Две стороны монеты

«…Думай, Кэйа. Думай», – всё никак не мог угомониться капитан, переворачивая недавние события с ног на голову. Он выискивал малейшие промахи и ошибки. Однако, их большинство уходило далеко в прошлое, да настолько, что парень сам с трудом вспоминал детали тёмных делишек. «Не то. Всё не то». Альберих перевёл взгляд на соседок: лучше сразу заглянуть под маски. Ворошение коробок воспоминаний сравнимо с поиском иглы в стоге сена. Лица устроены куда проще человеческого мозга. Библиотекарь с вызовом смотрит на него. «Лиза. Ясно, как день, что она неладное удумала: лисий прищур, улыбка чуть ли не до ушей. К тому же, никто, кроме неё, не смог бы затащить сюда Действующего Магистра». К слову о ней. «Джинн. Её руки постоянно в движении: они то крепко сжимают кружку (кофе, кстати, нетронутый – это знак), то опускаются под стол. Скрывает волнение. Глаза бегают из угла в угол, но что самое интересное: стоит глянуть им либо на меня, либо на Розарию – моментально опускаются. Ей неловко. От чего?…» Возможно, Кэйа мог бы так просидеть, размышляя о таинственных заговорах, вплоть до утра. Или пока бы Дилюк не погнал его пинками со словами: «Мы закрываемся». Только на сей раз из дум капитана вывели не утренние лучи солнца и не тяжёлый мужской голос над ухом. Это был скучающий вздох справа. Он посмотрел в сторону источника звука. Хоть монахиня и без того казалась безжизненной фарфоровой куклой – сейчас Альберих наблюдал по-настоящему печальный вид даже для её натуры. Синяки под глазами будто стали темнее, бежевые очи совсем потускнели, губы тонкой дугой отпускались ниже, ниже. Железные коготочки постукивали по стеклу. Сам бокал пустовал. «Рози…Когда она успела? Не в её стиле – быстро напиваться. Или это я забылся? – ему стало немного стыдно. – Чёрт. Что с тобой сегодня, джентльмен названный? Позвал вместе выпить, а сам на деле загадки гадаешь, да в Каэрни'ахском дежавю теряешься, вместо того, чтобы поднимать всем настроение…Нет – ей!» Когда Розария снова вздохнула с долей тоски, сердце Кэйи не выдержало. Он моментально выдернул пробку из горлышка (он сам удивился от того, что сделал это голыми руками), пододвигая бокал спутницы к себе. Девушка резко вздёрнула веки, будто пробуждённая от кошмара. Довольно редкое явление – наблюдать у монахини что-то помимо равнодушия и тихой грусти на лице. Удивление длилось недолго. Не успел капитан моргнуть, как Розария вновь взирала на того прежней строгостью. Но ему важно было не это… — Негоже оставлять бокал дамы без внимания, – полушёпотом промолвил он, пока алая струйка шумно стекала на донышко. — А саму даму, значит, можно? – в голосе не слышалось нотки упрёка иль обиды. Розария как никто другой понимала, что в такие моменты разумным решением будет не прерывать поток мыслей и оставить человека наедине с собой. Спросите почему? Девушке самой не нравилось, когда её покой нарушали шумные монахини с наказом не отвлекаться от дел соборных. Особенно тоненький наивный голосочек, молящий бросить сигарету в урну. Такой тихий, нежный, скорее желающий помочь, нежели тыкнуть пальцем…Однако Розарии помощь не нужна. Только ей решать: курить в Соборе или у статуи Архонта Ветров. Вот почему она никому не станет мешать копошиться в "собственном болоте". Хотя ей сейчас помешали. Благо, Кэйа компенсировал свою ошибку вином. Простить можно. — Этого больше не повторится, – капитан смотрит столь по-доброму, что на болезненно-бледном лице неволей возникает еле уловимая улыбка. Было всё-таки в нём что-то родное. В кои-то веки живое: морозное, немного печальное, но Розарии напускное тепло ни к чему. Холод приятнее. «Это я и хотел увидеть, Рози. Ну кто теперь смеет сказать, что палачи не улыбаются? К чёрту паранойю, – когда бокал собутыльницы был полон, он принялся за свой. – Пора расслабиться».