Жирное дело

1) Данное Прозвучал третий будильник. Волшебное создание мило проворчало, совсем запутав белое одеяло в мелкий голубой цветочек. В конце концов, Илюша открыл глаза, вздохнул, откинул одеялко и сел на кроватку, которая под ним скрипнула. Облака танцевали вальс. Солнышко поприветствовало Илюшу, а он — его. За окном тихонько прозвенел трамвай. Снова нужно жить. Илюша встал перед зеркалом, он был в одном нижнем белье и носочках. Он рассматривал свои глаза. Илюша стал думать о своих многоплановых изменениях, произошедших с ним за последние три месяца. Во-первых, если всего три месяца назад он мог называть себя химиком, который только закончил обучение и перешёл на предприятие, а затем очень быстро занял своё заслуженное место на партийной линии, — если он мог понимать себя как хорошего специалиста или, немного затем, отличника производства, то теперь он стал волшебником, потому что у него появилась Даша. Он — волшебник, и это просто невероятно. Во-вторых, он очень сильно потолстел. Он рассматривал очень толстого парня в зеркале, вся красота которого настолько невероятна, плавна и захватывающа, что попробуем описать её в одном предложении, которое и сам начал про себя думать Илюша, видя все свои жирные, откормленные, аппетитные формы и себя с самой его макушки, украшенной великолепными каштановыми волосами, спадающими на глаза и закрывающими боковыми прядками щёки, рассматривая, где живёт эта красота, плотским источником которой под волшебными глазами служили круглые, пухлые, румяные щёки, плавно перетекающие в круглую шею, под которой наличествовало это замечательное место, что так любит Даша — мягкое одеялко, что по-доброму укрывает ключицу и румяным оттенком простирается до маленьких круглых плечей, округлостей пухлых предплечий, локоточков и до более больших округлостей — это пышные, размером словно у полной женщины, сочные груди с большими розовыми сосками, наливные, словно заполненные сливками пирожные, свисающие несколько по бокам, но больше вперёд, как и его самое замечательное, центральное и приятное место — круглый белый живот, откормленный, всегда надутый, тугой и выкатывающийся, сдерживаемый лишь единственной пуговичкой, — это пупок, глубокий и напряжённый, вокруг которого обвивается тяжёлое сальце, что видно и на других округлостях, обнаруживаемых сейчас на уровне пупка — кругленькие ручки и пухлые запястья с перевязочками, одна из которых представляет собой браслетик дружбы, подаренный любимой Дашей, вторые на обеих руках — настоящие, поддерживающие обе ладошки с заплывшими пальчиками, так кстати поправившие сейчас под круглым животом растянувшуюся резинку от тёмно-синих трусиков, повернувшихся сейчас бочком к зеркалу и встретивших звонкий шлёп по круглой откляченной попке, последовательно отправившей волны по всему жировому существу толстых ляжек, теперь непрестанно трущихся друг об друга при тяжеловатой ходьбе, напрягающей, между прочим, круглые пухлые коленки и толстенькие икры, завершающие сейчас этот невероятный, чистый образ завёрнутостью в милые серые носочки. Илюша вздохнул. Он тыкнул в обе пухлые щёчки с обеих сторон, схватился за свою грудь, положил руки на живот, погладил его. Он подпрыгнул и все формы на его теле тоже подскочили и затряслись, словно желе. Он на несколько мгновений закрыл лицо ладошками. Что происходит в душе этого красивого, полного, румяного юноши — эта тайна остаётся лишь в его душе. В-третьих, он ведь теперь меняет весь мир. По крайней мере, вместе с Дашей всё действовать и делать не так страшно, она придаёт ему смелости, и три раза они уже сделали важное дело. Интересно, правда, каким образом ещё его дар может помогать. С трудом натянув на все эти прелестные места свой охровый костюмчик, Илюша снова повернулся, поглядел на свои толстые ягодицы и шлёпнул их. Интересно, о чём думает сейчас Даша. Даша смотрела в свои глаза в зеркале и думала несомненно об Илюше. Какой он невероятный, волшебный, замечательный! Она рассматривала и себя в зеркале. Она похудела. Лицо стало ещё стройнее, плечи и ключицы — острее, и все вершины косточек более выдающимися. Она старалась пристроить юбку на позвонках и вспоминала, что съела на вчерашний ужин всего лишь половинку одного лимона. Она так переживала всё, что происходит, что вообще не могла ничего есть. Илюша, издав томный вздох из самого своего чрева, чтобы расслабить всё своё пышное румяное тело, снова попробовал втянуть животик и еле застегнул булавку на брюхе, которая соединяла расстёгнутые краешки брюк на талии. Даша зажала добрые пять сантиментров юбки в ладошке и пристроила булавку таким образом, чтобы она захватила лишнюю ткань и ушила ей юбку — её булавка утягивала юбку, чтобы она не спадала с её худенькой талии. Даша отправилась на производство. Она работала, как обычно. Вечером у них с Илюшей предстоит свидание в кафе и непростой разговор дома. Илюша и Даша сидели в кафе. Он как всегда с большим аппетитом ел свою еду, а Даша грустно ковырялась в своих макаронах. Ей даже десерт сегодня не хотелось… — Даша, ты очень плохо ешь, я за тебя переживаю. Взволнованный Илюша отправлял себе в рот кусок вишнёвого пирога. — Да я так, ничего… Даша не хотела обвинять Илюшу, она не любила взволнованное по отрицательному, обидному поводу выражение его глаз — нет, не лица! — этих чудесных, волшебных глаз, их страшно обидеть и нарушить этот новый миропорядок, который в своём волшебном свойстве и, очень часто, в его доступности, стал привычным для них. — Ты похудела — причмокнул Илюша и облизнул сгущёночные пальцы. Да как это он успел столько всего заказать и съесть? И снова Даша промолчала, чтобы его не обидеть. Она ведь вкусила его пышное тело, она знает его всего, они вдвоём занимались близостью, Луна освещала все его совершенства в полуобнажённом виде, они оставались спать и у Даши, и у Илюши. Но почему же она не может сказать ему правду, воплотив её просто в словах? Сегодня Земля носит материалистическое мировоззрение, и Даша не понимает, как она может носить Илюшу и её. Всё обретает жизнь в деловых делах, и почему-то никто не отваживается сказать, говорить о механизмах этого воплощения словами. Советский Союз, в сущности, весь его ключ к мирозданию содержится в деятельностностном подходе к любой вещи. Можно производить великие картины и мультфильмы, воспитывать детей в культуре, подарить нашему миру величайшую духовную культуру, но ни слова не говорить о Боге. Можно любить, соединяться, и каждый день отдавать, познавать причины любви, держаться за пышную грудь, целовать живот, благословлять эти пухлые румяные щёчки, так ни разу и не сказав ему, что она любит его именно потому, что он толстый. Она не решалась сказать ему, что он потолстел. Всё заворачивалось в деятельностном, настоящностном и закрывающем подходе к самым сердцевинам сути явлений нашего мира. — Я похудела, потому что я переживаю. — Нет, ты всё-таки мне скажи — стал поддразнивать её Илюша, он улыбнулся и засунул в себя кусок пирожного. Он ждал, что она скажет в ответ, «а ты набрал». — Что ты хочешь от меня услышать? — сказала Даша. Он знал, что ей понадобится это в словах воплощать. Как истинный волшебник, он теперь должен позволить ей свободно материалистическое мышление разрешить. — А ты сама знаешь, что. — Он впихивал в себя второе пирожное. Даша взяла его за руки — да, во второй его руке была зажата в пухлых пальчиках чайная ложка с песочным тестом и сливочным кремом — и сказала: — Самый-самый мой красивый на всей Земле. — и добавила шёпотом: — Я тебя очень-очень люблю. — Нет, ты мне скажи прямо. Даша знала, что ей всего лишь надо было сказать одно слово: толстый. Или хотя бы полный. Полненький. Нужно было воплотить словесно эту характеристику, но почему-то Даша страшно стеснялась этого слова. Она даже в других контекстах в жизни неохотно его употребляла, а если ей и приходилось его говорить, то только полушёпотом, словно она его боялась. Давай, это тоже всего лишь задание, слово есть такое же воплощение, ему даже менее в таком случае больно! — Ты… Она снова посмотрела на это круглое доброе лицо с пухлыми румяными щёчками и — ах, ну зачем! — зачем-то посмотрела в его волшебные сине-изумрудные глаза. — Красивый. Дома у Илюши они сели за стол. Илюша переоделся в домашнюю фланелевую рубашечку, которая так подходит его глазам по цветам, налил чай и снова взял себе плюшку с тарелки. Одну, вторую, третью. Он молча ел. Даше почему-то это не нравилось, выражение лица, с которым он ел, её насторожило. Даша спросила: — Илюшенька, что-то случилось? — Нет. Он поправил булавочку на полном животе и продолжил есть. — Ну ты ведь помнишь, зачем мы сегодня с тобой встретились? — Да помню! — взвизгнул Илюша, бросил плюшку на тарелку и закрыл лицо руками. Даша стала гладить его руки. — Не переживай, пожалуйста, всё будет хорошо, всё получится. Илюша всхлипнул, вытер слёзку с левой щеки, которая была сине-голубая порошковая и волшебно светилась блёстками в комнатном свету, и сказал: — Да я знаю, что я изменился, я располнел… Я не знаю, что с этим делать, с даром. Я просто это всё зажираю… — расплакался он. Даша поняла, что нужно действовать. — Пойдём, ты ведь вообще волшебник. Как ты думаешь, волшебники плачут? А ну… Она очень хотела его привести в чувство, в действие, чтобы он совсем не расплакался. Илюша её перебил: — Так это добрые волшебники, полезные, как в мультиках, а я, а мне — он захлёбывался в блёстках, взял их на пухлые ручки и показал Даше — это никому не надо! Пока Даша повела его в комнату, Илюша вспоминал, как он провёл все эти несколько дней. По вечерам он садился перед телевизором, включал фильмы и мультики, которые идут по программе, плюхался на диван и брал из большого тазика что-нибудь съестное. Голубой экран освещал его сине-изумрудные глаза, его всего волшебного, который сейчас бессильно сидел перед телевизором и просто ел. В этих произведениях рассказывалось про преодоление трудностей, про победу, про то, как можно, приложив старание, достичь любых высот. Особенно ему запомнилось, как в одном из мультиков какое-то существо из сказки противостоит современной советской промышленности и науке, а представитель нашего общества на примерах всяких новых изобретений показывает, что советская жизнь во сто крат волшебнее и помогает человеку. Илюша только усмехнулся. А какова его жизнь? Что он может? Зачем он есть? Даша привела Илюшу в комнату, осталось только привести его в чувство. Она усадила его на диван, взяла за пухлые ладошки и сказала: — Вот для чего мы здесь — понять. Не экспериментировать, не пачкать колбы и не мучить тебя — нам важно понять. Илюша только вздохнул. — Как будто это не значит мучить. — Давай сначала поймём, а что ты можешь. Илюша чуть не заплакал. — Хорошо, так а что я могу? Мы уже поняли, что я могу менять один состав жидкости на другой взглядом. Этот процесс сопровождается сине-голубым взрывом с некоторыми порошковыми составляющими, он может быть любого размера и даже не всегда цветным. Я тебе про Никиту рассказывал, я могу и заплакать, если об этом задумаюсь. Вот и сейчас у меня перед глазами всё молекулами поплыло, поэтому я вот этими заплакал. — Он вытер голубоватые слёзки и продолжил — Вот чем я могу ещё в жизни заниматься, чем? Когда я себе вчера брал булочки, одна женщина в очереди опять стала меня попрекать — и тут он расплакался, Даша стала гладить Илюшу и приобняла его — Я обернулся, увидел немолодую женщину с пакетом молока. Я посмотрел было на него и подумал — ну, и что это было бы, — жалкая, мелкая, подлая месть. А она наверняка за этим молоком в очереди стояла, и у неё есть детки. И я почувствовал себя… Илюша остановился и вздохнул, чтобы у него не разорвалось сердце. Он схватился за него и Даша сказала: — Вот смотри, давай спокойно порассуждаем. Мы можем менять вещества. Вместе у нас получается хорошо. Ты сам один тоже это можешь делать. Во-первых, ты — нужный человек на производстве. — Это всегда так было. — Да, это уже хорошо, но мы хотим большего. Смотри, нас же правильно тогда председатель направил и повёл — мы можем использовать свои таланты в лёгкой промышленности! Да, я знаю, что он говорил про организаторские способности, но ведь это была хорошая мысль и знак! Илюша подумал, что Даша тоже знает что-то о Боге. — Так вот, мы с тобой можем окрашивать ткани! Илюша задумался. — Это я буду вместо синьки, что ли? — Да, индиго-краситель знаешь как сложно добывается? А мы с тобой вообще ускорим этот процесс, будем использовать твой талант в лёгкой промышленности! На ткани оно же остаётся и не выцветает, мы ведь с тобой это знаем! Илюша чуть вытер слёзки и стал в свою тетрадочку, которую он всегда с собой носил, всё это записывать. — А ты представляешь, как это всё эффектно будет! И тут Илюша почему-то представил себя в западном мире. Наверно, он бы стал зарабатывать деньги. В голове проносились многочисленные афиши, на которых Илюша загадочно стоит с синим паром в ладошке, он выступает со своим… трюкачеством, беконечно превращая вино на столиках всяких водевильных театров и заведений в непригодную для питья синюю жидкость бесчисленное количество раз. Нет, это отвратительно, мерзко и пошло! — А в медицине? Сколько мы с тобой можем сделать лекарств! Как же я раньше об этом не думала, Илюша! Большой известности в Союзе он тоже не хотел, вернее, именно такой известности. Он не хотел быть подопытным в каких-нибудь Академиях наук и институтах, чтобы его измеряли и мучили, он валился с ног каждый день от усталости. А если они захотят проводить параллель между его способностями и его полнотой, будут менять ему питание, сажать на диеты? Нет, это неприятно! Он живо представил себе, как ему с Дашей торжественно дарят «Волгу», но он не чувствует от этого совершенно никакой радости, потому что советская наука не умеет относиться метафизически, в то же время с юмором и мудро к этим явлениям. В волшебстве Илюши нет его заслуги, есть предопределённость или случайность, или же любовь, но никак не материал для диссертации какого-нибудь учёного. Он садится в эту «Волгу» практически ночью, водитель везёт их, он трясётся в машине, ночные огни Москвы мешают ему задремать, и только плечо Даши, на которое он своей пухлой румяной щёчкой прилёг уснуть, дарит ему надежду на то, что завтра будет полегче, хотя в душе он у себя знает, что это вовсе не так. — О чём-то задумался? Илюша рассказал Даше эти две картины. Ребята продолжали рассуждать. — А, так ты можешь красить цветы! Об этом Илюша не подумал и тоже обрадовался и порозовел. — Да, верно, тоже можно попробовать… Илюша думал, зачем ему дали этот дар. Он может вино превратить в воду. Эта фраза звучала интересно, в то же время знакомо и как-то обнадёживающе. Действительно, применение в медицине звучит полезно, но он думал, что это не может ограничиваться так. Он ведь одарён, не может быть, чтобы в этом материалистическом мировосприятии для него нашлось только такое место! Понятное дело, что жить, не обращая на этот дар никакого внимания, нельзя, но неужели только этого он достоин? Илюшу озарила мысль. Он встал, подбежал к шкафу и начал одеваться в свой охровый костюм. Даша спросила: — Илюша, ты куда? Он оделся, Даша ему помогла, он схватил её за руку и сказал: — Пойдём, ты мне нужна. Он схватил свою маленькую сумочку, положил туда ключи и они помчались с Дашей на улицу вниз. Илюша и Даша добежали до своей любимой площади, вокруг неё единой гармонией расположились хрущёвки, в которых уютно светились сотни окошек. Был вечер с живописным синим небом. На площади было небольшое озеро. Он сказал: — Даша, если бы ты знала, как мне хочется прожить свой дар в самой полной мере! Он посмотрел на свою ладошку и пустил из неё красивый сине-голубой дымок. Он повернулся к Даше и сказал: — А ты знаешь, я вот такую песенку сочинил. Когда я думаю об этом, я чувствую себя самым особенным человеком на всём белом свете. Илюша стоял посередине Черёмушек, немножко позади него осталась Даша, и он начал петь. В синем небе звезда серебристым каскадом взлетает, Всё на свете поёт в распорядке своём мироздание. Вижу я, я смотрю, я лишь взглядом творю, Но останется в космосе, как я пою? Но останется в космосе, как я творю?.. Всё здесь великое, звёзды и вымыслы, Мысли и песни и свет во дворе. Солнце, услышь меня, если ты милостно, Свет свой Вселенский направь и во мне, Свет свой Вселенский направь и во мне. Он приподнял левую руку, в его глазах зажглись синие и изумрудные искринки, он совершил характерное движение рукой, и одна блёсточка полетела на озеро, отскочила от воды и пустила красивый тоненький фонтанчик. Он сделал несколько шагов вправо, повторил эти движения, бусинка полетела в озеро, плюхнулась в него и вылетела очень красивым сине-голубым фонтаном. Илюшу вся эта картина раззадорила, он резиново подскочил ещё на несколько шагов направо и пустил третью искорку, которая окунулась в воду, покружилась в ней и стремительно взлетела высоко-высоко в небо и — БАБАХ! — это раздался красивейший фейерверк. Илюша продолжал пускать салютики, которые танцевали по всей воде, в небе и вокруг него и пел: Всё синевой с голубою порошею грянет, Я посмотрю, как на свете моё вечным станет. Делать, творить, создавать вновь и вновь — — и тут от бережно взял Дашу за руку. — — Всё же мудра в нашем свете любовь… Как велика в нашем свете любовь! Всё здесь великое, звёзды и вымыслы, Мысли и песни и свет во дворе. Солнце, услышь меня, если ты милостно, Свет свой Вселенский направь и во мне… Свет свой Вселенский направь и во мне! Даша чмокнула Илюшу. Фейерверки продолжали озарять весь Черёмушкинский район, а, может быть, даже и больше. Ребята крепко обнялись и пошли к Илюше домой. Даша стала собирать свои вещи. В комнате светила только Илюшина лампа над столом. — Слушай, я пока смотрела сейчас на озеро, подумала. Ты ведь можешь опреснять озёра! Даша усадила воодушевлённого Илюшу на стол, стала целовать его, браться за ляжки и другие аппетитные формы и обнимать. Они даже не представляют, чего можно ещё достичь, если приложить совсем немножко усилий для раздумий.

***

Генсек сидел в одном из залов Кремля, задумчиво читая книжку. Он увидел, как где-то очень далеко в Москве запускают салюты, очень много огней, которые сначала сине-голубыми взлётами образуют ленты, а затем раскрываются радужными фейерверками. Это было очень далеко, но огни летели так высоко, что их, должно быть, видно сейчас по всей Москве. — Веселится народ, — подумал генсек, — счастливые.

***

2) Приданое — Даша совсем взрослая — думала её мама. — Это правда — соглашался с нею её папа, который обнимал маму. Сегодня в их доме произойдёт событие. Они разглядывали фотографии на стенке и думали, как им казалось раньше загадочным, когда наступит этот момент — ведь рано или поздно Даша когда-нибудь приведёт в дом своего первого мужчину. Интересно, какой он будет? Наверняка красивый, стройный… …В этот момент всё в комнате Илюши представляло большую истерику. Он в слезах натягивал штанину то одного цвета, то другого, то он брал пиджачок и прикладывал, то ему снова что-то не нравилось и он истерил. Он кричал, злился и плакал. Даша вокруг него летала и пыталась хоть чем-нибудь ему помочь. — Эта штанина кривая, у меня все квадратики съехали — ревел он. — У меня ноги толстые, мне нельзя! Ааааа! — Да нет, я же тебе говорю, это самый солидный у тебя костюм, он и красивый, и домашний, и солидный, он интереснее. Давай я тебе помогу. — Не надо — отвечал Илюша. Разволнованный тенорочек с трудом натягивал штанину на свою белую целлюлитную пироженную ляшку… …Работящий… …… — А может обратимся к волшебству? — Да к какому волшебству? В комнате раздался вой и плач… …Покладистый… …Даша металась по комнате и собирала две маленькие сумочки — Илюшину — мужскую наплечную и свою голубую. Она подбирала платочки — один с розовыми розами, другой — с голубыми цветочками. Брюнет сидел на полу, дёргано натягивал на пухлые ляжки брюки — нужно сейчас расслабиться! — и звучно ворчал… …Вежливый… … — Замолчи! — визжал, словно поросёнок, Илюша. Даша попробовала, не подгоняя его, помочь… … Но самое главное — стройный… …Илюша звучно втянул круглое пузико, плотно набитое едой (потому что они оба не хотели, чтобы он захотел есть в гостях и показал свою прожорливость, — они не хотели смущать её родителей, — а вдруг они подумают, что он — обжора? — поэтому он сейчас поел дома), Даша закрепила на его талии булавку, он расслабился, ткань натянулась с характерным звуком лёгкого треска по швам, и булавочка снова понесла свою нелёгкую ношу. Илюша погладил животик по кругу, всё проверил в комнате и на кухне. — Сумочку взяла? Дай, пожалуйста. Спасибо. Ребята обнялись, поцеловались, выключили свет и вышли из Илюшиной квартиры. Стоит ещё немножко рассказать об этих квартирах, которые играют свои роли в нашем повествовании. Это были квартиры в новом районе, в Черёмушках. Дома сияли, а этот район отличался большой пышностью зелени. Казалось, что у домов, в которых живут Илюша и Даша, зелени больше всего, словно не просто так. Ребята жили совсем недалеко друг от друга. Эти квартиры им дало государство, потому что их предприятие стало очень скоро подниматься в очереди и площадь выделили ребятам. Родители Илюши жили довольно далеко от своего сына, а квартира родителей Даши расположилась в соседнем районе — это была сталинка, тоже окружённая зеленью и светом. И все эти квартиры тоже любили слушать гудение троллейбусов по утрам. Одна деловая мелодия! Родители Даши, — по крайней мере, им так казалось, — подготовились ко всему, к любому молодому человеку, которого сейчас Даша приведёт в родительский дом. А у Дашиной любви, — у Илюши — всё было гораздо проще. Илюша однажды просто позвонил своим родителям из его квартиры. Он набрал номер, взял трубку и, весь запунцевев от романтизма и любви, сияя, сказал: — Алё? Вот интересно, что в этом «Алё», вернее, в самом образе, как он его сказал — милым бархатным, при этом звонким тенорочком — Даша снова увидела всё его совершенство. Вообще бывали такие моменты, и Даша очень любила их, — когда она словно забывала, что у неё есть собственный полный, — толстый! — румяный мужчина, весь маленький, хорошенький и кругленький, у неё есть свой собственный поросёнок — она находила в прелестных чертах других его свойств, не только в красоте его полноты, новую очаровательность качеств. Она скользила взглядом по его полному телу и обнаруживала для себя, словно открывая эту великую планету заново — и как же хорошо под его большими волшебными сапфирово-изумрудными глазами приходятся розовые, румяные щёки, как хороши его пухлые плечи и этот невероятный круглый живот. Каждая прядочка на его волосах, его аккуратные носик и ушки — всё было совершенным. Пока она воспевала в душе его всё снова и снова, он рассказывал и рассказывал по телефону маме о том, какая же у него настала жизнь после того, как он встретил свою любимую Дашеньку. Он был словно уже не просто парнем, но самостоятельным, полным мужчиной, который вызвал на противоположном конце трубки возгласы радости и восторгов за такого сына. И Даша, между прочим, подумала, как ведь это должно быть хорошо — любить своего ребёнка, каким бы он не был. Вот интересно, что об Илюше думает его мама. Она ведь любит его, как бы он ни потолстел. Она живо представила себе, как эта мама много лет назад обнимает своего ребёнка, толстого краснощёкого шестиклассника, который пришёл из школы снова избитый, весь в слезах и в крови, как она прижимает его к самому сердцу, которое наполнено абсолютной любовью к этому маленькому беззащитному существу, и Даша заплакала. Илюша это заметил и взял Дашеньку за руку. — Плачет… — Это я от счастья! — звонко крикнула Даша, чтобы это было слышно, верно, не только в трубке, но и где-то, куда обычно отправляются с похожими переживаниями звёзды.

***

Даша вспомнила, что у неё не всё волшебно. Она одела хныкающего Илюшу, и вот теперь они едут в лифте, чтобы отправиться знакомиться с Дашиными родителями к ним домой. Илюша взволнованно дышал, в тесном лифте он казался ещё прекраснее, он словно немножко смущался своих объёмов, его пышное дело вздыхало, а волшебные глаза приняли задумчивый вид. — Как ты думаешь, я им понравлюсь? Ой, как это всё невовремя! Даша не хотела, чтобы он задал этот вопрос, но чувствовала его неизбежность. Даша не думала — Даша знала, что он им, скорее всего, не понравится. Вообще люди не любят толстых. Никаких. В любой стране. Никогда. Людям не нужно оправдывать свою любовь, а ей словно одной на всём белом свете нужно. Даша снова заплакала. Она вообще в последние недели три плачет чаще, чем раньше. — Я тебя очень люблю, Илюшенька, пожалуйста, не обращай внимания на их недобрые комментарии, это они по незнанию, они не понимают, какая может быть разная на свете любовь! Она уткнулась в его пышную грудь и мгновенно провалилась в тепло. Илюша стал бережно гладить Дашу по её спинке. Ребята очень переживали, но совсем скоро оказались около дома родителей Даши. Она позвонила. Дверь открылась. Они поднялись, оставался последний пролёт до квартиры с полуоткрытой светлой дверью. Ребята переглянулись и дошли до квартиры. Дверь открыла мама Даши. Её муж, Дашин отец, стоял рядом. — Здравствуйте! — сказала Даша. — Здравствуйте. — сказал Илюша. Родители поздоровались и начали смотреть на ребят, вошедших в дом. — Это Илюша, мама. — сказала Даша. Наступило великое молчание. Илюша опустил глаза в пол. Мама замерла. Папа не верил своим глазам. Мама Даши увидела маленького, толстого юношу не больше Дашиного роста. Он держал своей пухлой рукой Дашину маленькую руку. Вторая рука у него была опущена. Он был одет в светло-охровый костюм в коричневую клетку. Она видела, как он стесняется своей полноты, своего тела, себя. Она даже не обратила внимание на цвет его глаз, потому что взгляд был закрыт от неё. Этот паренёк был брюнетом. У него был чуть вздёрнутый носик, длинные ресницы и круглые, пухлые, румяные щёки. Он довольно миловидным был бы, если бы не такой большой вес, думала она. Дашин отец увидел ту же самую картину. Невысокий толстячок, печальный какой-то. Совсем круглый, пузатенький, жирненький. Какой он толстый! Кто же его так откормил? Илюша на одно мгновение поднял глаза на родителей Даши — сначала на папу, после он перевёл взгляд на маму. Они оба смотрели на его лицо и словно ждали встречи с его глазами. У толстого брюнета были большие и красивые сине-изумрудные глаза. Он едва позволил посмотреть в них, как снова виновато опустил взгляд, словно не смеет смотреть на родителей Даши. Даша почувствовала, как ручка Илюши начинает дрожать, губы Илюши еле заметно задрожали, его глаза покраснели, и наконец по правой щеке покатилась крупная чистая слеза. Обычно в фильмах сцены знакомства можно увидеть как неловкие, но всё равно в предвкушении молодых есть что-то обновляющее, доброе, и родители принимают девушку или юношу в свою семью, потому что в этой волнительности всё равно есть предзнаменование обычного принятия. Здесь же такого не было. Даше было плохо. Казалось, что вот-вот мама её осудит, отец спустит бедного Илюшу с лестницы, на них будут кричать и выгонят из дома. Илюша достал свой цветочный платочек и очень дрожащими руками промокнул слезу. Даша никогда не видела, чтобы у него так тряслись руки. — Проходите, пожалуйста, — задумчиво сказала мама. Молодые, держась за руки, пришли в кухню. Мама поставила чайник. Илюша сел прямо напротив Дашиного отца. Мама предложила ребятам помыть руки, они пошли в ванную, где Илюша позволил себе хотя и беззвучно, но расплакаться. Никакое умывание и вода не помогали. Илюша всё равно продолжал плакать. Даша обняла его, поцеловала в лобик и они снова сели за стол. Мама с папой смотрели на молодых. Илюша сидел, весь зажатый, как комочек, и, казалось, все его силы уходили на то, чтобы не расплакаться снова. Даша смотрела на него и бережно поглаживала его пухлую ручку. За столом все сидели молча — мама и папа Даши, Илюша и Даша. В конце концов, мама Даши сказала: — Пейте чай. Илюша выполнял эти просьбы, словно задания. Он дрожащими пухлыми ручками обнял маленькую изящную чашку с цветами и стал пить чай. Вскоре он поставил чашку на место. На столе стояли разные вазочки с конфетами, пирожками и булочками, но чем больше Илюша обращал на них сейчас внимания, тем больнее ему было, потому что он понимал, что эти вкусности никогда не окажутся в его животике, ведь хозяева словно не хотят этого на самом деле. — Кушайте, берите, пожалуйста. Илюша посмотрел на Дашу. Он потянулся за маленькой конфеткой, она одобрила, он её съел. Сцену печального молчания прервал папа. — Так Вы — Илья? — Да, это я. — Вы работаете на одной фабрике с Дашей? — Да, я — помощник заместителя председателя партийной ячейки нашего завода. Я составляю и направляю идеологическую повестку и культурно-нравственные планы. Я — партиец. Родители Даши переглянулись, у Илюши появился здоровый румянец, и все за столом словно оживились. Они начали расспрашивать Илюшу и Дашу об их знакомстве, работе, планах. Илюша представился им человеком положительным, приятным и хорошим. В середине разговора отец спросил: — А что это Вы в начале плакали? Что-то случилось? Илюша замолчал на несколько мгновений и сказал: — Я боялся, что я Вам могу не понравиться… — Что ты, что ты! — сказали родители. Они быстро перешли на «ты» и вроде как поддерживали бедного юношу. — Кушай, кушай, ты чего-то совсем не ешь! Илюша взял одну булочку и с большим стыдом в сердце начал её медленно есть. В это время мама Даши сделала знак и они вышли с отцом в коридор. Они думали, что их будет не слышно, но ребята услышали всё. — Какой он толстый! — сказал отец Даши. — Тчччч! — сказала ему жена. Он сказал это слишком громко. Илюша положил булочку на стол, закрыл лицо руками и горько заплакал. Даша пододвинулась к нему, стала гладить его по большой спинке… — Ты вообще понимаешь, сколько он должен есть? Это сколько же денег на это уходит? А дети? — Смотри, он партиец, у него приличная, хорошая зарплата… — Ну, а как обстоит дело с «этим»? Здесь они перешли на шёпот, так что ребята ничего не могли разобрать. Вскоре мама сказала: — Давай подождём, может, ещё не время. Ну, первая любовь, мало ли почему она в него влюбилась? Даша интуитивно почувствовала, что сейчас она должна действовать. Если она сейчас не скажет, то в случае, если родители узнают об Илюшиных способностях, они подумают, что она полюбила его из-за них. А она хотела сказать правду. Она шепнула что-то Илюше, который снова вытирал слёзы, и родители вернулись на кухню. Мама удачно спросила: — А какие качества вы нашли друг в друге? Почему вы любите друг друга? Илюша что-то своё сказал, Даша не помнила и даже не слушала, что это было — просто приятные слова поглаживали её уши, она улыбалась, но всё это сворачивалось в единую пелену, и она не придумывала, но решалась всё это время сказать свой искренний текст. — Дашенька? — А… Илюша — человек приятный, хороший, положительный. Он очень ответственный работник и партиец, но есть то, что отличает его от других. Я люблю мужчин с пышной фигурой. Он очень красивый. Для меня он самый красивый юноша на свете. Илюша залился краской. Снова наступило молчание. Мама перевела разговор снова на совсем бытовые темы. Когда пришла пора прощаться, ребята вышли в коридор. Илюша с большой надеждой и волнением смотрел на Дашину маму. Она решила принять на себя эту непростую роль и сказала: — Дашенька, дорогой Илья, мы решили посоветоваться, мы подумали и решили… У ребят замерли сердца. — …Мы очень хотим, чтобы вы дружили, не отвлекались на рабочем месте, у вас есть важные дела, можете дружить. Как? А любить? Что она имеет в виду? — Мы не хотим, чтобы вы встречались. Вы пока ещё маленькие, молодые. Вы можете ходить в кино, но я надеюсь на вашу осознанность и мудрость. Ни в коем случае не находитесь в очень близкой связи. В общем, мы ещё подумаем, потому что это очень непростое для нас решение. Идите, отдыхайте, Даша, если ты надумаешь пригласить Илью к себе домой — пожалуйста, дай нам знать. Они вообще ничего не знают… — Мы ещё подумаем, Дашенька. — Производственных успехов вам! — вставил своё напутствие отец. Дверь закрылась. Мечты захлопнулись. Теплится искорка перед глазами, но она сейчас не поможет, и снова хочется разреветься. Илюше было настолько плохо, что у него не было сил даже плакать. Даша просто обнимала и держала на своей хрупкой груди всё Илюшино пышное тело, большое и беспомощное, из которого Илюша, словно в школьные годы, хотел бежать, бежать, потому что его выгоняют из него, своего тела, которое он даже в самой глубине своего сердца принимал и любил, что-то снова предало его любовь к себе, к Даше, к миру. Илюша и Даша вышли на улицу. Солнышко светило слишком хорошо для такого дня с этими тревожащими юные сердца событиями. Илюша почувствовал — нет, не как молекулы приятным порядком выстраиваются перед глазами — но ему словно показали эритроциты, бешеные, паникующие, взволнованные, сердце, которое работало без выходных, сигнализировало Илюше во всём, началась дрожь в ногах, коленки стали ватными, в груди заканчивалось дыхание, а разум — пожалуйста, нет, заводу нельзя бастовать, категорически нельзя, ни в коем случае! — давал установку рабочему сердцу партийный мозг — но это случилось. Илюша схватился за сердце и слабо прохрипел: — Даша… Она почувствовала, как он правой рукой всё больше опирается на неё. Он издал слабый стон. Илюша упал без чувств. Даша смогла его подхватить, потому что ей было не впервой. Но Илюша всё не просыпался. — Илюша… Илюша!!! Илюшенька!!!!! — в исступлении кричала Даша. — Помогите!!! Она шлёпала его по щекам, она схватила его за подмышки и трясла, как сумасшедшая, в конце концов, она развязала галстук и расстегнула ему верх рубашки, чтобы ему легче было дышать. Она схватила его за белое пухлое запястье, чтобы, верно, пощупать пульс, но от волнения ничего не получалось. На улице никого не было. Всё было совершенно безразличным. Даша кричала громче. Её услышало одно неравнодушное сердце. Спустя две минуты послышался стук по лестнице, входная дверь распахнулась и появился Дашин папа. — Дашенька, что случилось? Ой, давай сюда скорее! Отец Даши подхватил юношу за головой. — Пульс проверить, дыхание, я же тебе всё это показывал! Это было всего несколько минут. Мы из советской песенки знаем, что за пять минут можно сделать очень многое. Можно распять и воскресить, разрушить или создать, изменить любимому человеку, или изменить пути своего сердца к созданию этой любви, можно переменить судьбу страны и оставить за одним росчерком пера всех в разрозненных республиках и голодными, а можно помогать, созидать, бороться за жизнь, несмотря ни на что. Да, верно, бороться за жизнь — это сейчас самое главное и важное, и похоже у Илюши это получилось. Илюша громко распахнул глаза. Он звучно вздохнул, его глаза были большими, огромными, словно увидели только что меняющее судьбы, такое же большое и невероятное. Даша бросилась к груди Илюши, стала его обнимать, целовать, говорить, как же это хорошо, что он — живой. Отец смотрел всё время на Дашу, на её мольбы и молитвы, волнения и помощь, страхи, тревоги, горести и на любовь к воскресшему созданию. Папа снова осторожно опустил руку Илюше за голову. Он поправил волосы на чёлке, упавшей на глаза, и сказал: — Как себя чувствуешь, зятёк? Можно ли умолчать о великой радости влюблённых душ в это мгновение? — Я в порядке, спасибо Вам — пискнул Илюша. Даша стала поддерживать Илюшу за головой. — Вам помочь добраться до дома, или сами справитесь? — Я думаю, мы справимся, спасибо большое, папа… Ты спас Илюше жизнь. Илюша и отец Даши посмотрели друг другу в глаза. — Мы же его любим, как не спасти — сказал он, сам застеснялся своей преждевременной, хотя очень необходимой сейчас откровенности и убежал в дом. Илюша и Даша смотрели друг другу в глаза. Его голова всё ещё лежала на её руке. Московское солнце плясало на его лице, оставляя светлые дорожки на нежной румяной кожице волшебного пухлого молодого человека. Илюша то ли смеялся, то ли плакал. В очень волнующем расположении духа он наконец сказал: — Дашенька, я разговаривал с Богом… Я знаю, что нам нужно делать.

***

3) Долгожданное Илюша так плотно давно не ел. Полный, тяжёлый живот выкатывался за бедную булавку, про страдания которой уже можно было составить целый роман. Даша поддерживала свою волшебную любовь по дороге в комнатку. — Ой, как я обожрался… Ик! Оой — пыхтел Илюша, держась одной рукой за живот, а другой — за Дашу. — Держись, божественный ты мой! И ребята звонко засмеялись. Через две минуты они сидели в комнате для партийных собраний. Хотя не в той самой, которая могла бы благоухать человеческими особенностями, если бы не разбрызгивалась сине-голубая жидкость на её месте, — это была комната большая. Напротив ребят сидела Варвара Антоновна. — Здравствуйте, ребята. Чем вы хотите со мной поделиться? Что-то рассказать? Ребята переглянулись. Илюша достал из портфеля свою тетрадочку с разноцветными листами. — Вот, Варвара Антоновна. Илюша и Даша стали держаться за руки и Илюша торжественно провозгласил: — Мы хотим заявить всему миру про наш совместный дар. Как известно, вернее, как мы поняли, я могу менять состав жидкости взглядом, а Даша… Вот, поглядите! — и Даша показала ниточки, которые она последние несколько минут старалась в своих ладошках усердно вырабатывать. — В совместном своём свойстве у нас получается менять не только известный мне молекулярный состав на другой, но и незнакомый. Например, структура озёрной воды, я думаю, может мне подчиниться тоже. Но самое главное, Варвара Антоновна — мы составили подробный план наших действий, как мы будем рассказывать всё Академии наук, помогать людям. Варвара Антоновна сняла очки, протёрла их и с улыбкой сказала: — Вы ведь уже довольно хорошо помогли. И все трое засмеялись. Она продолжила: — Планы у Вас хорошие, если понадобится какая-то помощь, сразу обращайтесь. — И тут она подумала и сказала — А, я, кажется, поняла, зачем вы пришли. Вам нужна справка, чтобы пойти заявиться в Комитет. Хорошо, сейчас я вам всё сделаю. Илюшу и Дашу поддерживала Варвара Антоновна, которая обсудила с ними все их планы, всё им одобрила. Впереди открывалась новая, обновлённая жизнь — не тайная, но всем заявившая о себе, наконец-то нужная, вдохновляющая и настоящая. Но прежде этого у Илюши и Даши оставался маленький план, о котором они Варваре Антоновне не рассказали.

***

Как вы думаете, дорогие мои читатели, какая была погода? Могу себе позволить сказать, что, сидя в зимнем Петербурге, наблюдая коляски, полосующие серый закаляканный снег, совсем гоголевскую, «шинельную» зиму, присыпанную серой порошей, автору очень хочется писать про солнечную краснозвёздную советскую Москву, поэтому в моей повести погода стоит самая замечательная. Несомненно, это было солнышко. Оно очень любит наших героев, поэтому очень часто в повести выглядывает, появляется и даже помогает. И вот Илюша с Дашей в своих охровых костюмах направлялись из метро к одной из центральных улиц. Илюша остановился у тележки с мороженым, попросил мороженое для него с Дашей. Даша иногда брала стаканчик у Илюши, чтобы кормить его с руки, и Илюша как нарочно делал невероятнейшие движения языком и даже мило закатывал глаза. Он так мастерски ел это мороженое, что у Даши начал затуманиваться разум. По обыкновению, у этих влюблённых кровь уходит вниз, — чем больше у Илюши полный живот требует пищеварения и кровь поступает от сонного мозга к желудку, тем больше при созерцании этого у Даши кровь опускается, скажем, чуть ниже. В конце концов, Даша не выдержала. — Илюша, хватит так лизать, я больше не могу — смеялась она. — Терпеть — сказал он и ещё аппетитнее начал слизывать тающий пломбир. Он водил своим прожорливым язычком снизу вверх, томно закрывая глаза и издавая похожие на стон звуки. Он прикусывал белоснежные пригорки, закусывал губку и причмокивал белой жидкостью, остающуюся от оттаивающего мороженого. Он словно нарочно высовывал язык, мурлыкал и продолжал есть. Так он слопал восемь порций мороженого (стоит ли говорить, что это был его нехитрый план, чтобы Даша отдала ему свои порции, наслаждаясь всем его видом, благодаря чему он побольше поел), наполнил свой животик приятным холодком, которое так жаждало его жирное, пышное тело в жаркий летний день, а наши герои дошли до нужного места назначения и двора. Они зашли во двор. До их миссии остаётся целая вечность — Илюша посмотрел на уличные часы — сорок пять минут ожидания ради трёх минут заливистого смеха. Даша схватила своего милого толстячка за пухлые предплечья и сказала: — Илюша, я правда больше не могу, я очень хочу прямо сейчас. Они побежали в парадную какого-то дома. Под лестницей была приятная свежесть. Всё равно на верхний этаж они вдвоём не поднимутся, да и незачем. Даша села под лестницей таким образом, чтобы был обзор на дверь, ведущую на улицу. Общественность места приятно щекотала нервы двух влюблённых. Илюша опустился на коленки, бодро схватился за Дашино нижнее бельё, опустил его и юркнул под юбку, снова отклячив свою милую пухлую попу. Дашу эта его поза так забавляла, что она смеялась от души, что добавляло чувств и Илюше. Им обоим очень нравилось, что смех сосуществует с возбуждением. Илюша как нарочно начал так звучно стонать своим прожорливым тенорочком, он делал такие невообразимые кружения языком, проникая всё глубже, что Даша кончила быстрее, чем они думали. Но Илюше этого оказалось недостаточно, он слизал весь крем, вздохнул и продолжил. Даше нравилось, что он словно ест, с таким усердием он это делал. Даша запустила свою руку в его каштановые волосы, второй рукой она дотянулась до его мягкого откормленного бочка, начала зажимать весь мягкий жир между пальцами, от чего возбуждалась ещё больше. Она ласкала волосы очень толстого брюнета, опустила руку и немножко зажала его пухлые щёчки. Илюше это никак не мешало, даже наоборот — ему нравилось, что его жирность может возбуждать — так что он всё глубиннее доставлял удовольствие Даше и она кончила окончательно. Он приподнялся, вытер рот и они крепко поцеловались взасос. Илюша хотел было схватить Дашу и побежать, но она сказала: — Ох, Илюшенька, знаешь, как мне сейчас хочется что-нибудь вставить в твою милую пухлую попочку… Илюша не знал, что и сказать. — А ну, повернись-ка — сказала Даша и повернула его спиной к себе. — Это… отклячь её. — Чего? — Ну, выстави её, вот так. И Илюша отклячил свою толстую попу. Даша смачно шлёпнула по ней, она схватилась за обе ягодицы и начала их мять. Илюша начал слабо стонать. — Мне так нравится, когда ты по ней шлёпаешь… — Ещё бы! — радостно сказала Даша и шлёпнула ещё сильнее, схватила Илюшу за жирную ляжку и начала её тискать. Она третий раз звонко ударила по его попке. — Ах! — простонал Илюша. На лестнице послышались шаги. — Бежим! — шёпотом сказала ему Даша, они схватились за руки и направились к выходу. Оставалось пятнадцать минут до звёздной минуты. Улицы уже начали перекрывать, Даша увидела, выглянув за прутья ворот, как на перпендикулярную им улицу вышел постовой. — Ну, как там? — спросил Илюша. — Хорошо — ответила Даша. Они снова посмотрели друг на друга. Даша приблизилась к ушку Илюши, чтобы что-то ему важное сказать. Он повернул свой сине-изумрудный взгляд на неё и она расхохоталась. Она снова попыталась прильнуть к его ушку, но она смеялась, и Илюша чувствовал ушком приятный воздух от её смеха. В третий раз она подошла к его ушку, еле сдерживая смех, и сказала: — Попочка будет потом. — тут уже Илюша начал хохотать. — Подожди ты, слушай! — Даша продолжала пробовать шептать, но у неё это всё хуже получалось. — Я придумала: я вставлю тебе дома в попу большой огурец. — Ч… что?! — Илюша чуть не упал со смеху. — Я обещаю тебе, это будет весело! Илюша снова превратился в изумлённую круглую вишенку. — Весело? — Ну да, я обещаю, что тебе понравится! Влюблённые чуть ли не сидели от смеха. Даша давно сложилась пополам, а Илюше было это сложно сделать из-за его круглого пузика, поэтому он сел на асфальт и стал придерживать животик, который начинал болеть от смеха. — Ах! Ой… Ох — начал делиться разными междометиями Илюша. — У меня уже пресс болит от смеха. Здесь изумлённое лицо сделала Даша и Илюша ещё больше начал смеяться. — Что у тебя там болит? Даша села рядом и начала его поглаживать, чтобы успокоить. Она поглаживала его животик. Илюша сидел с раскрасневшимся лицом и взволнованно смотрел на улицу. Совсем скоро будет их маленький звёздный час. Прошло пять минут. Проехал мотоцикл. — О! — сказал круглый Илюша круглую букву и тыкнул пальчиком в сторону проезжающего. — Всё, встаём, готовимся — сказала Даша и помогла подняться пыхтящему Илюше. Всё, проехала первая чёрная «Волга». Вторая. — Старт. Илюша очень крепко зажал Дашину ладошку, в которой начали чувствоваться шерстинки. Третья. Илюша вздохнул и начал вспоминать формулу машинного масла. Вот она, перед ним, как перед школьником из восьмого класса, только открывающего для себя такую интересную науку — химию. Сейчас ребятам помогает больше, чем она… Машины ехали медленно, так что можно было разглядеть всё, а для того, у кого взгляд является самим инструментом для деятельности, это представляет хорошее подспорье. Всё. Это они. Он. Илюша снова вздохнул, завертел, закружил, он переставлял молекулы, он проворачивал свой миропорядок, тепло от Дашиной руки решало все уравнения, всё вокруг засиневело, порошковыми искорками начало кружиться и вся структура этого мира решена… Илюша беззвучно вздохнул. Он держался правой рукой за Дашину левую руку. Они их выставили вперёд, напоминая один известный памятник, — это им нужно было, чтобы прицелиться. С невероятной верностью волшебное синее-голубое вещество соединилось с розовой ниточкой и полетело к самому сердцу чёрной «Волги». Машина Генерального секретаря ЦК КПСС взмыла в воздух на целый метр, Илюша приподнял голову — она подлетела ещё на полметра. Даша чутко управляла ниткой, следя за ней взглядом — и машина совершила одно, второе, третье кружение, четвёртое, пятое, шестое, седьмое. В конце концов, Илюша выдохнул, перестал представлять сложные молекулы, весь мир постепенно начал обретать другие цвета помимо синего, и машина генсека плавно опустилась на дорогу и поехала по своим делам. Когда она летала, она жужжала колёсами и двигала ими всё время из стороны в сторону, пытаясь спасти своё положение, но никто не знал, кто сейчас управляет ею на самом деле. Илюша и Даша думали, что они будут смеяться, что они нахохочутся — всё равно даже сам генсек не поверит сейчас в произошедшее. Они думали, что убегут вглубь двора и будут долго целоваться. Но они прильнули к воротам и молча провожали машину взглядом, которая продолжала шататься от произошедшего. Илюша всю эту идею придумал, потому что хотел показать себе, насколько он на самом деле властен и в то же время насколько этой власти никто не поверит. Он может поднять и закружить самого генсека одним взглядом, но зачем это нужно, — тем более, что в это никто не поверит, а кто не поверит, те и вовсе довольно скоро об этом забудут. Он стоял, прислонившись к забору, и молча наблюдал за опустевшей дорогой. Дорога. Большая пустая дорога. Вот, что сейчас нужно было ребятам. Сейчас они пойдут домой и начнут прокладывать себе этот путь. Даша крепко-крепко обняла Илюшу и, перед тем, как покинуть двор, он сказала: — Я тебя люблю. Ты мой самый-самый волшебный. Ты самый красивый. Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Илюша посмотрел на Дашу. Ему сейчас совсем не хотелось ничего говорить. — Я тоже тебя очень-очень люблю. Ребята крепко обнялись.

***

4) Многогранное Илюша поправил свой пиджачок, Даша аккуратно пригладила его галстук с голубыми цветочками. Она чмокнула его в нарумяненную щёчку (Даша сама не пользовалась косметикой, и хотела подчеркнуть здоровье и полноту у своего румяного вдохновения). Ребята вошли в помещение. Варвара Антоновна тоже была с ними, чтобы помогать и, в случае чего, направлять. Все друг с другом познакомились. Это было управление большой фабрики лёгкой промышленности — на этой фабрике были все этапы производства, но Илюшу и Дашу интересовала окраска тканей. Они поднялись по внушительной лестнице. Даша подтёрла вспотевший лобик Илюши и поцеловала его. Их встретил председатель — тот самый, который познакомился с ребятами на банкете. У него был большой кабинет, оформленный в дубовых материях. На столе была книга с образцами ткани и красивыми моделями продукции. Стоял советский флажок. — О, ребята, я вас помню, проходите, пожалуйста! Ну что, Вы решили попробовать свои партийные силы на нашем замечательном месте? Ребята переглянулись. — Не столько партийные, сколько… волшебные. Председатель с интересом посмотрел на ребят. Они всё рассказали. Варвара Антоновна предоставила со своей стороны, как председатель партийной ячейки своего предприятия, задокументированные доказательства и химические расчёты с уравнениями. Председатель, оказывается, был человеком весёлым. Он обернулся, достал из шкафа некрашеный льняной образец, растянул его, выставил сбоку от себя и сказал: — Пли. — Удивительно — подумала Даша. — Такая же фраза, что и у меня… Илюша больше для театральности вздохнул, всё на мгновение заголубело и тряпочка в руках председателя чуть подпрыгнула, колыхнулась и оказалась сине-голубой. Вокруг неё ещё летали некоторые синие пылинки. Председатель посмотрел на ткань, потом на улыбающегося Илюшу, затем снова на ткань, потрепал её, из неё вышла лишняя пыль. Председатель громко чихнул, а затем снова принялся рассматривать ткань прямо перед носом. Синие соединения никак не хотели раскрывать своего секрета. Его глаза смешно сошлись к переносице. Он помотал головой, поднял взгляд на ребят и сказал: — Ну вы, товарищи, вообще невероятные… Илюша и Даша были очень довольные. Председатель оценил объёмы работы, словно невзначай оценил объёмы Илюши и сказал: — Да, ребята, это будет по-настоящему жирное дело. И закружила большая, огромная жизнь самих ребят — всё большие кабинеты, дубовые, сосновые, берёзовые с книжками текстильными, цветочными, материалов самых разных — председатели местных партийных комитетов, директора, заведующие, важные и ещё важнее, и всё новее и приятно привычнее сине-голубые взрывы и волшебные сапфирово-изумрудные глаза Илюши. Таким образом, Илюша и Даша побывали на следующих предприятиях и сделали следующие дела: 1) Побывали на текстильной фабрике и решили, что будут окрашивать полотна каждое утро по понедельникам с 08:00 до 12:30; 2) Сходили в Комитет и получили разрешение на все эти дела, чтобы добиваться аудиенций у председателей по вторникам с 10 утра до 12:30; 3) В среду оказались на фармацевтической фабрике, на которой им сказали приходить позже с заключениями и выверенными образцами из Академии наук, а вообще «пусть заходят в среду до 13:00 на опыты и на чай»; 4) По четвергам они обследуются в Академии наук целый день. Там же Илюшу кормят (причём хорошо, Даша сделала многое и договорилась насчёт его полноценного усиленного питания); 5) В первую половину дня в пятницу они посещают своё производство и проверяют выполнение ряда повседневных задач — Илюша проверяет выолнение всех планов, Даша обращает внимание на конкретные ошибки, помогает и консультирует на производственной линии, а потом, если флористы в них не нуждаются, они приезжают в Академию для дальнейших обследований, консультаций и советов; 6) В субботу они отдыхают и могут спокойно гулять по пустой рабочей Москве, наслаждаясь видами великой архитектуры и природы, если не запланировано встреч с другими важными лицами; 7) В воскресенье Илюшу и Дашу также ждёт заслуженный отдых. Помимо всего вышеперечисленного, Илюшу будут ждать сервированные банкеты на белоснежных скатертях и непременно с его любимым сливочным тортом с безешными пампушками. Он и сам был как пампушка — толстый, круглый и теперь весь всегда такой важный. Стабильное формирование продукции должно было начаться с после следующей недели. Ребята и Варвара Антоновна должны были собрать всю необходимую документацию, чтобы систематизировать сведения о проявлениях Илюшиного дара во всех сферах жизни. На следующей же неделе ребята отправились со всеми этими документациями в Академию Наук.

***

Илюша снова поправил свой охровый костюмчик. Здание Академии было такое большое, внушительное, солидное, что Илюша не чувствовал себя стыдно и тесно. Его за обе руки держали — слева Варвара Антоновна, и справа Дашенька. Он приятно волновался. Утром он съел вкуснейший земляничный десертик. Вообще он чувствовал себя очень хорошо. Ребята сначала вошли в кабинет одного из директоров, они поздоровались, он познакомился с документами, посмотрел на Илюшу и пожал ему его пухлую ладошку. Вот, где начинается жизнь! Интересно, почему же Илюша раньше этого так боялся? Затем его повели в лабораторию. — Вот чудесный Илья, о котором я Вам говорил. Полукругом собрались лаборанты примерно Илюшиного возраста и чуть старше. Они смотрели на него с большим интересом. — Для начала — замеры! — сказала взрослая женщина. Она отвела Илюшу в небольшую комнату, напоминающую содержанием медпункт, закрыла за ними дверь и сказала: — Ну что, Илюша, раздевайтесь. Илюша засмущался. — Ну, давайте, не краснейте. До нижнего белья. Илюша очень смутился. Как он любил своё тело, когда он созерцал его в одиночестве или когда Даша, в безусловной любви которой он уверен, наслаждалась им и любила его, но как ему было стеснительно, досадно или даже плохо, когда в дело его тела вмешивались другие люди. Они словно лезли грязными руками во вкуснейший и нежнейший пироженный десерт, тыкая вилкой в совершенное божественное создание. Да какое право они имеют обижать Илюшеньку, оскорблять, считать его некрасивым? Когда он начинает становиться неуверенным в себе, всё волшебство пропадает, потому что это перестаёт быть правдой. Илюша только грустно вздохнул и принялся раздеваться, он снял пиджачок, рубашку. Эта доктор увидела пышную грудь Илюши. Он снял брюки и остался в нижнем белье и носочках. Она подвела его к весам с ростомером. Илюша встал на весы и стал смотреть только на лицо женщины и её реакцию. Он не хотел знать свой вес. Женщина слегка поморщилась. — Сто пять килограмм… Илюша невзначай подумал. Это ведь просто цифры! Отчего же у него должно переживать сердце, почему ему должно быть стыдно за себя? Ну уж нет! Она записала всё в книжечку, выровнила линейку, поставив её ровно на Илюшину головку, и сказала: — Сто шестьдесят три сантиметра. Она что-то всё время тоже записывала, взяла метр и стала Илюшу измерять. — Обхват груди = 115 см, талия = 125 см, бёдра = 110 см… Плечи женские… Она стала проверять другие его физические показатели. — Ну-ка, зажми это в руке. Илюша зажал какой-то прибор в своей пухлой ручке. Ему было неприятно, даже больно. Он ненарочно всхлипнул. — Тю! — сказала женщина и записала что-то в книжке. Илюше было очень обидно, что она думает, что это всё важно, ведь на самом деле для волшебства это не имеет никакого значения… — А ну, подними! — И она поставила его перед каким-то странным прибором. Руки он положил на столик. На его пухленькие, нежные белые руки она положила какой-то мешок с мукой. Она убрала столик. — Ах! — вздохнул Илюша, мешок придавил ему руки, он их убрал и опустился на коленки. Мешок упал перед ним. Она посадила Илюшу перед собой и сказала: — Мышечная недостаточность… Илья, что же это Вы так едите? Вы понимаете, до чего Вы себя доводите? Ну какой же Вы толстый, и не хныкайте мне, Вы же мужчина! Илюша сидел перед ней, освещённый уличным светом из окна и слабой лампой, полуобнажённый. Он не знал, что ей говорить. Все его слова проглатывались вместе со слезами. Она ещё что-то ему говорила, Илюша подождал, пока она замолкнет и сказал: — Ваша часть обследования закончена? Она кивнула. — Я могу одеваться и идти? Илюша встал и начал одеваться. Он не скрывал своих усилий, когда втягивал живот. В конце концов, он — волшебник, и у него есть все пространства в мире, чтобы быть собой. Он несколько раз втягивал животик и только на последний раз все пуговички и булавка поддались. Он поправил пиджачок, сказал «Спасибо» и беззвучно вышел. В помещении его ждали лаборанты. Женщина вышла за Илюшей, передала Николаю Александровичу (так звали доктора медицинских наук, который теперь отвечал за исследования Илюши) книжку, шепнула что-то и показала в ней цифры, а затем тыкнула пальцем на Илюшу. Николай Александрович почесал подбородок и сказал: — Неплохо, очень интересно. Илюша молчал. Он взял Илюшу за руку и повёл в прямоугольную стеклянную кабинку. За ним закрыли дверь. Илюша не очень любил закрытые пространства и ему стало страшно. — Сейчас мы будем смотреть, как Вы воздействуете на разные предметы… Перед выполнением превращения обязательно убедитесь, что… В это время двое лаборантов — парень и девушка, — открыли кабинку и стали закреплять на Илюше всякие приборы. Они стали закреплять какие-то холодные металлические лапки на его запястьях и парень сказал: — Не получится, нужно раздевать. Как это ужасно! Илюша снова разделся, зашёл в кабинку, ему закрепляли какие-то провода на запястьях, на локоточках, на сердце и прямо над носочками на пухлых ножках. — Убедитесь, что аппаратура Вам не причиняет дискомфорта… Да, конечно, как же… — Попробуйте сделать всё, как Вы делаете это обычно. Если что-то случится — поднимите правую руку, потому что мы Вас не услышим. Удачи. Дверь закрыли. Илюша остался в закрытой стеклянной кабинке, полуобнажённый. Он совсем ничего не слышал. Он был один во всём мире, а весь мир смотрел на него. Даша смотрела на него всё время, она очень за него переживала и чувствовала, как ему может быть плохо. Она всхлипнула, но это заметили только соседние от неё лаборантки. Он даже не помнил, что перед ним поставили. Это была колбочка с хорошо известным ему химическим соединением. Она была подписана для того, чтобы он представил себе молекулы и всё сделал. Илюша просто дышал, он не мог сосредоточиться. Вернее, он даже сосредотачивался, но молекулы перед ним на мгновение голубели и снова распадались, словно случайное необязательное видение, он чувствовал взгляды десятков человек, всё волшебство пропадало и он не мог ничего сделать. В конце концов, его глаза начали наполняться слезами, он вдохнул, в пузырьке произошёл совсем маленький голубой порошочный взрыв. Учёные устремились к этой бутылочке, словно в ней произошло что-то невероятное. Хотя Илюша знал, что он сейчас сделал мало, нехорошо и неправильно. Перед ним ставили какую-то тряпку, ещё колбы и бутылки, он что-то пробовал делать, но волшебство не получалось. Он сейчас — подопытный, один в одном нижнем белье и трусиках, словно не живая душа. Илюша закрыл лицо руками и заплакал. Он весь зажался. Он чувствовал себя так плохо в этой стеклянной кабине, словно его самого засунули в колбу. Он был маленьким и беспомощным. В этом не было правды. Илюша начал молиться. Делал он это тихо, беззвучно, не произнося ни единого слова. Он опустился на коленки, его пухлые плечики сотрясались от плача. Даша вскипела, вырвалась из толпы и побежала к кабинке. — Отпустите его, хватит его мучать!!! Она тоже плакала. Она открыла дверь, Илюша бросился к ней в объятия и они плакали вместе. Весь научный мир смотрел на влюблённых. Даша помогла одеться Илюше. Она вытирала ему слёзки платочком, одев его, поцеловала в лобик. После некоторого молчания Илюша сказал: — Пожалуйста, простите меня. Я должен много чего всем вам рассказать. Я не могу творить, когда я — подопытный. Мы с Дашей — химики, окончили Университет, целый год работали на производстве вместе и сами не понаслышке знаем, что такое химия. Но дело в том, что мой талант — это случайность, это воля… чего-то иного. В этом есть своя, иная природа. Мы с Дашей проводили множество расчётов, опытов и измерений в домашних условиях. Я не думаю, что все ваши эксперименты вам помогут. Я жажду воплощения, и оно должно происходить не в измерениях, но в труде, в делах, в помощи великому советскому производству. Я искренне желаю вам помочь, поэтому говорю вам сейчас только правду. Я творю, создаю, и пусть наша мудрость поможет нашему общему важному делу. Вечер в Академии прошёл замечательно. Илюша пил чай, в приятном расположении духа уплетал плюшки, все друг с другом знакомились и разговаривали. После собрания мужчины уходили с памятными сувенирами в виде бутылочек с забавной сине-голубой порошковой жидкостью, женщины — с синими и голубыми цветами в тетрадных листах и на платочках. Варвара Антоновна обернула вокруг шеи свой невероятный и изысканный платочек с сине-голубыми восточными мотивами, на котором были видны тонкие дворцы, кружащие орнаменты и кружевные сложные цветочные композиции. Этот платочек на её день Рождения подарил Илюша. Так вот, Варвара Антоновна надела его и сказала: — Ребята, это ещё не всё. Вот вам ещё сюрприз! Илюша ахнул и приложил ладошки к порозовевшим щёчкам. — Ах, «Волга»! Действительно, прямо перед ребятами — стоило только спуститься по большой парадной лестнице — стояла большая чёрная Волга, чистая и сияющая. Фонарик играл синевой на чёрной блестящей поверхности. Он тоже рассказывал о волшебной искрящейся синеве. Илюша начал бежать к ней, как ребёнок. Он даже и не заметил, как его правая пухлая ножка оставила прямо на середине лестницы новый чёрный лакированный ботиночек. — Золушка! — смеялись Даша с Варварой Антоновной. — Ой! — Илюша обернулся, тоже засмеялся, подскочил, надел его и побежал к машине. Варвара Антоновна поправила живописный Илюшин подарок и шепнула Даше: — А как это так получилось, он же… — и она обозначила в воздухе круг. Даша сказала: — Ну, во-первых, мы совсем недавно обновили ему гардероб и обувь. Илюша поздоровался с личным водителем, который был в тёмном костюме с продольными полосками и с красным галстуком, он ждал ребят около открытой задней двери, а Илюша резиново и счастливо скакал вокруг машины и рассматривал её. — Когда его не мучают, он становится таким… лёгким. Он становится самим собой — гордо заключила Даша. 5) Обетованное Все трое друзей сели в машину. Варвара Антоновна впереди, а Илюша и Даша — сзади. Водитель познакомился со всеми. Он поставил классическую музыку на фоне. Илюша распахнутыми сине-изумрудными глазами рассматривал салон. Всё ему здесь нравилось. — Небольшой презент от Академии Наук — сказал водитель, открыл небольшой холодильник и вынул три ажурных стаканчика из цветного стекла — розового, золотистого и голубого цвета — с фисташковым мороженым и ложечками. Можно догадаться, какие цвета достались персонажам. — Ах! — взвизгнул Илюша и принялся уплетать мороженое из голубого стаканчика. Москва проносилась на фоне, и каждый огонёк говорил Илюше о том, какой он молодец, умница, невероятный и как он правильно нашёл своё место. Свет весело танцевал на его румяных щёчках. Потому что надо действовать. Даша взяла Илюшу за его правую пухлую ладошку. — Ты большой молодец, я так горжусь тобой — сказала она. — Я во всём теперь хочу найти Его… сказал Илюша и посмотрел куда-то в небо. — Для этого мне нужна правда. Правда даёт мне лёгкость. Лёгкость — это естественное состояние моей души. Илюша доел своё мороженое, почувствовал приятное наслаждение и прилёг Даше на маленькое, тоненькое плечико. Удивительная любовь помогала Даше держать толстого юношу. Она гладила его по полной руке и думала об Илюшиных словах и поступках. Илюша был счастливым. Новая «Волга» довезла Варвару Антоновну, Дашу и Илюшу по своим домам, и все уснули. Снова началась их жизнь, они втроём ездили по производствам, Илюша творил — красил ткани, создавал лекарственные препараты, украшал цветы и даже начал приобретать небольшую известность в своих кругах. Однажды Илюша взял горшок, посыпал в него немного земли, подумал о Божественном, его присыпанные землёй пухлые пальчики озарились голубыми искорками, он посадил в землю семечку и поставил на окно. Проходило много дней и ночей, он его бережно поливал. На окне у Илюши начал появляться росток, который совсем скоро окрепнет от согревающего Московского солнца и превратится в красивейший голубой цветочек.