Две стороны монеты

Наконец, по скучно пустому небу рассыпались маленькие белые точки. Хаотично, негусто, будто не хватило краски, но от этого не менее прекрасно. Дул прохладный ветер. Сколько помнит себя город, внутри его стен всегда веяли ветра, и чем ближе к собору Барбатоса, тем сильнее они наровились сорвать с голов дамские шляпки, словно по воле Архонта. Скажи так местным – поднимут на смех. Ведь, где такое видано, что б Великий Покровитель Ветров занимался столь детской забавой, не под стать его титулу?! Ох, как же они ошибаются…Но не стоит разбивать их представления о жёсткую реальность. Кэйа и Розария спускались по ступенькам, рассказывая накопившиеся новости. Вернее, говорил только первый, а его спутница изредка давала короткие ответы. Неужели она скучает? Нет. Напротив – ей нравилось слушать голос этого молодого человека: сладок, как мёд, мелодичен, подобно колыбельной. Но даже при всей отченной, наигранной интонации, слышались в этом голосе нотки чего-то холодного, неизведанного, чужого. Эти тревожные звоночки могли заметить только такие же "чужие", чьей сущности близки понятия отрешённости, чужеродности, изувеченности души и тела. Розария являлась одной из них. Поэтому, столь маленькая деталь, в виде приторно-сладкого голоска с кислинкой послевкусия, – её не пугала. Даже успокаивала. — И всё же, позволь спросить, – приложив палец к подбородку, начал Кэйа. – Как ты незаметно сбежала? Мне известно, что вечерняя молитва – важный ритуал в Соборе, а её пропуск – табу. Посему ведётся строгий контроль. Зная тебя, рядом с тобой вовсе должны были весь Ордо Фавониус поставить для наблюдения! — Обижаешь, – интонация не менялась, звуча неизменно твёрдо. – У меня свои козыри в рукаве. Зачем знать подробности? — Ты упомянула там, наверху, что это далось нелегко на сей раз. Вот я и решил поинтересоваться, как же столь находчивой и рассудительной даме, как сестра Розария, пришлось выкручиваться из ситуации ради встречи со мной? – глаз хитро сощурился. Будь на месте этого наглеца кто-то другой, она бы не церемонилась, пройдясь всеми железками по лицу кулаком (особенно за "сестра"). Но, к счастью или сожалению, перед ней стоял тот самый друг, чьи повадки монахиня изучила вдоль и поперёк за долгие годы знакомства. Ей было известно о любви Кэйи к вниманию. И в этом маленьком желании ему Розария отказывала редко. Таков их компромисс, о существовании которого, может, они не подозревают. — Начну с того, что я уже просила не называть меня сестрой, – бросила в его сторону укоризненный взгляд. – Закончу тем, что хоть в этот раз надзор оказался серьёзнее из-за пары инцидентов, но этого недостаточно, чтобы справиться со мной. Было бы позорно, если б моих навыков не хватило на развод парочки монахинь и стражей зевак. Не в них дело. Барбара – вот корень проблем. Из уст вырвался усталый вздох. Парень поменялся в лице, став сосредоточенным. Скрестив руки на груди, он немо подталкивал на продолжение, мол: «я слушаю». Завидев одобрительный жест, Розария потёрла переносицу, оставив пальцы на ней, говоря уже себе в ладонь. Так голос казался более глухим. — В каждой бочке затычка. Где бы я не находилась, эта девчонка будет болтаться под ногами. Я сбилась со счёта, сколько раз намекала на то, что её речи не дают плодов, что она жутко раздражает. А скажи прямо – расплачется ведь, как дитя. — Я думал, ты само олицетворение прямолинейности. — Люди многогранны. Порой нужно отодвинуть на задний план свои принципы и желания, чтобы не нарушать баланс. Если человек ненавидит яблоки, но его терзает жуткий голод, а рядом лежат только они, то он их съест за милую душу. От яблок не умрёшь, в отличие от голода. Поэтому мы делаем вещи, которые не хотим. Это не плохо. Так просто легче, тебе ли не знать. «Знаю. Прекрасно знаю», – мелькнуло в голове, но язык выдал противоположное: — Ты преувеличиваешь, – им движело не желание поспорить, а нечто иное. То, чего сам не понимал. – Не всё сводится к вопросу о жизни и смерти. Голодающий должен сам добыть пищу, ведь одними яблоками сыт не будешь. Здесь также: ты не обязана, Розария, переступать через себя. Мы можем постараться изме… – закончить не дали, прервав строгим и требовательным: «Что ты хочешь изменить и причём тут “мы”?». Приказ застал врасплох. «Не успел даже толком возразить, а уже раскусили, – током пронзило сознание, – но действительно… – непонимание продолжало нарастать с внезапно возникшей мыслю, – что я имел в виду?». В голове проносилисись десятки вопросов, на которые не находилось ответов. Для него проходили минуты, часы. На деле ушла пара секунд. И среди воцарившегося хаоса – затесалась догадка. Лишь одна. Даже не ответ. Но её быстро отбросили в самый дальний уголок разума с отрицательным: «Нет. Бред». Кэйа, до этого глядящий куда-то в небесную гладь, начал озираться по сторонам в поисках отговорки. Ему повезло: пока они вели увлекательные разговоры обо всём и ни о чём, то не заметили, как дошли до таверны. В жёлтом свете окон можно было рассмотреть толпы с кружками. «Слава Архонтам! Вовремя!» — Давай поговорим об этом чуть позже. Мы пришли, – натянув привычную улыбку, Альберих кивнул в сторону виднеющейся за домом «Доле ангелов» и двинулся вперёд. Капитан кавалерии ловко скрывал своё истинное нутро под вуалью лживой раскрепощённости. Розария знала это, и для неё смехотворно, что закадычный друг так неуклюже отклонился от темы: на него не похоже. Защитные механизмы крепки и устойчивы – руками не сломать. Однако, ей также известно средство от этой непробиваемой стены. Если им правильно воспользоваться, то ранее неведомое станет явным: алкоголь – верный путник и предатель в одном лице. «Полуденная смерть» – искушение в яде. Спасение и горе, любовь и ненависть – всё умещалось в бутылке алой шипучей жидкости не менее двадцати градусов. Чем крепче напиток, тем больше вероятность того, что рыцарь его попробует, если не опустошит до дна. Монахиня знала и это, но никогда не пользовалась слабостью. Сегодняшний случай – не исключение. Она не станет спаивать друга. Потому что он сам с этим прекрасно справится. «Дурак. Тебя насквозь видно», – она немыми глазами обратилась к Альбериху, что стоял у входа, готовясь распахнуть дверь перед леди.