Тёмный наследник (Dark Heir, C.S.Pacat)

      — Добро пожаловать в «Голову Быка», Леди Крэншоу.       Висандер оглядел грязную гостиницу, переполненную и душную, пропитанную запахом варварского человеческого обычая: сжигать мясо животных и употреблять его в пищу. Полы были обшиты досками и покрыты коркой жира. К горлу Висандера подступила желчь. Из голой стены торчал дымоход, весь чёрный от копоти сгоревших деревьев. Мужчины собрались вокруг огня, хрипло смеялись, запрокинув головы. За столиками ближе к двери он увидел бороды, блестящие от пролитого пива, которым сильно пахло в зале.       — Думаешь, я поверю, что мой друг ждёт в этой вони и грязи? — Он поднял руку, чтобы прикрыть рот и нос.       — Будь терпелив, — сказал Прескотт рядом с ним.       Беспечность этих людей была нереальной. Как ягнята, рождённые на свет божий, они не чувствовали угрозы. Поблизости не было ни наблюдательного пункта, ни укрытия. У них не было никаких забот, кроме как насытиться, смеяться и выкрикивать банальности. Это действовало на нервы.       Висандер понял, что приготовился к войне, к звуку чёрного рога и крылатой смерти, летящей сверху, к атаке теней, которая всегда приходит. Он вспомнил поля Гараяна, трупы, гниющие в доспехах, небо, чёрное от птиц-стервятников, насколько мог видеть глаз.       И Саркеан, всегда Саркеан, чей мрачный шёпот преследовал его во снах.       Накатила волна беспокойства. Этот мир был полон людей, которые, казалось, ничего не знали о войне — никогда не бежали непрерывным потоком к ближайшему магу, ведь, даже когда они гибли один за другим, волшебство оставалось единственным, что было способно сдержать тени.       Висандер должен был верить, что план его Королевы сработал, что, проснувшись в нужное время и в нужном месте, чтобы остановить Саркеана, не произошло какой-то ужасной осечки, из-за которой он оказался в человеческом мире в хрупком человеческом обличье. И всё же при виде каждого грязного человека его удушающая, вызывающая клаустрофобию паника росла, давящая земля заполняла маленькое пространство в его гробу.       — Полагаю, наш друг уже ожидает? — Сказал мистер Прескотт.       — Это мне знак, что надо выпить, — пробормотал Филлип, направляясь к пиву. Трактирщик указал им на третью дверь в конце коридора.       Комната была маленькой и тёмной, будто люди были расой, обитающей в пещерах. Помещение предназначалось для сна: здесь были кровать, маленький письменный стол и камин, в котором догорало последнее полено, а тлеющие угли были единственным источником света вместе с маленькой лампой.        Внутри Висандер увидел человеческого мальчика в кепи, низко надвинутой на лоб, сидящего в мягком кресле перед камином и читающего книгу в синей обложке, которую тот закрыл, повернувшись и поднявшись, когда услышал, как открылась дверь.       Юноша был молод, лет пятнадцати, худощав, с резкими чертами лица. Его волосы были белыми, несмотря на молодость. Кожа была очень бледной.       Он не был другом. Висандер его не знал и уже открыл было рот, чтобы сказать это, как их взгляды встретились. Бледный мальчик нахмурился, глядя на него как на незнакомца, затем остановился, его глаза расширились от шока. Казалось, тот смотрел сквозь тело напротив и видел его сущность.       И что-то было в его глазах — в этих бесцветных глазах с голубоватым оттенком, — которые он вмиг узнал, хотя до сих пор видел их только с горизонтальным зрачком.       Это был он. Висандер узнал бы его где угодно. В любом месте. В любом обличье.        Он пересёк комнату ещё до того, как закрылась дверь, его руки крепко сжали мальчика в объятьях.       — Индевиэль.       Он был здесь. Тёплый, из плоти и крови, настоящий и здесь. Облегчение было невероятным; оно накрыло его, как волна. Слова счастья и благодарности срывались с его губ без всякой мысли.       — Ты жив. Ты жив. — Он чувствовал, как его мир восстанавливается в тепле тела Индевиэля, прижатого к его собственному. — Я нашел тебя. Мы снова одно целое.       Парнишка издал сдавленный звук и резким движением отшвырнул его прочь.       Потрясенный, Висандер пялился на него, а тот уставился в ответ своими тёмными глазами.       — Индевиэль…       Грудь юноши быстро поднималась и опускалась, тело напряглось, готовясь к бегству. Он смотрел на Висандера с таким выражением, какого тот у него никогда раньше не видел.       — Не называй меня так. Это не моё имя.       — Не твоё имя?       — Моё имя — Девон. А ты... ты не...       Мальчик — Девон — стоял в стороне от Висандера, готовый сорваться с места.       — Индевиэдь, это я. Висандер, — печально сказал он. — Твой всадник.       Бесцветные глаза Девона заставили отвести взгляд от его лица, светлая кожа побледнела до ужасающего оттенка, став блёклой, как у призрака.       — Знаю, я должен выглядеть странно для тебя, как и ты для меня, но—       И правда, вид Девона был чуждым: стоящий на двух ногах и разговаривающий человеческими словами. Однако в нём была какая-то сущность, что оставалась прежней, будто обхватывала руками вокруг его изогнутой белой шеи.       — Ты умер, — сказал Девон.       Первое подтверждение, что он узнал Висандера и должен был почувствовать прилив облегчения.       — И вернулся, как обещал, — выдохнул Висандер. — Это место… Было ужасно очнуться здесь и думать, что я один. Вероятно, тебе было тяжело без меня десятки лет—       Вместо того, чтобы заговорить, юноша начал смеяться — отвратительный звук. Девон спросил голосом, полным сомнения:       — Десятки лет?       — Девон. — Висандер повторил незнакомое имя, и это ощущалось неправильным, точно физическое расстояние между ними. Медленно, осторожно он поинтересовался: — В чём дело? Что не так?       — Что не так? — Звучание этого ужасного смеха звенело у Висандера в ушах. — Десятилетия? Думаешь, так всё и было? Думаешь, ты умер как человек, который выходит на мгновение, а по возвращении его встречает давно потерянный друг?       — Как долго? — Висандер вспомнил с ощущением зияющей пустоты человеческого мира, увиденной им, бесконечно простирающейся вокруг, когда он вышел из экипажа. — Как долго меня не было?       — Ты умер, — повторил Девон. — И потом умерли все. И воцарилась глубокая тишина; тишина гнили, пустоты и увядания. И в долгом марше бесконечного времени песок покрыл великие города, моря поглотили здания, и люди задохнулись в каждом уголке мира.       Внезапно комната почувствовалась слишком маленькой, стены, казалось, давили, вязкий земляной вкус могилы наполнил рот.       Висандер знал — знал, что умрёт и очнётся. И всё же то, как Девон смотрел на него… Теснота минувшего времени давила. Мир, полный людей, забывший об опасностях войны. Мир без знакомых красот или звуков, и без единой искры магии.       — Тогда кто же остался?       — Остался я, — ответил Девон. — Я — это всё, что осталось.        Висандер вспомнил — вспомнил себя на коленях у пёстрого от солнца ручья, зачёрпывающего освежающую воду, ощущающего что-то за спиной. Подняв взгляд, он увидел застенчивое создание, что наблюдало за ним, изогнув шею, и шелковистую гриву — юный жеребёнок. Их глаза встретились; испуганная молния серебра — и тот исчез.       Недели мимолётных видений, тайных посещений, не в состоянии думать ни о чём другом до первого мгновения прикосновения. Висандер вспомнил гладкую серебристую холку под руками, его почти головокружительное изумление из-за того, что ему разрешили дотронуться до столь непорочного, то, как эти белые ресницы с удовольствием опустились, это шёлковое щекотание морды о щёку, после, уткнувшись в шею—       — Невозможно.       Бледный юноша в маленькой грязной комнате, облачённый в грубую человеческую одежду, носящий шкуры животных на ногах. Девон отступил назад, будто инстинктивно прижимаясь к противоположной стене.       Висандер потянулся к нему, чтобы прикоснуться:       — Мой конь, я—       — Не смей. — Отрезал Девон. — Я не тот маленький жеребёнок, играющий в любовь на поляне. И я не склоню голову для твоей уздечки или закушу удило(1) зубами.       Его белое лицо было холодным, точно снег, глаза — как бледные кусочки льда. У Висандера закружилась голова.       — Но ты работаешь с этими людьми. Почему?       — Потому что они собираются вернуть магию Старого мира.       — Вернуть? Как?       — Возродив единственного, кто может.       — Нет. — Ахнул Висандер.        У его ног словно разверзлась тёмная яма темницы, огромная пропасть без дна. Он помнил тени, проносящиеся над полем Гараяна, как один за другим гасли огни. Но рядом с ним всегда был Индевиэль. Теперь в глазах Девона появился новый грозный взгляд, которого никогда раньше не было.       — Кто ещё обладает силой переделать мир по своему представлению? Вернуть его на путь, которому стоило следовать?        — Нет, — ответил Висандер. — Я не верю в это.       — Он восстанет и изгонит всех людей с этой земли. — Продолжил Девон.        Говоря это, он стянул кепи, и Висандер увидел уродливую культю посреди его лба и почувствовал тошноту, сильную тошноту от осквернения, которое Саркеан даже не мог мечтать причинить. Висандер представил Индевиэля сбитого, одинокого и испуганного, пока его удерживали за голову на месте и отпиливали рог.        — Ты видел падение Дворца Солнца, — сказал Девон. — Я видел, как мир погрузился во тьму, пока не загорелось Последнее Пламя. Ты думаешь, что война была самой трудной частью? Война была ничем; после этого наступила долгая тьма, лай собак и охота, наш мир превратился в пыль, пока не осталось ничего, кроме людей, и я поклялся: если у меня снова появится шанс, я буду сражаться на противоположной стороне.       Единорог, воюющий за Саркеана. Интуитивный ужас подступил к горлу — неужели комната стала меньше? Меньше и темнее, как внутри деревянного ящика.        Словно впервые он увидел перед собой мальчика: две ноги вместо четырёх, человеческая одежда, застёгнутая до подбородка там, где когда-то был чистый белый изгиб шеи, бесцветные волосы вместо длинного водопада гривы. И культя посередине лба, на месте, где должно быть длинное перламутровое копьё его рога.        Зрелище было настолько неправильным, что Висандер почувствовал, как комната начала тускнеть.       — Неужели прошло так много времени, что ты забыл? Каким он был? Что сделал?        Висандер уставился на Девона, как на бледного незнакомца.       — Ты не сможешь с ним сражаться. Ты опоздал. — Вместо ответа сказал тот.        — Индевиэль, что ты наделал?        Шагнув вперед и схватив Девона за худые плечи, Висандер обнаружил, что смотрит вниз на блаженно безучастное лицо, бледные глаза глядели на него с полной уверенностью.        Он мог думать только об одном, что могло стать причиной этого: холодное, красивое лицо Саркеана, его глаза, полные ужасного веселья.        Висандер обратился к Девону с отчаянной мольбой:        — Тебе не нужно сражаться за Тьму. Ты можешь пойти со мной. Ты единорог.        Он видел, что слова не оказали никакого влияния. Как мог Индевиэль быть таким недосягаемым, неприкасаемым седовласым юношей, который, казалось, находился на расстоянии тысячи лет?        — Идти некуда, — сказал Девон. — Насколько может видеть глаз, это просто люди.        Висандер почувствовал, что к глотке подступила тошнота, и внезапно комната превратилась в маленький деревянный ящик, он задыхался от вкуса земли во рту.        — Разве ты не помнишь нашу клятву, данную друг другу? Обещание, которое мы дали перед Долгим Заездом?       Девон уставился на него, его глаза расширились, будто сказанное удивило, хотя его уже мало что удивляло.       — Нет, — ответил Девон. — Не помню.