
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Это рассказ о мальчишке, который вдохновившись героями и историями о бравых солдатах. Решает вместе с друзьями вступить в армию, не ожидая, что одного короткого мгновения достаточно, чтобы изменить судьбу миллионов.
Что же ждёт этого мальчишку? Может слава героя? Нет, вряд ли. Инвалидность и смерть, более вероятна.
Сегодня было солнечно
01 января 2025, 01:00
Я резко проснулся от оглушительного грохота взрывов, сотрясающих стены ДОТа. Вокруг меня, в полумраке, спали Мэтт и Хем, но теперь и они, похоже, поняли, что вокруг царит хаос. Я крепче сжал в руках свою магазинную винтовку, словно это могло дать мне хоть какую-то уверенность. Мысли о количестве оставшихся патронов пронеслись в голове: 47 патронов. Это одновременно много и мало — достаточно для одной схватки, но недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Неожиданно куски земли начали падать через амбразуру, засыпая нас. Я почувствовал, как пыль и мелкие камешки попадают мне на лицо. Хем, не дождавшись команды, достал сигарету и закурил. Дым быстро заполнил помещение, создавая иллюзию спокойствия среди этого хаоса. Я оглядел Мэтта и Хема и заметил, что их форма давно нуждается в замене. Но в этом аду, где машины снабжения не могли добраться до нас, мечтать о новой форме было просто безумием.
Внезапный взрыв потряс потолок, и стены начали трястись. Грохот оглушил нас, как будто мир вокруг взорвался. Я прижал грязную ладонь к лицу и вдруг рассмеялся. В этот момент в моей голове была лишь одна мысль: «Дот выдержал, черт возьми!» Мэтт и Хем посмотрели на меня, как на умалишенного, но в их глазах я заметил что-то странное — что-то, что подсказывало мне, что они не далеко ушли от меня. И вот, через мгновение, раздался хриплый смех Мэтта, а затем и Хема.
Грохот постепенно стал смолкать, и в тишине начали различаться голоса моих союзников. Не теряя времени, я крикнул: "Хем, Мэтт! Быстро устанавливайте пулемёт!" Они мгновенно отреагировали, принялись за работу, и я, вскинув винтовку, прицелился в туманное поле перед собой. Обзор был ужасен, но я чувствовал, что по ту сторону скрывается враг, готовый воспользоваться нашей слабостью.
Пока Мэтт устанавливал пулемёт, я сосредоточился, пытаясь разглядеть что-то в этой густой пелене. Внезапно, как будто в ответ на мои мысли, я увидел силуэты, которые стремительно бежали в нашу сторону. Сердце забилось быстрее, и я почувствовал, как адреналин заполняет меня. Мэтт занял место стрелка, и я знал, что сейчас будет решающий момент.
Пространство вокруг пронзил треск пулемёта, и я увидел, как пули устремились в волну, снося на своём пути всех подряд. Я тут же открыл огонь, сжимая спусковой крючок, и каждая пуля вырывалась из ствола с яростью, которую я не мог сдержать.
Я чувствовал себя зверем, движимым единственным инстинктом - выжить. Пять тел рухнули на землю, их крики, казалось, ещё вибрировали в воздухе. Опустошив магазин, я с тревогой почувствовал, как винтовка стала холодной и тяжелой. Хем, экономя патроны, поливал огнём волну врагов, словно садовник поливает огород. Боеприпасов у нас было мало, но противник, как волна, все теснился и теснился.
Внезапно, среди треска пулемёта и свиста пуль, раздались глухие взрывы. Что-то случилось. Передёргивая затвор, я увидел, что в тумане что-то двигается. Несколько фигур, более крупных, чем остальные, быстро приближались. Снова нажал на спусковой крючок, три выстрела - три падения. И тогда я увидел его - танк. Мощная стальная машина медленно продвигалась по полю, нацелив свое орудие на наш ДОТ.
В мгновение ока снаряд угодил прямо в амбразуру, и все вокруг взорвалось. Я отлетел от силы взрыва, ударившись о стену. Голова раскалывалась, все тело болело. С трудом поднялся на ноги, оглядываясь вокруг. Пулемёт - груда железа, амбразура почти разрушена, Мэтт лежит без движения, весь в крови. Хем... Хем не подавал признаков жизни.
В голове пустота. Ни плана, ни мыслей, только боль и страх. Дверь распахнулась, и в отверстие проник солдат в форме солнечных полков. Но я не дал ему и секунды. Взмах рукой, винтовка отлетела в сторону, другая рука мгновенно дотянулась до ножа. Я бросился на него, и острие ножа вонзилось ему в шею.
Кровь стучала в висках, словно барабан в бешеном ритме, заставляя меня использовать винтовку как опору. С трудом я выбрался из ДОТа, выплевывая пыль и осколки. Глаза, привыкшие к полумраку, болезненно щурились, пытаясь сфокусироваться на разрушенном городе. Понивилль. Раньше - город, полный жизни, а теперь - руины, напоминающие гробницу. Последняя крепость, скоро рухнущая под натиском врага.
Взор бегал по разрушенной улице, отмечая картину отчаяния. Три танка на линии уже догорали, дымясь и шипя, словно раненые звери. Из нашей роты, максимум, осталось два десятка человек. Счет шёл на секунды. Несколько солдат, почерневших от гари и пыли, отстреливались, словно дикие звери, загнанные в угол. Враги уже почти вплотную подошли к окопам, их фигуры, похожие на черных муравьев, кишели на фоне руин.
Опираясь о стену, я сделал ещё два выстрела, два оглушительных хлопка, отправляющих на тот свет очередных двоих. Винтовка, нагретая от выстрелов, словно раскаленное железо, неприятно обжигала руку. Взгляд скользнул к ДОТу. Парни всё так же лежали на полу, неподвижные. Мэтт, Хем… "Блять…" - вырвалось у меня. Больше слов не было. Только пустота, холодная и безмолвная, заполняющая меня.
Сил больше не было. Руки дрожали, винтовка казалась чудовищно тяжелой. Холод проникал сквозь простреленную шинель, и я с ужасом почувствовал, как моя майка намокла от крови. Левая рука — там, где торчал осколок — горела огнём. Я стиснул зубы, вырвал кусок металла из плоти, и, заткнув рану платком, схватил гранату и бросил её за ДОТ. Взрыв, раздавшийся за спиной, покрыл ДОТ дымным облаком.
Я, собирая последние силы, полз в сторону блиндажа, где, как я знал, должен был находиться фельдшер. Каждый шаг отзывался в разрывающей болевой волной, но я упорно двигался вперед.
Смерть, как бред, кружила у меня в голове, но её холодные объятия я ещё не чувствовал. Я был живой, я ещё мог бороться. В момент, когда я достиг перекрестка, из-за угла в окопе вдруг выскочил враг. Он бросился на меня, и его штык вонзился в моё плечо. Я заорал от боли. Но у меня ещё оставались силы.
Бросив ножик, я попал прямо в шею. Он завалился на землю, увлекая за собой и свою винтовку. Тело не слушалось, ноги подкосились, и я скатился по стене, упершись спиной в землю.
Земля под спиной оказалась мягкой, словно пуховая подушка. Я лежал и смотрел в небо, которое казалось бесконечным и пустым. В ушах стоял непрекращающийся шум - взрывы, крики, визг пуль. Но это все казалось далеким и нереальным, как плохой сон.
"Сука...." - прошептал я, но мои слова потерялись в шуме войны. Я видел их лица перед собой, услышал их голоса, и вдруг ощутил нестерпимую тоску. Они были со мной всегда, и теперь они пропали.
Я закрыл глаза и пытался успокоиться, но не мог. В моей голове крутились страшные образы, мешающие отличить реальность от кошмаров. Я видел казни гражданских, слышал плач женщин и детей. Эти лица были так реальны, что я мог почувствовать их боль, их отчаяние, как свою собственную.
Я чувствовал, что теряю рассудок. В моей голове мелькали фантастические картины - я летал на птицах, разговаривал с духами леса, видел прекрасные цветы, которые никогда не видел в реальности. Эти образы были такими яркими, такими реальными, что я забывал, где нахожусь, что происходит.
"Они пришли за нами, они хотят убить нас всех!" - кричал я, хотя на самом деле мои губы не издавали никакого звука. Я боролся с невидимым врагом, который сидел у меня в голове, и я не мог понять, кто я.
Внезапно, сквозь туман боли и хаоса, я увидел его. Нечто, что не могло существовать в реальности, но тем не менее было реальным. Из теней окопа, медленно, будто ползущая тень, к моему телу двигалось это чудовище.
Его тело было словно сшито из кусков мяса и костей, кожа - белёсая, с неправильными складками и шрамами. Но главное - это была его голова. Огромная, несоразмерная телу, с бесформенной черепной костью, которая словно треснула пополам. Глаза, с красными белками, блестели в полумраке, а рот, постоянно раскрытый в широкой улыбке, выглядел так, будто готов поглотить целого человека.
Я замер, забыв о боли и страхе. Это было нечто нечеловеческое, и я не мог отвести от него взгляда. Я почувствовал не только страх, но и отчаяние, как будто перед мной был не враг, а нечто необъяснимое и волнующее.
Чудовище двигалось медленно, но уверенно. Его шаги отдавались глухим грохотом в тишине окопа. Я видел, как его кожа дергается и дрожит, как будто под ней жуткая система мышц непрерывно сокращается. Из его рта доносились нечленораздельные звуки, схожие с хрипом и шипением, которые проникали в мою душу и заставляли дрожать от ужаса.
Я пытался уползти, но мое тело отказывалось подчиняться. В моих мышцах не было сил, а в моем разуме была только пустота и паника. Я лежал на земле и смотрел, как чудовище наклоняется над мной, словно хищник, готовящийся к смертельному удару.
"Не трогай меня! Не трогай!" - прошептал я в отчаянии, но в ответе была только тишина. Чудовище наклонилось ближе, и я увидел его блестящие красные глаза в нескольких сантиметрах от своего лица.
Но, вопреки страху, моя рука, словно сама по себе, потянулась к ножу, зажатому в поясе. Я чувствовал его холодную сталь, и этот холод пробудил меня от оцепенения. С криком, который сам не услышал, я взмахнул ножом, и он вонзился в глаз чудовища.
Раздался оглушительный рев, будто извергался вулкан. Тварь отшатнулась, задев меня своим телом. Я чувствовал, как его кожа трещит и липнет к моей форме. Мои пальцы с трудом удерживали нож, но я упорно давил, чувствуя, как холодная сталь проходит сквозь глазницу и погружается в мозг.
Чудовище забилось в агонии, бешено мотая головой, пытаясь вырвать нож. Но я удерживал его, чувствуя, как жизнь уходит из него. Его рев перешел в глухое хрипение, его глаза, один из которых уже застыл, заполненный кровью и гноем, уставились на меня с пустым выражением.
И в этот момент когда я загнал существо в угол смерти, я почувствовал облегчение. Не облегчение от спасения, а облегчение от того, что я смог уничтожить то, что не должно было существовать.
Чудовище упало на землю, и я услышал, как его кости хрустят под собственной тяжестью. Я вытащил нож, его лезвие было покрыто липкой, грязной слизью. Я отбросил его в сторону, словно от чумы.
Бред, который до этого бушевал в моей голове, словно шторм, постепенно начал стихать. Каждая клетка моего тела, измученная отравленной кровью и бесконечной болью, словно просыпалась от глубокого, болезненного сна. Я начал различать реальность, отделять ее от кошмарных видений.
Глаза, которые раньше блуждали в пространстве, наконец сфокусировались. Я увидел разрушенный город, окутанный дымом и пеплом. Увидел трупы врагов, валяющиеся на улицах, и тела своих товарищей, лежащие в окопе.
Тишина. Она была такой густой, такой пронзительной, что даже боль в теле казалась менее острой, заглушенной этим всепоглощающим молчанием. Но в этой тишине я начал различать… что-то другое. Словно отдаленные шорохи, которые, казалось, исходили из самой земли. Тихие, почти незаметные шаги.
Я попытался повернуть голову, но даже это движение вызвало резкую боль, пронзившую все мое тело. С трудом, будто прокручивая тяжелый механизм, я все же повернул голову.
В окопе, словно призрак, медленно двигалась фигура. Девушка. Она была в форме, но не в лунной, а в солнечной. Это было странно, да и не важно, честно говоря. Она, казалось, меня не замечала. Она шла прямо, как будто я был неподвижным элементом пейзажа. Этого, впрочем, я и сам ожидал, ведь чувствовал себя скорее трупом, чем человеком.
Она подошла ко мне, и ее глаза остановились на моем лице. В них читался страх, отчаяние, но не то, что я привык видеть на лицах солдат, прошедших ад. Это был взгляд неопытного человека, попавшего в мясорубку войны. Она казалась такой жалкой, такой беспомощной, что я даже подумал, что вот-вот она расплачется.
Но она не плакала. Вместо этого, она начала действовать. Словно робот, запрограммированный на помощь, она взялась за мои раны. Сначала неуклюже, с неопытностью начинающего фельдшера, но, тем не менее, она старалась.
Мне было все равно, что она делает, что говорит. Я смотрел на нее, словно из тумана, пытаясь вспомнить, когда в последний раз видел кого-то из мирных, не тронутых войной.
Она опустилась на колени, засучила рукава формы, и ее руки, нежные, по-детски маленькие, коснулись моих ран. Я непроизвольно вздрогнул, но не от боли, а от того, что они были такими чистыми, такими нетронутыми. Как будто, эта девушка не видела всего того, что было вокруг.
И я подумал, что, быть может, она и не должна видеть. Пусть в ее глазах война будет лишь ужасной сказкой, которую она будет рассказывать внукам. Пусть эта война останется для нее лишь чудовищным кошмаром, а не реальностью, которая пожирала нас.
"Хорошо, что ты еще жив..." — прошептала она, глядя на мои раны. Ее голос дрожал, но она сдерживалась, будто не хотела, чтобы я заметил ее слабость.
"Что...?" — произнес я, пытаясь собраться с мыслями.
Она, словно не слышав моих слов, продолжила: "У меня есть сестра, младшая. Ей всего четыре года. Сейчас она в Кантерлоте. С мамой."
"Кантерлот..." — пробормотал я, ее слова зацепили что-то в моей памяти. "А что она там делает?"
"Она просто там..." — девушка опустила голову, неловко играя с повязкой. "Мама говорит, что там безопасно, что там все хорошо..."
Я смотрел на нее, на ее нежные руки, забинтовывающие мои раны. Словно эта девушка пыталась остановить войну, остановить смерть, которая царила повсюду вокруг.
"А у тебя есть родные?" — спросила она, будто пытаясь отвлечься от мрачной реальности.
Я молчал. Слова застревали в горле, словно комок земли. Я не мог ей сказать, что мои родители, скорее всего, находились в Кантерлоте, в том самом городе, который мы пытались захватить.
"Знаешь, я не видела ни разу такого..." — она снова замолчала, словно боясь произнести слово "ужас". "Такого разрушения, такой смерти..."
"А тебе сколько лет?" — вырвалось у меня.
"Шестнадцать..." — ответила она, будто удивляясь собственной смелости. "Ты знаешь, я раньше думала, что война - это просто красивые истории из книг..."
Я закрыл глаза. Мне тоже было шестнадцать, когда я впервые вступил в армию. Теперь я был полон шрамов, как и моя душа.
"У меня тоже есть семья" — наконец, произнес я, слова вырывались из меня, будто из горла вытаскивали колючки. "Родители... возможно, они тоже в Кантерлоте..."
Девушка, как будто окаменела. Ее пальцы перестали двигаться, и она уставилась на меня, не мигая.
"Кантерлот..." — повторила она. "Твой полк... он же шёл на Кантерлот. Разве...?"
Она не договорила, но я понял, что имела в виду. Я был в лунном полку, в армии, которая отправилась в Кантерлот, чтобы уничтожить его и спасти Луну. Я был частью той самой машины смерти, которая могла убить моих родителей.
"Да..." — произнес я, но слова казались пустым эхом. "Я... я был в лунном полку. Мы..."
"Ты не мог знать..." — она снова замолчала, словно боясь произнести то, что думала. "Ты не мог знать, что там... "
"Я знаю" — перебил я, голос мой был тихим, почти неслышным. "Я знаю, что там моя семья. "
Ее взгляд был полон ужаса и жалости. Она ничего не сказала, но в ее глазах я увидел, что все уже решено. Она поняла, что мой путь был проклят.
Я сидел на краю окопа, прислонившись спиной к холодной, влажной стене. В руках у меня были два жетона — они казались такими тяжелыми, будто в них заключена вся тяжесть мира. Один из них принадлежал Хэму. Я долго смотрел на него, на его погнутую форму. Он был такой же, как и сам Хэм — крепкий, но в то же время уязвимый. Казалось, он вот-вот расколется на две части, как и наш мир вокруг. Я вспомнил его смех, его шутки, которые всегда поднимали настроение даже в самые мрачные моменты. Теперь его не было.
Второй жетон принадлежал Мэтту. Он был покрыт засохшей кровью, и эта краснота напоминала о том, как быстро жизнь может оборваться. Мэтт был настоящим другом, человеком, на которого всегда можно было положиться. Мы вместе пережили столько всего, столько раз выжили, когда казалось, что всё потеряно. Теперь же его жетон, как и он сам, лежал здесь, в моих руках, безжизненный и холодный.
Я продолжал смотреть на них, погружаясь в свои мысли, пока не почувствовал, как что-то тянет меня назад. С трудом вырвавшись из воспоминаний, я достал из-за спины небольшой мешочек. Открыв его свободной рукой, я бросил грустный взгляд внутрь. Там лежали еще четыре жетона, которые раньше принадлежали живым и хорошим парням. Я мог вспомнить имя каждого, вспомнить их лица, их мечты, их смех. Но теперь они были просто кусками металла, символами утраченной жизни.
Я вздохнул, и в груди моё сердце сжалось от боли. Эти жетоны были больше, чем просто предметы. Они были напоминанием о том, что война не знает пощады. Она забирает лучших из нас, оставляя лишь пустоту и горечь. Я ощутил, как слёзы подступают к глазам, но сдержал их. Я не мог позволить себе слабость. Я должен был продолжать бороться, продолжать жить, даже когда всё вокруг разваливалось.
"Мэтт, Хэм." — начал я, чувствуя, как слова поднимаются из глубины души. "Вы были не просто товарищами по оружию. Вы были моими друзьями, и я никогда не забуду те моменты, которые мы разделяли. Мы смеялись, когда всё вокруг рушилось, мы поддерживали друг друга, когда казалось, что надежды не осталось. Я так гордился тем, что был с вами в этом бою, и что мы вместе сражались за нашу страну, за то, во что верили."
Я сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, и продолжил: "Сегодня я здесь, держу ваши жетоны, и понимаю, что вы оба сделали всё возможное, чтобы защитить меня и остальных. Я не смогу забыть ваши лица, ваши голоса. Хэм, ты всегда знал, как поднять настроение, даже когда всё шло не так. А, Мэтт, ты был настоящим героем, всегда готовым прийти на помощь. Я буду скучать по вам."
В моем сердце нарастала боль, но я знал, что должен продолжать. "И я хочу передать привет всем нашим друзьям, кто уже не с нами. Тем, чьи жетоны сейчас лежат в этом мешочке. Я помню каждого из вас: ваши мечты, смех и тот огонь в глазах, который горел даже в самые тёмные времена. Мы сражались вместе, и я надеюсь, что вы слышите меня сейчас."
Я взглянул на жетоны, которые держал в руках, и, сжимая их, произнес: "Вы не будете забыты. Я обещаю, что ваша жертва не будет напрасной. Я буду сражаться за вас, за вашу память, за всё, что вы сделали."
С этими словами я закинул оставшиеся два жетона в мешочек, присоединив их к тем, что уже там лежали. Завязав его, я спрятал за спиной, как будто это было не просто напоминание о прошлом, а часть меня самого, часть того, ради чего я продолжал бороться.
"Мы еще встретимся." — прошептал я, поднимаясь на ноги. "Но сейчас я должен идти дальше. Я должен сражаться."
Весть пришла холодной зимней ночью:
Луна в заточении...
В оковах заперта....
Мелодия, протянувшаяся через разрушающийся город, словно тонкий луч света в этом мрачном хаосе, привлекла мое внимание. Я замер, прислушиваясь к голосу, который доносился откуда-то из центра.
На родину, к родным...
По горам сквозь ужасный холод они шагают,
Идут, опустив головы.
Возвращаются...
Вдруг я услышал шаги рядом. Быстро повернув голову, я заметил в паре метров от себя другого солдата. Его звали Цианом, если память не подводила. Он выглядел измученным, как и все мы, но в его глазах было спокойствие, которое я не мог не заметить.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, и в этом молчании было что-то большее. Это было понимание, что мы оба выжили среди этого хаоса, но каждый из нас нес в себе свою собственную ношу. Циан, наконец, снял с плеча снайперскую винтовку. Я почувствовал, как сердце забилось быстрее — он пришёл не просто так.
Мгновение спустя он сократил дистанцию и упёр винтовку к моей груди. Я замер, не понимая, что происходит. Взгляд Циана был сосредоточенным, но в нем не было агрессии. Он пришёл, чтобы отдать свою винтовку мне. Это было неожиданно, и я не знал, как реагировать.
"Зачем?" — вырвалось у меня, словно я не мог поверить в то, что происходит. "Почему ты это делаешь?"
"Она теперь твоя." — ответил он, его голос был тихим, но уверенным. "Она может показаться привередливой и даже неисправной, но она лишь притворяется. На самом деле она очень верная и никогда не клинит."
Родные, братья, нашей мощи пришёл конец,
Наше королевство в крови, а флаг пылает.
Никогда, никогда, никогда уже не видать
Полку того могущества, ему пришёл конец.
Циан ушел, растворившись в дымной завесе, оставив меня наедине с винтовкой. Она лежала в моих руках, тяжелая и холодная, словно кусок льда. Я перебирал пальцами по прикладу, на котором четко выделялись семь тонких надрезов. Каждая царапина, казалось, дышала, шептала о необъяснимом молчании Циана, о его безмолвной передаче этой грозной машины смерти.
Стремление и строгая вера
Толкали принцессу к войне.
Трудные времена...
В тот момент я словно чувствовал не только ее вес, но и тяжесть всего, что на неё было положено. Эти надрезы, как ударные волны, проходили сквозь мои нервы, передавая ужас, горечь, жалость. Неожиданно, как будто от невидимого удара, моё тело содрогнулось. Я видел себя, прошедшим сквозь пламя войны, увидел лица погибших товарищей. Почувствовал их тепло, их жизнь, которая угасла уже далеко, за горизонтом этого бесконечного мира.
Во имя родины они взяли в руки оружие,
Отдали жизнь, чтоб процветала страна
"Она теперь твоя." — слова Циана, словно призрак, прозвучали внутри меня. Они были не просто словами, а клятвой, приговором. Винтовка, которую он передал, была не просто орудием уничтожения, а свидетельством прошлого, напоминанием о той бесконечной боли и страхе, которые мы все несли в себе.
Война, мы отдали всё, что могли,
Война, год смерти оставил свой след, но мы держимся.
Пальцы привычным движением скользнули по холодному металлу ствола, проверяя наличие патрона. Пусто. Взгляд скользнул к лежащему рядом магазину. В нем, точно в могиле, покоились семь душ. Я вытащил один из них. Не просто патрон, а символ надежды, символ последнего шанса. Хватит ли его? Хватит ли нас?
Они отдали свои жизни.
Но как такое случилось? ―
Могуществу пришёл конец...
Поднося патрон к патроннику, я почувствовал, как его холод проникает в мою кожу, словно ледяная иглица. Я ощутил знакомый запах пороха, который пах смертью, но в то же время давал чувство защищенности.
Ввинчивая патрон в механизм, я почувствовал, как винтовка оживает, как в её сердце снова забился пульс. Я дернул затвор. С характерным щелчком патрон занял своё место, готовый к тому, чтобы отправиться в последний путь.
Холодный ветер, пронизанный ледяным дождем, хлестал по лицу, будто стараясь пробить мне череп и добраться до мозга. Дождь, пропитанный солью и смертью, стекал по щекам, смешиваясь с грязью, и оставлял солёные слезы на коже. Под порывами ветра я лежал, прижавшись к земле, ощущая, как по спине, между лопаток, стекает ручеек пота - змейка, ползущая по телу, как предвестник смерти.
Винтовка, холодная и мокрая, крепко прижата к плечу. Через ее прицел я видел мир как сквозь узкую щель — серая пелена, пронизанная красными вспышками выстрелов. Вдалеке, напротив, за бетонным укреплением, копошились вражеские бойцы — не люди, а муравьи, суетящиеся в своем муравейнике. Они думают, что в безопасности, что их укрытие защитит их от моей пули. Но они ошибаются. Я вижу их через прицел, я чувствую их дыхание, я слышу их мысли, как будто мы с ними слились в один организм.
Я спокойно нажал на спусковой крючок и почувствовал лёгкую отдачу в плече. Через мгновение, правая часть головы одного из лейтенантов разлетается вдребезги. Солдаты, которым он что-то говорил, уставились на его бездыханное тело. Что ж, они сами виноваты. За две секунды ещё две пули нашли свою цель. К сожалению я более не вижу уязвимого человека. Цокнув про себя, я услышал тихий голос со стороны: "Молодец. Тридцать метров левее, пулемётное гнездо."
Быстро переместив винтовку, я разглядел в прицел стрелка за пулемётом. Через мгновение пуля пробивает его глотку. Следом я слышу: "Хорошо, ожидаем." С этими словами, я осторожно спрятал винтовку под своё тело, после чего максимально прижался к земле.
Наступила тишина. Вдалеке иногда слышались крики и даже выстрелы. Несколько пуль просвистело над головами, но ничего более. Судя по всему, они стреляли наугад. Я осторожно посмотрел вправо. Трое наших спокойно играли в карты под небольшим брезентом, сидя на обломках или ящиках. В этот момент я услышал вопрос.
"Хорошо, что ты смог найти винтовку." — сказал Кай.
Я повернул голову к нему и тихо спросил:
"Что?"
"Говорю. Хорошо, что ты смог найти винтовку Циана. Мы около двух часов искали её, пока не увидели тебя с ней."
"А разве Циан не говорил ротному, что отдал её мне?"
В этот момент я заметил в глазах Кая недоумение, и он спросил:
"Что ты имеешь в виду под 'отдал'?"
"Он позавчера пришёл ко мне и отдал лично в руки."
Кай спросил:
"Ты что-то путаешь. Циан вместе с Риком позавчера не покидали своё укрытие. Они там уже больше недели торчали, и Циан никак не мог уйти с него до атаки."
"Так Циан его мне отдал после атаки."
В тот же миг я услышал, как Кай сглотнул, его взгляд медленно изучал моё лицо. Затем он ответил:
"Циан погиб во время атаки вместе с Риком. Вражеский танк убил их фугасным снарядом."
Я на мгновение замер, в голове вспыхнула лишь одна мысль: «Я видел мертвеца и говорил с ним?» Слова Кая отозвались в моих ушах, как эхо в пустом пространстве. Я почувствовал, как холодок пробежал по спине. Внутри меня разгорелось желание закурить, расслабиться хоть на секунду, но я вовремя остановил себя. Не время, не место.
Несколько минут мы лежали в тишине, и это молчание давило на меня, словно тяжелая завеса. Я пытался собраться с мыслями, но они путались, как воронка, унося меня в бездну.
"Я хочу выпить." — произнес я наконец, вырвавшись из своих размышлений.
Кай, как будто прочитав мои мысли, осторожно дотронулся до моей руки.
"Каждый из нас хочет выпить." — сказал он, его голос звучал спокойнее, чем я ожидал. "Когда закончится наше время, отправимся к штабу и попросим у ротного бутылочку сидра."
"Стоит обменять сигареты на бухло." — ответил я, ощущая, как в сердце поднимается волна тоски. "Я слишком сильно хочу напиться."
Я медленно шёл по улице, рядом со мной шагал Кай, не спеша перебирая что-то в руках. Бросив быстрый взгляд в его сторону, я заметил, как он осторожно заворачивает в руках сигарету. Это движение казалось почти ритуальным, как будто он пытался найти в этом действии хоть каплю нормальности среди всего этого хаоса.
Я окинул пространство вокруг. Удивительно, но здесь дома выглядели более уцелевшими по сравнению с другими частями города. У большинства зданий сохранилась крыша, а у некоторых даже оставался целым второй этаж. Но даже в этом относительном спокойствии были заметны следы войны: то там, то тут красовались воронки от снарядов, как напоминания о том, что здесь когда-то бушевали бои.
В одном из дворов я заметил танк, который был превосходно замаскирован под обломки дома. Он выглядел так, будто стал частью этого разрушенного пейзажа — на нём валялись куски кирпичей и досок, а сам танк был кустарным способом перекрашен, чтобы слиться с окружением. Это было умело сделано, но я знал, что такая маскировка не спасёт его в случае настоящей атаки.
Чуть поодаль от танка трудились парни из инженерной роты. Они пытались восстановить один из блиндажей, половина которого была разрушена от взрыва снаряда. Судя по отсутствию крови и чьих-либо ошмётков, никто не погиб.
"Вот где ты умудрился достать табак?" — спросил я с легким недоумением.
Кай поднял на меня взгляд, его лицо немного осветилось в тусклом свете.
"Вот нашёл у одного из мертвецов." — ответил он, пожимая плечами. "Солнечные полки, как всегда, оставили за собой не только разрушения. Уж не знаю, как у них это получается, но иногда они действительно оставляют что-то полезное."
Я усмехнулся, представив, как Кай обшаривает карманы павших врагов в поисках табака.
"Вот надеюсь, он не был слишком... свежим." — произнес я, стараясь скрыть улыбку.
Кай рассмеялся, и в его смехе прозвучала горькая нотка.
"Ну, я не планирую делать из него деликатес." — сказал он, закуривая. "Главное, чтобы хоть что-то скрасило этот ад."
Мы продолжили двигаться по улице, и я задал другой вопрос:
"Вот что, по-твоему, повара подадут на обед сегодня?"
Кай задумался, его взгляд стал немного отстранённым.
"Хм... Если повезёт, может, суп." — ответил он. "Хотя, с учётом сегодняшнего дня, я бы не удивился, если нам подадут просто воду с солями."
"Вот надеюсь, хоть с чем-то." — согласился я. "Возможно, даже с кусочками картошки. Чёрт, как же я соскучился по нормальной еде."
Кай кивнул, его взгляд стал более серьёзным.
"Да, суп с картошкой был бы настоящим праздником. Но, знаешь, даже если нам подадут просто воду, я всё равно буду благодарен."
Когда мы подошли к штабу, я заметил, что вокруг было удивительно тихо. Обычно здесь царил какой-то хаос, но сейчас лишь несколько солдат, уставших и израненных, бродили по двору, словно призраки в этом разрушенном городе.
На главном входе стоял ротный 8-ой роты. Его хриплый голос доносился до нас, когда он говорил с парнями из 9-ой роты. Я прислушался, стараясь уловить суть их разговора. "К сожалению, ваш ротный погиб." — сказал он, и в его голосе звучала усталость, которую невозможно было скрыть. "Поэтому вы скорее всего будете объединены с 32-ой ротой. Она тоже понесла сильные потери."
Один из солдат, с лицом, покрытым грязью и усталостью, ответил: "Так точно." Его голос звучал так, будто он уже смирился с этой новостью, как будто война забрала у него всю надежду.
Я посмотрел на них — побитые, израненные, уставшие. На их формах не осталось живого места, только следы сражений, которые они перенесли. Когда мы с Каем подошли почти к дверям штаба, ротный бросил на нас быстрый взгляд и кивнул.
Когда мы вошли в штаб, резкий запах гнили и разложения ударил в нос, заставив меня поморщиться. Это была вонь, от которой не удавалось избавиться, запах, который оставался даже после казни. Я невольно вспомнил, как это место когда-то было полным жизни, а теперь превратилось в мрачное убежище, пропитанное страхом и смертью.
Пройдя по коридору, я заметил пару отверстий от пуль в стене. Это место, вероятно, стало последним для мэра этого городка. Я представил, как он, возможно, пытался спастись, но его настигли пули, оставив лишь следы на стенах. Чуть дальше я увидел небольшие следы засохшей крови. Именно там, в этом мрачном коридоре, двое солдат расстреляли детей, которые стали следующими жертвами во время штурма. Я закрыл глаза, стараясь отогнать эти образы, но они настигли меня снова — беззащитные лица, напуганные крики, которые разрывали тишину. Вспомнив о днях оккупации города, я слегка поморщился. В первые дни я терялся в сомнениях, но сейчас мне было плевать. Если нужно будет, я сам нажму на спусковой крючок, чтобы убить солдата, женщину или ребёнка.
Мы прошли ещё почти семь метров, и перед нами возникла деревянная дверь. Кай тихо произнёс: "Скажи, Кёрт, почему мы продолжаем сражаться?" Я медленно повернул голову к нему и, глубоко вздохнув, тихо ответил: "А что нам остаётся?" Эти слова звучали как приговор, но я знал, что они правдивы.
С этими мыслями мы вошли в комнату и закрыли за собой дверь. Внутри, среди ящиков, сидел мужчина лет за тридцать. Во рту он держал сигарету, которая, судя по виду, закуривалась уже раз десять. Он был одет в изорванную форму лейтенанта солнечных полков, которую, вероятно, снял с тела убитого врага. Сама форма на нём претерпела ряд изменений: эмблема солнца на сердце была заменена луной, а рукава были срезаны почти до самих локтей.
Мужчина медленно поднял голову и уставился на нас с Каем. Комната освещалась тремя свечами, но сейчас горела лишь одна, расположенная на столе рядом с бумагами, перед ним. Свет её мерцал, создавая мрачные тени на стенах.
Кай, не теряя времени, вскинул руку к виску и произнёс: "Третий батальон, 24-ая рота, Кай Фридрих." Следом за Каем, я тоже поднял руку к виску и произнёс: "Третий батальон, 24-ая рота, Кёрт Дэгуршэф."
Мужчина вытащил сигарету изо рта и осторожно её затушил, прежде чем спрятать в карман. Затем он принялся копошиться в бумагах перед собой, как будто искал что-то важное. Это продолжалось около минуты, пока он наконец не произнёс: "Для чего прибыли?"
Кай, не колеблясь, ответил: "Разрешите получить две бутылки сидра."
Мужчина откинулся на спинку стула и произнёс: "Вы не первые и не последние, кто сюда приходит. И должны понимать, что запасов осталось крайне мало."
Я кивнул, чувствуя, как в груди зреет понимание. "Да… мы понимаем это. Поэтому..." — произнёс я, доставая из кармана четыре сигареты и пять самокруток. Я положил их на стол, и мужчина аккуратно проверил их, после чего убрал в один из ящиков.
Следом он достал бутылку сидра из-под стола и протянул её. Кай почти моментально принял бутылку, крепко прижав её к груди, словно это было что-то священное, стараясь сберечь.
"Больше не могу выдать." — добавил мужчина, откинувшись на стуле.
Мы обменялись взглядами, а через пару секунд мы вышли из комнаты и направились к выходу.
Почти подойдя к нему, я вдруг услышал громкий женский голос, который резонировал в воздухе, произнося: "Почему вы продолжаете сражаться? Почему просто не сдадитесь? Принцесса Селестия обещала, что с вами ничего не случится!"
Я и Кай подняли головы к потолку, заинтересованные происходящим. Вдруг рядом раздался голос другого солдата: "Опять посол от Селестии прибыл."
Ему ответил другой голос: "Скоро она уйдёт."
Я бросил взгляд в сторону источника голосов и увидел лишь двоих солдат, которые, прислонившись к стене, сидели на полу. Решив, что более нечего интересного не происходит, мы с Каем вышли из штаба.
Я методично прицеливался и стрелял, и каждая пуля, вырывающаяся из ствола, немного успокаивала мою нервную систему. Стрелять из полуразрушенного ДОТа было хоть и слегка неудобно, но это давало ощущение относительной безопасности. Я знал, что пока я держу винтовку в руках, пока могу сдерживать натиск врага, у меня есть хоть какая-то власть над происходящим.
Сделав очередной выстрел, я опустил винтовку и сполз по стене, чувствуя, как напряжение постепенно уходит. Рядом уже сидел Кай и наливал в стакан сидр, его движения были размеренными и уверенными. Я вытащил изо рта сигарету, аккуратно затушил её и спрятал в рукав, ощущая, как дымок уходит вместе с моими тревогами.
В этот момент я услышал вопрос от Кая: "Тебя заметили?"
"Думаю, нет, но лучше скоро поменять позицию." — ответил я.
Кай кивнул, а затем, взяв наполненный стакан, протянул его мне. Я принял стакан и произнёс: "За павших."
Эти слова звучали как мантра, напоминание о тех, кого мы потеряли. Мы с Каем осушили стаканы, и он почти моментально принялся наполнять их снова. Я вслушивался в происходящее, где-то вдали слышалась стрельба, приглушённые взрывы раздавались на стороне солнечных полков. В целом день имел все шансы быть спокойным, но это спокойствие было обманчивым.
Через пару секунд стаканы вновь были наполнены и осушены. Кай, разлив сидр, достал из кармана сигарету и закурил её. Я смотрел в свой стакан, размышляя о том, сколько еще мы сможем продержаться.
"Сколько у нас осталось танков?" — тихо спросил я.
Кай, сделав сильную затяжку, ответил: "А хрен знает. Может 20, может 40, может 100. Только командиру полка это известно."
Я осушил свой стакан, чувствуя, как алкоголь разливается по венам, придавая сил. Кай, не теряя времени вновь налил сидра.
Внезапно воздух разорвался оглушительным взрывом, и я невольно дернулся, обернувшись в сторону источника звука. Кай тоже резко повернулся, его глаза расширились от неожиданности. Взрыв был такой мощный, что даже стены ДОТа задрожали, как будто сами стены пытались укрыться от этого ужаса.
"Фугасный снаряд." — произнес Кай, пытаясь вернуть себе уверенность, но в голосе его слышалась тревога.
Следом раздался глухой грохот, и вдали послышался второй взрыв.
"А разве тут располагалось ПТ-орудие?" — спросил я, усомнившись в логике происходящего. Мой мозг пытался уложить все факты, но это было сложно.
Кай лишь пожал плечами, его лицо стало серьезным.
"Видимо, располагалось. Но уже разницы нету." — ответил он, глядя в ту же сторону, что и я. "Орудие сейчас будет менять позицию."
Я осторожно выглянул в амбразуру, пытаясь разглядеть, что же там происходит. Вдалеке, среди развалин, я увидел горящий танк, его стальные детали искрились в солнечных лучах, словно расплавленный металл. Дым поднимался в небо, образуя черную завесу над полем битвы.