Лицемерная сила любви

      Вместе с течением времени моя нынешняя жизнь начала вливаться в русло повседневности.       Благодаря регулярному питанию и физическим упражнениям, выполняемым каждое утро (утром считалось время, когда я просыпался), моё тело окрепло до почти приемлемого состояния. Ни в одной из своих жизней я спортсменом не был; у Льюиса-волшебника спорт заменяла магия, а Льюис-студент ограничивался лишь утренней пробежкой пару раз в неделю. Моя камера похвастаться площадью не могла — четыре широких шага в длину и три в ширину, так что в качестве упражнений для «зарядки» оставалось делать всё то, что получилось вспомнить со школьных уроков физкультуры.       Из приятного — вследствие восстановления сил ко мне снова вернулась возможность ощущать магию (пока лишь именно ощущать, а не управлять волшебными потоками; очевидно, в условиях Азкабана подобное уже максимум). До этого невозможность видеть окружающие меня заклинания сильно нервировала, заставляла чувствовать себя слепым. А их, кстати, оказалось больше, чем можно было изначально подумать.       Каждую стену окутывали редкие нити очень давних чар, их присутствие я заметил сразу ещё в прошлой камере. Они отвечали за поддержку одной температуры, а также, судя по всему, являлись слабой версией очищающего заклятия; то есть причиной, по которой пропадала недоеденная еда. На полу, возле решёток, ярким пятном выделялось плетение, предназначенное для доставки питания в нужные моменты. Сильнее всего волшебство окутывало решётку — поизучав её некоторое время, я пришёл к выводу, что она заколдована аннулировать любое физическое воздействие. Снаружи моей камеры, на двери, тоже находились магические нити. Их главная функция, конечно же, заключалась в запирании, чтобы никто не мог открыть замок с помощью простого дубликата ключа или отмычки. Возможно, было что-то ещё, что с моим уровнем силы не получилось разглядеть.       Помимо всего прочего, к Сириусу стали регулярно наведываться мракоборцы. Судя по его словам, они применяли на нём в основном диагностирующие чары — примерно те же, что и прежде на мне. Почему они вдруг забросили меня и переключились на нового подопытного — я не знал, но, в некотором роде, даже этому радовался. Не хотелось повторения прошлого опыта.       

***

             — Слушай, — однажды начал Сириус, — а ведь ты так и не сказал, что именно говорят обо мне там, снаружи? Знаешь, у меня ведь даже не было нормального суда. Просто взяли и запихнули в клетку.       Мне потребовалось несколько секунд, чтобы отделить воспоминания Льюиса-волшебника от Льюиса-студента и дать правильный ответ.       — Я особо не следил за твоим делом. Так, слышал немного про то, как ты якобы являлся чуть ли не правой Тёмного Лорда, выдал ему Поттеров и взорвал толпу маглов. Ты хотел узнать что-то конкретное?       Но Сириус не ответил на мой вопрос. Вместо этого он снова в привычной манере начал смеяться.       «Всё-таки Азкабан сказывается на рассудке… — с отстранённым безразличием подумал я, слушая неконтролируемый хохот. — Стану ли я таким же?..»       — Ха, подумать только! — отсмеявшись, мой собеседник всё-таки продолжил разговор. — Ха-ха! Ох, услышь подобное Белла, она бы впала в истерику! Я, да в Пожиратели! Мерлин, какая же это чушь! — затем его тон резко стал серьёзным. — Ты этому веришь?       Столь неожиданная смена настроения застала меня врасплох. Проще всего было бы ответить «конечно нет», но как обосновать такую позицию, когда весь остальной мир верит в обратное?       — Думаю, каждый заслуживает справедливого правосудия, — мне пришлось осторожно выбирать слова, попутно отгоняя воспоминания со своего собственного суда. — Раз тебя поместили сюда в обход официального разбирательства, то они наверняка хотели повлиять на степень приговора. Так что нет, не верю.       — Спасибо! — внезапная благодарность Сириуса смущала. — Мне нужно было услышать это от кого-то ещё. Просто, знаешь… Ты — единственный, кто меня выслушал…       Не то, чтобы у меня был выбор.       — …и, короче, да, спасибо тебе. Хорошо, что ты со мной. То есть, в смысле, не хорошо, что ты попал в Азкабан, ну, ты понял…       Тёплое чувство всколыхнулось в моей груди, но его тут же подавили холодные расчёты. Благодарность не казалась заслуженной. Я не делал ничего, кроме того, что пытался ему понравиться — ради собственной выгоды, ради гипотетического побега.       — А можешь рассказать, как там обстановка в мире сейчас? Тот-Кого-Нельзя-Называть, он действительно насовсем исчез?       Этот вопрос уже был проще.       — Да, с его смерти прошло много лет. Вроде как практически всех его последователей удалось арестовать. Насколько мне известно, Англия до сих пор празднует, а тот мальчик Поттеров стал знаменитостью…       — Гарри?! — перебил Сириус, услышав имя сына своего лучшего друга.       — Да, точно, его зовут Гарри, — здесь изобразить невежество оказалось не так уж и трудно.       — Я знаю его! Он — мой крестник! — в его голосе слышалось невиданное доселе оживление. — Как он? С кем сейчас живёт? Он играет в квиддич? Расскажи мне всё, что известно о нём!       «Гарри живёт с тётей и дядей, они ужасны, он спит в чулане и выполняет обязанности домработницы за бесплатно, а о магии в их доме запрещено думать», — мысленно фыркнул я, попутно отвечая вслух:       — К сожалению, я никогда им не интересовался, так что ответов у меня нет.       — Совсем-совсем?       — Совсем-совсем.       Сириус издал звук разочарования и замолчал.       Меня вдруг посетила мысль о том, что ему, должно быть, намного хуже, чем мне. Его запихали в Азкабан по ложным обвинениям, он не знает ничего о судьбе своих друзей, семьи и крестника. Не сойти с ума от подобной неизвестности… У Сириуса Блэка действительно наисильнейшая сила воли.       Мой случай же намного более понятный. Заключение — заслуженное, семья — мёртвая, друзья — отсутствуют. По крайней мере, в этом мире. А в том, прошлом, они остались без меня, после того как…       «После того как что? — мысль внезапно сбилась. — Стоп, что вообще произошло со мною после того, как та моя душа попала сюда и смешалась с душой другого меня?»       Я принялся быстро перебирать воспоминания, принадлежащие Льюису-студенту, и обнаружил нечто странное: если вначале их последовательность была складна и очевидна, то к концу они становились всё более эпизодичными и разрозненными. У меня получалось вызвать из памяти ту или иную сцену — но не выходило сказать, какой по хронологии она шла.       Мне не удавалось вспомнить, что именно в конечном итоге случилось с Льюисом-студентом. Даже не удавалось определить, какой конкретно курс он закончил. На задворках сознания мелькали смутные обрывки про сессию — значит, не первый.       «Тогда второй? Третий? Или, может, я вообще давно завершил обучение и получил работу, но просто не помню об этом? Господи, почему всё так сложно…»       Видимо, не один Сириус мог страдать от неизвестности.       

***

             Жарко.       Я бреду по каменному асфальту. Хочется пить, но вода в бутылке уже закончилась. Ремень тяжёлой сумки с тетрадями натирает плечо.       «Рубашка вся пропотеет, придётся стирать», — думаю я, чувствуя усталость.       — Я поражаюсь тому, сколько в «Гарри Поттере» сюжетных дыр! — восклицает идущий рядом со мной Марк. — Нет, серьёзно, сразу видно, что Роулинг писала его в четырнадцать.       «Опять он про своего "Гарри Поттера"», — раздражённо думаю я, но вслух издаю лишь какой-то нечленораздельный звук, обозначающий смутное согласие.       — Мир магов слишком нелогичный, чтобы столь долго просуществовать! — продолжает Марк. — Например, раз, со слов Грегоровича, палочка сама выбирает волшебника, то зачем он каждый раз делает все те «измерения» длины рук?       — Может, чтобы сразу отбросить точно неподходящие палочки и не тратить время покупателя на опробование каждой случайной? — я отвечаю лишь потому, что мне хочется возразить. — Или, вообще, это всё просто маркетинговая уловка для набивания цен. Вариантов много.       Марк закатывает глаза, но меняет тему.       — Ну, тогда, взять хотя бы тот же Азкабан. Он считается супер-пупер-неприступной тюрьмой, но по факту из него выходят все, кому не лень! Подумаешь, крепость в море с тучей дементоров — для мага такое должно быть раз плюнуть. Существует же трансфигурация! Нужно лишь только превратиться в какое-либо маленькое существо и пролезть между прутьев…       — Ага, или сделать подкоп ложкой, — вставляю я.       — А ещё, почему никто ни разу не додумался позвать домовиков? Добби смог телепортироваться в подвал Малфоев, так почему бы ему не попасть в Азкабан таким же образом? О, или, как вариант, можно попробовать призвать феникса! Если он, конечно, у тебя есть. И в самом крайнем случае можно попробовать договориться с дементорами… О, вспомнил! Существуют же магические выбросы! Если научиться их контролировать, то будет можно пробить решётку…       На этот раз я ничего не отвечаю, так как в горле слишком сухо. Солнце продолжает печь. Асфальт горячий, его тепло ощущается даже сквозь подошвы кроссовок.       Марк всё продолжает говорить о чём-то незначительном.       Как же жарко.       

***

             К сожалению, мне не повезло иметь способностей анимага. И, благодаря дементорам, магии для трансфигурации тоже.       Домовиков я пробовал звать в первый же день своего заключения, но ни один из них не откликнулся. Фениксов (как и прочих подобных им магических животных) у меня не было.       Договариваться с дементорами — нет, нет, нет, и ещё раз нет!       Магические выбросы у взрослых практически никогда не происходили. Конечно, если очень сильно разозлиться, то, возможно, что-нибудь случайное да и получится; но вот только воздушный шарик моих негативных эмоций напрочь отказывался лопаться, вместо этого жалким образом сдуваясь под грузом страха и усталости.       Даже ложек здесь не выдавали.       Единственный шанс на свободу — побег Сириуса. Который неизвестно когда состоится, и состоится ли вообще.