Āeksion se ānogar

Эта первобытная мерзость в человеке была подобна бурлящей похлёбке в котле. Она пузырилась, пускала ядовитые пары и ошпаривала своим жаром. Мерзость сочилась через край, вырывалась наружу, дабы осквернить белый свет своей порочностью и жестокостью. Жестокость. Вот чем был пропитан воздух. Знойный день месяца, когда солнце находится на своём пике, ослепляющее, такое палящее, что хочется укрыться от него в прохладных мраморных залах, прижимаясь к камню голой плотью. Находиться на улице в такую погоду было почти смертельно. Но был ли у Нейриссы выбор? Кажется, с приходом на свет, его у неё никогда и не было. Платье туго сжимало её тельце, костяшки корсета впивались в впадины рёбер, из-за чего приходилось постоянно ёрзать и извиваться, дабы принять более удобное положение. Рука нянечки покоилась на её плече, как будто сами боги возложили на них всю тяжесть мира. Гул толпы, речь дяди, шёпот рядом сидящей родни — всё это сливалось в единую какофонию, которая уносила всякое подобие спокойствия. Нейрисса пыталась дышать, считала свои вдохи и выдохи, затылком чувствуя осуждение. Нейрисса села в места, отведённые для «молодёжи», то есть всех отпрысков королевской семьи и леди Хайтауэр. По одну сторону от неё сидела дочь Велариона и его сын. Загорелая кожа блестела на свету, очерчивая их черты лица. Кудри молодой леди, такие мелкие и упругие, как спирали винограда, были завязаны на её макушке. Она оживлённо что-то щебетала своему брату, сверкающими глазами смотря в толпу и на пока пустое турнирное поле. Девочка была молода, кажется, одногодка самой Нейриссы. По другую сторону было пустое место, а через него был виден профиль дочери десницы. Её отец находился, неизменно, рядом с королём. Королевы не было видно, говорили, что она «освобождается от бремени». Этот оборот слов заставил Нейриссу скривиться, её тонкие губы сжались, и в уголках образовались впадины. — Сделайте более приятное выражение, король говорит, — тёплое дыхание пожилой дамы коснулось раскрасневшихся ушей принцессы. Ощетинившись, Нейрисса выпрямилась и повернулась взглянуть на лицо дяди-короля. «Он слишком много говорит», — порывисто хотела ответить она, но вовремя прикусила внутреннюю часть щеки. Пару секунд, впитывая выражение лица дяди, принцесса не нашла в нём ничего интересного и отвернулась. Пот каплями стекал с затылка по позвоночнику, а ткань неприятно липла к коже. В воздухе стоял странный запах, раздражающий ноздри. Всё это так раздражало, что вызывало неприятный зуд на шее. Взгляд устремился в небо, усеянное белоснежной ватой облаков. Они медленно плыли к морю, безмятежно следуя своему пути. Каково было бы быть среди них? Было бы там наверху холодно или тепло? Каково это — плыть в направлении облаков и быть частью потока? Нейрисса никогда не считала себя тем типом детей, который постоянно выпрашивал что-то у своих родителей, но с приходом Деймона в её жизнь всё поменялось. В отличие от тех детей, которых она редко встречала на прогулках с матерью, Нейрисса была принцессой. Признанная королём, узаконенная и пока что желанная. Та жизнь, которой она жила, научила её, что нужно кусать подающую руку по локоть для собственного комфорта и жизни. Скоро вся эта сказка рассыплется, подобно неустойчивой башне из песка, когда отец всё-таки задумается о наследнике. И неважно, как это произойдёт, но на место въедливой дочери придёт сын. Ещё лучше, если он будет законнорожденным, но, кажется, сама мысль породить дитя от Леди Ройс делает Деймону невыносимо больно. Ещё один бастард? Не такая большая проблема, особенно для порочного принца. Так почему Нейрисса просто не может откусить кусок, достаточно большой, чтобы прожить остаток своей жалкой жизни в комфорте? Золото может закончиться, слуги уходят, когда им нечем платить, а дворцы без прислуги — лишь призраки былого величия. Ей нужно живое доказательство её наследия. То, что останется с ней и, по крайней мере, сможет защитить. Нейрисса хотела дракона. Она много раз грезила о нём. Пару лет назад в её голове искрился образ вычурного, яркого дракона с чешуей какого-то вырвиглазного цвета и радужным пламенем. Но одна ночь полностью сконструировала в черепе принцессы фигурку её будущего зверя: огромного, даже больше дракона отца, с крыльями, что могут затмить острова, с опасными изгибами рогов и чешуей, которая отражала солнечный свет, подобная чистому и отполированному серебру. Он рассекал облака, из челюстей существа вырывались клубы дыма и огня. Его огонь был жив на коже Нейриссы даже после пробуждения. Она хотела рассказать об этом отцу, но постыдилась. Страх показаться простодушной дурочкой, ещё большей, чем она уже являлась, был слишком велик. — Что ты там высматриваешь в облаках? — раздался голосок рядом со скулой Нейриссы. Такой высокий, с еле слышимым акцентом, что был уже знаком ей. Переведя взгляд с плывущих облаков на юную леди рядом с собой, Нейрисса, не думая ни одной частью своего размягчённого мозга, выпалила: — Дракона. — Это было произнесено на одном дыхании, в каком-то состоянии полу-транса. А когда неведомые чары спали, Нейрисса еле как сдержала желание ударить себя по лицу. На пухлом лице юной Веларион проступила озорная улыбка, которая выделяла её яблочки щёк. — Глупая! Драконов здесь не будет, слишком опасно, когда вокруг столько людей. — И что-то в её тоне — такое всезнающее, такое по-детски пытливое — хотелось зарыться в землю. Унижение скопилось в теле Нейриссы по самую гортань. — Глупая! Я искала облако в форме дракона! — Ложь, но Веларион об этом не знает. Тем же и лучше. Наполненная удовлетворением, принцесса смотрела своими лиловыми глазами на растерявшееся лицо ровесницы. Ситуация перевернулась, и теперь горький стыд и неловкость наполняли другую девочку, окрашивая её щёки в тёмный цвет. — Зачем тебе это? — надув губки, спросила Веларион. Всё её тело было нагнуто к сидению Нейриссы, её локоть упирался в подлокотник собственного кресла. — Мне скучно. — Просто ответила она, немного пожав и поведя плечами. — Поскорей бы турнир начался. — Мама говорит, что турниры — это развлечение для глупых и жестоких мужчин. На турнирах происходит бессмысленное зверство, которое могло бы быть направлено в нужное русло! — Слова звучали так, будто она их просто где-то слышала раньше и сейчас лишь пересказывает. Краем глаза Нейрисса уловила стан Рейнис Таргариен. — Уж лучше, если жестокость происходит на турнирах. — На сидение рядом проскользнуло тело Рейниры, полностью переведя внимание младшей принцессы на себя. — Да и этот турнир точно не какая-то глупая трата времени. — Потому что он в честь будущего наследника? — хлопая ресницами, спросила Веларион, на что Нейрисса лишь взволнованно улыбнулась и кивнула. — Потому что в нём участвует отец! — Твой отец не наследник! — Вообще-то, пока принц не родился, он наследник. Поэтому это его турнир. — С умным видом, почти высокомерно, Нейрисса произнесла эти слова, растягивая каждую гласную. Неосознанно или намеренно, но она в точности копировала манеру принца, ровно так же, как и Веларион неумело старалась соответствовать убеждениям своей матери. — Это неуважительно! — Как бы это ни было странно, но в голосе Веларион не было осуждения или обиды. Лишь забава, но не злобная или колючая, совсем не похожая на веселье Рейниры. — Как и выражение про мужчин, вообще-то. Да и это правда. Победа отца только будет грандиозным доказательством этого. — А с чего ты взяла, что твой отец выиграет? Потому что это было естественно. Быть победителем — естественно для таких мужчин, как её отец. Самый сильный, доминирующий, властный, абсолютно уверенный в собственной безнаказанности. Разве мог победить кто-то другой? Кажется, это было бы действительно ожидаемым разворотом в его истории. Прекрасный принц в тёмных доспехах и со знаменем своего дома побеждает своих противников одного за другим, под оглушительный рёв толпы. Как могло быть по-другому? Да и кто бы был достаточно силён, чтобы свалить её отца с лошади? Ответ напрашивался сам собой: никто. — Потому что Таргариены всегда побеждают. — Её глаза смотрели не на недоверчивое выражение Веларион, не на хихиканье рядом сидящих девушек, а на знамя трёхглавого дракона и на мужчину в доспехах цвета самой густой тьмы. И, может, она сама и не верила в свои слова. А были ли они вообще её словами? Были ли это её мысли, а не то, что обычно можно было услышать от пьяного, порочного принца? Нейрисса съёжилась на месте и прочистила горло. Отец был для неё больной мозолью, которая всё никак не могла зажить. Она не знала, как к нему относиться: он далеко не походил на образ любящего отца, на строгого наставника, даже тираном принц не являлся. Он просто… развлекался. За счёт Нейриссы, используя её всеми возможными способами, приходя и играя роль, которую он сам себе придумал, а после, будто посмеиваясь над нелепостью этой личины, Деймон начинал разглагольствовать. Мужчины любят звук собственного голоса. Нейрисса украдкой бросила взгляд на Рейниру, что сидела совсем рядом. Её глаза не отрывались от чёрных доспехов. Она пожирала каждый дюйм своим ненасытным взглядом. От этой неприкрытой чувственности Нейрисса почувствовала, как что-то ядовитое забулькало в её груди. Завидовала ли она Рейнире? Да. В ней не хватило силы отрицать это и обманывать саму себя. У старшей принцессы было всё то, о чём только могла мечтать Нейрисса. Она была красавицей, жемчужиной королевства и всеобщей любимицей. А с порочным принцем у них была та связь, которая была явно теснее той, что была у него с дочерью. Каждый раз, видя из окон дворца их наедине, слыша их валирийское воркование, Нейрисса чувствовала бурлящую магму, что сжигала её грудь. Её потряхивало. Сдав губы в тонкую полоску, принцесса отвернулась и стиснула ткань платья в кулак. Было так душно, так тошно и невыносимо. Свисты, крики и прочий шум, будто удары кувалдой по черепу. Как же ей хотелось быть где угодно, но только не тут. Вся её напускная смелость и уверенность рассыпались в мелкий пепел. — Эй, ты в порядке? — прозвучал тоненький голосок Веларион. — Да, леди. Не стоит беспокоиться, внезапно стало душно. Наверное, мне перетянули корсет. — Показательно она положила руку на свой перед и послала шаткую улыбку другой девочке. — Может, вас проводить до комнат? Вы неважно выглядите. — Совсем юношеское лицо Лейнора Велариона было искажено вежливой обеспокоенностью. Он наклонился вперёд, чтобы получше рассмотреть покрасневшее лицо Нейриссы. — Не стоит… Я ценю вашу заботу, но это пустяк. — Ложь слетела с губ, неубедительная даже для собственных ушей. — Деймон Таргариен выбрал своим первым соперником старшего сына десницы! Гвейна Хайтауэра! — громкий голос герольда вернул внимание к турнирному полю. Рядом с Нейриссой прозвучал испуганный вздох леди Хайтауэр. — У него ни шанса. — Покачал головой мальчишка Веларион. Его сестра подалась вперёд и чуть привстала со своего места, будто от этого она бы увидела поле ещё лучше. — Это… — Да, младший брат леди Алисенты. — Прежде чем вопрос прозвучал, Лейнор подхватил мысль Нейриссы и кивнул. — Это его первый турнир. Он младше неё лишь на два года. Нейрисса должна была быть утончённее, должна была знать лучше, чем поворачиваться на своём кресле и бесстыдно вцепляться взглядом в десницу, который выжигал взглядом дыры в Деймоне. Она знала о ненависти между мужчинами. Мало кто при дворе не знал об этом. Про это было принято шутить в узких кругах, а сам принц даже не стеснялся публично унижать доверенное лицо короля. Отец Нейриссы был убеждён, что это его право как брата короля — быть десницей. Видите ли, лишь члены семьи могут быть истинными доверенными людьми, теми, кто не предаст. Нейрисса всегда с ним соглашалась, нервно сглатывая. Сейчас это было очередное представление, вызов Отто Хайтауэру. Очередная попытка унизить его, чтобы унять собственную обиду. Мальчик был совсем зелёным, очевидное дитя по сравнению с принцем-драконом. Но заботило ли это Деймона? Заботило ли его хоть что-то, кроме собственной прихоти? Нейрисса не знала, но очень хотела залезть в голову отца. Хоть глазком посмотреть на мысли и умыслы принца. Гвейн Хайтауэр не продержался долго. Копьё отца подбило его лошадь, отчего та упала и перевернулась вместе с всадником. Шлем в форме башни отлетел далеко от упавшего тела. Юноша прошёлся лицом по бугристой земле, окрашивая её в красный. Пальцы Нейриссы впились в ручки своего кресла, а вокруг люди издали сочувствующие возгласы. Леди Алисенту покинул совершенно недостойный звук, после которого она прикрыла рот рукой, и её брови сложились домиком. Её брат лежал в грязи, поражённый. Еле как перевернувшись на спину, он позволил двум мужчинам унести себя с поля. — Зверство. Нейрисса не поняла, кто именно сказал это слово. Она была в таком оцепенении от вида крови Хайтауэра на каменистой земле, что едва нашла в себе силы закрыть глаза. Прошло много времени с той ночи, но в её голове жив образ свежей крови женщины, что родила её, её мёртвый взгляд и разинутый рот. Сердце Нейриссы билось так лихорадочно и громко, что она думала, вот-вот откроет глаза и вновь увидит забрызганный собственной кровью труп. Когда она открыла глаза, её зрение было помутнено навернувшимися слезами и чёрными пятнами по краям. И слава Семерым, никто не обратил внимания на её короткий приступ, иначе бы она не выдержала. Разум Нейриссы был в странном состоянии уже очень долгое время. Ей казалось, что именно этим и называют сумасшествие. Она отдалённо слышала голос отца, но один его вид мог столкнуть её в пропасть. Нейрисса стыдилась своей слабости, но и сделать ничего не могла. Отчётливое чувство, будто она нечто инородное в уже сформировавшейся системе, просто не позволяло ей даже на секунду чувствовать себя хоть немного спокойной. Она не могла даже открыть рта и не получить осуждающего взгляда всех вокруг. Для придворных сам факт её рождения был просто возмутителен. Она — ещё одна проделка брата короля, даже не человек. Люди, скрипя зубами, называют её принцессой, будто бы в насмешку. Нейрисса рождена из эгоизма её матери и несёт бремя её наказания, пока тело той где-то гниёт. «Дети несут бремя ошибок своих родителей, тут уж ничего не поделаешь». — так ей поведала септа. Послание в её словах было ясно как день. Ещё немного посидев на месте, Нейрисса не выдержала, увидев, как один лорд сцепился с другим и сбил его с лошади. Когда их схватка стала более интенсивной, на языке заиграл привкус желчи. — Я удалюсь ненадолго… — прошептала она слабым голосом Веларионам и, осторожно удерживая юбку, удалилась из ложи.

***

Её бесил звук стука подошвы о плиты каменного пола. Всё это было похоже на бредовый сон, который всё никак не заканчивался. Ужасный, отвратительный, невыносимый кошмар. Слёзы текли по её горящему лицу, она хныкала, как малое дитя, вытирая сжатыми кулаками влажные щёки, совершенно не смотря, куда несётся. Коридоры замка впервые были совсем пустыми, что показалось бы Нейриссе жутким, если бы она нашла в себе силы успокоиться и оглянуться. Она совершенно полностью отдалась своей истерике. Каждая эмоция была обнажена, каждая мысль тянула её вниз, словно груз, который невозможно сбросить.Турнир, который должен был стать праздником силы и доблести, оказался лишь фоном её отчаяния. Каждый рыцарь на ристалище, каждый удар копья только напоминал ей о том, как жесток мир, в котором ей приходилось жить. Деймон мог не находить происходящее таким уж ужасным, но Нейрисса ощущала первобытное отвращение и панику просто от вида такой жестокости. Будто рыба, которую бросили на раскалённые угли, брыкающуюся и обжигающуюся о жар, её кинули в совершенно другую жизнь и начали тянуть в разные стороны, желая разорвать и пировать на оголённых внутренностях. Она была явно слабее, как ягнёнок брошенный на растерзание хищникам. Огонь не ранит дракона, но Нейрисса не дракон. Она девочка, которая ещё даже не расцвела, безобразно тощая и глупая. Её детские страхи, которые она тщательно и безуспешно пыталась скрыть за маской достоинства, теперь вырывались наружу, как вода, прорывающая плотину. Нейрисса чувствовала себя совершенно чужой в этом замке, где каждый камень, каждая портьера и каждая тень казались ей враждебными. Её отец был огнём, пожирающим всё на своём пути, но она… Она была пеплом, уносимым ветром его безжалостной воли. Стук её шагов, нарастающий и гулкий, как бой барабана, отдавался эхом, сопровождая её путь, словно марш смерти. Слёзы медленно высыхали, обида продолжала жужжать в её голове, как надоедливый жук, но постепенно разум прояснялся. Вдруг она почувствовала себя совсем обессиленной. Её ноги, словно потеряв все косточки в онемении, подкашивались, а перед глазами плясали тёмные пятна, глаза щипало. Нейрисса остановилась, облокотившись на холодный камень колонны, и глубоко вздохнула, пытаясь унять стучащее в груди сердце.  Вдали был слышен заглушённый гул толпы, люди наслаждались представлением. Нейрисса закрыла глаза и выровняла дыхание, её лицо устремилось вверх, к высоким потолкам, а мысли улетели ещё дальше. Она вспомнила сон, прекрасного дракона, ветер в волосах и на лице, голубое небо и далёкую землю под ними. Эта грёза почти унесла её, как маленькую ракушку в глубь течения, если бы не крики.Открыв глаза, Нейрисса опешила, думая, будто это ей послышалось, всего лишь часть сознания вновь подшучивает над ней. Однако крики были так отчётливы, что она отскочила от стены и посмотрела по направлению туда, откуда они доносились. Кто-то взывал к Матери. Так отчаянно и натужно, вопли абсолютной агонии. Встав, как испуганный зверёк, Нейрисса не знала, куда ей идти. Она, оглянувшись, поняла, что не узнаёт коридора, в котором находится. Крики сопровождали ещё голоса, а потом дверь скрипнула, и Нейрисса спряталась в тёмную нишу, между колоннами. Женщина, вышедшая из комнаты, несла в руках тяжёлый таз с какой-то жидкостью. Озабоченная, женщина в возрасте даже не подумала оглянуться, а второпях унеслась в противоположном направлении от того места, где пряталась Нейрисса. Когда шаги стихли, и коридор снова погрузился в тишину, нарушаемую только отголосками криков, она осторожно выглянула из укрытия. Впереди, в глубине прохода, виднелась тяжёлая дубовая дверь, чуть приоткрытая. Оттуда исходил свет, и всё те же мучительные стоны. Словно ведомая невидимой силой, Нейрисса медленно двинулась вперёд. Ноги подкашивались, но она продолжала идти, преодолевая страх, заполняющий каждую клеточку тела. Её ладони, влажные от пота, скользнули по двери, когда она робко взглянула в щель. Особо ничего не было видно, обзор был очень ограниченным, и количество людей в комнате особо не позволяло понять, что происходит. Нейрисса уже собиралась отойти, но замерла, когда люди в комнате поменяли свои позиции. Женщины встали по краям кровати, и тогда маленькая принцесса увидела источник стонов и криков. Королева. С широко раздвинутыми ногами, между ними был скомкан подол её сорочки, окрашенный в красный. И снова этот отвратительный алый оттенок. Она выла, хныкала и повторяла в бреду: «Матерь-матерь-матерь». Роды. Нейрисса впервые видела роды, но эта сцена ввергла её в ужас, ещё больший, чем тот, в котором она уже была. Мейстер что-то сказал женщинам у кровати, и те прижали запястья королевы по бокам, не давая ей двигаться, то же самое сделали и с ногами, держа их всё такими же болезненно раздвинутыми. Королева вскрикнула в недоумении, и с её губ сорвались более внятные слова. — Визерис! Визерис, что они делают? — её голос дрожал и хрипел. Нейрисса не видела лица короля. Он, как и большинство людей в покоях, стоял спиной к двери. Дядя что-то говорил своей супруге, но это, казалось, лишь больше вводило ту в панику. Мейстер сильнее задрал сорочку королевы и оголил вздутый живот. Склонившись к нему, он начал резать, и алый цвет вспыхнул на бледной коже. Лезвие методично рассекало слой жира и мышц, пробираясь к желанному месту. Нейрисса захлебнулась воздухом, с трудом подавив рвотный позыв. Её тётю, нежную, милую королеву, вскрыли, словно та не была человеком, а скотом. Люди вокруг хладнокровно вели её к гибели. Алый цвет лился по коже, по простыням, превращая всё в одну сплошную липкую массу. Эймма закричала так, что у Нейриссы заложило уши. Это был не просто крик боли — это был вопль отчаяния, ужаса, потери. Звук, который останется с ней навсегда. Нейрисса не смогла больше смотреть. Она настолько резко отпрыгнула от двери и попятилась, что её спина врезалась в стену. Из её горла вырвался тихий, задушенный вскрик в то же время, когда прозвучал первый плач ребёнка.