Маленький стокгольмский синдром

Эли открывает глаза. В голове шумит, руки-ноги связаны, рот заклеен. Ивамура стоит перед ней. Эли еще никогда не видела её такой, не видела, чтобы Ивамура кусала губы, мяла в пальцах край свитера (невероятно безвкусного свитера), постукивала ногой. Ивамура нервничает, нет, Ивамура… боится. И Эли вздыхает с облегчением. Какая ирония, да? Эли сейчас беспомощная, пойманная, но при этом боится и нервничает Ивамура. — Я тебе ничего не сделаю, — говорит она, храбрясь. — Я просто хочу спасти отца. Я поменяю его на тебя. Я сниму скотч, но ты не кричи! Тебя здесь все равно никто не услышит, но будет неприятно. Ивамура берет Эли за подбородок, приподнимает и их взгляды сталкиваются невероятно близко, Эли непроизвольно задерживает дыхание. Она чувствует на себе это рваное, внезапное, горячее прикосновение, и внутри будто что-то рушится. Ивамура резким движением отдирает ленту и, к сожалению, убирает пальцы. Эли проводит языком по саднящим губам. — Ты понимаешь, что тебе это не сойдет с рук? — говорит она серьезно, но без вызова и злости. — Дедушка тебе такое не простит. Наверняка он уже ищет меня и скоро найдет. — Посмотрим, — отвечает Ивамура, заламывая пальцы. Ивамура привычно смотрит в пол, а потом делает несколько шагов по направлению к выходу. Останавливается, а потом бросает: — Я… Я еще приду. И убегает. *** — Ну и место ты нашла, — говорит Эли, пока Ивамура достает сверток с едой. — Действительно, не докричишься. — Я же говорила. Ивамура кормит Эли с рук, видимо, боясь развязывать. Она приносит тамагояки, онигири, и Эли понимает, что Ивамура готовила специально для нее. Что эти тонкие аккуратные пальцы сворачивали рис, а теперь кормят ее, легонько ведут по губам, убирая крошки. — Я принесла тебе плед, — негромко, будто стыдясь, говорит Ивамура. — Как мило с твоей стороны, — с привычным издевательским сарказмом говорит Эли, забываясь. На самом деле, плед очень кстати. — Я могу вообще к тебе не приходить! — тут же взрывается девушка в ответ. Эли недовольно сопит, но сдерживается и ничего не говорит. Она не хочет… не то, чтобы злить, тревожить Ивамуру лишний раз. Она прекрасно видит, насколько ей тяжело. Но даже в этом состоянии Ивамура заботится о ней, о заложнице, которую можно было бы просто бросить и ждать результата. И внимание льстит. Ивамура садится рядом с Эли, прижимает к себе колени, устало опускает голову. И Эли впервые в жизни видит, как подрагивают эти сильные плечи. Ивамура слабая перед ней. — Развяжи мне руки, — негромко говорит Эли. Ивамура хмуро смотрит на нее. — Ты же знаешь, я ничего не могу сделать. Я не убегу. Ивамура всё еще хмурится, но несмелыми движениями развязывает руки. А потом снова утыкается в колени, и она такая маленькая, такая жалкая и такая… несчастная. И Эли принимает для себя единственное правильное решение — она приобнимает девушку за плечи, мягко прижимает к себе, чувствуя запах волос, утыкаясь в них носом. Ивамура вздрагивает, но почти сразу расслабляется. — Кагомэ, — впервые произносит Эли и почти дрожит от этого. — Ты меня отпустишь, я… я скажу дедушке, чтобы он не ругался. Я попрошу отпустить твоего отца. Все будет… «Хорошо» — пытается сказать Эли, но слово застревает где-то в горле, потому что понимает, что не будет. Не получится. — Мне просто обидно, — глухо говорит Кагомэ. — Когда кому-то всё, а кому-то… ничего. Это несправедливо. Эли чувствует себя виноватой, хотя она здесь ни при чем, и она никогда не была связана с жизнью Ивамуры. Но раз теперь их пути так необычно и резко пересеклись, она обязана что-то сделать. У нее, наверное, никогда больше не будет возможности что-то сделать, потому что, она уверена, что совсем скоро жизнь потечет своим чередом. Теперь Эли аккуратно берет Кагомэ за подбородок, поворачивает к себе и, о боже, у нее такие красивые карие глаза. У Эли внутри — разряд тока, точно такой же, как на концертах, как когда она сидит одна в музыкальном классе, как… Как всегда, когда она смотрела на Ивамуру в школе. И этот электрический разряд толкает ее вперед, и Эли чувствует губами покусанные губы Кагомэ. Она прикасается к ним, она чуть надавливает, она нежно обхватывает нижнюю губу, и Кагомэ поначалу просто не сопротивляется. Потом совсем несмело, чуть ли не испуганно, кладет руку Эли на волосы, зарывается в них пальцами, и, наверное, это самое приятное, что Эли когда-либо чувствовала. Потом Кагомэ уходит, и Эли остается одна в ожидании конца.