Искусство вправлять кости

В мире хватает психов всех мастей и пород, и каждый по-своему уникален, но тем и извращённее. Они врут, убивают, манипулируют, доводят до самоубийства, издеваются, насмехаются. Насмехаются и наслаждаются этим. Смотрели когда-нибудь порнографию? А была ли зависимость? Что чувствовали, когда наблюдали за действиями людей через экраны? Думали ли, что у этих людей есть свои мотивы, желания и цели? Что у них есть друзья, близкие, любимые? Что они также едят, пьют и спят, именно отдыхают? Думали ли, что они тоже дышат воздухом? Наверняка ответ напрашивается сам собой: на экране картонные куски живого мяса, которые способны выдать лишь одну эмоцию, и то, не всегда настоящую. Никого не будет волновать, что это за человек, ведь в данный момент ролика — это просто генератор удовольствия. Не человек. Вещица. Игрушка. Для многих психов и серийных убийц именно такими являются люди. Для кого-то все, для кого-то определённые. Их не позаботит лишний раз, что жертва — дышащий человек со своими мечтами и стремлениями, нет. Для них это просто незначительный объект. Ну, как незначительный. Приносящий момент удовольствия. Это просто туши, куски мяса, которые приносят мимолетные частички эйфории. Как наркотик. Как зависимость от порно. Такие люди не поставят себя на месте жертвы. Может, чуть-чуть, в первые порывы этой зависимости, а потом нет. Не поставят они себя на место оленя, в которого собрались целиться. Но… что будет, если всё же они окажутся на их месте? Ни в тюрьме отбывать наказание, ни садиться на электрический стул, а ждать, когда тебе вот-вот перережут глотку, вскроют брюхо или силой спустят штаны, готовясь надругаться над телом самыми грязными методами? Что тогда они почувствуют?.. С того момента, как Джеффри Алан Вудс оказался за решёткой тюрьмы «Уиннарт», прошли сутки или где-то около того. Время в этом сарае с решёткой ощущалось довольно сложно, так как здесь не было ни окон, ни хоть одного лучика света. Только в коридоре, который разделял два длинных ряда проржавелых камер, и то, смех один. И Джефф задавался вопросом, как вообще на такую глубину поступал кислород, чтобы люди банально не задохнулись? Наверно, была какая-то система. Но снова вопрос, почему нет никакой системы отопления? Неужели такие ожесточённые меры были приняты нарочно? А если представить, что в эту супер-пупер-дупер-охренеть, какую важную тюрягу залетел ни в чём неповинный человек, которого, возможно, подставили самым низким образом? Что, ему помирать так же, как и всему этому вонючему сброду? В голове нашего паренька просветлялась парочка подобных вопросов от нечего делать, ибо он даже заснуть тут не мог. Даже такая темень не искушала его глаза. Надзиратель пока что один раз объявлял «отбой», и это была единственная опора, помогающая понять время. Дело даже не в шумных соседях, хотя вели они себя так, словно готовы были поубивать друг друга. Правду ведь тогда Джефф сказал в допросной: «Развяжи людям руки — и они сами охотно поразорвут друг другу рты». Холод не давал заснуть, вернее давал, но Джеффри было так холодно, что он боялся не проснуться. Опять же, даже ведя бродячую жизнь на улице, всегда было что-то, чем он мог укрыться. А сейчас… его коронная фраза «Засыпай» играла теперь не за, а против него. А жизнь щедра на шутки. Джеффу очень хотелось на свободу, но все его планы покинуть этот свинарник как-то притупились, и сейчас мозг бил сигнал просто стараться не подохнуть от холода раньше времени, но вот прошёл битый час, и к погребённым заживо грешникам наведывается надзиратель, громко стуча дубинкой по колоколу, что был в его руке. — По мозгам себе постучи, — раздражённо пробурчал себе под нос Вудс, вплотную прижав подбородок к груди и постукивая зубами. — Время обеда, вонючие ублюдки. Все по местам! — после этих слов в подземелье прозвучал сигнал, и двери первого тюремного ряда камер напротив ряда Джеффри, как один, открылись, и сотня голодных ртов кинулись на выход, но не разбегались, кто-куда, не устаивали бунт или не пытались поколотить друг друга, а просто пинались, пытаясь выстроить добротную человеческую многоножку без долгих толкучек и прочей суеты. Вудс встал с земли и подошёл к прутьям, наблюдая за этим выступлением. А ведь такой армией можно было много чего сделать. Возможно, пытались, но не получилось? Джефф встряхнул головой, выбивая из себя эти мысли. Нет, он справится. Просто нужно время. И хорошее планирование. Даже не так. Превосходное планирование. И вот эта длиннющая человеческая многоножка медленно плетётся, гам между ними присутствовал, но не с такой силой. Странная реакция. По крайней мере, так почудилось Джеффри. И что самое странное и нелепое — никто их наручниками не сковывал. Как-то безответственно. Неужели тюремщики и заключённые в настолько доверительных отношениях? Когда этот ряд медленно вышел из коридора и исчез за дальним поворотом, открылись двери и ряда Джеффа. Ну вот, долгожданная свобода. Можно попытать удачу и со всего разбега кинуться наутёк. «Нет, как-то тупо. Я ещё ничего здесь не знаю. Быстро повяжут. Нужно осмотреть местность». Он вышел из камеры и оказался в такой же одной шеренге, как прошлые заключённые. Надзиратель, дав команду идти, повёл душегубов и головорезов кормить. Джефф мог слышать, как мужики тихо перешёптывались меж собой, и даже услышал едва уловимое: — Эй, что это за сопляк? — тихо шепнул один другому. — Если не ошибаюсь, этот парниша — серийный убийца, который нагнул пол-Америки. На его счету больше пятидесяти жертв. — Ух, ну ни хуя себе. Кто ж пацана так обидел? — Да чёрт знает. Молодёжь сейчас — она такая. «Я великий глухой». Вечная гримаса Джеффа расплылась в подобие самодовольной ухмылки. Он чуть задрал подбородок, чувствуя, что здесь он для некоторых может быть авторитетом. Возможно местные негодяи его будут уважать, и, кто знает, как это сыграет в будущем с ним. Вторая линия заключённых также завернула за угол и направилась к широкой освещённой кафельной лестнице, поднявшись по которой, Джеффу предстал широкий перекрёсток коридоров. Оказавшись в середине и завернув с остальными налево, он успел окинуть взглядом все четыре направления коридоров. На перекрёстке была табличка, указывающая, что-где находится. Полезная вещь, надо будет как-нибудь на досуге ознакомиться, если вообще такая возможность будет. Должна быть, ха! У него в запасе ещё двадцать шесть пожизненных, неужели не хватит? Приближаясь к концу левого коридора, до его ноздрей долетел запах тёплого бульона, и его желудок сразу же ответил отчаянным приветствием. У дверей в столовую стояли два охранника и щупали заключённых, чтобы под их одеждой нигде ничего не завалялось. — Ах, этот… — как только очередь дошла до Вудса и его увидели охранники, один вдруг зарычал на него. — это ты тот самый подонок. Джефф медленно обернулся за спину, смотря на плетущихся за ним заключённых. Улыбнулся и показал большим пальцем сзади на случайного мужчину, невинно спросив: «Он?». — Да я тебя… — Так, чувак, тихо. Давай без конфликтов, — прервал его напарник, принявшись ощупывать Джеффа. — Не волнуйтесь, детки, сегодня без порошка. — Не нарывайся, парень, — предупредил охранник, отпуская Джеффа в столовую. Парень до сих пор чувствовал, как его затылок буравил взглядом тот массивный угрюмый бородач. Холодок устроил пробежку по спине Джеффри против его воли. Вот что этот бугай ему сделает, думал он. Иногда некоторые смотрели на Вудса так, будто бы он им всю жизнь попереломал, хотя он с ними даже не был знаком. Ну, или не помнил их. Юношу усадили за стол перед тарелкой куриного бульона, стаканом чая и куском пересушенного хлеба. Он зачерпнул ложкой и тут же проглотил, как во рту появился неприятный солёный привкус. — Проклятье! — Джефф потянулся за стаканом чая и сделал глоток. — что это за моча? Почему так много соли? — Сразу видно, новенький, — сказал сидящий рядом темнокожий худощавый мужчина, грызя сухой хлеб. — поживи тут годика два и привыкнешь. — Я здесь ненадолго. — Ненадолго? Сюда отправляют людей с десятью и более пожизненными. — Как будто меня это удержит, — Джефф отставил бульон в сторону, вгрызаясь в хлеб. — я не собираюсь коротать жизнь в этой помойке. — Тогда лучше сразу наложи на себя руки, малыш, — мужчина повернулся к нему лучше и Джеффри увидел ампутированную левую руку. — я пытался. Многие пытались. Но… попадая сюда, тебе здесь устраивают экскурсию по всем кругам Ада. В молодости я так обрадовался, что смог избежать казни. Ты, наверное, тоже? — А тебе какое дело? Темнокожий слегка улыбнулся, повернувшись к тарелке. — Теперь я думаю, что расстрел был бы и не таким плохим исходом. — Но почему такое отношение к заключённым? Есть и другие тюрьмы и колонии особого режима, где к уголовникам не относятся, как к дерьму, а тут что? — «Уиннарт» непростая тюрьма. — Ох, кончайте это уже повторять! — взревел Джефф, стукнув кулаком по столу. — необычный тем, что тут людей в блядей последних превращают? — Сам увидишь. Джефф раздражённо пропыхтел, сверля взглядом свою тарелку. «Ешьте сами свой керосин, обдолбыши». — А сам-то за что сидишь? Мужчина снова повернулся к Джеффу, недоумённо зыркнув, будто не ожидая вопроса от его персоны. И усмехнулся. — Людей ел. — И какие они на вкус? — Наверно, больше свинина. А так, ну, не очень запомнил, — снова отхлебнул бульона. — а теперь питаюсь этим, и тем доволен. А ты потерпи, сынок, потерпи. Ещё увидишь всю красоту этого места. — Охотно верю, — Джефф вздохнул. Совсем не грела его окаянную душу мысль, что он опустится до того, что всяким помоям будет рад. Да он на свободе, будучи бомжом с ножом, питался лучше! Он яро сжимал в руке ложку, представляя лезвие ножа. Ох, снова эта ломка. Вот бы сейчас всадить кому-нибудь острие по рукоять, вспороть глотку или выколоть чьё-то глазное яблоко. К чёрту еда! Убийца хочет насытиться чарующей чёрной кровью, стекающей с его бледных длинных пальцев, чувствовать и видеть страх ускользающей жизни. Отчаяние. И крепкий сон. Костяшки пальцев побелели от силы сжатия кулака вокруг ложки, когда он прошептал, склонив голову: «Засыпай…». И, возможно, с кем-то из рядом сидящих произошло бы что-то ужасное, но вдруг Вудс почувствовал, как кто-то дёрнул его за волосы, и резко обернулся, схватившись за собственные пряди. — Эй, что за на хуй?! — О, так ты парниша, — перед Джеффом возвысился ощетирившийся высокий человек средних лет с едва выступающей лысиной. Поодаль от него стояли ещё два мужика. Взгляд у всех трёх был надменный, нахальный. Так бы и вырвать эти зубёнки один за другим. — а то, смотрю я, волосёнки длинные, фигурка худоватая, подумал, никак девочку к нам завезли. — Проблем хочешь? — прошипел Джеффри, ещё крепче сжав ложку, желая собрать ею все его жёлтые зубы. — У-у-у, малышка с характером, парни, да? — он со смешком повернулся к своим кентам, и все они, поддакивая, вторили ему, как безмозглые шестёрки. — хэй, приятель, а что это у тебя на лице? — То, что я сделаю с тобой и твоими хуесосами, если сейчас же не сгинешь с глаз моих! — О, это они хуесосы? — он снова усмехнулся, вновь повернувшись к ребятам. — вы слышали эту барышню? — А у неё шаловливый язычок, — промурлыкал бородатый толстяк с пышными усами, оценивающе смотря на Джеффа, отчего сам парень не мог сдержать омерзения. На маленькую потасовку оглядывались остальные обедающие заключённые, но никто не вмешивался: ни тот сговорчивый каннибал, ни даже надзиратели. Хотя давление в воздухе так наколялось, что было понятно, пара секунд — и кто-то точно умрёт. — Я смотрю, всем насрать на нас, — тихо прохрипел Джефф, склонив голову и лыбясь. — раз уж мне терять больше нечего, никто не пожалеет вас троих, когда вас обнаружат в собственных камерах с торчащими из тела костями и отрезанными хуями во рту. Мужчина хмыкнул на его угрозу. А затем наклонился почти вплотную, взял Джеффри за шею и прошептал на ухо: — Меня зовут Гарольд. Запомни это имя, сопляк. И отпустил, направившись с товарищами к другому столу. Джефф коснулся своей шеи и с отвращением потёр те места, куда коснулись пальцы этого Гарольда. Было ощущение, что его дерьмом измазали, и теперь вся эта параша въелась в кожу. Мерзко. Противно. И не менее противно, что эти уроды называли его в женском роде только потому, что у него длинные волосы и он худой. Время обеда закончилось, и всех заключённых по небольшим шеренгам распускали из столовой в камеры, предварительно ощупывая, нет ли чего под одеждой. В этот раз Джефф решил ложку не брать, ещё не придумав, как обойти такую систему проверки. Людей опять завели в камеры, где сырость встречала голые ступни с распростёртыми объятиями. Пока Вудс ходил по помещению и размышлял о перекрёстке в коридорах и табличке, прошло полтора часа, по истечению которого в свинарноподобный обитель головорезов заглянула группа надзирателей, ставшая то ли выборочно, то ли по каким-то своим сведениям, выбирать людей и уводить обратно за угол. И когда Джефф оказался тем, к чьей камере подошли, надзиратель сказал: — Сюда иди. Мыться поведу. Время душа. — Душ? — Вудс вскинул бровь. «Я думал, людей тут окончательно в вонючих бабуинов превращают». — Живее. — Да всё-всё, иду! — как только он подошёл к человеку, ему завернули руки и нацепили наручники. Джефф снова оказался на перекрёстке, но на этот раз его завернули направо. Когда он хотел посмотреть подольше на табличку, ему насильно повернули голову вперёд. — эй! Что за дела?! — Здесь не любят любопытных. Джефф не ответил, только сердито цокнул языком. Вот же дотошный какой! «Свернуть бы тебе шею. Медленно, наслаждаясь хрустом костей и хлюпаньем крови. И посмотреть, как ты пляшешь под дудку собственной агонии! Вот был бы концерт!!!». Вход в общую душевую начинался с раздевалки. Надзиратель привёл туда Вудса, и его ступни снова почувствовали укол льда, но на этот раз от потресканного кафеля на полу. — Раздевайся, Вудс. — Что, и ты тоже будешь смотреть? — он забавлялся. — мне стоит волноваться? Надзиратель закатил глаза и отвернулся. — Только не выкинь какого трюка. — Как скажешь, кэп. Но Джефф тоже повернулся к нему спиной и стал стягивать с себя одежду, небрежно положив её на деревянную скамью. Он худой, позвоночник можно было разглядеть. А ещё очень бледный. Подарочек от хулиганов из Мадисона, так сказать. Джеффри зашёл в общую душевую, где во всю бил пар от горячей воды и стояли толпы голых мужиков. При виде них у парня появилось резкое желание прикрыть руками промежность, отчего он воздержался лишь поджав плечи и трусцой подбежав к свободной лейке. Юноша чувствовал на себе взгляды, прикованные ни то к его затылку, ни то к его бледной заднице. Включил горячую воду, окатив ей макушку головы, словно стараясь смыть с себя эти взоры. Джефф поджал сожженные некогда губы, чувствуя напряжение, нервно потрухивая коленом. «Одно дело голые подростки в колонии для несовершеннолетних, а другое — волосатые, пузатые, отбитые татуировками дяденьки. А ведь здесь наверняка есть и любители по-младше, — Джефф нервно хмыкнул. — блядь, они прожигают мне спину. — он нахмурил лоб, состроив хнычащую мину. — и когда я вообще успел подрасти.?» — Эй, ты, беложопый! «Ну бляздец». — Эй, да, ты! Я с тобой разговариваю! Не стой спиной, когда с тобой говорят. Джеффри невольно затаил дыхание, медленно повернувшись. Как и ожидалось, на него взирала толпа ходячих центнеров во всей своей красе. Кто-то вдали свистнул. «Окей, как снова стать малолетним пиздюком? Я хочу в свою родную колонию!!!». — Что за патлы? У нас тут таких не любят, — они пристально всматривались, кто-куда. Вот тут-то Вудс и прикрылся. Машинально. — Не твоё дело, жиртрест, — едко выплюнул Джеффри, ощетинившись. — мне глубоко плевать, что вы тут не любите. — О, как. Возомнил себя крутым, а? Да кто ты такой, пиздюк сопливый? — Это Джефф Убийца, — сказал за Джеффа подошедший к толстяку высокий мужчина. Знакомое лицо с малоприятным оскалом. Как там его в столовой звали? Парень уже и забыл, но, в этот раз, хоть в лицо запомнил. — господа, вы что, правда не слышали об этом мальчугане? Несколько штатов в страхе держал на протяжении пяти лет. — Это тот, у которого пятьдесят с хреном трупов в кармане, и это только опознанных? — кто-то выкрикнул в толпе. — Да, — решительно ответил Джефф, смотря обозлённо на кучку голых мужиков. — и вы будете пятьдесят с хреном первые, если сейчас же не прекратите этот цирк. Что пристали, дайте помыться нормально! — О, о, дать помыться? — мужчина игриво отвёл взгляд, улыбнувшись и склонив голову на бок. — думаешь, ты здесь авторитет? Думаешь, перерезал глотки людям, и мы теперь будем тебе ноги целовать? — Ничего я не думаю, просто отъебитесь. Джефф сделал шаг назад, прижавшись к мокрой кафельной стене. Шутки в сторону, такое внимание, мягко говоря, начинало напрягать. — И что, гордишься этим? Столько жизней порешал. — О, а ты, я гляжу, Папа Римский, — юноша не остался в долгу, бросив в него ядовитый комментарий. — представь себе, да. Ты даже не представляешь, какой это кайф. Два шага ближе. — Значит, любишь причинять боль? — В этом вся моя жизнь, — Джефф на миг загорелся, чуть улыбнувшись от воспоминания своего «призвания», но его улыбка быстро померкла, когда он понял, что мужчины начали окружать его интенсивнее. «Пожалуй, хватит на сегодня душа. Пора смываться». Он быстро закрутил лейку и двинулся в сторону выхода, как ему преградил путь старик, ниже Джеффри на голову. — Не так быстро, новенький. Мы с тобой так и не попривествовались подобающе, — высокий человек взял Джеффа за плечо и развернул к себе. — давай сначала. Я Гарольд. — Отпусти, сволочь! — Вудс пару раз пытался выбраться и откинуть руки, но ему не давали такой возможности. — я уже помылся! Мне идти надо, я спешу. — Куда спешишь? В школу, в институт или на работу? Здесь у тебя всё время мира. — Клянусь, если ты меня сейчас не отпустишь, я тебе глаза выколю! — А ты забавный. А мужчины стали подходить ближе, уже в наглую прикасаться к Джеффу. Один схватил его за волосы. — Что патлы развеселил? И личико смазливое. Ты что, из этих? — гаркнул тот мужик, потянув волосы на себя. — у нас для педиков сраных особые методы приветствия. — Нет, отпуси, отпусти меня, блядь! — вот тут уже началась реальная паника. Случалось с Вудсом всякое в жизни, но это… он впервые почувствовал, что попал в капкан. Парень пинался и вырывался, но стоило ему попытаться ударить держащего Гарольда с колена, как сразу же получил звонкую пощёчину внушительной силы, из-за чего полетел другой стороной лица в стену. Он громко вскрикнул. Тело начало бесконтрольно трясти, он пытался ухватиться за лейку, вырвать её и атаковать, но его кисть была перехвачена другим заключённым и прижата к стене. Вся решительность улетучилась, теперь он взирал на мужчин полными животного страха глазами. Все они лыбились, скалились. Не прятали свою хищную, развращённую натуру. — Отпустите, просто отпустите меня! Я же вам ничего не сделал! — в его хриплом голосе проскочили писклявые, истеричные нотки. Он судорожно озирался по сторонам, всё больше убеждаясь, как их много, и всем им нужен только он. Сердце билось в агонии и норовило выпрыгнуть из груди. Его начали трогать. Трогать высеченные шрамы, остаток носа, подбородок. Начали поглаживать его тело, отчего его окатила мерзкая, тошнотворная дрожь. С них. И с себя. Как он вообще мог позволить себе попасть в подобную ситуацию? Это не про него. — пожалуйста… — О, Джефф умоляет? — Гарольд насмешливо протрезвонил это на всю душевую, на что юноша кротко кивнул, опустив голову и спрятав глаза за чёрной чёлкой. Никогда… никогда он не опускался до такого. Никогда он не просил прощения или, упаси черть, умолял. По крайней мере, после инцидента в Мадисоне. Он был тем, кого умоляли, а не кто умолял. — плохо умоляешь. Моли ещё. Джефф стиснул зубы. — Пожалуйста… прошу, отпустите меня… я не знаю, чего вы хотите, но просто отпустите… — и тут он ощутил, как чья-то наглая рука легла ему на промежность, так вульгарно и грязно принявшись массировать и гладить его член. Джеффри вновь задёргался, попытавшись вырваться, но хватка чужой руки только усилилась, сжав его. — пожалуйста! — начал всхлипывать. Он впервые почувствовал себя таким маленьким, таким жалким. Ничтожным. На глазах выступили первые слёзы. — я не хочу… — А у него ничего такая фигурка, — сказал Гарольд, проведя пальцем по контуру лица парнишки. — и личико смазливое. — Да это ж баба с хуем! — крикнул кто-то из толпы и все начали громко ржать. — он пригоден. Джефф застыл в оцепенении, отказываясь вникать в их слова, но всё же вникал в каждую букву. Он начал тяжело дышать, а из-за нагретой душевой в груди становилось больнее. Его продолжали лапать везде. Абсолютно везде. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Отпустите меня, я не хочу ничего!.. Мне… я просто не могу… — волосы прилипли к его заплаканному лицу, его подбородок дрожал. — Моли лучше! — Я умоляю вас! — На колени, сопляк. На трясущихся ногах он покорно выполнил приказ, опустившись на холодный кафель, всё также держа голову внизу. — Подними голову. Джефф не двигается, держа голову опущенной и пряча глаза за волосами, стискивая зубы и тихо хныча. Тогда его хватают за волосы и оттягивают назад, на что он издаёт пронзительный крик. Слёзы обжигают глаза, лицо, и не было век, чтобы смахнуть их. Взор стал расплывчатым. — Поднимай голову, уродец! Джефф попытался сфокусироваться на том, что перед ним, и сильнее забился, пытаясь отшатнуться, когда понял, что в нескольких дюймах от его лица торчал чужой член, целелящийся концом прямо на него. — Нет! Нет! НЕТ! ПОЖАЛУЙСТА!!! Его крики должны были донестись эхом до охраны, что осталась за пределами душевой, но никто не забегал в душ, и не знал, что сейчас, в тюрьме, совершается большое преступление. — Охрана! Охрана, кто-нибудь! Помогите!!! — отчаянно завывал Джефф, но никто, абсолютно никто так и не пришёл. И не придёт. Его никто не спасёт. И это осознание пришло к нему не раньше момента, когда заключённый Гарольд потянул голову юноши на себя, приближая к своей промежности. — помогите мне! Я не хочу, я не буду этого делать!.. — он громко всхлипывает. — это унизительно… — У тебя такой грязный язык, малец. Почему бы тебе им не показать, как ты работаешь? Джеффри интенсивно мотает головой, лишь бы не фокусироваться на отвратительном объекте, но теперь он видит, как остальные люди в душе удовлетворяют себя, глядя на него такого. Мерзко. Омерзительно. Так хочется отключиться или провалиться куда-нибудь в самое пекло, сгореть и не быть здесь. — Не надо… умоляю, не надо… — он жаждет вырваться, жаждет милости. Милосердия. Но какое там… он всё равно понимал, что его не отпустят. Не позволят. Сначала доломают, вскроют и вытащат все кости наружу. И никто их ему обратно не вправит. — мама… И всё. Его дальнейшие слова заглушаются, когда в его рот бесцеремонно и безжалостно вторгается массивный половой орган, атакуя изнутри и пробиваясь чуть ли не до глотки. Хочется блевать. Так противно. Противно с ситуации, с себя. «Мама, я урод?..» Слова эхом разносятся по стенкам его разума, когда в этот момент тотального нападения Джефф вспоминает, как он разрезал себе щёки и выжег веки. Он старается отключить мозг и игнорировать, просто игнорировать! Игнорировать всё. Это унижение, этих людей и их насмехательства. «Мамочка, я урод?..» Мужчина намотал волосы Джеффа себе на кулак и стал более агрессивнее двигать его головой вокруг своего члена, получая от этого несметное удовольствие. «Засни, просто засни. Пожалуйста, засни! Засыпай. Пожалуйста… Засыпай» Если у Джеффри и было хоть какое-то достоинство, то сейчас оно просто разбилось о кафель тюремной душевой, впиваясь осколками в его парализованное тело. Когда мужчина достиг пика, рот и горло Джеффа наполнилось отвратной липкой жидкостью, которая вытекала за пределами обгорелых губ. Джеффри резко отскочил, отплёвываясь от семени, но Гарольд взял парня за шею и угрожающе приказал: «Глотай». Под зверским страхом Джефф с силой поборол рвотные порывы и проглотил эту мерзостную субстанцию, что наполнила весь его рот. «Мама, я урод…» Джеффри отпустили. Перед всеми он был кинут на пол. Он свернулся калачиком, закрывая лицо локтями, прячась от пожирающих его тело взглядов. Поскольку из-за этого действа ему сильно растянули рот, из его шрамов начала сочиться алая кровь, а улыбка снова стала кровавой. «Урод…» — Господа, он ваш, — победно объявил Гарольд, и вся эта орава подбежала к Джеффу и начала хвататься за его тело всеми разными способами. Юноша не успел и среагировать, как оказался на четвереньках с раздвинутыми ногами, и как в него сзади безжалостно проник новый половой орган, попросту разрывая его изнутри. Джефф задрал голову и издал душераздирающий вопль, несовместимый с человеческим. Ему казалось, что его медленно и с наслаждением разрывают на части, тщательно отрывая по нерву, по мышце. Напавший вцепился в бёдра Вудса длинными ногтями и принялся орудовать его, посылая через пульсирующие толчки ничего, кроме адской боли. Его держали за руки и ноги, полностью обездвижив, и тогда он принялся в дичайших конвульсиях биться головой об кафель, желая, чтобы это всё прекратилось. Ну как-нибудь! Они уничтожили его. Достоинство, гордость, личность. Какую-никакую. С дурной славой и кровавыми руками. Может, так ему и надо, скажет кто-то. Но единственное, чего он сейчас хотел — это умереть. Его снова взяли за волосы и подняли голову кверху. Огромный синяк на его лбу не заставил себя долго ждать. Джефф уже ничего не понимал, да и не хотел понимать. Он всего лишь кричал что-то бессвязное, когда его насиловали, а потом и вовсе замолк из-за нового мужского органа у себя во рту. И так его брали всего, без остатка. Безжалостно, бессовестно убивали. Да, Джефф был психопатом, был безжалостным Убийцей, и ни одна травма, ни один печальный опыт не оправдает его никогда. Но человеком он всё же был. И сейчас он боялся. Оказался на месте жертвы. Убийство приносили счастье, эйфорию и чувство контроля, но никто не говорил, что жизнь не может рано или поздно спустить с тебя штаны и трахнуть в задницу. Прошло полчаса, и за это время тело Джеффа сменило где-то пять человек. Потом, и только потом… пришли надзиратели. — Эй, народ, какого хуя вы тут устроили?! А ну, прекратить беспредел! — трое охранников взяли дубинки покрепче и стали отгонять заключённых от Джеффри. Тот остался неподвижно лежать на кафеле, полностью истощённый. Всё его тело превратилось в пустую недееспособную оболочку. Он дёргался в конвульсиях, тихо хрипя. — так, а ну, вставай, — когда его начали поднимать, он вскрикнул, но его ухватили крепче. — Убе… убей меня… по...пожалуйста, убей… — Чёрт бы его побрал, — охранник плюнул в сторону, закинув руку Вудса себе на плечо. — И куда его такого? — спросил напарник. — Не знаю, наверно всё же в камеру. А может, стоит его отдать на осмотр в медпункт. — Давай лучше туда, а то мало ль. Надзиратель неохотно кивнул и поволок Джеффа в раздевалку. Там он совсем ничего не мог, поэтому ему и тут помогли одеться, а дальше вывели по коридорам, дойдя до перекрёстка, и на этот раз пошли вперёд. У двери кабинета висела табличка «Медпункт». Постучав раза два, охранник открыл дверь и заволок парня без чувств в кабинет. За столом сидела старенькая медсестра и разбирала бумажки, но увидев этих двоих, тихо охнула и подошла к ним. — Что это с ним? — прямо начала женщина, небрежно усадив парня на койку. На койку. Наконец-то… — Да так, ребята в душевой маленько увлеклись, — мужчина тихо хохотнул. Медсестра тоже усмехнулась, оглядывая его. — М-да, опустили, так опустили, — она раздражённо цокнула языком. — вот дерьмо, а собиралась ведь сейчас в столовую за салатом сходить. А ты припёр мне этого… что ж такого случилось, ну, в первый раз здесь, привык бы. Джефф тихо всхлипнул, закрыв лицо руками. Ему было совершенно плевать на то, как он сейчас смотрелся со стороны. Было ни черта не до этого. — Что разнылся, патлатый? Не делал бы глупостей, не попал бы сюда. — Хэй, что вы над парнем издеваетесь? — из соседней комнаты послышался резкий девичий голосок, и вот в кабинет выпархивает невысокая белокурая девица в белом халате и чепчике. Она подходит к мужчине и женщине, смиряя их не очень хмурым взглядом. — разве это смешно? Над мальчиком поиздевались. — Девочка, не лезь туда, где не знаешь. Этот мальчик неспроста здесь, — огрызнулся надзиратель. — а ты его жалеть собралась. — Нет, я собралась его лечить. Именно поэтому я работаю здесь, — решительным тоном заявила она. — миссис Дункан, Вы вроде бы хотели поесть салата. Я Вас заменю, справлюсь. — Ну, как скажешь, я только рада буду. Да и тебе на пользу, — женщина махнула на девушку рукой и поспешила покинуть медпункт. — А Вам, сэр, лучше снаружи остаться. Мне нужно осмотреть пациента. — Как скажешь, малявка. Вскоре удалился и он. Белокурая незнакомка оказалась один на один с Джеффом. Он всё ещё прятал лицо в руках. — Хэй?.. — она лучазарно улыбнулась. — что случилось, котёнок? Я могу с тобой поговорить? Я хочу помочь тебе. Джеффри никак не отреагировал на неё, только приоткрыл лицо, всё ещё трясясь. И прошептал лишь одно: — Убей меня…