Искусство вправлять кости

У Джеффа была дрянная память на имена и лица; что тут сказать, он не всегда помнил, кого как звали в его семье. Вон, спроси имя матери, он не скажет тебе прямо сейчас, если вообще скажет. Братца Лью он, к счастью или горю, помнил, но, бывало, что тоже с каким-нибудь Люкасом да и спутает. Но Лью — другой случай. Прежняя адская дисциплина не заставила себя долго ждать, всё вернулось на круги своя. Джефф тогда тихо сидел в медпункте на пару с Кэндис где-то день, в ожидании неведомо чего. Кэндис было очень сложно переварить случившееся, домой даже не пошла, боясь посмотреть в глаза отцу. Нельзя чтобы об этом кто-нибудь узнал, ибо неизвестно, какие слухи потом поплетутся вокруг неё и её родителя. Кэндис лежала на койке в полусонном состоянии, вернее, старалась заснуть, но эмоции били горячим ключом. Джефф же сидел на полу возле кровати, поджав одну ногу к груди. Думал. Горькая, противная вина продолжала изводить его всего, медленно разрезая на кусочки. Не стоит скромничать, не сказав, что с жертвами, перед тем, как убить, он любил играть разными способами, лишь бы лицезреть лакомый кусочек страха и полного контроля над ситуацией. Вудс пару раз насиловал, ведь, как он позже понял сам на собственной шкуре, пострадавший испытывает небывалые, незабываемые эмоции. Ну как, незабываемые. До смерти. Но, как ни странно, сам мерзавец не был жаден до постоянного сексуального насилия, те случаи были просто интересом, неким экспериментом. Как-то быстро надоело, да ещё и некоторые особи умудрялись получать некоторое удовольствие. Вообще не то. Да и сам процесс сексуального насилия был для него каким-то скучным, неинтересным, муторным даже. Скажем так, это было не то чувство наслаждения и удовлетворения, которое он искал. Стоит ли его похвалить за то, что он не был заядлым намильником? Пф-ф-ф... бред. А сейчас всё было наоборот, и Джефф корил себя за то, что позволил втянуть во всё это Кэнди. Было время, отдыхали, попросту стараясь немного прийти в себя физически и морально, как к ним наведался незнакомый Джеффу надзиратель и без прикрас уволок его в родную камеру, чтобы продолжить тюремные деньки так, будто ничего и не было. Стоит подчеркнуть, что мужчина был именно незнакомым. Да, у парня была память плохая, но за этот месяц с хвостиком он столько раз сталкивался с тем или иным тюремщиком, что невольно проскакивала мысль: «О, а это ебло я уже где-то видел». Но с этим человеком такого на этот раз не случилось. Заострил ли Вудс на этом внимание? Естественно, нет. Но позже Джеффри пригляделся: корпус заключённых, столовую, коридоры и душ патрулируют вот прямо совершенно незнакомые личности, даже ни капельку не похожие на тех, что были раньше. Если не по лицу, так по голосу не похожие ни на кого. Что тюремщики, что даже уголовники. Вот тут-то, волей-неволей, Джефф проявил интерес. Сначала его осветлила мысль, мол, неужели прежним мудакам с дубинками и шокерами воздалось по заслугам, и их в тот же день «утилизировали»? Приятно, конечно, однако всё те же удары дубинками не очень. Помимо Кэндис, было ещё одно лицо, которое он запомнил досконально и вплоть до имени. Лицо, которое хер, куда исчезнет из его жизни. Гарольд. — Выколоть бы ему глазки. — Не обращай на него внимание. Джеффри и Кэндис сидели за обеденным столом сотрудников, допивая чай с сэндвичами. В злосчастной столовой. С момента инцидента прошло где-то двое суток, и за это короткое время они сблизились, держались вместе, когда минута располагала. Как и договаривались. Их ситуация была до боли абсурдной и до абсурда болезненной, если можно так выразиться; потому что не каждый сотрудник тюрьмы, приходя на свою прекрасную работу, будет возвращаться сюда с чувством трепета сердца перед уголовным мудаком. Пускай отметим, что Кэнди первый день после случая не покидала стены «Уиннарта», и никого это, видимо, не заботило. Ни других работников, ни начальство. Какого хрена, спрашивается? Да вот такого вот! «Уиннарт» — шаткое, жалкое подобие настоящей тюрьмы. Таков был вердикт Джеффри, в очередной раз невольно анализируя место, в котором очутился. А ещё он здесь является главной боксёрской грушей. За всё время парень ни разу, прямо ни разу не видел, как надзиратели избивали кого-то ещё. Джефф тут один такой одарённый? Как мило с их стороны. — Знаешь, Кэнди, вы меня тут всё позапугали этой помойкой, но ты только посмотри! — сидя за столом, парень обвёл рукой столовую, избегая взглядов любопытных уголовников. «Шли на хер, твари». — Я знаю, что ты хочешь донести, Джефф, — она тревожно посмотрела на юношу, поджав плечи. Джеффри снова посмотрел на неё и не упустил её зашуганность. Хотелось спросить, почему она вечно такая? Но, ясное дело, акт публичного позора накладывал свои отпечатки. Однако Кэндис почти всегда такой была при нём. Хотелось расспросить её о многом, ведь он мало чего знал о ней. В том смысле, что прошлое, жизнь вне тюрьмы и подобное этому было ему закрыто. Да, Джефф мог спокойно жить без этой информации, но что-то его тянуло узнать Кэндис как можно больше. – здесь не всё просто, как кажется. — Да? И что же? Просвяти, — Вудс смирил девушку выжидающим взглядом, под столом трясся ногой. Бесит, что все ему говорят, как тут сложно, но никто так и не может объяснить все эти сложности. Джефф мог только чувствовать подвох в настолько беспечной обители самых ожесточённых пленников Америки, если не мира, но разобраться то хотелось больше в этом. – ну? Кэнди молчала, опустив глаза и нервно потирая ладони. — Говорила же, не всё мне известно об этом месте. Лишь то, что желание отсюда сбежать у пленников высоко, но в конечном итоге эти люди ни к чему не приходят и остаются здесь. — Значит, старались плохо. — Ты же сам видел, что случилось с тем бедолагой, который пытался бежать, — Кэнди посмотрела куда-то за Джеффа и нашла глазами сидящего вдали темнокожего мужчину. Увидев его, парень закатил глаза. — Эти идиоты — не я, — в ход пошла самодовольная усмешка. Джеффри закинул ногу на ногу и деловито раскинул руками. — они сами же говорили, что им далеко до моей персоны. — О, ты так уверен? — Конфетка, меня в такие ебеня заносило! И каждый раз возвращался сухим из воды, потому что меня ни одна клетка не удержит, — он беззаботно пожал плечами, взяв и вертя в руках вилку. — и этот раз не будет исключением. Слушай, я уже достаточно хорошо знаю эту местность, так что какая-то четверть плана у меня на ладони. — Как и все здесь, Джеффри. Наивно полагать, что можно так просто сбежать из «Уиннарта», — Кэндис откинулась на спинку стула, нервно сложив руки на груди. Дёрганная вся какая-то. Стресс сказывается, наверно. — Чья бы корова мычала, — парня позабавило то, что она упомянула наивность, хотя это почти что синоним её имени. Уж кто здесь наивен, так это Кэндис. — Не мне судить, да? — Ха! Знакомая басня, — а вот сейчас они были квиты. Не живодёру судить о жестокости, и не дураку судить о глупостях. Так-то. Нет, дурой девушку Джефф не считал. Наивной? Определённо. Глупышкой? ...Возможно. «Покажи мне мир твоими глазами» Джефф мыслил иначе других людей, и уж тем более Кэндис. Правило «Никому не доверяй» с ней явно не дружило, оттого и досадно. — Я знаю, что временами выгляжу очень глупо, и могу выдать что-то очень чудное, но это просто моё «я», — неловко потёрла плечи. «Ну что же с тобой такое, Конфетка? Чего ты такая неуверенная? Я же не укушу тебя». — просто я серьёзно говорю, что у тебя может ничего не выйти. Джефф взял её ладонь в свою и чуть сжал. Люди часто так делают, когда хотят облегчить тяготы ближнего, а ещё часто делают в романах, которые приносила ему Кэндис. Вроде помогает. Заглянул в глаза и вздёрнул давно зашитые уголки губ немного вверх. Потихоньку привык, кстати говоря. Рот уже не так широко открывался, но от этого и меньше боли было. В принципе, это плюс. И он даже был не против. Всё благодаря лёгкой руки медсестры. — Не парься, Конфетка. Не давай другим повода проехаться по тебе. В другой ситуации, она бы его давным-давно выбесила и оказалась бы выпотрошенной в какой-нибудь засранной подворотне, но вместо агрессии у Джеффа начал развиваться неподдельный интерес. Если её натура такая, то почему? — Окей, я тебя услышал. Временно опущу эту затею, но в пыльный ящик не откладываю, — он встал из-за стола и пододвинул стул ближе к медсестре, усевшись рядом с ней и слишком проницательно уставившись на неё. — Кэнди, я до сих пор почти ничего не знаю о тебе, а ведь мы друзья, помнишь? — предпоследнее слово далось ему с подставным треском, нерешительно. Тут уже не дружба, а кое-что другое, поинтереснее. Только тс-с-с! – ну, колись. — Я ведь тоже о тебе ничего не знаю. — На это у тебя есть новости, газеты и радио, чеще всего, сарафанное. А ты торчишь в этой помойке, на свет, наверно, почти не выбираешься, и хер, кто о тебе знает. — Мне и не надо, чтобы обо мне кто-то знал, — тихо вымолвила. — А я «кто-то»? — Кэндис помотала головой. — заебись! Поэтому рассказывай. Не отвяжусь ведь, сама знаешь. Кэндис издала обречённый глубокий вздох. Привязался же ведь, не отвадишь! — Дай-ка подумать... — Кэндис такая смешная, когда впадает в раздумья. Джефф только сейчас заметил за ней забавную деталь, что, когда она на чём-то сосредоточена, у неё подрагивают уши. Ха! Смешной зверёк! — ну, родилась и росла я здесь, в Чикаго. С детства мечтала стать медсестрой, окончила мединститут с отличием и теперь работаю здесь. — Суховато. Про медсестру ты уже говорила. Где подробности? — Почему тебе это так интересно? — Мне скучно! — улыбчиво завопил он. — к тому же, тебе есть, что скрывать? Не волнуйся, ты ни в одной пакости не переплюнешь меня, – подался вперёд, пристально смотря в её мягкое дёрганное личико. — Нет никаких секретов, — она отшатнулась от такого упорного внимания, повернувшись к тарелке. — живу я недалеко отсюда, ясно? — Ясно. Что ещё поведаешь? — Я живу с отцом, маму я не знала. — Вот как?.. — протянул, на момент задумавшись. Снова что-то вспоминал. — я думал, что ты такая добродушная из-за мамы. Ну, типа, мать обычно считается примером для подражания, и всё такое, то есть... не все матери такие, но... — Джефф поджал губы. — короче, ты поняла. — Думаю, да, — она кивнула. — но маму я с рождения не знала. Она умерла сразу после того, как я появилась на свет. — О, тогда всё ясно, — Джефф неловко потёр шею, не совсем понимая, как реагировать. Сочувствовать? А не умеет. Тем более, мать её он даже не знал. Мог только догадаться, что девушке, может, было печально вспоминать о гибели такого близкого, но такого, по сути, далёкого человека. — соболазную. — О, не нужно. Я ведь даже не знала её. Не знала, какая она была, что любила, что ела, хотелось ли ей вообще быть моей мамой. Я не знаю этого, — Кэндис слабо улыбнулась, подняв глаза к потолку. — кто знает, может сейчас ей намного лучше, чем мне. Может она нашла своё истинное место. — Думаешь, она попала в рай? — Джеффри нервно поцарапал ноготь и ноготь, цокнув языком про себя. «Сейчас же пойдёт-поедет просвятительская шарманка». — Честно, я не знаю, какая она была при жизни. Папа мало о ней рассказывал, он вообще человек не сговорчивый, — она пожала плечами. — но... мне бы хотелось верить, что она там. Мне кажется, она этого заслужила. Повисло молчание, дающее время хорошо обдумать всё. Не видела мать, которая могла быть кем угодно, но Кэндис этого не узнает. Не узнает, но желает добра даже после кончины. Хм! В голове вертелось несколько вопросов, но из всех них с губ сорвался самый неожиданный даже для него самого: — Почему тебе кажется, что бог есть? Тот самый случай, когда его за язык никто не тянул, всё случилось на автомате, что не похоже на хорошего планировщика. После того, как Джефф мысленно заколол себя кухонным ножом на новогоднюю нарезку, Кэнди благодушно ответила: — Признаюсь честно, каждый раз, когда мне задают этот вопрос, я впадаю в небольшой ступор, — ага! Значит, просто какие-то олухи навязали? Тут для Вудса всё казалось логичным. – но, — ах, да! Куда ж без всемогущего «но»! — мне греет душу мысль, что все, кто когда-то ходил по этой земле и не смог найти здесь должного кусочка счастья, обрели его после смерти. Что, может, теперь они находятся в вечной умиротворённости, под покровом любви Того, кто действительно позаботится о них так, как не могла ни одна живая душа. Близкие, друзья, просто незнакомые. Так, как эти люди заслуживают, — лучезарная улыбка накрыла её мягкое личико, когда она снова посмотрела на Джеффри, и, прочистив горло, сказала: — понимаю, тебе наверняка не понять это. И не понять то, что вижу я. Идея желания мёртвым лучшей жизни его и забавила своим оксюмороном, и заставила невольно вдуматься в то, что девчонка уповает на веру не от желания после смерти обрести крылышки и золотой нимб, хотя, это никто не отменял, а в первую очередь, в надежде, что, те, кто отмучился при жизни, удостоились полноправного заслуженного отдыха со всеми вытекающими. «Ты до одурения милосердный человек, лишний раз не подумаешь о себе, а это плохо. Разве не видишь, к чему это приводит? А ведь правда... кто сказал, что тот инцидент первый и последний?». Вудс встряхнул головой, сгоняя непрошенные мысли. Нельзя зацикливаться на прошлом, и нельзя гадать на будущее. Надо совладать с настоящим. — Ты права, Конфетка. Мне не понять тебя, — Джефф дружелюбно потрепал её по плечу. — как и ты не поймёшь меня никогда, не узнаешь, что мной движет и почему. У меня нет к тебе никакой неприязни, потому что мы оба квиты. — Ты думаешь? — Зуб даю! Мы с тобой такие разные, но именно в этом дело, смекаешь? — он аж вскочил со стула, взяв девушку за плечи и посмотрев так, будто в него вселились бесы. Джефф весь горел от этой мысли. «Мы так подходим друг другу! – головушка как всегда в своём репертуаре закинула в Джеффа меткий высер, из-за чего его всего передёрнуло ни на шутку, а Кэндис подскочила со стула. Вудс осадил сам себя. — ты совсем долбоёб?!». Сложно делать вид, будто ничего и не было, когда было ого-го, как много! Кто сказал, что поцелуй что-то вообще обязан значить? Но, видно, значит. Джеффри не проявлял агрессии, не раздражался, не стебался, вообще был такой спокойной паинькой, что незнающий покрутил бы пальцем у виска на того, кто упёк «котёнка» за решётку. Может, что-то оставалось от его привычного характера, какие-то колючести там, но этот говнюк в последнее время стал на вид очень даже ничего, прилежным. А то, что тёрся частенько у Кэнди, это и дураку понятно. Ну, влюбился паренёк, с кем не бывает? Не признаёт правда, скотина, но, возможно, так даже и к лучшему, не? И такое в жизни бывает, что самый конченный уголовник может полюбить. Джефф не мог понять, когда это произошло, но вот смотрел он на неё, и, будь его лицо не белёсым куском кожи, весь бы раскраснелся. Вот пот никуда не делся, и ладони увлажнились так, что будь здоров! Противное. Противное, вонючее, гадкое чувство! Эй, это же химия, не так ли? Ну, типа, гормоны, все дела? «Похуй. Химия, короче!». У парнишы всё лицо сияло, что не могло уйти от зоркого глаза медсестры. — Джеффри, ты в порядке? Вот Вудс стоял себе и не мог никак представить себя с ней. Он не мог представить, как они обнимаются и целуются, хотя это уже и делали. Просто не представлял как пару, как, упасите черти, вот такую вашу всю влюблённую парочку. Не мог представить слова, которые бы они говорили друг другу, на подобии банального: «Я люблю тебя, Кэндис». Он набрал воздуха изуродованными ноздрями и сел на стул. «Я люблю тебя, Кэндис, – повторил ещё раз внутренний голос, на что Джефф ворчливо фыркнул. — хуйня для пубертатно-недоразвитых детишек. Просто обычное влечение. Что-то на химическом, вот и всё». — Джефф? «Я люблю тебя, Кэндис» Банальная безвкусица, любви не бывает! Эта хрень приводит к вечным уступкам, а потом и вовсе к одержимости. Это болезнь. Интересно, на какой он стадии? Дрянь! Дрянь! Дрянь! — Дже-е-ефф? — потрясла его за плечо. «Я люблю тебя, Кэндис» Джефф зажмурился. Что ж это такое?! Будь он роботом, взорвался бы от системного сбоя. Бесят эти мысли, всё бесит! Почему эта штука не прекращается? — Джеффри... — Я люблю тебя, Кэндис! Объявление об окончании обеда ели смогло заглушить больно писклявое «Блядь!». Заключённые встали из-за столов и жирным червём поплелись на выход к любимым смотрителям, но при этом периодически посматривали на эту провокационную парочку. Кажется, до Джеффа даже не дошло, что его услышали буквально все. Дерьмо. Дерьмо дерьма. Дерьмовое дерьмище. Кэнди застыла с выпученными глазами и краснючими щеками, желая что-то сказать, но такая возможность оборачивалась боком. — Я..э-э... ну, мне пора. Любимая клетка ждёт, сама знаешь, — а вот сейчас последовала самая настоящая улыбочка овощеподобного зомбированного идиота, в душе не чающего, что говорить и куда деться. — пока! И, сверкая пятками, врубил пятую скорость прямиком к выходу из столовой, где его не очень радушно встретила парочка тюремщиков для дальнейшей проверки. Кэнди неровно вздохнула, когда сердце принялось оттачивать туры фуэте. Девушка положила руку на грудную клетку, надеясь урезонить трепещущее сердце, но всё это было так безуспешно. — Я тебя тоже... Джефф спускался по лестнице вниз навстречу с обожаемыми железными прутьями и манящим запахом плесени, попутно ударяя себя по лицу обеими ладонями. «Дебил, клоун, идиот, долбоёб, ебанат, педрила». И много других интересных причитаний, которыми Джефф безрезультатно желал себя отрезвить. Уголовники сзади всё видели и наверняка недоумевали с парня, на самому ему было плевать далеко и метко. Тут с человеком одним разобраться надо, не до раззяв сейчас. Оказавшись за решёткой, принялся без толку расхаживать туда-сюда, прокручивая в голове всё то время, проведённое с Кэнди. Как одержимый, честное слово! Было ему ещё тогда, после инцидента понятно, что постучались далеко не дружеские чувства, но всё было как-то сглажено, умиротворённо. А сейчас какая-то лютая экспрессия, суета, дёрганье за дёрганьем. Вот заразила же этой дурной привычкой! Взял спрятанные книги, которые передавала ему Кэнди. Пощупал, погладил. Так, словно никогда раньше не видел. Она же их брала в руки? «И что? — спросил сам себя Джефф, небрежно кинув книгу на место, но в следующую секунду поднял, проверил на повреждения, поправил страницы, заботливо погладил и аккуратно положил на место. То был «Ходячий замок». Интересная история, а главное, с хорошим концом. Джефф любил книги с хорошим концом. По крайней мере, за всё время в тюрьме пристрастился. — не то что эта дурёха Аня». Хотя все книги, всё, что приносила ему Кэндис, так или иначе, становилось любимым. — Интересно, что она теперь надумала обо мне? — Джеффа никогда не заботило, что о нём думают посторонние личности, класть было абсолютно на всякую живую душу. Все были кусками живого мяса, которых не прочь бы пустить кормить червей. Но он задался вопросом, что думает барышня в белом халате о его весьма громкой выходке. Ему это было важно. Расстроилась? Обиделась? Разочаровалась? Или обрадовалась? Вряд-ли. Или всё-таки?.. Вот ведь как бывает на свете: ползаешь по миру, потрошишь потехи ради, ведёшь блядский образ жизни, а потом ни с того ни с сего втюриваешься в милую девушку, как последний сопливый подросток. Это не дело. А на это время Джефф, похоже, и подавно забыл, кто он и что вытворял. Все мысли вертятся вокруг медсестры. Улыбка, глаза, волосы, голос. Ну, точно одержимый! Теперь он не негодовал, а мечтательно лыбился. Хотелось танцевать, кружиться, что, собственно, Вудс и делал, принявшись несвязно вращаться по всей камере, пошатываясь от холода. Но сырость была не помехой. «Покажи мне этот мир твоими глазами» Даже такой свинарник, как «Уиннарт», заиграл новыми красками. — Эй, малой, какого хера ты устроил?! Прекрати шароёбиться перед глазами!! Соседние заключённые стали замечать неоднозначное поведение Вудса, что никак не повлияло на самого виновника шумихи. Просто танцевал человек, прижимая к груди книгу. Стрёмное, однако, ощущение, когда отключается мозг, и всякие «Джеффри Вудс, угомонись!», «Вспомни, кто ты» и «Девчонка того не стоит» уже не помогают. Было всё также холодно, также сыро и также темно, а тело болело. Душа же порхала бабочкой. Ах, какое прекрасное чувство! Мысль, что у него все двадцать шесть жизней впереди, чтобы снова видеть её, слышать, касаться, — вот источник тепла. Хороший, однако, вирус попался, снёсший текстуры его мира ко всем чертям собачьим. Пришла, понаделала трещин, устроилась где-то посередине и засветила тут и там. Браво! — Да что же это такое, блядь!!! — а следом пошли в ход другие эмоции, когда Джефф, не закончив до конца поворот, резко ударил кулаком по сырой стене, пустив по костяшкам кровь. Закричал. Ударил ещё. И ещё. Дико лупил по невиновной стене, наверно, представляя на её месте себя. — что с тобой, сука, не так?! — Эй, а ну, прекрати беспредел! — к камере подбежал надзиратель, обозлённо оценивая действия неадекватного пленника. — Свали на хер, кусок дерьма! — Не удостоив тюремщика ни толикой внимания, продолжал вбивать в стену всю свою ярость, эмоции. Клетка открылась и Джеффри тут же оттащили от стены, заломив ему руки за спиной. Он пытался отбиваться ногами, всячески вырваться. — отпустите меня, шлюхи сраные! Удар дубинкой не заставил себя долго ждать. Пронзительная боль принесла в голову некую трезвость и ясность, а грядущие удары, — по спине, рёбрам, бокам и голове, — дали возможность разносторонним мыслям о Кэнди притупиться. Кости грозили не выдержать и, рано или поздно, треснуть, разломиться на части, вылезти наружу. Джефф не сопротивлялся. Есть ли вообще смысл бороться за что-то дальше? Погряз в тюрьме со скотскими условиями жизни, подвергся тотальному унижению, полюбил девчонку и, ко всему прочему, последнего боялся до белого каления. И из этого всего не было выхода. Нельзя повернуть время вспять, нельзя зашить все вспоротые животы, глотки, нельзя, пока не поздно, отпустить нож и не резать лицо. Нельзя не стать уродом, ясно?! Даже... даже интересно, чтобы случилось, не подожги его в тот роковой день местная шпана? Или если бы его не было на дне рождении того пацана? Или если бы его ноги вообще не было в том поганом «престижном» районе? Джефф мог многое подзабыть о своём «нормальном» времени, но помнил постоянно преследующее тогда чувство несправедливости, которое время от времени ломало его на тёмные мыслишки сделать обидчику больно. А теперь вопрос. Будь всё иначе, что бы поменялось? Ничего. Лишь вопрос времени отделял убийцу от раскрытия истинной уродливой природы. Сценарий бы не поменялся. Джеффри Алан Вудс обречён изначально.