал, что попробует писать книги снова, боясь выкладывать свои рукописи, написанные во время работы. Дерил и Лиля сразу же решили, что скроются в глуши и откроют охотничий магазинчик. Аня выразила желание заняться финансами и разбогатеть на чём-то более легальном и спокойном. А вот остальные…либо не смогли сбежать, либо не хотели делиться с ним даже собственными мыслями. Сжав зубы, писатель прикрыл глаза, чувствуя, как вина вновь режет по сердцу. Вина эта была давней, выдержанной и всё такой же болезненной. — Сашка ещё там. А Асим… Асим, сам знаешь, — голос мужчины звучал тише. Блогер в ответ лишь грустно усмехнулся и хмыкнул — знает, что виноват. — Кстати, Антон недавно смог сбежать. — Что? — его заявление точно смогло ошарашить. Сбегали они не все разом: Антон и Саша почему-то яро воспротивились этому, заявляя, что войска — это их жизнь, их всё. Было понятно, что с ними что-то не так. Что-то подобное подействовало как-то и на самого Джона, заставив его сделать нечто непоправимое и совершенно ужасное. — Как вы с ним связались? — Совершенно случайно, представляешь, — Дерил, кажется, был рад сменившейся теме обсуждения. Обоим было сложно говорить о случившемся в последние недели их работы на компанию. — Он хотел устроиться на работу к Ане, а та сразу узнала его, позвонила мне. Но, как я вижу, времени у тебя мало. Я скину тебе адрес. Скажешь, за сколько сможешь доехать до нас, — тон снова стал серьёзным, даже слегка уставшим. — Соберу стольких, скольких смогу. — Спасибо тебе большое, Дерил. Очень выручил, — Джон откинулся на спинку стула и снял очки. Глаза устали, как и он сам. Казалось, если не пойдёт спать прямо сейчас, вырубиться сразу здесь. — Не теряйся больше, пиздюк. Писатель усмехнулся и потёр переносицу: — Я постараюсь, старпёр. — Ой, да пошёл ты. Я не такой уж и старый, — смех мужчины передался и парню, который тут же заглушил его, боясь разбудить соседей. — А ты уже не такой мелкий. Не один живёшь? — Я приеду с другом, — стоило сразу же оповестить их, чтобы не сболтнули лишнего. — О-о, с другом, — кокетливый тон казался вовсе смешным, да и смущающе это всё. Джон покраснел и потёр лицо: — Просто мой хороший друг. Не надумывай. Разговор не продлился долго. Вскоре они попрощались, а писатель дождался, когда ему скинут адрес. Конечно, было неприятно видеть, что их домик находится в двух днях езды от Воронежа, но был ли у них выбор? Конечно, нет. Повезёт, если артефакт у кого-то из ребят. Если же нет, то им конец. Возвращаться в то место — прямой путь на тот свет. Ну, или в лапы ведьмы, содержавшей все войска. Честно, он ловил себя на мысли, что всё-таки скучает. Скучает по весёлым посиделкам у костра, пока Антон и Асим пытаются пробраться мимо отвлёкшихся на дым из-за деревьев охранников. Нил был ещё жив и беззаботно хвастался ребятам новой рукописью Джона. Тогда они спокойно сидели, обсуждая всё на свете, не думая о возможной смерти кого-то из отряда. Убивать раньше было легче: им доказывали, что все эти люди — плохиши, а они такие хорошие и всех спасают. Конечно, убивать контрабандистов им тоже приходилось, но намного реже, как оказалось. Почему-то в то время они были уверены, что бессмертны, сильны и умны. Казалось, что под их ногами треплется весь мир. Оказалось, что вовсе нет. Джон вздохнул и пролистал пару страниц блокнота. Там, на первых страницах, точным почерком были выверены буковки, словечки и прочие закорючки. Когда-то все эти записки имели огромный смысл, а сейчас кажутся настолько глупыми, что стыдно становится. Они доверяли смутной идее лишь потому, что прикоснуться к некоему волшебному закулисью, было до одури приятно. Чувствовалось собственное особое положение: они — элита, а остальные — безмозглые тупицы. Стоит ли напоминать, кем они оказались в итоге? Даже самый старший и разумный из них не смог прознать обо всём раньше. Слишком сладок был факт чего-то секретного и недоступного остальным. Усталую голову омрачали только одни лишь мысли о прошлом, потому было решено ложиться спать. Больше он ничего вытащить из этих документов не сможет, пока собственные шестерёнки не крутятся. Встав и потянувшись, писатель тяжёлым шагом, стараясь не шуметь, вернулся в комнату. Линч тихо посапывал, укутавшись в одеяло и растянувшись в одну длинную полосу. Нужно было принять душ, разложить диван и достать запасное постельное, но сил на это, честно говоря, не хватало. До дрожи в руках хотелось улечься сейчас рядом с другом, пролезть под одеяло и прижаться к тёплому телу. Может ли он себе это позволить? Вздыхая от безысходности, парень решил сначала посетить душ, а потом уже решать. Нужно для начала освежиться и привести голову в порядок. Так и было решено поступить, хоть и двигаться было лень. Он практически не спал всю эту неделю, постоянно пребывая в подвешенном состоянии из-за тревоги. Теперь бояться особо нечего, а это значит, что можно расслабиться и доживать оставшиеся им двоим дни. Нет, Джон совсем не думал о смерти одного из них, но точно знал, что выход у ситуации будет двоякий: либо его примут таким, какой он есть, и они продолжат общение, либо их пути окончательно разойдутся. Второй вариант, хоть и казался самым правдоподобным, но будущего в этом случае он не видел. Видел лишь бесконечную пустоту, медленно заполняемую отчаянием. Один, без Линча, он не протянет долго. С его багажом найти друга, партнёра или просто человека было слишком сложно. Почти невозможно. — А может действительно невозможно, — тихо хмыкнул Джон, выходя из тёплой ванной. Квартира сквозила не только печалью, но и холодом, который в последнее время вовсе доконал. Дейлу всё равно: он постоянно то пьёт, то работает вне дома. А вот Джон, будучи человеком домашним, мучился и пытался хоть как-то греться до того момента, как им включат отопление. Вот и сейчас он тревожно вздрагивал, стоило сквозняку забраться своими ледяными ручками под одежду. Греть место на диване, который находился в самой холодной комнате квартиры, вовсе было подобно пытке. Вполне возможно, всё это — лишь оправдания тому, что он хотел сделать. Просто так нарушать покой и личное пространство было страшно, а тут и оправдания есть, как и для себя, так и для друга. — Не знаю, что там будет думать Линч, но я не потяну раскладывать диван, — бурча себе под нос, писатель пробрался в комнату, тихо закрывая за собой дверь. Без очков он неплохо ориентировался, но бардак делал своё, потому пришлось медленно и внимательно пробираться сквозь завалы одежды и мусора. Разбудить друга значило начать объяснять, почему им нужно лечь спать вместе, а это было ужасно смущающе. Сил на смущения и объяснения не хватит. Он едва вспомнил про будильник, так что просто понадеялся на крепкий сон Егора. Писатель перелез через него, молясь всем богам, чтобы кровать не скрипнула под их совместным весом. — Прости, Линч, но мне пришлось, — прошептал Джон, укладываясь и пробираясь под одеяло. — Хотя, не сказать, что мне это не нравится… Холодными руками он на пробу коснулся Егора, дёргаясь от любого телодвижения с его стороны. Поняв, что приятель не проснётся, писатель прильнул ближе и обвил его руками. Тепло и невероятно приятно. Внутри странным букетом расцветали удивительно нежные чувства. Он буквально чувствовал, как все проблемы мигом обесцениваются, перестают быть существенными. Остаётся только одно — тепло. Ему будет этого не хватать, если в ближайшие несколько дней всё покатится в Лету, но процесс запущен, а ему остаётся лишь ждать и плыть по течению. Всё тайное, рано или поздно, становится явным.