Limerence

      К тому времени, как братья добрались до отеля, вздутие их больше не беспокоило, зато пот лился ручьём. Новый Дом был жарким городом, располагаясь неподалёку от магматических источников в Хотленде. Иногда потоки воздуха, проносясь по Подземелью, приносили ещё больше изнуряющей жары.       После душа Санс, жутко уставший, рухнул лицом вниз на край кровати. Папайрус лежал на другой стороне, давно искупавшись и надев пижаму, он был занят реорганизацией своего инвентаря, стремясь достичь максимального удобства и эффективности.       — Я оставил твой чай на тумбочке, — сказал Папайрус, не отрываясь от своего занятия.       — Фух… Спасибо, бро…       Санс, почти засыпая, приподнялся на подушке. Ему больше не хотелось чая, но, поскольку брат его уже приготовил, старший сделал над собой усилие и отхлебнул. Ммм, сладкий… Затем он сделал ещё один большой глоток, выпив за раз почти половину чашки.       — Чем хочешь заняться завтра? — спросил Санс.       — Хмм… Я не знаю… — Папайрус закрыл свой инвентарь, взял со стола пачку флаеров и сел на кровать, скрестив ноги. — Здесь есть Военный мемориальный музей, висячий сад… Водный квартал тоже кажется классным… Подожди, а чем ты хотел бы заняться?       — Я не знаю… Нам надо… надо на работу в понедельник, так… что… — Санс начал сбиваться с мысли. Он потер глазницы, стараясь не заплетаться в словах. — Давай просто… отдохнём завтра, лады?       — Хорошо, но я не хочу провести всё воскресенье в номере, пока нам не придётся уходить!       — Не-не, конечно нет… Как насчёт… — Санс с трудом держал глазницы открытыми, не говоря уже о том, чтобы соображать. Его зрачки опустились на колени, где он держал чашку чая. Собрав последние силы, он выпил всё до дна. — Прости, я сейчас не могу… ни о чём думать. Я очень устал.       — Всё в порядке, брат.       Папайрус продолжил молча листать флаер, сверяя информацию с онлайн-рейтингами. Большинство развлечений требовали долгой прогулки, чтобы добраться до них, и долгой прогулки, чтобы насладиться ими; это была полная противоположность тому, что он искал. Тем не менее, его поиски оказались не напрасны: в Новом Доме, как выяснилось, находился небольшой кинотеатр, основанный самим Меттатоном. Он был единственным во всём Подземелье, и каждый день там показывали разные фильмы, почти как на телеканале. Здание располагалось напротив торгового района, недалеко от отеля. Здесь Санс мог бы бездельничать и набивать рот попкорном и начос.       Идеальное воскресенье для старшего брата.       — Хочешь пойти в… — начал было Папайрус, но тут же прервал себя, оторвав взгляд от экрана телефона.       Санс уже заснул, склонив голову набок, с пустой чашкой на коленях.       «Ваушки, это снотворное действительно эффективно…»       Папайрус подполз к Сансу, забрал у него чашку и слегка потряс за плечо.       — Санс?       Папайрус снова потряс его, на этот раз чуть сильнее. Кряхтя, Санс приоткрыл глазницы, пытаясь посмотреть на брата, но тут же закрыл их вновь. Папайрусу хватило увидеть его нечёткие, расфокусированные зрачки.       — Санс, я тебя уложу и подоткну одеяло, хорошо?       Ответа не последовало. Вообще никакой реакции, когда Папайрус положил его на середину кровати и укрыл. Дыхание Санса стало спокойным и глубоким, лицо полностью расслабилось. Он даже не подозревал, сколько времени провёл младший, наблюдая за ним, в ожидании полного действия препарата.       Папайрус нежно погладил Санса по щеке костяшками пальцев, ласково улыбаясь ему, а потом наклонился и поцеловал в лоб, висок, щеку, уголок рта… Спускаясь ниже, он скользнул под одеяло и опустился на старшего сверху, удерживая большую часть своего веса на локтях.       На мгновение младший остановился и обхватил лицо брата ладонями. Санс выглядел таким очаровательным, когда спал…       — Я так сильно люблю тебя, брат…       Он слегка клацнул их зубами, выражая свои чувства, хотя и понимал, что душа Санса их не воспримет. Но всё же было приятно представить, что это возможно, и Санс почувствует его любовь, откроет глаза и ответит на поцелуй… Папайрус немного подождал в надежде на чудо, но когда оно, очевидно, не произошло, он продолжил покрывать подбородок и шею старшего брата лёгкими поцелуями.       Прижавшись лицом к изгибу шеи Санса, он глубоко вдохнул его дурманящий аромат и прерывисто выдохнул, когда твёрдая, жаждущая прикосновений магия сконцентрировалась в области таза. Папайрус придвинулся ближе и лёг между ног Санса. Он неуверенно повёл бёдрами, и с его уст сорвался сжатый стон.       «Нет-нет-нет-нет-нет…» — в отчаянии думал Папайрус, сохраняя тело неподвижно, за исключением пульсирующей магии. Он знал, что кончит в штаны сию минуту, если снова прижмётся к твёрдой ноге Санса. — «Я ещё ничего не сделал! Я… я хочу его увидеть!»       Младший взял себя в руки, как бы трудно это ни было, когда под ним находилось тёплое тело брата. Несмотря на то, что его душа не приняла твёрдой, видимой формы, Папайрус чувствовал её неистовое жжение в области грудной клетки. Он глубоко дышал, уткнувшись переносицей в шею Санса и покусывая её, что нисколько не помогало взять тело под контроль. Убедившись, что в пределах досягаемости не осталось ни одной нецелованной косточки, Папайрус поднялся и сел на таз брата, сбросив одеяло со спины.       Санс по-прежнему крепко спал, раскинув руки по сторонам от головы, не догадываясь, чем занят его младший брат. А жаль; Папайрус надеялся увидеть очаровательный голубой румянец на скулах старшего, может, даже лёгкий намёк на реакцию в ответ на его прикосновение…       Что ж, это лучшее, что он мог иметь. На данный момент.       Руки Папайруса блуждали по всей территории грудной клетки Санса, изучая её так, как не удалось прошлой ночью. Дрожащими пальцами он медленно расстёгивал рубашку Санса, открывая взору больше костей.       Что-то щёлкнуло в голове Папайруса, когда пижамная рубашка оказалась полностью расстёгнута: он склонился, как волк над своей добычей, и провёл языком вдоль грудины брата, пока руки исследовали неровности нежных рёбер. У Санса был приятный вкус. Папайрус облизывал и осыпал поцелуями грудную клетку, даже дерзнув немного прикусить рёберный хрящ.       Папайрусу стало жарко, и он стянул свою рубашку, безумствуя от влечения. Его движения стали резкими и требовательными, а пальцы впились в межрёберные промежутки, оставляя царапины. Утром тело Санса, наверняка, будет ныть, но ему было всё равно. Ему хотелось большего. Он хотел укусить сильнее, до костного мозга, и сделал это.       «Я хочу причинить ему боль.»       Папайрус судорожно глотал воздух, словно он тонул, глубже погружаясь на дно, и, поднявшись, сел на колени, всё ещё верхом на Сансе. У него закружилась голова, а отголоски последней мысли до сих пор эхом отражались от стен черепа. Посмотрев вниз на брата, скелет обнаружил на его рёбрах мелкие порезы, следы от укусов, кости, покрытые слюной…       Его член запульсировал от такого зрелища.       Папайрус приспустил штаны, обнажив свою изнывающую плоть, а затем приступил активно ублажать себя рукой, не сводя взгляд со спящего брата.       «Я сейчас кончу. Я кончу на всё твоё тело, Санс. Я сейчас…»       Последняя крупица здравого смысла твердила ему остановиться, понимая, что если он продолжит в том же русле, то учинит беспорядок, который невозможно будет ни убрать, ни объяснить утром. Стиснув зубы и тяжело дыша, Папайрус до боли сжал основание члена, и после нескольких секунд колебаний надвигающийся оргазм отступил. Как бы сильно ему ни хотелось увидеть свою магию, стекающую с рёбер Санса, он знал, что следует порядком отдохнуть, прежде чем пытаться вернуться в прошлое, и пусть даже если брата он сможет привести в порядок, то что делать с пижамой и простынями? Если Санс проснётся в окружении засохшей спермы… Ну, вряд ли он обрадуется.       Папайрус достал из инвентаря пару бумажных салфеток и положил их рядом с коленом. Облегчённо вздохнув, он продолжил ласкать себя, теперь уже медленнее, сжав ладонь в кулак. Он хотел как можно дольше обводить взглядом обнажённые, израненные кости Санса и представлять, как развивались бы события, если бы брат не спал. Согласно его фантазии, Санс предстанет застенчивым: его лицо окрасится в прекрасный синеватый оттенок, и ему с трудом будет даваться не смотреть на брата, мастурбирующего верхом на нём… но время от времени он всё же бросает быстрые виноватые взгляды. Папайрус протянет ладонь, погладит брата по щеке, повернёт его лицо к себе и прошепчет, что всё в порядке, что они любят друг друга и ему нечего стесняться… И тогда он почувствует, как твёрдая магия старшего прижимается к его тазу.       В этой фантазии Санс хотел его так же сильно.       Санс смущённо улыбнётся и протянет своё запястье. Он робко коснётся головки члена Папайруса, отчего его фаланги станут влажными. Постепенно он будет всё больше вовлекаться в процесс, поначалу ограничиваясь лёгкими прикосновениями, которые затем перерастут в уверенные, пока младший, сидя на нём, будет таять от удовольствия. И вскоре движения станут быстрее, жёстче…       Внезапно, как гром среди ясного неба, Папайруса осенила идея.       Он тут же перестал трогать себя, осознав, что его движения стали через чур неистовыми, а на конце члена выделилась капля смазки. Он был уже почти на грани, когда взял левую руку Санса и направил её к своему органу.       Папайрус втянул воздух, когда безвольные пальцы брата соприкоснулись с горячей, пульсирующей магией. Некоторое время он держал руку неподвижно, наслаждаясь восхитительным ощущением, а после медленно провёл ею по всей длине. Спустя несколько поглаживаний пальцы Санса стали скользкими от смазки, что позволило им легко двигаться вдоль плоти.       Его душа была готова вот-вот разорваться. Маленькое перевернутое сердечко материализовалось в груди, излучая белый свет, частично скрытый за рёбрами.       — Звёзды, Санс… — промурлыкал Папайрус, ощущая дрожь по всему телу.       Он чувствовал нарастающий оргазм, приближавшийся с каждым движением. С поверхностным дыханием, младший не отводил взгляда от сонного лица брата, представив, насколько прекраснее оно могло бы стать, искажаясь от наслаждения. В то же время он наращивал темп братской рукой, пока та, наконец, не довела его до кульминации. Папайрус в нужный момент выхватил салфетки, чтобы излиться на них, стараясь постанывать как можно тише. Хоть Санс и не проснулся бы, кричи он во всё горло, ему всё же не хотелось выслушивать жалобы постояльцев на счёт шума.       Постепенно дыхание Папайруса выровнялось, свет его души померк, и грудная клетка стала пустой, как прежде. Он чувствовал себя сонным, уставшим и, неким образом, не настолько удовлетворённым, как ожидал. Что-то здесь было не так, но он не мог понять, что именно.       Чуть нахмурившись, он убрал руку Санса от своего обмякшего члена, заметив, как благодаря его магии фаланги Санса приобрели приятный оранжевый оттенок. К сожалению, Папайрусу ещё предстояло всё убрать и убедиться, что ни одна капля спермы не попала на постель. Поэтому он сложил пальцы брата в кулак и уложил ему на грудь.       С трепетом в ногах Папайрус направился в ванную, где привёл себя в порядок, после чего растворил свою магию и проверил, не испачкал ли он пижамные штаны. Затем он подготовил тёплую мочалку, взял маленькое полотенце и вернулся к кровати, чтобы вытереть руку Санса. Младший неторопливо обёртывал ткань вокруг каждой косточки и тщательно протирал её. Он ничуть не умаялся, выполняя монотонную работу, чему совсем не удивился, ведь забота о драгоценном брате была для Папайруса лишь ещё одной возможностью выразить свою любовь, столь же искреннюю и чистую, как и его первобытное влечение.       Как только рука Санса стала чистой, Папайрус нежно поцеловал его костяшки и придвинулся ближе, чтобы осмотреть грудную клетку. Вдоль костей пересекались очень тусклые, но заметные оранжевые линии засохшей слюны Папайруса. Их можно было с лёгкостью вытереть, в этом не было проблемы. Проблема заключалась в том, что он сделал с рёбрами Санса: царапины выглядели глубже и болезненнее, чем показались на первый взгляд, а на хряще, который он укусил, уже виднелся синяк.       Санс выглядел так, словно сражался с диким зверем.       Папайрус цокнул языком, все его нежные чувства мигом испарились.       «Ради всего святого, как он может быть таким хрупким?» — подумал он, вытирая грудную клетку старшего без прежней педантичности, с которой очищал руку. Здесь не было ничего серьёзного; как-никак в школе все монстры изучали основы целебной магии, независимо от их вида и предрасположенности, так что весь беспорядок он мог с лёгкостью исправить. Раздражало только то, что тело Санса, казалось, не могло отличить страстные заигрывания от избиения в тёмном переулке.       «Он сам виноват; он бы не был таким недотрогой, если бы лучше о себе заботился», — решил Папайрус, проигнорировав овладевшее им желание навредить брату, во время ласк над ним.       Тяжело дыша, он положил обе руки на грудь Санса и призвал исцеляющую магию.       Ничего не произошло.       Папайрус растерянно заморгал. Раньше магия никогда его не подводила, независимо от того, насколько он был утомлён.       Он сделал глубокий вдох и попытался ещё раз.       Ничего не произошло.       Разочарованно хмыкнув, Папайрус откинулся на пятки и, уперев руки в бёдра, нахмурился, совсем как разочарованный родитель. В этот момент ему хотелось не исцелить Санса, а отвесить ему крепкую пощёчину за то, что он был таким чертовски слабым, чем только всё усложнил…       Подожди-ка.       Кажется, в этом и крылась причина! Он немного разочаровался в своём брате, неудивительно, что магия не подействовала, не соответствуя его намерениям. Ему нужно было избавиться от негативных эмоций, и он знал, как это сделать.       Папайрус глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и лёг рядом с Сансом. Он осторожно повернул лицо брата к себе и любовался им целую минуту, таким не похожим на его собственное. Затем младший провёл фалангами по округлой, гладкой и тёплой скуле, обхватил лицо ладонями и нежно поцеловал. Когда Санс приоткрыл рот, Папайрус испытал соблазн проникнуть внутрь языком, но вовремя себя одёрнул; его задача состояла в том, чтобы вылечить брата, и пускаться во все тяжкие в данный момент было неуместно.       Теперь, когда он сосредоточился на тёплых чувствах к брату, зелёные исцеляющие потоки проходили сквозь его пальцы так же легко, как воздух попадает в лёгкие. Вскоре повреждения на рёбрах исчезли, не оставив и следа от причинённых ранее царапин или синяков, и Папайрус почувствовал гордость за себя, застёгивая пижаму брата.       Подобрав с пола собственную рубашку, Папайрус обвил рукой грудь Санса и прижал его к себе. Он знал, что если Санс проснётся в его объятиях, то, как и в прошлый раз, сделает вид, что ничего не произошло. Хотя было очевидно, что ему понравилось и он был бы рад проснуться в тепле объятий своего младшего брата.       Всё нормально. Он позволит Сансу убегать от своих чувств сколько тот захочет. Ну, нет… По крайней мере, ещё какое-то время.       А между тем Папайрус о нём позаботится.