The Acolyte

Чувствуя легкое головокружение, Асока спешно шагала сквозь сияющий экуменополис — в тенях гигантских небоскребов и монад, нависающих подобно исполинским горам, под сенью запруженного кораблями неба. Прошло немало времени с тех пор, как ей приходилось добираться через улицы, битком набитые пешеходами — визитерами с разных уголков Галактики, прибывших совместить приятное с полезным: одни наслаждались неделей восхождения, чествуя день, ознаменовавший конец войны и зарождение нового миропорядка, но большая часть из них, как знала Асока, прибыли с более корыстными целями, чем гедонистические радости. День Империи славился тем, что мог незаметно укрыть под флером празднества самые неожиданные союзы, заключавшиеся в отелях, ресторанах и концертных залах. Одно из таких мест — отель «Reaching the stars», монументальное здание, пронзающее сами облака, закрепило за собой славу нейтральной зоны, чьи открытые двери встречали одинаково радушно как политических лиц, так и криминальных воротил. По слухам, из того, что успела выяснить Асока, работая в танцевальной трупе под прикрытием, хозяйка отеля получила этот дипломатический иммунитет лично от Императора. Как и на многих рекламных экранах, на вывеске здания, освещая округу ярче фонарей, транслировался очередной чествующий славную Империю ролик, пронзающий торжественным голосом несколько кварталов. Неоновый свет на мгновение лег на лицо тогруты. Асока вложила пропускную электронную карту в дроид-привратника, пожелавшего ей приятно вечера и вошла в роскошное, сверкающее всеми оттенками золота Фойе. По самому центру от пола к потолку тянулся гигантский аквариум, занимавший собой все этажи отеля, по которому свободно передвигался экзотический монстр в восемью щупальцами. За те несколько дней, что ей удосужилось пробыть на этой планете, исполняя свою роль, она пришла в замешательство, насколько здесь жизнь отличалась от того, что она привыкла лицезреть в мирах, отдаленных от Ядра. Покой, мир, радость, повседневность — множество разумных жили своей жизнью, спеша по запруженному тротуары, по ночам из питейных заведений доносилась музыка, а не крики и выстрелы. Подростки и дети находились без присмотра взрослых, не страшась быть украденными. А око Империи, как будто и не нависало над планетой: только мелькавшая местами форма да атрибутика говорили об обратном. Поднявшись на пятьдесят пятый этаж, своего рода гримерную, предназначенную исключительно для артистов, Асока повесила терракотовый, вышитый золотым орнаментом плащ на спинку стула, села за туалетный столик и тяжело выдохнула, успокоив себя, что осталось всего два дня. В этот или следующий день объект должен появиться. А иначе она долго будет припоминать Вейдеру, что из-за него ей пришлось тратить бесценное время не на изучение свитков, а развлекая праздных толстосумов, пускающих слюни на танцовщиц. — Сегодня мы будем в подтанцовке у дивы Ламиры, — донесся до неё голос синекожей твилеки, тщательно наносившей на верхнее право веко мерцающие тени. — Всегда было интересно услышать её голос вблизи воочию. Поговаривают, что своим голосом она способна вводить в транс. — Это все потому что она датомирская ведьма, — хихикнула другая тви’лека, уже закончившая макияж и занятая тем, что скользила острым наращённым ногтем по экрану датпада; кожа её была редкого красноватого оттенка. — Разве ты не знала, что её мать родом из Датомира? — Ты серьезно веришь в то, что ведьмы существуют? — На лице первой тви’леки появилось то сочувствующее выражением, с которым взрослым умиляются глупостям детей, верящим в небылицы. — А что нет? — пожала плечами красная тви’лека. — Джедаи же существовали со своими магическими фокусами, почему бы и ведьмам не быть? Её собеседница закатила глаза и зачерпнула масла, которым принялась смазывать свои лекку. — Ходят слухи, что у неё интрижка с кем-то из военных, — подключилась к разговору другая танцовщица, тилинка, уже разодетая в сценический наряд: полу-прозрачную длинную юбку, позволяющую видеть ровно столько, чтобы заставить работать чужую фантазию, её руки и ноги были украшены браслетами, а голову, как и короткий топ, покрывали мерцающие драгоценные камни. — И с кем-то из высшего эшелона. — Вам не надоело еще сплетничать? — упрекнула их самая старшая из артисток: единственная кроме Асоки тогрута, скучающе подпиравшая щеку у своего туалетного столика. — Только и делаете, что каждый вечер перемываете всем кости. Лучше бы готовились к выступлению. — А что там готовиться — ноги выше задирай и все, — дерзко парировал синекожая тви’лека, демонстративно вытянув стройную ножку, оголившуюся благодаря высокому разрезу. Асока почувствовала, как темные тучи настроения сгустились над тилинкой после этой фразы: она тут же отвернулась к зеркалу, усиленно макая косметическую кисточку в матовую пудру. — Не все так легкомысленно относятся к своей работе как ты, — упрекнула старшая тогрута. — Да брось, им плевать на искусство, все эти занозы в заднице — капитанчики, герцоги, сенаторы — приходят сюда делить наши планеты, а не прекрасное созерцать. — Следи за своим языком, — ощерилась вторая тви’лека, оторвавшись от датпада и сощурив, окаймленные черной подводкой, глаза. — А что я не так сказала? — Ты еще спрашиваешь? Асока тяжело выдохнула, украшая лекку золотыми подвесками, в которых от золота был лишь их цвет. Началось. — Благодаря этим капитанчикам мы наконец можем спать спокойно, а не прятаться в подвалах, пока джедаи с жестянками рушат наши города, — злостно отчеканила красная тви’лека. — Твои капитанчики точно так же заставляют миллионы разумных прятаться в подвалах, пока они насаждают мир и порядок, — не растерялась синекожая, приподнимаясь из-за столика. — Да что ты понимаешь, соплячка? Сколько тебе было во время войн клонов? Тебе невдомек, что такое настоящий хаос и беззаконие, когда единственная цель на день — не сдохнуть от голода или очередной бомбардировки. Даже эта планета была в хаосе, не нужная ни сепаратистам, ни республиканцем, когда они стерли здесь все с лица земли, и посмотри что теперь — мир, покой и процветание! — Наши сородичи на Рилоте не согласятся с тобой, может, тебе стоит почаще заглядывать на родину? — Они сами виноваты в том, что поддержали Синдулу! Этого бы не произошло - выдай они террористов сразу! — И чем это отличается от того, что было во время твоих войн клонов? — Если заниматься своими делами и следовать закону, Империя тебя не тронет! — Это потому, что существующая проблема пока не коснулась тебя лично! — А тебя она значит коснулась? Ты у нас что, беженка? — Я в отличие от тебя думаю не только за свою шкуру! — В таком случае ты не обидишься, если я направлю запрос в службу безопасности проверить тебя на связи с повстанцами? Повисло молчание. Асока закрыла шкатулку, убрала все кисти, которыми наносила макияж и облегченно выдохнула, гордая тем, что нашла в себе силы не влезать в диалог, изначально обреченный или на донос, или на драку. Не ей судить — той, что имела прямое отношение к разрушениям чужих маловажных жизней, что в одну, что в другую эпоху. Послышались громкие хлопки, а за ними бойкий звонкий голос их хозяйки: — Девочки, ну что такое, как вы можете ссориться в такой знаменательный день! — Руководительницы трупа — уже немолодая, но стройная зайгеррианка по имени Сцилла — прошелестела длинным подолом пепельно-розового платья и остановилась по центру гримерки, мягким изучающим взглядом пройдясь по каждой из своих танцовщиц. — Больше улыбок. — Она обнажила белоснежные зубы, по бокам которых сверкнули клыки. — Кокетливых взглядов. — Чуть опустила подбородок, томно взмахнув ресницами. — И никакой политики! — И взмахнула руками, отчего её пышные рукава распушились точно крылья бабочки. — Оставьте эту скуку нашим гостям. И прошу, без эксцессов, хорошо? Погрузившись в Силу, Асока явственно ощутила тревогу на грани паники, бушующую в сердце женщины. Её мысли, вопреки непринужденному веселому виду, роились в настоящем клубке хаоса. Вероятно, зайгеррианка долго не решалась посвящать ли девушек в причину своей тревоги: потирая одну ладонью о другую, она все же озвучила это вслух, стараясь сохранять достоинство: — Мне сообщили, что нашу скромную обитель посетил очень важный гость. Рука Императора. Лорд Вейдер. Если до этого воздух был наэлектризован из-за скандала, то сейчас в нем витала предгрозовая паника. — Что-то случилось? — спросила старшая тогрута. — Мне об этом не сообщали, — все так же растирая ладони, нервно улыбнулась Сцилла. — Но он ведь не будет присутствовать на выступлении, верно? — со странной надеждой в голосе спросила красная тви’лека. — Это мне неизвестно. — Можно я сегодня не буду выступать? — на лице говорившей твилеки отразился ужас. — Что еще за глупости? — фыркнула Сцилла, потрепав ту по плечу. — Просто соблюдай правила и хорошо выполняй свою работу, тогда тебе нечего будет бояться, — передразнила синяя тви’лека, одарив коллегу злорадной улыбкой. Красная тви’лека поджала задрожавшие губы, сжав пальцы в кулаки. Асока к этому переполоху осталась безучастна. Для неё это могло означать только одно: объект точно в здании. По другой причине, кроме служения Империи, Вейдер вряд ли бы посмотрел в сторону этого отеля. За двадцать минут до выступления поднялся уже привычный за эти дни ажиотаж: девушки спешно заканчивали макияж, цепляли на ходу туфли и неслись к условленным местам. Голоса постепенно стихали, чтобы не мешать гостям, развлекавшимся в главном зале. Этот номер им предстояло начать прямиком в банкетном зале, среди гостей, а не на сцене. Каждая из девушек выходила со своей позиции: кто-то должен был начать выступление с лестницы, кто-то непосредственно из зала, а кто-то появлялся из самого коридора. Заиграла музыка. Асока приготовилась, когда ей подадут сигнал, чтобы выступить из тени потайного хода второго яруса. Как только ассистент, следящий за временем, похлопал её по плечу, тогрута вышла на ослепляющий с непривычки свет и влилась в ритм музыки. Лица — выхолощенные, сытые, высокомерные, скучающие, наслаждающиеся — мелькали и исчезали в вихре танца. По всему залу, словно тому вторила магия, разносился голос дивы Ламиры, но как бы Асока, любопытства ради, не пыталась найти её в зале, живая легенда ускользала. До тех пор, пока, как и было отрепетировано, постепенно все танцовщицы не сошлись в центре, словно лепестки цветка, центром которого и была поющая женщина. В её чертах лица не было ничего: ни бледной кожи, ни племенных полос, которые указывали бы на принадлежность к клану ведьм. Это была просто красивая и элегантная женщина, лет тридцати, с ярко-алым цветом волос и зелеными, как весенняя трава, глазами. Но что-то в её голосе. Потустороннее. Он погружал в состояние транса, создавая эффект, будто ничего вокруг кроме самой дивы Ламиры в эти минуты не существовало. Продолжая танцевать, Асока запоздало осознала, что невольно смотрит в её сторону. Смысл слов даже не сразу достиг её разума. А потом произошла сильнейшая психокинетическая вспышка, что волной прошлась по всему залу, задевая разум каждого зрителя — те невольно зарукоплескали. Кем бы ни была эта женщина, но слухи оказались частично правдивы, она обладала Силой, но то ли использовала её по своему, то ли делала это непроизвольно. Их снова, словно звезды во время взрыва, разбросало по всему залу. Асока нашла взглядом того, кого ожидали меньше всего: Вейдер, скрестив руки на могучей груди, стоял среди толпы, по его внешнему виду сложно было определить, следит ли он за представление, но Асока уже научилась понимать и чувствовать, когда его внимание на чем-то сосредоточено. Он не мог не заметить силовой вспышки и аккуратно прощупывал Силу. Однако само его внимание было сосредоточено на самой Тано. Поддавшись азарту, Асока совершила несколько кругов по оси, позволяя нескольким полупрозрачным слоям юбки касаться зрителей, и переместилась в сторону учителя. Скользнула мимо него, кокетливо задев не только полами юбки, но и вытянутой назад рукой плечо, и бросила взгляд украдкой, как часто любили делать другие танцовщицы, заигрывая со зрителем. Вейдер проследил за её движениями, а после слегка приподнял руку и повел пальцами вдоль воздуха: этого хватило, чтобы голова Асоки против воли повернулась в сторону, и тогрута благодаря недвусмысленному смогла найти объект. Тот уже и сам поглядывал в её сторону с интересом. Человек был разодет по последней моде центральных миров — прямой крой темного синего плаща поверх камзола — и со стороны мог бы сойти за сенатора, если бы Асока заранее не знала, что эта за персона, шатко балансирующая на грани аристократии и криминала. Рудный герцог, которого Вейдер подозревал во связях со всем, что вредило Империи: от Черного солнца до повстанцев. Асока скользнула в его сторону, проделав тот же трюк, что недавно с Вейдером, но задержавшись многим дольше, чтобы мужчина успел её хорошенько разглядеть. Когда голос дивы, а следом и музыка стихли, Асока осталась неподалеку и подмигнула герцогу, чем вызвала настоящую бурю эмоций, отразившуюся не только на лице мужчины, но и в Силе. Последующие несколько композицией прошли в том же духе. Когда представление закончилось громкими аплодисментами, никто из трупы не спешил покинуть зал. Дива и вовсе оказалась в центре внимания, вовлеченная в светскую беседу. До чувствительных монтралов Асоки доносилось, о чем толкуют те или иные гости: как те цинично обсуждали последние военные успехи на Среднем кольце, поздравляю тех или иных персон, видные сенаторы — исключая тех, кто присутствовал — становились объектами насмешек и колкостей; остальные строили планы, обменивались мыслями и идеями, обрамляя все шутливой формой. Антураж несильно изменился по сравнению с тем, что она успела застать при Республике. Разве что лица у власти перетасовались, как колода карт. Вино и другой алкоголь текли рекой; тви’леки и тилинки танцевали, развлекая толпу, которая с каждой минутой становилась все шумнее и разнузданнее. — А вы невероятна дерзки, если не побоялись заигрывать с этой грудой дюрастали. Герцог взбалтывал кроваво-алой жидкостью в бокале, в котором Асока по запаху угадала альдераанское вино высшего сорта. Ей бы тоже не помешал глоточек. — Мне просто хотелось увидеть испуганное лицо тви’леки, которая едва не упала в обморок перед представлением, когда узнала о составе зрительских персон, — лукаво улыбнулась Асока и добавила заигрывающим мягким тоном: — Но я считаю, сегодня в этом зале есть персоны и поинтереснее. — Кто я такой, чтобы спорить с такой красотой, — герцог деликатно, совсем невесомо приобнял Асоку за талию и подвел к фуршетному столику, откуда взял и ей бокал вина. — Вы можете звать меня Демион, моя дорогая. Прозвучал звон соприкоснувшегося хрусталя. С каждой минутой Асока все больше ненавидела Вейдера за то, что тот заставил проходить её через это вновь: разыгрывать из себя саму покорность и почтенность как тогда, когда разодел её в рабыню, подсунув зайгеррианской королеве. Однако тогда ей не приходилось терпеть на своем теле недвусмысленные прикосновения похотливого герцога и выслушивать его тщеславную болтовню, делая вид, что все происходит исключительно по её инициативе. Вскоре к ним подплыла хозяйка, расплывшаяся в патоку перед герцогом. — Герцог Демион, как же приятно, что вы смогли почтить мое скромное заведение в столько плотную неделю чествование нашей славной Империи. — Как только узнал, что у вас посетит дива Ламира, не смог удержаться от соблазна. — Герцог обнажил ровный ряд зубов, среди которых через один сверкало золото. А затем хищным взглядом окинул Асоку. — Однако у вас обнаружились и иные бриллианты. — Вот бы однажды и Император не удержался и посетил нашу скромную обитель. Девятый год нашей славной Империи, а его Величество никто так и не видел лично на своих празднествах, — заметила Сцилла, стараясь звучать чуточку обиженно. — Однако одна из ваших программ приманила к себе пускай не первое, но твое лицо Империи. — Герцог указал бокалом в сторону лорду Вейдера, едва сдерживая в голосе ядовитые нотки. Среди такого количества мерцающего шелка, пышных ковров, тянувшихся артериями между банкетными залами, тканей веда и сверкающих драгоценных камней фигура лорда ситхов высилась как монументальное гротескное устрашающее изваяние, напоминающее миру аристократов и филантропов, олигархов и гангстеров, ученых и политиков, что разрушение, война и смерть близки, каким бы праздным вокруг не казалась жизнь. С успехом посредственной актрисы хозяйка отеля сумела сохранить лицо, лишь сжавшиеся пальцы выдали в ней нервозность. Асока, придав голосу беззаботности, тихонько хихикнула, прежде чем разбавить обстановку: — Слышала, что Император — злой колдун, и день Империи проводит, запершись в своем замке, где проводит гладиаторские бои между другими колдунами — джедаями. — Какие прелестные слухи, — умилился герцог, вмиг забыв о причине мрачного настроения, — я обязательно расскажу Императору о них при нашей встрече, они его позабавят. Мадам Сцилла, вы не против, если я украду на один вечер леди Брину? Я бы с удовольствием послушал о других слухах. Улыбка Сциллы едва не растянулась в довольный оскал. Тем временем Асока, известная в трупе под озвученным именем, попыталась разыграть непонимание: — У меня еще три выступления на этот вечер, к сожалению, я… — Минуточку! — прервала её зайгеррианка и, взяв под локоток, отвела в сторону. — Брина, моя дорогая, я думаю, что смогу отпустить тебя. Девочки на следующем выступлении справятся и без тебя. Почему бы тебе не провести этот вечер с герцогом? Глаза Асоки непонимающе расширились. — Но разве так можно? — Можно. Если тебе, конечно, хочется. — Женщина прошлась указательным пальцем по обнаженному плечу тогруты, украшенному браслетом. — Я естественно доплачу тебе. Больше, чем за обычные выступления. Не ты ли говорила, что теперь нужно расплатиться с хаттами? — Воскресла картина. Асока, заплаканная, такая невинно трогательная повествует о своей тяжелой ситуации: долги старшего брата, из-за которых их могут забрать в рабство. Поэтому она вынуждена сама сдать себя в рабство добродушной мадам Сцилле, которая не оставляет девушек в беде. — Ты такая красивая, просто посмотри на себя, многие не могли оторвать от тебя глаз — хотя в зале блистала сама дива Ламира! Асока не знала, как реагировать на такой комплимент. Она никогда не задумывалась о себе в таком ключе: как объект привлекательности и вожделения. А просто жила, скорее выживая, принимая себя такой, какая она есть как должное. — Я не совсем понимаю, что должна делать. — Просто сопровождай его, весели, смотри по своему усмотрению. Иногда можно и попробовать нечто новенькое. — Многозначительная улыбка и сальный взгляд, пробежавший по телу тогруты. — Когда нужно срочно погасить долги перед хаттами. Схему, на первую взгляд, имевшую цель помочь бедным закабаленным девушкам, Асока раскусила еще в первые недели работы, когда застала в туалете одну из танцовщиц — обнюхавшуюся мерцающим порошком, новомодным наркотиком, всю в слезах и на истерике. Та, находясь в наркотическом опьянении, на грани принять смертельную дозу, призналась, что хозяйка отеля однажды предложила способ быстрее расправиться с долгами, за которые виго Черного солнца держал её брата в спайсовых шахтах в качестве среди остальных невольников: всего-то нужно было обслуживать тет-а-тет клиентов отеля. Вот только никто не предупреждал, что границ обслуживания не существовало и часто «рабочий» день заканчивался на столе у меддроида, чтобы остановить кровотечения. Каким бы мир не казался спокойным, даже на такой планете, в его центре все еще зияли раны. Асока пыталась найти хоть толику сочувствия её, пускай и выдуманной, но проблеме в глазах женщины, однако там царила лишь жажда наживы — за счет неё, попавшей в кабалу девчонки, находившейся на грани отчаяния, которое может толкнуть на необдуманные поступки, о которых потом будет поздно жалеть. То, что ей предлагали, так и повисло невысказанностью в воздухе, и Асока чувствовала горькое отвращение к тому, что подобное в этом заведении скорее правило, нежели исключение. — Хорошо, мэм, — очень тихо ответила она, пытаясь совладать с яростью. Женщина потрепала её по плечу, обняв, и повела обратно к герцогу. — Будь душкой, Брина, герцог тебя не обидит. Он обожает тогрут. — Как мило, — едва не проскрежетала зубами Асока и попыталась найти Ведера в толпе, когда её передали обратно в объятия мужчины.

***

В комнате, наполненной благоуханиями ароматических палочек, на мягких, как облаках, но красных, как кровь, диванах сидело несколько персон. Рудный герцог, мужчина уже в тех годах, когда молодость утекает через серебрившиеся виски, но когда отчаянно хватаешься за неё через вульгарные интрижки, восседал на длинном диване и поглаживал Асоку по пояснице в некоем медитативном состоянии, словно та была пристроившейся у его колен кошкой. Тано изо всех сил справлялась с желанием сломать ему руку, но сдерживала себя по нескольким причинам: не только по тому, что Вейдер приказал шпионить за переговорами герцога на «нейтральной» зоне, но и потому что частью этих переговоров стали повстанцы, которым она не могла позволить пойти камнем на дно. Напротив них сидела сенатор Чандрилы, в которой Асока быстро признала Мон Мотму, одну из близких подруг Падме Амидалы. Из неприметной рыжей девушки она превратилась в статную деловую женщину с невероятно глубокой печалью, залегшей в первых морщинках вокруг глаз. Она Асоку, слава Силе не признала, хоть и скользила по ней периодически странным взглядом — то ли неодобрение, то ли само отвращение. Сенатор ожидаемо была против свидетелей их диалога, но герцога эта щекотливая ситуация как будто веселила и говорила красноречивее словом, что ему плевать, не оставляя Мотме выбора. — Итак, — протянул Демион, выпуская светло-синие облачка от курительных трубок, вальяжно раскинувшись на диване, — я выслушал ваше нескромное предложение, сенатор Мотма. Хочу заметить, у вас, скромной женщины, просто зверские аппетиты. Дуний я полагаю вам нужен не для укрепления Империи, иначе наш диалог проходил бы в более официальной обстановке. — Голос герцога был расслабленным, как и его рука, поглаживающая обнаженный участок кожи на пояснице Асоки. Мон вежливо улыбнулась, но Асока видела в ней вымученную родственную улыбку. — Сейчас мое предложение может показаться вам невыгодным на первый взгляд, но в будущем… — В будущем? А когда наступит это будущее? — злостно усмехнулся мужчина. — Сколько будет длиться ваша гипотетическая война с Империей? Один год? Пять лет? Десять? Быть, может даже двадцать? — Благое дело… — Благое дело, — передразнил Демион и резко выпрямился, кивнув Асоке, чтобы она налила ему еще вина. — А такое ли это благое дело? Знаете в последние годы пираты перестали грабить мои корабли. Убытки от перевозки дуния через имперские сектора уменьшились в три раза по сравнению с тем, что происходило при Республике. Да, чтобы получить разрешение, нужно пройти несколько кругов ада, но знаете, зато и в этом я экономлю, — брови герцога взметнулись, а рука, сжимающая трубку указала в неопределенное место, — не приходится тратиться на бесконечные взятки. И если говорить откровенно, контрабандисты начинают процветать именно благодаря вам. — Я никаким образом не связана с ограблением имперского оружия, произошедшее осуществлялось не с моего согласия, — беспристрастно заявила Мотма, жестом руки отказываясь от предложенного Асокой вина. — То есть среди вас даже нет четкой договоренности? На лицо сенатора легла тень, в которой оппонент мог бы заметить неминуемое фиаско едва начавшихся переговоров. Но женщина быстро взяла себя в руки, сжав пальцы в кулак на коленях, и ответила все с той же вежливой улыбкой, которую будто пришила к лицу крепкими нитями: — Если хочешь изменить мир, не спрашивай разрешения. Я понимаю вашу позицию, герцог Демион. Но так ли долго продлиться эйфория от имперского порядка? Пускай Шу-Торун и присягнул одним из первых. Вы же знаете, что произошло с соседними королевствами? Империя монополизирует все, что падает взгляд Императора. Это неминуемо происходит с каждой планетой. Владельцев рудных шахт ставят в невыгодные условия, душат налогами, устраивают рейды и забирают бизнес по цене, которую сложно назвать рыночной. Империя воспринимают Галактику, как свою собственность, герцог. Им плевать на вашу тысячелетнюю историю. — Да, но страдают те компании, которые наживались на войнах клонов, — парировал герцог: отпив немного вина, он заставил сделать несколько глотков и Асоку прямо из своего бокала. — И хочу заметить их пакеты акций довольно быстро первыми выкупали дальновидные сенаторы. Не вы ли были среди них? Асока не могла отделаться от мысли, что вино казалось горьким по двум причинам: из-за губ герцога, прикасавшихся к бокалу и горькой правде, которой апеллировали оба собеседника. — Многим компаниям казалось, что война закончилась — закончилась и прибыль, — пожала плечами Мотма. — Но многие из нас понимали, что все только начинается. С миром военная мощь лишь усилилась. Не без новых налогообложений. — А не вы ли повышаете эти налоги? — с хитрецой в голосе спросил герцог, слегка прищурив глаза и указав бокалом на сенатора. — Слышал, Сенат давеча одобрил повышение налога на мир на целых три процента. Мон Мотма на мгновение опустила глаза, из груди её вырвался смешок, далекий от смеха. — Вы же понимаете, что из себя сейчас представляет Сенат. Герцог поставил бокал, развел руками, а затем опустил ладонь прямо на коленку Асоки, крепко сжав. — Так не одобряйте законы Императора. Выразите ему вето. — Это невозможно. — Я пока не услышал ни одного веского аргумента в вашу пользу. Рука герцога постепенно поползла по бедру, все выше и выше. Асока встретилась взглядом с Мон Мотмой. — Ваши соседи неоднократно подвергалась набегам работорговцев, — сенатор, говоря это, смотрела в глаза Асоки. — Вы знаете, что это один из лакмусовых вопросов, который зияет гнойной раной столетиями. Если при Республике на рабство закрывали глаза, прикрываясь сложными бюрократическими проволочками и нейтралитетом планет, то Империя избрала более изощренный путь — дискриминационную политику. Достаточно объявить ту или иную расу, не подходящими под рамки цивилизованного мира, или вовсе предателями Империи, посягнувшими на мир и порядок, чтобы обречь целую планету на геноцид. — Бла-бла-бла, — герцог запрокинул голову и обернулся к Асоке: она чувствовала, что больше всего на свете ему хочется закончить этот диалог и перейти в горизонтальное положение, подмяв её под себя. Асоке хотелось, чтобы этот диалог не начинался. — Скажите спасибо своим республиканцам, жаждавшим возмездия — не они ли позволили совершить эти зверства с планетами, состоявшими в альянсе сепаратистов. — Вуки не состояли в альянсе с сепаратистами. — Но они укрывали джедаев. — Вы всерьез полагаете, что за это ответственна вся планета? — Казалось, терпение Монтмы подходит к концу, вся она была как вытянутая струна, а на её лицо легла темно-алая тень от пришедших в движение ламп. — Вы знаете, что происходит прямо сейчас? Многие военнопленные просто исчезают бесследно после зачистки мятежников, официально числясь без вести пропавшими или сбежавшими, но на деле грязные на руку офицеры используют их как живой товар. — Это правда, — вклинилась в разговор Асока, хотя наверняка ей не стоило этого делать. — Я видела это лично на Рилоте. Как имперцы похищают местных жителей. Также из имперских каналов, она знала, что любопытные на Рилот не допускались, беженцы не выпускались. Единственные, кто перемещался на поверхность и обратно, были имперские штурмовики, что превратило планету в байку, о которой знали слухи. — О, моя дорогая, что же вы забыли на этой ужасной планете? — елейным голоском спросил герцог, взяв руку Асоки в свои ладони. Асока представила, как было бы сладко воткнуть световой меч между его губ, которыми он влажно коснулся её ладони, как раздался голос Монтмы: — Милая, почему бы вам не уделить немного времени и мне? Не одному же герцогу наслаждаться вашим обществом. Это откровенно обескураживающая просьба заставила перевести удивленный взгляд не только Асоку, но и самого герцога. Сенатор похлопал ладонью по месту рядом с собой. И все еще не понимая, что происходит, Асока вывернулась из объятий герцога, чтобы пересесть на диванчик к Монтме. Та, пытаясь подбодрить её улыбкой, приобняла за плечи и вновь взглянула на герцога, с которого сошло лицо. — Не думал, что вам нравится такое, сенатор. — Я полна сюрпризов, — весело хохотнула женщина и подбадривающее похлопала Асоку по плечу. В её жестах в отличие от герцога не было ни грана интимности. — Верно. Полагаю, это семейная черта. Улыбка быстро сошла с лица сенатора. Герцог, удовлетворённый результатом его слов, откинулся на спинку, фривольно закинув на неё руку. — Итак, сенатор, я так и не услышал ни одного материального довода, чтобы принять ваше нескромное предложение. — Есть вещи, которые выше денег, если бы вы только знали, что из себя на самом деле представляет Палпатин… — Это те байки о старых колдунах-джедаях и ситхах? — откровенно усмехнулся мужчина, скучающе промычав. — Что Палпатин вселенское зло, которое ведет нас всех в кромешный ад? Простите, я не увлекаюсь философией зла. — Знаете, герцог, зло — всего лишь мера того, насколько наши решения забирают у людей возможность выбирать самим. И Империя это право отобрала у всей Галактики. — Я хочу четверть от золотавалютного резерва вашего семейного фонда, — беспристрастно заявил герцог, разглядывая перстни на своих пальцах. Пальцы Мотмы сжались на плече Асоки. — Простите? — В качестве части вашей семьи, конечно же. — Но… — У вас ведь есть сестра. — Вы сами только что упоминали… — Ну не сестра так дочь. — Ей всего одиннадцать. — За то время, сколько будет длиться война, как раз успеет подрасти. Асока ощущала тихую ярость женщины. Краска сошла с её лица, оставив на бледных щеках лишь красные пятна. — Это невозможно. — Но это не все, так же я хочу верфи, которыми располагает кузен вашего достопочтенного супруга. Где вы, видимо, и собираетесь производить свое тайное оружие, не знаю, собирая его в подвалах, ангарах? — Герцог безразлично пожал плечами, выражая свое пренебрежение ко всей кампании. Мотма молчала. Асока невольно потянулась к её руке и мягко сжала пальцы. — Мне нужно подумать, — наконец ответила женщина мертвым тоном. — Конечно, подумать. — Неприятная усмешка озарила лицо герцога. — Времени у нас много. Спешить некуда. Спешат разве что Хатты с более выгодным предложением. — Я поговорю с сестрой. — Буду ждать от неё весточки. А сейчас мне пора. Следующая встреча. Возможно, с вашими коллегами. — В том, как мужчина подмигнул сенатору, не было ни грамма веселья. — Милая, ты идешь? — Оставьте мне её в качестве утешительного подарка, — затребовала Монтма, не глядя на мужчину. Герцог скривил губы и покинул комнату. Асока и Мон так и продолжили сидеть, вцепившись друг в дружку, обе обуреваемые каждая своей яростью. — Если хотите, я могу убить его. Сделаю вам скидку. — Первой молчание нарушила Асока. Мон вымученно рассмеялась и посмотрела в глаза Асоки, вероятно, приняв её слова за шутку. — Я могу вам как-то помочь? — Взамен на ваше молчание? — горько усмехнулась Асока. Но сенатор усталым тоном продолжала упорствовать: — Вы здесь не по своей воле? Я правда хочу вам помочь, не только ради вашего молчания. — Помочь? Ну не знаю, поднять вопрос на очередной сенатской сессии о законе, которые наконец-то начнет сажать сутенеров и их клиентов? Растерянная Мотма порывалась что-то сказать, но Асока прервала её, придав голосу такой твердости, чтобы у женщины не оставалось сомнениям тому, что она сейчас услышит. — Послушайте меня очень внимательно, сенатор Мотма. Эта встреча была ловушкой. Не со стороны герцога, нет. Он всего лишь жадный до денег пройдоха, который сегодня на этой жадности и погорит. — В карих глазах женщины заплескалась волна сомнения. — Но вы должны немедленно уходить. Вейдер здесь. Последние заявление произвело нужное впечатление: если до этого Асока думала, что Мотма была бледна, то сейчас её кожа была подобно пеплу. Губы сжались в тонкую линию, а в глазах отразилась паника. — Кто ты… — Неважно, кто я. Лишь то, что заняты мы одним делом. С сегодняшнего дня вы должны быть предельно аккуратны. Я понимаю, выбор не велик, но вам нужно тщательнее выбирать союзников. Лоялистов уже подозревают в измене. ИСБ приставила шпионов к сенатору Органе. — Я знаю, они приставили шпиона и ко мне. — Взгляд Мотмы стал пустым. — Я все прекрасно понимаю. Асока облегченно выдохнула. Она ей поверила. Хорошо. — Вы ведь не собирались принять его предложение? — Нет, конечно, нет, — коротко качнула головой Мон, и рыжие волосы упали на правую щеку. — И это делает меня ужасным человеком. Какой прок сражаться, если я не готова на жертвы. — Я не та, кто хорош в моральных категориях наших поступков, сенатор. Но как вы и сказали, если вступаешь в битву, рано или поздно всем нам придется чем-то заплатить. Или кем-то. Выбор невелик: жить в обманчивом покое в ограниченном кругу или сражаться со всем миром ради покоя других. — Твои слова напомнили мне о старом друге. Как жаль, что лучшие из нас уходят слишком рано. Тот, кто в отличие от таких, как я, кто действительно смог бы объединить всех. Наверняка они подумали об одном и том же человеке. Асока и сама часто задавалась вопросом, как бы все сложилось, не умри Падме во время родов. Она бы никогда не смогла смириться с тем, что Палпатин сделал с Галактикой. Она бы пошла в конфронтацию открыто и нашла бы способ объединить не способных договориться политиков, мятежников, найдя нужные слова. Асока видела, как бывшая королева Набу проворачивала подобные чудеса из раз в раз в Сенате. Кто знает, быть может и Энакина… Асока покачала головой, не время сейчас думать об этом. — Идемте. Я выведу вас к черному входу. — Но герцог. Он… — Не волнуйтесь. Он вас не выдаст. Я об этом позабочусь. Я подкинула в его карман записывающее устройство, он не зря упомянул хаттов, у него назначена еще одна встреча. Которая станет последней. Через потайной ход, которым пользовался персонал, Асока помогла выбраться Мон из комнаты и провела её через коридоры к запасному лифту, который в свою очередь выводил к посадочной площадке для персонала. Сенатор связалась через комплинк с доверенным лицом, чтобы её немедленно забрали. — Передавайте привет сенатору Органе, — на прощание сказала Асока. — От кого? — От тогруты, что однажды похитила его дочь. Проследив за тем, как лэнсдпидер сенатора встраивается в ровный поток машин, Тано вернулась в здание и присела на ступеньке. За поясом правого чулка, куда, слава Силе, не успела добраться скользкая рука герцога, пряталось небольшое записывающие и считывающее устройство, благодаря которому Асока знала о каждом слове, которое сейчас произносил герцог на переговорах с хаттами. Выслушав сделку полностью, она сохранила разговор на карте и спрятала ту за браслетом. Возможно, ей стоит попробовать выйти на шантаж, а быть может, прибегнуть к силе внушения — в любом случае она не могла отпустить герцога живым или выдать его Вейдеру. Тот вряд ли выдержит пыток Вейдера, и учителю станет известно о Монтме. И потянется цепочка, которая рано или поздно приведет к Бейлу, а потом и к ней. Но оставался вопрос, как красиво избавиться от мужчины, чтобы не привлечь к себе внимание. Не отказаться от уединения, а там — перерезать или свернуть шею? Как бы ни было это грустно признавать, но Асока не могла отрицать, что мысль об убийстве этого мужчины её удручает. Скорее, наоборот. Спускаясь по лестнице, погруженная в мысли, она не сразу обратила внимание на шаги снизу. А потому вздрогнула, когда оказалась лицом к лицу с дивой Ламирой. Освещенные редким искусственным светом глаза женщины как будто отливали золотом поверх зелени. Нефритовое платье, дерзко обнажавшее стройные ноги с двух сторон, волочилось шлейфом по ступеням, подобно утреннему туману. Женщина подарила растерявшейся Асоке добродушную искреннюю улыбку. — Хорошо сегодня поработали, — промолвила дива, поглаживая белоснежный перчаткой перила лестницы. Из горла Асоки вырвался удивленный вопросительный звук. — На нашем выступлении, — смешок прозвучал точно звон колокольчиков. — Ты ведь четвёртая справа. Тогрута из трупы мадам Сциллы. Отличная техника. Тогруты настоящие мастерицы, когда дело касается искусства, не так ли? — Ой, точно, спасибо, — растерялась Асока, как настоящая девчонка, столкнувшаяся со звездой галактических масштабов. — Просто не думала, что вы запоминаете таких как мы. — Таких как вы? — Ну… массовку. Улыбка слегка померкла, но причина налегшей грустной тени заключалась исключительно в нарочитой театральности. — Как сказал бы один мой хороший друг, детали и создают общую картину, а не центр композиции. — Дива заправила кроваво-алую прядь за ухо, и даже этот простой жест выглядел воплощение элегантности. — Я когда-то слышала легенду, что тогруты своим пением могут управлять птицами. Это правда? — Мне не доводилось проверять этот миф. Знаете, я здесь только для ради денег. — Вот как. Очень жалко. У тебя правда талант. Знаешь, что остаётся, когда падают целые цивилизации? — М? — Асока старалась звучать заинтересованно. — Искусство. Люди, гуманоиды, правители, войны, катаклизмы приходят и уходят. Все меняется, но музыка, танцы, картины, рукописи остаются. Важно продолжать дарить людям эмоции. Подумай об этом. — Она слегка приподняла руку так, словно хотела щелкнуть Асоку по носу, но сдержалась. Асока едва сдерживалась от того, чтобы погрузиться в Силу — интересно, могла ли звезда Галактики чувствовать в ней родственный дар? — Да, конечно, подумаю. — А теперь, если ты позволишь у меня назначена тайная встреча, — заговорщицки зашептала дива, приставив ладонь ребром к лицу. — С таким плотным графиком на личную жизнь остается пять минут. В буквальном смысле. Смутившись, Асока молча кивнула и засеменила по лестнице. Только сейчас она поняла, что это был за странный блеск в глазах дивы: взгляд влюбленной женщины. Чуть просканировав пространство, она безошибочно угадала, что-то действительно выжидал внизу. Чуть позже, когда дверь с шипением закрывалась, Тано мельком успела заметить тёмный затылок и зелёную военную форму. Слухи не врали. Но это точно то, что ее не касалось.

***

Вернувшись на последний этаж, где облака за окнами заменяли пейзаж, Асока продолжала хаотично перебирать варианты, касающиеся судьбы герцога. Сам мужчина нашелся быстро рядом с огромным аквариумом, где плавал монстр-осминог, к её несчастью, в компании серьезных свидетелей: нескольких имперцев, мадам Сциллы и самого Вейдера. Последнему не понравится, что она оставила свою миссию. Герцог заметил её первый и, расплывшись в довольной улыбке, жестом руки подозвал к себе. — А, Брина, та занудливая сенаторша все-таки успела вам наскучить. Решили присоединиться к веселью? — Нельзя ведь пропускать праздник, — в тон ему весело отозвалась Асока. — Прошу прощения, что покинула вас. Я готова продолжить. Уединимся? Герцог опешил не столько от её предложения, сколько от оттого, как открыто и главное — перед кем она его озвучила. Зайгеррианка в ужасе покачала головой, предупреждая, чтобы она остановилась. — Я сказала что-то не то, это такой большой секрет, что танцовщиц склоняют к оказанию интимных услуг особых клиентов? Зайгеррианка нервно захохотала и ляпнула какую-то банальность, пытаясь перевести поведение Асоки в шутку. Но Асоку уже было не остановить. Краем глаза заметив, как несколько собеседников увеличивают дистанцию, будто почуяв неминуемую катастрофу разыгравшегося фарса, Тано повернулась к Вейдеру, запрокинула голову и припала плечом к темному лорду. — Если герцог внезапно передумал, почему бы вам немного не развлечься, лорд Вейдер? Разве вы, тот на ком зиждется порядок нашей Галактики, не заслуживаете отдыха в такой день? Окружающие смолки. Даже те, кто стоял вдалеке. Не будь Асока чувствительна к Силе, она бы и без того ощутила, как страх принял физическую форму и сковал каждого свидетеля этой сцены. Разыгрывая дешевую сценку, Асока провела юркими пальцами по поясу Вейдера и вставил в слот крохотную инфокарту. Со стороны её движения выглядели как откровенный и наглый флирт, и стоит признать она заигралась. Как только карта исчезла в поясе, Вейдер склонил шлем, мучительно долгие несколько секунды застыв невидимым взглядом, а затем, к не меньше шоку остальных, крепко обхватил пальцами её подбородок, приблизив к себе. — Почему бы и нет, — ответил Вейдер, и его пальцы с подбородка скользнули к её шее, сомкнувшись плотным кольцом. Асока готова была поклясться, как расслышала в его синтезированном голосе нотки откровенного веселья. Только самой Асоке стало не до смеха: Вейдер, подняв её в воздух, душил по-настоящему. Инстинктивно она вцепилась в его кожаные перчатки, пытаясь разжать пальцы, а ногами — ударить по коленам. Поодаль от них толпились небольшими стайками сливки Империи, не меньшее любопытство выказывал и огромный осьминог, чей единственный исполинский глаз не сводил пристального внимания с раскинувшейся перед ним сцену. Голос разума совладал над паникой и, поняв, что именно от неё требуется, Асока убедительно закатила глаза и издала предсмертный хрип. Вейдер швырнул её в стену, и Тано, подавив вскрик от сильного удара, упала ничком. Тихо, но слышимо для монтралов, хозяйка засетовала на несбывшиеся грандиозные планы на её перспективную тогруту, но громко, придав голосу лести, расплылась в патоке перед темным лордом: — Лорд Вейдер, прощу прощения за это недоразумение. Девушка была новенькой. Сама не знаю, что на неё нашло. У нас приличное заведение. Позвольте загладить вину. Быть может, эксклюзивный танец одних из лучших моих танцовщиц поможет не омрачить этот прекрасный день? — В качестве кого вы предлагаете мне своих танцовщиц? — По вибрирующему тембру Вейдера казалось, что это предложение лишь усилило его гнев. Асока ощутила оцепенение хозяйки. Представила, как широко раскрываются её раскосые кошачьи глаза, как бьется жилка под тонкой кожей шеи. — Я не… — Возможно, Империи стоит пристальнее присмотреться к тому, насколько добровольна работа ваших девушек в нейтральной зоне, где происходят прямо под вашим носом антиимперские сделки. — Но… — Уведите её! Пускай глаза Асоки были крепко закрыты, но она знала, что Вейдер экспрессивно взмахнул рукой, приказывая штурмовикам увести хозяйку. Послышался синхронный топот и громкая мольба женщины, уверяющей, что она ничего такого не имела в виду и ничего такого в её заведении не происходит. Все это время Асока лежала прижавшись щекой к холодному полу, но вот её подхватили подмышки и поволокли по полу — зрелище, которое не раз представало перед ней из-за гнева Вейдера. — А вы и правда совершенно не умеете веселиться, лорд Вейдер. На моей памяти это второй год, когда вы портите праздник. Сначала на моей планете, теперь — здесь, — донесся расстроенный голос герцога. Без капли страха. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули, герцог Демион. Сегодня был ваш последний беззаботный день на свободе, — пророкотал голос Вейдер. — Не имеете права. Ваши аресты незаконны. Это нейтральная зона. И у меня расположение самого Императора. Я застрахован от вашего гнева. Если вы меня в чем-то подозреваете, можете озвучить свои претензии завтра в императорском дворце. — Верно. Вы застрахованы от моего гнева. Но не от несчастного случая. Штурмовики остановились. По звуку интеркома, Асока догадалась: возле турболифта. Но не только это послужило причиной. Двери открылись, никто не спешил заходить в кабину. Тогда Асока осторожно приоткрыла один глаз. Раздался хруст. Маленькая трещинка на стекле гигантского аквариума, тянувшегося через все здание от самого первого этажа, распространилась тонкой паутиной по всему периметру. Глаза герцога, полные ужаса, пересеклись с глазом монстра, и в этот момент вода хлынула из трещин. Стекло рухнуло под истошный вопль. Огромный поток воды захлестнул мужчину и, быстро распространяясь по этажу, ударил в ноги всех присутствующих. Восемь могучих щупалец распластались по полу. Монстр, вывалившись наружу, открыл глаз, приподнял свою тушу на шести конечностях, а остальными сцапал герцога и потянул того к своей обнажившейся зубастой пасти. К воде на полу хлынула кровь из откусанной на пополам головы. Кто-то завопил, кто-то ринулся бежать, но монстра не интересовал никто кроме герцога, от которого тот откусывал по кусочку. Когда его зубы добрались до живота, на пол вывалилась розовая лента кишок. Асока перевела взгляд: Вейдер стоял чуть в стороне, сцепив пальцы на поясе, и наблюдал за процессией, повергшую в шок кого угодно, но не темного лорда. Вода доходила ему до щиколоток. Погрузившись в Силу, Асока столкнулась с темным ликованием, удовлетворением и зловещей радостью. Успел ли он просмотреть сделанные записи за те доли секунд, пока держал её за подбородок или то была спонтанная вспышка гнева, вызванная былой историей — не важно. Асока усмехнулась про себя: гнев учителя сыграл ей на руку. И единственное о чем она жалела, что лично не смогла убить герцога. Наконец, её затащили в кабину турболифта. Двери закрылись. — Пиздец. — Один из штурмовиков озвучил мысль, которая хором пронеслась у десяток свидетелей. — И не говори, — отозвался второй. — Ладно, этот щегол — заслужил. Но как-то жалко девочку. Она ведь не сделала ничего плохого. Можно было просто швырнуть в стену. — Жалко не жалко, ничего не поделаешь, — отозвался второй более строго, — в такой день, перед такими гостями, ей стоило быть осмотрительнее. Как и тебе со своими словами. — Брось, — засмеялся первый, — нас ведь никто не слышит. Его здесь нет. Послышался разочарованный вздох, а за ним ровный строгий тон, близкий к выговору старшего младшему: — Ходят слухи, что ему не нужно слышать. — В каком это смысле? — Один мой знакомый из 302-го сотрудничал с 501-м. Так вот он говорил, что лорд Вейдер может слышать мысли. — Да ладно, это полная чушь, — прыснул от очередного смешка первый, в голосе которого не унималось веселье. В отличие от его серьезного собеседника. — Серьёзно, тот своими глазами видел, как лорд Вейдер задушил капитана с помощью магических способностей и сказал что-то вроде «вам стоит проявлять дисциплину не только внешне». Было это после того, как Вейдера потрепали на миссии, и он едва перебирал ногами. — Жесть какая, — ахнул первый и его пальцы сильнее вцепились в локоть Асоки. — Не завидую тем, кто служит в 501-м. — Ну не знаю, — протянул второй, — для меня было бы большой честью служить под началом лорда Вейдера. Это ведь колоссальный боевой опыт. — Ага, и вероятность схлопотать билет на тот свет из-за неверного чиха, — разочарованно цокнул языком первый, — вон посмотри на дамочку. — Если соблюдать правила, это не грозит. Слегка приоткрыв глаза, Асока быстро сориентировалась на местности: кажется, её притащили на один из этажей, где отсутствовали камеры видеонаблюдения, подобные, якобы приватные меры, организовывались, как теперь понимала тогрута не только ради бизнес-сделок, но и чтобы, не оставляя следов, наслаждаться всеми видами удовольствием. С помощью силы она обрушила висящую на стене картину, проецирующую движущееся изображение гедонистической сценки безобразный хатт в окружении мехов, яств и молодых людей причудливых рас. Охрана замерла и обернулась на шум. В этот момент Асока заставила их головы столкнуться, как две яичные скорлупы — старый прием, который она частенько использовала будучи наемницей. Убивать их не было смысла. А потому, внушив, что они выполнили свою работу, чистенько избавившись от трупа, Асока, как ни в чем не бывало поднялась через служебный турболифт к гримерке, где стянула с себя пропахший герцогов и вином сценический костюм, украшения, вытерла наспех глаза и облачилась в более повседневную одежду. Логичнее было бы покинуть отель, но две опасности — герцог и бывшая «хозяйка» — уже не могли омрачить этот и без того неприятный вечер, потому Асока решила, что заслужила хоть один час провести наедине с собой в приятной компании алкогольных напитков. Она выбрала самый немноголюдный этаж. По сравнению с другими этажами, здесь меньше всего сновало штурмовиков, которых с каждым часов становилось все больше. В баре кроме неё, дроида, наливающего напитки и еще нескольких стаек гостей единственным шумом выступала ненавязчивая музыка. Идеальный антураж, чтобы напиться и забыться, не думая, что на самом деле для Асоки ознаменует этот день. Содержимое шотов менялось как цвета радуги: голубое, зеленое, розовое, синее, красное. На вкус все казалось одинаково горьким. Бармен-дроид не отходил от Асоки, не переставая перечислять последние новинки в индустрии алкогольных коктейлей. Потягивая через трубочку шипучий, слишком сладкий на её вкус коктейль, Асока праздно через зеркальную стену бара наблюдала за счастливой парочкой студентов в совершенно вычурных безвкусных нарядах — ребята кривлялись и фотографировались голоаппарат; попали они в этот отель, скорее всего, даже не по блату, а через чужие связи. Почти как она сама. Алкоголь и усталость на грани апатии притупили, как Силу, так и инстинкты, упустившие момент, когда появление более интересного объекта, подсевшего рядом и заговорившего с ней, как со старой знакомой: — Полагаю, в этот раз вас снова прислали в качестве парламентёра, Ашла. Вздрогнув от неожиданности, Асока обернулась на голос с акцентом, отличающихся тех, что она привыкла слышать будь то центральные или внешние миры. Она бы покривила душой, если бы сказала, что не узнала своего соседа за барной стойкой: его отличающаяся среди военных, исключительно людей, внешность инородца бросалась в глаза: синяя кожа, кровавые глаза. Выпустив трубочку, Асока настороженно поинтересовалась: — Как вы узнали меня? Инородец окинул её пристальным взглядом. — По вашим лекку. — Траун провел пальцами по воздуху вдоль своей острой выраженной скулы. — У тогрут окраска и полосы уникальны. Если только мы не говорим о родственных связях. Возможность совпадения составляет всего девять процентов. — И почему вы решили, что я не попадаю под эти девять процентов? — Слишком много факторов сходятся в одном месте для совпадения, — пожал плечами Траун и принял у бармена-дроида свой заказ: пузырящийся как гейзер коктейль цвета лавы. — Вам бы больше подошло имя Саури. Богини-предвестницы хаоса, разрушений и смертей сарамейского народа. — Мне принять ваши слова за комплимент? — осклабилась Асока; алкоголь, разливающийся по венам, выполнял свою задачу, притупляя гнев, но способствую игривость. — Полагаю для наемницы именно так это и звучит. Все больше Асоку раздражала его манера говорить ровно, почти безэмоционально, но при этом фантастическим образом все равно не скрывать в своих словах откровенный сарказм. — Отнюдь. Я здесь сегодня совершенно в иной роли. — Асока постучала указательным пальцем по хрустальному боку своего стакана. — Верно. Видел ваше выступление. Из вас бы получилась отменная актриса. Быть может, ей и стоило это принять за очередной комплимент, вот только, поймав взгляд мужчины — будто видящий через пугающее алое свечение её истинную суть, Асока задумалась: какое именно из представлений имел в виду Траун. Хуже того, возможно, сама того не ведая, она чем-то привлекла внимание на Рилоте, раз к ней такой острый интерес проявлял капитан военного флота. Поправка: коммандер. На этот раз на груди мундира красовалось не две, а четыре красных квадратов планки. — Поздравляю с повышением. — Асока чуть приподняла стакан. — Благодарю, — Траун легонько кивнул в знак благодарности. — Жаль, что не могу поздравить вас с тем же. В жизни наемника меняются только суммы. — Это тоже своего рода погоны. И меня они полностью устраивают. — Очень жаль, у вас есть способности. И они могли бы пригодиться Империи на службе. А не в грязных тавернах среди сброда из внешнего кольца. — Боюсь, слишком поздно для учебы. И как вы наверняка заметили, Империя не пестрит расовым разнообразием в отличие от своих красивых агитационных речей. — Асока прикусила изрядно развязавшийся язык. Траун на её замечание едва заметно хмыкнул. — Однако перед вами сидит живое исключение. — Исключение на то исключение, чтобы не переходить в закономерность, — настояла на своем Асока и попросила бармена налить ей что-нибудь по крепче. — Мне многим проще служить Империи из грязных таверн по внешнем кольце. Каждый должен заниматься своей работой. — И то верно. — Траун очертил линию подбородка, и на его губах появилась тень ухмылки. — Даже повстанцы по своему служат укреплению Империи, сами того не осознавая. Например, недавнее ужесточение статьи 256 — пособничество экстремистской деятельности. Асока молчала: поперек горла встал удушливой ком, а перед глазами воскресли еще живые в памяти сцены расстрела Лакс Бонтери. — Один мой знакомый полковник из службы безопасности неоднократно упоминал, как важен был этот законопроект, но Сенат больше года не мог прийти к консенсусу. И вот один из пойманных казалось было не особо важных мятежников вывел Империю на след своих сообщников, которые оказались всего лишь ловушкой. Как итог: потеряно несколько тяжелых крейсеров и десятки убитых. Это породило прецедент, более серьезный чем Рилот. И Император немедленно утвердил законопроект. Еле ворочая языком, надеясь, что во всем виноват лишь алкоголь, а не внутренняя дрожь, Асока постаралась произнести как можно небрежно и безынтересно: — Чудесно. Немного ужесточения законов никогда не помешает в качестве превентивных мер. — Именно, — согласился Траун, не отрывая пронзительного взгляда от Асоки, от которого тогруте становилось все больше не по себе. — Кстати, о законе. Вам наверняка интересна судьба арестованных вами офицеров на Рилоте. Едва вспомнив о ком речь, Асока нахмурилась. — Офицеров, превысивших должностные полномочия, судили, — продолжил Траун, внимательно наблюдая за её реакцией, — разжаловав в должностях. — Это такая шутка? — вспыхнула Асока, едва проконтролировав силу, чтобы не разбить бокал не только физическим натиском. — Отнюдь. Суд не определил состава преступления в официальных обвинениях и переквалифицировала это как превышение полномочий. Чего и следовало ожидать. Империя с радостью вешает мирных граждан в центре города, расстреливает повстанцев, отправляет по души неугодных чиновников наемников, но злокачественные винтики своей системы никогда не подвергнет уничтожению. Траун запустил руку в карман, откуда извлек небольшой голопроектор, который протянул Асоке. — По правде говоря, я завязал с вами беседу, чтобы обратиться к вам с профессиональным вопросом. — С профессиональным вопросом? — Мне неизвестны наемники кроме вас. Не хочу привлекать никого из флота из-за личных проблем. У меня кое-что украли, и я хочу вернуть это. Асока включила голопроектор: над барной стойкой замерцало бледно-голубое изображение амулета, инструктированное камнями и незнакомыми рунами. Судя по всему, вещь древняя, представляющая некую ритуальную или фамильную ценность. — У меня есть подозрения, куда его могли увезти. Плачу в качестве предоплаты сорок процентов сейчас и шестьдесят после возвращения амулета. Стоит ли ей соглашаться? Не было ли этой простейшей ловушкой, в которую её заманивали на первый взгляд тривиальным заданием? Но могла ли она отказаться? Когда Траун назвал полную сумму, Асока заключила, что любой наемник не стал бы отказываться от такого куша. А если бы и отказался, это вызвало подозрения, на которые она, в своем положении, не имела права. Погрузившись в Силу, Тано попыталась найти ответ, знак, предзнаменование грядущей опасности, исходящей от инородца. Но Сила ответила неопределенным смутным чувством: будто некий паззл затерялся в космосе и без него, если Асока не протянет руку, рухнет все, включая все ответы на вопросы. И Асока протянула руку.

***

До состояния, когда пол опасно плывет, подобно морским волнам, Асока еще не напивалась, даже когда вынуждена была коротать свободные вечера в кантинах, пока Вентресс находила им новые приключения задания. Со стороны, благодаря стоявшей на автопилоте дисциплине, она могла показаться трезвой, но Асока чувствовала, что сейчас лучшим вариантом будет либо запереться в своем номере и проспаться, даже если внезапно ожившую персону обнаружат утром дроиды-уборщики, которых наверняка оповестили, что номер отныне свободен. Но Асока даже не могла сфокусироваться на номерных табличках и просто дергала ручки, пока не провалилась внутрь. В комнате, освещенной приглушенным космическим синим цветом, находилось несколько лиц: один офицер, расположившись, в широком кресле, поглаживал по обнаженной спине сидевшую на его коленях тви'леку; другой был занят тем, что снюхивал с ягодиц другой девушки, незнакомой Асоке расы, мерцающий разноцветными искрами порошок. Асока тихонько попятилась к выходу и резко выскочила из комнаты, однако её тут же окликнули. — Стой. Басистый грубый мужской голос прокатился эхом по коридору, но Асока не остановилась, напротив быстро засеменив по коридору, удивляясь, как быстро адреналин способен вернуть равновесие. — Ну куда же ты бежишь. Её грубо перехватили за предплечье и дернули назад. С крайне враждебным выражением лица Асока обернулась к офицеру, чей взгляд вразрез его зловещему голосу лучился пьяным весельем. Он был уже немолод и его светлая кожа покраснела от огромного количества выпитого спиртного. — В чем дело? — как можно вежливее, но при этом твердым, не располагающим к непринужденной беседе голосом спросила Асока. — Ты ведь одна из девочек мадам Сциллы. — Я танцовщица. Уже бывшая. Мой контракт сегодня подошел к концу, отчеканила Асока, удивляясь как от того может нести алкоголь сильнее, чем от неё самой. — Да какая разница! — отмахнулся офицер, судя по планке — капитан. — Я тебе хорошо заплачу. Лично. Идем. Это правда, что у тогрут между ног вместо половых губ тенкали? — Я не оказываю подобного рода услуги, — теряя терпение, прошипела Асока, возмущенная нелепицей слухов касаемо анатомии её сородичей. — Подобного рода услуги, — насмешливо повторил капитан. — Ты ведь наемный работник искусства. Ты можешь воспринимать это как часть программы. Он наклонился, проведя мозолистой ладонью по её щеке, Асоку обдало сильнейшей смесью разных алкогольных напитков, которые ударили и в голову, и в легкие и вызвали удушливое чувство тошноты. — А я могу сломать тебе руку, если ты сейчас же не отпустишь меня. — Окончательно разозлившись, Асока сжала ладони в кулаки и обнажили клыки, готовясь к тому, чтобы просто швырнуть его Силой под потолок. — Ого, какая дерзкая. Мы с тобой точно поладим. Хлоп! На её ягодицу легла мерзкая огромная ручища. Этот изрядно поднадоевший спектакль должен был подойти к концу. Асока уже схватила ублюдка за запястье, чтобы перекинуть его через плечо головой вниз — так, чтобы выбить всю дурь вместе с духом. Но внезапно его самодовольное лицо покраснело еще сильнее, но отнюдь не от радости, похоти или алкоголя, а от того, что она начал задыхаться, судорожно хватая ртом воздух. Его рука соскользнула с её ягодицы и схватилась за шею. Сам мужчина взмыл в воздух. И тогда, позади него, в открывшемся пространстве, Асока увидела Вейдера. — Кажется, у вас слишком много свободного времени, капитан, — пророкотал темный владыка, чуть сжимая пальцы правой ладони поднятой вверх. — Раз так, почему бы вам не развлечься и со мной? После этих слов Вейдер резко разжал пальцы и приподнял руку ладонью вверх — следуя этому движению, тело капитана совершило кульбит, а вместе с опущенной рукой имперского палача рухнуло на пол, головой вниз. Асока не шевелилась, взгляд её застыл на неестественно выгнутой шеи имперца и его застывших мертвых глазах, в которых читался ужас последних секунд жизни. Вейдер обошел тело, и полы его плаща скользнули голове мужчины. Сам владыка нажал на кнопку на поясе и проговорил: — Охрана, уберите в третьем коридоре мусор. Капитан перебрал с алкоголем. Отойдя от шока, Асока бросила обвиняющим тоном вместо слов благодарности: — Я могла и сама с ним разобраться. Не доводя до летального исхода. — Не сомневаюсь, — ответил Вейдер, проходя мимо. — Тогда зачем вмешались? — Она бросила неодобрительный взгляд через плечо. — Я полагал, сегодня праздник и мы должны веселиться. — Если это веселье, не хочу знать, что с вами бывает в приступе настоящего гнева. — Наконец-то дельная мысль. Неуверенная, стоит ли ей следовать за учителем, она все-таки направилась в ту же сторону, что и Вейдер, однако сохраняя небольшую дистанцию. — Почему ты все еще здесь? — От вас не поступало приказа покинуть отель, — оправдалась Асока. — Я убил тебя. Этого недостаточно, чтобы понять, что твоя миссия окончена? — Вейдер полуобернулся, и Асока, со свистом втянув воздух, догнала его, идя плечом к плечу. — У вас очень неоднозначные эвфемизмы и шифры. Может, будете делиться ими заранее? — Затем Асока спросила чуть тише, словно у стен могли быть уши: — У вас не будут проблемы из-за… всего? Отель славился своей нейтральностью и безопасностью для гостей. Она обернулась, в этом момент, в другом конце коридора, охрана как раз оттаскивала бездыханное тело. — Его нейтральность была лишь мишурой, созданной самим Императором, чтобы создать видимость приватности. Но его персонал, большая часть, не более чем шпионы, аккуратно сливающие информацию ИСБ. — Тогда зачем направили меня? Если здесь есть свои шпионы? — Потому что система перестала работать. Зайгеррианская падаль, опьяненная жадностью и мнимой властью, поверила, что может создать настоящую автономию внутри Империи, и перекупила наших шпионов. — А герцог? — Не более чем очередной паразит, от которого я очистил Империю. Черное солнце снова задирает голову и протягивает руки на то, что принадлежит Империи. Несколько отрезвляющих пощечин им и их клиентам не помешает. Император считает, что преступностью легче и выгоднее управлять, чем ускорять. А вы с ним не согласны, закончила про себя Асока, усмехнувшись. Они поднялись по турболифту к этажу, где располагалась взлетная площадка для гостей. Вокруг никого не было: откуда снизу доносилась вибрация и эхо музыки, привлекшее внимание монтралов. Рядом располагался концертный зал. И судя по той программе, что помнила Асока, сейчас проходил подводный балет. — Дива Ламиратоже имперская шпионка? — поинтересовалась Асока, глядя снизу вверх прямо в дюрастиловый профиль учителя. — Вы не могли не почувствовать психокинетическую вспышку, использованную на зрителях? Вейдер повернул шлем в её сторону: — И да, и нет. Император знает об её чувствительности к Силе, но как форсъюзер она не представляет ни интереса, ни опасности. Будучи потомком датомирской ведьмы, Лагуна научилась использовать Силу в корыстных целых. Император питает слабость к подобным зрелищам. Опера. Балет. Каждый месяц на Корусант слетаются одни из лучших: и дива Ламира не исключение. Завтра она завершает неделю Восхождения в императорском дворце. Внимая словам Вейдера, Асока одновременно прислушивалась к тревожной музыке: они проходили мимо верхних ярусов балконов, большая часть которых пустовала. — Если хочешь, можешь остаться и насладиться представлением. Удивленно Асока посмотрела на Вейдер, ища подвоха. Но ситх сам направился в сторону балкона, где, расправив плащ, занял свободное место: мягкое глубоко по центру. Асока остановилась у балюстрады: в огромном пространстве концертного зала левитировали мерцающие перламутром водные пузыри, внутри которых происходило таинство танца. Верхние ярусы практически пустовали, но ниже — зрители напоминали джеонозийцев, занявших свои улья. — Не помню, когда в последний раз была на подобных мероприятиях. Вся эта неделя… Такое странное чувство. Это совершенно другая жизнь. Когда живешь в бесконечных погонях, битвах, забываешь, что в любые времена соседствует спокойная жизнь, которой многие умудряются даже наслаждаться. — Этой жизнью, Асока, способна наслаждаться каждая система, если прекратит сопротивляться, ностальгируя по старым порядкам и превознося анархию, — донесся сквозь музыку голос учителя. — Эта планета и ей подобные показательный пример того, что можно достичь, вовремя преклонив колени. Такое возможно, даже во внешних мирах. Таковы последствия истинного порядка. Процветание приходит, когда люди проявляют лояльность к Империи, но не раньше. Асока выпрямилась и, отринув от балюстрады, скользнула в соседнее с Вейдером кресло. — Никогда бы не подумала, что подобный Палпатину может что-то понимать в искусстве. Искусство — это созидание. Разве путь ситхов не разрушение? — У тебя довольно поверхностное и клишированное представление о темной стороне. Не удивительно: джедаи столько лет забивали твою голову ложью. — А откуда мне знать больше о темной стороне? — возмутилась Асока, наклонившись к подлокотнику кресла, глянув на учителя исподлобья. — Вам лишний раз вопрос задать нельзя. Какое же обучение без ответов? — Лучшее обучение, Асока, это практика, — ответил Вейдер. Его шлем был обращен лицом к зрелищу, Асока на мгновение допустила мысль, что он тоже может наслаждаться концертом. Воцарилась тишина. Решив, что вопрос исчерпал себя, Асока отвернулась, но неожиданно Вейдер снова заговорил: — День существует с ночью. А за возведением следует разрушение. Тёмная сторона не предопределяет полного разрушения как самоцели. Любое разрушение отожествляются очистительному огню, освобождающему Галактику от скверны, что проникла в каждый уголок вселенной за столетия правления Республикой. Без разрушения невозможно созидание. Только на пустоши возникает новое. Никому не выгодно править пеплом. Это лишено смысла, Асока. — Да, но Империя опустошила и разрушила многие миры. Империя уже строится на пепле, — резонно заметила Асока. — Ради порядка. Слишком много позволяющая себе чернь понимает слово нельзя, только когда её бьют хлыстом по руке. Репрессивные меры в одних системах предупреждают более разрушительные бунты в остальных. — И в этом нет никакого скрытого смысла, чтобы из чужих страданий черпать силу? Разве не это сделал Император, утопив Республику и Орден в крови? Разве тёмная сторона не стала сильнее благодаря войне и разрушениям? — Ты задаёшь слишком много вопросов. — А вы либо злоупотребляете правом не отвечать, водя меня за нос. Либо обманываете сами себя. — У каждого ситха свое видение темной стороны силы. Через личную цель. Через власть. Ярость. Месть. И даже через искусство. — Искусство? — искренне удивилась Асока. — Очень давно. Еще в эпоху старой Республики, задолго до правила двух, жил ситх, известный как Дарт Момин, его имя кануло в Лету из-за его еретических взглядов на Силу. Забвению его попытались придать не только джедаи, но даже ситхи. Он чествовал силу в своем искусстве, заставляя то, что он называл шедеврами, застывать в вечности агонии: боле, страхе, ужасе — откуда Дарт Момин и черпал свою мощь. Он пытался достигнуть бессмертия через искусство, но нашел его в незавершённом деле. Это он построил мой замок. — Что?! Но как?! — растерялась Асока. — Как он мог построить замок, если был мертв уже больше тысячи лет! — Сила способна и не такое, Асока. Тем, кто ограничен в мышлении и амбициях, никогда не понять, что предела возможностям не существует. Темная сторона — это бесконечное восхождение, в котором нет предела. — А что тогда светлая сторона? — Стагнация и страх перед возможностями, — непоколебимо отчеканил темный владыка, обратив взор маски к Асоке. — Ситхи ищут ответы на вопросы, джедаи страшатся ответов, а потому избегают вопросов. Асока задумалась, едва сдержав себя от иронии, что именно он ограничивает её в ответах. — И где тогда сейчас этот Дарт Момин? — Я уничтожил его. Этот ответ нисколько не удивил Асоку. Представление вновь захватило её внимание: в огромных водных пузырях, приобретших полупрозрачные оттенки алого, часто ассоциирующихся с Империей, несколько ала, кружили по воздуху, подобно снегу, застывшему в танце ветра. — У всех есть слабости, Асока, — тем временем продолжал Вейдер, — они и становятся посмертной колыбелью всех живых существ. Слабостью Дарта Момина была его гордыня, присущая многим творцам. — Даже у Палпатина есть слабости и страхи? — усмехнулась Асока, чуть прищурив глаза. — Больше всех. — Ситх лениво перебирал пальцами по подлокотнику, точно по клавишам музыкального инструмента. — Сидиус боится потерять жизнь, власть и могущество. Его страх так силён, что он совершает ошибки многих предшественников. Ищет бессмертия, как Дарт Малок. Неудержим в своем голоде, как Дарт Нихилус. Одержимость властью во все века способствовала низвержению любых правящих режимов — все потому, что многие были просто не в состоянии контролировать собственное могущество и становились его рабами. Во многом из-за этого галактику захлестнул хаос, во многим из-за этого Сидиус столь болезненно порвался к вершине. Но эта одержимость его и поглотит — так, как он поглотил Галактику. Асока запрокинула голову, прикрыв глаза. Позволяя музыке и тяжелому дыханию учителя резонировать в монтралах, как единому целому. Из того, что она поняла: предтечей низвержения учеником учителя всегда выступали амбиции. Стать могущественнее, сильнее, умнее. И каждое поколение, как будто изощрялось в убийстве предшественника и приумножало давно потерянные знания, принося эту жертву темной стороне. Ей стало одновременно грустно и смешно от мысли, что наверняка каждый считал себя исключением — что с ним это не произойдет. Из-за слепого тщеславия. Как и сказал Вейдер. Ожидал ли предательства Сидиус со стороны Вейдера, несмотря на то, что достигнул цель — низвергнуть Республику и Орден джедаев, как знала Асока из почерпнутых знаний об ордене Дарта Бейна. И ждал ли Вейдер того же от Асоки? Темная сторона уже однажды подталкивала её к убийству учителя. Асока открыла глаза. — И что же стало с Дартом Нихилусом? Его убил кто-нибудь из учеников? — Он поглотил самого себя. По спине Асоки пробежали мурашки, она поежилась, вспоминая о легендах еще со времен обучения в храме: о могущественном ситхе из Триумвирата, поглощавшем сами планеты. Тогда это казалось скорее байками, деформированными временем, нежели правой. Но больше Асока не сомневалась в безграничной природе темной стороны. — А вы значит не боитесь смерти? — Нет. — И считаете, что у вас нет слабых сторон? — Ты знаешь ответ на этот вопрос. На некоторое время они погрузились в молчание. Асока наблюдала за представлением, убаюканная тревожной органной музыкой, эхом разносящейся по залу. Вейдер не торопил её покинуть отель. Его руки расслабленно лежали на подлокотниках. И то, как странно уютно себя чувствовала себя Асока, напомнило ей о былых временах. Однако перед глазами вспыхивали картинки минувшего дня: расчаленное тело герцога, вывернутая шея имперца. В первый раз Асока сочла это за совпадение, но второй. Гнев Вейдер был вызван как будто иной причиной, чем интриги против Империи. Собравшись с духом, Асока осторожно заговорила. — Учитель, у меня есть еще один вопрос. Что о любви говорит тёмная сторона? — Любовь — проявление слабости, — без тени сомнения ответил Вейдер, и было в этом ответе нечто запрограммированное, заученное, механическое. — Слабость недопустима. Привязанности делают нас уязвимыми и жалкими. В жизни ситха нет иной верной спутницы кроме темной стороны. А услады могущества в самой страсти. Слепой и яростной. Придающей силы. Асока откинулась на бархатную спинку кресла и не сдержала веселого смешка. — Вы не находите это довольно ироничным? Взгляды темной и светлой стороны прямо противоположны во всем, но в одном джедаи и ситхи сошлись во мнении, — Асока грустно покачала головой и горько усмехнулась: — любовь запрещена, как проявление слабости. — Джедаи понимали, что брак с тем, кто не способен постичь, каково быть во власти Силы, обречен на провал. Но даже в этом они проявили лицемерие, утверждая, что запрещая бракосочетания, поддерживают чистоту Ашлы. Да, она помнила те расплывчатые престранные объяснения, которым в пору юности не предавала значения. До поры до времени. В конце концов, ей казалось, что джедаи не одиноки в своем стремлении посвятить жизнь великой цели. Как канцлер, о котором многие сенаторы шутили, что тот женат на Республике. Однако сейчас Асока не могла отделаться от мысли, что происходило в императорском дворце при неограниченной власти. К тому же потаканием своим страстям, даже плотским, вязалось с картиной мира, которую Асока представляла о темной стороне. — Но брак, любовь и плотские утехи ведь не взаимосвязаны друг друга? Разве темной стороне не выгодно потворствовать физическим желаниям своих повелителей? Вейдер молчал. Как бы Асоку не раздражала эта недосказанность, ей пришлось смириться, что они вернулись к тому с чего она начинала — риторическим вопросам.

***

Возможно, Асока покривила душой, когда заплетающимся языком, но тоном не терпящим возражений заявила, что сама доберется до шатла. Пол опасно покачивался. Пол в целом ощущался как не самая устойчивая почва, слишком похожая на болото. Или лаву. Асока захихикала, вспомнив детскую игру «пол — это лава», когда они с юнлингами в тайне от мастеров позволяли себе подурачиться. Зато она набралась сноровки. Ведь теперь в её жизни пол действительно в любой момент мог стать лавой. Покачиваясь из стороны в стороны, выставив руки, как крылья, Асока пыталась сохранить равновесие. На неё то и дело оглядывались сливки империи, но когда их взгляды резко скользили за её спину, достопочтенные граждане империи быстро теряли к ней интерес, то резко отводя глаза, то плавно возвращаясь к своим беседам. В очередной раз пол совсем опасно качнулся, и Асока ожидала, что совершит жесткую посадку прямиком на задницу, но неведомые силы удержали её на ногах. Или не совсем неведомые? Асока обернулась: позади неё, чуть поодаль ступал Вейдер, вряд ли бы кто-то из посторонних заметил, что происходит, но по тому, как его рука была слегка приподнята, а указательный и средний пальцы подведены к большому, легко было догадаться, что она все еще держится в относительно вертикальном положении только благодаря нему. Учитель незаметно с помощью силы не давал ей упасть и легонько подталкивал вперед. Движение его пальца едва ли можно было заметить. — Спасибо, спасибо, — зычным, громким голосом отблагодарила Асока, чем снова привлекла внимание публики: несколько гостей проводили её удивленными взглядами. Асока врезала ладонью по кнопке турболифта. И оперлась о стальные двери. Когда створка отъехала в сторону, она чуть не влетела головой вперед, но уже по известной причине сделала широкий шаг и выпрямилась. Вейдер нажал на последний этаж. Двери лифта закрылись. — Что? — икнув, воскликнула Асока. — Вы чем-то недовольны? Вейдер молчал. Асока привалилась к стене и помассировала закрытые веки. — Да бросьте, герцог был прав: сами не развлекаетесь и другим не даете. Когда еще у меня будет тако-о-ой пра-а-аздник. — Я развлекаюсь. Наблюдая за твоим потворствам низменным желаниям. — Я им еще даже не начала потворствовать. — Асока щелкнула пальцами и ударилась монтралами о стену лифта. И все-таки последние несколько бокалов во время созерцания балета оказались лишними. Турболифт остановился. Но не на их этаже. За открывшейся дверью оказалось двое штурмовиков. Увидев нечто не совсем типичное в их жизни — едва стоящую на ногах тогруту и Вейдера, — они не спешили заходить. — Ээ, ничего страшного, мы поедем на следующем. Оба отдали честь. А Асока с силой надавив на кнопку, блокирующую дверь, поманила их рукой. — Заходите, ребята, места всем хватит — Не стоит беспокоиться, мэм, мы подождём. — Ну уж нет, это лифт никуда не двигается, пока вы оба не зайдёте. — Для убедительности своих слов, Асока постучала по панели лифта и прижалась к ней боком. Штурмовики переглянулись. Даже жаль, что их шлемы скрывали лица. Асока бы сейчас отдала все, чтобы посмотреть на их реакцию. В конце концов, они решились присоединиться. Асока попыталась найти нужную кнопку, чтобы привести лифт в движение. С не первой попытке ей это удалось. Атмосфера в лифте повисла напряженная. Штурмовики стояли у самой двери. Не шевелясь. И кажется, даже не дыша. Асока же покачивалась с мыска на носок. — Этот замечательный вечер напомнил мне один похожий день, — заговорила Асока, продолжая раскачиваться. — Да, давно это было. Столько всего тогда произошло. — Она смачно зевнула. — Я тогда получила свой первый подарок. Мой ээ… — почесала щеку, устремив взгляд к люминесцентным лампам, — братишка выиграл мне в тире большого плюшевую туку, представляешь? — Она хлопнула тыльной стороной ладони по плечу одного из штуромовика. Тот оглянулся и немного погодя ответил растерянным тоном: — Это очень мило, мэм. — Мне до этого никто не делал подарков! — продолжала хвалиться Асока, заметно оживившись. Но радостный тон так же быстро сменился на грустный. — Грустно, что мне пришлось его оставить. Не братишку. Кота. Хотя и братишку тоже. Ну как я, при своём образе жизни могла его везде с собой таскать? Не братишку. Туку! Асока развела руками, пытаясь воспроизвести габариты того самого плюшевого туку, тем самым задев обоих штурмовиков, которые в свою очередь хранили очень терпеливое молчание. — У таких, как я, как заведено, — продолжала она свой монолог, — в одной руке одно оружие, в другой — второе. Никакого личного имущества. Понимаешь? Штурмовик явно не понимал, как ему реагировать в настолько нештатной ситуации. Он смотрел на неё, потом оглядывался на Вейдер и вновь перевел взгляд на неё. Другой его коллега по оружию так и стоял, не двигаясь, уставившись в дверь. Словно его здесь нет. — Да, мэм, понимаю, — погодя ответил штурмовик. — С тех пор мне никто не делал подарки, — совсем поникшим голосом вздохнула Асока, а потом неожиданно приобняла штурмовика за шею. — Вот ты! Ты сделал бы мне подарок? — Я не совсем понимаю. — Она чувствовала, как сильно он напрягся. — Подарил бы мне свой бластер? — Ээ, у вас ведь есть свой, мэм. — Его взгляд из-за черных линз явно устремился к оружию, закрепленному на её поясе. — И что с того, я хочу твой! — дерзко фыркнула Асока, кокетливо проведя указательным пальцем по брони на груди. — Не положено, мэм, это табельное оружие, я не могу его вам отдать. — В смысле? — Асока отпустила его шею. Все это время ее объятие большое походило за захват. — Возьмёшь другое! У вас разве нет нигде оружейной комнаты? Запасного сундука, какой-то машины в конце концов откуда выплёвывается, новенькие горяченькие бластеры, когда вы теряете их при стычках? — Боюсь, это работает не так… Я не могу вам его отдать. — Нужно отдать должное, этот имперец выдерживал стоическое хладнокровие. Но у неё еще припрятаны козыри в рукавах. — Знаешь, важно ведь не то, кто ты, а с кем ты пришёл на вечеринку. И как бы подкрепляя свои слова, Асока пропустила руку под локоть Вейдера. Замерли не только все, но и само время. Штурмовик не предпринимал никаких действий, точно ждал, когда Вейдер либо отрубит руку пьяной обнаглевшей торгуте, либо когда отдаст конкретный приказ, что прояснит ситуацию, становящуюся странной с каждой секундой. Но Вейдер молчал, скрестив руки. Только его тяжелое дыхание разносилось по кабине. Нет, Асока бы солгала, что только дыхание. Страх. Такой отчетливый и выразительный. Но не только штурмовика, которому не посчастливилось стать её собеседником, но и его коллеги у двери. Тому было даже страшнее — ожидание, что его очередь может то же настать. Она представила, как по их побледневшим лицам стекает пот, и это принесло странную радость. В конце концов штурмовик протянул ей бластер. Асока приторно сжала руки в замочек и с придыханием воскликнула: — Это мне? Ты же даришь его от чистого сердца? — Да, от чистого сердца, — ответил штурмовик, маской застыв в сторону Вейдера. — Ведь главное это подарок, сделанный с душой, — пожурила Асока, покачав пальцев перед его шлемом. Лифт остановился. Довольная собой, Асока выплыла из кабины, по-ребячески размахивая своим трофеем вперед-назад. Даже пьяная дымка как будто отступила, позволив ей самой, своими силами, подняться на корабль. Она намеренно не оглядывалась. Чтобы там не происходило. Когда она зашла в кабину пилота, Асока прицелилась из бластера в окно, присматриваясь к снующим целям в виде тех же белоголовых шлемов, которых с каждым часов в отеле становилось все больше. Вейдер опустил её руку. — Сядь и прекрати создавать проблемы. — Ты убил их? Правда, убил? — Нервный смешок. — Ну как того офицера. Они ведь слишком много узнали. Вейдер молча готовил шаттл к отлету. — Я даже без силы чувствую витающие в воздухе осуждение. Ну расслабилась чуток. Праздник ведь все-таки. Какой там год воцарения империи? — Она упала в соседнее кресло, забравшись на него с ногами. — Какой там год геноцида джедаев? О, если так задуматься, это и годовщина моей смерти. — Съехала по спинке кресла. — И Энакина. Сколько поводов немного выпить. Правда? Вейдер по-прежнему молчал. Шаттл вылетел с площадки в черное пространство космоса. — Это разве проблема, — Асока вновь икнула, к горлу опасно подошел алкоголь, перемешенный с желудочным соком, — однажды я на своей хрупкой спине тащила своего пьяного учителя и ни одной жалобы не высказала. — Асока получила новый опыт: много алкоголя и полеты, особенно, когда за штурвалом Вейдером, как будто намеренно дергающий корабль, не лучшее сочетание. А потому она отвернулась и свернулась калачиком, прижав к груди бластер. — Но ты этого уже конечно не помнишь. И слава Силе. Она зевнула. Закрыла глаза, стараясь справиться с увеличивающейся тошнотой. И тогда прозвучал голос Вейдера, вызвавший мурашек под задним лекку: — Помню.