Ангелы моего проклятия

Он ведь тоже что-то чувствует? Разве не так? — Б…босс… Что чувствуете вы? — Что я чувствую к тебе? Ты моя истеричка, моя фарфоровая куколка. Мне нравится играть с тобой. Тебе все ещё удается меня удивлять. Ты часто скалишь зубки, но я так и не понял, зачем. Ты любишь. Обожаешь меня. Ты знаешь, что все будет так, как я скажу. Знаешь, что буду наказывать, — и все равно хамишь… Может, тебе просто нравится порка? В любом случае, кроме тебя никто себя так не вёл, с тобой очень интересно. Скажи, что за интерес играть с тем, кто и так тебя во всём слушает? Разве заставлять — не веселее? Разве причинять боль тому, кто продолжает любить, — не забавно? Что же я чувствую? Ты моя игрушка. Любимая, но игрушка, которой легко найти замену. А что хотел услышать ты? О моей безграничной любви к тебе?! Глупый мой… мой… только мой. На что мне надеяться, если я все еще вещь в его понимании? Я сразу попытался встать с чужих колен. Но, конечно же, Федор не позволил и силой прижал меня обратно к себе. — Куда это ты собрался? Ты забыл, что мне обещал? Ты — моя игрушка и ты будешь подчиняться. — Я люблю! Сильно! Только вас! Вы слышите меня?! Я люблю только своего босса! — Коль, а мне какое дело? Ты все равно скоро умрёшь. Через месяц, через год, неважно, главное, что я найду новую игрушку и даже не вспомню про тебя. Ты ж у меня не первый. Перед тобой скончалось с десяток людей! Ну неужели мне до твоей любви есть дело, солнце? Я хочу трахаться. Хочу слышать твои крики о помощи. Хочу говорить, что люблю, и смотреть на реакцию. Но ты меня не интересуешь как парень. Только как дырка. Я заплакал. Говорю, что ненавижу, но босс прав. Я действительно слишком сильно его люблю! — Аааа, босс! Я люблю! Сильно люблю! Говорю, что ненавижу, но это не так! Прошу, просто услышьте! — Как же ты мило рыдаешь. Он взял мое лицо в руку и силой поднял вверх. — Ну неужели ты так сильно любишь меня? А кто кричал об обратном? Определись уже. — Я люблю! — Даже зная, что я никогда не полюблю в ответ? Даже зная, что ты умрёшь на моих руках и от моей руки? — Я боюсь вас, это правда. Я ненавижу вас за то, что вы сделали со мной. Но это не мешает мне продолжать любить так же, как в первый день. Я сам не понимаю, что со мной! Вы научили меня любить, но так и не научили ненавидеть. Я бы и сам рад отказаться от своих эмоций. Но я не могу! Я хочу быть с вами. Хочу — ради редких счастливых моментов. Вас это удивляет? Тогда скажите, а разве у меня есть выбор? Разве я могу убежать и постараться забыть вас? Я боюсь боли, боюсь смерти, но разве у меня есть выбор? Вы поставили меня перед фактом! — Это заплаканное лицо. Этот приоткрытый от недостатка воздуха ротик. Так и хочется трахнуть его. Мой верный пёсик. Это все, что я о тебе думаю. В состоянии аффекта я делаю рывок, и, придерживая мраморную шею рукой, оставляю боссу засос. — Идиот, отвали! Меня попытались оттащить за волосы, но я крепко впился в шею, лишь через время отстраняясь. Федор сразу прикрыл то место рукой, а второй дал мне пару сильных пощёчин. — Скотина! Я разрешал тебе оставлять метки на мне?! Я едва прикасаюсь к его губам и тихо шепчу «Простите», в следующий момент ударяя его со всей силы по лицу. И, пока он на секунду зависает, я успеваю вскочить с его коленей и даже почти добежать до двери, чтобы позвать на помощь. Но Достоевский одним рывком хватает меня, швыряя на пол. — УБЛЮДОК! КАКОГО ХРЕНА ТЫ ТВОРИШЬ?! РАЗВЕ Я НЕ ГОВОРИЛ, ЧТО ТЫ НЕ СМЕЕШЬ УБЕГАТЬ?! Он начал избивать меня ногами в порыве зверской ярости. — НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! МОЛИСЬ, ЧТОБЫ МНЕ НЕ ПРИШЛОСЬ ХОРОНИТЬ ТЕБЯ СЕГОДНЯ! — Простите меня. Я все ещё вас люблю. Просто не хочу умирать. Мне пришлось пойти на это. — СМЕРТИ, ЗНАЧИТ, БОИШЬСЯ?! Я ТЕБЯ СЕЙЧАС СВОИМИ РУКАМИ УДУШУ!!! УБЛЮДОК!!! Я НЕНАВИЖУ КОГДА МОИ ИГРУШКИ ПЫТАЮТСЯ СБЕЖАТЬ ОТ МЕНЯ!!! Я НИКОГДА ИМ ЭТОГО НЕ ПРОЩАЮ!!! Меня продолжили пинать ногами. Он в кровь разбил мне лицо, но всё ещё не останавливался. — Убежать, значит, захотел?! Ты думаешь, тебе кто-то поможет? И кто меня накажет? Хах… Полиция? Правительство? А может, твои друзья? Ты сам знаешь, что я останусь безнаказан. Я буквально бессмертен! Что они мне сделают? Хотел просить о помощи? Хорошо, давай я тебе кое-что напомню. Меня схватили за волосы, волоча за собой в коридор, где и швырнули на пол. — Ну же, смотри — здесь в паре метров твои коллеги, попроси их о помощи. Мне удалось собрать в себе последние силы, чтобы ползти к заветной свободе. Достоевский медленно шел рядом, с удовольствием наблюдая за моими мучениями. Доползя до ближайшей рабочей зоны офиса я начал звать на помощь. — Помогите! Кто-нибудь! Меня держат в плену! — Но никто и ухом не повел. — Прошу, кто-нибудь! Помогите!!! — Пхаха… Коль, ну разве непонятно? Никто против меня не пойдет. Все они знают, кто их кормит. И кто может прихлопнуть как муху. Я обессиленно упал на пол, а Федор сел рядом на корточки. — И чего ты добился? Я ведь говорил не убегать, говорил, что поймаю? — Д…да, мой босс.… — Тогда к чему был очередной неудачный побег? Ты дальше пяти шагов отбежать не можешь, это так жалко. Знаешь ведь, что слабее! Знаешь, что не убежишь! Для чего тогда злишь лишний раз?! Давай, идём обратно в кабинет, вставай. — Не надо!!! Пожалуйста, только не наказывайте!!! Клянусь, отныне я точно буду слушаться!!! — А теперь наказания боишься? Ха… Здесь нет моих любимых инструментов, так что отыграюсь я дома. А пока тебе лучше поспать, пока я не сорвался прямо в кабинете. — Федор достал из кармана электрошокер пуская по моему телу один продолжительный заряд. Я орал от невыносимой боли. Все мои мышцы сокращались в спазмах и я даже не мог толком сопротивляться. Мир почти сразу потускнел, а вскоре и вовсе поплыл у меня перед глазами. Только нависшую надо мной фигуру босса я мог едва различать. Но совсем недолго. Ведь я потерял сознание… *** Я начал слышать посторонний шум. Все ещё не понимая, что происходит, я пытаюсь открыть глаза, но тяжёлые веки не позволяют этого сделать. Постепенно ко мне начали возвращаться чувства. Я начал ощущать сильную головную боль. Возможно, дело в температуре или в долгой отключке, но чувствовалась сильная слабость и даже лёгкая тошнота. Потом я начал осознавать свое тело в пространстве. Сжав руку в кулак, я ощутил ткань между пальцев. Федор. Я точно всё ещё с ним. Собрав силы, мне удалось открыть глаза. Я все так же сидел на коленях Достоевского, пока тот работал. — Босс… — Т-ш-ш… Помолчи. Ты был таким зайкой, когда спал. Просто молча посиди, как куколка. — Он крепко обнял меня. — Моя куколка… — Но я голоден… — А мне какая разница? Ты ещё смеешь жаловаться и просить меня о чем-то? Когда-то я спас тебя и ты всю жизнь будешь мне обязан. Я ведь немногого прошу, не так ли? Просто посиди неподвижно на моих руках. Меня это успокаивает. Федор зарылся носом в мои волосы слегка целуя макушку. — Будь мы дома, я б тебя на цепь посадил. А пока побудешь на моих коленях. Это мило, когда ты кричишь и сопротивляется, но ты не посмеешь от меня убежать. Если бы меня посмел ударить кто-нибудь другой, его бы уже не было в живых. Какой же ты везучий, раз так заинтересовал меня. Он прижал мою голову к своему плечу. — Свою игрушку я не дам никому. Тебя ещё предстоит должным образом воспитать, но это того стоит. Ты ещё станешь идеальной куколкой. Его тонкие пальцы перебирают белые пряди непослушных волос, убирая с глаз отросшую челку и приглаживая ее назад. Мое сердце билось совсем тихо, я затаил дыхание. Меня гладят, обнимают. Его низкий, но нежный голос раздается прямо под ухом. Но его слова… Они пугают до дрожи. Мне не убежать! Этот псих меня все равно поймает! И начнет «воспитывать», «играть» или «наказывать», неважно, как старательно он придумывает новые слова, чтобы завуалировать пытки и бесконечное насилие. А я люблю… Слишком сильно люблю… Как последний идиот, продолжаю любить. Раздался тихий, но уверенный стук в дверь. Я чуть сжал чужую одежду в руках. И снова мне придется унижаться перед коллегами, покорно сидя с боссом. Федор успокаивающе погладил меня по плечу. — Босс, я принёс вам обеденный кофе. — По ту сторону двери послышался знакомый голос. Ваня. Это точно он. — Войдите. Я попытался обернуться на щелчок дверной ручки, чтобы осмотреть вошедшего, но Достоевский, на этот раз с долей раздражения, прижал меня обратно. — Босс, как и говорил, я принёс ваш кофе. Если что-то ещё понадобится, можете обращаться. — Иван… Сколько лет ты на меня работаешь? — 9 лет, босс… — Хмм… А знаешь, давай я тебе что-то покажу. Федор встал, оставляя меня в кресле. Наши с Ваней взгляды пересеклись, но я постарался состроить невинную улыбку. Когда они с Достоевским пошли к выходу из кабинета, он ещё раз обернулся на меня, словно проверяя, точно ли все хорошо. А я с фальшивой улыбкой лишь приподнял руку, слегка сгибая пальцы в знак прощания. Дверь закрыли на замок. Улыбка спала с моего лица как маска. Я действительно что-то чувствую к боссу. И понимаю ведь, что это ненормально. И даже стараюсь убедить сам себя, что ненавижу его. Что могу не простить. Но чем больше я стараюсь погасить собственные эмоции, тем сильнее они становятся. Я хочу убежать, но это не значит, что я хочу разлюбить. Каждый шаг причиняет мне адскую боль, но я продолжаю идти за своим Федей, как за божеством. Я закрыл глаза, обнимая самого себя и облокачиваясь на спинку большого кресла, представляя его объятия. Одна рука вытирает пару одиноких слезинок, которые мне бы не хотелось кому-либо показывать, и снова я представляю его руки. Почему-то в моем воображении его прикосновения — плавные и аккуратные, совсем не такие грубые, как в жизни. Наверное, меня можно упрекнуть в том, что я влюбился в выдуманный образ, которого никогда не существовало. Но я люблю его любым. И когда он бьёт меня, и когда насилует, когда называет простой игрушкой. Слишком сильно люблю. Я просто не умею злиться на него, не научился... Я поглаживаю себя по голове, пытаясь повторить знакомые движения. И трусь щекой о собственную руку, воображая его ладонь. Как же я хочу дождаться от него ласки. Хотя нет... Я хочу его искренности! Хочу, чтобы он не просто гладил, хочу чтобы любил. Обмануть можно всех... Но не себя. Конечно же, я знаю, что босс никогда не интересовался мной как личностью, ему интересно только мое тело. Но разве я могу что-то с этим сделать? Насильно мил не будешь, мне остаётся только смириться. Я ведь сам должен был понимать это с самого начала. Внезапно в дверном замке провернули ключ. Я, испугавшись, тут же выровнял осанку и положил руки на колени, неумело притворяясь, что ничего не произошло. Федор окинул меня взглядом, наполненным холодом и даже каким-то презрением, именно так мне казалось. Он молча поднял меня на руки вновь сажая на свои колени. — Что вы хотели ему показать? — нарушаю тишину я. — Твой друг получил награду за хорошее поведение. Будешь хорошей игрушкой, тоже получишь свой пряник. А пока тебе пора спать. Он достал из кармана электрошокер и я, испугавшись, оттолкнулся, падая на пол. — Н..н-не... не надо, б..босс! Я ведь послушно сидел! — Ко мне! — Б..босс... — Я медленно отползаю назад. — Не надо... — Ко мне. Ты знаешь эту команду. Мне страшно, я знаю, что меня накажут, если я не буду слушаться, но, даже если буду покладистым, босс все равно не остановится. По моим щекам текут горячие слезы. — Мне очень жаль, что я вас расстроил. Но, пожалуйста, смилуйтесь! Только не электрошокер! Не надо! Я люблю вас! Я буду слушаться! Спина упирается в стену. Бежать бесполезно. Но выражение лица Федора резко изменилось. В его глазах читалась нотка сожаления и тревоги. — Коль... Прости, я снова напугал тебя..? Я закрываю лицо руками, лишь кивая в ответ. Достоевский встал с кресла, присаживаясь в метре от меня и протягивая ко мне руки. — Иди ко мне, солнце, не плачь, не нужно бояться. Я, как последний идиот, обнял его, вытирая слезы о чужое плечо. Босс гладил меня по спине, прося больше не плакать, а в следующий момент мое тело вновь пробил электрический заряд: — Глупый мальчик... Я ведь говорил, что ещё воспитаю тебя. Подонок... И почему я раз за разом ведусь на его уловки?! Он прекрасно знает, чего я хочу, и умело этим пользуется. Я успеваю лишь закричать от невыносимой боли, прежде чем снова окунуться в абсолютную тьму. Шум. Словно какие-то помехи вокруг. Я приоткрыл глаза. Все плывет, а звук становится все громче. Л..лес? Я лежал, все ещё не осознавая, что происходит. Я попытался сесть. Это просто окно. Я нахожусь в машине. — Ляг, идиот! — Послышался грубый, но самый родной голос. Я ничего не ответил, послушно ложась обратно на заднее сидение. Мои руки сильно затекли, так как были туго связаны ремнем. Просто так, на всякий случай. Темнеть начинало все раньше с каждым днём. Темно-синее небо на фоне пустого, в какой-то степени зловещего леса, — это все, что мне удалось увидеть. Именно здесь, на другом конце леса, там, где нет ни одной живой души, там, где меня никто не найдет, стоит двухэтажный особняк. Или же камера пыток, кому как удобнее называть. Федор остановился возле дома, выходя из машины и доставая новую пачку далеко не дешёвых сигарет из кармана пальто. К надоевшему пейзажу добавилась тонкая молочная лента дыма. Черные тяжёлые тучи затянули все небо, прогремел гром. Достоевский запрокинул голову назад, словно угрожая небу, которое вот-вот своим дождем потушит сигарету. По стёклам заморосил мелкий дождь. Федор сделал ещё одну глубокую затяжку и вновь поднял голову, позволяя холодным каплям остудить мысли. Но мелкий дождь становился все сильнее. Где-то вдалеке ударила молния, озарив его лицо светом. По спине пробежал холод, когда я увидел его маниакальную улыбку, которую осветила молния. Мне точно не могло показаться, я уверен на все сто процентов, что босса сейчас конкретно переклинило. Его зрачки сузились — то ли от яркого света, то ли от какой-то мысли в его голове. Губы скривились в совершенно неестественной ухмылке. Сигарета давно потухла под усиливающимся дождем, а он так и продолжал смотреть куда-то в небо, небрежно бросив ее на землю. Его одежда совсем промокла, а по черным волосам стекали серебряные дождевые капли. Я постучал в окно связанными руками, пытаясь привести Достоевского в чувства. Но, кажется, он не услышал меня. Я стучал все сильнее, пока он не перевёл на меня взгляд. Увидев меня, он опустил голову и словно сразу погрустнел. Хотя я даже не уверен, была ли это грусть, скорее — полное отсутствие эмоций. Из его глаз пропало то самое безумие. Он взял свою сумку с переднего сидения, закинув себе на плечо, а после, открыв мне дверь, сразу попытался поднять меня на руки. — Босс... Вы совсем промокли. Он посмотрел на свою одежду, еле слышно вздыхая. Сняв свой плащ, он накинул его на меня, укрывая от грозы. Он взял меня на руки, прижимая к своей, ещё сухой, рубашке. — Моя куколка... Наконец-то он заговорил со мной. А то его молчание сводит с ума. Он погладил меня по щеке, и я хотел было что-то сказать, но лишь громко закашлялся. Федор приложил руку к моему лбу. — Черт. Опять температура поднялась? Кажется, это была плохая идея, — брать тебя с собой...