Искусство вправлять кости

— Съебись, тебе говорят! — Ну пожалуйста! — Нет, нет, и ещё раз нет! — Я же сказала, что не я этого хочу. Босые бледные ноги несли своего хозяина по каждому возможному миллиметру медпункта от свихнувшейся медсестры, отчаянно пытавшейся поймать бунтовщика. — Я знал! Я знал, что это будет ловушка. Я знал, что меня неспроста сюда поволокли. — Да, неспроста. А теперь угомонись, непоседливый ребёнок, и сядь. Это приказ! Прошла первая неделя для Джеффа в «Уиннарте», и за это время его история губкой впитала в себя много разношёрстных событий. Были так себе, были не самые приятные, были плохие, а были вообще мрак мраком. Собственно, ничего занимательного, если дикое желание умереть не считается. Действительно, попав в «Уиннарт», Джефф познал все круги Ада. Люди здесь по обе стороны нашли у Джеффа потаённые кнопки, на которые они охотно понажимали. И парниша уже было думал, всё. Он обречён погрязнуть в этом, ведь просто каждый, так или иначе, желал глубже вскопнуть его нарывы, да вот появилась Кэнди. И появилась в самый что ни на есть подходящий момент. Исключив час слабости в их первую встречу, поначалу она его раздражала своим поведением, мышлением и, в целом, — всем-всем-всем. Эдакая ванильная зефирка из сказочного облачного королевства. Но, чуть погодя, юноша понял, что медсестра, пожалуй, лучший вариант для коротания тюремных деньков. Вроде глуповатая, но поговорить о чём-нибудь можно, и когда она предложила ему свою дружбу… — Пошла на хуй! Он сразу же согласился! — Джеффри Алан Вудс, не будь ребёнком! Это ради твоего же блага. — В рот ебал я такое благо! Почти каждый день она приходила в обитель уголовников и навещала Джеффри, изредка втихаря пронося ему мелкие ништяки, к примеру, такие, как печенье или книжки. Последние послужили ему отличным аналогом туалетной бумаги. — Меня начальство убьёт. — Ну, и пусть. Только отстань! — Я отстану. Вот только кто тебе потом будет приносить тыквенное печенье? — Джеффри резко остановил беготню, тяжело дыша. Кэнди хмыкнула. — тут-то и оно. — Я и не просил тебя приносить мне твоё сраное печенье. К тому же, чем я буду его есть, если ты мне рот зашьёшь? — Джефф сложил руки на груди, опустившись в офисное кресло, буравя девушку недоверчивым взглядом. Кэндис закатила глаза. — Не рот, а твои щёки. Потом же легче будет, разве ты не понимаешь? — Нет, не понимаю. Почему тебя так волнуют мои шрамы? — Не меня, а начальство. — Сути не меняет, — Кэнди устало вздохнула, сев на край рабочего стола. — Знаешь, что? Я не знаю. Мне просто сказали, вот и делаю. Собираюсь делать. Если ты этого не хочешь, не стала бы делать, понимаешь? Помнишь, я говорила, что не собираюсь вредить? Стараюсь держать слово. Цоканье языком. Джефф тихо рыкнул. — А ты помнишь, я говорил, что не нуждаюсь в няньке? А ты как пиявка, — прилипла, и всё. Не понимаю, почему ты возишься с таким выблядком, как я. — Ты себя принижаешь? — она вскинула бровь, чуть пустив уголки рта вверх. — Перебьёшься! Это не занижение, а факт, которого я ни капли не стыжусь. И именно поэтому спрашиваю, на кой чёрт я тебе сдался. — На тот, что, если швы накладывать буду не я, за меня это сделает миссис Дункан. Ты её уже видел. Ты правда хочешь этого? — она достала чемодан и надела перчатки. — Джеффри, пожалуйста, не упирайся. Я обещаю, что будет не больно. Проворчав, парень всё же поднял мягкое место с кресла и вялыми шажками направился к девушке, еле слышно буркнув себе под нос: — Это не ответ. Джефф расположился на койке, опустив голову на твердоватую подушку. — А теперь я бы хотела тебя предупредить, что собираюсь... закрепить твои конечности ремнями, — она неловко замялась, нервно потирая ладонь о ладонь. — О, любишь пожёстче? — он ухмыльнулся, игриво подёргав бровями. — Джефф! —Да шучу я! — он тихо хохотнул, впервые глянув на неё с по-настоящему искренней улыбкой. Просто от веселья. Его забавляла реакция Кэнди. Ладно-ладно, пусть строит из себя невинную овечку. Ей это к лицу. — Я серьёзно. Хоть ты и будешь под анестезией, но я не могу предугадать твою реакцию. Вдруг проснёшься, начнёшь дёргаться, ну, и тому подобное. К любому другому у меня не было бы вопросов, но ты... — Другой, знаю. — Не совсем, просто я... — Я понял, — он выставил перед собой ладонь в стоп-знаке. — мне приходилось пробуждаться на подобных процедурах. — Подобных? — Не ты одна пытаешься мне зашить мой болтливый рот, — Джефф усмехнулся. — но швы долго не застаивались, как правило. — Вот как... — Ага! Оказываясь на воле, я сразу же разрывал нитки, потому что они портили мою красивую улыбку. — В этот раз я тщательно прослежу, чтобы ты этого не сделал. — Не загадывай, Конфетка. Кэнди нервно мяла в руках ремни, не зная, как уже отвечать на упрямство её горе-пациента. — Ну, так... я могу закрепить тебя? — на её замятый вопрос Джефф ухмыльнулся. — Валяй. Мне не привыкать. Девушка сразу же оживилась, принявшись возиться с кожаными креплениями, сначала фиксируя их по краям койки, а потом тщательно привязывая ими запястья и лодыжки Джеффри. Затем подошла к чемодану и стала вводить в шприц какую-то жидкость. Стало быть, анестезию, решил Джефф. Она снова подошла к нему, взяла вату и нанесла на неё антисептик, взявшись обрабатывать шрамы. Джефф стиснул зубы, тихо прошипев. — Они у тебя постоянно кровоточят? — Не то, чтобы, но есть такое. — У тебя есть недавняя запёкшаяся кровь. — Говарду скажи «спасибо». — Ты имел ввиду Гарольда? — Имел ввиду недоёбка обоссанного, — парень нахмурился. — ты, наверно, также скажешь, что не мне судить других людей. — Нет, я осуждаю. Я осуждаю твои поступки, Джефф, но я также и осуждаю всех тех, кто надругался над тобой тогда. — Я не нуждаюсь в твоей жалости. — А кто говорил о жалости? И снова она была права. Джеффри пытается всячески упрекнуть её, хотя в который раз берёт проблему из воздуха. Вот и сейчас. Кэндис не жалела его, и правильно делала. Но также была против той травли, не злорадствовала, как все остальные. — Ты права. В который раз, — он расслабился под её нежными прикосновениями. Разрезы ещё пощипывали, но такая боль была терпима, и, возможно, немного приятна. Дело даже не в мазохистических особенностях, которые наблюдались за ним ещё со времён разреза щёк. Просто это было настолько аккуратно, настолько бережно, что нельзя было не оценить. Это ему не люди в белых халатах из психиатрической больницы. Белокурая медсестричка с большими, полными доброты глазами, была слишком хорошенькой для его персоны. И, как бы Вудс не отрицал, в глубине души он идеализировал её, считал подобием ангела, которому ни капли небезопасно находиться в столь погрязшем во грехах всех мастей месте. Какие же лохи сидят там, в больницах, не принявшие такой бриллиант на должность. Он едва улыбнулся, тихо, как бы невзначай, сказав: — знаешь, просто эти шрамы... это я. Это то, что делает меня мной. — Грубо разрезанные, кровоточащие, загноившиеся. — Да, — он кивнул. — походу, ты правильно меня поняла. — Разве тебе хочется таким быть? — А есть смысл быть кем-то ещё? Все люди по своей натуре хищные подонки, просто за годы жизни скрывают и притупляют свои порывы, или же проявляют по меньшей мере. Я просто сбросил маску. — Ты так злишься на весь мир... но, Джефф, разве я гнилая? Разве я плохая? — Нет. — Если бы я хотела тебе навредить, мне бы здесь ничего не мешало это сделать. По-твоему я притворяюсь? — Нет. — Ты хочешь убить меня? Он отрицательно помотал головой. — Ты слишком... хорошенькая, — от глаз Джеффа не ускользнуло, как лицо медсестры залилось краской. Он не смог сдержать улыбки. — Спасибо, но ведь не я одна такая, Джеффри. Ты просто мало общаешься с людьми, и они... — Скажем, они не успели сделать мне что-то хорошее, — Вудс тихо хохотнул. — Честно, это не смешно. — Кто бы сомневался, — чуть нахмурил лоб, когда девушка убрала руку с его лица. Идиот. — Кэндис, я знаю, что ты меня не понимаешь. Не понимаешь мои действия, мои мысли, мой мир. То, что делает меня мной. Мне этого и не надо от тебя. — Это зависимость. Я понимаю. Как от наркотиков. — Да, зависимость, и, пожалуй, не только это. Есть вещи, которые мне самому трудно объяснить, я просто живу с этим. Мне просто хочется убивать. Хочется видеть страх и страдания в глазах другого. Эти грёзы... они моя пища. Мой наркотик, — Джефф ощутил, что Кэнди затаила дыхание, постукивая пальцем по шприцу. Волнуется. Боится. Это нормально. Это правильно. — Кэндис, ты неправильный, дешёвый, вонючий наркотик, который мне не идёт, — она повернула к нему голову и с вопросом посмотрела на него. — я лишь хочу сказать, что не трону тебя. И не потому, что я сдерживаюсь. А потому, что просто не хочу. Это странно даже для меня. Может, ты и права, может, в моей жизни я не имел дела с такими людьми, как ты, может что-либо ещё, но факт есть факт. Я не тянусь убить тебя. Не в мыслях. Никак. Не знаю, что за чёрную магию ты применила на мне, но... — он пожал плечами, серьёзно глянув на девушку. — обещаю, что не причиню тебе вреда. Было видно, что Кэнди расслабилась. Словно камень с души свалился. — Спасибо, Джеффри. Я ценю это, — Кэнди наклонилась к нему, приблизив шприц к его рту. — а теперь открой рот, — что он послушно и сделал. Она ввела иглу ему в нёбо, чтобы пустить анестезию. Убрала и поднялась. — а теперь просто жди и... засыпай. — Ну, всё! Теперь мне точно страшно, — Джефф тихо хихикнул, почувствовав, как его лицо начинает потихоньку неметь, а мозг требовать сна. — Полно Вам, мистер пройдоха, — Кэндис отложила шприц. — зато не больно будет. Джефф слабо кивнул. — Хорошо. Я верю тебе, Кэндис. Через пару минут Вудс закатил глаза, что свидетельствовало о том, что он заснул. Кэнди накрыла его открытые глаза полотенцем для большего комфорта и приготовилась работать с косметическими швами. — Потерянный человек...

***

В тюрьме объявили о рабочем перерыве, в результате которого заключённым разрешалось покинуть швейные машинки и направиться в корпус отдыха на полчаса. В данном корпусе были обветшалые стены и осыпающиеся потолки, грозящие вот-вот свалиться на головы пропахшим потом душегубам. По факту, эта комната представляла из себя скудную библиотеку с пожелтевшими от времени книгами на разваливающихся полочках. Рядом с полками стояли длинные столы. Кто-то садился за них, кто-то просто гулял по кругу, кто-то разговаривал друг с другом, но никто не прикасался к книгам. «Дурни необразованные» — подумал Джеффри, с отвращением рассматривая вонючий сброд. Хотя, стоит заметить, читать в этом корпусе нечего: свод законов, гражданское право, Библия, и даже учебники по обществознанию. Появляется вопрос: смысл всего этого? Исправиться на старость лет? Так нахрена, если каждая грязная душа отправлена сюда только для одной цели — догнивать. Другое дело «Собор Парижской Богоматери», «Граф Монте-Кристо» или тот же «Призрак оперы», которые действительно занимательны, и помогают не только убить время в «Уиннарте», но и всецело погрузить в интерес чтения с головой. Кэнди — палочка-выручалочка для Джеффри, который за эти уже две недели смог искренне расценить такого друга, как она. Девушка стала ему старшей сестрой. Доброй, заботливой, своевременно критикующей, но понимающей. А ведь действительно! Кэндис была старше Джеффри всего на один год, однако такая маленькая разница ощущалась хорошо. И те книги, что медсестра приносила ему, он со временем стал охотно читать. Да, в полной темноте, но зато ему никто не мешал, и при осмотре тюремщиками Джеффу никто и ничто не препятствовало спрятать стопку книг в самом дальнем и тёмном уголке камеры. К темноте глаза привыкли давно. А уж, если девушка приносила тыквенное печенье, ещё тёплое, то вообще праздник! Сама пекла, и от этого было ещё приятнее. «Странная ты» — говорил в очередной раз Джефф, стоило ей сделать ему что-то хорошее, на что вновь, опять и снова получал эту её ангельскую улыбку и застенчивое: «Возможно» или «Мне же нетрудно. Ага, «нетрудно»! Она жопой рискует, протаскивая парню свою «контрабанду», а потом говорит, что нетрудно! Совсем все мозги растеряла! Однако Кэнди стала его лучиком света средь вечных грозных туч «Уиннарта», его мажорной тональностью, его плечом, на которое можно опереться, когда трудно. Но вместе с этим Джефф чувствовал странное, но больнючее покалывание в своей груди. Маньяк знал, кто он, и знал, насколько, мягко говоря, плохой человек. А стоило Кэнди эффектно впорхнуть в его жизнь, стал и вовсе понимать, какой же он ошмёток грязи по сравнению с этой невинной девушкой. Джефф осуждал себя за то, что червяк дружит с бабочкой, и осаждал за эти же жалкие мыслишки. Парадокс! И всё-таки Джеффри Вудс был искренне благодарен Кэнди за то, что она просто есть. Даже если он этого не заслуживает. Но пусть Кэндис как-то облегчает ему жизнь, думаете, нападки со стороны тюремщиков прекратились? О, нет... Повод всегда можно найти, если захотеть. Даже если Джефф принял свою роль и старался не злить тех, кто главнее, даже если на него надели условный ошейник и мысленную цепь. То слово не то сказал, то увидел то, чего увидеть не должен был, то просто удовольствия ради и лишний раз напомнить, кто он и что сделал. А эти ребята тоже любили развлечься, наблюдая за тем, как Джефф страдает и корчится от боли. Разница в том, что он бы за решёткой, а они — нет. И каждый раз Вудс был уверен, что они всеми фибрами своего существа желают убить его или, того лучше, довести до самоубийства, что только доказывало его теорию о всех людях. Понадевали себе масок страж порядка, и ходят, хуярят от всей души, якобы вершая правосудие. Но сквозь боль и новые синяки Джефф отчётливо видел глубокие трещины их масок. Ему пришлось однажды сжечь веки, чтобы всегда видеть всю красоту нутра человеческого, чтобы видеть дальше их самих. И, пока что, такая зрячесть его ни разу не подвела. Вот они, перед ним, надев обшарпанные маски, забивают дубинками на глазах у всех присутвующих корпуса отдыха. За что нарвался? Толкнул другого заключённого в грудь за то, что тот начал причитать Вудса за... наложенные швы на щеках, и то, как это убого выглядит. Парень всего лишь толкнул, перед этим пытавшись по-человечески, без конфликтов и резни, попросить отъебаться. Однако этот жест надзиратели расценили как нападение на другого подопечного тюрьмы, что, о Боже, строго запрещено правилами «Уиннарта»! Какая неожиданность! «И чем вы отличаетесь от меня, паскудные подонки?» Джефф старался изо всех сил защищать своё лицо, потому что Кэнди говорила беречь швы, меньше жестикулировать и аккуратно есть, чтобы ничего не повредить. А они, бляди, будто туда и целились. Чего они хотели? Они что, специально добивались, чтобы Джефф ударил в грязь лицом перед Кэндис?.. А ведь сегодня ему снимать швы. Джефф думал, что сам быстро избавится от них, ведь красивая улыбка дороже. Но, как оказалось, дороже ему было не расстраивать милого друга. Когда он успел так прогнуться под другого человека? Гумберт не считается. Тут вопрос добровольного характера. Прогнулся — и рад тому. Когда Вудса закончили пинать, его отвели в камеру и оставили без обеда. «Как скажете, — подумал Джеффри. — меня этим уже не удивить». На убитых ногах, покачиваясь и хватаясь за больной бок, он подошёл к тёмному углу, и подобрал Виктора Гюго, опёршись спиной на сливной бачок. Ему осталось дочитать две последней главы. Потом, к восьми часам вечера, его ждала встреча с Кэндис, на которой она избавит его от швов. Остаётся лишь ждать и посмотреть, что за это время на его лице слепилось.

***

— Хэй, Кэнди? Прошёл месяц. После трудоёмкой работы за швейной машинкой, нитками и тонной цветастой ткани, Джеффри решил попробовать себя в занятном актёрском мастерстве. Для чего? А чтобы развести парочку лохов-тюремщиков, и убедить, что у него сильные головные боли и, возможно, подскочило давление. Убедило ли это их? Ага, кончено! Уж за такое никто ему давление мерить не пойдёт. Тогда Джефф решил пойти ва-банк и заставить самого Станиславского в гробу сделать тройное сальто наискосок, по дороге в камеру упав в театральный обморок, а предварительно незаметно расколупав ранку в ноздре. По итогу господа-тюремщики заимели тушу Джеффа с закатанными глазами и кровоточащим носом. Куда такого? В медпункт! — Кэнди? — Иди уже! И чтоб долго не задерживался, — надзиратиль сзади толкнул типа очнувшегося Джеффа в плечо, мол, дуй вперёд. — давай, чтоб быстро осмотрели. А то скоро отбой. Джеффри кивнул. Зайдя в кабинет, он закрыл за собой. Кэндис не было, замес её за рабочим столом дрыхнула старая карга Дункан, уткнувшись носом в пустую миску из-под супа. — Где же ты, Конфетка, — Джефф подошёл к столу и взял рядом лежащий недоеденный сендвич старшей медсестры, откусив здоровый кусок. Миссис Дункан что-то пробормотала во сне и больше не подавала никаких признаков активности. Взгляд Вудса устремился на дверь напротив него, и вспомнил, что Кэнди временами туда заходит. Сам он никогда там не был. Доев сэндвич и вытерев руки об штанину, юноша неторопливым шагом направился к двери и, без стука, резко открыл. — Конфетка? Девушка вздрогнула, чуть не вскрикнув и взявшись за сердце. Какая пугливая! — Ох! Напугал, Джеффри! — Прости, подруга, — он закрыл за собой дверь. Кэндис сидела в кресле-качалке и держала в руке книгу в плотной твёрдой чёрной обложке. — не помешаю? — Нет, конечно нет, — она встала со своего места, положила меж страниц закладку и отложила книгу. Улыбнулась. — какими судьбами? Что-то случилось? — Да, случилось. Каренина кинулась под поезд, и мне больше нечего читать. — Да ну? Не думала, что ты осилишь Толстого, — она подошла к электрическому чайнику и включила. — и ты здесь только за этим? Чай будешь? Как тебя за просто так пустили тюремщики? — Пф-ф! Цыганские фокусы, да и только! — он беззаботно пожал плечами, смачно плюхнувшись в кресло. — и да, чай буду. — Ох, любишь же ты искать приключения. — А что? Мне читать больше нечего! — Вудс деловито закинул ногу на ногу и с маленьким интересом посмотрел на книгу. — что читаем? — он взял чёрную книгу и перевернул лицевую обложку на себя. Широко улыбнулся. — о, сборник сказок! Кэнди вдруг отставила кружку и резко кинулась к Джеффу, варварски выхвотя из его бледных лап книгу. Как не похоже на неё! — Эй, что за дела?! — Библию так не называют. Не надо, пожалуйста, так делать, — она прижала книгу к груди и отвернулась, подойдя к столу. В Бога, значит, верит? В принципе, неудивительно. Джефф и предполагал, что для полного комплекта в её белопушистости не хватает только титула убежденной христианки. Как мило, хах! — Забавно. — Что именно? — Верить в то, чего нет. Кэнди хотела было повернуться... но не стала. Нахмурив брови, отложила Библию на полку. — Неужели? Ты так уверен в этом? — Я это знаю, Конфетка. Людям так удобно перекладывать свои грехи на происки Сатаны, но в тоже время осуждать за эти же грехи ближнего. Хотя, казалось бы, «Не суди, да не судим будешь». — Я не знаю, чего ты добиваешься, Джефф, — Кэнди всё ещё смотрела на полку, стоя к Джеффри профилем. И правда. Джеффри невесть, чего добивался. Просто взъелся на пустом месте и стал наезжать на девчонку за выбор религии, но не останавливался. Он не верил в Бога, это дураку понятно. И даже ненавидел. Ненавидел какие-либо упоминания о Нём, ненавидел людей, верящих в Него. Ненавидел этих лицемеров с розовыми очками на лице. А ведь всё очень просто. Придумали себе бородатого дедушку на облачке, от лица которого диктуют правила, которыми потом сами пренебрегают. — И где же твой бог, когда он так нужен, а? — Джефф начал приближаться к ней. — когда человек отчаянно борется с раком, когда в машину семьи врезается фура, когда над шестилетним мальчиком очень плохой дядя наносит нож. Где он, Кэнди? — парень взял её за плечо и резко развернул к себе. Девушка уже тихо хлюпала носом, смотря в пол. Терпела. Такая скованность её до добра не доведёт. Джефф прожигал медсестру полными насмешек и ярости глазами. — где Он, если по Земле ещё ходят такие, как я? — Джеффри, остановись. Он взял её обеими руками за плечи и встряхнул. — Не будь дурой, Кэндис. Все мы, люди, — гнилые животные. Все рождаемся, пресмыкаемся, ебёмся, подыхаем. Гниём все одинаково, и никакая высшая сила такими, как мы, не управляет. Если жить, притворяясь послушной и правильной паинькой в тупой надежде однажды оказаться на небе, то сдохнешь, не успев помолиться на дорожку. Думаешь, бог тебя защищает? Думаешь, он тебя защитит от опасности? Поэтому ты такая? Ты даже за себя постоять не можешь! Шлёп! Джеффри отскочил в сторону, едва успев взяться за книжную полку, чтоб не потерять равновесие. Левую щёку жгло не по-детски. В ушах до сих пор звенел этот звонкий удар, а мозг каждую наносекунду его проецировал. Вудс зашипел. Осознание, что он сделал, и что наговорил, пришло, когда лиловые каблуки унесли хозяйку прочь из подсобки.