Child of Darkness (II)

      И тиф, и лебеди — от одного Творца. — Томас Харрис, «Молчание ягнят».

      — Еще раз! — рявкнул Джейк.       Гарри тяжело выдохнул, капля пота скатилась по его щеке и упала куда-то на маты, когда он, шагнув вперед, сделал очередной выпад правой рукой.       — Контролируй свое тело, — сказал Тернер, принимая удар раскрытой ладонью и даже не морщась — Гарри сдерживался как мог. — Помни, что если вложишь в удар слишком много сил, то может погибнуть человек, чьей смерти ты в данный момент совсем не будешь рад.       Гарри раздраженно выдохнул, повторяя серию, к которой Джейк пытался приучить его последние двадцать минут.       — Однако, если ты в то же время будешь слишком концентрироваться на своем теле, — продолжал Тернер, ловя удары ладонями и глуша их силу, — то потеряешь из виду противника и тому удастся застать тебя врасплох.       Он вдруг уклонился от удара Гарри, ушел в сторону и ударил сбоку — Поттер едва успел нырнуть вниз. Выпрямившись, он в очередной раз отметил, что Джейк не сжимает кулаков, когда наносит удар, так что даже если бы мальчик не успел уклониться, то получил бы только легкий унизительный шлепок по голове, имитирующий удар.       Не то что школа выживания Фенрира, где здоровенный мужик не чурается ломать кости детям.       — Перерыв! — вдруг объявил Тернер, улыбнувшись и убрав руки за спину. Гарри, собравшийся было нанести очередной удар, от неожиданности растерял концентрацию и едва не заехал Джейку по губам, когда его тело резко подалось вперед. Благо, мальчик вовремя восстановил равновесие и остановил кулак.       Тот замер буквально в паре сантиметров от чужого подбородка, и Тернер рассмеялся, кладя на него ладонь и опуская вниз.       — Хорошая реакция, золотце! Вовремя остановить атаку тоже нужно уметь.       Гарри не нашелся, что ему ответить, а потом Лангерманн кинул ему только что вытащенную из холодильника бутылку воды, и уже стало как-то не до неловкого сочинения предложений.       Он никак не мог к этому привыкнуть. Вот уже неделю Гарри занимался с Джейком и Блэйком, которые прививали ему технику боя, шлифуя то, чему надрессировал Поттера Фенрир. Они не имели привычки избивать его до смерти и жестоко наказывать за ошибки, что до сих пор повергало Гарри в легкое недоумение. С Грэйбеком мальчик привык вести себя как животное, здесь же его снова приучали к человеческому поведению, что разрывало все сложившиеся ранее шаблоны.       Джейк занимался с Поттером основную часть времени, обучая его техникам ударов руками и контролю тела, а Блэйк дополнял его программу уроками о том, как включать в бой ноги и не валиться при этом в противоположную удару сторону.       — Помни, что в бою ты всегда уязвим, — говорил Лангерманн своим невыразительным тоном, когда хватал Гарри за лодыжку, заставляя того начать бесполезно махать руками в попытках вернуть равновесие, а после легко ронял на маты.       — Опытный противник сможет схватить тебя что за руки, что за ноги, — с улыбкой прибавлял наблюдающий за развалившимся на полу и тяжело пыхтящим Поттером Тернер, навалившись локтями на канаты ринга. — Потому важно понимать, с кем ты вступил в бой, и уже исходя из этого выстраивать тактику своих действий.       — Что касается стратегии, — продолжал все тот же Джейк, когда милостиво выливал часть воды из бутылки Гарри на голову, — золотце, не надо стремиться придумывать ее каждый раз. Тебе достаточно уметь читать действия противника и быть достаточно непредсказуемым и быстрым, чтобы противник не смог или не успел прочитать уже тебя.       — Не смотри туда, куда собираешься нанести удар, — шикал Лангерманн, сбивая удар Гарри ладонью с такой легкостью, что мальчик начинал чувствовать себя неповоротливым бочонком.       — Смотри на противника в целом: от торса до головы, — добавлял Джейк, глядя, как Поттеру отвешивают несколько пощечин, показывающих, куда может ударить противник в случае, если он провалит атаку и не успеет уйти в защиту. — Чаще всего ты понимаешь, какой удар будет нанесен, по движению плеч оппонента. Реже по его взгляду или паттернам поведения. Причем, золотце, происходит это по большей части неосознанно, так что не пытайся прожечь в своем несчастном противнике дыру, стараясь считать каждое его микродвижение — это только даст оппоненту прекрасную возможность обмануть тебя.       Каждый раз после этих нравоучений Гарри тяжело вздыхал и пробовал снова, уже учитывая все сказанное.       В целях сохранения спортивного инвентаря в том виде, в котором он был, мешками для битья выступали сами тренера, чем вынуждали Гарри учиться еще и контролировать свою силу — а ведь изначально он явился в этот спортзал именно для этого. К концу июля Поттер таки начал воплощать в жизнь эту свою цель.       Тренировкам было уделено три часа времени спортзала — с двух дня и до пяти вечера. Это не нарушало основной поток клиентуры и давало всем троим необходимое чувство уединения — и, как следствие, безопасности.       Одним глотком осушив бутылку до половины, Гарри оторвался от горлышка и вытер губы предплечьем. Кто бы мог подумать, но занятия у Джейка и Блэйка ему было переживать даже труднее, чем у Фенрира. Поттера словно одновременно обучали совершенно полярным типам боя. Первый был диким и агрессивным, направленным на то, чтобы нанести как можно больше вреда противнику и как можно меньше пострадать самому, а второй — оказался направлен на контроль своего тела и разума перед лицом любых эмоций, а также на чтение оппонента и поиск его слабых мест. Первый тип призывал находиться в напряжении и быть готовым напасть в любой момент, второй же наказывал сохранять легкость и расслабленность до тех пор, пока удар не будет совершен.       Две совершенно разные тактики, но Гарри уже понимал, что не сможет обойтись ни без первой, ни без второй. В голове его проигрывались десятки сценариев, он воспроизводил множество боев и подбирал тактику под каждый, чередуя агрессию с медитативностью порой по несколько раз за сеанс.       Апогея этот виртуальный тренажер достиг тогда, когда Джейк обучил его упражнению «бой с тенью». Гарри должен был представлять перед собой противника, который будет наносить удары и уклоняться — словом, делать все то, что делал сам Поттер. «Бой с тенью» помогал Гарри еще успешнее развивать контроль тела (ведь не было материального противника, который обеспечил бы ему опору, приняв удар) и отрабатывать технику, а ищейкам — выявлять недочеты в его боевой подготовке и исправлять их.       Фенрир на глаза не показывался всю неделю. Он даже ничего толком не объяснил — просто передал через ищеек, что теперь Гарри занимается еще и с Джейком и Блэйком.       «Он сказал «еще и», — подумал тогда Поттер, — значит, насовсем от меня не отказывается. К сожалению».       График Гарри стал более нормированным, а еще после тренировок он перестал чувствовать себя едва двигающейся избитой тушей мяса. Потому, возвращаясь домой, у него были силы погружаться в труд умственный. Учебники матери за второй курс оказались быстро проштудированы на предмет сложных тем, к которым следует быть заранее готовым — здравствуйте, профессор Снейп, — и в обсуждении которых следует быть более аккуратным — здравствуй ЗОТИ, которое в этом году не дай боже отдадут тому же Снейпу, который страдал по этому предмету весь первый курс, доводя Квиррелла до приходов своей пассивной агрессией.       Что касается Медвежьей Книги... то Гарри наконец принялся читать ее. Пока он был на начальных записях, которые не несли принципиально новой информации — но только вот за время чтения Поттер уже успел заметить, что записи в книге время от времени меняются местами. Скакали даты, менялся почерк, мысли обрывались, не завершаясь логическим путем — словно кто-то невидимой рукой тасовал страницы, позволяя Гарри усваивать информацию постепенно, однако целостность истории русского Красного Мага от этого страдала. Поттер до сих пор не выяснил даже его имени.       Досада быстро перекрывалась тихим удовлетворением от жизни — в теле Гарри наконец-то пульсировала сила, а не голод, который мог толкнуть его на необдуманные действия. Полностью поглощенный человек — причем маггл! — дарил просто необычайное количество эфира, которое не шло ни в какое сравнение даже с той кучей животных, которых Поттер сжирал во время Большой Охоты. Это было удивительно, и мальчик понимал, почему вампиры так часто предпочитали питаться исключительно человеческой кровью — ведь независимо от качества она всегда давала больше, чем кровь животных.       Еще больше удовольствия приносила Поттеру мысль о том, что скоро его день рождения — а тридцать первого июля всем ученикам Хогвартса приходит письмо о зачислении вместе со списком необходимых покупок. Вероятнее всего, на следующий день после получения письма он самостоятельно поедет в Лондон на утреннем автобусе, найдет таверну «Дырявый Котел» и откроет проход в Косой переулок — и, возможно, встретит там Драко и Теодора, с которыми так давно не виделся. Может быть, ему доведется даже зацепить краем глаза где-нибудь в толпе Гермиону и Панси. Кто знает?       Гарри ждал этого момента с нетерпением, до конца не осознавая, как соскучился по Волшебному миру, где, несмотря на все опасности, мог чувствовать себя своим. Удивительно, но факт.       — На сегодня хватит, — улыбнулся Джейк, непонятно зачем несколько раз хлопнув Гарри по плечу. — Хорошо постарался, золотце! Твое мастерство заметно возросло.       Он хохотнул:       — Вот бы у нас в детстве все так хорошо усваивалось, да, Блэйк?       Лангерманн в ответ молча повел плечом и отвернулся.       — Да и ну тебя в баню, — беззлобно фыркает на это Тернер, переключая все внимание на Поттера, пытающегося выпить воды так, чтобы не расплескать ее на пол. Плечи у мальчика подрагивали от перенапряжения, а суставы пальцев на какое-то время утратили способность нормально сгибаться, отчего удерживать бутылку в руках было той еще задачкой.       «Со звездочкой, мать ее», — мрачно думает Гарри, прихлебывая таки из горлышка.       — Дома как следует отдохни, — советует Тернер, окончательно закинув руку Поттеру на плечи и погрозив пальцем, — завтра приходи на час раньше и сразу спускайся к боссу. Он очень хочет посмотреть, чему ты научился.       У Гарри сразу началось несварение.       — А может не надо? — пробормотал он, посмурнев. — Я еще ничего не усвоил, честно. Давайте еще шаги потренируем, у меня каждый раз ноги между собой путаются.       Джейк расхохотался.       — Золотце, будь моя воля, я тебя вообще бы никому не отдавал, — он скорбно вздохнул, а потом наклонился и с урчанием потерся щекой о волосы Гарри, — но приказ есть приказ, а мы люди подвластные, сам понимаешь!       Поттер рассерженно зашипел, как кот, и вывернулся из-под чужой руки, чем — почему-то — еще сильнее развеселил Тернера.       — Давай, ждем тебя завтра! — махал тот на прощание, когда Гарри с ворчанием покидал спортзал, «предвкушая» завтрашнюю встречу с Фенриром, который в последнее время творил какую-то дичь: то за прогулы нормально не отомстит, то на охоту сводит, то заставит труп бросить на радость полицейским.       Дома Поттера встретила взволнованная Петунья; женщину крайне напрягало то, что ее племянник в последнее время стал как-то слишком хорошо жить. Она, разумеется, знала о двух новых жертвах Потрошителя — но не знала, или, по крайней мере, не была уверена в том, что одна из них почила от рук Гарри. В газетах никогда подробно не описывались мертвые тела — СМИ щадили чувства обычных смертных.       — Сегодня все было нормально? — поинтересовалась Петунья, ставя перед усевшимся на диване в гостиной Гарри кружку с чаем.       Поттер окинул ее неопределенным взглядом и пожал плечами, пролистывая несколько страниц учебника по менталистике, до которого наконец смог добраться.       — Да, меня в последнее время сильно не бьют.       — «Хозяину следует поставить наглых собак на место, — шипит Кэсс, проползая по полу к креслу. — Они слишком много берут на себя!»       Петунья косит взгляд на змею, а Гарри, фыркнув, отвечает, перейдя на парселтанг:       — Кэсс, не поверишь, я бы с превеликим удовольствием! Только вот последствия могут мне не понравиться.       Змея задала резонный вопрос:       — «А то, что происходит сейчас, тебе очень нравится, да, Хозяин?»       Гарри не нашелся, что на это ответить. Петунья тем временем присела на краешек кресла и аккуратно поинтересовалась:       — Что будет, когда ты поедешь учиться?       Несмотря на подчеркнутую ненавязчивость тона, Поттер различил в нем напряжение. Мальчик повел плечом, негромко отвечая:       — Не думаю, что вам будут мешать жить. Кажется, это не является целью Потрошителя.       — Кто он такой, Гарри? — прямо спрашивает Петунья, нахмурив брови.       Гарри смотрит на свою тетю. Он ищет в чертах ее лица подсказки к тому, какие слова ему подобрать, чтобы вселить в нее уверенность и отвлечь от бессмысленного беспокойства. Мрачный изгиб губ сообщает ему, что вранье или какую-то слишком расплывчатую формулировку за исчерпывающий ответ не примут. Синяки под глазами же говорят, что женщина уже давно утратила спокойствие и чувство безопасности — что так же говорит о том, что так просто мальчика в покое не оставят.       Гарри обводит взглядом смятые рукава блузы, нервно сжатые и переплетенные в замок пальцы, перекошенный воротник-жабо. Потом смотрит Петунье в глаза и, прочистив горло, говорит:       — Он знает, кто я такой. Думаю, он также в курсе и о том, какое «предназначение» мне было придумано в Волшебном мире. Мне кажется, что...       Нахмурившись, Гарри выдерживает паузу, раздумывая о том, делиться своими предположениями с тетей или нет.       «Насколько долго я смогу скрывать от нее реальное положение дел?» — задается он вопросом. И решает.       — ...что, он один из Пожирателей Смерти.       Краска сошла с лица Петуньи, а дыхание ее сорвалось. Прошло не меньше пары секунд, прежде чем женщина выдавила:       — Но ведь именно они и убили...       Гарри поморщился.       — Я не знаю, тетя. Все гораздо сложнее, чем мы думали.       Он хотел рассказать про Дамблдора и Волдеморта, но заговори он об этом — и даст Петунье знать, что опять скрыл от нее кучу важной информации. Для нее его первый год в Хогвартсе был ничем не примечательным и крайне скучным. Она не знала ни о Философском Камне, ни о чаепитии с Дамблдором, ни о том, что за, казалось бы, обычной попыткой революции, коих были десятки за все время существования мира, скрывалось нечто гораздо большее, чем можно было бы подумать, если смотреть только на смерть четы Поттеров.       То, что представлялось черным, не обязательно являлось злом. То, что представлялось белым, далеко не всегда оказывалось добром. Гарри был далек как от Волдеморта, так и от Дамблдора, и не хотел иметь ничего общего ни с первым, ни со вторым. Но вокруг него уже было сплетено столько коконов, что выбраться из них не представлялось такой уж легкой задачей. Хуже всего, что и просто все бросить, отправившись на поиски других Истинных вампиров, Поттер тоже не мог. Здесь его держало слишком многое — Петунья, необходимость получить образование, необходимость достичь совершеннолетия по меркам волшебников и людей, чтобы иметь возможность передвигаться по миру без лишнего внимания хотя бы со стороны закона, сидящий в тюрьме крестный отец, располагающий важной информацией, и еще множество сокрытых прошлым тайн, — да и какие были гарантии, что его не порубит на куски найденный сородич, приняв за конкурента, или не найдет Дамблдор? С его-то званием Президента Международной конфедерации магов, послужным списком и связями?..       «...Но д-директ-тор стрем-мился н-не т-только к об-бычной т-теории. Он х.. хот-тел пон-нять з-закон-ны, по котор-рым работ-тает наш мир и пер-рекроит-ть их», — вспоминаются слова Волдеморта. Да, именно Волдеморта, а не Квиррелла. Квиррелл никогда не сказал бы ничего подобного, Гарри был в этом уверен.       От воспоминаний об этой жуткой характеристике, данной одним сильнейшим волшебником поколения другому, у Поттера по спине до сих пор бежали ледяные мурашки, а сердце тревожно ускоряло стук. Думать о желании кого бы то ни было перекроить мир согласно своим взглядам и понимать, что далеко не всем в этом дивном новом мире найдется место, — само по себе было занятием, вызывающим мерзкий холодок в груди.       Гарри поежился. Само это стремление — перекроить мир — уже не могло принести этому самому миру ничего хорошего. Ведь Альбус Дамблдор хотел изменить фундаментальные законы этого мира, а не просто поменять, скажем, людские предрассудки и искоренить войны. И потому Поттеру не хотелось позволять человеку вроде Альбуса Дамблдора менять мир.       Альбус Дамблдор целенаправленно создал условия для того, чтобы Дурсли издевались над Гарри, а также заставил его прийти к Волдеморту. Альбус Дамблдор строил какие-то грандиозные пространные планы, которым нельзя было позволить осуществиться — Гарри всем существом своим чувствовал, что нельзя. И еще до рождения Поттера — даже до рождения его родителей — этот старик наворотил столько дел, что разобраться в них было той еще задачей.       «С десятком, блять, звездочек», — мрачно думает мальчик, сжимая пальцы на книге и невольно сминая ими страницы.       Петунье незачем было все это знать — целее будет. А задача Гарри — добиться, чтобы она и ее семья были в безопасности.       Насколько это возможно с его ресурсами и способностями, разумеется.       — В любом случае, — Поттер вздыхает, — мы пока ничего не можем сделать. До начала учебного года еще целый месяц. Нет смысла загадывать.       Петунья отводит взгляд. Говорит:       — Я знаю, что тебе приходится тяжелее нас всех, Гарри. Но и ты меня пойми — я понятия не имею, что делать во всей этой... ситуации.       Она вздыхает, прикрывая глаза.       — Порой мне кажется, что все могло бы быть гораздо проще.       Женщина не стала пояснять, что именно имеет ввиду. Но Гарри и без этого все прекрасно понял.       Захлопнув книгу, он улыбнулся:       — Я согласен с тобой, тетя.       Затем Поттер поднялся с дивана и, оставив чай нетронутым, направился к лестнице. Поднявшись на второй этаж, он открыл дверь в свою комнату и замер на пороге. Прикрыв глаза и впившись ногтями в кожу ладоней, мальчик процедил:       — Это не твоя комната и не твои вещи.       Дадли отрывает взгляд от справочника по «Уходу за магическими существами» и, хмыкнув, машет им Гарри:       — Да ну, Поттер! Как я мог проигнорировать то, что в этой несчастной книжонке тебя и тебе подобных описывают буквально как особо опасный подвид хищных животных?       Гарри шагнул в комнату и выхватил «несчастную книжонку» из рук кузена. Обведя взглядом разбросанные по полу учебники, он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. После не слишком добродушно поинтересовался:       — Ты в курсе, что любой хищник не терпит, когда кто-то заходит на его территорию?       Дадли непринужденно повел плечами, сложив руки на груди.       — Ты сказал, что не хочешь меня сожрать.       Вот и обещай после этого магглам неприкосновенность — они тебе на шею сядут и ноги свесят.       Гарри сверкнул на Дурсля глазами.       — Это не помешает мне очень больно укусить тебя за место, где укус будет не смертелен.       Дадли в ответ на угрозу развязно хмыкнул:       — Тогда чего мне бояться? А боль...       Он философски заметил, тяжко вздохнув:       — Она, знаешь, приходит и уходит.       Едва не закатив глаза, Гарри как бы невзначай предложил:       — Тебе показать размер моих клыков?       Дадли задумчиво покосился на распахнутые книжки, раскиданные вокруг него, — на страницах были проиллюстрированы особенности вампирской анатомии. Много внимания на рисунках очень кстати уделялось размерам клыков и формам организации челюсти.       — Так у тебя же они, по идее, — Дурсль-младший показал пальцами, — маленькие совсем. Сантиметра два или два с половиной где-то.       По тону было слышно, что Дадли в сказанном после предложения Поттера стал сомневаться, так что Гарри елейным тоном поинтересовался:       — И на основе какой информации ты такие выводы сделал, исследователь британской нечисти?       Дадли снова покосился на книги и уже откровенно неуверенно сказал:       — Ну, тебе нет ста лет, — Гарри закатил глаза, — и по меркам вампиров ты просто бойкий пиздюк. Потому больше трех сантиметров...       Губы Дадли растягиваются в паскудной ухмылке.       — ...у тебя там никак не наберется.       Гарри копирует его ухмылку.       — Еще какие-то аргументы в пользу этой теории найдутся?       Дурсль-младший задумался, постучал костяшкой указательного пальца по подбородку и сообщил:       — В этих книженциях пишут, что вампиров можно распределить примерно по трем уровням.       Гарри даже решил присесть на пуфик неподалеку от входной двери, чтобы послушать, — как тут его взгляд зацепился за висящей на этой самой двери плакат с музыкальной группой «Pantera», который зачем-то приволок сюда Кеннет.       «Сделаем твою спартанскую комнату немного живее», — кажется, он тогда сказал что-то такое. Гарри в тот момент не было дела до того, что лепечет этот мальчишка, — ему просто хотелось, чтобы тот был в зоне действия его органов чувств.       Правда, как оживят его «спартанскую» — хотя какая она спартанская: тут были и пледы, и пуфик, и куча подушек, и куча книжек, даже ваза с какими-то цветами, которые сюда зачем-то Петунья приносит! — комнату мрачные рожи четырех бугаев, играющих тяжелый метал, Поттеру было непонятно.       Воспоминания о Кеннете омрачили настроение Гарри, так что он все же прислушался к тому, что говорил Дадли, внимательнее.       — ...и вот эти сфинксы бескрылые относятся то ли к отдельному подвиду, то ли к низшей ступени — эти уебаны сами не понимают, что в детских учебниках пишут, — тем временем распинался Дурсль, размахивая книгой времен учебы Лили Поттер в Хогвартсе из стороны в сторону, совсем ее не жалея. — На средней ступени находятся обычные вампирюги без особенных способностей: могут стереть память да внушить пару стереотипов, но сильной магией не обладают. А вот вампиры третьей и самой высокой ступени могут и рыбку съесть, и на хуй сесть: чаще всего им удается сохранить после обращения какой-то свой магический дар и развить его до предела. Иногда они овладевают контролем над какой-то стихией, но только над одной.       Дурсль хлопнул книгой об пол — Гарри проследил за его движением скептическим взглядом. Учебник этот, конечно, теперь был по большей части макулатурой, но Поттер привык все же поаккуратнее относиться к своим вещам.       — И по этой классификации ты, конечно, бойкий пиздюк и есть, Поттер, — продолжает тем временем Дадли, — потому что и для третьей ступени ты слишком охеревший со своими двумя стихиями и способностью творить магию, не открывая рта и не используя волшебную палку. Но при этом даже с учетом того, что размеры клыков напрямую зависят от силы вампира, у тебя они не должны быть больше двух сантиметров! Все потому, что с момента обращения не прошло и десяти лет, а еще из-за того, что очень много людей ты не сожрал — тут сказано, что для скачка в росте нужно около двух десятков человек, если не больше...       Гарри хмыкнул и, оттянув верхнюю губу в сторону, полностью выпустил клыки из челюсти.       Боковым зрением он заметил, как мгновенно запнулся, словно чем-то подавившись, Дадли. По воздуху протянулся кисловатый запах испуга — неожиданного и резкого, как удар молнии. Пару мгновений спустя Дурсль подобрался поближе и совершенно обескураженным тоном пробормотал:       — Да они, сука, в два раза больше... Еще и нижние есть...       Гарри отпустил губу, чтобы иметь возможность нормально разговаривать, и улыбнулся, не убирая клыков — ни нижних, ни верхних.       — Не больше двух с половиной сантиметров, говоришь? Ну, про нижние это ты верно сказал, они у меня маленькие, длиной в пару сантиметров и будут.       Подскочившая самооценка требовала от Гарри похвастаться еще кое-каким интересным фактом из биографии, о котором еще не имел понятия никто, кроме него самого и Фенрира.       Поттер наклонился поближе к Дадли, краска с лица которого немного сбежала — он был испуган, но не сильно. Скорее, немного взбудоражен.       — И скажу тебе по секрету, кузен, — Гарри понизил голос, — может я и не съел пару десятков людей, чтобы заслужить клыки подлиннее двух сантиметров, но только вот я изначально был сильнее любого вампира с третьей ступени. Да и что такое пара десятков осушенных человек?       Гарри смешливо фыркает.       — Особенно когда один на твоем счету уже есть?       Когда смысл фразы добрался до него, Дадли немного отпрянул от Поттера — глаза его забегали по убранству комнаты, когда он охрипшим голосом выдавил:       — Ты... смотри, чтобы тебе за такие финты в твоем мире магии, дружбы и жвачки нос не откусили, Поттер.       Гарри запрокинул голову и рассмеялся, упиваясь ощущением власти, что теплым сладким потоком разливалась внутри его груди.       — Тут тебе не о чем беспокоиться, дорогой кузен, — посмеиваясь и прикрывая рот рукой, сказал Поттер. Успокоившись, он смерил Дадли снисходительным взглядом и ласково произнес: — А теперь, будь добр, сгинь с моих глаз.       Когда Дурсль-младший выполз из комнаты, ворча себе под нос что-то на матерном, Гарри пересел на кровать и снова открыл книгу.       Настроение у него было совершенно безоблачным.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      Шелестели страницы, скрипела ручка, в который раз раздавался щелчок электрического чайника. Ветер гулял среди листвы в саду, то и дело создавая въедливый шелест — то пошумит, то успокоится.       Рэя нервировали все эти посторонние шумы, оттого, даже отчаянно желая влить в себя дозу кофеина, он каждый раз злился при щелчке и забывал о чайнике, вспоминая о нем лишь тогда, когда кипяток остывал. Воду приходилось греть заново — и, стоило раздаться проклятому щелчку, все начиналось опять.       Нервы были ни к черту — и Браннингем это прекрасно понимал. Он уже почти неделю сидел в засаде, не имея никаких толковых источников информации. Он не мог просто пойти и начать собирать группу, как Стивен, — как не мог потратить на подготовку и ненужные исследования еще одиннадцать лет.       У него на руках было место и личности троих из четырех человек — и эти данные не подвергались сомнению. Тем не менее, Браннингем медлил, боясь ошибиться и пропасть, но чем дольше длилось его бездействие, тем чаще он задумывался о том, что просто в пустую тратит время.       Когда ему ждать еще трупы? Два последних были как гром среди ясного неба — неожиданными, а еще пролетевшими абсолютно мимо составленного Стивеном расписания. И первое, и второе было не очень приятно для полицейских, так что Рэй был уверен, что в участке сейчас все сидят как на иголках, не зная, как скоро Потрошитель ударит снова и сколько на этот раз оставит тел.       Браннингем сжал виски большими пальцами, пытаясь унять ноющую боль. Она была слабой, но жутко раздражающей. Эта боль терзала его нервы, наверное, беспрерывно последние несколько суток — и медленно сводила мужчину с ума.       «Как будто я и без нее не справляюсь...» — проплывает мимо ритмичных красных вспышек абсолютно бредовая и бессмысленная мысль.       Замутненный взгляд скользит к часам. Половина первого. Нужно готовиться к выходу.       Рэй встал и, пройдя в свою спальню, переоделся в штатское, подобрав цвета, которые не бросились бы в глаза издалека. Натянул на голову кепку, козырьком пониже. Вернувшись в гостиную, где на обеденном столе были разбросаны скопированные тайком материалы дел и листы с в спешке, пока свежа память, переписанными абзацами из книги, Браннингем накинул на плечо сумку, в которой был собран уже приевшийся ему набор.       Записная книжка, ручка, бинокль, телефон и пистолет. Его личный пистолет. И, разумеется, запасные патроны.       Рэю хотелось быть готовым к любой возможной подставе. И пускай он очень скрупулезно подготовил методику слежки, случайные проколы нельзя было полностью исключить. Вампиры в повседневной жизни (если они вели ее среди людей, разумеется) сильно ограничивали свои органы чувств — и делали это целенаправленно, дабы не перегружать психику и оставаться в здравом уме. Стабилизируясь подобным образом, они помогали себе как можно дольше оставаться незамеченными, но и минус у этой привычки был приличный: вампир мог не заметить подбирающегося к нему охотника. Случалось это чаще всего с новорожденными и молодыми вампирами, которые еще не научились эффективно прятаться и охотиться. Они могли наткнуться на охотника разве что в том случае, если в неподходящий момент потеряют контроль над своими органами чувств или заимеют параноидальную привычку проверять свое окружение на предмет подозрительных персон. Взрослые же вампиры были опасны именно тем, что им не требовались все их инструменты, чтобы идентифицировать опасность.       Браннингем полагал, что Гарри Поттер не такой уж опытный хищник, чтобы обнаружить его и, уж тем более, рискнуть напасть самостоятельно. О последнем говорил случай Кеннета — мелкое чудовище боялось случайно убить жертву и тем самым привлечь к себе внимание. Его резко возросшей смелости поспособствовал Потрошитель — и это еще одна причина поскорее от него избавиться. Пусть мелкий вампир перепугается и снова залезет в свою нору, боясь лишний раз попасться на глаза полиции и Браннингему лично — уж он-то позаботится о том, чтобы после удачного завершения дела Потрошителя дать понять мальчишке, кто именно поспособствовал поимке большого и страшного волка и кто именно теперь не спустит с него глаз.       Рэй несколько раз вдохнул и выдохнул. И только после того, как заметавшиеся в голове мысли, полные агрессии и угроз, успокоились, став бледными и незаметными, он вышел из дома.       Уже ставший привычным маршрут пролетел перед глазами смазанными яркими кадрами — поворот на Тисовую улицу проплыл слева и исчез, когда Браннингем, приминая подошвами берцев высокие заросли сухой травы, зашагал в сторону небольшого заросшего деревьями участка детской площадки. Та сейчас пустовала; жара стояла неимоверная, так что не то что детей — взрослых на улице встретить было трудно.       Но все это Рэю только на руку.       Он находит пятачок, скрытый от посторонних глаз низкими ветвями деревьев и густо разросшимися кустами дерна. Присаживается на одно колено и достает бинокль.       С этого места просматривались все интересующие Браннингема части дома номер четыре — задний двор сада, часть крыльца перед дверью и окна комнаты Гарри Джеймса Поттера.       Рэй выяснил, что мальчишка уходит из дома в промежутке между часом и двадцатью минутами второго, а возвращается около шести часов. Он больше не рисковал преследовать Поттера, но путем нехитрых расчетов выяснил, что в спортзале мальчишка стабильно проводит около трех часов.       На данный момент целью Браннингема было выяснить, были ли дни, когда Поттер оставался дома, — то есть дни, когда он мог проскочить и выманить ищейку с минимальными рисками умереть.       Время шло — двадцать минут давно миновали. Стрелки на циферблате наручных часов показывали половину второго.       Браннингем нервно кусал губы и то и дело глядел на дом Поттера через бинокль. На крыльцо никто не выходил, на заднем дворе тоже было пусто. Рэй переводит окуляры на окна комнаты мальчишки — те зашторены, но через полупрозрачный тюль прекрасно видно, как кто-то ходит по комнате с книгой в руках. Силуэт нечеткий, расплывчатый, и Браннингему ни разу не удалось увидеть всю фигуру полностью — чаще он различал только голову и руки.       «Он что, не собирается никуда идти?» — пульсирует в голове мысль, когда Рэй опускает бинокль. Мужчина нервно жует губу, чуть ли не разгрызая ее до крови.       У него не возникало и мысли о том, что в комнате Поттера находится вовсе не Поттер — ведь вампиры терпеть не могут, когда на их территорию заходят посторонние. А Браннингем очень сомневался, что кровососущее чудовище считает опекунов и двоюродного брата «своими». Они люди, еда. Мальчишка наверняка держится за них только потому, что они всем его обеспечивают, в том числе и безопасностью.       Как проклятый Потрошитель заделал себе двух ищеек для прикрытия, так и Поттер не спешил избавляться от членов некогда своей семьи, потому что те были полезны ему.       Пальцы судорожно сжались на бинокле, кожа на костяшках побелела. Рэй стиснул зубы от злости.       Нет, это нужно было прекратить! Во что бы то ни стало! Сколько людей погибло по вине этих двух тварей и сколько еще погибнет в будущем!? А сколько из этих людей сейчас было вынуждено покрывать их и страдать от осознания, что их жизни и жизни дорогих им людей могут оборваться в любой момент, стоит только захотеть Потрошителю или Поттеру?..       Нервно облизнув губы и ощутив, как тело начинает медленно охватывать лихорадочный озноб, Браннингем снова прильнул к окулярам, до рези в глазах вглядываясь в силуэт, часть которого видел в окне. Поттер замер, видимо, сел куда-то, продолжая читать, — голова была характерно наклонена.       «А если не он?..» — судорожно трепыхалось в голове раненой птицей.       «А если он?! — тут же вторило ему. — Если он, то это шанс. Если упустим, сколько придется ждать следующего?..»       На языке появился металлический привкус — Рэй таки раскусил губу. Словно не заметив этого, бывший полицейский утер капли крови тыльной стороной ладони и продолжил тонуть в потоке мыслей, что захлестнули его сознание. Последнее уже давно подернулось дымкой, поначалу казавшейся легкой и не стоящей внимания. Казалось, достаточно выспаться, чтобы она исчезла без следа. Однако позже она стала только плотнее из-за беспросветного одиночества, в котором оказался заперт Браннингем на столь долгое время, что это никак не могло остаться без последствий для разума.       «...если умрет кто-то еще — никогда себе этого не прощу. Надо... надо попытаться. Но тогда...»       Рэй неуверенно обернулся, посмотрев в ту сторону, в которой находился его дом.       «...тогда надо торопиться. Вернуться к дому, взять машину. Составить план. На ходу, но что же поделать...»       Горло сжал страх.       «Могу не выйти, — вдруг четко осознал Браннингем. — Могу остаться там. Навсегда. Тогда... есть один способ».       Мужчина решительно поднялся и стал быстро продираться через траву к дороге. Выйдя на асфальт, он сорвался на бег, чувствуя, как по шее и лицу стекают крупные капли пота.       «С камерой Стивен не очень умно поступил, — думал Рэй. Стук крови отдавался в его ушах зловещим набатом. — Надо сделать так, чтобы запись попала в руки полиции даже в том случае, если записывающее устройство окажется уничтожено».       Решение пришло быстро — ему нужен еще один телефон. И диктофон. Громоздко, муторно, неудобно, но если сработает...       Рэй резко свернул с изначального маршрута, направляясь в небольшой магазинчик электроники. Домой он вернулся, неся подмышкой две упаковки. Быстро распаковав гаджеты, Браннингем сунул в новый телефон специально купленную симкарту и включил его. То же самое провернул и с диктофоном — хорошим диктофоном, пишущим на магнитную ленту. После добавил в контакты уже на своем телефоне номер новой симкарты. Набрал его. Когда задребезжал гаджет, лежащий на обеденном столе, принял вызов. Включил диктофон — послышался стук механизма и шелест ленты. После, напряженно выдохнув, мужчина вышел в сад, где его не будет слышно. Меняя громкость, скорость и тональность голоса, Рэй произнес несколько фраз, чувствуя, как где-то в горле у него загнанно колотится сердце, предчувствующее опасность.       Он молился, чтобы из его задумки вышло хоть что-то.       Он выбрал достаточно дорогую технику — ему хотелось, чтобы все звучало максимально четко. Это, в конце концов, было в его интересах.       Рэй прослушал запись несколько раз, выискивая потрескивания и нечеткость, но все звучало вполне прилично. Конечно, многое будет зависеть от связи, но Браннингему сейчас было не из чего выбирать.       Пойдет просто с диктофоном — будет как с камерой. Ее просто уничтожат, и важная улика пропадет вместе с техникой.       Задняя поверхность шеи покрылась мелкими капельками пота. Мозг тонко и больно кольнуло осознанием, пронесшимся через тело разрядом тока...       Больше ждать нельзя.       Рэй, стараясь сдержать озноб, охвативший все его тело от понимания того, чем он собирается заниматься в ближайшее время, снова позвонил на запасной телефон и включил запись на диктофоне — та сохранится даже в том случае, если устройство разрядится и отключится. На негнущихся ногах прошел к выходу, потом к машине. Садясь на водительское место, кинул сумку с лежащим внутри пистолетом на соседнее — и положил телефон с идущим вызовом.       Хотел было запустить пальцы в волосы, согнуться, уперевшись лбом в руль, и посидеть так хотя бы пару минут — но понял, что если позволит себе сделать это, то никогда не сдвинется с места.       Потому Рэймонд Браннингем завел мотор, повернув ключ зажигания, и медленно выехал на проезжую часть.       Теперь дороги назад не было.       Пейзаж пролетал за окном смазанными акварельными пятнами. Рэй гнал так, словно боялся куда-то опоздать. Мысли его были заняты лишь одним — страхом. Страхом того, что он совершил жестокую ошибку — ошибку под стать той, что совершил Стивен, ошибку конечную, такую, после которой все приготовления и подстеленная соломка станут абсолютно бесполезны.       Суставы судорожно сжатых на руле пальцев побелели и задрожали, заныв противной тупой болью.       Рэй пришел в себя только тогда, когда покинул город — заметил он это из-за того, что дома по обе стороны дороги как-то совершенно внезапно сменились сухими зарослями чахлых деревьев и пожухлой травы. Браннингем резко сбавил скорость. Кое-как успокоив разогнавшееся, словно от бега, дыхание, он погрузился в судорожные быстрые размышления.       — Что я... — голос захрипел. Рэй закашлял, стараясь звучать громко и четко — так, чтобы позже коллеги смогли понять, что с ним произошло. — Что я знаю об этом месте? Я был там только один раз...       Мысль плелась так, что Браннингем и не замечал, как прыгал с темы на тему; как то переходил на короткие резкие фразы, то принимался говорить без перерыва, пытаясь то ли что-то описать, то ли безрезультатно кого-то в чем-то убедить...       — ...в тот раз убивать не стали, но хотели, это я теперь точно знаю. Я полицейский, не хотели привлекать к себе лишнее внимание — ведь коренных жителей не трогают, тем более тех, кто работает на город, вроде нас или лесников. Тот... тот, смуглый, Блэйк Лангерманн, во время разговора отошел, словно по телефону переговорить собрался... но я не видел у него телефона...       Браннингем насупился, замолчав, — мысль была важной, на нее необходимо было обратить пристальное внимание.       — Значит, спрашивали, не нужно ли устранить, да?.. Уточняли, отпустить или избавиться, так?.. Суки... Но это хорошо. Это значит, что напрямую, с помощью телепатии они с Потрошителем общаться не могут. Они связываются как-то по-другому, небось с помощью каких-то магических хреновин...       Уверенность стремительно угасла, стоило Рэю кристально ясно осознать — ему действительно не выбраться из этого дела живым. Слишком много вещей, вероятностей и существ, против которых он был совершенно, абсолютно бессилен. Вот, например, кто даст гарантию, что к нему не решит подняться сам Потрошитель?..       Браннингем судорожно выдохнул и на миг крепко зажмурился. По виску его скользнула одинокая хладная капля.       — Значит... — проговорил он, облизывая губы и чувствуя на языке соль и пыль. — Значит, надо все провернуть тихо.       По крайней мере, попытаться. Выиграть максимальное количество времени. Ему явно не удастся выманить ищейку и допросить ее в безопасной для себя среде — следовательно, ему надо попытаться заставить каждую из двух тварей выдать информацию там, на месте. Подыграть их уверенности в том, что у него нет ни шанса выжить на их территории, попытаться вывернуть неудачное положение себе на пользу.       Шантаж?       Браннингеим еще раз облизнул губы и покосился на сумку с пистолетом внутри.       Есть смысл. Если верить книге, то оставшиеся в твердом уме ищейки часто сохраняли привязанности из человеческой жизни. Блэйк Лангерманн и Джейк Тернер проработали рядом друг с другом далеко не один год и наверняка являлись близкими друзьями.       Циничные размышления придавали Браннингему душевных сил, уверенности в себе и храбрости. У него не мелькало и мысли о том, насколько на самом деле жестоки планируемые им действия. Он не задумывался о том, что ведет себя вовсе не как полицейский — защитник правопорядка, — а как преступник; как не задумывался и о том, что вторгается на чужую территорию и собирается при необходимости без сожаления прострелить головы двум живым существам.       «Не живым, — резко поправил себя Рэймонд, — они уже давно мертвы. Их убил Потрошитель. Не я. Их существование — не жизнь. Они умерли, чтобы стать теми, кто они есть. Следовательно — я буду стрелять в то, что априори не может быть живым».       В груди было холодно и промозгло.       А еще — страшно. Неимоверно страшно. Настолько, что кончики пальцев посинели и полностью утратили чувствительность.       Тем не менее, внутри Браннингем уже добился всего, чего хотел, и был мертв. Про себя он уже представлял, как коллеги находят диктофон в его доме. Как они слушают запись. Как понимают, насколько же он был прав.       Браннингем проехал мимо спортзала, не сбавляя скорости. После, проверив, пусто ли шоссе, развернулся обратно, резко дергая руль в сторону и игнорируя дорожную разметку. Подъехав к покрытому аляповатыми граффити зданию, напоминающему бетонную коробку, он затормозил. Отстегнув ремень безопасности, Рэй спрятал телефон в передний карман джинсов, а сумку с оружием внутри накинул на плечо — предварительно сунув в другой карман запасные обоймы, чтобы при случае иметь возможность достать пистолет и бросить бесполезную авоську, которая при активном движении будет только мешаться.       Взгляд упал на бардачок, в котором хранились наручники. Подумав, Браннингем достал их и бросил на водительское сидение, чтобы не пришлось далеко тянуться, если они все-таки понадобятся. Глушить мотор же он не стал, как и вынимать ключи из замка зажигания и запирать машину. Лишать себя пускай даже призрачного шанса на побег Рэй не собирался.       В последнюю очередь Браннингем пригладил растрепавшиеся волосы, придав им божеский вид, и поправил воротник рубашки, следом разгладив ее подолы так, чтобы скрыть раздутые передние карманы джинсов.       «Придется схитрить, — думает мужчина, покидая машину и твердым, решительным шагом направляясь ко входу в спортзал. На ходу он небрежно стирал капли пота с лица и шеи. — Нельзя, чтобы мой план раскусили сразу».       Остановившись на пороге, Рэй растянул губы в своей любимой улыбке — вежливой, но словно немного виноватой. Чуть насупив брови и подняв уголки рта выше, мужчина добавил в гримасу еще больше вины, что считал подходящим для своей роли. И только вспомнив о том, как на лице ощущается эта маска, он открыл дверь и вошел внутрь.       За спиной раздался лязг — неожиданно тягучий и глухой, словно у Браннингема резко заложило уши.       В спортзале свет не горел. Сквозь верхние окошки в помещение попадало мизерное количество света, отчего вокруг Рэя сейчас стоял полумрак.       Сглотнув подступившее к горлу волнение, Браннингем сделал несколько шагов вперед.       «Давайте же, — нервно думал он, сжимая в побелевших пальцах перекинутую через плечо лямку сумки, — вы же, твари, знаете, что я здесь...»       От нетерпения и волнения скулы сводило так сильно, что скрипели зубы.       — Эм, здравствуйте? — рискнув, позвал Рэй. Во рту у него скопилась слюна, а связки одеревенели, отчего голос прозвучал подобно скрежету, который издает стекло, когда по нему водят гвоздем.       Поначалу никто не отзывался. Осмелев, Браннингем прошел еще глубже в зал, оглядываясь по сторонам и то и дело одергивая подолы рубашки. Ворот футболки насквозь промок, но Рэй надеялся, что со стороны это заметить будет трудно.       Только он собрался позвать еще раз, как дверь в тренерскую со скрипом приоткрылась.       Браннингем замер, точно олень в свете фар, судорожно вцепившись в сумку и впившись полубезумным взглядом в светлую полоску, легшую на паркет.       Все дальнейшие действия напрямую зависели от того, кто сейчас выйдет его встречать.       «Лишь бы это был тот разговорчивый, Тернер, — точно заведенный бормотал про себя Рэй. — Тогда я просто возьму его на мушку и выведу отсюда — а когда заметят пропажу, будет поздно...»       Мысль рывками продвигалась дальше.       «Можно соврать, что машина сломалась, — озарило Браннингема. — Попрошу помощи. Он выйдет за мной, и там я его оглушу и закину в салон... Второй отреагировать не успеет — мотор я не выключал, так что к его появлению уже буду на пути в город...»       Но его надежды не оправдались.       Из тренерской вместо Тернера вышел Блэйк, сука, Лангерманн.       На языке кислотой проступило разочарование, и Браннингем с трудом сглотнул.       «Блядь... Мне нужен Тернер. Не ты».       — Добрый день, — сдержанно поздоровался Лангерманн, приближаясь к Рэю. Он двигался размеренно, а смотрел открыто и совершенно спокойно. Когда же оборотень остановился, выжидательно глядя на незваного гостя, то его тело было полностью расслаблено.       Тварь явно чувствовала себя хозяином положения.       Браннингем не позволил себе оробеть.       «Придется по-другому. Черт...»       Натянув на лицо заранее отрепетированную маску вежливости и вины, Рэй заговорил:       — Здравствуйте. Понимаю, вы, наверное, не хотите меня видеть, ведь в прошлый свой визит сюда я повел себя не очень красиво...       Лицо Лангерманна никак не изменилось — словно это не он вместе со своим приятелем накатал на него, Рэя, жалобу, в которой каждое слово, за исключением имен и названия места действия, было ложью.       Не позволяя себе сбиться и утратить извиняющийся тон, Браннингем продолжал:       — ...и, прошу, не переживайте, я пришел сюда не для того, чтобы выяснять отношения...       «Да, я пришел сюда по совершенно другой причине», — пистолет жег бедро сквозь ткань сумки и одежды.       — ...а только для того, чтобы принести свои извинения.       Рэй сделал вид, что ему неловко, и повел плечами. Имитировать дискомфорт у него всегда получалось очень хорошо.       — Возможно, этим своим желанием я нарушаю какие-то ваши границы, но все же прошу вас выслушать меня.       Выделив слово тоном, Браннингем добавил:       — Обоих. Пожалуйста.       И, подумав, что намек на то, что его к этому визиту склонили на работе, придется очень кстати, он осторожно произнес, тщательно подбирая слова:       — Это важно и для меня, и для моей карьеры.       Пока Рэй говорил, голова Лангерманна склонилась чуть вниз и вбок. Ищейка смотрел прямо на него, но в глазах твари не мелькало и тени эмоции — Лангерманн словно смотрел сквозь Рэя, на самом деле не видя его. Пользуясь моментом, Браннингем окинул оборотня коротким цепким взглядом, пытаясь понять, есть ли у того в карманах что-то, что может помешать ему в осуществлении плана.       Лангерманн был одет в простую растянутую футболку и специальные спортивные шорты без карманов, с плотно прилегающей к коже внутренней частью. Спрятать средство связи или оружие где-то среди такой одежды он никак не мог.       Напряжение, сжимающее грудь Рэя, немного ослабло.       «Нужно добраться до Тернера», — подумал мужчина уже с большей уверенностью.       — Или мне, может, извиниться перед вами по отдельности? — аккуратно поинтересовался Браннингем, несколько раз сжав и разжав кулаки от нервов. Чтобы не имитировать все эмоции, он позволял увидеть часть тех, что испытывал на самом деле.       Ответа не было долго, и только Рэй уже собрался начать новую песню, подумав, что на его спектакль не повелись, как Лангерманн покачал головой и сказал:       — Идите за мной, сэр.       С этими словами он повернулся к Браннингему спиной и зашагал обратно к тренерской.       У Рэя екнуло сердце. Он чуть ли не бегом бросился следом — и только в последний момент успел успокоить себя и перейти на просто быстрый шаг. На ходу сунув руку в сумку, мужчина нащупал прохладную рукоять пистолета и крепко ее сжал.       Спина Лангерманна стремительно приближалась — так, словно кто-то ускорил воспроизведение видео. Браннингем облизнул губы. Он, благо, был того же роста, что и тварь.       Рука с зажатым в пальцах пистолетом выскользнула наружу, лямка сумки соскочила с плеча и полетела на пол — но раньше, чем она со стуком коснулась паркета, Рэй резко метнулся вперед и схватил Лангерманна за горло.       Левая рука быстро обернулась вокруг шеи, беря ту в захват и крепко сжимая, — а холодное дуло пистолета плотно прижалось к виску.       Лангерманн замер.       Чужое предплечье давило ему прямо на трахею, ограничивая поступающий в легкие кислород, но вжавшееся в самую тонкую кость черепа стальное кольцо не позволяло шевелиться на уровне инстинктов.       Быстрым движением большого пальца Рэй снял оружие с предохранителя — тот громко щелкнул.       — Только попробуй открыть рот, — прошелестел Браннингем Лангерманну прямо в ухо, чуть касаясь раковины влажными губами. Он стоял, плотно прижавшись своим телом к ищейке со спины. Ноги мужчина расставил так, чтобы его нельзя было опрокинуть или как-то схватить — Рэй помнил, что чертовы твари умели в боевые искусства и могли с легкостью уложить его на лопатки даже несмотря на то, что полицейская подготовка тоже была не пальцем делана. — Шевельнешься — и твои мозги окажутся размазаны по полу, ясно?       Лангерманн медленно поднял руки. Его голос был тихим и чуть хриплым, словно горло у него пересохло от испуга:       — Ясно, сэр.       — Прекрасно, — Рэй облизнул губы — его язык задел кожу на шее Лангерманна, но тот, на удивление, не дернулся, — а теперь шагай вперед.       Они медленно двинулись вперед, неуклюже покачиваясь и потираясь друг о друга. Браннингем не собирался ни на сантиметр отходить от Лангерманна — он был его щитом, его заложником. Пока он прижимает к его башке пистолет, у него есть какая-то власть над ситуацией, и так просто лишаться этой власти Рэй был не намерен.       Когда они вошли, Джейк Тернер сидел, вальяжно закинув ноги на стол, и листал какой-то журнал. Рядом с ним стояла кружка с недопитым кофе. Стоило Лангерманну и прижавшему к его голове пистолет Браннингему перешагнуть порог тренерской, как Тернер тут же оторвался от своего занятия и поднял на них взгляд — когда он заговорил, на его лице блуждала какая-то совершенно припизднутая улыбочка:       — О, доброго денечка, шеф! Неужто пришли к нам с повин...       Тернер мгновенно заткнулся, стоило его взгляду упасть на пистолет. Пару секунд он тупо пялился на оружие, потом наконец посмотрел на Рэя. В его глазах Браннингем больше не видел веселья и легкомыслия — в них была только собранность и сосредоточенность.       Тело Джейка, обтянутое белой майкой, напряглось. Он медленно спустил ноги со стола — и Рэй с силой надавил дулом на висок Лангерманна, заставив того еще сильнее вжаться горлом в его предплечье.       — Что, сука, не ожидал, что я приду вот так? — Браннингем заговорил негромко и мрачно. Палец на курке напрягся. — Имей в виду: попытаешься позвать Потрошителя — и я прострелю ему голову.       Тернер сощурился, но двинуться не решился. Грудь Рэя изнутри омыло темным удовлетворением — его идея с шантажом прекрасно сработала.       — Я знаю, что если таким, как вы, прострелить голову, то вы не встанете, — почти ласково продолжил он, — так что в твоих же интересах не рыпаться.       Лангерманн стоял молча, не рискуя пошевелиться или что-то сказать. Говорил только Тернер:       — И чего же ты, интересно, хочешь этим добиться, шеф?       Рэй впервые слышал от Джейка такой тон — и от тяжелых вкрадчивых интонаций у него внутри словно что-то умирало на каждом слове. Чем-то это ощущение напоминало копошение пресловутых бабочек где-то в животе, среди внутренностей.       Вдоль позвоночника легкими укусами проскользили острые зубы мурашек, но Браннингем не позволил себе податься нервозности. Вместо этого он дернул Лангерманна в сторону, отходя подальше от дверного проема, к которому все это время стоял спиной, и занял такую позицию, чтобы с нее видеть и Тернера, и выход в спортзал.       — Ты, — следом резко сказал бывший полицейский, — сейчас медленно встаешь...       Тернер послушно выполнил приказ, не отрывая злых глаз от Рэя.       — ...и достаешь из карманов ту херню, с помощью которой общаешься с Потрошителем. И без лишних движений!       В объемных штанах Джейка имелась куча карманов. Открытых, на молниях, на липучках — и все они были довольно объемными. Было очевидно, что там что-то лежало, но Тернер медлил, не спеша исполнять требование.       — Шевелись! — теряя душевное равновесие, рыкнул Браннингем.       Джейк тем временем перевел острый взгляд на Лангерманна. Пару мгновений стоял неподвижно, не отрывая его, словно что-то требовал глазами. Блэйк никак не реагировал на этот непонятный призыв, но Рэй почему-то все равно начал нервничать сильнее, чем должен был.       — Я сказал... — процедил он, уже не зная, что ему сделать, чтобы подтолкнуть Тернера к действиям: то ли надавить посильнее дулом, то ли крепче сжать горло Лангерманна, — ...шевелись!       От резко усилившейся хватки Блэйк издал тихий задыхающийся звук. Джейк обжег Браннингема яростным — вот это перемена! — взглядом и сунул руку в один из карманов на бедре.       — Подавись, — выплюнул он, швыряя на стол между ними какой-то маленький предмет.       Рэй прищурился, рассматривая его.       Внешне средство связи с Потрошителем напоминало раковину улитки. Стыки, образующие рисунок спирали, пульсировали мягким светло-голубым светом. «Ракушка» была серого цвета, с узором, похожим на волокна в срезе дерева.       Браннингем недоуменно моргнул. Он не видел ни динамика, ни микрофона... Как, черт возьми, с помощью этого можно было кому-то позвонить?!       Бывший полицейский мрачно уставился на Тернера.       — Ты меня за идиота держишь? Что это за хрень?       Губы Джейка растянулись в паскудной улыбке. Он внезапно расхохотался.       — Господи, ты что, серьезно?! Не в курсе, что это такое?! Тю, а я-то думал, ты действительно что-то о нас знаешь! Вот идиот, ха-ха!..       — Закрой рот! — рявкнул Рэй, начисто позабыв о том, что ему надо вести себя как можно тише. — Мне достаточно знать, как вас убить!       Смех Тернера после этих слов только набрал обороты — оборотень согнулся пополам, схватившись за стол одной рукой, а второй обхватив свой торс, словно в попытке удержать тот на месте. Его громкий хохот, наполненный бульканьем и всхлипываниями, бил прямо по раскаленным добела нервам Браннингема, отчего того едва не потряхивало.       Рука, сжимающая пистолет, начала мелко подрагивать. Язык прилип к небу, и как бы Рэй не пытался открыть рот и приказать проклятой ищейке заткнуться, у него ничего не выходило.       Через какое-то время смех начал угасать сам собой. Тернер, тихо посмеиваясь, утер с уголков глаз капли слез. Вся его собранность и строгость вновь сменилась издевательским весельем. Джейк кинул на Рэя снисходительный взгляд, а после почти ласково осведомился:       — Думаешь, это поможет?       Рэй не понял, о чем тот говорит.       — Что?       Тернер нетерпеливо взмахнул рукой, почему-то кинув пристальный взгляд на Блэйка, что еще ни разу не попытался вырваться из хватки Браннингема.       — Захватить нас. Думаешь, это поможет?       Рэй вновь не понял, но уже по другой причине.       — Разумеется, поможет!       Тернер заулыбался.       — Поймать босса — нет, не поможет, умник херов.       Браннингем открыл было рот, собираясь швырнуть очередную угрозу и заставить ищейку говорить нормальным языком, но Джейк ему этого не позволил. Повысив голос, он продолжил говорить:       — Ну вот поймаешь ты нас, посадишь в свой подвал — или куда ты там собрался нас везти, чтобы допросить. И ты серьезно думаешь, что это поможет поймать босса?       Тернер хохотнул.       — Боюсь разрушить твою хрупкую картину мира, но у тебя нихера не выйдет. Он просто сменит убежище и переждет. Сколько не рвите жопу...       На лице Джейка растянулась мерзкая жестокая улыбка.       — ...а у вас никогда не получится добраться до него.       Браннингем тоже улыбнулся — так же мерзко и жестоко, как и ищейка перед ним.       — Зато я докажу, что вы не люди. Докажу, что на самом деле вы — твари, любящие пожрать человечины. И тогда поймать Потрошителя станет в разы легче.       Глаза Тернера резко сузились, блеснув золотом.       — Не в этой жизни, птенчик! — рыкнул он и бросился вперед.       Сердце ухнуло в пятки — Браннингем резко отшатнулся назад, потянув за собой Лангерманна, и приготовился нажать на курок. Однако Блэйк вдруг извернулся и засадил Рэю локтем поддых — тот согнулся пополам и закашлялся, ощутив, как перехватило дыхание. Мышцы ослабли, Лангерманн вырвался на свободу, а пистолет мотнуло в сторону.       Тернер вскочил на стол и рванулся в сторону растерявшегося Браннингема, точно дикое животное — в его глазах золотом пылала ярость и жажда крови.       Рэй едва успел рухнуть на пол и откатиться в сторону, чтобы не оказаться пришпиленным к стене ударом ноги, который наверняка сломал бы ему пару ребер. Джейк приземлился на пол в нескольких футах от того места, где он остановился, и рывком развернулся, оскалив заострившиеся зубы.       Не долго думая, Браннингем вскинул пистолет и нажал на курок.       Грохнул выстрел, но Тернер, резко сместившись в сторону, умудрился уклониться от пули — та вонзилась в стену почти под самым потолком. Джейк бросился на распростертого на полу Рэя, намереваясь покончить с ним одним ударом. Тот попытался было снова выстрелить, на этот раз в упор и точно без промаха, но сильный удар по запястью вышиб оружие у него из рук.       Сустав вспыхнул жгучей болью, а пистолет, издав металлический перестук, отлетел в сторону и замер без движения.       Рэй весь похолодел от ужаса. Горло у него сжалось.       — Вот и сказочке конец, — плотоядно ощерился Тернер, выпрямляясь во весь рост. За его спиной, почти у самой двери, замер Лангерманн, почему-то не пытающийся вмешаться в потасовку.       Браннингем перевел взгляд обратно на Джейка. Тот, расплывшись в зубастой улыбке, вальяжно шагнул в сторону жертвы — Рэй дернулся назад и начал медленно отползать, боясь оторвать глаза от оборотня. Обтянутые тканью рубашки локти скользили по полу, а ноги не могли нормально толкнуть тело назад, вместо этого бессмысленно подергиваясь, словно от воздействия тока.       Тернер, казалось, упивался представшим перед ним зрелищем — в его желтых глазах плескалось такое всеобъемлющее удовольствие, что казалось, будто они вот-вот закатятся.       — Куда это мы собрались, а? — Джейк рывком отшвырнул стол в сторону — тот с грохотом влетел в буфет. Ударившись об пол, разлетелась на мелкие керамические осколки кружка — остатки кофе брызгами разметались вокруг.       Браннингем вздрогнул и дернулся назад, испустив свистящий выдох. Его судорожно бегающие по сторонам глаза были так широко распахнуты, что едва ли не выпадали из орбит. Щеки покрывал лихорадочный румянец, а дыхание то и дело срывалось.       Ударом пистолет отшвырнуло еще дальше, но дотянуться до него все еще было возможно.       — Не так быстро! — рыкнул Тернер, заметив, куда смотрит Рэй.       На его стремительный выпад Браннингем ответил пинком — подгадав момент, он ударил ногой так, что Джейк налетел на нее всем своим весом. Подошва армейских ботинок проехалась прямо по чужой роже — Тернера мотнуло в сторону. Он потерял ориентацию в пространстве и завалился вбок, падая на пол и ударяясь локтями. Воспользовавшись этой заминкой, Рэй вскочил и бросился к пистолету, изо всех сил пытаясь дотянуться до его рукояти.       Схватить оружие, направить его в сторону дезориентированного Тернера и выстрелить — в первый раз не важно, куда. Потом — в голову.       Убить.       Расследование, попытка доказать существование сверхъестественных существ, предотвратить будущие убийства — все это исчезло, растворилось в остервенелом желании выжить любой ценой.       Спину обожгло холодом. Время словно замедлилось — взгляд Рэя скользнул вверх, на замершего в нескольких шагах от него Лангерманна. Тот смотрел прямо на него — глаза его оказались распахнуты в неверии, в каком-то абсурдном для ситуации удивлении. Блэйк словно не верил, что развернувшаяся перед ним сцена действительно происходит в реальности — и потому в растерянности замер на месте, не понимая, что ему делать.       Но кое-что Лангерманну все-таки было точно ясно — если сейчас этот человек, пришедший вывести их на чистую воду, человек, которого он вовсе не хотел лишать жизни, доберется до пистолета — Джейк не выживет.       Успеть уклониться от пули один раз — чистое везение.       Второй раз чуда не произойдет.       И Блэйк бросился Браннингему наперерез, пытаясь дотянуться до пистолета раньше него.       Однако он сообразил слишком поздно. В момент, когда тело Лангерманна только начало движение, пальцы Рэя уже коснулись стальной рукояти.       Браннингем прекрасно видел, как оборотень подался вперед. Теперь сразу же поворачиваться и стрелять в Тернера было опасно — тварь просто налетит на него со спины и разорвет в клочья. Потому, схватив пистолет, Рэй плашмя рухнул на бок и направил дуло Блэйку прямо в лоб.       Глаза Лангерманна — серо-зеленые, в бурую крапинку, — расширились в запоздалом испуге.       Бах.       Или удивлении. Рэй не успел как следует рассмотреть. Он рывком перекатился в сторону, чтобы труп не упал на него сверху.       Звук, с которым тело Лангерманна рухнуло на пол, был тихим. Глухим. Его голова оказалась повернута в сторону Браннингема — из небольшой дырки во лбу робко стекала кровь. Аккуратное входное отверстие выглядело обнадеживающе, но Браннингем прекрасно знал, что затылок у твари был разворочен в мясо. В пустых, остекленевших глазах Лангерманна застыло какое-то непонятное выражение — смесь неверия и какого-то странного стремления, что уже никогда и никому не удастся понять.       Рэй отполз от тела и прижался спиной к буфету, крепко стиснув в руках пистолет. Грудь его тяжело вздымалась, а сердце стучало как отбойник, словно не веря, что еще вообще способно это делать.       «Минус один», — холодно подумал он, переводя взгляд на Тернера.       Джейк замер изваянием у противоположной стены. Он едва успел приподняться, когда прозвучал выстрел, и сейчас буравил взглядом распростертое на полу тело Лангерманна. В его глазах бушевала целая буря эмоций — от знакомого, блещущего золотом голодного безумия до обреченной растерянности и непонимания.       Руки его медленно опустились, тело осело обратно на пол.       Тернер позвал — негромко, с едва угадывающейся в голосе надеждой:       — Блэйк?..       Когда ответа не последовало, Джейк насупился и придвинулся к телу поближе — Рэй мгновенно наставил на него пистолет. Но Тернер не обратил на это совершенно никакого внимания. Его полностью занимал мертвый Лангерманн.       — Эй? Ты что...       Голос затих.       Тернер подполз еще ближе к трупу, пихнул его рукой — грубо, словно пытаясь пробудить от слишком долгого сна. Когда Лангерманн никак не отреагировал и на это, Джейк нахмурился еще сильнее. Взгляд его сместился — Рэй знал, что оборотень смотрит в глубину развороченного пулей черепа.       — ...помер?..       Слово тяжело повисло в тишине. Лицо Тернера одеревенело, а взгляд потух, растеряв золотое свечение.       Браннингем пошевелился, чуть привстав. Он все еще удерживал Джейка на мушке, опасаясь, как бы тот снова не кинулся на него.       «Это шанс, — осознает мужчина, — давай, выруби его и тащи к машине».       В спортзале было тихо. Рэй начисто позабыл о том, что здесь должен был находиться еще как минимум один человек, — он был воодушевлен представившейся возможностью.       Браннингем медленно, стараясь не делать резких движений, встал на ноги. Дуло пистолета все еще было направлено прямо Тернеру в макушку. Рэй тихо обошел труп Лангерманна по кругу, чтобы подойти к ищейке сбоку.       Тот совершенно никак не реагировал на его передвижения. Опасаясь привлечь чужое внимание раньше времени, Браннингем сделал еще один аккуратный шаг и занес руку, чтобы ударить Тернера рукоятью в висок.       В последний момент все изменилось.       Удар не достиг цели — Джейк резко вскинул руки. Локтевой сустав выгнуло в противоположную логике сторону, а кисть с зажатым в ней пистолетом словно стиснуло в железных тисках. Рэй и писка издать не успел — его дернуло вниз и приложило головой об пол.       В глазах помутилось. Браннингем неловко завозился, чувствуя под собой что-то мягкое, — но прийти в себя не успел. Еще один удар окончательно вышиб его из реальности.       Джейк тяжело вздохнул, уперся руками в чужой бок и скинул тело нерадивого полицая с Лангерманна, по прежнему остававшегося неподвижным.       — Это же надо быть таким тупым, — покачал головой Тернер, глядя на бессознательного инспектора почти с сожалением. — Очевидно же, что никто не будет так спокойно сидеть перед человеком с пушкой, а.       И с чувством прибавил:       — Долбоеб. Вот ты кто, шеф.       Просто идиот. Неоперившийся птенец, решивший, что ему по зубам тягаться с ястребом.       Джейк тяжело вздохнул и постучал ладонями по бедрам, пытаясь сообразить, что ему делать дальше.       Теперь он остался один.       Закусив губу, Тернер огляделся по сторонам. В углу он заметил пульсирующую синим светом ракушку, которую отшвырнуло в сторону, когда он перевернул стол. Медленно встав, Джейк направился к ней. Подняв артефакт с пола, он приложил его к виску. Ракушка приклеилась к коже и, перестав пульсировать, мягко засветилась.       Какое-то время Джейк просто стоял, опустив голову. Несколько раз он кивал, задумчиво размазывая между пальцами кровь Лангерманна. Потом вдруг отцепил артефакт и сунул его обратно в карман штанов.       Развернувшись лицом к погрому, что царил в тренерской, Тернер вздохнул и сказал, обращаясь к пустоте:       — Пора за работу.       Первым делом он раскрыл окно и вытолкнул из него тело Блэйка. То тяжело повалилось на землю, оставив за собой кровавый след, который еще предстояло оттереть. Ругнувшись, Джейк вылез следом. Оттащив труп поближе к сосняку, Тернер снова перелез через окно, намереваясь достать из подсобки лопату. Спички он отыскал в тренерской, а в аптечке нашлась почти полная бутыль медицинского спирта.       Скинув необходимые инструменты на улице рядом с телом, Джейк сделал небольшую передышку. Он пытался смотреть в лес, на небо, но взгляд постоянно соскальзывал на Блэйка — неподвижного, уже начавшего остывать.       Поняв, что он смотрит на некогда лучшего друга, который теперь был мертв, не отрываясь, уже порядка двух минут, Джейк выругался:       — Да твою ебаную мать!..       И, развернувшись на пятках, пошел прочь.       «Уебок приехал на тачке, — думает Тернер, про себя не стесняясь обзывать лежащего в отрубе незваного гостя как его душе угодно, — надо бы отогнать ее в сторону».       Мотор у тачки оказался не заглушен, а ключи нашлись тут же, в замке зажигания.       — Какой же наш вторженец умничка — подумал о том, как я буду прятать улики! — развеселился Джейк, открывая дверь со стороны водительского места. Опустив взгляд, он обнаружил на сидении наручники и проворчал: — Ну и фетиша у этих полицейских, с ума сойти можно.       Тернер подцепил наручники пальцем и брезгливо отшвырнул их куда-то вглубь салона. Усевшись за руль и захлопнув за собой дверь, он проворчал:       — Хорошо хоть с собой их не потащил, а то я бы там от хохота слег. Борец с нечистью выискался, блядь.       Машина мягко двинулась с места, повернула и скрылась от посторонних глаз за зданием спортзала. Джейк заглушил мотор, выдернул ключи из замка зажигания и вышел из салона. Небрежно захлопнув за собой дверцу, Тернер заблокировал машину и сунул ключи в один из многочисленных карманов.       На душе у него было как-то тихо. Мертво.       Джейк прислушался — инспектор признаков сознания не подавал, продолжая неподвижно валяться на полу в тренерской.       Тернер перевел взгляд на Лангерманна. И, не выдержав, запустил пальцы одной руки в волосы, сжал их и с силой потянул — до жгучей боли где-то под кожей.       — Как же так, идиот?.. — прошептал он. — Ну как так можно было умудриться, а?..       Сердце защемило. Слабо, приглушенно — так, словно Блэйка Джейк потерял уже давно, просто тело увидел только сейчас.       Рука безвольно упала. Джейк наклонился, рассовал спирт и спички по карманам, взял лопату, а после взвалил труп себе на плечо.       Редкий сухой лес сомкнулся вокруг него. Тернер шагал вперед, выискивая какой-нибудь небольшой овражек, в котором можно будет сжечь тело. Подходящее место отыскалось спустя несколько минут. Джейк бережно уложил свою ношу на землю и принялся собирать подстилку из сухой травы и веток. Взвалив Блэйка на эту импровизированную постель, он достал спирт. Одежда мертвеца вмиг пропиталась резко пахнущей жидкостью. Поморщившись, Тернер небрежно сунул пустую бутылку в карман и достал коробок.       Чиркнула спичка, в воздух взметнулся тонкий лепесток алого пламени. Какое-то время Джейк медлил, то ли увлекшись рассматриванием колебаний огня, то ли не решаясь выполнить последнее действие. В итоге спичка сгорела. Тернер, обжегшись, сердито зашипел, взмахнув рукой — огонь погас.       Пришлось доставать еще одну. И снова стоять, боясь оторвать взгляд от разрушительной стихии, которая, даже не будучи усиленной магией, превратит тело ищейки в пепел за считанные минуты.       Наконец Джейк расслабил пальцы — почти полностью сгоревшая спичка упала вниз.       Покойник вспыхнул синим пламенем. За мгновение огонь охватил все его тело и принялся пожирать одежду и подстилку из сухой травы и веток. Прямо на глазах у Джейка Блэйк поплыл: его кожа начала плавиться, стекать с костей, проваливаться внутрь черепа и грудной клетки сквозь щели между ребрами, точно раскаленный воск. Внутренности зашкворчали, теряя очертания и превращаясь в единообразную смесь из соединительной ткани и мяса. Волосы коротко вспыхивали, мгновенно сгорая. Глазные яблоки полопались, не выдержав давления, вытекли из глазниц и засохли на щеках, а кровь превратилась в труху. Кости покрылись черными пятнами, потрескались, рассыпались угольно-черным прахом.       Джейк стоял молча. Глаза у него были сухими и пустыми. В какой-то момент он поднял взгляд и устремил его вдаль — в небо, за верхушки редких невысоких деревьев.       — Что ж, друг, — прошептал Тернер, непонятно к кому обращаясь. — Тебе удалось. Я рад за тебя.       Джейк не мог лить слезы. Не мог сокрушаться по Блэйку. Все это значило бы, что он жалел о его смерти, что он жаждал, чтобы она никогда не случалась.       Но разве это было так?       Тернер проследил за тем, как порыв ветра взметнул огонь, унеся с собой часть праха.       После обращения Блэйк ненавидел каждую секунду своего существования. Джейк знал, что, появись у него такая возможность, Лангерманн непременно покончил бы с собой — умер бы, лишь бы не быть ищейкой. Лишь бы не убивать людей, не есть их. Лишь бы не жить с мыслью, что теперь он не властен над своей судьбой и, более того, вынужден повиноваться Фенриру Грэйбеку, для которого человеческая жизнь ничего не стоит.       Джейк знал, что все это было для Блэйка невыносимо. Знал, что более всего на свете его лучший друг жаждал освобождения.       Тело догорело. От него не осталось и следа — только языки пламени продолжали полыхать, пожирая остатки сухой травы. Тернер взял лопату и принялся забрасывать огонь землей.       Что ж, теперь Блэйк Лангерманн был свободен. Он все-таки нашел способ покончить с собой. Впрочем, ничего удивительного: этот человек всегда был невыносимо, отвратительно упрям. Костьми ляжет, но своего добьется.       Да и сдохнуть от чужой пули в башке — это дарованное самой судьбой милосердие, о котором никто из них не смел и мечтать.       Прекрасная смерть. Быстрая. Без мучений.       Умным же ублюдком был Блэйк. Тернер уже не раз за жизнь это подмечал — но каждый раз только и мог, что диву даваться.       Он никогда таким не был. Он был способен только подстраиваться под ситуацию, ломать себя и менять свое мировоззрение. Он был текуч и изменчив, а Блэйк был тверд, постоянен и непоколебим в своих дурацких принципах.       Джейк хмыкает, притаптывая кострище ногой, чтобы убедиться, что пламя полностью потухло. Только пожара ему еще не хватало. Лес был таким сухим, что при малейшей искре вспыхнет как спичка.       Закончив, Тернер пошел обратно к спортзалу.       Теперь он остался один.       Джейк перелез через окно обратно в тренерскую, игнорируя засохшие темные пятна на подоконнике. Подошел к недоделанному охотнику за нечистью, что все еще был без сознания. Рядом с ним, на полу, валялся пистолет и подсыхала размазанная лужа крови, на которую оборотень в первый раз как-то не обратил внимания.       В ушах у Джейка зазвенело.

      Теперь он остался один.

      Тернер наклонился, взял в руку пистолет и небрежно сунул его инспектору за пояс, перед этим безошибочно отыскав флажок предохранителя и опустив его вниз. После Джейк взвалил бессознательное тело на плечи, развернулся на пятках и вышел из тренерской.       Подошел к двери, ведущей на цокольный этаж.       О своем одиночестве он подумает как-нибудь потом. Сядет дома, достанет бутылку коньяка. Или бренди. Выпьет за освобождение, которое ему никогда не увидеть. Выпьет за освобождение, которое нашел его лучший друг, переставший таковым быть после одного дерьмового случая, который перевернул всю их жизнь с ног на голову.       Дверь раскрылась. Джейк поправил тело, чтобы его было удобнее нести, и стал спускаться по лестнице, внимательно следя за ногами.       Сейчас же у него была работа, которую необходимо выполнить. Но Блэйк, разумеется, его обязательно поймет и простит.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      В сознание он приходил медленно и словно неохотно. Перед глазами блуждали яркие огни, чей свет вызывал приступ острой головной боли. Источником боли являлся лоб — Рэй ощущал странную стянутость, словно кожа была покрыта коркой засохшей крови.       Чуть пошевелившись, Браннингем проехался влажной ладонью по какой-то то ли пыли, то ли россыпи земли — и замер, нервно сглотнув.       Он лежал на чем-то шероховатом, холодном, твердом и грязном. При этом вокруг стояла темнота, что было ясно даже с закрытыми глазами. Источник света, слабый и тусклый, был где-то в стороне, за его головой, и Браннингем находился достаточно далеко от него, чтобы не чувствовать необходимости щуриться.       Осознание пришло быстро — пока он был в отключке, его перенесли на цокольный этаж.       Твою же ж мать...       Внутренности сковало льдом, а на лбу мгновенно выступили капли пота.       «Как же я проебался...» — Браннингема с головой накрыло чувством всепоглощающего ужаса и судорожным желанием отмотать время назад, исправить свою роковую ошибку, которую он все же совершил, несмотря на все свои чаяния.       Его надули как неразумного ребенка. Целью всей авантюры было взять Джейка Тернера живым и допросить — и ищейка прекрасно это понял. Даже сообщил об этом Рэю прямым текстом — а тот не придал сказанному значения и решил не стрелять, когда представилась удачная возможность, из-за чего и оказался здесь.       Внутренности обожгло ненавистью. Браннингем сжал зубы до противного скрежета, всем сердцем желая вернуться в тот момент, когда Тернер сидел на полу, изображая скорбь по подельнику, и вместо того, чтобы попытаться вырубить его, нажать на курок.       В этот момент Рэя мало волновало, что в таком случае он делал бы потом.       Чужие голоса, которые звучали где-то на фоне на протяжении всего того времени, что Браннингем пребывал в сознании, добрались до его слуха только сейчас, с трудом пробившись сквозь ворох эмоций. Ненависть, ярость и жажда убийства мгновенно сменились внутренним оцепенением — словно кто-то рубильник потянул.       — ...не собираешься мне ничего объяснить? Забыл, к чему это привело в прошлый раз?       Где-то на расстоянии — может, шагах в десяти. Детский голос. Рэй не сразу его узнал, потому удивился: с кем это ребенок — мальчик — разговаривает, что в его тоне слышно столько недовольства и раздражения? Угадывались даже ноты презрения, которые и вовсе вогнали Браннингема в ступор. Бывший полицейский очень сомневался, что собеседником мальчика являлся взрослый человек — любой из них одернул бы мелкого засранца за такое неуважение к себе, и явно не слишком ласковыми действиями и словами.       Еще больше Рэя озадачил контекст возникшей ситуации — он находится на цокольном этаже спортзала, то есть буквально в логове Потрошителя, куда его с понятно какой целью притащила выжившая ищейка. И слышит здесь голос ребенка? Раньше, чем самого Потрошителя?..       И тут, стоило ему только подумать об этом, раздается еще один голос. Голос, от которого у Браннингема волосы на затылке встали дыбом.       — Безмозглым щенкам положено молчать.       В голове забилась паника, а сердце застучало с такой скоростью, словно вознамерилось пробить грудную клетку и сбежать — ведь теперь окончательно исчезли последние крохи надежды пережить сегодняшний день.       Не было ни малейшего сомнения, что низкий, наводящий животный страх мужской голос, что дал ответ на капризное требование ребенка, принадлежит Потрошителю. А если здесь присутствовал Потрошитель, то его маленьким собеседником несомненно являлся Гарри Поттер.       Твою же ж мать!..       Браннингема обуял стыд, смешанный с острой злостью на самого себя. Второй раз его обводят вокруг пальца и буквально швыряют с небес на землю, показывая, что у него изначально не было и шанса. Ни выжить, ни помочь расследованию, ни закончить дело Стивена.       Тут Рэй кое-что вспомнил — и в его груди шевельнулись останки робкой надежды, которую он было похоронил.       Рука скользнула к одному из карманов и аккуратно, стараясь не привлечь внимание говорящих, выудила телефон наружу.       Тем временем на фоне едко рассмеялся Поттер:       — Ох, прости, что испортил ту пафосную сцену, которую ты тут пытался организовать. Все равно бы ее никто не оценил, так что лучше перестань зря тратить время!       Вызов все еще шел. С плеч Браннингема словно гора рухнула — ему разом стало легче дышать. Разум озарился внутренним светом, и Рэй воспрял духом.       «У меня еще есть шанс утопить их. Пускай и вместе с собой. Моя смерть послужит дополнительной уликой, так что все хорошо. Просто прекрасно. Продолжайте говорить, ублюдки...»       — Если ты сейчас не закроешь свой рот, я сверну тебе шею.       — Это меня не убьет.       — Зато заткнет хотя бы на пару минут.       Тут, испугавшись, что его действия кто-то заметит, Браннингем принялся судорожно прятать телефон обратно. Пытаясь сунуть его в карман микрофоном наружу, Рэй почувствовал, как зацепил что-то локтем. Скосив взгляд, он по металлическому отблеску понял, что это был его пистолет.       В голове разом опустело.       Рэй попытался было проморгаться, но ствол никуда не пропал. Все эмоции заглушило непониманием и снова воспрявшим из глубины разума ужасом.       Они что, действительно оставили оружие при нем?.. Почему не отобрали?!       Рэй боялся смотреть туда, где сейчас находится Потрошитель вместе с Поттером. Все его существо разом охватила безумная паранойя — они что-то задумали. Его не собираются просто убить и выкинуть в лес!..       Кое-как собравшись с духом, Рэй все-таки медленно запрокинул голову, пытаясь найти взглядом Потрошителя и Поттера. Рука согнулась, нащупала рукоять пистолета и крепко ее сжала.       Гарри сидел на диване. Ноги он согнул в коленях, а подошвы кроссовок, которые собрали на себя всю пыль и грязь со дна бассейна и улицы, без зазрения совести разместил прямо на светлой обивке. Фенрир сидел напротив него — и его диван уже было натурально жалко. Здоровенный оборотень за последние несколько минут столько раз, ворча, поменял положение, непонятно зачем дожидаясь пробуждения инспектора, что несчастная мебель едва не разваливалась прямо на глазах.       Поттер сложил руки на груди и напрягся еще сильнее. Он был прекрасно осведомлен о том, что произошло наверху. Явившись в спортзал на час раньше, Гарри, как ему и было велено, сразу спустился в подвал, где Фенрир погонял его от силы минут сорок — как-то даже без огонька, ну, знаете, того самого энтузиазма, с которым он обычно на него кидался, — а после просто загнал на диван и... ничего. Все это время Гарри тупо сидел, не понимая, чего они — Фенрир тоже тупо сидел, разве что, слава Великой Матери, на другом диване, — вообще ждут.       А потом наверху раздались звуки. Чуть погодя, голоса. Когда Гарри узнал Рэймонда блядского Браннингема, он было хотел вскочить и броситься к лестнице — потому что для него было очевидно, что чертов коп явился сюда не извинения приносить. Каждое его слово было пропитано фальшью, от которой Поттеру дурело, так отчетливо он ее чувствовал.       И, когда Блэйк почему-то не развернул ублюдка восвояси, Гарри понял, что на час раньше его позвали не просто так.       На это еще, конечно, намекала крепкая хватка Фенрира, который поймал его за шиворот и прижал к себе, как тряпичную куклу, стоило мальчику подняться с дивана, но Поттер редко понимал чужие намеки и мотивы с первого раза, так что все нормально.       Было.       Потом поднялся грохот. Следом раздались выстрелы — и, когда ушей Гарри достигли тихие слова Джейка, он понял, что Лангерманна больше нет.       Его тогда обуяли странные чувства. Поттер никогда не был действительно близок с Блэйком, но он ощущал с ним какую-то общую солидарность, родство. Лангерманн чем-то напоминал Гарри о том времени, когда он запирался в комнате и морил себя голодом, не поддаваясь на уговоры Петуньи выпить хоть глоток той крови, что она ему приносила.       В Блэйке чувствовалась отрешенность мертвеца — вязкая, серая, поглощающая все цвета окружающего мира и не дающая и шанса на спасение, если ты сам его не желаешь.       С этой стороны хорошо, что он умер. Гарри никому не пожелал бы той жизни, которую с легкой руки устроил Лангерманну Фенрир.       Вот то, что так же спокойно к смерти приятеля отнесся Джейк, — для Поттера стало новостью. Мальчик бы не удивился, если бы Тернер, вырубив Браннингема, взял бы его пистолет и застрелился, отправившись на тот свет следом за Лангерманном, но нет. Тернер оказался более крепким, чем ожидал Гарри. С ним мальчик не ощущал родства на духовном уровне, как с Блэйком, но после проявленной стойкости однозначно проникся гораздо большим уважением, чем раньше.       Только вот...       Склонив голову набок, Гарри скосил взгляд туда, куда Джейк уложил тело Браннингема.       ...все выглядело хорошо только до тех пор, пока не вспоминаешь о том, из-за кого вся эта каша и заварилась.       Сначала Гарри подумал, что Браннингем мертв.       — Вам тут посылочка, — широко ухмыльнулся Джейк, когда шагнул на цоколь. Тело инспектора было перекинуто через его плечи, потому ищейка горбил спину, чтобы оно не сваливалось вниз.       Фенрир тогда небрежно кивнул на пол, не обращая внимание на острое недоумение Поттера, который впился в него взглядом, требуя объяснений.       Тернер не слишком ласково скинул бессознательного Браннингема с плеч и принялся разминать мышцы. Потом он вдруг хмыкнул и, присев на корточки, вытащил из-за пояса инспектора пистолет. Уложив оружие так, чтобы тот, очнувшись, непременно задел его рукой, Джейк снова встал на ноги. Отсалютовав Фенриру двумя пальцами ото лба, он доверительным тоном пояснил:       — Чтобы не растерялся, когда очнется.       И, развернувшись на пятках, ищейка покинул цоколь, насвистывая какую-то чересчур веселую для сложившейся ситуации мелодию.       Гарри снедало изнутри непонятным предчувствием. Нехорошим, само собой. Он совершенно не понимал причин, по которым Браннингему еще не перегрызли глотку — ведь был такой прекрасный шанс!..       Но Фенрир мог быть исключительно неприятным типом, когда начинал творить то, что заедало у него в башке. В памяти Гарри все еще была свежа совместная с оборотнем охота — так что ничего хорошего и от этого нового аттракциона ему ожидать не приходилось.       От поблескивающего в тусклом свете пистолета Гарри смог оторвать взгляд далеко не сразу и с большим трудом. В животе у него медленно разрасталась черная дыра.       — Он пришел в себя, — в очередной раз надавил на Фенрира мальчик, когда его нервы перестали выдерживать шелест чужого испуганного дыхания.       «Какого хера ты ничего не делаешь?!» — думал Гарри, едва сдерживаясь от того, чтобы не начать скрежетать зубами.       Фенрир зыркнул на него золотыми глазами и хмыкнул.       — Знаю.       Поттер продолжил наступать:       — И что собираешься делать?       В этот момент за его спиной раздалось сразу несколько быстрых металлических щелчков — и Гарри словно воочию увидел, как Браннингем достает магазин, проверяет, на месте ли патроны, загоняет его обратно и снимает оружие с предохранителя.       А потом направляет его в их сторону.       Поттер выдохнул сквозь стиснутые зубы, стараясь игнорировать противный холодок, которым обдало его затылок. Возникло ощущение, будто проклятый полицейский не валяется на расстоянии в десять шагов от него, а стоит прямо у Гарри за спиной, прижав свой блядский пистолет к его загривку.       — Кое-что интересное, — с непонятным довольством в голосе отозвался Фенрир и встал с дивана, выпрямляясь в полный рост.       Позади Гарри раздался судорожный вдох и, кажется, смазанное ругательство. Мальчик сел вполоборота к Браннингему, закинув локоть на спинку дивана, — уж очень ему захотелось лично увидеть то выражение, что возникло на лице у надоедливого человечишки, когда он понял, во что вляпался по собственной глупости.       Означенное лицо на фоне темноты резко выделялось своей стерильной белизной — настолько оно было бледным. В кажущихся черными глазах Браннингема застыл всепоглощающий ужас и, удивительно, неверие. С одной стороны, Гарри мог инспектора понять — рост Фенрира и его самого порой заставлял вздрагивать в здоровом опасении, — однако этот идиот целенаправленно лез в петлю весь последний месяц. Поттер физически не мог испытывать по отношению к нему ни понимания, ни элементарной жалости — так Браннингем успел вытрепать ему нервы, на которые и так раз за разом пытался предъявить монополию один шерстяной уебок.       Гарри незаметно от инспектора нервно сжал руки в кулаки, внешне оставаясь абсолютно невозмутимым. Может, разве что, слегка раздраженным.       Его крайне напрягало то «кое-что интересное», что собирался сделать с полицейским Фенрир. Браннингем, несмотря на отсутствие всякой симпатии к нему со стороны Поттера, все еще оставался сотрудником силовых структур. Убивать его было недальновидно — впрочем, как и оставлять улики во время охоты, преподнося их полиции буквально на блюдечке. Так что, если Фенрир без колебаний совершил второе, почему бы ему не сделать первое?       Гарри бы на его месте подчистил Браннингему память — вышло бы безопаснее для всех, с какой стороны ни посмотри. В конце концов, ему же надо на ком-то практиковать теорию из книги по менталистике, и проблемный маггл для этого прекрасно подходит. Он никак не сможет сопротивляться вторжению в свою голову — Гарри даже сомневался, что Браннингем вообще сможет его почувствовать и понять, что с ним делают.       Пока Поттер напряженно размышлял, полицейский решил подать голос:       — Не двигайтесь! Иначе я буду стрелять!       Гарри смерил равнодушным взглядом пистолет, чье дуло смотрело Фенриру в лоб, — где-то он это уже видел, ах да, — и тяжело вздохнул, сокрушаясь по поводу человеческой тупости, которая порой умудрялась выйти из таких берегов, из которых, казалось, выйти было невозможно по всем законам мироздания.       Шерстяного уебка угроза тоже не впечатлила. Хмыкнув, он с противными ласковыми интонациями в голосе сказал:       — Себе в голову? Ну так я буду только рад.       Потом он вдруг сунул руки в карманы штанов и повернулся к Поттеру, приказывая уже совсем другим тоном — жестким и бескомпромиссным, своим любимым в отношении мальчика:       — Поднимайся.       Гарри кинул на него раздраженный взгляд.       — Это схера ли?       Ему от Фенрира нужна была сущая мелочь — нормальное отношение к своей персоне. Только вот, видимо, он этого никогда не дождется. Да и какого черта?.. Действительно: схера ли Поттер вообще должен что-то делать в этой абсурдной ситуации, особенно по приказу вервольфа, который о вежливости никогда не слышал?       У Браннингема там, небось, когнитивный диссонанс происходит. При нем-то Гарри всегда старался вести себя прилично. Возникло даже желание повернуться к инспектору и в максимально вежливой форме извиниться — чисто ради того, чтобы позлить Фенрира.       Грэйбек тем временем опасно сощурился, буравя взглядом Поттера.       — Работа для тебя есть, — все-таки соизволил он ответить.       Гарри склонил голову к плечу, выглядя самую малость заинтересованным.       «Ну конечно. Просто так человеческий ресурс мы не расходуем, да, Фенрир?..»       — Ладно, — смерив оборотня подозрительным взглядом, мальчик все-таки встал с дивана. Про себя он надеялся, что его не заставят снова марать руки. — И чего ты от меня хочешь на этот раз?       Браннингем почему-то молчал, и Гарри невольно встревожился. Обычно этот маггл был чертовски разговорчив — настолько, что один раз даже заглянул на чай к Петунье. А миссис Дурсль не самая удачная кандидатура для общения, уж Гарри мог за это поручиться.       От дальнейших размышлений Поттера снова отвлек Фенрир. Он кивнул в сторону замершего у стены инспектора и сказал:       — Убей его.       Ну нихера себе.       Мысль была циничной. Гарри и сам не понял, почему совершенно не удивился этому приказу. В душе у него неожиданно образовался абсолютный штиль. Поттер оказался прав — Грэйбек снова решил устроить себе развлечение за его счет.       «Проверка...                         Проверка чего?..                                           Стоит ли оставлять тебя в живых, Поттер...»       «Ты еще помнишь об этом, малыш?»       Шрам вдруг обожгло фантомной болью. Гарри моргнул, а потом мотнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Взгляд его ожесточился. Вампир склонил голову к плечу, окинул двухметровую громадину тела оборотня скептическим взглядом.       И с искренним интересом осведомился:       — Ты спутал меня с одной из своих ищеек?       Его голос резанул по сгустившейся мрачной тишине острым ножом. Гарри стоял с высоко поднятой головой и смотрел Фенриру прямо в глаза — потому что черта с два он будет подчиняться каждому его тупому приказу.       Глаза Потрошителя сузились — на дне зрачков блеснули отголоски едва сдерживаемой ярости.       Убедившись, что его слова не пропустили мимо ушей, Гарри твердым тоном продолжил:       — Я не буду его убивать. В этом нет совершенно никакого смысла.       Он раздраженно сощурил глаза.       — Убить инспектора полиции — это еще более идиотская затея, чем оставить трупы с кучей улик на месте преступления. Не уничтожить их, не спрятать, а бросить на радость копам.       Продолжая, Гарри понизил голос, невольно сорвавшись в шипение:       — И этот идиот приперся сюда именно потому, что ты решил поиграть в манипулятора. Так что теперь либо разбирайся с ним сам, беря ответственность за свои действия на себя, либо я сотру ему память.       На фоне, откуда-то со стороны Браннингема, послышался задыхающийся звук и скрип шага, что явно был сделан назад, но Поттер не обратил на это совершенно никакого внимания. Все равно бежать ему некуда.       «Идиот, хоть бы выстрелить додумался, — тоскливо думает мальчик, — а то стоит и уши греет. Бесит».       Фенрир молчал. Из его взгляда пропал всякий намек на ярость — и Гарри показалось это не слишком добрым знаком. С другой стороны, он совершенно не понимал ни целей, ни мотивации, ни саму личность Грэйбека, и, если честно, подозревал, что как минимум половина всех тех эмоций и действий, что демонстрировал оборотень, были направлены на попытки спровоцировать его действовать определенным образом. Что-то похожее, но более изящное, незаметное и менее жестокое проворачивал Волдеморт в Хогвартсе.       На языке проступила горечь.       Гарри развернулся к словившему дзэн Фенриру спиной, мгновенно натыкаясь взглядом на черный круг пистолетного дула, направленного ему в лоб. Никак не реагируя на мгновенно зазудевшею кожу в том месте, куда попала бы пуля, нажми сейчас Браннингем на курок, мальчик ровным тоном сообщил:       — Раз нет возражений, я начинаю.       И прежде, чем он успел не то что сделать шаг — закончить предложение, — ему в волосы вцепилась чужая рука.       У Гарри едва ли не искры из глаз посыпались. Пальцы Фенрира сжались в кулак, с силой натягивая пряди, и дернули голову назад — резко, до надрывно хрустнувших шейных позвонков.       Инстинктивно Гарри отступил назад, следуя за чужой рукой, и попытался схватиться то ли за Фенрира, то ли за волосы, то ли вовсе за голову, пытаясь хоть как-то ослабить натяжение и боль, что впивалась в его мозг сотнями острых игл.       Вторая рука Потрошителя сомкнулась на его горле — знакомо, но как-то по-особенному зло. Кажется, именно с таким посылом Фенрир еще ни разу не держал Гарри за шею — даже во время их жестоких тренировок. Поттер стиснул зубы, пытаясь выровнять дыхание и хоть немного примириться с болью. В голове у него чуть прояснилось.       Вдруг мальчик ощутил, как уха коснулось горячее дыхание. Пальцы у него в волосах сжались сильнее, когда Фенрир прорычал:       — Когда я говорю тебе что-то сделать, ты, блядь, должен закрыть рот, пойти и сделать это.       От неприкрытой, серьезной угрозы, прозвучавшей в этом рычании, у Гарри похолодело в животе. Тем не менее, он уже устал от всего этого дерьма, потому молчать, даже несмотря на трясущиеся поджилки, не собирался.       Напрягшись всем телом, Поттер через силу, преодолевая сопротивление руки Фенрира, процедил:       — Раз до тебя не дошло в первый раз, я повторю: я не твоя гребаная ищейка. Нужно избавиться от мусора — зови Джейка. И, если ты вдруг забыл: я — не чертов оборотень, Грэйбек. И уж тем более не твой щенок, чтобы носиться вокруг тебя, как угашенный, и исполнять каждое идиотское требование, когда ты даже не объясняешь, нахера оно тебе..!       Горло резко сжало. Гарри попытался вдохнуть, но смог только глухо хрипнуть и начать задыхаться, бесполезно распахнув рот и взбрыкнув ногами. Фенрир сжал руку на его шее так сильно, словно буквально пылал нестерпимым желанием переломать в ней каждый позвонок и хрящик. В запахе оборотня, что плотно забился в его ноздри и глотку, бушевала такая злость, что у Гарри потемнело в глазах — возникло ощущение, что сейчас она просто сожжет его изнутри.       В этот момент он в первый раз за все время знакомства и всяческих издевательств действительно испугался Фенрира. Ни в какое сравнение не шла даже их первая встреча — встреча двух незнакомцев.       Спустя мучительно долгие мгновения наконец слегка ослабив хватку и позволив Гарри жадно глотнуть воздуха, Фенрир глухо заговорил:       — Меня не ебет, оборотень ты или нет, щенок. Если я называю тебя своим щенком, то ты, блядь, являешься моим щенком. И сейчас ты проглотишь свои детские истерики и выполнишь мой приказ. Тебе ясно?..       Да пошел ты нахрен, ублюдок.       — А то что?       Глаза Гарри сузились от ярости, когда он, причиняя себе еще больше боли, чем уже чувствовал, запрокинул голову и впился взглядом в исполосованное уродливыми шрамами лицо Грэйбека. Дышал Поттер все еще с трудом, но клокочущие внутри эмоции скорее позволят ему задохнуться, чем промолчать.       — Убьешь меня?..       Фенрир молчал.       Колебался оборотень перед очередной угрозой или нет — по мрачному пустому лицу было не понять. В воздухе повисла звенящая тишина, нарушаемая только свистом дыхания. А потом Грэйбек вдруг склонил голову так, чтобы его лицо и лицо Гарри были прямо друг напротив друга, и ласково поинтересовался:       — А зачем мне убивать тебя?       Внутренности сковало льдом, а и без того спертое дыхание окончательно сорвалось. Гарри уставился на Фенрира снизу вверх широко раскрытыми глазами, чувствуя, что не хочет верить этим словам. Он, черт возьми, думал, что они уже прошли этап угрозы Дурслям!..       — Ты думаешь, я это позволю?..       Шелестит на губах надрывный шепот.       Фенрир снисходительно усмехается, разжимая хватку и проводя острым когтем поперек шеи Поттера прямо под подбородком.       — Ты уже упустил свой шанс убить меня, щенок. Думаешь, теперь, когда я знаю все твои приемы, у тебя получится помешать мне?       Гарри зашипел:       — Два шанса!       Глаза Фенрира насмехаются над ним.       — Ты так уверен, что он непременно попал бы мне в голову?..       Внутри Гарри медленно разверзается черная пустота, засасывающая в себя все его эмоции.       Фенрир снова наклоняет голову, так, что Поттер больше не видит его лица.       — А теперь, — скрипит его голос прямо у мальчика над ухом, — перестань своевольничать и просто убей этого гребаного маггла.       Наполненный непонятными тонами голос вервольфа неожиданно пробуждает внутри Гарри такую первобытную, древнюю злобу, что его горло буквально разрывает от громкого рычания, разнесшегося по всему цокольному этажу оглушительным эхом.       В глазах у Поттера темнеет.       — Чертов ублюдок... — прохрипел он, зажмурившись до ярких вспышек под веками и острой боли в глазных яблоках.       В голове, в противовес пугающе быстро рассеивающемуся самоконтролю, сгущался ярко-алый туман.       «Эта сволочь использовала Голос... — с трудом пробилась мысль. Гарри крепко сжал руки в кулаки, впиваясь когтями в ладони до тоненьких темных струек, закапавших на пол. Перед глазами у него мельтешили и плескались реки крови. — Уебок... Держи себя в руках, давай же...»       Фенрир расслабляет пальцы, позволяя волосам выскользнуть, и отступает назад. В носу у вервольфа свербит от резкого запаха чужой агрессии, ярости и крови, однако в то же время на его лице — ни тени злобы, только довольство и предвкушение великолепного шоу.       — Давай, щенок, — урчит вервольф, — не разочаруй меня еще сильнее.       Браннингема едва ли не трясло. Сцена, которую ему только что довелось лицезреть, отдавала таким сюрреализмом, что в какой-то момент мужчину прижало приступом нервного смеха, который он едва успел подавить. Пистолет в дрожащих руках ходил ходуном, и Рэй вынужденно опустил его. Пока он в таком состоянии, оружие для него — враг, а не союзник.       Потрошитель сдвинулся с места — сделал несколько ленивых шагов назад, словно освобождая пространство для своего ученика.       При одном взгляде в его сторону все существо Браннингема охватило ненавистью и злобой. Стоило твари замереть, как Рэй, не обращая внимание на стоящего на расстоянии одного короткого броска вампира, вскинул пистолет и выстрелил.       Пуля угодила куда-то в стену, пройдя сильно мимо цели. Даже не зацепила ее.       Потрошитель скосил взгляд в сторону и издевательски хмыкнул:       — Поберег бы патроны, инспектор. Они тебе еще понадобятся.       Это небрежное напоминание о том, что он потерял, кажется, полоснуло Рэя прямо по сердцу — так ему стало больно.       — Закрой рот, ублюдок! — заорал он раньше, чем успел остановить себя. Вскинутый пистолет трясло вместе с его руками. — Это все произошло из-за тебя и твоих прихвостней!..       Потрошитель лениво запустил руку в волосы, растрепывая небрежно собранный хвост, и посмотрел на Рэя с откровенной скукой.       — Из-за меня и моих прихвостней много чего произошло. И не только в этом жалком захолустье. Так что будь конкретнее.       Тварь так противно растягивала слова, что Рэю захотелось броситься вперед и, замахнувшись, с силой двинуть ей по зубам.       «Тебе нужно признание, помни об этом!» — благо, тут же охладила его сознание мысль.       С трудом подавив порыв слепо напасть, Браннингем с вызовом в голосе заговорил:       — Твое предпоследнее убийство, Потрошитель. Ты задрал семерых людей и бросил их тела в лесу, неподалеку от ярмарки.       Ответом ему послужило:       — Ну что-то такое припоминаю.       Внутренности обожгло яростью, и следующие слова Рэю пришлось цедить сквозь зубы, чтобы опять не сорваться на крики и угрозы:       — Среди них был близкий мне человек. Ты наверняка помнишь его — у него вместо колена стоял титановый протез. Уверен, пару зубов ты об него точно сломал.       На лице Потрошителя расплылась противная улыбка, демонстрирующая, что шутка ему понравилась.       — Да, ты прав. Я помню его.       И от следующих его слов Рэю захотелось не просто съездить ублюдку по зубам — а переломать в его теле каждую чертову кость.       — Такого немощного идиота невозможно не запомнить.       Один гулкий удар сердца где-то в ушах — Браннингем едва не задохнулся, когда набирал воздуха для...       — Хотя забавно, — продолжил говорить Потрошитель, игнорируя то, как побледнело лицо его собеседника, — вы, полицейские, по первому впечатлению такие все из себя благородные. Защищаете людей от зла... — он как-то странно хмыкнул, — ...но разве ты пришел бы сюда, если бы я не убил твоего «близкого человека», а?       Улыбка чудовища стала еще шире, а его голос — таким сладким, что у Браннингема свело челюсть.       — За все это время вы и пальцем не пошевелили, чтобы поймать меня. Знаешь, почему? Вам было плевать. Потому что ни вас, ни ваших «близких» никто не трогал. Вам было страшно, вы понимали, что меня бесполезно пытаться поймать — все равно не получится даже приблизиться. Но стоило только умереть кому-то родному...       Потрошитель поднял руку и щелкнул пальцами. Звук разнесся по всему помещению и вернулся обратно, угнездившись где-то в самой глубине ушей Рэя.       — И кто-то сразу зашевелился, — вервольф указал на Браннингема пальцем, увенчанным длинным загнутым когтем. — В данном случае ты. Ну не лицемерие ли это со стороны полиции? Пришел сюда, добрался живым, браво тебе и аплодисменты — только вот обвиняешь ты меня только в смерти своего дружка.       Потрошитель широко улыбается, демонстрируя два ряда острых зубов.       — Правильно ли я понимаю тебя, инспектор: если бы я тогда сбежал, а не стал защищаться от нападения и избавляться от свидетелей и доказательств моего существования — ты бы не стал искать меня, а продолжил сидеть в своем уютном участке?       Тело Рэя словно парализовало. Мысли в голове заметались, поглощенные бушующей смесью эмоций: страх, обида, ярость. Желание причинить боль, убить. Его мир сузился до этого небольшого клочка подвального помещения, где находился только он и Потрошитель.       Рэй крепче сжал взмокшими руками пистолет и процедил, не отрывая взгляд от ухмылки вервольфа, что он держал на мушке.       — Это не важно, ублюдок. Важно только то, что я закопаю тебя с головой, понятно? А потом доберусь и до той маленькой твари, что ты взял под свое крыло, будь уверен. Я уничтожу ее до того, как она перебьет кучу людей, как вырежет всех детей в городе — а я знаю, у нее есть к ним пристрастие.       Потрошитель склонил голову к плечу, улыбка его стала еще шире и словно бы злее.       — Убьешь двенадцатилетнего пацана, инспектор?       Ни один мускул не дрогнул на лице Рэя, когда он бросил:       — Убью тварь. Никакого «двенадцатилетнего пацана» там нет уже как восемь лет. И я...       И тут вдруг Браннингема с ног до головы словно ледяной водой обдало, потушив всю его внутреннюю злобу. Слова застряли в горле, а в голове загудело — и Рэй, вдруг ощутив в воздухе какое-то смутное, но однозначно злое намерение, наклонился в сторону и пригнулся, накрыв голову руками.       От грохота, раздавшегося прямо над его головой, у Браннингема заложило уши. Взрывная волна была слабой, но ее хватило, чтобы сбить растерявшегося мужчину с ног. Сверху на него посыпалась бетонная крошка и пыль, которая быстро осела на влажную кожу и забилась в ноздри, мешая дышать.       Когда звон стих, Браннингем ощутил биение своего чудом не остановившегося от испуга сердца где-то в горле. Его затошнило, а сбитое дыхание, слишком быстрое и неровное, нисколько не помогало удержать содержимое желудка на месте. Когда к горлу подкатил еще один ком, Рэймонду понадобилось много усилий, чтобы сглотнуть его.       «Что произошло?..»       Граната?.. Но ведь взрыв раздался неожиданно, и Браннингем не увидел ничего подозрительного, вроде летящего в его сторону вполне себе заметного и крупного округлого предмета. К тому же, взрывная волна была слишком слабой, а радиус взрыва — слишком маленьким. На том расстоянии, на котором находился Рэй в момент детонации, любая осколочная граната разнесла бы его на куски.       Почему он вообще бросился в сторону?.. Он... вдруг ощутил дуновение ветра на коже лица — и что-то такое, бесплотное... прямо в воздухе.       У Рэя сжалось сердце. Он медленно опустил руки и поднял взгляд, переводя его на стену — точно на то место, где несколько мгновений назад была его голова.       В бетоне красовалась глубокая и довольно-таки большая вмятина в форме пятипалой ладони. Ладонь была крупная — крупнее, чем даже ладонь Потрошителя.       Рэй с трудом сглотнул снова поднявшуюся к корню языка желчь. Между лопатками у него выступил холодный пот, когда он понял, что именно оставило такой след в стене и едва не размозжило ему голову.       Бесплотные пальцы сжались, дробя бетон с ужасающей легкостью, — в воздух взмыла пыль, на пол с тихим перестуком посыпалось крошево. Потом давление вдруг отхлынуло, переместившись в сторону. Оно напоминало сгущенный чьей-то волей воздух, который ощущался тяжелее всей остальной атмосферы вокруг.       Браннингем перевел взгляд. И от увиденного ему вдруг стало так страшно, как еще никогда в жизни не было.       Пока он разговаривал с Потрошителем, то совершенно не обращал внимания на Поттера. После того, как оборотень отпустил его, мальчик замер на месте без всякого движения, словно его парализовало. Он не издавал ни звука — просто стоял с опущенной головой, на первый взгляд абсолютно спокойно, пускай и неподвижно. Только вот кулаки его были крепко сжаты и подрагивали, словно Поттер вел ожесточенную внутреннюю борьбу.       Теперь мальчик стоял с поднятой головой. И смотрел на Браннингема прямо в упор.       Ярко-красные глаза с черным вертикальным зрачком и темными крапинками на радужке излучали зловещее свечение, которое едва заметно пульсировало в полумраке, рассеиваемом только светом нескольких ламп. На алебастрово-белой коже выступили темные прожилки, чем-то напоминающие вены. Черты лица заострились, и в целом Поттер словно стал... больше.       Рэю резко поплохело. В глазах помутилось, а мышцы ослабели. Браннингем кое-как перевернулся, привстал на дрожащих, как у наркомана, руках и вжался спиной в стену, пытаясь как можно дальше отодвинуться от страшного существа, распространяющего вокруг себя такую тяжелую ауру ярости, что становилось тяжело дышать.       «Вампир средней силы?.. — Рэю хотелось смеяться над своей непроходимой тупостью, которая, как оказалось, сопровождала его умозаключения и решения гораздо чаще, чем ему казалось. — И с чего я, блять, так решил?.. С того, что он стер Робинсону воспоминания о нападении, которые были у него самыми свежими и потому легко поддавались уничтожению при помощи гипноза? Но вампиры со средней ступени не обладают такой сильной магией! Они не способны дробить бетонные стены одной своей волей...»       Гарри Джеймс Поттер стоял куда выше средней ступени. Он был как минимум на третьей — самой последней, куда определяли наиболее сильных вампиров, сохранивших свой магический дар из человеческой жизни или овладевших какой-то одной стихией.       От следующей мысли Браннингему стало еще страшнее.       Что, если Поттер находился даже выше самой высокой ступени в классификации, представленной в книге Ньюта Саламандера?.. Ведь та бесплотная рука наверняка состояла из воздуха — а значит, одной стихией мальчик уже овладел.       Сколько времени прошло с его обращения?.. Всего восемь лет. Но ведь в книге говорилось, что у любого вампира с третьей ступени на развитие силы должно уйти порядка пятидесяти или даже ста лет! И это при учете того времени, что он прожил, будучи человеком! Так какого черта какой-то мальчишка, обращенный в детском возрасте, уже спустя восемь лет, без помощи родителя, умудрился отрастить почти четырехсантиметровые клыки и обрести контроль над одной стихией?!       Размышления проносились в голове так быстро, что их едва можно было осознать.       Неужели Рэй ошибся?.. Неужели Гарри Джеймсу Поттеру не двенадцать лет? Неужели он подстроил нападение, сфабриковал всю свою историю, включая смерть родителей в автоаварии и закономерную свою передачу в руки ближайших родственников?.. Но тогда получается полная бессмыслица! Если Поттеру больше, гораздо больше двенадцати лет, то и выглядеть он должен соответствующе — рост вампиров, обращенных в детстве, продолжался до момента, когда они обретают возраст «самого расцвета лет», где бы сила, здоровье и красота их человеческих тел была бы на самом пике.       Разве что... разве что он как-то скрывает свою внешность. Но зачем?.. Почему тогда Потрошитель назвал его двенадцатилетним пацаном, когда ясно, что чтобы запугать Рэя, нужно наоборот, раскрыть истинную силу Поттера, чтобы показать, насколько на самом деле глубоко в дерьмо вляпался самоуверенный неудачник-инспектор?..       Браннингем нащупал пистолет, который выпустил из рук, когда падал на пол, избегая удара бесплотной руки. Крепко сжав пальцы на рукояти, он сглотнул.       Теперь стало понятно, почему Потрошитель отошел подальше, а потом порекомендовал беречь патроны. Они, конечно, не спасут Рэя — его уже вообще ничего не спасет, — но по крайней мере продлят его жизнь на пару лишних минут.       Получается, он напоролся даже хлеще, чем Стивен. При встрече на том свете надо будет хоть, что ли, этим похвастаться...       Ох, да какого ж черта.       Грудь наполнила отчаянная решимость, и Браннингем, собрав остатки воли в кулак, поднял пистолет и направил его дуло прямо Поттеру между ярких красных глаз, что словно смотрели ему в душу.       Он так просто не сдастся...       Мальчишка моргнул. А потом, тяжело вздохнув, закатил глаза.       — Лучше бы вам было сдохнуть от остановки сердца, инспектор.       Какой вежливый. Аж злость берет.       Рэй медленно поднялся на ноги. Его взгляд скользнул по острым когтям, в которые превратились ногти Поттера, а после вернулся к нечеловеческому лицу, на котором после частичной трансформации явно стало меньше напряжения.       — К твоему сожалению, Гарри, я не настолько тебя испугался.       Голос, вопреки словам, мелко подрагивал.       — И зря, — Поттер расплылся в широкой улыбке, обнажая все четыре острых длинных клыка.       Рэй напрягся всем телом, подавляя пробившую мышцы дрожь. У мальчишки еще и организация челюсти была одной из самых нераспространенных... Четыре клыка помогали поглощать в разы больше крови, чем то было с двумя. К тому же, и оружием они являлись гораздо более эффективным, однако развитие нижних клыков могло начаться только на поздних этапах жизни вампира, уже после того, как тот разовьет свои силы и сожрет огромное количество людей.       Да что же за тварью был этот мальчишка?!       — Знаете, сэр... — Поттер шагнул вперед. В его голосе появились шипящие нотки едва сдерживаемого бешенства, что нагоняли на Рэя какое-то странное чувство онемения, от которого по всему телу начинали бегать колючие мурашки. — За этот месяц вы мне чертовски сильно надоели.       Браннингем тут же отступил назад, стараясь держаться подальше от потрескивающей зловещей ауры. Его начинала медленно, но верно охватывать паника, а вспыхнувшая было решимость загнулась так же быстро, как и появилась — и теперь ее труп внутри отдавал противным привкусом бессилия.       — Неужели нельзя было молча сидеть в своем участке и, как и все, протирать штаны за бесполезной работой? — еще один шаг. Злые глаза неотрывно следили за Рэем, подмечая каждое его движение и слабость. — Прожили бы дольше. Но, видимо, это было не в ваших интересах, не так ли?..       Где-то на фоне хмыкнул Потрошитель, но на него никто не обратил внимание.       — Я следую своему долгу, — собрав волю в кулак, твердо сказал Рэй, стараясь игнорировать то, как дрожит его голос. — Я должен защищать людей. Пускай даже ценой своей жизни.       Он снова отступил назад. На этот раз на два шага.       Потрошитель громоподобно — так, словно услышал хорошую шутку, — расхохотался, запрокинув голову, а Поттер вскинул бровь в наигранном удивлении.       — Да? И как, много людей вам удалось защитить?       Слова ударили Браннингема под дых, заставив сбиться с дыхания.       — Знаете, сэр, — голос мальчика, нет, чудовища в обличье мальчика, звучал ласково, как перезвон колокольчиков. — Эта «маленькая тварь» с пристрастием к детям ведь тоже о вас кое-что знает.       Существо мягко шагнуло вперед и, наклонившись, заглянуло Браннингему в глаза снизу вверх — так трогательно и проникновенно, словно и вправду было щенком. Доверительно понизив голос, тварь сказала:       — Вы упоминали, что по вине Фенрира погиб близкий вам человек.       Его тихие слова, пропитанные какой-то неестественной мягкостью, затекали прямо Браннингему в уши, как сладкий яд.       Поттер улыбнулся, говоря:       — Но ведь он обращался к вам за помощью, не так ли?       Напоминание о том, как он бросил Стивена на произвол судьбы, предпочтя трусливо отсидеться за оправданиями вроде «никаких оборотней не существует» и «завтра встретимся в участке, словно ничего и не было», ударило Браннингема наотмашь, вызвав в груди острый приступ боли. Раскаяние, скорбь, желание вернуться в прошлое, чтобы все исправить — затопили Рэя с головой, но лишь на секунду.       «Откуда он это знает?!» — вспыхнуло у него в голове, разом отметая все эмоции, кроме хладного, постепенно нарастающего ужаса.       — О, не волнуйтесь так, — снова эта отвратительная клыкастая улыбка и проникновенный взгляд, за которым не скрывается ничего, кроме желания убивать. — Об этом было несложно догадаться. Во время того допроса в участке вы так трогательно переживали за труп своего близкого человека, что я не мог не обратить на это внимание. Если прибавить к этому тот факт, что погибшие пошли охотиться на оборотня, а еще то, что вокруг ярмарки было удивительно своевременно организовано оцепление... Вывод напрашивается сам собой.       С каждым словом Браннингем все глубже и глубже опускался в холодные и вязкие воды отчаяния, а этот одухотворенный алый взгляд словно давил ему на плечи, заставляя погружаться быстрее. Он топил его со вкусом, с открытым наслаждением от процесса. С пылающей на дне зрачков местью за слова, которые так сильно его задели.       — Инспектор, вы знали, что ваш близкий друг пошел на смерть. И ничего...       Глаза Браннингема застыли, а глаза твари, уловив в чужом разуме проблеск намерения, расширились...       Бах.       Пуля вонзилась в грудь твари, в область между левой ключицей и сердцем. Поттер отшатнулся, захрипев и схватившись за рану. Глаза его широко распахнулись, с неверием глядя вниз, туда, где на одежде стремительно растекалось кровавое пятно.       — Наигрался? — сухим тоном поинтересовался Браннингем, переводя прицел на чужую переносицу. В голове у него вспыхнули буквы, быстро складывающиеся в слова из текста, что за мгновение вытянул его со дна болота на поверхность.       «Вампиры исключительны по своей жестокости. Они обладают более развитым разумом, но их предрасположенность к менталистике не подразумевает возникновение Эмпатии, как это происходит у волшебников, значительно развивших этот дар.       Вампиры редко нападают в лоб: они используют более тонкие, но от того не менее опасные и жесткие методы аннигиляции жертвы. Они будут вводить вас в заблуждение, играться с вашим разумом, искажая реальность, разрушать вас не действиями, а словами — и, будьте уверены, это доставляет вампирам такое удовольствие, после которого трапеза вами покажется им лишь приятным бонусом, удовлетворяющим физиологические потребности их бессмертных тел».       Поттер тем временем вскинул голову — из его взгляда исчезла все проникновенность и одухотворенность. Теперь красные глаза с вертикальными зрачками обжигали Рэя такой ненавистью, что полицейский почти почувствовал себя польщенным.       И заговорил, давя на больное:       — Не тебе, маленькая тварь, говорить мне о том, в чем я виноват, а в чем нет, ясно? Я-то с самого начала знал, что не выйду отсюда живым. Но что будет потом? Уже с вами, а не со мной?..       Телефон оттягивал карман, почти жег кожу через подкладку.       Поттер нахмурился и медленно выпрямился, опуская руки вдоль тела. Пламени в его глазах поубавилось, отчего вампир стал казаться адекватнее и собраннее. Вдруг шевельнулся всеми позабытый Потрошитель — он напрягся, подался вперед и приоткрыл рот, словно собираясь отдать очередной приказ.       Склонив голову к плечу, мальчик негромко проговорил:       — Вы так легко называете меня тварью, сэр. У вас ничего в сердце не екает при этом?       Когда Поттер произнес эти слова, в сердце Рэя всколыхнулась только злоба.       — «Екает»?! — рявкнул он. Мальчик от крика даже не шелохнулся, продолжая смотреть тяжело и равнодушно. — А у тебя в сердце ничего не екало, когда ты убивал человека?.. Когда едва не убил ребенка — между прочим, своего одноклассника, друга!       Взгляд Поттера потемнел, а челюсти сжались, отчего линия подбородка стала острее.       — Я не понимаю, к чему был весь этот спектакль, — с горечью продолжил Браннингем, игнорируя проступившие на лице оппонента эмоции, — с угрозой твоим опекунам. Я уверен, что они живы только потому, что полезны тебе. Но это будет только до поры до времени. Настанет момент, когда они перестанут быть нужны — и тогда ты разорвешь их так же, как и того парня. Осушишь их и вскроешь грудные клетки, чтобы съесть сердце...       Руки Гарри сжались в кулаки, а в глазах полыхнула абсолютно чистая, не замутненная ничем ярость.       Браннингем запнулся на полуслове и нервно сглотнул, крепче перехватив пистолет и прицелившись точнее. Отступил на шаг назад. А потом еще, и еще.       Судя по резко изменившемуся настроению Поттера, игры кончились.       Не колеблясь ни секунды, Рэй снова выстрелил.       Ни шипения, ни хруста костей он не услышал — пуля словно растворилась в воздухе. Зато Поттер, чей силуэт сначала почему-то появился сбоку, вдруг оказался к нему гораздо ближе, чем стоял до этого.       «Твою мать..!» — только и успел подумать Рэй, прежде чем в его живот с размаху вонзились острые когти. Ощущение рвущихся внутренностей оглушило даже сильнее, чем резкая боль, пронзившая все тело. Рот мгновенно наполнился кровью, что полилась сквозь стиснутые зубы и губы на подбородок и ниже — на одежду.       — Думали, — ледяной голос Поттера прозвучал в тишине цоколя словно раскат грома среди ясного неба, — я позволю попасть в меня второй раз, сэр?       Браннингем захрипел, роняя пистолет и вцепляясь обеими руками в тонкое предплечье, что исчезало внутри его живота. Из рваной раны толчками брызгала кровь и неловко, будто бы смущенно вываливались порванные кишки. Перед глазами взрывались красные и белые икры, а мозг плавился в агонии невыносимой боли. На пол полилась кровь, стремительно собираясь в лужи.       Гарри сощурился, хватая Рэя свободной рукой за волосы и заставляя смотреть себе в глаза. Неописуемая мука, исказившая чужое лицо, не принесла ему удовлетворения. Разозлившись из-за этого еще сильнее, Поттер стиснул зубы и вонзил когти глубже в чужой живот, сильнее разрывая внутренности, а потом резко выдернул руку.       Кровь щедро оросила его ноги, охотно брызнув из раны на пол. Гарри перехватил Браннингема окровавленной рукой за горло, удерживая его тело на весу и не давая рухнуть на землю от боли.       — Чего же вы замолчали, сэр? — его голос звучал размеренно и спокойно, но на деле Поттер едва сдерживал ярость. Руки так и чесались разодрать ворвавшегося в его жизнь без приглашения человечишку на части. — Вы же так хорошо меня знаете, чтобы иметь право говорить все, что взбредет в вашу тупую голову.       Взгляд Браннингема чуть сфокусировался на лице Гарри. Тот склонил голову к плечу и вопросительно вздернул бровь.       — Гори... — с трудом выдавил инспектор, не пытаясь даже пошевелиться. — ...кх, в аду, чудовище.       Остатки сознания и таким трудом возвращенный самоконтроль поглотила темнота. Кажется, Гарри зарычал, как дикое животное, кажется, он швырнул ублюдка на землю, больше не церемонясь. Его снова охватила ярость, ненависть и обида. Эмоции смешались друг с другом, превратившись в смесь, от которой закладывало уши, меркло в глазах и хотелось убивать всех, кто подвернется под руку.       Из под ударов когтей летели брызги крови и ошметки плоти. Гарри не заботился о том, куда он бил, насколько глубокие оставлял раны и мертв ли был уже Браннингем — ему было на это плевать. Все внутри него выло, вырывалось наружу и царапало ребра изнутри, сжигаемое заживо огнем слившихся в единое целое мыслей, желаний и эмоций.       Постепенно все это затухло, превратившись в едва тлеющие угли. Осели на дне души картины мертвой Петуньи со вскрытой грудиной и пустыми глазами — картины, пришедшие из детских кошмаров, что до сих пор вызывали дрожь по всему телу. Разум полностью прояснился от злобы и агрессии — не тех, что вызвал Фенрир, а тех, что принадлежали Гарри и только лишь ему. Грудь разрывалась теперь вовсе не от ярости, ненависти и обиды, а от отвратительного понимания того, что сейчас произошло на самом деле.       Крепко зажмурившись, Гарри вонзил когти и взмахнул рукой, разорвав кожу и мясо и едва сдержав пронзительный вопль.       Второй раз.       Второй раз он наступает на те же грабли, что и тогда! Зачем он делает окружающим одолжения, надеясь на то, что благодаря этому те не ударят его в спину, преследуя собственные интересы?! Волдеморту он достал блядский Философский Камень из зеркала — а в качестве ответного подарка получил исполосованную рожу. Решил не убивать Фенрира, а после не позволил выстрелить ему в голову — напоролся на очередную угрозу убить Дурслей, если не будет беспрекословно подчиняться.       О каких союзах и доверительных отношениях может идти речь, когда Гарри, что пытается их построить, каждый раз оставляют дураком?!       Он идиот. Слабый, бесполезный идиот. Все вокруг без особого труда наебывают его, а у него нет сил даже для того, чтобы защититься, не говоря уже о том, чтобы ударить в ответ.       Тяжело и прерывисто дыша, Гарри выпрямляется. Слишком резко и далеко — спина тянет его назад и заставляет отступить на несколько шагов от неподвижного тела. В глазах рябит от переизбытка эмоций, которые разом навалились на разум и от которых тот еще не отошел, так что Гарри мог видеть только бесформенное черно-бордовое месиво, которое ему в теперешнем состоянии было никак не идентифицировать и оценить.       Гарри хмыкает, чувствуя, как корчатся, загибаясь, остатки здравомыслия у него в голове.       Не-е-е-ет, с людьми вроде Фенрира и Волдеморта нельзя заключать союзы и строить доверительные отношения. Их нужно лишить чего-то такого, что вынудит их делать то, что нужно Гарри — а иначе он в очередной раз останется брошен через колено. Если он не научится добиваться своих целей и обращаться с людьми так, как с ними обращаться должно, то в итоге останется там же, где находится сейчас.       О-о-о, а сейчас он в самом низу. На самом дне.       И лестницы наверх попросту не существует.       Гарри выпрямляется. Брезгливо поморщившись, он взмахивает рукой, с трудом стряхивая с пальцев капли начавшей густеть крови. На душе у него пусто и мертво.       — С трупом разбирайся сам, — сухо говорит Поттер, разворачиваясь на пятках и направляясь к выходу.       Пошел этот Фенрир Грэйбек. К чертовой матери.       Громко хлопнула дверь, и легкие наконец-то наполнились свежим, ничем не замутненным воздухом.       Ветер взметнул волосы, обдул влажную кожу шеи, даря чувство освобождения. Каким-то чудом Гарри догадался испарить с себя всю кровь при помощи невербального заклинания, но, к сожалению, никакая магия не могла стереть грязь, покрывшую его разум и душу. Так что на этом простецком волшебстве деятельность сознания мальчика практически остановилась.       «Я ведь не хотел его убивать, — по спирали крутилась мысль в его голове, то выплывая на передний план, то исчезая где-то в неподвижном тумане, в котором потерялась даже личность Поттера. — Почему он этого не понял? Я ведь не хотел его убивать...»       Глаза под линзами щиплет.       В какой-то момент рождается малодушная мысль — надо было поддаться воздействию Фенрира и убить Браннингема, подчиняясь искусственно вызванной агрессии. Тогда он смог бы сказать, что это вовсе не он повинен в смерти инспектора. Но Гарри сбросил с себя оковы, наложенные Голосом, — и тут же оказался во власти уже собственной ярости, вызванной теперь словами Браннингема.       Он сам убил инспектора. И далеко не ради того, чтобы утолить голод. Только на его счету появился один маггл — как за ним сразу же последовал второй.       Губы Гарри растянулись в маниакальной улыбке.       Как там говорил Фенрир? Кажется, что-то насчет того, что из него не выйдет хорошего бойца, если он будет бояться боли и смерти? Но хорошего бойца не получится и из того, кто не умеет выполнять приказы.       А ведь внутренний голос его предупреждал.       Все махинации Фенрира теперь были как на ладони. Стало ясно, почему он не избавился от Браннингема руками ищеек, почему заставил бросить трупы в лесу и зачем разыграл весь этот спектакль.       Очередная блядская проверка.       Путь растянулся, потерялся среди немых образов, став бесконечным. Гарри не видел, куда шел, не видел, где находился — да и не особо-то хотел видеть, если честно. Как и слышать. И чувствовать.       Найдя ответ на один вопрос, разум принялся крутить в голове другие мысли. Теперь уже слова Браннингема, точно заевшая пластинка, все повторялись и повторялись в голове у Гарри. Поттер хотел вырезать их из своей памяти и почувствовать хоть толику радости — инспектор наконец-то перестанет беспокоить его и его семью.       Но у него не получалось.       Убийство Браннингема и тот его ответ на вопрос Фенрира... напомнили Гарри о том, как он приложил Рона головой об стену на первом курсе. Великая Мать, у них даже выражения лиц были одинаковы!..       Гарри пошел быстрее, стараясь отогнать от себя эти мысли.       Постепенно он начал успокаиваться. Замедлять шаг. Тишина окружающего мира, нарушаемая только легким шелестом листьев на деревьях, действовала на него умиротворяюще. Она словно создавала вокруг его тела непроницаемый для внешних раздражителей стеклянный купол, чьи стены не давили и не ограничивали зрение, осязание и слух.       Гарри прикрывает глаза, растворяясь в этой тишине и всеобъемлющем онемении, охватившем его сознание.       Откуда-то доносился приятный успокаивающий запах. Запах проник внутрь, потянул за собой — и Гарри пошел за ним, чувствуя себя невесомым. Неизвестный аромат вытеснил остатки деструктивных эмоций, что еще оставались на задворках его разума. На губы Поттера ложилось чье-то имя, которое хотелось произнести так сильно, словно от него сейчас зависело его существование.       В голове всплыл чей-то образ. А еще почему-то пропитанный радостью искаженный голос:       «Гарри! Ну наконец-то ты вернулся!»       Поттер остановился. Оглушенно моргнул, неожиданно обнаружив себя крепко стоящим ногами на земле. Огляделся по сторонам, с удивлением понимая, что пришел на городское кладбище.       С возвращением в реальность вернулась и саднящая боль. Стрелял Браннингем почти в упор, потому пуля, проломив кости, прошла навылет. Рана зарастала плохо и все еще немного кровила. Пощупав снова пропитавшуюся красными пятнами футболку, Гарри отстраненно предположил, что, возможно, его регенерация плохо работает из-за сильной эмоциональной перегрузки.       Легкий порыв ветра снова донес до него тот успокаивающий аромат. Поведя носом по воздуху, мальчик с наслаждением вдохнул его и прикрыл глаза.       Запах был знакомым. Гарри шевельнулся и побрел в ту сторону, откуда он доносился, покрепче запахнув рубашку, чтобы не было видно крови. Движение отозвалось болью, которую мальчик проигнорировал, никак не изменившись в лице.       Ряды могил тянулись среди полевых цветов и высокой травы вверх, к небу, скрытому кронами деревьев. Ветви создавали приятный полумрак, оттеняя надгробия разных форм и размеров — от классических гранитных, бетонных и мраморных плит до крестов в высоту с пятилетнего ребенка. Гарри брел между рядами, едва передвигая ноги и неотрывно глядя на знакомую фигуру с пшеничного цвета волосами, что сейчас слабо, играючи трепал ветер.       Кеннет стоял, прижав руки к груди. Он немного склонился над одним из надгробий и, кажется, что-то тихо шептал, едва шевеля губами. Голубые глаза были чуть прикрыты, а на белых, высвеченных солнцем ресницах, осели капли непролитых слез, что блестели, словно драгоценные камни.       Услышав чьи-то шаги, Робинсон поднял покрасневшие глаза на незваного гостя. Поняв, кто это, он тут же побледнел, встрепенулся и принялся судорожно утирать лицо.       — Гарри..!       Поттер склонил голову к плечу, остановился шагах в пяти от приятеля и ничего не сказал. По восклицанию он не понял, были ли ему рады или желали прогнать.       Чуть успокоившись, Кеннет опустил руки, сплетя пальцы между собой и нервно закусив губу. Он не смотрел на Гарри — вместо этого буравил взглядом несчастную могилу так, словно оторваться от нее было равносильно смерти.       Поттер перевел взгляд на надгробие, вокруг которого густо разрослись ромашки, и чуть сощурился, вчитываясь в выгравированный текст.

«Найджелл Кирк.

Прекрасный брат и верный друг.

1967-1993 г.г.»

      Ни имя, ни фамилия ни о чем Гарри не сказали. Потому он просто перевел взгляд на Кеннета, задавая безмолвный вопрос. Говорить вслух мальчик совершенно не хотел — слишком болела грудь, да и во рту чувствовался привкус железа. Заговори Поттер сейчас — наверняка потревожит рану и начнет харкать кровью, а Кеннета после долгой разлуки пугать не хотелось.       Заметив, что на него смотрят, Робинсон стушевался, а потом неуверенно пробормотал:       — Это мой двоюродный брат. Он был в числе погибших от рук Потрошителя. Ну, тех семи, помнишь? Ты их еще нашел...       Гарри кивнул, внимательно слушая его голос. Он шагнул к Кеннету ближе, вглядываясь в него с жадностью человека, который давно не видел милого сердцу лица.       Все такая же гладкая светлая кожа, плавные изгибы скул, челюсти и шеи. Те же яркие голубые глаза, в которых мерцает солнечный свет. Они застенчиво прикрыты, словно боятся открыто на тебя смотреть, когда ты можешь это заметить.       В голове всплывают воспоминания о первой встрече. Только переехав в город, Кеннет почему-то демонстративно игнорировал существование в своем классе Гарри, избегая всякого общения с ним. Поттера же это неимоверно злило — плюсом на мозги ему тогда постоянно давило чувство голода, которое уже не получалось заглушить маленькими дозами крови. В тот период юный вампир часто крал гемаконы из тайника Петуньи, за что потом расплачивался — женщина не могла слишком часто посещать донорский центр.       В итоге Гарри не выдержал.       Он помнил ощущение стекающих по подбородку теплых капель и слабые трепыхания тела в своих руках. Помнил, как замедлялся стук маленького сердца, как тело постепенно тяжелело и оседало вниз, утягивая его за собой.       Помнил блаженную тишину там, где до этого требовательно скребся голод, и ни с чем не сравнимое удовлетворение.       Заметив приближение Поттера и его загоревшийся непонятным огнем взгляд, Кеннет занервничал и опустил глаза в землю. Щеки Робинсона заалели, сделав его еще очаровательнее.       И аппетитнее.       Гарри сглотнул, приближаясь к Робинсону вплотную и прижимаясь к нему плечом. Тепло человеческого тела мгновенно стало согревать его, а запах обволок с ног до головы и подарил истерзанному разуму долгожданное спокойствие и умиротворение.       Тайком Поттер вдохнул поглубже и незаметно облизнулся.       Рану словно стало саднить сильнее.       Подумав, что Гарри таким образом оказывает поддержку, Кеннет судорожно вздохнул, прижался к нему ближе и вдруг принялся подрагивающим от накативших слез голосом рассказывать:       — Я... я уже говорил тебе о нем, помнишь? Это от него мне досталось столько книг. Мы... мы редко виделись в последнее время. Когда мама узнала, что Най связался с охотниками на Потрошителя... она сказала, чтобы он бросил это занятие. Сказала, что это слишком опасно и что это сведет его в могилу. А потом... запретила нам видеться. И... я... я жутко по нему скучал. Мы довольно часто проводили время вместе, поэтому мне было так тяжело. Со временем я даже стал сбегать из дома для того, чтобы сходить к нему в гости. Или приглашал к себе, когда дом пустовал...       В голосе Кеннета зазвучала слабая улыбка, явно с трудом пробивавшаяся сквозь пелену слез.       — Мы сидели в моей комнате на кровати или на полу... И он часами рассказывал мне о своих исследованиях... Он ведь был историком, Гарри. Най знал все об островах и... и их истории. А еще он интересовался мифологией. И...       Кеннет на секунду замолчал. Потом, набрав в грудь воздуха, тяжело и глухо обронил:       — ...И был одним из тех, кто твердо верил в то, что Потрошитель Литтл-Уингинга является оборотнем.       Гарри недовольно насупился, ощутив, как атмосфера абсолютной безопасности подернулась рябью. Он сейчас и слова не хотел слышать о Фенрире, тем более от Кеннета.       Голос Робинсона тем временем задрожал.       — И... следуя за... за своими принципами... долгом... — раздался тихий всхлип. — ...Гарри, он просто хотел спасти людей, которые погибли бы в будущем от рук этого убийцы, понимаешь?.. Но в итоге Най всего лишь стал одним из них...       Стиснув зубы от злости на то, что из-за слез запах Кеннета теперь стал отдавать горечью, Гарри крепко схватил его за плечи и развернул к себе лицом. Потом, не давая опомниться, прильнул всем телом, оплетая талию руками и утыкаясь носом в ключицу. Ближе к коже запах становился насыщеннее и слаще, и Поттер довольно выдохнул, зарываясь носом в пространство между плечом и шеей Кеннета.       Тот же, неожиданно оказавшись прижатым к чужому телу, только пискнул. Звук был то ли испуганным, то ли удивленным, то ли вовсе восторженным. Смутившись своей реакции, Робинсон покраснел еще гуще — алый цвет теперь покрыл и уши, о которые Гарри не преминул потереться щекой.       Растерявшись от такого поведения Поттера, Кеннет, запинаясь, спросил, неловко обнимая друга в ответ и кладя ладони ему на спину.       — Г-Гарри... С тобой все н-нормально? Ты какой-то...       Тут Кеннет ощутил, что грудь у Гарри какая-то странно влажная. Заволновавшись, Робинсон попытался было вывернуться из объятий, чтобы осмотреть Поттера и понять, не нужна ли ему помощь, но руки Гарри неожиданно сомкнулись на нем железной хваткой.       Кеннет замер, не понимая, что происходит. Разум его подернулся легкой пеленой страха.       — Гарри?..       Робинсон аккуратно похлопал Поттера по спине, пытаясь привлечь его внимание, не причинив боль, но что бы он не делал, на него никак не реагировали.       Мысленно Гарри уже давно был далеко отсюда. Он с головой погрузился в воспоминания о том дне, когда точно так же, как и сегодня, учуял какой-то смутно знакомый приятный аромат и, ведомый замутившим сознание голодом, пошел за ним следом. День был безветренный и тихий — такой, словно время застыло. Так что, когда он окрасился первой кровью, Поттер не придал этому значения. С кровью было даже лучше. Она пахла сильнее всего, и на вкус была как истинное удовольствие и счастье. Гарри хотелось выпить ее всю, измазаться в ней с ног до головы, забраться внутрь чужого тела и остаться там до тех пор, пока запах не утратит своей силы.       Он прекрасно чувствует Кеннета, но ему требуется время, чтобы понять, что тот дышит слишком тихо, и что его сердце едва шевелится. Все очарование тогда стекло с него, подобно вуали. Все прекрасное мгновенно поглотил страх. Страх убить, страх потерять — хотя они тогда даже не общались.       А потом...       — Привет!       Гарри, невольно подумав, не мерещится ли ему, поднял удивленный взгляд — и обнаружил уже знакомого ему Кеннета Робинсона, который вышел с больничного и сегодня наконец-то пришел в школу.       На лице у светловолосого мальчишки играла улыбка и очаровательный румянец. Поттер невольно засмотрелся на него, широко распахнув глаза.       — Ты ведь Гарри? Возможно, ты уже это знаешь, но меня зовут Кеннет! Давай будем дружить?       Сердце от теплых воспоминаний забилось чаще. Страх исчез где-то на задворках сознания, и Гарри широко распахнул прояснившиеся глаза. Как и тогда, обнаружив себя над неподвижным, почти полностью обескровленным телом Кеннета, он прозрел.       Он изменился. Он уже далеко не тот, что раньше. Он больше не допустит прежних ошибок.       Сейчас же ему как никогда нужен Кеннет и его кровь. Рана продолжает ныть и кровоточить, отказываясь зарастать, а мир вокруг словно ополчился против — и Гарри так слаб, он ничего не может этому миру противопоставить.       Ему нужна помощь. Или короткая передышка, укрытие.       — Не бойся меня.       Голос, ожидаемо, хрипит. На чистую одежду Робинсона попадает пара капелек крови, и Поттер поспешно облизывает губы. Потом упрямо, твердо продолжает:       — Никогда. Слышишь? Я никогда не наврежу тебе.       Кеннет ведь поможет ему отдохнуть? Поможет почувствовать себя в безопасности? Так, как делал это всегда?       Гарри чуть отодвигается и заглядывает в широко распахнутые голубые глаза.       — Я не... — пробует что-то сказать Робинсон, отчаянно покраснев и забегав взглядом по сторонам, словно не зная, куда смотреть.       — Закрой глаза. Я ничего с тобой не сделаю.              А когда тело Кеннета расслабляется, погружаясь в транс, Гарри наклоняется и открывает рот.