Лесополоса

      На следующий день мальчишку снова пришлось мыть. А всё потому, что все его руки были перепачканы, как в принципе и пол подвала. Чанёль, однако, был не в настроении и на такую картину только устало вздохнул. Спустил шланг в подвал и смыл все ошмётки еды в слив. А потом и мальчишку содрал с дивана и заставил отмываться. Его движения были неуклюжими, боязливыми. А ещё ему всё ещё было больно. Эта медлительность раздражала, но Чанёлю нравилось его обнажённое тело и то, как сбивалось его дыхание, когда он случайно слишком сильно опирался на больную ногу. Нравилась белоснежная кожа, разодранная в некоторых местах, и багровеющие синяки.       И это искажённое болью и страхом лицо, обрамлённое влажными от воды волосами. Нет, всё же сегодня Чанёль его совсем не хотел. Он принёс ему остатки вчерашней еды и ушёл.       И не возвращался почти два дня.       Два дня, которые ему совсем ничего не хотелось. Такая апатия обычно всегда нападала на него после удачной охоты, в этот раз она немного припозднилась.       Апатия сопровождалась долгим периодом «размышлений». В этот период он невольно вспоминал свои предыдущие вылазки. С каждым разом это становилось всё сложнее, ведь он даже никогда не оставлял себе ничего от тех парней на память, в отличие от многих ему подобных «серийных убийц», да и зачем? Он не хотел помнить их, они были ему безразличны. Он уже получил от них всё, что хотел. Что-то мимолётное, короткое. Даже обидно.       Хах, наверняка для них это не было чем-то таким уж мимолётным, ведь они страдали. Минуты тянулись для них, словно часы. Или даже дни. Возможно в те мгновения они проживали целую жизнь, которую никогда больше не смогут, а для Чанёля это были лишь минуты наслаждения.       И всё.       Минуты наслаждения и долгие часы «уборки». Нет, Чанёлю никогда не нравилось убивать. Это никогда не было его целью, но часто происходило в самый кульминационный момент. С этим ничего нельзя было поделать. Ему не нравились остывающие тела, не нравилось смотреть на них, прикасаться, избавляться от них… Но без этого в его случае просто нельзя было обойтись. Не только потому что это было мерой предосторожности. Он часто не мог контролировать себя в момент наибольшего наслаждения, да и сложно было максимизировать его, оставив при этом жертву в живых.       В ту ночь в лесополосе Чанёлю пришлось постараться, чтобы этот мальчишка остался жив. Теперь у мальчишки было время, пока он снова не потеряет над собой контроль, пока желание не станет настолько сильным, что его невозможно будет побороть. Сейчас же Чанёль мог обходиться и небольшими дозами, ведь обычно между своими вылазками на охоту ему вообще приходилось перебиваться совсем малым. Он ведь не мог проворачивать такое часто — иначе, давно бы уже накрыли.       Всё же мальчишка был удобен, потому что был под рукой в любой момент. И лучше бы ему оправдывать свою жизнь, если хочет насладиться ей подольше.       Чанёль ненавидел период «размышлений» даже больше, чем апатию. Его настроение часто менялось, он плохо контролировал себя, отчего предпочитал ограничивать общение с людьми до самого конца периода. Сейчас ему тоже нужно было ещё время, но к вечеру второго дня ему всё же пришлось спуститься в подвал — лучше уж было держать всё под контролем. На удивление мальчишка спал и даже не проснулся от яркого света, по щелчку разрезавшего темноту. Чанёль оставил контейнер с дешёвой заказной китайской едой на столе и подошёл ближе, чтобы убедиться, что тот всё ещё дышал.       Мальчишка кутался в тонкое покрывало и действительно спал, свернувшись в клубок. Во сне его губы тряслись, словно ему было холодно, а лоб был взмокшим, отчего влажная чёлка липла к коже. Он хмурился, скорее всего от плохого сна, но не просыпался. Видимо совсем ослаб, возможно даже был болен.       Однако стоило Чанёлю усесться на диван у его ног, как тот вздрогнул и попытался открыть глаза. Конечно же, у него ничего не вышло. Он очень долго щурился от яркого света, отчаянно тёр глаза руками и инстинктивно вжимался спиной в стену. Его мгновение назад почти размеренное дыхание стало быстрым и прерывистым, он явно пребывал в состоянии на грани паники. Ещё бы, он осознавал, что его мучитель находился рядом, но совсем не мог ничего видеть, а потому чувствовал себя ещё более незащищённым.       Чанёль не сдержал смешка, и парень вдруг замер, наконец, медленно распахнув глаза. Он громко выдохнул, его взгляд сфокусировался на Чанёле, и на его лице появилось странное выражение. В его глазах была настоящая смесь из разных эмоций, которые из-за этого было сложно разобрать. Очевидно было лишь то, что он вот-вот заплачет.       Чанёль неприязненно цокнул, заметив это, и даже скривился, а затем спросил с издёвкой:       — Скучал?       Странно, но от этого вопроса внутри мальчишки, казалось, что-то всё же треснуло и по его щеке потекла слеза. Стоит ли говорить, как это не понравилось Чанёлю.       — Я всего лишь задал вопрос, — раздражённо выплюнул он и, схватив мальчишку за руку, рывком стащил с дивана, заставив упасть на колени прямо напротив него. Как же Чанёля раздражал его слезливый взгляд. Раздражал настолько же, насколько и возбуждал.       Ничего не понимающий мальчишка теперь стоял на коленях между его разведённых ног и поспешно вытирал влагу с ресниц. Чанёлю и это не понравилось. Он ударил его по рукам и пальцами сжал подбородок, заставляя смотреть вверх, ему в глаза.       Стоило признать, что главной причиной, по которой этот мальчишка, в отличие от всех остальных, был ещё жив, было его лицо. Тело, конечно, тоже выглядело привлекательно, но лицо нравилось Чанёлю особо. Ему всегда больше нравилось наблюдать именно за эмоциями на лицах своих жертв. Наверное, это было даже самым важным. У этого мальчишки каждая эмоция была прекрасна. И как он только умудрялся оставаться таким красивым, даже корчась от невыносимой боли, весь в слезах и сперме?       Определённо прекрасен.       Чанёль провёл большим пальцем по его верхней губе и раздражённо выдохнул. У мальчишки была слабовыраженная растительность на лице, но за столько дней она стала заметной и ощутимой при касании. Чанёлю это не нравилось, это портило вид и было неприятно на ощупь.       Всё также сжимая подбородок мальчишки одной рукой, он достал из заднего кармана складной нож. Мальчишка тут же ожидаемо рванул назад, но Чанёль дёрнул его за подбородок обратно и крепко сжал коленями его тело по бокам, не давая возможности отстраниться.       — Тшшш… — зашипел он ему в лицо, — я ведь могу случайно порезать тебя, если будешь так дёргаться. Ты этого хочешь?       Мальчишка еле слышно всхлипнул и помотал головой. Он дышал часто-часто, но больше не шевелился, лишь смотрел всё так же влажными от слёз глазами на лезвие в ожидании того, что с ним сделают. Когда же Чанёль поднёс лезвие ближе, он зажмурился и перестал дышать.       Какой же пугливый.       Чанёль провёл лезвием по коже над его верхней губой. А затем ещё раз. И ещё. Такой способ был не очень хорош, потому что на ощупь оставалось почти так же неприятно, никакой гладкости, но сейчас Чанёлю был важен именно внешний вид. Да, он хотел насладиться именно видом.       Закончив с одним участком кожи, он сжал волосы всё также напряжённого мальчишки пальцами и дёрнул его голову назад, заставляя запрокинуть её как можно дальше. Так было удобнее обрабатывать подбородок. Чанёль особенно осторожно водил лезвием по тонкой коже шеи. Настолько тонкой, что одного неверного движения хватило бы, чтобы разрезать её.       Всего одного.       Мальчишка сдавленно всхлипнул, и по его шее потекла тонкая струйка крови из короткого пореза прямо над почти не выдающимся под кожей кадыком. Эта особенность тела мальчишки тоже нравилась Чанёлю. Она придавало его внешнему виду невинности. Ещё немного полюбовавшись на белоснежную шею мальчишки, украшенную синяками, а теперь и порезом, Чанёль отпустил его голову и, убрав нож обратно в карман штанов, откинулся на спинку дивана, наблюдая.       Мальчишка продолжал стоять на коленях перед ним, опустив голову вниз и ладонями пытаясь стереть кровь. Он не плакал, и это было хорошо. Чанёлю это нравилось.       Он медленно потянулся к ремню на своих штанах, и мальчишка сразу же испуганно вскинул взгляд. Его дыхание снова учащалось, а зрачки его глаз будто таяли. Снова он впадал в панику, поэтому Чанёль поспешил быстрее сдёрнуть ремень со своих штанов. Он схватил мальчишку за волосы и, притянув чуть ближе к себе, обмотал его шею ремнём и крепко затянул.       Мальчишка тут же отпрянул назад и схватился пальцами за ремень, пытаясь ослабить его, на что Чанёль лишь усмехнулся и дёрнул за другой конец, лишь сильнее сдавив горло мальчишки и заставив того снова придвинуться ближе. Пальцами другой руки он расстёгивал свои штаны, вынимая из тесного плена едва возбуждённый член. Мальчишка, завидев его, тут же зажмурился и с силой сжал губы.       — Тебе что-то не нравится? — Чанёль дёрнул за край ремня, отчего тот ещё сильнее затянулся вокруг его горла. — Не нравится смотреть на него?       Мальчишка его будто не слышал, и Чанёль, обмотав конец ремня вокруг своей кисти, положил ладонь ему на щеку, мягко огладив. Какой же красивый. И так боится его. Член в руке от такой картины лишь сильнее наливался кровью.       — Открой глаза, — скомандовал Чанёль, — или я придушу тебя этим ремнём.       Мальчишка послушался и теперь жалостливо смотрел ему прямо в глаза.       — Хороший мальчик, — одобрительно похлопал его по щеке Чанёль, другой рукой оглаживая собственный член. — А теперь скажи «пожалуйста».       Мальчишка непонимающе глядел на него и продолжал молчать.       — Говори, — он снова дёрнул за ремень, его так раздражало, что тот не произнёс ни слова с того момента, как он спустился в подвал.       — П-пожалуйста, — охрипшим от долгого молчания голосом проскулил мальчишка, всё также жалостливо смотря снизу вверх.       — Ну, и чего ты просишь? — Чанёль чуть ускорил движение рукой по уже вовсю сочащемуся смазкой члену. Ему не хватало ощущений, но и трахать мальчишку у него настроения не было. Он хотел лишь насладиться его беспомощностью. Отчаянной, болезненной беспомощностью и полным подчинением. Да, сегодня ему хотелось именно этого.       — Отпустите, — протянул мальчишка и тут же получил ощутимый удар ладонью по щеке. А затем ещё один, но уже сильнее, от чего его щека покраснела. Чанёль снова мягко огладил её, убрал выбившуюся на лицо прядку волос за ухо и приказал:       — Открой рот, — мальчишка шмыгнул носом и послушно приоткрыл рот. — А теперь высунь язык.       Тот снова послушался, а Чанёль на такую картину не сдержал смешка. Мальчишка так выглядел даже миленько. Вот только будто снова собирался плакать. Полюбовавшись его лицом ещё немного, Чанёль всё же переместил пальцы свободной руки с его щеки сначала на губы, а затем засунул их мальчишке в рот, кончиками сдавив его язык.       Так тепло и влажно. Он крепче сжал руку вокруг своего ствола и задвигал ею быстрее.       — Помнишь, что я говорил тебе про зубы? — напомнил он мальчишке прежде, чем грубо просунуть пальцы глубже.       Тело мальчишки тут же пробило судорогами, вот только он не ел уже два дня, поэтому из него ничего не выходило. Он пытался отстраниться, хватался за руку Чанёля в попытках убрать её, но Чанёль лишь снова крепко сжал его тело коленями и сильнее давил пальцами ему на язык, сдавливая нижнюю челюсть так, чтобы он не мог сомкнуть зубы.       Так приятно. Невыносимо хорошо.       Чанёль игрался пальцами внутри то почти вынимая их, то проталкивая всё глубже, раздражая и раня чувствительные стенки, и наблюдал, как мальчишка давился собственной слюной и содрогался в новых приступах, тщетно пытаясь остановить это. Но Чанёлю нужно было ещё больше. Ещё немного больше…       Он протолкнул пальцы как можно глубже в его глотку, сдержав коленями особо сильный рывок мальчишки назад, и, наконец, притянув ближе к себе, излился ему прямо на лицо. В основном на всё ещё красневшую от ударов щёку. Смотрелось красиво.       Только излившись полностью, Чанёль отпустил мальчишку, позволив ему завалиться на пол. Мальчишка хватался за пострадавшее горло и судорожно пытался сорвать с себя мешающий дышать ремень.       Чанёль же с интересом наблюдал за ним, вытирая руки об обивку дивана. Сегодня мальчишка его не устроил, уж точно не полностью, но теперь уже было всё равно. Он кончил и нужно было уходить, пока настроение не сменилось — у него сегодня не было времени на что-то посерьёзней. В следующий раз Чанёль поиграется с ним по-другому, должно получиться интереснее.       — Еда на столе, — бросил он напоследок, прежде чем уйти из комнаты и погасить за собой свет.       Что же он наделал? Мальчишке ведь будет больно после такого есть.