Секреты и Маски/Secrets and Masks

      23 Декабря       Гермиона разместилась на своём привычном месте – оконном карнизе, обитом мягкими подушками. Колени подтянуты к груди, руки сжимают лодыжки. В птичьей клетке появилась жёрдочка.       Ночью Уилтшир настигла снежная буря, теперь некогда зелёная трава и идеальные кустарники белых роз преобразились в мягком свете луны. Сад выглядел девственно белым, ещё не запятнанный человеческими следами. Сейчас всё выглядело чарующе красивым, если можно было так выразиться об этом месте.       Гермиона обнаружила неожиданную любовь к снегу с тех пор, как началась война. Раньше он доставлял одни неудобства. Мокрый, рыхлый, бесполезный, обращающий всё вокруг в удручающий холод.       Теперь же всё с точностью наоборот. Новая Гермиона обожала снег. Обожала то, как он прост. Снег был уютным покрывалом, укрывал собой следы войны, разрушенные здания, выжженные в ярости битвы поля. Он маскировал кровавые реки, и все вокруг становилось… как новенькое. С запахом морозной свежести.       Невозможно было оставаться в плохом настроении, если за окном шёл снег. На улицу тут же выбегали дети, живущие на базе Ордена. Они натягивали на себя непромокаемые плащи и зачарованные согревающими чарами шарфы, торопились наружу, чтобы скорее слепить снеговика. Каждый раз при виде снега малышей распирало от восторга. Всё вокруг наполнялось их безудержным смехом и восторженными криками. Детская радость была невероятно заразительной.       Увидеть своими глазами, как дети войны становятся самыми обычными детьми, было на вес золота. Незначительный перерыв между убийствами, бомбёжками и прочими бесчинствами за пределами этих защитных стен. Неокрепший детский разум не мог вообразить весь спектр ужаса снаружи, но они заслуживали эту передышку в море страданий больше, чем кто-либо другой.       Гермиона рассматривала пейзаж за окном и гадала, проснулись ли дети в штабе. Может быть, они уже играют на улице. Может быть, дети Гарри и Джинни – Роза, Северус, и Фред – уже тянут своих родителей за рукава, чтобы всем вместе распластаться на мягком сугробе и сделать снежных ангелов. Голову заняли мрачные мысли, когда перед глазами предстал образ счастливого Гарри. Ещё секунду назад в её голове разносилось эхо радостных детских голосов и воспоминание о криво слепленных снеговиках, но вся эта картина внезапно сменилась кровавой сценой войны. Она не контролировала этот поток мыслей, но он всегда возвращался к войне быстрее, чем таял снег.       Любопытно, станет ли кто-то продолжать поиски Гермионы спустя столько недель? Ищут ли вообще? Быть может, прямо сейчас кто-то прокладывает путь к её возможному местоположению по колено в снегу вместо того, чтобы провести время со своими семьями. Настоящими семьями.       Маловероятно. Скорее всего они решили, что Гермиона погибла на том поле вместе с Тонкс. Отныне её имя просто ещё одна строчка в списке павших в битве.       — Гермиона Джин Грейнджер, — произнесёт Гарри, начиная поминальную речь. — Павший солдат. Пропала без вести. Считается мертвой.       С тяжёлым сердцем пришло осознание, что теперь она всего лишь солдат. Ни больше, ни меньше.       Не чья-то возлюбленная. Даже не чья-то дочь. Да, Гермиона приказывала, продумывала военные планы, вытаскивала пленных из лап Тёмного Лорда… Но всё ещё оставалась лишь солдатом. Смертоносный убийца. Быстрый и ловкий. Та, кто убила в десять раз больше Пожирателей, чем любой другой член Ордена.       Похоже, в сухом остатке, она ничем не лучше Малфоя?       — Что может помочь осчастливить Мисс? — спросил Роми. Он появился в комнате после обеда, оставляя серебряный поднос на том же месте у изножья кровати, где эльфы обычно оставляли еду.       Гермиона оторвалась от созерцания садов и перевела взгляд на эльфа. Его глаза вопросительно мерцали, а маленький рот дрожал от беспокойства.       — В каком смысле?       — Ну, Роми и Квинзель заметили, что Мисс всегда выглядит очень грустной. Роми и Квинзель не любят грусть. От грусти ухудшается самочувствие.       Ох, какая милая, добрая мелочь. Как мог кто-то с настолько большим сердцем и чистой душой, нетронутой тьмой, служить такому чудовищному хозяину как Малфой? Как его зверская беспощадность смогла не растоптать этих светлых созданий?       Как только выдастся шанс сбежать – Гермиона заберет их с собой. Она клянется. Чего бы ей это ни стоило. Грейнджер покажет им лучшую жизнь, о которой они даже не подозревают. Полную добра и света. Всё, чтобы компенсировать те адские условия, которым они определенно подвергались в подчинении у Малфоя.       Роми запрыгнул на карниз, присаживаясь подле гриффиндорки.       — Нам бы хотелось сделать всё возможное, чтобы развеселить Мисс. Поэтому Роми хочет знать, чем Мисс занимается, чтобы поднять себе настроение?       — Много чего, — угрюмо пробубнила Гермиона, делая всё возможное, чтобы выдавить из себя ободряющую улыбку. Правда, улыбка совсем не трогала её взгляда. Она снова отвернулась к окну. — Едва ли теперь это имеет хоть какое-то значение.       — Мисс станет лучше, если Роми сможет организовать что-то из этого? Роми может принести много чайников, Мисс любит чай? Может, Мисс любит читать? У хозяина есть огромная библиотека, там очень много книг. Может, Роми стоит принести какие-нибудь книги?       Гермиона содрогнулась. В школьные годы юная Мисс Грейнджер упала бы в обморок от возможности хотя бы одним глазком взглянуть на небезызвестную библиотеку Малфой Мэнора. Трудно представить, какие древние тома и бесценные экземпляры самых первых изданий там хранились. Но школа давно позади. Сейчас Гермиона не могла представить ничего ужаснее, чем прикоснуться к книгам Малфоя, которые он листал своими руками, будучи по локоть в крови.       — Всё хорошо, — отмахнулась Гермиона. — Не стоит утруждаться, Роми.       — Роми только рад услужить Мисс. Роми и Квинзель очень привязались к мисс Грейнджер. Мы были бы рады развеселить Мисс. — Гермиона почувствовала, как эльф проскользнул ближе к ней. Маленькая тёплая ручка легла на её колено. — Что делает настроение Мисс лучше в тяжелые дни?       Девушка сделала глубокий вздох, пытаясь сдержать нахлынувшие эмоции и не пустить слёзы из глаз. Эльф был таким добрым. Она не помнила, когда в последний раз встречала кого-то настолько неподдельно заботливого. Ей было тяжело смотреть на него. Стоит взглянуть один раз – и Грейнджер сломается. Слёзы вырвутся, и она уже не сможет их остановить. Гермиона не могла на него посмотреть. Не могла и точка.       — Мне нравится рисовать, — честно прошептала Гермиона. — В тяжелые дни, если мне было грустно или одиноко, я рисовала.       Рисование всегда было её тайным хобби, хранящимся в секрете. Было что-то необъяснимо умиротворяющее в том, чтобы зажать в пальцах кисть и провести ею по полотну, наполняя его живыми, яркими красками. Этот вид терапии отличался от чтения.       Всю свою жизнь, сколько она себя помнила, Грейнджер была одержима знаниями. Жаждала их. Будучи подростком, она буквально проглатывала книгу за книгой. Неудержимое стремление впитать в себя каждую буковку, каждое заклинание. Получать новые знания всегда было на первом месте. Гермиона впитывала абсолютно всё словно губка. Пытливый ум не упускал ни одной детали. Она могла вспомнить любую когда-либо прочитанную информацию быстрее, чем кто-то успевал сказать «черничный пирог».       Правда, порой это и было проблемой. Её голова былапереполнена. До краёв. Трещала по швам, угрожая взорваться от всего, что хранилось за усталыми карими глазами.       С рисованием всё было совсем по-другому. Это быласвобода. Возможность избавиться от беспрерывно гудящих и трещащих голосов, перманентной необходимости найти решение от всех проблем, ответить на все нависшие над ней вопросы и, просто… высвободить все мысли. Наполнить полотно чем угодно, на своё усмотрение. Покончить с этой удушающей потребностью всё знать и всех спасти.       Рисование приносило умиротворение, неповторимое чувство покоя. Мерлин, Гермиона и сама не осознавала, насколько ей недоставало этого пазла, пока не произнесла это вслух. Она готова была отдать всё на свете, лишь бы получить возможность провести кистью по полотну.       Или закурить.       Пока Грейнджер всматривалась в нетронутый, свежевыпавший снег, представляя, что это её полотно и мысленно раскидывая по нему наметки будущих отрисованных фигур, она заметила появление некой тени. Совсем маленькой, словно кто-то заляпал чернилами новый, ещё чистый лист бумаги, оставив на нём грязную кляксу. Это можно было списать на обман зрения, но чем дольше Гермиона вглядывалась в тёмное пятно, тем чётче и больше оно становилось. Прямо на её глазах темнота поглощала снежную белизну. Гермионе потребовалось некоторое время, чтобы осознать – это была тень.       Чёрная Тень.       Гриффиндорка широко распахнула окна и, ухватившись за раму с двух сторон, максимально высунулась наружу. Повезло, что несколько дней назад она убедила эльфов оставить их открытыми. Пришлось сердечно заверить их в том, что Грейнджер не станет предпринимать попыток разбиться насмерть, сиганув из этих самых окон. Они конечно постарались сделать всё для её комфорта, но все же наложили на окружающее пространство сдерживающие чары. Теперь она могла открывать окна нараспашку, однако высовываться можно было лишьдо определённого предела. Всё же, это явно лучше, чем ничего. Как минимум, она могла снова ощутить ласковые объятия ветра.       Гермиона выгнулась, задирая голову к небу, и прищурилась. Она вглядывалась в густые, тёмные облака, пока не нашла подтверждение своей догадки.       На первый взгляд казалось, что Чёрная Тень рассекает облака в свободном падении. Но как только дракониха приблизилась, Гермионе стало очевидно, что зверь не был насильно сброшен с незримого Олимпа. Напротив, плотно прижав свои могучие крылья с двух сторон, Чёрная Тень словно стрела пикировала в сторону сада.Быстро. Слишком быстро. Подобно огненному метеориту, она неслась к земле. Никаких попыток замедлиться, даже когда до земли оставалось около ста пятидесяти или ста футов.       Возможно, Гермиона ошиблась, и дракониха всё же падала? Когда оставалось всего пятьдесят футов, Гермиона прислонилась спиной к раме и затаила дыхание в ожидании мощного удара громадной чешуйчатой туши о землю…       Неожиданно, в самый последний момент Чёрная Тень резко распахнула свои крылья, разрезая воздух одним мощным ударом, прямо перед столкновением с землей, которое казалось Гермионе неизбежным. Каждый новый взмах крыльев был настолько оглушительным, что походил на раскаты грома. Воздух дребезжал, взметая вверх едва выпавший снег. Маленькие белые хлопья кружились в незатейливом танце, снова опускаясь на землю.       Стоило только задним лапам драконихи опуститься на земли сада, как девственно белый снег остался в прошлом. Багровые брызги крови окропили мягкое одеяло зимы. Земля дрожала под её весом, словно маленький земной шарик поразило громом. От раздирающего рёва, обращенного к небесам, волосы на руках Гермионы встали дыбом. Это не был обычный драконий рёв, нет. И даже не то устрашающее рычание, которым она наградила Гермиону, когда Драко уложил её на лопатки у скал Дувра. Не раскатистый боевой вопль, с которым она рвалась в бой. Нет, это было нечто болезненное. Хриплое. Больше похожее на визг, нежели рёв.       Чёрная тень тряхнула своей огромной головой, будто отгоняя наваждение. Новые брызги крови тут же окрасили оставшиеся чистые островки снега.       Малфой резво спешился с драконихи. Он сорвал с себя маску, потянув за рога, и одним резким движением отбросил куда подальше. Обернувшись, Драко рассёк рукой воздух, выплюнув домовым эльфам какой-то приказ. Гермиона не расслышала, какое именно поручение придётся выполнять милым существам. Очередной стон, полный боли, вырвался из пасти Чёрной Тени, заглушая всё вокруг, но именно в этот момент гриффиндорке удалось разглядеть лицо Малфоя. Оно исказилось от гнева, обнажая зубы в зверином оскале. Он весь кипел от ярости. Гермиона никогда прежде не видела его таким злым и кровожадным.       Эльфы появились в ту же секунду, их маленькие ручки сжимали склянки с множеством разноцветных зелий и трав. Гермиона наблюдала за всем из своей комнаты. Одним рывком Драко выхватил свою палочку. Кончик древа засветился, из него вырвался светло-голубой луч. Он потянулся к левому плечу зверя, и Гермиона подумала, что это, скорее всего, лечебные чары.       Чёрная тень снова взвыла в небесную мглу. В этот раз голос был надрывным, словно тысячи душераздирающих криков, слитых воедино. Гермиона зажала уши руками, в попытках спасти свои перепонки.       Малфой накидывал на дракониху множество заклинаний – одно за другим – пока эльфы суетились над её ранениями. Всё в его движениях говорила о неистовой безысходности.       С момента заточения, Гермиона и Малфой беспрерывно орали друг на друга. Они высказывали всё друг другу в лицо, буйствовали, дрались, но несмотря на это от Малфоя всегда исходило жуткое спокойствие. Эмоции Драко всегда оставались в его полной власти, под строжайшим контролем. Он раскрывал лишь те стороны, которые выгодно было показать: ярость, злобу, враждебность. В остальном, его лицо было абсолютно бесстрастным, толком ничего не выражающем. Но сейчас он и близко не стоял с тем собой. Жаждущий крови.Практически душевнобольной.       Малфой неожиданно обернулся к дому. Сердце Гермионы сделало кульбит, когда морозные серо-голубые словно шторм глаза безошибочно нашли её. И теперь они не были морозными. Они пылали. Он рявкнул через плечо очередную команду, и его лицо просияло в кровожадном оскале. Драко зашагал к дому, не сводя с Гермионы взгляд.       Он шёл за ней.       Гермиона не смогла совладать с подступившей паникой. Не смогла совладать с тем, как сдавило грудь, а воздух в её маленькой клетке неожиданно стал удушающе раскаляться. В глазах Малфоя было нечто животное, дикое, будто взгляд тигра, которого слишком долго держали за железными прутьями. Она не могла толком объяснить, чем именно была эта эмоция, но что бы это ни было – оно пиздец как пугало Грейнджер.       Не давая себе шанса усомниться, гриффиндорка пошла на поводу у своих инстинктов и сделала то, о чем зарекалась уже двенадцать дней. Птичка вылетела из клетки.       Гермиона так резко распахнула дверь, что та отлетела, врезаясь в стену. В районе дверной ручки осталась вмятина. Живот сводило от страха, когда она занесла ногу над порогом и переступила в абсолютную неизвестность, бросаясь в бегство.       Грейнджер свернула в коридор слева от неё. Мимо пролетали портреты. Они перешептывались и осуждающе переглядывались. С каждого из них на неё смотрели всё те же морозные, безразличные голубые глаза. Она забила на них. Важнее было сконцентрироваться на том, чтобы выровнять рваное дыхание и успокоить бешено колотившееся сердце.       Впереди показалась винтовая лестница с развилкой, одна сторона вела прямо в сад, другая – в неизвестное ей крыло Мэнора. Гермиона была без понятия, куда лучше пойти. При ней не было оружия, чтобы себя защитить, или хотя бы плана, как это можно сделать.       Эльфы утверждали, что выход за пределы поместья для неё невозможен, но быть может в самом поместье был ещё такой угол, в котором можно было скрыться от Малфоя? Некий тайных проход или маленькая неприметная кладовка… Мэнор ведь был нарочито большим, а значит где-то в нем должны быть укромные места! В конечном счёте Малфой, конечно, найдет её, но это не значит, что Гермиона не могла отсрочить этот момент. Драко был неоднократно просвещён в то, что путешествия по её разуму станут для него настолько выматывающими и трудоемкими, насколько это вообще возможно в нынешних условиях. И она сдержит своё слово, чего бы ей это ни стоило.       Позади послышалось эхо шагов. Характерный стук военной подошвы о деревянный пол. Судя по всему Малфой был всё ближе.       — Гре-е-ейнджер, — произнёс уже знакомый ей зловещий голос. — Не слишком ли наивно с твоей стороны полагать, что я не стал бы преследовать тебя в собственном доме?       Гермиона сбежала вниз по лестнице, перепрыгивая ступеньки. Она действовала инстинктивно, остановившись лишь на последней ступеньке. Надо было подумать. Чутьё подсказывало ей выбрать сторону, ведущую вглубь поместья. Легче скрыться в доме. В саду вряд ли есть место, которое укроет её от Малфоя, по крайней мере из своего окна она таких не приметила. Плюс ко всему, Чёрная Тень и эльфы всё ещё находились на улице. Дракониха волновала Грейнджер больше всего. Она была ранена, поэтому была в десятки раз опаснее, чем обычно. Не хотелось умереть во время поиска укрытия.       Выбранный путь вывел её к большой кухне. Огромные ящики привлекли внимание девушки, она попыталась их открыть. Ни один ящик даже не скрипнул. Сколько бы Гермиона не пыталась, какими бы методами не пользовалась, ничего не выходило. От осознания того, что все попытки тщетны, её окутал животный страх. Малфой. Ёбанный дотошный ублюдок.       Кухонные ящики пополнили список недоступных ей вещей. Проверяя все шкафы, Гермиона чуть ли не взвыла от отчаяния. Ничего не открывалось. Без магии тут не обошлось. Даже сковородка не могла встать на её защиту. Беспомощная.Опять. Оставалось только одно – спрятаться в кладовке совершеннобезоружной. Дверца была слегка приоткрыта. Недостаточно, чтобы её заметили, нодостаточно, чтобы заметить того, кто войдет.       Дыхание спёрло, когда Малфой появился в поле зрения.       Он расхаживал по комнате, нежно постукивая окровавленными пальцами по гранитной столешнице. Драко выглядел как пантера: широко расправленные плечи, идеальная осанка, лёгкий наклон головы и убийственный взгляд. Хищник охотился на жертву.       — Я знаю, что ты зде-е-есь, Грейнджер, — практически промурлыкал Малфой.       Плечи Гермионы были плотно прижаты к самой дальней стене кладовки. Девушка мысленно молилась, чтобы бешеный стук сердца было слышно только в её голове.       — На твоем месте я бы высунулся,львенок. Легилименция будет в разы больнее, если ты не будешь играть по правилам, — проговорил Малфой, оставляя багровые следы на столешнице, пока обходил кухонный гарнитур.       Казалось бы, когда Драко пропал из поля зрения, Гермионе должно было полегчать. Но не в этот раз. Сердце не поддавалось контролю, и теперь его стук мог раздаваться эхом по комнате. Каждый удар сопровождался болью, словно маленький молоточек запускал кровь по венам.       Малфой резким движением отворил дверь кладовки. Испуг захлестнул Грейнджер, крик почти сорвался с её губ.Почти.       Страх и паника спровоцировали прилив адреналина, побуждая её действовать. Кровь закипала в жилах, придавая ей уверенности и чуточку безумия. План действий пришёл в голову слишком быстро, а его реализация свершилась ещё быстрее. Двумя ступнями Гермиона ударила Малфоя по голеням.       Послышался щелчок.       Драко развернулся, истошно прорычав от боли. Он опёрся о дверной косяк, чтобы не упасть.       Настал подходящий момент для побега, и Грейнджер не собиралась его упускать. Торопливо выбравшись из кладовки, она попыталась проползти мимо Малфоя.       Увы, он снова всё продумал на ход вперёд. Всегда существовал план Б.       Малфой схватил Гермиону за волосы, грубо приложив к полу, и навис над ней. Адская боль от тупого удара об плитку заставила искры сыпаться из глаз. Чёртовы волосы.       Грейнджер продолжала бороться, пытаясь совершить множество ударов хоть какой-то из конечностей. Она старалась как можно дольше сдерживать врага. Без магии их силы были неравны. Он был намного сильнее. Весом своего тела Драко пригвоздил Гермиону к полу. Теперь она не могла использовать для борьбы ноги, но не руки. После сильного удара в челюсть Малфой обездвижил и их, заведя ей за голову. Больше никакой борьбы. Шансов не осталось.       Крик разочарования наполнил кухню. Малфой победил. Гермиона по обыкновению намеревалась плюнуть ему в лицо, но замерла, увидев его взгляд и уловив настрой.       Потому что теперь его глаза не горели как раньше, а пылали. Вокруг радужки полыхало адское пламя синего цвета.       С неистовой силой Малфой ворвался в сознание Грейнджер.       Мощность заклинания выбила все силы из девушки. Даже в собственной голове Гермиона задыхалась. Зрение затуманилось от усиливающегося давления в висках.       Он не врал, вторжение было в разы больнее не только в реальности, но и внутри её головы.       Гермиона не особо понимала, в какой момент Малфой успел оказаться за её спиной. Был слышен звук шагов по коридору. Предательская дрожь окутала девушку, когда блядская мантия Драко коснулась её спины. Он не стал ждать, когда Грейнджер встанет, а просто перешагнул через неё как через очередной труп.       Казалось, его ярость можно потрогать, прикоснувшись к нему. Попробовать на вкус его гнев. Эмоции словно стали осязаемыми. Они имели смертельный, металлический привкус.       — Что за… — Гермиона поперхнулась. Попытки подняться не увенчались успехом, поэтому она была готова ползти за Малфоем. — Да что, блять, с тобой не так?       Дело дрянь. Ёбанная дрянь. Он был вне себя от злости. Ему нельзя было находиться в её сознании, пока был настолько неуравновешен. Никто не смог сказать, что будет с психикой Гермионы после такого вторжения.       — Боль ненастоящая, — шептала она сама себе. — Это всё нереально, это происходит в твоей голове.       Собрав всю волю в кулак, Гермиона приподнялась на локтях. Она попробовала сфокусировать своё внимание на действиях Малфоя, несмотря на головокружительную боль. Сосредоточиться на угрозе.       Малфой целенаправленно шёл к двери, которую взламывал последние несколько дней. Она была уже наполовину разрушена и обуглена. Парень не стал церемониться. Он действовал, не сомневаясь ни секунды. Гермионе оставалось лишь смотреть, как развеваются полы мантии при чётко выверенном ударе ногой.       Треск, накрывший хранилище воспоминаний, оглушал.       Гермиона подумала, что её стошнит.       Спустя множество неудачных попыток дверь открылась.       Она не просто распахнулась, а полностью слетела с петель. Малфой не оставил от неё и следа.       Ни один из них не решался сделать хоть шаг. Они даже не дышали. Удивление от увиденного было слишком сильно. Теперь на месте двери зияла огромная дыра. Когда-то там хранилось первое драгоценное воспоминание Гермионы.       Ровно через двадцать ударов её сердца Малфой взглянул на девушку через плечо, показывая садистский оскал. Затем исчез в дверном проёме.       Гермиона встала на ноги прежде, чем он шагнул в дыру.       Грейнджер последовала за Малфоем. Она узнала комнату. Отделка в бежевых тонах, деревянная гарнитура и потёртые кожаные диваны стояли так, чтобы можно было смотреть небольшой телевизор. Ей не нужны были вспомогательные детали комнаты по типу фотографий. Гермиона знала, где она находится. Место, куда она всеми фибрами души желала вернуться с самого начала войны. Прокручивала в голове будущее, когда с непомерной эйфорией ступит на порог именно этой комнаты.       Они были у неё дома. Дом её детства, которого больше нет. Убежище сровняли с землей. На месте прекрасного дома остались лишь груда пепла и костей. Война забрала у Гермионы это, оставив только горькие воспоминания.       Малфой остановился посреди уютной гостиной, прислонившись спиной к стене. Его руки были скрещены на груди. Поравнявшись с ним, Гермиона отметила для себя, что он больше не злился. Триумф, похоже, потушили его пламенную ярость. Теперь он выглядел самодовольно. Уголки губ наконец приподнялись от осознания, что он всё же добрался до первого воспоминания. Драко любовался им восторженно, пристально и внимательно.       Гермиона застыла, когда её маленькая копия проскользнула в комнату, приводя за собой группу других детей в праздничных украшениях. На всех были ярко-розовые колпачки и ленточки. Это был её праздник. Кажется, по случаю шестилетия, если она ничего не перепутала.       Дурацкое воспоминание. Грейнджер не могла объяснить причину, по которой так надёжно прятала его. В сравнении с секретами Ордена, которые прятались в её сознании, это событие было таким незначительным. Слишком тривиально хранить нечто подобное в то время, как её память содержала в себе все базы Ордена, расположение убежища Гарри, до мелочей помнила тайные свидания с Медузой… Но это было её самое первое настоящее воспоминание, и оттого Гермиона считала важным сохранить его. Это было… её сокровище. Нечто очень личное. Определенно не то, что хотелось бы разделить с Пожирателем Смерти, вторгшимся сюда со своими грязными ручищами, с которых всё ещё капала кровь.       — Салазар, я и не думал, что твои волосы могли быть ещё большей катастрофой, чем в Хогвартсе, — огрызнулся Малфой, рассматривая, как мини-Грейнджер направляет своих друзей к диванам, чтобы вместе поиграть. — Видимо, я сильно ошибался.       Гермиона промолчала. Говорить было нечего. Она была ужасно зла, ужасно перенервничала от всего, что сегодня произошло.       Вопреки всем её усилиям защитить свои воспоминания, он смог проникнуть внутрь. Его ярость невообразимо сильно простимулировала его навыки легилименции. Малфой вторгся в её психику с неведомой доселе мощью, Путь к тайнам первой двери был пробит исключительно благодаря его возмущению.       И что, скажите на милость, ей теперь делать? Она могла хоть сутками напролёт выставлять в сознании различные блоки, но если собственная ярость заводила его до таких исключительных способностей, то какой в этом толк? Теперь момент, когда каждая из её дверей падёт под натиском его сапога, был лишь вопросом времени. Может ей стоит попробовать…       Сознание застыло, обрывая свою логическую цепочку. Гермиона забыла как дышать, когда её мама показалась в гостиной. Её мама. Её ангел, её чистейшей души мама, держала в руках именинный торт с шестью зажжёнными свечами. Гермиона не видела маму с тех самых пор, как…       — Что такое, маленький львёнок? — в вопросе Малфоя вибрировал холод. — Не будешь плеваться страшными оскорблениями? Ни злобными комментариями? Может, хотя бы включишь свою любимую гриффиндоркую пластинку о том, как добро одержит победу над злом?       Сердце Гермионы болезненно сжалось, когда из кухни показался папа. Он держал какую-то очень старую видеокамеру, размером с кирпич. Её мама поставила торт на маленький кофейный столик и велела детям собраться в круг. Когда все столпились, ликующий хор заполнил комнату песней «С Днем Рождения».       Когда мама оставила на её маленьком лбу поцелуй, реальная Грейнджер сжала руки в кулак. Глаза жгло от непролитых слез. Внутри было холодно и…       Пусто.       — Ну, должен признаться, я несколько разочарован, — не унимался Малфой. — Я ожидал от тебя нечто большее, чем это. Где же теперь та дерзкая маленькая сучка…       — Достаточно, Малфой, — огрызнулась Гермиона. — Просто… заткнись.       Она чувствовала его пристальный взгляд. Чувствовала, как он сканирует каждую маленькую деталь своими глазами-ледышками.       Гермиона не обращала на него внимания, не в силах оторвать глаз от своей мамы. Мерлин, она и забыла насколько та была красива. Её мама всегда излучала природную нежность и элегантность, которые сочетались в ней абсолютно естественным образом. Это была необычайно самоотверженная женщина с чистейшей душой, которая никогда ничего ни для кого не жалела и всегда была готова помочь, чего бы ей это ни стоило. Чистая. Светлая.       Очень долгое время Гермиона считала, что самым ужасным отрывком её жизни был момент, когда она применила к родителям Обливиэйт, стирая любые признаки своего существования. Как же, блять, сильно она ошибалась. Всё это меркло по сравнению с тем фактом, что она больше ни разу не увидела их, пока их не убили. Нет, даже не так. По-настоящему ужаснейшим было узнать, что три года спустя её Обливиэйт испарился. В отчаянных попытках отыскать свою единственную дочь, перепуганные родители вернулись в их семейную обитель. Именно там их настигли Пожиратели смерти. Родители были изувечены и убиты.       — Ты тут не при чём. Глупое стечение обстоятельств. Не то место, не то время, — повседневно проговорил Бруствер. Едва ли этих фраз было достаточно, чтобы унять её совесть. На самом деле чертовски недостаточно.       Гермиона не ощутила облегчения от его слов. Ничто не могло унять эту боль.       Пока Грейнджер не нашла тех уродов и не убила их собственноручно. Только после этого она почувствовала некое утешение. Или что-то в этом роде.       — Ты же видишь, что вскрыл не то воспоминание, — промямлила Гермиона, чувствуя на глазах непрошенные слёзы при виде своих родителей. — Тут нет информации об Ордене.       Малфой промолчал, но все так же наблюдал за ней. Он изучал её мимику, пока девушка пыталась сдержать слёзы. Прощупывал слабые места, чтобы в дальнейшем воспользоваться ими. Бесчувственный уёбок.       Гермиона не хотела, чтобы Драко увидел её слабость. Она не позволит ему видеть то, насколько сломлена. Ни сегодня. Ни когда-либо ещё.       — Столько дней, — прошипела Гермиона настолько злобно, насколько была сейчас способна. — А ты ни черта не узнал. Только то, как праздновался мой шестой день рождения. Ты, наверняка, разочарован.       — Как раз-таки наоборот, Грейнджер, — также ядовито прошептал Малфой. — Достаточно полезная информация для меня.       Слова привлекли внимание девушки. Гермиона нехотя оторвала взгляд от лиц родителей и перевела его на человека, который явно намеревался разбить её в пух и прах.       Мерлин, она пиздец как ненавидела его.       — Твоя защита не такая надёжная, как тебе казалось. Малфой шагнул к ней, надеясь увидеть побег Гермионы. Но она никак не отреагировала.       — Ты ломаешься, — самодовольно сказал парень. — И, блять, как же приятно, что ты ломаешься от моих рук.       Между ними повисла недосказанность. Малфой вышел из комнаты, оставив Гермиону наблюдать за тем, куда пойдет дальше. Он повернул налево, что означало только одно. В его планах было сорвать ещё одну дверь, увидеть ещё одно воспоминание.       Гермиона в последний раз взглянула на мать, стараясь навсегда отпечатать её образ в своей памяти и поспешила за парнем.       Она не могла позволить ему одному бродить по её разуму. Страшнее Малфоя, который на её глазах роется в сознании, был только Малфой, который делает это один.