Искусство вправлять кости

В медпункте было темно, когда Джефф ворвался туда, предварительно выбив дверь с ноги. Глаза быстро привыкали к темноте, но действовал он ещё быстрее. Держа на руках хрупкую девушку, он быстрым шагом подошёл к койке и бережно положил её на мягкую поверхность. — Вот так, Конфетка. Мы пришли, всё прошло, — он всё ещё тяжко дышал, а сердце колотилось от того, что произошло только что. Кэндис тихо всхлипывала, повернувшись лицом к стенке. — погоди минутку. Вудс стал носиться по кабинету как одержимый, открывая все шкафы и смотря на все полки, пока не нашёл склянку с валерьянкой. Он видел много раз, как она это делала для него, теперь пора платить тем же. Нашёл пластиковый стаканчик, наполнил водой из электрочайника до середины, перемешав всё это с чайной ложкой валерьянки, и вернулся к Кэнди, протянув ей это. — Кэнди, выпей это, — а в ответ ничего, полное игнорирование. Джеффри вздохнул. — Кэндис, пожалуйста, — молчание. И тихое шмыганье носом. Вудс поставил стаканчик на стол. — Эй? — он аккуратно коснулся её плеча и едва потрепал. — всё уже прошло, слышишь? — Какой стыд... какой стыд... — бормотала она себе под нос, утирая слёзы. — как мне теперь... я такая грязная... я не могу так. Как мне теперь быть? Что отец скажет? Они все.. смотрели. Я... я чувствую себя мусором. — Конфетка, как же ты себя загнала, — Джефф опустился на колени, положив голову на край койки. — не бери так много на свои плечи, ты в этом не виновата. — Ты был прав тогда. — В чём же? — В том, что я слишком наивна... — всхлипнула. — я слышала крик помощи, не подумав, бросилась на звук. Я такая дура! — Возможно, врать не стану, — Вудс закусил губу, посчетав такую прямолинейность неуместной. Хотя врать не хотел, только боролся с желанием взять её за руку, погладить по волосам или обнять. Неуместно и это. Но успокоить хотелось. — знаешь, этот мир не заслуживает тебя. Ты из кожи вон лезешь, дабы помочь какой-нибудь гниде ёбаной, когда эта самая гнида держит нож за пазухой. Я не совсем про себя, а про твою манию полного сострадания и... – он цокнул языком. — ай, да мне лучше заткнуться! Я знаю, что чирлидерша из меня никакая, – Джефф фыркнул. Пытался как-то разрядить атмосферу. Помедлив, он нерешительно сказал: — уходи отсюда, Кэнди. — Но я не могу... — Ой, только давай без этого! Кэнди, тебе нельзя здесь оставаться. Говорил же, что рано или поздно эти стены уничтожат тебя. И кстати. Ты же работник тюрьмы, донеси на них. Я не понимаю, что за херня творится здесь! Это не тюрьма, это пыточная. Почему те тюремщики были заодно с уголовниками? Почему такая наглая вольность со стороны обоих? Я... я уже ничего не понимаю, — в его тоне появились истерричные нотки, а жестикуляция лица и рук стала более активной и эмоциональной. Он сделал глубокий вдох, пытаясь унять нервы, но это было трудно. Проклятый Гарольд, проклятый «Уиннарт». Проклятое всё! Кэнди приподнялась на койке, поджав колени к груди и опустив на них голову. — Кэнди, уходи. Увольняйся, — Джеффри присел на койку, желая встретиться с её глазами, но она держала голову опущенной. Пряталась. — я не хотел этого. Я не хотел делать тебе больно. Вот сейчас честно. — Я не могу уйти отсюда. — Но почему? — Всё... не так-то просто, — она замялась. — отсюда непросто уйти. Пара коротких всхлипов. Она страдала. Здесь и сейчас. И Джеффри это чувствовал. Её боль, переживания, страх, отчаяние. Всё. Как это называлось? Сочувствие? Эмпатия? Ощущение боли, как собственной. Как непривычно. Неправильно, несвойственно. Это чувство изводило. — Но ведь шанс есть? — К сожалению, нет. — Почему, Кэндис? Почему эти твари имеют права держать тебя против твоей воли? Из нас двоих заключённый я. Не ты. Девушка долгое время молчала, но скоро вымолвила: — Тебе не понять. — Надо же, где-то я это уже слышал, — он грустно усмехнулся. — тогда я попробую. Мозг ещё, вроде, относительно ненедееспособный, — но на все его тупые и не очень тупые шутки она не реагировала никак. – это билет в один конец, да? — Кэндис, подняв голову, кротко кивнула. Ещё не смотрела на него. — Это место преследует меня в кошмарах. Ты прав, оно поистине ужасно. Я имею привычку замечать за другими что-то хорошее, хоть капельку. Но... в «Уиннарте» люди не те, кем кажутся. И самое страшное то, что у меня на данный момент нет никакой возможности покинуть эту тюрьму. Я здесь очень и очень надолго. У Джеффа всё сжалось от этого признания. Столько терпеть, оставаясь милосердной, добродушной. И вот такая для неё награда: публичное унижение. Они её растоптали. Он её растоптал. — Но ты же не будешь сидеть здесь двадцать шесть пожизненных? — шутливо улыбнувшись, Джефф передвинулся ближе к девушке, легонько взяв её за подбородок и приподняв голову в его сторону. Глаза Кэндис метались из стороны в сторону, лишь бы не встречаться с прямым взглядом парня. — я верю, что ты получишь долгожданную свободу, выйдешь отсюда в последний раз эффектной походочкой, а потом найдёшь такую больницу, в которой твои таланты оценят по всем статьям! — Джефф маленько хихикнул. — то есть, по всем параметрам. Ну да, у кого что на уме! — на её лице проскользнула мимолетная улыбка. Как же ему этого не хватало. Джеффри скучал по её лучезарной, милой, ангельской улыбке. Она заменяла ему солнечные лучи, в которых он никогда не нуждался. «Конфетка, прошу, взгляни на меня, — эти слова застыли на его языке, так и не услышанные ею. — ты не должна была пострадать. Я не смог сдержать обещание». — Джефф?.. Услышав её тихий голос, парень сразу же оживился. — Что такое, Конфетка? — Спасибо тебе большое. Система дала сбой, голова загудела. Мозг так и начал пищать, выдавая многократное: Ошибка!

Ошибка!

Ошибка!

Хотелось спросить что-то из разряда: «За что благодарность?», а потом широко раскрыть глаза и рот, но дурачка было лень строить. Хотя её благодарность действительно сбила его с толку. А правда, за что? — Конфетка, не хочу показаться размазнёй с заниженной самооценкой, но я не уверен, что заслуживаю твоей благодарности. — Ты хотел спасти меня. — И не спас... — Спас! Ещё как спас. Ты выхватил меня из лап этих... нелюдей. Мне страшно представить, что бы они сделали со мной, если б не ты, — Кэндис снова погрустнела. — они всё видели. Все они. Я не знаю, как я теперь буду здесь работать. Они будут смеяться надо мной. Каждый день. — Ты сильная девочка, Кэнди. Что бы ни случилось, мы пройдём через это, — он положил руки ей на плечи, ободряюще пригладив. — Вместе? — в её малахитовых глазах появился просвет. В них заиграла надежда. — Джеффри, раз уж мы оба оказались в таком положении, прошли через всякое, давай держаться вместе? Джеффри застопорился на мгновение. Понятное дело, они уже были друзьями, но под «вместе» наверняка подразумевалась более близкая поддержка, не как раньше. Если раньше их дружба ограничивалась непринуждённой беседой, шутками, небольшими презентами и необходимой Джеффу неформальной терапией со стороны Кэнди, то сейчас эти двое оказались изгоями для всего «Уиннарта». За спиной юной девушки грязные оборванцы станут шушукаться и называть её шлюхой, пока Джеффри в очередной раз будут напоминать, кто он, замахиваясь на него с дубинкой. Джеффу с Кэндис будут переламывать кости, и им придётся пройти через многое и научиться вправлять их друг другу. Вот, что значило сейчас «держаться вместе». — Мы теперь связаны некоторыми общими проблемами. Большими проблемами, — рассуждал Джефф, устало глянув на девушку. Она кивнула. — они так взъелись из-за меня, но привязали ещё и тебя. Это моё наказание, Кэндис. Они хотят добить меня через тебя, ведь знают... Он прикусил язык, нервно посмотрев на подругу. — Что знают? — Что я обзавёлся человеком, которого не хочу тронуть. Который дорог мне, — глядел выжидающе, выискивая в её лице любую новую эмоцию. — Кэнди, может ты и не догадывалась, но ты покорила мою блядскую душонку. Знаю, я гнилой человек, и даже здесь, с тобой, умудряюсь делать какую-то дичь. Прости за все мои выпадки. За Библию, и за то, что произошло в столовой. Я не заслуживаю твоей дружбы, Конфетка. Джеффри не успел одуматься, как девушка кинулась ему на шею, крепко обняв и положив голову ему на плечо. — Джеффри, знал бы, как ты мне ценен! Сердце сделало тройное сальто, отплясало кадриль и забилось в одержимых конвульсиях, ударяясь о стенки груди как соборный колокол. Дыхание участилось, внаглую обнажая перед Кэндис весь необузданный поток его новых эмоций. Минуту сидя вкопанным овощем, Джеффри пришёл в себя и нерешительно обнял её в ответ, сцепляя руки за её спиной и положив подбородок ей на светлую макушку. «Глупая, глупая Конфетка! — он обнял Кэндис крепче, спрятав лицо в её волосах. Внутри всё заболело. Просто. Она сказала такую громкую вещь, какой бы был рад, пожалуй, всякий смертный. Но что касается Джеффри... — да за каким таким счастьем я тебе сдался! Не разбрасывайся словами, не выдумывай!». Внутренний голос кричал, извивался, просил сделать нехорошее, проклинал и боготворил девчонку одновременно. Джефф не понимал, что это с ним. Лихорадило душу, бросало то в огонь, то в стужу. Ему не нравилось это. К нему на носочках закрадывалось чувство вины просто за то, что он... сам не знал, за что именно. За то, что попал в этот адовый котёл? За то, что позволил кому-то так дёшево наебать его? За то, что посмел этой девчушке протянуть свои чистейшие ручки к его запятнанной душе? Или за то, что привело его сюда к этому в целом? Ведь какая-то одна цепь событий привела его к тому, что он теперь здесь. Не нужно быть отчаянным эрудитом, чтобы понять, какая именно. — Я? С моими-то тараканами и термитником в придачу? — пытался шутить, но самому было не до этого. — хотя... да, в некоторых штатах моя голова имеет кругленькую цену, ха! — Джефф, я серьёзно. — Ну, так и я тоже! — Джефф непринуждённо хохотнул. — да, на двадцать шесть жизней хватит прожить за голову Джеффа Убийцы, — его смех стал приглушённым, тоскливым, угасающим. Он медленно отстранился от девушки, уже почти не смеясь. Смотрел пристально, изучающе. Кэнди молча наблюдала за его повадками, затаив дыхание. Голос его хрипел: — Кэнди, я... я ведь не тот, кем можно вот так дорожить. Посмотри на меня хорошенько, — Джеффри коснулся своего бледного лица, провёл по строчкам шрамов на щеках, по выжженным ноздрям, по лбу. — это я. И я урод. — Ты говорил иначе. — Я просто мирюсь с этим. Я урод, живущий на поводу своей одержимости, вершая судьбы не меньших уродов. Все люди по своей природе уроды, — Джефф отодвинулся от неё, уткнувшись спиной в стену и забравшись с ногами на койку. — ты никогда не узнаешь меня, Конфетка. Не узнаешь, кто я. Из чего я. Мы живём в разных мирах. Ты в светлом, полном надежды и веры в завтрашний день. А я... в мире, полном дерьма разных сортов. Я ненавижу людей, поэтому мне не жаль их убивать. Я не чувствую жалости. Ничего не чувствую. — К детям тоже? — Я ведь тоже когда-то был ребёнком, — Джеффри положил подбородок себе на колени, удалившись в самые укромные уголки воспоминаний. — но какая разница, когда ребёнок без какого-либо угрызения совести убивает собственную мать, отца и брата? Мысль понятна? — Кэнди уставилась на Джеффа с широко раскрытыми глазами, и, приметив это, Джефф криво ухмыльнулся. Глупышка, забавная глупышка. Неужели он настолько поразил её? — Не смотри на меня такими глазками, Конфетка. У меня двадцать шесть пожизненных не за личико впалое. — И у тебя никогда не было чувства вины? Джеффри помотал головой. — У меня была вполне себе нормальная семья. Приличная. Батя не был бухающим жиром с кишками, а мать вполне себе прилежной, и ещё Лью. Мой старший братец. Хороший был пацан, — уголки губ дёрнулись при воспоминании о старшем брате. — ты знаешь, я всегда был втайне агрессивен, и при малейшей проблеме или досаде хотелось сделать что-то громкое, громоздкое. Были своеобразные звоночки. Странное желание требовало причинять боль, много боли. — Ты помнишь, как впервые поддался этому желанию? Джефф какое-то время молчал, подбирая нужные слова. Стоит ли разбалтывать ей больше о себе? С одной стороны Кэнди была единственным человеком, которому парень доверял. С другой же, много откровенничать не хотелось. Юноша чувствовал связь между ними, такую тонкую невидимую ниточку, которую не помешало бы порвать. То, что сейчас витало в воздухе между ними, пугало его не по-детски. — Как будто это было вчера, — наконец выдавил он. – я тогда обозлился на всех, всё и вся. И хотел лишь одного — причинить много, много боли. Хотел крови. Страха, — Джефф сжал кулаки. — это было ещё с мешаниной из чувства вины и стыда за то, что брат прикрыл мою задницу, и в то время сидел в каталажке вместо меня. Я сам не понял, что-как произошло. Честно, плохо помню, как я жил до... этого, — он поднял перед собой белую руку, раскрыл ладонь, и исследовал каждый дюйм глазами. Изучал, как в первый раз. — мне было так радостно от нового лица. Это был новый «Я», и новый «Я» был прекрасен. Мама, правда, не оценила. Солгала, дрянная сука, — на его лице выступила недобрая, садисткая улыбка. — ничего страшного, она потом поплатилась за свою ложь, её кишечник был настолько длинным, что можно было бы целую колбасную лавку открывать, ха! — психопатичный хохот Джеффа раздался тихим эхом в стенах кабинета. Кэнди резко соскочила с койки, услышав кровавые, леденящие душу слова. — Джеффри... — её глаза расширились от ужаса. Джефф повторил её жест, тряхнув головой. «Держи себя в руках, дебила кусок! Идиот! Идиот! Идиот!!!». — Конфетка, я... я не хотел пугать тебя, прости, — Джефф немного поднял руки, показывая свою мирную позицию. Ну вот, она его снова боится. «Дебил, блядь».— не знаю, какая муха меня укусила. Я не это имел ввиду, просто... — а слова всё никак не ложились ему на язык, потому что эта бестолочь начал и нервничать, и злиться, и бояться, что Кэндис теперь точно отвернётся от него. Джеффри заткнулся и пропыхтел. — ёбаный блядь... Всё, я молчу! — и отвернулся от медсестры всем телом. — Хэй, котёнок, что с тобой? — Кэнди положила руку ему на плечо. Джеффри снова окатило как от удара током, отчего он чуть не отшатнулся. Но только дёрнулся. И всё. — Тебе-то самой не противно так называть меня? — Джефф повернул голову к ней, заглядывая через плечо. Юноша искренне не понимал причину такой ласки по отношению к нему. Всё это было неправильно. — Кэндис... — надломленный, охрипший голос был одновеменно и приказным, и умоляющим. — ты видишь, какой по натуре Джефф Убийца собственными глазами, — Джефф уже ни в чём не был уверен. Запутался. Потерялся. Потерялся в ней. — не привязывайся ко мне. — Слишком поздно, — Кэнди коснулась его щёки и лучше повернула к себе, очерчивая пальцем его белые скулы и опускаясь к подбородку. Кожа на ощуп не отличалась от сумки или сапог из плотного дермантина, но от этого его лицо не прекращало быть по-своему красивым. Без век, без носа, с заживающими шрамами на щеках. Вудс неотрывно следил за её движениями, расплавляясь под её нежной рукой похлеще Шварцнеггера с его терминатором. — я уже привязалась. Не знаю, когда. Может, когда мы с тобой начали ладить, может, когда ты доверился мне и я зашила твои шрамы, может, когда ты из кожи вон лез, чтобы те люди не тронули меня. Джеффри Алан Вудс, ты занял огромное место в моём мире, даже не подозревая этого. Джефф забыл, как двигаться, думать и дышать. То, что она говорила ему, было за всякой гранью его понимания. Девчонка была самой настоящей добротной валерьянкой, и даже лучше. Джефф Убийца был в её мире. Как это вообще возможно? — Конфетка, ты ошибаешься. Твой мир не такой, меня в нём нет. Я всё ещё монстр. Машина для убийств. И это, — он смотрел прямо на неё, его глаза блестели от подступающей влаги. — всегда со мной. Это не лечится, как бы кто не говорил. Я на самом тёмном и порочном дне, наедине со своим проклятием. Погрязший по уши в собственной грязи. И если... — голос дрогнул, жгучая печаль и, в кой то веке, трезвое осознание себя и своего положения царапала его горло, грозившись вырвать глотку с мясом. — если ты думаешь, что это можно исправить, что меня можно спасти... то это не так. — Монстр бы оставил меня там, среди тех зверей. Ты же спас меня, — Кэнди взяла его лицо в свои ладони и мягко улыбнулась ему. — в тебе ещё есть свет, Джефф. — Как... как ты вообще можешь разглядеть в такой бляди, как я, что-то хорошее? — прикрыть сейчас глаза, да вот нечем. От её прекрасных, ласковых, больших малахитов никуда не спрятаться. Джеффри не мог верить её словам, ему хотелось думать, что всё происходящее между ним и Кэнди — другое, не относящиеся к нему, просто небольшое ответвление от основного образа жизни. Жалкое исключение. Вудс не стремился быть хорошим, лучшим. Он был обугленным ублюдком, и его это вполне устраивало. Потом пришла Конфетка... — Кэнди, тот мир, в котором ты живёшь, наверно, очень красив. Прекрасен. До него мне, наверно, как пешком до Луны. Я себя в такой смрад окунул, что никакого света больше не останется. Но... — Джефф дрожащими пальцами коснулся её белокурой пряди, заправив ей за ухо и положив руку ей на щёку. Смотрел на неё так, как не смотрел ни на одного человека в своей дырявой жизни. Странное чувство подкатило к груди, посылая по всему телу целый табун приятных мурашек. Это не те звоночки, когда он негодовал подростком, когда хулиганы на него напали, когда подожгли. Это другое, притягательно-устрашающее ощущение. Джеффри перешёл на мягкий шёпот, в нотках которого улавливались отголоски печали, мечты и надежды: — увидеть бы мне хоть разок этот мир твоими глазами... Юноша медленно наклонился к ней, обжёг её кожу своим хриплым дыханием и нерешительно нашёл её розоватые губы своими шершавыми огрызками, заключив в трепетный, такой необходимый, такой желанный поцелуй. Словно прикоснулся к самому настоящему ангелу. А Кэнди им была. Его ангелом. Она же ничуть не удивилась этому жесту, сама будто бы ожидала этого момента, когда можно будет друг другу так открыться. Её руки были свободны, и теперь-то наконец могла прижаться в нему, запустив пальцы в его жёсткие чёрные волосы. Солоноватые огрубевшие губы Джеффа были такими приятными на вкус, Кэндис тонула в них. Тонула в нём, пропадая с ним из этого ужасного места; туда, где нет никого, кроме них. И думать бы не смела, что этот человек мог бы однажды раскрыть для кого-то нечто настолько тёплое, блаженное, накрывшее всё тело. В тёмном кабинете были только они, никто их не принуждал, не угрожал, не издевался. А Все куда-то исчезли. Эти люди просто сейчас существовали друг у друга. Новое чувство больше не пугало Джеффа, а наоборот, дарило небывалую эйфорию, какой не было до этого ни от одной капли чужой крови на его ноже. Стучание её сердца ласкало слух более, чем крики агонии, вкус её губ был слаще рваной плоти, а её шёлковые прикосновения заставили затолкать в глотку навязчивых голосов плотный кляп. Дьявол полюбил ангела. Этим всё сказано. Глупо, может, но таков факт. Когда кислород начал убывать у обоих, они отстранились друг от друга, голодными вдохами набирая воздух в лёгкие. Сердца всё никак не унимались, отплясывали себе там в бешеном ритме. Джефф взял Кэндис за плечи, прислонившись к её лбу своим. Всё. Назад пути уже не будет. Разум одурманен новыми эмоциями, ощущениями. Было так хорошо, так хорошо... «Кэндис, что ты, чёрт возьми, со мной сделала? Почему меня не отпускает от тебя? Почему меня всё тянет и тянет к тебе?». Джеффри Вудс не любил, когда что-то шло не по плану, ведь если что-то шло не по плану, значит, по пизде. Снова влип. И пуще прежнего. «Что, если я захочу тебя сломать? Что, если однажды твоя улыбка на меня не подействует? Что, если я захочу драться с тем кусочком здравого рассудка, который затаился во мне?». Уже нет смысла тянуться куда-то за мёртвые лианы, но вдруг сверху постучали. Маленький грязный уродливый человечек с раздробленными костями и стекающей по разложенному телу крови сидит в чёрной вязкой луже из собственных пороков, пряча вечно открытые и вечно затуманенные глаза за липкой чёлкой. Голоса шепчут «засыпай», усыпляя здравое сознание. Оно больше не к месту, оно было ему врагом. Но, подняв голову, он видит чарующего ангела, в одеяниях, сотканных из небесной синевы и расшитых золотом солнечных лучей. Она озаряет его самой искренней и милосердной улыбкой, настырно протягивая к его обугленному телу свои бледные ручки. Чего ты хочешь, милое создание? Что хочешь показать? Куда хочешь увести? И есть в этом хоть какой смысл? Но маленький человечек в последний момент тянет ей навстречу омертвелые ладони, пытаясь достать, хотя бы просто коснуться. С губ срывается отчаянная хриплая мольба: — Покажи мне свой мир...