Limerence

      Санс иногда называл отель МТТ безвкусным, и, честно говоря, Папайрус понимал, почему. Пол был выложен яркой золотой плиткой, а вычурная ковровая дорожка возлагалась от главного входа до запасного выхода. В центре вестибюля красовался фонтан в виде Меттатона, устраивающего потоп на полу, рядом с огромной Праздничной ёлкой, до краёв украшенной металлическими шарами, красными лентами и золотыми гирляндами.       — Ха, это что-то новенькое… — сказал Санс, с ухмылкой рассматривая статую, прежде чем повернуться к администратору. — Здоров, Лима, чё как?       — Эта штука здесь! — произнесла администратор, внешне напоминающая руку, судя по всему её терпение находилось на исходе. — Эшби повторял ему снова и снова, что его идея не сработает, но Меттатон отказывался слушать. Он сказал, что хочет «воплотить в жизнь своё видение прекрасного», чтобы «позволить всем гостям восхищаться его изображением». Она показывала воздушные кавычки руками, а также своей рукообразной головой.       — Ну, я рад, что он настоял на своём. — Санс выразился очень серьёзно, что застало администратора врасплох, — Если это место и нуждается в чём-либо, так это ОПРЕДЕЛЁННО в большем количестве атрибутики Меттатона, хах?       Монстр-ладонь рассмеялась.       — Ага, как будто столов нам было мало!       — Или стейков, — усмехнулся Санс и повернулся к Папайрусу. — Кстати говоря, мне нужно идти в ресторан… прямо сейчас. Сегодня я выступаю первым. Так что, когда закончу, зайду за тобой и—       — Не надо, Санс, я могу подождать в ресторане. У нас был заказан столик, не так ли?       — Да, но это значит, что тебе придётся наблюдать, как я пытаюсь быть смешным. Это будет невыносимо.       — Точно так же, как жить с тобой.       Лима усмехнулась протягивая братьям ключ-карты от номера.       — Вы двое такие забавные! Вам стоит как-нибудь выступить вместе!       — Неплохая идея, — улыбнулся Санс.       Скелеты помахали ей на прощание и направились в ресторан. Папайрус сразу обратил внимание, как атмосфера изменилась на более сдержанную и интимную. Со стен и потолка свисали маленькие, со вкусом подобранные праздничные гирлянды, а из скрытых динамиков доносилась приятная мелодия на фортепиано. Это место было похоже на то, куда обычно приходят монстры на свидания. Даже свечи мерцали на каждом столике в форме Меттатона.       Он продолжал осматривать окружение, когда Санс указал на единственный свободный столик у стены напротив сцены.       — Должно быть, это наш. Там должна быть карточка с нашими именами или что-то вроде этого. Мне нужно идти, окей? Не жди меня, если проголодаешься!       Папайрус кивнул, пожелал брату удачи и поспешил к их столику. Было немного странно находиться в таком месте одному, особенно когда все остальные сидели в компании. И, похоже, это была романтическая компания. Он чувствовал себя совсем не в своей тарелке, но был рад, что решил сменить стиль одежды; по крайней мере, он не выглядел белой вороной в простой белой рубашке на пуговицах и классических серых брюках, которые ему любезно одолжил Гриллби.       Усевшись, Папайрус просмотрел меню напитков (он не собирался ужинать без Санса!) и закал моктейль под названием «Лимонад из эхо-цветов». Он понятия не имел, чего ожидать, но всё, что напоминает лимонад должно быть вкусным, верно? Вскоре официант поставил перед ним напиток и Папайрус ахнул, восхищённый его красотой. Голубая жидкость нежно светилась, а когда официант перемешивал её длинной ложкой, яркие зёрнышки кружились в ней, словно крошечные звёздочки. Папайрус поблагодарил официанта и достал свой телефон, собираясь сфотографировать удивительный напиток, и в этот момент…       — Эй, народ, добро пожаловать на вечернее шоу. Надеюсь, вы приятно поужинаете и…       Санс стоял на сцене перед микрофоном. Он переоделся в элегантный костюм… и даже при этом ему удавалось выглядеть небрежно: помятая белая рубашка, тёмные брюки, которые казались ему немного велики, расстёгнутый жилет и свободно болтавшийся на шее развязанный галстук-бабочка. При этом Санс излучал необычайный дерзкий шарм, что мгновенно вызвало восхищение у Папайруса (и, конечно же, у всех остальных).       — …Однако, с сожалением вынужден вам сообщить, что я буду первым, эээ, комиком за сегодня. Так что, ну, постарайтесь насладиться едой, потому что я не уверен насчёт этого шоу…       Уже вскоре раздалось несколько смешков. Даже издалека Папайрус заметил расслабленную улыбку Санса, когда он отрегулировал стойку микрофона под свой рост.       — Нет, серьёзно. Я ничего не подготовил на этот вечер. Вы не поверите, какая у меня была неделя…       А потом Санс начал красочный рассказ о злоключениях и недоразумениях, приправив его своими фирменными каламбурами и удачным пожиманием плеч. Публика была очарована историей, и сдержанный застенчивый смех вскоре перерос в громкий хохот. Папайрус заметил, как некоторые монстры даже вытирали слёзы.       — …На самом деле это одна из причин, почему мою семью больше не допускают в Новый Дом. Извини, бро.       Санс посмотрел прямо на Папайруса и помахал ему. Несколько монстров обернулось на него, и Папайрус опустил взгляд, чувствуя, как тепло разливается по его скулам. Он, должно быть, сиял так же, как и его напиток.       — Как бы то ни было, после этого я думал, что хуже уже быть не может. И, угадайте, что? Стало ещё хуже.       Теперь Санс расхаживал по сцене. В одной руке он держал микрофон, а другой сопровождал свои слова жестикуляцией. Он с головой погрузился в свою абсурдную историю, и было прекрасно видно, что он отлично проводит время.       Папайрус не смог сдержать улыбки. Было так приятно видеть брата в своей стихии, увлечённым работой, в которой он был невероятно хорош и знал об этом… Он задавался вопросом, чувствовал ли Санс то же самое на работе в лаборатории. Страсть к науке Санс питал не меньше чем к плохим шуткам или кетчупу, поэтому Папайрус не мог понять, почему брат бросил эту работу в пользу сторожевых постов и продажу хот-догов. Однако, по правде говоря, младший об этом никогда не спрашивал.       — …И вот так я лишился двух вкусных кусков пиццы и восьми золотых.       Весь ресторан наполнился смехом и аплодисментами. Санс пару раз поклонился, поблагодарив публику, но рукоплескания не утихали, пока лицо явно смущённого комика не покрылось синим оттенком.       Таким же синим как лимонад Папайруса, про который он забыл во время выступления брата.       В спешке, Папайрус разблокировал телефон и помешал напиток соломинкой. Светящиеся семена вновь закружились в жидкости, и когда они стали медленно погружаться на дно, Папайрус сделал несколько снимков. Через объектив он увидел, как Санс положив руку на душу, отвесил последний поклон, и удалился со сцены.       Пока Папайрус ждал, он сделал глоток своего моктейля (напиток оказался вкусным и освежающим!) и просмотрел сделанные снимки.       Санс был на правой части фотографий, он стоял на сцене раскрасневшийся и улыбающийся. Лимонад из эхо-цветов, находился очень близко и закрывал левую часть фото, отчего казалось, словно старший стоял возле неба, полного звёзд, а его восторженные зрачки сияли даже ярче. Фотографии действительно были прекрасны. На одной из них Санс смущённо почёсывал затылок и смотрел в сторону. На другой его глазницы были закрыты, но улыбка всё ещё оставалась широкой и искренней. На третьей глаза и рот были приоткрыты, вероятно, он говорил «спасибо» в этот момент. На последнем снимке был запечатлён поклон, перед тем, как Санс покинул сцену.       — Эй, бро.       Папайрус быстро заблокировал телефон и положил его на стол экраном вниз. Санс плюхнулся на стул перед собой, и удовлетворённо вздохнув, потянулся за моктейлем и сделал большой глоток через соломинку.       — Пожалуйста, угощайся — возмущённо произнёс Папайрус, изображая обиду.       Санс прикрыл глаза и отпил ещё больше, тем самым подразнив брата. Затем, он снова глубоко вздохнул.       — Спасибо, что заказал мне попить, бро, я просто умираю от жажды.       Он огляделся и, заметив официанта, поднял бокал и указал на него. Официант кивнул и отошёл к стойке в дальнем конце ресторана.       — Итак, насколько это было ужасно? — спросил Санс.       — Мне неприятно это признавать, но вышло довольно забавно.       Такое заявление, казалось, застало Санса врасплох. Он хотел начать новый цикл взаимных передразниваний, но вместо этого получил искренний комплимент. Он не знал, как следует реагировать, поэтому лишь тихо усмехнулся и выпил ещё немного, чтобы скрыть свою смущённую улыбку.       Когда официант подошёл к их столику с лимонадом из эхо-цветов, Санс указал на брата — новый напиток предназначался, конечно же, ему. Они также воспользовались возможностью заказать ужин (гламбургер для Санса и стейк в форме лица для Папайруса). Во время трапезы они начали обсуждать планы на следующий день: Папайрус с нетерпением ждал возможности посетить торговый район, поскольку Гриллби не только заплатил ему за первые дни на работе, но и порекомендовал несколько магазинов одежды; Санс был этому только рад, ведь ему тоже надо было сделать покупки.       Их разговор был прерван, когда на сцене появился второй комик за этот вечер — монстр сноудрейк. Его выступление состояло исключительно из каламбуров и игр слов про снег. Хотя они и были не такими уж смешными, их количество впечатляло. Однако вскоре шутки стали довольно предсказуемыми, и Папайрус, расправившись со стейком, решил отвлечься, просматривая меню десертов.       — Эй, Папс, — прошептал Санс, не желая беспокоить своего коллегу, но приняв во внимание, что его бро не особо заинтересован в шоу, — Хочешь десерт в номер?       Папайрус не мог понять, была ли причина в романтической атмосфере ресторана, или, возможно, его моктейль на самом деле оказался коктейлем, но разум младшего не воспринял вопрос буквально. Вместо этого, он представил откровенную картину десерта, который Папайрусу очень хотелось бы отведать. Похоже, синий был тематическим цветом сегодняшнего вечера.       — Ты… Ты уверен?       — Конечно! Выложимся по полной, обслуживание номеров и всё такое, — Санс улыбнулся, — Тебе стоит попробовать звёздное парфе, оно потрясное!       Папайрус нервно усмехнулся, что, к счастью, удалось скрыть среди учтивых хихиканий других монстров. Конечно же, брат имел в виду настоящий десерт, как он мог быть таким глупым? Санс приподнял надбровную дугу, озадаченный реакцией Папайруса.       — Извини, брат, последний каламбур был, на удивление, остроумным, — сказал Папайрус, отчаянно стараясь, чтобы его реакция выглядела… по крайней мере, естественной.       — …Снежная проблема? Это по твоему остроумно?       — Хех, хех… ага. — Ох, звёзды, почему в тот момент сноудрейк не мог придумать менее ужасный каламбур?       — Значит, слушай меня внимательно. — Санс облокотился на стол, грозно указывая пальцем на Папайруса. — С этой минуты, тебе ЗАПРЕЩЕНО когда-либо жаловаться на мои костяные каламбуры.       Некоторое время они пристально смотрели друг на друга, а затем вдруг прыснули и громко рассмеялись. В ресторане стояла мёртвая тишина, и вскоре все взгляды посетителей были прикованы к ним, включая сноудрейка на сцене.       На мгновение Папайрус забыл о мире вокруг него и теперь, чувствовал себя унизительно под многочисленными взглядами. Он прикрыл рот рукой, и стал бормотать извинения, которые заглушил пронзительный голос сноудрейка.       — Я хлад, что братья скелеты поняли мои прохладные шутки! — сказал он, гордо расправив перья.       — Разумеется, приятель, — прохрипел Санс, откидываясь на стул, — У твоих слушателей холодное сердце, они не приняли тебя снежностью.       Все засмеялись, вероятно решив, что это было частью шоу, и обратили внимание на сноудрейка. Папайрус глядел на брата, впечатлённый, но не удивлённый. В конце концов, он и так знал, насколько находчив был Санс.       — Неплохая попытка, — прошептал он, опустив руку, демонстрируя лёгкую улыбку.       Санс ухмыльнулся, как маленький чертёнок, и подмигнул. Затем, он казалось, засомневался, но в итоге негромко спросил:       — Не возражаешь, если мы посидим до конца? Неловко уходить на половине… Это наверняка не займёт много времени.       — Очень нальдеюсь на это, — не смог удержаться Папайрус.       Санс с трудом сдержал смех.       — Звёзды, ты беспощаден, — прошептал он.       Братья покинули ресторан сразу после того, как закончился низкопробный комедийный номер сноудрейка, и до того, как начался следующий. Проходя по коридорам, они пытались оценить эмоциональный ущерб, нанесённый Папайрусу снежными каламбурами, но анализ был прерван, когда они открыли дверь в свою комнату.       — Вау… — одновременно выдохнули они.       Комната была огромной, размером почти с их гостиную. По обе стороны массивной кровати были расположены окна, и, на удивление, вид открывался не на депрессивный переулок, окружавший отель: за стеклянными панелями находились магические, имитирующие ночное звёздное небо. На стене напротив кровати висел гигантский телевизор с плоским экраном. Здесь, казалось, были предоставлены все возможные удобства: стол со всеми необходимыми принадлежностями — телефоном, чайником, чашками, чайными пакетиками, корзиной с закусками, и несколько флаеров с информацией о мероприятиях и достопримечательностях Нового Дома. Под столом был даже спрятан мини-холодильник. Вся мебель предназначалась явно для монстров намного крупнее, чем они… а также намного богаче. Санс, должно быть, получил какую-нибудь скидку для сотрудников; в противном случае, Папайрус сомневался, что они смогли бы позволить себе нечто подобное.       Санс направился прямиком в ванную, чтобы принять душ («Это просто нечто, братан!» — донёсся голос брата по другую сторону раздвижной двери), поэтому Папайрус решил просмотреть флаер, пока ждал своей очереди. Он поудобнее устроился на кровати и бегло просматривал текст, свободной рукой поглаживая мягкую ткань покрывала. Подушки под его спиной казались райскими, а матрас идеально сохранял баланс между жёсткостью и мягкостью. Всё в комнате выглядело совершенно новым, таким непохожим на подержанные, найденные на свалке или самодельные вещи, которые были у них… Не то чтобы Папайрус требовал такой же роскоши в своём доме, но было бы неплохо иметь диван без впивающейся в кости пружины или матрасы, которые не скрипели бы при малейшем движении. Возможно, благодаря новой работе, он постепенно сможет улучшить их дом.       — Как тебе кровать? — спросил Санс, выйдя из ванной.       Он был в пижаме, которую подарил ему Папайрус несколько лет назад, но никогда раньше не видел, чтобы старший её надевал. В ней не было ничего особенного, обычная клетчатая голубая рубашка на пуговицах, но Санс выглядел в ней просто прелестно. И всё же жаль, что Санс не забыл упаковать пижаму. Надежды Папайруса на то, что брат будет спать в нижнем белье, как делает дома, рухнули.       — Кровать отличная, — сказал Папайрус, вставая с постели и направляясь в ванную, — Уверен, ты сладко уснёшь, когда я выйду из душа.       — Обижаешь, бро, — Санс забрался на кровать и теперь поудобнее устраивался на подушках. Немного повозившись, он облегчённо вздохнул и закрыл глазницы, — Ух… Просто разбуди меня, когда закончишь.       Папайрус усмехнулся, покачал головой и оставил его в покое. Бедняга, должно быть, сильно устал после рабочего дня, долгой поездки и ещё другой работы в добавок.       Зайдя в душ, Папайрус решил не будить Санса. Брат более чем заслужил небольшой отдых, и хотя их совместный вечер в преддверие Празднества будет короче, чем хотелось бы Папайрусу, это неважно, ведь он уже был замечательным. А самое интересное было ещё впереди.       В детстве они иногда спали вместе, так что в этом не было ничего нового. После того, как папа ушёл из жизни, Папайрусу начали сниться кошмары. Сам он не помнил об этом, но знал, потому что однажды отец разбудил его после одного из них.       Высокий тёмный силуэт в дверном проёме спальни кричал, чтобы он заткнулся к чёртовой матери. Ярость в его голосе напугала Папайруса даже больше, чем бесформенный страх, который уже охватил его душу. Он заплакал. Он знал, что должен вести себя тихо, но не мог сдержать слёз. Тёмная фигура — отец, приближался широкими шагами, замахнувшись рукой. Страх Папайруса усилился, и сработали его рефлексы: съёжившись, он прикрыл череп своими крошечными ручонками, хотя и осознавал бесполезность своих действий. Но внезапно его голову обхватили маленькие руки.       — У-уходи! Уходи! — послышались крики старшего брата.       Затем удар, кость о кость. Шаги. Хлопок дверью. Тишина.       — Он у-ушёл, Папс. Всё хорошо. Но Папайрус продолжал тихо плакать, и перестал только тогда, когда услышал (а точнее, почувствовал) как плачет Санс. Он попытался отстраниться от объятий, чтобы проверить, где отец оставил новое бо-бо, и поцеловать это место, но Санс только крепче прижал его к себе.       — Он тебя сильно ударил? — тихо спросил Папайрус.       — Н-нет. — сдавленно произнёс Санс.       — Прости, я не знал что—       — Это не твоя в-вина, Папс. У тебя п-просто был кошмар, — Санс шмыгнул переносицей и освободил брата из объятий, чтобы погладить его черепушку, — Ты ничего плохого не сделал, окей?       — Тогда почему он такой злой? — Папайрус взглянул на брата.       Санс ответил пристальным взглядом. Он выглядел донельзя самоуверенным и, на взгляд Папайруса, гораздо старше своих десяти лет, даже с небольшой щелью между зубами и едва заметными веснушками на носу и щеках.       — Он злой, потому что глупый. — тихо, но дерзко ответил Санс.       Папайрус ахнул и прикрыл рот двумя руками. Санс назвал отца глупым! Если бы тот только услышал!..       — Он глупый вонючка, — Санс хитро улыбнулся и прищурил глазницы, позволив паре слезинок скатиться с его скул.       Папайрус широко раскрыл глазницы и прижал свои маленькие ладошки ко рту, пытаясь сдержать смех.       — Он такой глупый… — продолжил Санс негромким тоном, вытирая слёзы со скул младшего, не обращая внимания на собственные, — …Он п-пытался продать снег в Сноудине!       Папайрус тихонько захихикал.       — Он пооолный дурак… он п-приготовил его дома, а по дороге снег растаял!       Папайрус от души рассмеялся, когда Санс укрыл его одеялом, и весь страх и печаль моментально исчезли. Старший брат поудобнее устроился рядом.       — Хочешь я почитаю тебе «П-пушистого Кролика»?       Папайрус кивнул и закрыл глазницы, позволяя голосу брата вновь убаюкать его.       Этой ночью маленький Папайрус понял, почему иногда он просыпался рядом с Сансом. Раньше он думал, что брата тоже могли мучить кошмары или ему было одиноко. Но теперь он осознал: всё это время старший братец защищал его — и от ночных кошмаров, и от отца.       Нынешний Папайрус почувствовал, как ёкнуло в душе при этом воспоминании, и нахмурился.       Они были… хорошими братьями. Вся их жизнь это подтверждала. Вечер, который они провели вместе, стал ярким тому примером. Их отношения и так были идеальными, а любовь безграничной.       Что, если Санс был прав, и он просто увлёкся, запутался? Стоило ли рисковать всем? Но с другой стороны, с его способностью начинать дни сначала… разве это риск? Что плохого в том, чтобы испробовать разные варианты и остановиться на лучшем?       С этим потоком мыслей, Папайрус осторожно открыл дверь ванной. Он не хотел будить Санса посторонними звуками, что оказалось излишним, поскольку брат не спал и читал флаер, который Папайрус оставил на кровати.       — Открой холодильник, бро, — сказал Санс, не глядя на младшего.       Папайрус вскинул бровь, с подозрением отнесясь к словам брата, но просьбу выполнил.       — Ох, ваушки!.. Ты и впрямь вызвал службу обслуживания номеров?       В холодильнике стояли два высоких стеклянных стакана, наполненные мороженым. В каждом находилась радуга из разных вкусов, а наверхушке десерта располагалось печенье в форме звезды.       — Ты думал я забыл про звёздное парфе, хах?       — Да… оно выглядят великолепно, — сказал Папайрус, осторожно вынимая стаканы.       — Давай, захвати пару ложек и неси их сюда.       — Мы будем есть… на кровати? Разве так можно?       — Конечно, не переживай. Мы не устроим беспорядок, так что, всё нормально.       И вот они в пижамах едят мороженое, лёжа на кровати, и смотрят типичный праздничный фильм, совсем как дети, которых оставили одних на вечер.       Десерт оказался восхитительным, каждый новый вкус удивлял Папайрус не меньше предыдущего. То же самое можно сказать и о фильме, несмотря на то, что он видел его не в первый раз. Ему нравилось, как Санттатон спас Празднество благодаря своей находчивости, обаянию и иногда бензопиле.       Спустя некоторое время Папайрус ощутил тяжесть на плече. Санс заснул, держа в руках почти пустой стакан из-под мороженого. Его дыхание было медленным и глубоким.       Как можно осторожнее, Папайрус выключил телевизор и забрал стакан брата. Теперь он оказался в затруднительном положении, ведь обе руки были заняты. Решить проблему удалось, зажав стаканы между ног (они всё ещё были холодными!!!). После чего младший помог брату прилечь. Санс немного поворочался, потом лёг на бок, отвернувшись от Папайруса, и вздохнув, продолжил крепко спать.       Стараясь не шуметь, Папайрус поднялся, оставил стаканы на столе и вернулся в постель. Затем он убедился, что старший как следует укрыт, выключил свет и лёг рядом с ним.       Вздохнув, Папайрус закрыл глазницы. Сочельник удался на славу. Шоу, ужин, десерт… Он бы не изменил ни одну деталь, даже перфоманс сноудрейка. Внезапно, он подумал, что смог бы повторить этот чудесный вечер, возможно, даже проживать его снова и снова, но… если он это сделает, всё будет по-другому. Да, вечер останется прежним, но не Папайрус. Он больше не сможет прожить его так же, как сегодня, в первый (и единственный) раз. И, кроме того, ему хотелось разделить эти приятные воспоминания с Сансом, а не портить их бесконечным повторением.       Этот вечер они запомнят надолго. Подобные моменты часто фигурируют в будущих анекдотах.       И это прекрасно.       Это идеально.