The Acolyte

Ледяной порывистый ветер пронизывал до самых косточек: Асока куталась в черный плащ, сильнее надвигая на глаза глубокий капюшон, но тот не спасал от холода. Коррибан — мир, издающий дикий рев, ощутимый теми, кто слышит зов темной стороны. Почти как Мустафар, погруженный в пурпурный полумрак, он славился своей неприветливостью и убийственной концентрацией темной стороны. Чёрные тучи, подобно зловещему предзнаменованию, сгущались по всеми небу, не позволяя умирающему в этой системе солнцу, освещать планету. Ни деревьев, ни травы, ни рек. Полностью сухая, покрытая оранжево-красными скалами, родина первых чистокровных ситхов и священное место для темных путников, способное стать их гробницей раньше времени. Асока ступала по бесплодной почве следом за Вейдером, не задавая вопросов. Знала: спрашивать бесполезно. Опыт научил, что порой благодаря покорности можно быстрее утолить любопытство. Они спускались с крутого горного склона в гробовом молчании. И чем дольше пролегал путь, тем явственно ощущалось темная сторона силы: воздух становился холоднее, а тьма гуще, оседая на коже сыростью разложения. Точно ступали они вдоль невидимого поля боя, ставшего братским кладбищем. Здесь царила сама смерть. Каменные зиккураты и строгие лица, высеченные на склонах гор, ушедших правителей — когда смотришь на пересечении этих таинственных сооружений, то чувствуешь порыв ветра и треск электричества. Кажется, будто сама пыль излучает Силу. Спускаясь по крутому, рыхлому, неустойчивому склону, Асока окликнула учителя, стараясь звучать больше иронично, чем раздраженно: — Не хочу отвлекать вас от созерцания прекрасного, но, на мой взгляд, нам лучше найти иной путь — почва слишком рыхлая, мы можем провалиться под землю. — Мне лучше тебя известны эти места, Асока. — Просто имейте в виду, что моя я и мой опыт охотника вас предупреждали. — Знай свое место, девчонка. Её дерзость заставила остановиться и развернуться владыку ситхов. Какое-то время они молча смиряли друг друга взглядом, точно учитель ожидал от неё покорных извинений, но вместо того Асока, упрямая и дерзкая, зашаркала вниз, бросив: — Почему мы не можем быть на равных? — Потому что таково правило двух. — Откинув плащ за спину так, чтобы тот не мешался, Вейдер продолжил путь. — Да, я прекрасно помню о правиле двух Дарта Бейна. — Асока почти поравнялась с учителем, но помня о треклятой субординации, плелась чуть позади. — Но согласитесь: правило двух исходило из того, чтобы ослабить Республику и уничтожить джедаев. Нашим предшественникам приходилось действовать в тени. Но цель достигнута почти как девять лет назад. И если верить вашим рассказам, Император и сам неоднократно нарушал это правило. И сколько еще могло нарушаться до. Все течет, все изменяется, старые правила изживают себя. Не пора ли писать новую страницу истории? Вы не хотите создать свое правило? — Асока ускорила шаг и выбилась чуть вперед, чтобы видеть профиль молчаливого наставника. — Правило двух Дарта Вейдера, что зиждется на равенстве и взаимоуважении учителя и ученика? — Лучше следи за Силой, Асока, если не хочешь, чтобы местные твари утащили тебя в небо, — предупредил учитель, и его угрожающий голос эхом разнес ветер. Асока фыркнула: — Разве местная флора не вымерла еще тысячелетия назад? — Я постоянно забываю, что ты из тех, кто предпочитает учиться на собственных ошибках вместо того, чтобы внемлить мудрому опыту старших. Колкость пощипывала кончик языка, желая сорваться словами: «Это мудрость в былые годы вынудила вас влезть в костюм жизнеобеспечения». Но Асока сдержалась и прощупала Силу на признак опасности — хотя сама планета представляла собой одну большую опасность и без быстрых смертоносных чудищ — порождений высокой концентрации темной стороны. Путь их пролегал до Долины Темных Лордов — о ней, как и самой планете, до сего дня, Асока слышала лишь из лекций в храме, но и представить не могла насколько величественно и монументально лоно тьмы. Помнится, юнлингом она слышала страшилки от других учеников, что долина Голг кишит мёртвыми мешками костей, сторожащих гробницы монстров, в ожидании приказов своих повелителей. Долина представляла собой разлом в каменном массиве. Расширяясь к устью, каменные стены Долины были гладкими и крутыми, обрываясь в нижней части скалистым горным уступом. С обрыва открывался вид на шесть высоких монолитов в виде мужчин-гуманоидов, склонивших головы. А в стенах верхней части находились гробницы древних ситхов, что с каждым днем оживали перед глазами торгуты на страницах древних свитков. — Что конкретно мы ищем, учитель? — Знание, как сокрушить Императора, отняв у него то, чего он желает больше власти. — Как же я скучала по этим шарадам, — очень тихо прошелестела Асока, присматриваясь к густым облакам, будто грозившим скорым дождем. — Это что-то физическое? Голокрон? — Кристалл, голокрон, свиток — это может быть любая форма. — Это нормально, если я ощущаю чужое присутствие буквально со всех сторон? — Это место — одновременно и упокоение, и заточение темных лордов, — промолвил Вейдер, его стремительные широкие шаги замедлились, когда они достигли разрушенные гробницы. — Земли эти полны не только бренными костями, но и отголоском их былой славы, утраченными знаниями, охраняемые самой Силой. Тысячелетиями последователи, ситхи, республиканцы, джедаи, археологи, пираты грабили планету. Одни считают, что здесь нет ничего кроме эха прошлого, другие продолжают искать ответы на свои вопросы. — Вы упоминали, что знаете эти места. Значит, были здесь с Сидиусом? — Асока прижала капюшон к лекку, чтобы его не сорвал ветер. — Верно. — И не нашли то, что искали? Сила посчитала вас недостойными? Тогда почему считаете что что-то может измениться сейчас? — Это твои слова: «Все течет, все изменяется», Асока. Асока ухмыльнулась. — Ненавижу, когда вы используете мои слова против меня самой. Устье долины тянулось вдоль бесчисленных гробниц и храмов, окаймляющими центральный бульвар. Строения эти выглядели обветшалыми, зыбкими, многие в полуразрушенном состоянии со следами былых бомбардировок, однако все еще стойко охраняющие свои тайны. Ветер, казалось, разносил из их недр зловещий шепот. — В этом месте легко поверить в призраков. — Твое замечание не лишено смысла, Асока. Одни из них едва не свели Сидиуса в могилу. — Вейдер остановился и оглянулся во все стороны, будто искал некий ориентир. — Когда-то, до утраченных знаний, ситхи обладали властью не только над жизнью, но и смертью. Но эта власть была лицемерна и эфемерна: те, кто искал бессмертия, застревали между жизнью и смертью, не имя возможности напрямую воздействовать на физический мир. Асока остановилась, пронизывающий ветер развевал её плащ, поднимал красную пыль в воздух. Холод разложения тянул невидимые когти через узкий вход пирамидальной монументальной конструкции с отличающимся декоративным фасадом. Если Асока не ошибалась, это могли быть руины некогда величавой и зловещей Академий Ситхов, когда ситхов было не двое, а тысячи. Невольно она усмехнулась, представив, насколько похожа была жизнь прежних аколитов с жизнью падаванов на Корусанте. И все же ей стоило серьезнее относиться к былинам: то, что раньше она видела лишь на голоизображениях в храме предстало воочию, ощерившись острой, вставшей дымом шерстью, и ощетинившись острыми клыками, с которым капала вязкая ядовитая слюна. Тук’ата, звери-стражники, служившие в качестве надзирателей за гробницами для защиты от их осквернения, — одна из этих тварей показалась из теней гробницы, встав в позе хищника, готового наброситься, чтобы разодрать жертву в клочья. По спине у Асоки пробежался колючий морозец, а сердце невольно наполнилось страхом. Она положила ладонь на рукоятку меча и отступила слегка на шаг. Однако Вейдер напротив двинулся на зверя и повелительно поднял руку. Тук’ата зарычала и оскалила клыки, а затем ринулась в их сторону. Асока выхватила оружие и активировала красные жужжащие клинки, но Вейдер отбросил зверя назад с помощью Силы и, выставив руку, приказав, чтобы Асока не мешала, двинулся вперед. Больше послушник темной стороны не пытался атаковать Вейдера; не разрывая зрительного контакта, существо опустило голову к земле и издало тихий рык, постепенно перешедший в скулеж. В Силе ощущались грозные, но тонкие манипуляции: Вейдер, завладев разумом зверя, вместо того, чтобы сразить его, отогнал прочь. — Знаете, о чем я подумала, учитель? Оба учения не отрицают, что изначально форсъюзеры использовали обе стороны силы: темную и светлую. У каждого свои детали этой интерпретации, но меня всегда удивляло, почему, если изначально существовало обе стороны, нельзя вновь использовать и светлую и темную? Речь о джедаи Может, на самом деле в этом суть баланса? Может, пророчества как ситхов, так и джедаев ошиблись, когда одно предрекало, что вы должны уничтожить ситхов, а другое — напротив низвергнуть джадаев, возродив порядок империи ситхов? — Я не избранный. — Вейдер резко обернулся и предупреждающе поднял руку. Асока отступила на шаг. — Все эти байки не имеют ко мне никакого отношения. Равновесие джедаев — ложь. Оправдание тотальному захвату власти и искореняю инакомыслию. Они монополизировали Силу, погрузив галактику под плотную завесу своих интриг. Пускай они временно и отказались от своей прямой власти, но продолжали управлять галактикой из-за кулис, став единственной заменой армии. — Но мы делаем то же самое, разве нет? — Каждый раз, когда Асока причисляла себя не только к учению, но и к великому плану, горло сжималось, как при силовом захвате. — Что если Сила должна находиться в саморегуляции и не подчиняться ни джедаям, ни ситхам? Помните Небожителей с Мортиса? Они стороны на этой планете были в настоящем равновесии… — Довольно, — молниеносно прервал Вейдер, не желая выслушивать её ностальгические замечания о той жизни, которая к нему не имела больше никого отношения. Наклонившись, он прошел под сводчатой ветхой аркой, на которой зияли глубокими ранами ситхские руны. Асока прикусила губу и нырнула следом. Холод усилился. Асока растерла озябшие ладони и, приставив к лицу, попыталась разогреть дыханием — но даже оно превратилось в студёный пар. Световой меч Вейдера осветил пространство, учитель направился вглубь, пробираясь сквозь узкий лаз обрушенных внутренних стен. Когда он вновь остановился, Асока зажгла меч и приблизила его мерцающее алое лезвие к письменам, выгравированным на камне. — Порежь свою руку, это лишь малая плата за право продолжить путь, — приказал Вейдер. Асока достала из-за пояса вибронож и быстрым движением рассекла ладонь, которую прислонила к выступающим иероглифам. Символы нагрелись под её рукой и вспыхнули алым светом, обжигая кожу. Асока хотела отпрянуть, но Вейдер удержал её руку, и камни вокруг опасно затрещали. Сверху посыпался песок. Плита стала медленно опускаться под землю, и вскоре они оказались у настоящего входа в храм. Земля была устлана скелетами, многие из них прибывали в броне и масках. — Недостойные, обескровленные храмом, — пророкотал Вейдер, чей чёрный плащ скользил по вековому праху. Асока сжала пальцы в кулак и потянулась к эластичным бинтам, спрятанным в небольшой аптечке, прикрепленной к поясу под плащом. — Было бы неплохо, чтобы впредь вы предупреждали меня до того, как что-то в храме может забрать мою жизнь. — Страх тебе не к лицу. — Мне казалось, страх подписывает темную сторону. — Не для тебя. После проникновения в подземный коридор, проходы ощетинились рядами дул с дротиками, что начали стрелять, стоило сделать малейший шаг. Учитель и ученица искусно отразили их молниеносными ударами световых вечей, а в конце Вейдер вызвал волну, отбросившую дротики прочь. Горгульи в главном коридоре гробницы казалось ожили при появлении незваных гостей и испустили дикий рев, за которым последовал голос ветра, неразборчиво шептавший на ситхском языке. От этого места у Асоки стыла кровью. Перед ними простерлось несколько горизонтальных плит, между которыми простиралась глубокая пропасть, уходящая в саму пустоту. Вейдер не спешил ступить первым, лишь вытянул руку в приглашающем жесте. — Как мило, вы наконец-то позволяете мне идти впереди вас, — не без сарказма проскрежетала Асока, осторожно на пробу одной ногой касаясь плиты. — Я решил опробовать в действии правило двух Дарта Вейдера. Асока готова была поклясться, что вокодер не смог заглушить ответные саркастичные нотки. Но бросить еще один колкий выпад Асока не успела: сверху, из очередной пустоты, на неё стремительно понеслась другая плита. Одна секунда промедления, и от неё остался бы один мокрый след. Но это неё Сила остановила обрушение. Вейдер держал над головой дрожащую руку. Асока попыталась присоединиться, но ничего не вышло. — Почему я… — Используй свой страх во злость, Асока. Возненавидь свою слабость и преодолей её, отбросив прочь, — наставлял Вейдер, продолжая удерживать плиту. — Как только почувствуешь мощь, ступай дальше, и останови обвал с моей стороны. Пропустив сквозь свое сердце гнев, Асока направила всю силу на то, чтобы помочь Вейдеру удержать плиту. Когда темная сторона откликнулась на её зов, она совершила силовой прыжок на следующую плиту. Вновь очередная ловушка попыталась погрести её заживо, и вновь Вейдер удержал обрушение, перепрыгнув на первую плиту, пока Асока удерживал плиту теперь над его головой. Так и продолжилось их восхождение: пока один удерживал, другой перепрыгивал. Но как бы легко это не казалось на словах, Асоке казалось, что она поднимает целую гору. Руки то и дело дрожали, грозясь погрести их навечно. Пот стекла градом. Вейдер оказался прав: страх выступал против неё. Чем больше Асока думала о том, что они могут остаться здесь навсегда, тем слабее становились её руки. Она так сильно разозлилась на саму себя, Вейдера, этот храм, что вспышка гнева едва не разрушила плиту над головой учителя. — Джедаи контролируют Силу через ограничения, ситхи — через власть, — донесся до неё ровный уверенный голос учителя, пока Асока до боли сжимала веки, чувствуя, как пот неприятно склеивает одежду с телом. — Не гнев должен контролировать тебя, а ты использовать его в качестве топлива. Можно потерять контроль и опьянеть от новых возможностей так, что не ты станешь их властителем, а они твоими. Не позволяй этому случиться. Постепенно сбившееся дыхание выровнялась, гнев не отступил, но подобно бури превратился в сильный шквалистый ветер, придавший сил и скорости физической оболочке. Асока с громким рыком совершила еще один прыжок, рукой почувствовав вместо пугающей пустоты у края — твердый камень. Грохот рядом ознаменовал приземление учителя. Обрушилась последняя плита, отрезав их путь назад. — Надеюсь здесь есть отдельный выход. — Асока стерла пот тыльной стороны ладони со лба; голос её немного дрожал от напряжения. Храм — точно параллельный мир, отдельная планета. Несмотря на тьму вокруг, свет здесь исходил от красных потоков, словно кровавых рек, струящихся вдоль каменных стен. Вокруг разносился рокот, так похожий на работу гипердвигателей. Посередине располагался помост, спиралевидной лестницей ведущий в неизвестность вершины. От лестницы их отделяла очередная широкая пропасть. Как бы Асока не пыталась вглядеться в бездну, дна её не было видно. — С помощью силы я подброшу тебя к помосту. Ты разрушишь тот свод, чтобы он послужил мне мостом, — сказал Вейдер. Асока согласно кивнула. Она отбежала назад и, собравшись с силами, стремительно рванула вперёд к самому обрыву. Когда она перепрыгнула, другой берег все ещё оставался слишком далёким, но Силовой толчок добросил её до лестницы. Асока заскользила по черному мрамору, проехавшись на пытках. И не теряя ни секунды разрушила один из помостов, который, накренившись, рухнул на другой берег. Вейдер пересёк разделявшие их расстояние. Однако неожиданно их мост раскололся на пополам, и Вейдер соскользнул вниз. Асока попыталась поймать его с помощью Силы, но та откликнулась им не на пользу, связав плотной нитью, которая потянула тогруту следом за учителем. Даже активированный меч, воткнутый в мраморную ступень не помог спастись от падения. Ступенька тоже раскололась и отправила Асоку впадение. Стены постепенно сужались, замедляя падения, она цеплялась ногами и пальцами за рыхлую землю, но лишь провоцировала обвал. В коне концов падение замедлилась и она соскользнула в узкий проход, найдя учителя. Постепенно мелкие камушки прекратили сыпаться подставленные под удар ладони. Хуже всего было то, что попытка использовать Силу не увенчалась успехом. Только когда обвал прекратился и все стихло, пришло осознание, что Сила оставила не только Асоку. Вейдер, так же прикрываясь рукой, резко выпрямился. В узком лазе не хватало место для двух фигур, а уж тем более для рослой женщины и огромного киборга. Сверху доносился гулкий свист ветра, свет пробивался с трудом, и был приглушенным, но это означало, что выход есть, а их не погребло заживо Проблема заключалась лишь в узком пространстве, буквально парализовавшем их движение. — Поговорим о том, каково это — оказаться между молотом и наковальней? — съязвила Асока гораздо смелее, чем чувствовала себя, оказавшись вжатой в каменную стену владыкой ситхов. — Твой юмор не уместен, Асока. Голос, искаженный вокодером, звучал довольно громко и зловеще в тесном помещении. Дыхание из его респиратора коснулось лица Асоки. От непривычки тогрута непроизвольно дернулась, попытавшись увеличить расстояние, но, болезненно ударившись монтралами о каменную кладку, прошипела и опустила голову веред: лекку мазнули по острому краю маску. — Только, пожалуйста, не круши стены, — взмолилась Асока, наученная опытом, какой метод первым приходит на ум учителю. — Я не хочу получить гробницу в этих землях раньше времени. — Твои предложения? — Низкий бас угрожающе прогрохотал прямо у левого монтрала. Асока поморщилась от резкого резонирующего звука, чуть повернула голову, щекой мазнув по гладкой надгрудной бронепластине, и попыталась расставить руки в стороны, чтобы проверить, сможет ли она вскарабкаться самостоятельно. — Кому-то из нас нужно вскарабкаться первым, и давай признаем, что эти кем-то придется быть мне. — Так уж придется? — усмехнулся темный владыка. Асока просунула руку назад, прикидывая сколько свободного пространства у неё в запасе, искренне надеясь, что Вейдеру не хватит места для использования светового меча, на случай, если он придет к выводу, что расчленение будет лучшим и самым быстрым решением их дилеммы. Крифф, он был так близко, что она даже могла это чувствовать — каждый вдох прижимал ее чуть сильнее к стене. — Я заберусь по тебе, хорошо? Места должно хватить. Но мне нужна твоя поддержка. Не убей меня случайно, иначе тебе придется провести остаток жизни с моим гниющим трупом. — Просто сделай это уже, — прогромыхал Вейдер; резкое движение шлема вновь оставило нижней частью царапину на её лекку, заставив вздрогнуть. Асока опустила руки на его предплечья, призвав учителя прижаться спиной к стене. Расстояние между ними слегка увеличилось, но не намного. По крайней мере панель управления на груди стала в пределах её видимости. — Слушай, я ведь ничего не поврежу тебе, если нечаянно, пока буду забираться, нажму на какую-нибудь кнопку? Она шутливо преподнесла кончик указательного пальца к красной кнопке; раньше ей не доводилось настолько близко разглядывать панель, которая то и дело издавала короткие сигналы. Вейдер не спешил перехватывать её руку, и вскоре Тано поняла почему: сдвинуть хоть одну кнопку или рычаг было не под силы одним простым нажатием. Когда она в этом убедилась, ситх перехватил её руку за запястье и отвел от своего тела. — Что именно мы сделали не так с лестницей? Я должна была перенести тебя? — Залезай, Асока. — То есть с Сидиусом вы не доходили до этой части? Ладно. Это риторический вопрос. Глубокий вдох и выдох. Свободной рукой, пока Вейдер крепко держал её за запястье, Асока ухватилась за его предплечье, а правую ногу поставила на чуть согнутую коленку. Не с первой попытки ей удалось оттолкнуться от земли. Её броня опасно заскользила по панели управления. Но пространство было слишком узким и нестабильным: стоило Асоке попытаться ухватиться за стену, как за опору, на них вновь посыпался песок и камни, и она соскользнула, повиснув на Вейдере. — Крииифф! — долгое пронзительное рычание вырвалось из-за стиснутых зуб. Более длительное и патетичное ругательство пронеслось уже в мыслях, когда Асока почувствовала, как пахом прижимается к его гульфику. И Тано сомневалась, что хоть одна живая душа в Галактике вообще была способна попасть в такую щекотливую ситуацию. По его наклону застывшей маски сложно было сказать, смотрит ли он на неё, но сама мысль, что смотрит — заставила её вспыхнуть от злости на саму себя. — Готова поспорить, будь Сила при вас, вы бы уже придушили меня, — отшутилась Асока, чтобы успокоить учащенное сердцебиение. — Ты знаешь, что я могу сделать это и без Силы, — пророкотал Вейдер, и его рука в кожаной перчатке легла на бок, а другая крепко обхватила за поясницу. Момент казался странно интимным, и когда Вейдер подтолкнул её выше по своему телу, когда их лица оказались близко друг к другу, всего на секунду вспыхнула, как молния, крохотная мысль: что бы он сделал, если бы она наклонилась и прижалась губами к решетке респиратора. Смерть, скорее всего, была бы быстрой и беспощадной, и ей действительно следовало бы перестать думать об этом, но перед глазами вспыхнул образ: ее голова наклоняется вперед, сокращая расстояние между ними, и чувствует острые края маски у своего рта, вкус холодного металла на языке. Асока вздрогнула, сбросив оцепенение. Неосознанно облизнула губы, сглатывая скопившиеся во рту, как от сильного города, слюнки. А затем зацепилась за плечо учителя — гладкую отполированную броню — и, вновь переместив ногу на его согнутое колено, потянулась всем весом выше. Было невероятно тесно: ее спина прижата к стене, а броня зацепились за дюрасталь нагрудной брони. Прикусив нижнюю губу, Асока задержала дыхание и попыталась переместить вес в верхнюю часть туловища, когда Вейдер резко отпустил её бока, чтобы перехватить за бедра, обтянутые черными колготками. С очередным выдохом из респиратора порыв воздуха ударил прямо в верхушку ее бедер, и на этот раз Асока не смогла сдержать реакцию. Ее бедра непроизвольно дернулись, когда теплое дыхание проникло сквозь эластичную ткань, щекоча чувствительную кожу в паху и посылая мурашки по ногам. Она резко вдохнула — словно быстрый щелчок языка, импульс мелькнул и исчез — но что-то внутри нее стало мягким и податливым. Медленно выдохнув, Асока опустила ладонь на гладкую вершину его шлема, чтобы сохранить равновесие и не соскользнуть обратно. Движение было приостановлено. Сама того не желая, она снова сделала глубокий вдох, чувствуя, как в горле отдается стук сердца, и мгновенно почувствовала, как ее тело снова прижали к стене. Только теперь Вейдер владел большим пространством внизу. Он крепко держал ее, стабилизируя, когда она медленно вытянулась и приготовилась встать на его плечи. Его могучая хватка перекрыла кровообращение в ногах, вызвав чувство онемения и покалывания. — Все, подбрось меня, я постараюсь ухватиться за край выступа. Она знала, что ему это под силу. — Если ты сорвешься, клянусь, Асока, я разрублю тебя пополам, даже если это спровоцирует новый обвал. В этом она тоже не сомневалась. Ей показалось, или его голос действительно звучал немного напряженно? Было трудно сказать из-за модулирующих эффектов вокодера. Его пальцы снова впились в ее плоть, вероятно, усугубляя уже имеющиеся там синяки, а затем одним мощным толчком ее подбросило вверх. Она почти ожидала, что снова рухнет вниз, но странным образом продолжала парить в добрых нескольких метрах над ним, совершенно без поддержки. Ощущение было определенно жутким — как будто ее держали невидимые руки или нити, но не совсем. Сила вернулась. По неизвестной причине. А затем её резко отбросило по воздушному потоку. Стены расширялись. До тех пор, пока свет не пробился в мрачное ущелье, и Асока не оказалась в знакомом пространстве, рядом с крутой лестницей, куда, совершив грациозный пируэт, приземлилась сама. Воздух накалился мощным силовым всплеском. Вейдер, точно огромный хищный летучий монстр, выскочил из недр храма и приземлился на несколько ступеней выше Асоки. — Я так понимаю, нет никакой инструкции к этому дому ужасов, как и логики в его действиях, — проворчала Асока, поднимаясь следом. — Сила испытывает нас. На страхи. Амбиции. Желания, — ответил учитель, продолжая восхождение. Когда они почти достигли входа, защищенного руническими письменами, раздался долгий, пронзительный стрекот. Огромные летучие мыши с острыми, как бритвами, клыками и огромным черным жалом, способным распороть одним ударом не только тело, ни и броню, бросились со стен, окружив их со всех сторон. Учитель и ученица синхронно призвали мечи, обрушив удары на рой обезумевших тварей. Их располовиненные тельца падали в бездну. А тех, что не успел достигать клинок, отбрасывало силовым толчком. Выжившие не спешили отступать и бросились ни нижние ступени, пронзая своим жалом и клыками. Мраморная лестница зазмеилась множеством трещин. Пространство вокруг задрожало как при землетрясении. Ступеньки потихоньку начали обрушиваться, и Асока перепрыгивала через одну, чтобы успеть добраться до вершины. Но неожиданно все обрушилось в одну секунду. Если бы Вейдер не схватил её за руку, она бы рухнула в бездну. Сам тёмный владыка держался за ещё не разрушенный край последней ступени, а вокруг них, готовясь пировать, реяли, не прекращая оглушительный стрекот, предвестники смерти. Асока попыталась использовать силу, чтобы забраться самой. Но внезапно осознала, что снова полностью опустошена. Вероятно, тоже испытывал и Вейдер, это бы объяснило, почему его хватка начала ослабевать. В Силе между ними натянулась напряжённая нить — бессилие, ярость и в последний момент, точно сверкнувший в небе хвост кометы — сожаление. Нет! Не делайте это… Но Асока не успела закричать. Вейдер разжал пальцы и отпустил её. Она падала во мглу с удушающей мыслью, что её бросили. Страх неизвестности, предательства окутал порывом колючего ледяного ветра. Но этот страх, переросший во вспышку гнева, не позволил сдаться. Асока зажгла мечи и вонзила в стены, замедлив падение. Пока стена не покрылась трещинами и вновь не унесла в пустоту, в которой… Не было боли. Асока внезапно оказалось в коридоре, посреди трех развилок, откуда исходили голоса — знакомые, дразнящие. Ее друзей. Соперников. Врагов. Я всегда знала, что ты лицемерка, Асока Тано. Ты всегда ступала по тропе джедая, заигрывая с тьмой. Ваши отношения ненормальны, — понукал неестественно ехидный голос Баррис Оффи с левой тропы. — Ты мертва, — не то с горечью, не то с уверенностью возразила Асока. Снова сбегаете от боя, леди Тано. Неудивительно, что ваш мастер бросает вас из раза в раз. В конце концов, яблоко от яблони недалеко падает, — донесся подначивающий голос Дарта Мола из недр среднего пути. — Сражение не всегда путь решения конфликта, — уверенно заявила Асока. — Тогда почему ты продолжаешь бороться? — раздался голос Ассаж Вентресс с правого пути. — За что борешься? Кому ты служишь на самом деле, Асока? — Себе. Я служу себе. И борюсь за свои идеалы, — уверенно ответила Асока, ступая по правому пути. — Тогда отпусти его. — Кого? — Его, — эхом прошелестел голос Вентресс, и Асока остановилась, увидев перед собой два тела. Окровавленного Энакина Скайуокера и обездвиженного Дарта Вейдера, конечности последнего были вывернуты под неестественным углом. — Асока, — совсем слабо прохрипел Энакин, протягивая изувеченную руку, которой ранее зажимал рану на животе. Невольно Асока сделала шаг к своему молодому мастеру, не в силах видеть его страданий. Губы Энакина посинели, а веки с каждым слабым вздохом открывались все медленнее. Но когда Асока хотела уже броситься к нему, она нашла в себе силы отступить на шаг, вновь повернувшись к Вейдеру. Его механическое дыхание стало совсем прерывистым, сиплым и едва слышимым. Из нагрудной панели били искры. Он даже не мог пошевелиться, голова запрокинута назад чуть в бок, только пальцы правой руки слабо подрагивают рядом с рукояткой брошенного светового меча. Это было очевидно. Призраки не стареют. Энакин, молодое воплощение её учителя, не мог быть настоящим. Темная сторона искушала её. Что-то злорадное и тёмное шептало поддаться искушению и спасти Энакина, бросив Вейдера так, как он недавно бросил умирать её. Но… В чем бы ни состояла проверка, Асока должна мыслить хладнокровно, а потому она прошла мимо умирающего джедая и опустилась рядом с ситхом, а затем осторожно приподняла его голову. — Шлем, — прохрипел Вейдер искаженным голосом. — Помоги мне снять шлем. — Разве это не опасно? — Опаснее оставаться в нем. Асока нащупала крепления у основания шеи и щелкнула замком. Аккуратно стянула сначала шлем, а затем, когда воздух с шипением вышел из прорезей, потянула на себя и маску. Глаза — янтарные, полные дерзости, игривости и гнева — заставили вздрогнуть Асоку. Когда она осознала, что смотрит в глаза самой себе. Асока, настоящая она, отшатнулась, больно ударившись локтями о землю. Её двойник, темная Асока, ловко и грациозно поднялась на ноги, больше её тело не скрывал грузный костюм — она перемещалась плавно в эластичной длинной черной тунике, кружа вокруг жалкой слабой себя, на правом рукаве зияла алая имперская эмблема, её монтралы и лекку украшали золотые цепочки. На руках — черно-золотые перчатки — под цвет ботфорт. — Ты так и не прислушалась к совету будущего, Асока Тано, — дерзким тоном проговорил двойник, продолжая кружить. — Тебе велели покинуть Энакина Скайуокера, но ты вновь вернулась к нему. — Она призвала к себе меч. Тот вспыхнул алым. Асока поднялась, вооружившись. Но не спеша нападать. Её волновало иное: — Что ты такое? — Я твои возможности, — промолвила темная Асока, гордо подняв подбородок и чуть сощурив подведенные алыми тенями янтарные глаза, — амбиции. Твое — будущее. Если ты, наконец, прислушаешься к голосу разума. — Это ты-то голос разума? — Провоцирующая усмешка и быстрый обратный взмах мечом. — Я спасение Империи. Я — это цепочка верно принятых решений. Покорись темной стороне силы. Уничтожить Император. А затем, — она протянула к Асоке руку и резко сжала пальцы в кулак, — убей Вейдера. — Звучит невероятно амбициозно, красиво и мало выполнимо. — Сопротивляться бессмысленного. — Темная Асока взмахнула мечом, настоящая Асока блокировала удар. Удар пришелся такой силой, что Тано прокатилась на пятках назад. — Ты уже давно не джедай. Неужели ты позволишь своему таланту, своей мощи прозябать в статусе девочки на побегушках? Или что хуже — беглого ронина? Тебе придётся принять правду. Джедаю никогда не одолеть Императора. Так прими же учение или умри от моего клинка! Асока не сражалась с противником, владельцем двух клинков, со времен битвы при Мандалоре. Но как бы безумно это ни звучало, в схватке с Молом она чувствовала себя увереннее и спокойнее, чем с самой собой. Все её приемы, удары и блоки — были её приемами, ударами и блоками. Асоке казалось, что она просто копирует движение самой себя. Битва измождала. Отбирала силы. А главное — заставляла сомневаться в себе. Та силой, которой обладала темная она, восхищала, интриговала и искушала. Вероятно, позволь она своему сердцу наполниться более густой пеленой тьмы, она смогла бы… — Верно, — подтвердила её темная ипостась. — Выпустив свой гнев, ты станешь непобедимой. Наконец, не будет ни лживой Республики, ни тиранической Империи. Все будет так, как захочешь лишь ты сама. Но для этого тебе нужно избавиться от своей слабости — главной угрозы нашей галактики. — Я не понимаю, — прошипела Асока, оттесняемая назад двойным ударом. Алые искры щипали глаза. — О, еще как понимаешь. Всегда понимала. Если не убьешь Вейдера, погибнешь сама. Если не убьешь Вейдера, повергнешь Галактику в еще больший мрак. Не веришь? Гляди! Темная Асока отшвырнула её с помощью Силы. Но вопреки ожиданиям Асока не столкнулась с промерзлой стеной пещеры, а заскользила по земле, усеянной пеплом и пропитанной кровью. Ветер разносил эхо отчаянного плача. Пепел от сожжённой планеты — деревьев, домов и самих людей — оседал на языки горечью, какой может отдавать только смерть. Вокруг — ничего. Пустота, которую за собой оставляют войны. Она видела подобное не единожды. Но смерть, разрушение и опустошение на этой планете отличались от того, свидетелем чего она была на Войнах клонов. Холод. Мрак. Страх. — Так выглядят тропы, по которым проходит владыка Вейдер, — зашептал собственный голос одновременно из ниоткуда и отовсюду. — Человек, проклявший себя, проклял и всю Галактику. Под ногой раздался хруст. Асока опустила голову и медленно убрала руку с того, что могло бы оказаться высохшей веткой, но то была рука, обглоданная дикими животными почти до почерневших костей. Сотни таких конечностей покрывали планету вместо травы, а алая кровь заполнила собой реки и озера. — Все, кто тебе дорог, будут страдать, — продолжал голос, а Асока, с глубоким уважением к павшим, переступала через их останки, моля Силу упокоить их души. Шелест пепла исчез. Вокруг раздался знакомый гул двигателей. Асока огляделась. Она оказалась на имперском крейсере. На гауп-вахте. На неудобной жесткой скамейке молодая женщина, едва перешедшая Рубикон отрочества, смотрела исподлобья на склонившуюся над ней тень. В тени Асока узнала Вейдера. В пленнице — в этом бесстрашном карем взгляде, напряженных тонких губах и курносом носе — повзрослевшую принцессу Лею. Из нутра черного пыточного дроида показался шприц, погрузивший принцессу в бесконечную вереницу боли. Эту вспышку Асока ощутила явственно, как если бы пытали её саму. Вейдер не задавал вопросов, ища то, что ему было так необходимо, в ослабшем от боли разуме. Но Асока подозревала, что тот наткнется на крепкую защиту как она когда-то. Что сулило альдераанской принцессе еще больше страданий. — Не будет пощады целым цивилизациям, — вновь зазвучал сквозь эхо чужой боли голос. И Асока, резко распахнув глаза, стала свидетельницей молниеносной вспышки, унесшей жизни миллиардов. То, что было когда-то цветущей планетой — раем на земле — исчезло в одну секунду, оставив очередную пустоту — рок проклятия чужого проигрыша. Ты готова обречь галактику на это, позволив своим слабостям руководить тобой? Тебе его не вернуть. Тебе его не спасти. Ты достойна большего. Империя может стать твоей. Пускай змея укусит собственный хвост. Отомсти за всех. За каждого убитого джедая. За лишенного разума клона. За себя. Стань сама силой. Открой свое сердце тьме. — Никогда! — вскричала Асока и разрубила пространство мечами. Вселенная раскололась на части, точно лопнувшее окно. Она вновь оказалась лицом со своей темной сущностью, но в этот раз настоящая Асока не колебалась: сначала пронзила лже-Асоку двумя клинками — точно в сердце — а затем снесла голову. Но голос не исчез, зашелестев за спиной: — Джедаи верят в помощь, ситхи — в предательство. Асока немедля развернулась, элегантным махом ударив по двум клинкам. На этот раз мерцающим белым. На неё смотрел взгляд голубых, уверенных, чуть насмешливых глаз. — Я же верю в себя, — закончил голос. Принадлежавший ей. Облаченной в бесцветное серое панчо. Иная Асока, светлая, с легкостью отвела её клинки, но не попыталась атаковать. — И кто же ты на этот раз? Какая версия меня? Что ты будешь искушать сделать меня? Кого убить? Или напротив сохранить жизнь? — Асока, раззадоренная страшными картинами будущего, показанными свой темной сущностью, сама перешла в атаку. Но белая Асока неестественно прогнулась назад в спине, уйдя от удара, выбила её меч ногой и перехватила за горло. Асока сжала пальцы на её дюрастелевых пальцах. — Прошлое, настоящее, будущее — мы лишь точки зрения. Но истина — одна. Ваши судьбы не разделимы. Каким бы ни был твой выбор, сила найдет способ привести тебя к последней тропе. Ты предначертана для избранного. Для того, кто идёт по небу. Чтобы тот отрубил голову последней змее. Чтобы вернуть истинный баланс. То, с чего все началось. Ты одно из звеньев в цепочке. Светлая Асока ослабила хватку, и настоящая Асока, приземлившись на зеленую поляну, отпрыгнула назад. Она вновь оказалась на планете. В отличие от сожженной дотла — здесь пахло полевыми цветами. Ветер разносил щебетание птиц и гудение световых мечей. Она пошла на их звук. Под сенью величественных дубов сражались двое: она и незнакомый светловолосый юноша. Он держался достойно, но оказался вскоре обезоруженным. Асока наблюдала за собой: не сильно отличающейся от себя прежней, разве что немного повзрослевшей, её лекку отросли почти до пояса, монтралы вытянулись, а несколько полос на лице стали шире. — Знаешь в чем твоя ошибка? — обратилась Асока из видения к своему ученику. Она скрестила руки, одна из которых была сверкающим дюрасталью протезом. — Ты слишком сильно полагаешься на Силу. — Разве это не то что должны делать джедаи? Магистр Йода говорил… — Я знаю, что говорил магистр Йода — сама когда-то была на твоем месте. Но в этом ошибка: нельзя полагаться на старое видение Силы. Так ты не сможешь победить. Понимаешь, джедаи были слугами Силами, слепо подчиняясь ей. Сила настолько застилала им взор, что они не могли разглядеть очевидных вещей. Ситхи же напротив поработили Силу, искалечили её, повергнув вселенную в дисбаланс и мрак. Я предлагаю тебе иной подход, — Асока из видения протянула юноше руку, — стань Силе союзником. Никакого слепого подчинения. Никакого деспотического владения. Вы должны состоять в резонансе: едиными, но различимыми. — Но как тогда отличить добро от зла? — возразил юноша, отряхиваю темные одежды от сухих листьев. — Понятия добра и зла относительны, все зависит от того, с какой точки зрения смотреть на вещи, — менторским тоном возразила Асока. — Один миллион двести пять тысяч человек — так оценивалось количество погибших на «Звезде Смерти». Всего одна торпеда в отводную шахту реактора — и общегалактическая угроза исчезла. А вместе с ней и жизни невинных. — Разве это потеря сопоставима с тем, какое количество невинных людей погибло на Альдераане? — Молодой человек нахмурился, черты его лица заметно ожесточились, а пальцы крепко сжали рукоятку. — И сколько еще могло погибнуть, если бы… — Верно. Но именно так и работает темная сторона: насилие порождает насилие. Именно эту ошибку однажды и совершили джедаи. Уничтожив Звезду Смерти, Альянс твоими руками убил миллион человек. Среди них не было убийц: технический персонал, учёные, семьи военных, врачи и учёные. С точки зрения Империи вы представляете не меньшее зло. Они не знают ни о каких высокопарных понятиях, как джедаи и ситхи, добро и зло. Для них вы — дестабилизирующая галактику террористическая ячейка. В галактике нет невиновных, пока царит дисбаланс. — Асока из видения, уверенная и очень спокойная, опустила веки, сжала дюрастелевые пальцы в кулак, а затем разжала, посмотрев на нечто невидимое, что заключалось в раскрытой ладони. — Когда-то я была на твоем месте. Считала, что стою на стороне великого добра, не осознавая, что я просто убийца, прикрывающаяся джедайскими догмами и играющая на руку темной стороне. Во время клонических войн я косвенно и прямо участвовала в уничтожении тысяч и даже миллионов разумных. Если так рассудить, сильно ли мы отличаемся от Вейдера? Светловолосый юноша яростно сжал губы, в его взгляде читалась непоколебимая уверенность в произнесенных им словах: — Мы делаем это для блага, он — для разрушения. — Свои действия он тоже считает благом во имя великой цели, — покачала головой Асока и подошла к ученику ближе, чтобы дотронуться до его плеч: — сохранения галактического порядка. Очищения от скверны. Многие идейный имперцы считают вас злом. Видишь — проблема точки зрения. Если будешь думать о Вейдере, как о мифическом зле из джедайских преданий о ситхах, рассказанных Йода, или как к боевой машине, как пытался тебе внушить Оби-Ван, потерпишь поражение. Юноша молчал, лишь внимательно смотрел в глаза своей наставницы. Он взглянул на свой меч и спросил: — Я не понимаю, что именно ты от меня хочешь. Чтобы я уничтожил ситхов или отказался от борьбы? Если убийство играет на руку темной стороне… — А чего хочешь именно ты? — очень серьезно спросила Асока, чуть сощурив глаза, вокруг которых образовались мелкие морщинки. — Убить Дарта Вейдера или спасти Энакина Скайуокера? — У этого вопроса есть правильный ответ? Если я отвечу неверно, ты откажешься от моего обучения? — Я лишь скажу, что пыталась сделать и одно, и другое. Но это не значит, что я собираюсь останавливать тебя. Пускай каждый из нас доверяет своему сердцу. — Не Силе? Асока грустно улыбнулась, взяв юношу за плечи. — Каждый раз когда думаешь, что знаешь Силу, понимаешь, как мало на самом деле мы знаем. Будущее всегда находится в движении. Не пытайся его поймать за хвост. Настоящая Асока обернулась, вновь оказавшись в пещере. Напротив неё стояла она с мерцающими белыми мечами — эта версия её отступала, пока не исчезла в тени. Там под сводчатой аркой, на камнях змеились старинные ситхские руны — как бы Асока не пыталась найти в них знакомые значения, язык звучал чужеродно. Все четыре строчки по бокам тянулись в центр. Тано дотронулась до камня, и в голове её раздался голос — ни то мужской, ни то женский, промолвивший собравшуюся в единую надпись на ситхском: «Лишь разделивший боль достоин могущества». Что бы это ни значило, ответ ждет её по ту сторону. Тысячи голосов, от которых мороз пробирал до самых костей. Асока зажгла меч и вонзила его в камень, но тот не разрушился, а поддался назад, открывая проход. Неожиданно холод сменился жаром. В глаза ей от сильного порыва ветра попал песок. Она отвернулась и попыталась проморгаться. Пространство вокруг заполнило множество голосов на хаттском диалекте. Ветер стих, и Асока обернулась. Тьма отступила, её место заняли два знойных солнца, нагревающих раскаленный песок. Его жар Асока чувствовала даже сквозь обувь. Вокруг сновало множество рас. Но всех их объединяла обветренная, выжженная солнцем кожа. Потрепанная стертая одежда. И громкая речь, очень напоминающая ругань. С ног едва не сбил мальчишка, несущий в руках арматуру, — слишком большую и неподъемную для его крохотных детских рук. Асока стояла посреди оживленной площади, где торговали специфически пахнущими блюдами, коврами, спидерами, дроидами и даже разумными существами. Мальчик подбежал к пожилой женщине и вытащил из-за пояса старого вида увлажнитель воздуха, — такие Асока видела в последний раз еще в пору, когда была юнлингам. — Грей, я вчера починил твой увлажнитель, он теперь как новенький, смотри. Пожилая женщина удивленно приняла механизм, который тут же ожил в её руках, замигав бледно-голубым индикатором. — Эни, не стоило, ты что же из-за меня притащился в другой конец улицы, — сетовала Грей, при этом не в силах скрыть радости на просеявшем дебелом лице. — Мне совсем несложно, я тут мимо пробегал. — Но по легкому румянцу на щеках мальчика, Асока догадалась, что это не совсем правда. — Сначала подкармливаешь меня лепешками, теперь носишься со старой техникой, которой впору уже лежать на свалке как и мне, — пожурила старуха. — Прекращай уже это. — Мне совсем несложно. Я обещал вашему внуку, что буду приглядывать за вами. Старуха покачала головой и погладила его нежно по голове. Мальчик, улыбнувшись, снова бросился бежать, неся за собой то, что напоминало деталь от двигателя лендспидера. Наконец, добравшись до старой пыльной лавки, он протянул его тойдарианцу, который, забрав агрегат, ударил мальчика по голове и рявкнул: — Что так долго? Тебя только за смертью посылать! Хочешь, чтобы я растерял всех клиентов и обанкротился?! — Возможно, я бы двигался быстрее, если бы не был голоден, — в дерзкой манере ответил мальчишка. Тойдарианец обернулся, витая в воздухе на покоцанных крыльях и пробрюзжал вдогонку: — Вот она благодарность за хорошее обращение! Другой бы хозяин выпорол тебя до такой степени, что ты есть бы не смог целую неделю, не то что дерзить! Но мальчишка уже юркнул через торговую лавку во внутренний двор, где женщина, стоя на карачках, очищала чей-то залитый маслом и зеленой жижей спидер. Асока остановилась поблизости. Тогрута с трудом несколько минут находилась под солнцем — работать под прямыми лучами знойного солнца казалось ей за гранью возможностей. — Давай я помогу тебе, мама. — Отто увидит, что ты мне помогаешь и будешь злиться. Тебе ведь нужно еще починить лендспидер. — Я все с утра починил, просто не стал ему говорить, чтобы тебе помочь. — Энни, будь аккуратнее. Не зли нашего нового хозяина. — Женщина стерла пот с лица грязным потрепанным рукавом, затем вытерла руки одной из влажных тряпок и погладила сына по голове. — Ты, наверное, голоден. Мы не ели ничего целый оборот. — Ерунда. Я чувствую себя хорошо. Но женщина, оглянувшись вокруг, так словно проверяла не следит ли кто-то за ними, достала из широкого ворота старой робы небольшой холщовый сверток. Внутри него оказался ломать хлеба, который она протянула мальчику. — Вот, держи, до вечера еще ждать очень долго. Отто как обычно задержит нас до глубокой ночи. Тебе еще нужны силы. — А как же ты? — сокрушенно спросил мальчишка, с глубоким сожалением и нежностью смотря на свою маму. — За меня не беспокойся. Я взрослая. Мне нужно не так много питаться, как растущему организму. — Но я уже тоже взрослый! — возразил мальчик, на что мать тепло улыбнулась и нежно погладила его по щеке. Ей все-таки удалось вложить ломать хлеба в его руки. Но мальчик все равно разломал его пополам и одну половину протянул матери. У Асоки сердце сжалось: она поняла, что видит Энакина. Он никогда не рассказывал об этой части своей жизни, но от Оби-Вана Асока знала, что её учитель и его мать были рабами на Татуине. Она и малую часть представить не могла через что им приходилось проходить. Весь оставшийся день они занимались починкой и мойкой техники, Энакин, уже в таком малом возрасте, умело обращался с инструментами, и даже если его об этом не просили, находил поломку и устранял её. Вечером, когда пришла пора уходить, Отто задержал его мать. — Тебе, Шим, придется сегодня снова поработать до утра. Энакин обернулся, Асока почувствовала его тревогу. — Я немножко проигрался в карты, понимаешь, да? Не обессудь, уже был на мили, поставил тебя. Это всего на одну ночь. Легкая же работа, согласись. Полегче дневной будет. Считай полежишь — отдохнешь. На лицо Шим Скайуокера легла тень ужаса, но женщина быстро взяла себя в руки, в её глазах стояли глубокая печаль, покорность на грани обреченности. Сил ей хватило только кивнуть. — Мам, ты идешь? — беспокойно окликнул Энакин. — Энни, возвращайся без меня. Мне придется закончить работу. Боюсь, провожусь до самого утра, — тараторя, объяснилась Шим, стараясь звучать спокойно, но легкая дрожь в голосе её выдавала. — Но ты ведь тогда не выспишься! — Ничего страшного, пацан, от одной бессонной ночи еще никто не умирал! — Хозяин шлепнул мальчишку по спине своими здоровыми четырьмя пальцами, податливая на выход. Но Энакин заартачился. — Если мама остается, я тоже остаюсь! — Пацан, будешь возникать, в следующий раз поставлю тебя. — Нет, прошу вас, не нужно этого делать! — в ужасе вскричала Шим. — Тогда объясни мальцу, что ему пора баиньки. А тебе — продолжать работу. Энакин локтем пнул в пухлое брюхо тойдарианца, тот от неожиданности отлетел в сторону, но времени зря не терял: достал из кармана маленький пульт и нажал на одну из двух кнопок. Энакин упал навзничь, хватая ртом воздух, и схватился на сжавшийся на его шеи ошейник. — Ты сам виноват, я не хотел доводить до этого, — прорычал торговец. — Тебе, Шим, следует лучше воспитывать сына, если не хочешь, чтобы однажды я нажал другую кнопку. Мое терпение не безгранично. Мальчишка умен, но мои нервы того не стоят. Продам вас каким-нибудь извращенцам или конченным бандитам — вспомните тогда доброго Отто, помяни мое слово. Шим обняла свое дитя, прижав его голову к груди, и просидела так какое-то время баюкая. Хозяин отвернулся и отлетел в сторону, ворча под нос, что они его задерживают. Энакин дрожал всем телом, слабо приоткрыл глаза и сильнее прижался к матери. — Мама, ты ведь вернешься? — Конечно, я вернусь, тебе не о чем переживать, Энни. Вот увидишь, когда ты проснёшься, я буду уже рядом. Пространство вокруг наполнилось страхом — глубоким и темным. Тень тойдарианца снова нависла над матерью и сыном — время нежностей подошло к концу. Но не успел тот открыть свой поганый рот, как Асока зажгла красный световой меч и снесла торговцу голову. Та закатилась под стол к запчастям. Асоку всю трясло. Каждая часть её тела, каждая крупица души состояла из ярости. Будь её воля, она бы отрезала ему голову снова и снова, пока не надоест. Когда она обернулась к семье Скайуокеров, Шим все также сжимала кого-то в объятьях, качаясь взад-вперёд, а Энакин стоял напротив и смотрел в глаза Асоки так, словно видел её. А потом Асока заметила тень, отбрасываемую им на стену. И отскочила назад, признав в ней тень Вейдера. Ярость окрасила все в алый цвет. Но виной этому, вскоре осознала Асока, было не её помутившееся зрение, а кровь. На песке. Примитивных песчаных постройках. Металлический запах остро стоял в воздухе. Тела падали одни за другим — их рассекали раны от светового меча. Что это за странная форма жизни? Разумна ли она? Опасна? Асока не знала, но лишь ощущала к ним ненависть и желание стереть с лица земли. Вдалеке сверкали всполохи голубого светового меча. Асока шла на его свет, переступая через трупы, их стало так много — больших и маленьких тел, что, в конце концов, пришлось идти прямо по ним. Энакин отсекал им конечности. Рубил головы. Рассекал от макушки до паха. Разрезал животы, выпуская органы наружу. Рубил от плеча. Страстный танец между яростью и ненавистью, вылившийся в жгучее желание разрушения. Смерти. Асока зашла в один из глиняных шатров и увидела привязанную к распятью женщину, в которой узнала постаревшую Шим Скайуокер. Ясно. Всему виной месть. Путь прямо противоположный стези джедая. Когда Асока вышла из шатра, один из татуинских аборигенов зашевелился под её ногами. Красный клинок осветил ночь, и Асока пронзила им того, кто должен был умереть. А потом все стихло. Ни гудения светового меча. Ни предсмертных истошных воплей. Асока огляделось: большой овальный кабинет со столом у панорамного транспаристилового окна, что открывал вид на переливающийся позолоченной тьмой Корусант. Как давно она не видела бесконечную вереницу спидеров, подымающихся к небу кораблей, неоновые рекламные билборды и бесчисленный поток всех форм жизни, сошедшихся в сердце галактики. И все как на ладони. — Отпуск — это прекрасно, мой мальчик. Даже в наши непростые времена нужно успевать отдыхать. К тому же ты, наконец, сможешь воспользоваться моим подарком и посетить знаменитые гонки на МаластареПланета известна своими крутыми трассами для гонок на подах и запасами топлива. Асока обернулась на голос: мягкий, спокойный, с успокаивающим эффектом бластера, разящим точно в цель. Такими голосами говорят только политики. И один из них сидел за столом. Канцлер Палпатин. Он не сводил пристального взгляда со своего гостя. Энакин фривольно расположился на кресле напротив и уплетал булочки, лоснящиеся от сладкого сиропа. На столе стояли две чашки чая, от которых поднимался душистый пар, распространяя аромат диких ягод. — Мне неудобно, канцлер. Вы слишком щедры ко мне. Билеты на эти гонки покупают едва ли не за год… — Пустяки, — перебил Палпатин, позволив себе мягкую усмешку. — Знаешь, я бы и сам, с удовольствием, съездил вместе с тобой. По мне сейчас наверняка и не скажешь, но в молодости я не мог представить своей жизни без скорости и адреналина. — Короткий смешок, за которым последовал долгий ностальгический вздох. — Гонял на своем спидере при любом удавшемся случае. Порой доставляя некоторые неудобства своей семье. Энакин расплылся в улыбке — той самой, какую дети дарят своим родителям, когда отказываются верить, что их необычайно строгие деловые отцы когда-то наслаждались беззаботными днями. — Но дела государственные, — продолжил канцлер, разочарованно вздохнув, как если бы мечтал скинуть это бремя со своих плеч. — Надеюсь, ты сможешь найти себе компанию, чтобы второй билет не пропал зря, мальчик мой. Асока помнила те гонки — именно её Энакин взял с собой. Как и помнила, что в тот день, несмотря на то, что он оказался в месте, куда давно мечтал попасть, учитель выглядел угрюмым и погруженным в себя. И как бы Асока сдержалась, чтобы не лезть не в свое дело, но чувствовала на учителе отпечаток не остывшего конфликта. И теперь подозревала, почему. Он наверняка позвал Падме, но та отказалась из соображений сохранения их тайны. Вот как этот билет попал в её руки. Энакин промычал и занял себя чаем, чтобы не отвечать ничего неопределенного. — Вам, канцлер, стоит пообещать мне, чтобы вы позаботитесь о своем отпуске, когда война закончится. Вам тоже нужно отдыхать. — Отрадно слышать, что хоть кто-то переживает за такого старика, как я, — хохотнул Палпатина. — Но прискорбно, что, прикрывшись твоими выходными, миссию на Мандалоре поручили Оби-Вану. А не тебе. — Совет решил, что некоторые дипломатические качества магистра Кеноби лучше подойдут для нейтральной зоны, — ответил Энакин, когда закончил жевать. Он потянулся за кружкой и сделала два больших глотка. — К тому же, совет считает, что мне стоит больше времени уделять обучению Асоки. — Он пожал плечами. — В конце концов, у Оби-Вана нет нового ученика, а на мне помимо войны лежит еще одна ответственность. — Асока Тано, — выразительно повторил Палпатин, и Асока уловила, как за обманчивой мягкостью таилась ненависть к ней, даже морщины на его лице заострились подобно шрамам. — Я очень удивился, что они дали тебе падавана, едва ты, Энакин, получил титул рыцаря-джедая. Полагаю, иметь ученика не только большая ответственность, но и неимоверная обуза. Энакин на такое заявление подавился. Откашлявшись в кулак и с трудом проглотив застрявшую мякоть, он бросил на канцлера строгий взгляд. — Вы не правы, канцлер. Точнее я тоже поначалу так думал… Но, если бы не Асока, не могу представить, что бы со мной было… Возможно, меня бы уже не было в живых или… — Его голос стих, а взгляд метнулся к мутному отражению в чашке. — Или? Энакин, так и не закончив предложение, вернулся к трапезе. Палпатин недовольно стучал по подлокотнику. — Я всегда считал, что путем наставника идут те, кто не способен добиться большего. Как можно обучаться самому, если изо дня в день повторяешь то, что давно знаешь. Стагнация, — выразительно закончил он, покачав головой. — Это не совсем так. Вам покажется парадоксальным мое утверждение, но у Асоки есть чему поучиться. Канцлер, не сдержавшись, фыркнул. — Ты никогда не задумывался, что совет приставил к тебе ученика, чтобы следить за тобой? Подавлять? Или даже управлять? — Канцлер выдержал некоторую паузу, чтобы завладеть вниманием своего гостя. Ему это удалось: Энакин опустил половину недоеденной булочки на блюдце, нахмурившись. — Ведь они знали, что как только ты станешь рыцарем-джедаем, — точно подбирая более деликатные слова, канцлер неопределенно взмахнул рукой, — Оби-Ван потеряет на тебя некоторое влияние. — Вы не знаете Асоку, она бы никогда так не поступила, — безапелляционно отрезал Энакни. — Тем не менее, — канцлер поднялся, остановившись у окна и скрестив за спиной руки, — даже когда ты приказываешь ей оставаться на месте, она нарушает субординацию и следует за тобой. Я читал некоторые отчеты. — Это из беспокойства… Асока и в правда бывает чересчур упряма и самонадеянна. Но… Разве я сам не был таким? — Энакин подошел к канцлеру, скрестив руки. — Вероятно, она может и не знать, что совет использует её. Ведомая чужими интригами, в конце концов, она еще совсем дитя. Ты не задумывался, почему совет так насторожен по отношению к тебе, мальчик мой? — Думаю, это все из-за пресловутого пророчества. Они лишь беспокоятся, — отмахнулся Энакин. — Однако, меня расстраивает то, что, даже несмотря на твои заслуги, совет не замечает твоего таланта. Они по-прежнему не дали тебе звание магистра. — Моё время ещё придёт. Когда я повзрослею и стану мудрее. Когда Асока, в конце концов, пройдет испытание и получит звание рыцаря. — Хорошо если так. Но… Думаю, они видят в тебе нечто, что заставляет их бояться, — непоколебимо возразил канцлер, в голосе которого слышалась сталь. На этот раз Энакин ничего ответил и застыв задумчивым взором на сверкающем неоновым вечере экуменополиса. Пускай открыто он и не согласился с канцлером, но Асока почувствовала, как слова ситха поселили в нем зерна сомнений. Она знала, как Энакин, еще до того как пал на темную сторону, относился к канцлеру: почти как к Оби-Вану. Советнику. Хорошему другу. Отцу. То, что происходило за закрытыми дверями кабинета Канцлера, всегда оставалось для неё загадкой. И как бы она ни пыталась расспросить Энакина, он всегда уходил от ответов, как от летящего по встречной спидера. День за днем. Канцлер Палпатин поливал почву под названием «Дарт Вейдер» токсичной водой. И теперь галактики пожинала плоды этих ростков. Гнев с такой силой переполнил Асоку, что она зажгла световой меч, замерцавший алым, отвела оружие назад и резким выпадом вперед пронзила Канцлера насквозь. Лезвие прошло сквозь окно, по которому зазмеились трещины, а транспаристил рухнул наружу. Предсмертный хрип быстро перешел в гулкий смех. Канцлер растворился в дымке. Асока взглянула на свое отражение в осколках, увидев золотистые глаза. И отпрянула, отвернувшись от самой себя. Вновь канцлер оказался за своим столом. Теперь Энакин стоял подле него, а напротив сидела сенатор Амидала, облаченная в непривычно пышные громоздкие одежды. Была она не одна. Среди присутствующих сенаторов Асока признала Бейла Органу и Мон Мотму. — Я понимаю ваши переживания, сенатор, — зазвучал обманчиво мягкий голос канцлера, которым так любят вещать ложь политики. — Но уверяю вас, что назначение губернаторов никак не помешает деятельности Сената. — Значит, поправки в конституцию вноситься больше не будут? Поправки в конституцию. Асока не помнила подобных событий. Вероятно, эти воспоминания приходились на тот период, когда она уже покинула Орден. Когда Падме была беременна. А Энакин оказался в полной власти сладких речей Палпатина. — Мы переживаем тяжелые времена, сенатор Амидала. Изменение конституции необходимо исключительно из соображений безопасности. Я хочу, чтобы это война закончилась как можно скорее, как и любой из вас, — увещал канцлер, но Асока слышала, как с каждым словом, ему сложнее скрывать ядовитые нотки. — Вы знаете прекраснее моего, что старые законы ограничивали действия армии. Ограничивали Республику. И судебные органы, затягивая судебные процессы. И вы прекрасно можете видеть плоды недавно принятых поправок. Перевес наконец-то на нашей стороне. Как только мы захватим Гривуса. Как только война закончится, я гарантирую вам немедленное возвращение к демократии. Лоялисты красноречиво переглянулись между собой. Они сомневались, но хотели верить. — Пытаетесь ли вы найти мирное решение этого конфликта? — упорствовала Падме. — Вы должны верить, что я приму правильное решение, сенатор. Со стороны лицо Падме казалось непроницаемым, но в глазах женщины пылал огонь. Тот самый огонь, готовый защищать то, что дорого; то, что священно. То, что разрушалась на её глазах из года в год, под бурные аплодисменты сенаторов, бесконечно пополняющих счета кровавыми кредитами. Только прекращение войны могло остановить это безумие. И под окончание войны многие видели безоговорочную победу Республики. И как теперь понимала Асока: любой ценой. Даже ценой свободы. Когда сенаторы покинули кабинет канцлера, тот промолвил как бы невзначай: — Их искренность достойна восхищения. Республике не хватает людей, чьи сердца обливаются кровью за судьбу галактики. Хотя, мне кажется, они нам что-то не договаривают. — Канцлер развернулся на кресле к Энакину. — Или что-то скрывают. — О чем вы? — Политикам никогда нельзя доверять. Искусное притворство называют дипломатией. Энакин выглядел сбитым с толку. — Уверен, сенатору Амидале можно доверять. — Для республики настали сложные времена. Кто-то может рассматривать нестабильность как возможность. — Канцлер поднялся с тяжелым камнем сердцем, который намеревался возложить в чужое сердце. — Сенатор Амидала что-то скрывает, я вижу это по её глазам. Я удивлён, что ты, будучи джедаем, не смог этого почувствовать. Окончательно обескураженный, Энакин потупил взгляд, пока не нашел в себе силы взглянуть в глаза канцлера. — Я не чувствую предательства со стороны сенатора Амидалы. — Ты отказываешься принять очевидное. В тебе идёт борьба, Энакин. Последнее предложение исказилось и эхом разнеслось вокруг пространство, которое начало раскалываться на множество осколков, что один за другим наслаивались друг на другу, вонзаясь в сердце. Счастье, некогда царившее в страстном сердце, заменил застилающий глаза гнев. Первые ссоры. Недосказанные претензии. Повисшие в воздухе противоборствующие точки зрения. Все смешалось в одно, но решением этих проблем всегда выступала долгая разлука из-за войны и бурная ослепляющая страсть в короткие моменты единения. И все же все эти недомолвки накапливались как очень тонкие, едва заметные, но ощутимые иголки. Гнев Энакина, когда Падме отказывалась слушаться его приказов прислушиваться к его просьбам. Гнев Энакина, когда Падме приходила в ужас от одной идеи раскрыть их тайну, а ведь нам может помочь канцлер, любые законы наверняка можно переписать, даже законы джедаев. Гнев Энакин, когда Падме оказывалась рядом со своим бывшим. Непозволительно близко. В объятиях. Как никогда не позволяла себе быть рядом с ним на глазах посторонних. Гнев Энакина, когда Падме скрывала свои встречи. Это все скучная политика, Эни, бюджет, гуманитарная помощь, зачем тебе это. Гнев Энакина, когда Падме не воспринимала его страхи всерьез. Порой сны — это просто сны, Эни. Зачем переживать о том, что еще не случилось. Гнев Энакина, когда Падме отказалась от дара, который он преподнес ей. Целую галактику. Когда предала его. Отказалась от него. Не захотела быть его. Гнев, вылившийся в темную энергию, что сомкнулась кольцом вокруг шеи. В короткой мстительной вспышки восторжествовала справедливость: наконец-то больно не только ему, после всех лет. А затем больно вернулась. Троекратно. Десятикратно. Раскинувшись бесконечным космосом, который был достоин того, чтоб быть проклятым. Асока стояла подле тела Падме Амидалы, потерявшей сознание на посадочной платформе Мустафара. То был не прост последний шелест дыхания самой доброй женщины, какую Асока когда-либо знала. Это демократия, Республика, мир погибал от руки павшего джедая. Но гнев — Чей? Её? Энакина? Оби-Вана? Самой вселенной? — занес руку Асоки, и меч обрушился на единственного виновного в погибели Энакина Скайуокера — на него самого. Он отразил её удар, швырнув Силой назад. Асока прокатилась по гладкому холодному полу, усеянному десятками тел. Детей. Оглядевшись, Тано признала в них юнлингов: их тела рассекали знакомое золотистые раны. Коридор наполнился шумом бластерных выстрелов и гудением световых мечей. Асока осторожно перевернулась на бок и вытянулась на ладонях. Стремительно приближающийся Энакин пронзил мечом горло девочки-твилеки, и ссадив её с клинка, призвал Силой другого юнлинга, чтобы схватить за горло и разрубить его по полам. Когда он настиг Асоку — парализованную ужасом правды — его меч беспристрастно рассек и её от самой макушки. Все исчезло. Лишь тьма. Холод. Пустота. Асока медленно открыла глаза — вокруг все плыло и двоилось. Полностью дезориентированная, но охваченная нестерпимой головной болью и тошнотой, Асока нашла опору и, наклонившись, опорожнила желудок. Её рвало несколько минут, пот гладом стекал с ледяного лица, все тело охватило лихорадкой. Годами она считала, что Энакин Скайуокер погиб в храме, защищая юнлингов. Год она пребывала в неведении, отрекаясь от правильных вопросов. Но сейчас знала: все, что она увидела, было правдой. Её темная ипостась права. Единственная верная цель: убить Вейдера. Энакина больше нет. Скатившись по сырой каменной стене, Асока горько завыла и открыла глаза. В мутных неясных очертаниях по стенам крохотной замкнутой пещеры кровоточили алые воды. Точно кто-то на вершине плакал кровавыми слезами. Она лежала на сырой земле в небольшом замкнутом пространстве без какого-либо выхода. Но время, проведенное с Вейдером, научило её не доверять глазам. Потому, когда сил на слезы больше не осталось, Асока медленно выпрямилась, преодолев новый приступ головокружения и тошноты, и приняла медитативную позу, прикрыв глаза. Сила вокруг разливалась подобно ручью, переплетаясь и вновь расходясь на новые устья. Асока не шевелилась. Её дыхание стало медленным и размеренным. Стук сердца почти не отдавался в ушах. В глубоком медитативном состоянии ей казалось, что она сама стала потоком Силы, мерцающим в сводчатой пещере. Сколько она так просидела: минуты, часы, дни. Время исчезло. Постепенно страх улегся, как завеса песка. А вместе с тем очистился и разум. Разве то, что она увидела, что в глубине души подозревала, могло изменить её цели? Она и так знала, что Вейдер монстр: скольких джедаев он сгубил, сколько народов и планет обрек на участь выживания, а не жизни. Но она не отступилась. Темная сторона намеренно пытается отвратить её от цели. Но Асока сможет с ней совладать, использовав себе на благо. Выход есть всегда. И Сила рано или поздно подскажет ей ответ. Темная или светлая. Она должна верить. Она пришла в Долину Темных Лордов за знанием, увидела столь многое и так просто с пустыми руками не уйдет. И точно в насмешку её словам зазвучал отовсюду и в то же время ниоткуда голос: — А ты довольна упряма, страница. Чего ищешь, чего желаешь? Асока не спешила открывать глаза и ответила уверенно, как будто этого вопроса и ждала: — Знание, которое поможет сокрушить владыку ситха. Загадочный смешок раздался прямо в голове: — Кого именно? Асока все же открыла глаза. Перед ней предстала незнакомая женщина, бледная как призрак, коим она и являлась: она не выглядела устрашающей, как ситх, или милосердной, как джедай. По бокам на плечах у неё свисало два седовласых хвоста, украшенных черными лентами. Капюшон, наброшенный на лицо, скрывал глаза. Не молода, но не стара. — Как это интересно. — Теперь голос исходил от женщины. — Вы оба, учитель и ученик, говорите одно, но сердцем желаете совершено другого. Врете не только друг другу, но и сами себе. Асока медленно поднялась с колен, только сейчас почувствовав, как сильно затекли ноги: она практически не чувствовала конечностей. — Вы и с учителем говорили? — осторожно спросила Асока, вглядываясь в лицо незнакомки: женщина подняла голову, пускай её полностью черные глаза были слепы, но их проницательность не уступала зрящим. — И да, и нет. Твой учитель упрям как и ты, пришел за тем, что не смог получить ни один ситх. Голокрон того, кого Орден не понимал, как и меня. — Голокрон Ревана? — прошептала Асока. А затем чуть помедлив скорее констатировала, чем спросила: — Вы Дарт Трея. Правый уголок губ слегка приподнялся — но гримаса падшего джедая едва ли могла сойти за улыбку. — Учителю удалось его получить? — осторожно спросила Асока. — Быть может, одни и считают его си’тари, но это не делает его исключительным в глазах всех. Асока фыркнула. — Он и сам давно не считает себя избранным. — А кем себя считаешь ты? Асока не совсем понимала, что темная повелительница желает от неё услышать. Дарт Трея соединила кончики пальцев, склонив голову так, что капюшон вновь закрыл половину её лица. — Ты не джедай, Асока Тано, но и не ситх. Ты еретичка. Не хочешь подчиняться ни одним, ни другим догмам. Считаешь себя выше Силы. В этом тебе многое от ситха. Но ты слишком милосердна — это в тебе продолжает упорствовать джедай. Увы, как бы твой учитель не обманывался, ему никогда не сделать из тебя темной повелительницы. В тебе нет главного, что движет каждым ситхом — амбиций. Ты ничего не желаешь: ни власти, ни почестей, ни бессмертия. Лишь гоняешься за прошлым, страшась будущего. Асока Недостойная. Вот кто ты. Эту правду Асока снесла достойно — не отвернувшись, не потупив взгляда, не пытаясь перебить владычицу ситхов. — И все же вы появились перед недостойной мной, и на то есть причина. — Пыльцы дрогнули рядом с рукоятью. Как если бы Трея могла видеть, она злостно ухмыльнулось её жесту. — Знаешь ли ты, дитя, кто истинный враг всем нам? Асока посчитала, что ей лучше дождаться ответа. — Сила, — величественно и непоколебимо объявила Дарт Трея разведя руками, и её пышные черные рукава раскрылись подобно крыльям хищной черной птицы. — Сколько войн, разрушений, предательств, бесконечных погонь за бесконечно-вечным — и все из-за Силы! — Я не понимаю, — растерялась Асока. Дарт Трея вытянула руку, указав на тогруту острым ногтем, больше похожим на коготь. — Сила не огонь. Сила — это яд, — сыронизировала Дарт Трея, припомнив слова того, кто создал правило двух.—И этот яд отравляет Галактику. Галактика прекратит мучиться в агонии войн, когда исчезнут, как джедаи, так и ситхи. Когда падет сама Сила. Сила, как и природа, как сама вселенная, не должна иметь ни хозяев, ни рабов. Но если не возможно отпустить свои амбиции, должен исчезнуть предмет спора. Оба учения недостойны — ты понимаешь это, как никто другой. В этом мы с тобой похожи. Мы прошли похожий путь. Нас обеих изгоняли. Предавали. Родись ты раньше, ты могла бы стать мне достойной ученицей. Мы достигли бы многого. Но твое тело, разум и сердце полностью украдено твоим учителем. Даже в этом ты бросила вызов учению. — Я не… — Он тоже видел твое прошлое. Все твои обиды, гнев, желание, ревность, — патетично перечисляла темная владычица, — этот путь открывается лишь немногим, специально созданный ограничительной алхимией Дарта Бейна с его бессмысленным правилом двух. Но голокрон Ревана Вейдеру не получить по простой причине: мой ученик стал един с Силой, как любят выражаться джедаи. Его духа здесь нет. А значит, его знания останутся, погребенными в этой мертвой земле. Темная владычица обошла Асоку, из-за складок её хламиды показался световой меч. Сама Асока в ужасе схватилась за горло: как многое Вейдер видел в её прошлом, и главное — что именно. Трея, будто прочитав её мысли, оскалилась и спрятала руки в широких рукавах, сложив их вместе. — Помяни мое слово, Асока Тано, твой единственный верный путь — убить саму Силу. За эти тысячелетия, сами того не ведая, как джедаи, так и ситхи нанесли ей достаточно ран. Нужен лишь один точный удар. — Отказываюсь, — категорично отрезала Асока, взмахнув рукой, будто мечом. — А ведь я могла бы привести тебя к тайным храмам, о которых неизвестно ни Сидиусу, ни Вейдеру — с древним мощным оружием, способным поставить на колени всю галактику. — Мне это неинтересно, — так же ожесточенно ответила Асока, уверенно покачав головой. В конце концов призраки Коррибана, если верить Вейдеру, едва не убили Палпатина. Речи мёртвых тёмных повелителей уклончивы и вероломны — стоит ли им доверять. — Отдай мне то, зачем пришел Вейдер. Отдай голокрон Ревана. — У тебя плохо со слухом, девчонка? — прошипела Трея. — Я же ска… — Да, духа Ревана здесь нет. Но ты ведь была его наставницей, пускай и в ипостаси джедая: разве ты не можешь отдать мне его голокрон? Некоторое время Дарт Трея не шевелилась. Лишь её плащ колыхал легкий подземный ветер. Она приподняла голову — глаза её, сверкающие тьмой самого космоса, обнажились вместе со злобной улыбкой. — Я в тебе не ошиблась. Ты умна. Никто. Никто, — повторилась она, разомкнув руки, — не догадался до этой лазейки. Но с чего мне тебе его отдавать? — С того, что я решу проблему Силы по-своему. Добро и зло — лишь разное проявление Силы. Способ взаимодействия. Но Сила едина. Только мы сами определяем, из чего черпаем её источник. Как ты и сказала: не будет ни джадаев, ни ситхов. Я клянусь тебе в этом. — Что такое клятва одного ситха другому? — Это твои слова: я не ситх. — Верно. Высокомерие тебе отнюдь не занимать. Ты считаешь, что можешь использовать, как светлую, так и темную сторону. Забавно. — Трея вновь спрятала руки — левая ладонь исчезла под правым рукавом, правая под левым. — Я отдам тебе голокрон. Но откроется ли он вам, посчитает ли достойными — вопрос иной. Вейдер к этому знанию ещё не готов. Но время течет, все изменяется, не так ли? Более того, я преподнесу тебе дар. Только тебе. От меня. Когда-то он принадлежал того, кого я считал союзником, — тому, что как и ты обманывался тем, что способен контролировать Силу. В одной руке Дарт Треи левитировал пирамидальной формы черно-синий голокрон, в другой — сияющий кристаллический алый медальон. Асока не спешила принять дары. — Чей это медальон? Нихилуса? Сиона? Но Трея проигнорировала вопрос, продолжив: — Посмотрим, как ты сможешь совладать с Силой, Асока Недостойная. Дары темной повелительницы пересекли пространство и легли в раскрытые ладони Асоки. — Я преподнесу тебе еще один дар: ты забудешь о грядущем, но прошлое будешь помнить, как настоящее. Когда Асока подняла голову, ледяной, но неосязаемый указательный палец коснулся лба Асоки: внутри неё будто прошлась водная рябь. — Как мне выбраться? — Так же как и вошла. Асока спрятала голокрон и медальон в одном из широких карманов. Достала световые мечи. Подошла к стене, за которой скрывались тайны и дотронулась ладонью до того места, где с противоположной стороны зияли руны. Они ощущались шероховатостью под кожей. Пещеру озарило красное и синее свечение. Асока замахнулась и вонзила лезвия в стену. — Асока Тано. — Тогрута обернулся через плечо. — Ты уже не джедай, но и не ситх. Ты ни то, и ни другое, — путник, идущий по собственной тропе к знанию Силы, а значит обрекаешь себя на вечное одиночество. Ты осознаешь свой путь? — Осознаю. Когда Асока вновь открыла глаза, она все так же сидела в медитативной позе, поджав ноги под колени. Но в этот раз не внутри замкнутой пещеры, а под открытым небом обрушенного входа. Одна. Как и предрек дух Треи. Ей казалось, что она забыла нечто важное, и попыталась восстановить ход событий: как они с Вейдером провались под землю, как он отпустил её. А после… А после она очутилась в ловушке с Дарт Треей, вручившей ей голокрон. Асока достала его из кармана, убедившись в его реальности, и спрятала обратно. Вейдар видно не было. В силе Асока его тоже не чувствовала поблизости. Рядом с обрывом скалы, у входа в храм стоял сид-истребитель. Но не принадлежавший Вейдеру. Сзади донесся грохот. Земля поднималась из самых низов, запечатывая вход в свои тайны. Вход в пещеру медленно исчезал, а на его месте возник песчаный холм. — Учитель! — на всякий случай позвала Асока. Тишина. В сидке пусто. Тел рядом не видно. Асока забралась внутрь. Имперский истребитель сильно отличался от республиканских — тогруте выпал шанс пилотировать подобный впервые. Понадобилось несколько минут, чтобы разобраться с системой навигации. В конце концов, она запустила двигатели и подняла сидку в небо, вышла из атмосферы, вбила координаты системы Мустафар, и корабль совершил прыжок в гиперпространство. Удобно, что их истребители могли сразу прыгать в гиперпространство. Во времена войн клонов таких возможностей очень не хватало — сколько раз им с учителем приходилось дрейфовать в ожидании подмоги. В замке, когда Асока выбралась спустя долгих десять часов из непривычно тесного истребителя, её поджидал дроид-привратник. — Леди Ашла, лорд Вейдер ожидает вашего отчета. — Да, конечно. Он в тронном зале? — Нет. Вам приказано явиться в третий зал для медитаций. — Ладно. Дроид проводил её до входа в третий зал. Первое, что обнаружила Асока, комната отличалась от тренировочных залов, к которым она допускалась. Тускло освещённое помещение в форме восьмиугольника с бесшовными блестящими стенами из черного мрамора. Никакой мебели, за исключением огромной черной сферы, прикрепленной к полу в центре комнаты. Стены этой сферы были покрыты письменами — в его выгравированных рунах она узнала Ур-Киттат, древний язык ситхов. Глядя на надпись, Асока готова была поклясться, что та пульсировала и двигалась, слегка смещаясь в сторону, будто под властью невидимого ветра. Тогрута потянулась к одному из символов, но рука её замерла всего в нескольких сантиметрах от стены, когда она услышала голос: — Не прикасайся к неизведанному, если не готова испытать на себе последствия знаний, превосходящих по силе твое любопытство. Асока оглядела комнату, пытаясь понять, откуда доносился звучный баритон учителя. — Но тебя это никогда не останавливало. Когда он заговорил снова, она поняла, что это исходило из ее собственной головы. По спине у нее пробежал холодок. Их связь крепла. Ей стоило быть осторожнее. Вершина сферы с зазубренными зажимами, имитирующими зубы, будто хищного зверя, медленно поднялась. Изнутри сферы ударил яркий белый свет, и у Асоки перехватило дыхание при виде того, что происходило внутри сферы. Металлические манипуляторы, тянувшиеся от купола сферы, опустили шлем Вейдера на покрытый шрамами голый бледный череп. Звук, с которым шлем застегнулся на горжете темного владыки, слегка срикошетил от холодных мраморных стен, и Асока почти кожей почувствовала их вибрацию. Трон внутри сферы начал медленно вращаться, пока сидящий повелитель ситхов не оказался полностью лицом к стоящей перед ним ученицей. Асока опустилась на одно колено, пытаясь скрыть волнение. — Я полагал, что ты мертва, — вместо приветствий произнес Вейдер. Он сидел в привычной позе для медитаций. Асока подавила желание закатить глаза, но все же съязвила: — Какого вы высокого обо мне мнения, учитель. — Если бы я был иного мнения, я бы не оставил на планете истребитель. — Но вы меня не дождались… — Тебя не было больше месяца, Асока. Асока подняла голову. Как если бы сквозь толщею жуткой маски она могла разглядеть ироничное выражение лица, с которым часто шутил Энакин. Но Вейдер не шутил. Никогда. — Мне казалось, что прошло всего несколько часов… Максимум день, — похолодев от ужаса, ответила Асока. — Время в Силе течет иначе. — Вейдер, опустив ладони на колени, чуть наклонился вперед. — Я чувствую, что ты пришла не с пустыми руками. Ответом ему послужил голокрон, который Асока протянула на ладони. Вейдер призвал его с помощью силы. — По какой-то причине Сила открыла путь именно тебе. Это хороший знак. Благосклонный. Асока посчитала: то, что не произнесено вслух, не может считаться ложью. А потому не стала ни опровергать, ни подтверждать слова учителя. В коне концов, Вейдер никогда не спешил отвечать на её вопросы. В том числе — какие именно знания таил в себе голокрон. — Ты свободна. — Слушаюсь, учитель. Она бы хотела сказать, что забыла то, как Вейдер еще руками Энакина Скайукера душил Падме, расчленял юнлингов так, как когда-то они поступали с дроидами сепаратистов, но ужасающая картина все еще стояла перед глазами. И глядя на неё, как черные сферические стены скрывают за собой учителя, Асока решительно поклялась себе: больше она не будет бояться. Ни Вейдера. Ни себя. Ни Силу. Есть только три пути. Либо он вернет Энакина. Либо убьет Вейдера. Либо сгинет сама, проиграв Силе.