Пиздец в будущем

      Он возращается с дачи, едва успевая на последний поезд. Кажется, что прошла целая-жизнь-без-Ацуму. На деле — два месяца и еще два дня.       Ацуму не встречает его, скорее всего, даже не слышит. На кухне полный порядок — этот просто потрясающий воображение факт сбивает Осаму с толку, а потом он вспоминает как ругался и улыбается — сам же приучил. Проверяет холодильник. Мама приготовила рис с грибами и спаржей — «Грустно и невкусно» — хмыкает он про себя. Дома темно и тихо, Осаму поднимается на второй этаж, светя под ноги фонариком. В его комнате ничего не поменялось, нет даже пыли — кажется, брат гиперответственно справился со своей задачей. Саму бросает телефон на кровать, отписавшись Суне, что вернулся, по крайней мере, пока что. Он осторожно открывает шкаф и шагает в соседнюю комнату, не уронив ни одной вешалки, ну разве не профи? Не видно ни черта — луна в окно не светит.       Брат спит, это ясно по бесшумному дыханию. Осаму не видит, скорее, угадывает его очертания. Он шагает и аккуратно ложится рядом. Ацу, чувствуя чужое тепло, жмется ближе, а потом разворачивается и обнимает, толкаясь желтой макушкой. Осаму обнимает его в ответ, прижимается губами к виску.       — Саму? Сплю что ли? — сонно интересуется Ацуму, притягивая его ближе, еще ближе, а потом, плюнув, просто подтягивается, ложится на него сверху, утыкается губами в шею. Лезет рукой под кофту, лапает пресс и бока, сорванно выдыхает в ухо, скользя пальцами по груди Осаму. Целует в шею, вызывая дрожь щекотки, потом лижет и прижимается ртом — Саму ему позволяет, не понимая, почему. Ему странно, страшно и весело. Ацуму тихо стонет, притираясь к нему бедрами, захлебывается выдохом, когда его крепко обнимают в ответ, поглаживая по спине.       — Во сне ты обычно сопротивляешься, — шепотом признается Ацу, подрагивая от руки, оглаживающей поясницу и чуть ниже, не задницу, но на грани. Чувствительная тонкая кожа моментально покрывается мурашками.       — Тяжело тебе, раз я даже во сне сопротивляюсь? — спрашивает Саму, растерянно улыбаясь в чужой висок. Ацуму выгибается всем телом и тихо смеется:       — Тяжело.       Осаму скидывает его с себя, резко укладывает на спину, заставляя вскрикнуть, наваливается сверху, теряя малейшую силу к сопротивлению. Пахнет его шампунем, оставленным в городе — миндаль и мята. Удерживает себя на одной руке над Ацуму, поглаживает талию, коленями расталкивая его колени. Несколько секунд просто вглядывается в темноту, ощущая как беспокойное сердце долбится где-то в горле. Цуму лежит, зажмурив глаза, поэтому Осаму склоняется, целует в щеку и просит:       — Посмотри на меня, — Ацуму вертит головой и поджимает губы — Осаму интуитивно понимает, что он боится, что сон сейчас кончится, ласково гладит по лицу: вот придурок. Горячая ото сна кожа кажется такой гладкой, что хочется укусить, ущипнуть, сделать еще что-нибудь. Прижаться губами.       — Во сне ты никогда так не делаешь, — подмечает Ацуму с некоторым сомнением.       — Так? — сжимая его бедро через домашние шорты и дурея от родного запаха, Осаму прикасается губами к его щеке, носу, а потом беспорядочно целуя все лицо, — Как я соскучился, просто пиздец, Ацу. Удели мне внимание.       — Нет, — возражает он. Так и лежит как дурак, с зажмуренными глазами. Ресницы длиннющие — Осаму привык к темноте, потому разглядывает. Узкая переносица, нахмуренные темные брови, эталонные мешочки под нижними веками, от которых визжат фанатки. Его губы дрожат — то ли переживает, то ли злится. На подбородке ямочки от этой дурацкой жалобной рожицы, а на лбу — морщинка.       — Я могу поцеловать?       — Нет, — упрямо повторяет брат, но тянется руками к его шее.       — Соскучился?       — Нет.       Осаму смеется и неожиданно сжимает его член, сбивая с толку самого себя. Это страшно и горячо — то, как чужое тело моментально отзывается, выламывается. Проводит языком по шее, мочке уха. Ацуму ежится — ему щекотно. Осаму просто впечатывается лицом в его горло и вдыхает любимый запах, пальцами поглаживает кадык и шелковую кожу. Ацуму, кажется, боится пошевелиться, сжимая руки в кулаки, морщинка между бровей углубляется. Осаму тихо фыркает, скатывается с него и ложится сбоку. Брат как магнит прилипает обратно, обхватывая руками и ногами.       — Будем спать? — спрашивает Осаму.       — Чем докажешь, что это уже не сон? — презрительно интересуется Ацуму. Вредина.       Осаму насмешливо вздыхает, касается резинки домашних шорт Ацуму, сначала просто проводит по ней пальцами, дразня. А потом резко лезет через штанину, хватает и сжимает пальцами его задницу, тут же целует в плечо. Захлебывается воздухом, поглаживая ткань подушечками пальцев.       — Это достаточное доказательство? — спрашивает он. Ацуму подрагивает и не отвечает. Осаму боится сделать что-то не так, но все же это Ацуму, его Ацуму, поэтому он уверенно приподнимает его бедро, заводит голень за свою спину, чтобы дать себе доступ к телу. Моментально тупеет от своей смелости. Разве он имеет на это право — трогать вот так? Пальцы оказываются на ягодицах, сначала медленно выводят узоры, щекочут чувствительную кожу, а потом впиваются, резко, до боли. Цуму выстанывает что-то нецензурное и пытается убрать ногу, но Осаму крепко стискивает ее и хмыкает, не позволяя закрыться. Просовывает вторую руку под боком Ацуму, залезает под шорты и дергает трусы — тонкая ткань с легкостью рвется и Осаму сдвигает ее в сторону.       — Какого хуя! — возмущается Ацуму, но получает легкий шлепок по ягодице и шепот:       — А вот заткнись теперь.       — Саму! — Ацуму безрезультатно и не слишком активно дерется. Его глаза до сих пор закрыты, лишь щеки стали темнее и губы покраснели от того, как он их кусает. Саму заставляет себя отвернуться, чтобы не поцеловать без спроса, его ведет. Возвращает руку на задницу, сразу лезет пальцами через штанину и сжимает половину в руке, толкая бедра Ацуму на себя. Тот всхлипывает и вертится, пытаясь выбраться.       — Не нравится? — спрашивает, наконец натыкаясь подушечками наглых пальцев на дырку и сразу же надавливая — не сильно, но ощутимо. В груди трепыхается восторг вперемешку с ужасом. Ацуму неверяще мотает головой, хватает ртом воздух и царапает его плечи.       — Не надо, — просит он.       — Ага, — отвечает Осаму и толкает палец сильнее, делая вид, будто собирается просто воткнуть его в зад Ацуму — тот сжимается всем телом и отрицательно мычит. На деле, проезжаясь по мягкой поверхности дырки, палец скользит к яйцам и осторожно щекочет — Ацу давится ругательством и пытается сжать ноги. Осаму тихо смеется и признается, — Это заводит — дразнить тебя. Только вот… — он еще раз гладит дырку, натягивает пальцем складочки, сдерживаясь от того, чтобы протиснуться внутрь, — Кажется, ты против. Может, пока мы отдыхали друг от друга, ты подумал, что не хочешь всего этого? — осторожно спрашивает он, — Ну, отношений и…       — Что?! — Ацуму распахивает глаза и цепляется за него, — Нет!       — Привет, — Осаму разглядывает его в темноте.       — О. Ты здесь, — выдыхает Ацу, — Привет, придурок. Отвали от моей жопы, обними меня, — он тянет Осаму на себя за шею, тот обхватывает его талию, смеется и целует в щеку, надолго прижимаясь влажными губами. Улыбчивый Ацуму жалко ловит ртом воздух от этой простой ласки, — Вернулся?       — Пока что. Жутко скучал.       — Сунарин сказал то же самое, — улыбнулся Ацуму.       — Сунарин жутко скучал по тебе?       — Сунарин тоже сказал, что ты жутко скучаешь.       — Мг, — согласно выдохнул Осаму, стиснув Ацуму в объятиях, — Без тебя было ужасно, — признание дается просто, срывается с языка, — Я не хочу больше, — Ацу дышит так тяжело, будто задыхается. Прикоснувшись к его щеке, Осаму стирает слезы и успокаивающе гладит, а потом обнимает лицо ладонями, вглядывается в любимую улыбку и шепчет:       — Ебать. Мое.       — Так значит мы… что? — Ацуму выворачивается, смущенный, но хихикает и кажется довольным.       — Готовы к пиздецу в будущем? — пространно спрашивает Осаму. Мозг затуманен желанием целоваться, а пальцы тянутся снова потрогать горячее тело Ауцуму и судорожно сжимаются на его плечах, — Вместе?       — Вот так просто? — Осаму отказывается вести беседы и пускает пальцы в путешествие по телу. Ацуму дергается и ноет, — Нет, погоди… Ничего не обсудили.       — Угу.       Рука снова лезет к заднице, тянет вниз шорты вместе с порванными трусами, ненароком царапая кожу. Ацуму вдруг дергается и пытается отстраниться, паникует. Осаму усмехается про себя — снова нужно его уговаривать. Ацу мотает головой и толкается руками.       — У тебя минута, — сообщает Саму.       — Минута на что?       — Десять секунд.       — Да о чем ты, придурок! — вскрикивает Ацуму, вырываясь из железной хватки, — Отпусти. Давай поговорим.       — Нет.       Осаму целует его в щеку, шепчет на ухо: «Не дергайся» и тянет на себя. Ищет под подушкой смазку и пока Ацуму вертится как змея, открывает ее, но одной рукой орудовать неудобно, так что он просто накрывает извивающегося Цуму собой, пока выдавливает гель на пальцы.       — Слезь, сука, — Ацу, судя по голосу действительно злится, но Осаму кусает его в шею, снова опускается рядом и тянет на себя. Возвращает его бедро на свой бок, а потом тянет смазанные пальцы ниже. Пачкая трусы и шорты, которые брат не позволяет с себя снять, все-таки натыкается на дырку и мажет подушечками пальцев между. Ацуму мычит от прохлады и щекотки, пытается вырваться, но Осаму держит крепко.       — Хватит, — просит Ацуму. Осаму уверен, что это недостаточно весомо, ему нравится дразнить. В комнате тихо и темно, так же как в его голове. Он не думает о том, что делает, просто он скучал, действительно скучал, и теперь дорвался. Ацуму пахнет собой, вредничает и дерется. Смущается, ругается, кривит рот.       Осаму скользит пальцем внутрь задницы Ацуму и ошарашенно сбивается с дыхания, когда подушечка натыкается на нежные горячие стенки, объятая теснотой.       — Вау. Так узко… — Ацуму со всей дури кусает его плечо и Саму вскрикивает, нечаянно проталкивая палец до предела, — Блять, я убью тебя. Кончай драться, — Осаму чувствует твердый член, упирающийся ему в живот, поэтому не верит показательному выступлению, — Тебе нравится, когда я делаю вид, что насилую тебя?       Ацуму молча мотает головой, Осаму целует его в щеку, но когда Ацуму тянется поцеловать его в ответ, отстраняется, чтобы понаблюдать за его лицом. О, Цуму жутко злится. Хмурится, злится, и в то же время, ужасно возбужден, судя по зрачкам-блюдцам и преисподней на дне глаз. Отводит взгляд, но вскидывается, когда палец настойчиво двигается внутри. Потом внезапно замирает, наклоняется к лицу Осаму и смотрит. Саму интуитивно понимает, что он хочет поиграть и согласно смеется.       Ацу вдруг толкает его изо всех сил, отползает к стене, отпинывает руки Осаму, тянущие его на себя. А потом использует запрещенный прием всех братьев и сестер — молотит по воздуху ногами и смеется. Осаму хохочет, замирает на секунду, пытаясь отследить его движения, а потом бросается вперед, несмотря на боль в плече и бедре от атаки, перехватывает ноги Ацуму, оказывается между ними. Цуму доверчиво смотрит на него снизу вверх — у Осаму дыхание замирает в глотке. Он осторожно притягивает его ближе за талию, прикасается пальцами к резинке шорт и смотрит прямо в глаза, будто гипнотизируя: «Вот так, оставайся на месте, не двигайся, не переживай», стягивая ткань. Ацуму послушно выжидает несколько секунд, а потом впивается в плечи ногтями и глубоко царапает со злым удовольствием.       Осаму шипит и заглядывает в его зрачки. Хитринка, удовольствие и что-то непонятное теплится в них. Кажется, ему хорошо и весело. Осаму перекладывает его ноги на одну сторону от своего тела, быстро, пока он не успел понять и задергаться, тянет шорты и трусы вниз, спуская к лодыжкам, а затем убирает вовсе, кидая в сторону. Ацуму прикрывается руками и замирает.       — По-моему, поздно ты забеспокоился, — он не отвечает. Если бы Саму не знал брата, решил бы, что он действительно против, но тот только делает вид, отыгрывая какую-то внутреннюю роль. Наверное, ему так нужно. Саму осторожно ложится рядом, укладывает бедро Ацуму на себя, в уже полюбившуюся позу — так он максимально открыт и жутко стесняется, глаза злобно поблескивают в темноте.       — Я бы включил свет, — предлагает Осаму. Ацуму протестующе мычит, но не мешает себя обнимать, — Было бы классно видеть тебя.       — Не смей видеть меня, — отвечает он тихо и прячет лицо на груди Осаму. Делает вид что смущается или смущается на самом деле — какая разница? Осаму раздумывает несколько секунд, а потом разворачивается и дергает шнурок лампы на тумбочке, комнату озаряет слабый желтый свет. Саму вертится обратно и гладит Ацуму по затылку, прижимая к себе и позволяя не показывать глаза. Пока что.       Он кладет ладонь на голое бедро и ведет пальцами выше. Дырка до сих пор мокрая от смазки и он оглаживает ее пальцами. Кожа сжимается, подрагивает под прикосновениями, а сам Ацуму молчит, хоть и дышит сорванно.       — Ты правда не хочешь? — спрашивает Осаму, надавливая подушечками на мягкую кожу. По смазке приятно скользить, но хочется ощутить ту узость и горячую влажность внутри. Тем не менее, Саму терпеливо ждет ответа, лишь дразнит.       — Не надо, — наконец отвечает Ацуму.       — Как долго ты ждал, чтобы сказать мне «нет», — подмечает он, проталкивая палец сильнее. Ацуму вздрагивает — не ожидал — и сжимается там, снизу. Осаму тянет из-под себя свободную руку и откинув футболку, обхватывает член Цуму ладонью. Он мокрый, липкий, скользкий, просто каменный. Подрагивает. Краем сознания подмечая, что его удобно держать, Осаму проводит вверх и вниз, выбивая из Ацуму неожиданный стон, — Что, прямо настолько «нет»? — он тихо смеется, а Ацуму и двинуться не может, чтобы не прекратить эту сладкую муку, только хмуро сверкает глазами.       Осаму играется — пока медленно дрочит, двигает пальцем в чужой заднице. Мокро и горячо, боже, как же мокро и горячо. Стенки стягиваются вокруг пальца — Осаму думает, как классно было бы толкнуться туда членом. Наверное, он сходит с ума, потому что ни о чем другом думать не получается. Перед глазами мелькают и плывут темные пятна, хоть себя он ни разу не коснулся. Пока что дырка кажется слишком маленькой, туго сжимая даже единственный палец, поэтому он тянет палец наружу, а когда мышцы сжимаются, пытаясь удержать, он вталкивает второй.       — Сука! — Ацуму вскрикивает и поднимает слезящиеся глаза. Его губы подрагивают, когда Осаму пялится на них, а потом, всего лишь на мгновение, мелькает язык. Цуму никогда не удавалось врать — Осаму смотрит на него и не верит наигранной злости. Он ласково прижимается к носу Ацуму своим и шепчет:       — Поцелуй, сейчас же, — толкается пальцами внутри, скользит, оглаживает стенки.       Почти вытаскивает до конца, до тех пор, пока не ощущает как резко стягиваются мышцы, а Ацуму дрожит и сжимает руками его плечи, будто говоря: «Не смей доставать!», а потом, удовлетворенный своей игрой, погружает пальцы обратно, жадно глотая воздух изо рта Ацуму, когда он стонет. Они смотрят друг на друга и Осаму наконец безмолвно спрашивает, приподнимая брови: «Нравится?». Глаза Ацуму отвечают: «Да», секундная усмешка кривит губы. Он отвечает:       — Нет.       — Поцелуй меня, — просит Осаму, сжимая ладонь на его члене, — Долго же хотел, — Ацуму упрямо мотает головой и Саму почему-то кажется, что ему никогда не надоест играть в эту маленькую игру. Если Ацу хочет делать вид, что ему не нравится, потому что увидел такое в порно — почему бы и нет? Саму может бесконечно рвать его трусы, силой стягивать шорты, вжимать лицом в кровать и трахать до потери сознания, — Ацуму, — просит он, — Это наш первый поцелуй. Ты можешь делать вид, что не хочешь, но…       Ацуму впивается в его губы, неуверенно замирает, будто не верит, что ему позволяют, а потом быстро скользит меж губ языком и когда чужой рот наконец открывается навстречу, отодвигается. Дрожит, как от холода. Осаму измученно стонет, вытягивает пальцы из тела Ацуму, снимает с себя его ногу и встает с кровати, традиционно ударяясь лбом о второй ярус. Опускает голову, потому что чувствует, что что-то вцепилось в него — Ацуму прижимается виском к его бедру и обхватывает за талию, не пуская, смотрит снизу вверх так откровенно и жалобно, что перехватывает дыхание. Саму впервые видит этот горячий восторженный взгляд, он обжигает внутренности и уговаривает остаться.       — Я хотел пить… — растерянно поясняет он, — Не собирался уходить.       Ацуму продолжает смотреть и Осаму заставляет себя оторваться от его темных глаз. Берет с тумбочки стакан, промачивает горло и ставит на место. Отцепляет от себя жадные руки Ацуму чтобы снова нырнуть к нему. Брат тут же хватается, тащит ближе к себе, и Осаму интересуется:       — Поцелуй? — тот только смеется, обнимая его шею руками, — Хорошо, — соглашается Осаму, а потом подминает его под себя, ставя колено между покорно разведенными бедрами Ацуму, — Вот так, молодец. Обнимай меня, — просит он. Обещает себе быть построже, раз Ацуму все не может исполнить хоть одну просьбу, — Ацу, — зовет он, вталкивая в него палец, — Говори. Ты же хотел поговорить? Давай, — Осаму снова выскальзывает из него, садится между разведенных ног. Для начала шлепает ладонью по члену Ацуму, натягивающему тонкую футболку, отчего тот вскрикивает и пытается отползти. Осаму хмыкает и без особых усилий удерживает его за талию, — Давай.       — Да я как-то уже не хочу… — бормочет брат, внимательно наблюдая за тем, как Осаму растирает смазку между пальцами, выдавливая ее на ладонь.       — А я хочу, — заявляет он и вталкивая в Ацу сразу два пальца, предлагает, — Поговорим? Хочешь быть со мной? — Ацуму стонет и вертится, — Нет? Значит, это секс на один раз, м? — дразнит Саму, — Твои ноги физически не могут сдвигаться? — Ацу обиженно сверкает глазами, — Я… — толчок пальцами в мягкое нутро, — …спрашиваю… — снова толчок, — …хочешь… — сразу несколько быстрых толчков, а затем пальцы сгибаются внутри и Ацуму вскрикивает, — …ли ты… быть со мной… — Осаму проворачивает пальцы, не боясь сделать больно, а потом добавляет третий, заставляя Ацуму болезненно нахмуриться, — Цуму, отвечай.       — Хочу, — сквозь стоны, с придыханием, соглашается тот. Осаму сгибает пальцы еще раз, второй рукой выдавливая больше смазки.       — Хороший мальчик, — хвалит он, осторожно поглаживя его член через мокрую ткань футболки, — Боишься пиздеца в будущем? — пальцы легко скользят внутри и Саму чувствует удовлетворение, когда замечает, как растягивается и сжимается мягкая дырка, — Прекрасно, — выдыхает он.       — Боюсь пиздеца в прошлом, когда я был один со всем этим, — признается Ацуму, предусмотрительно закрыв глаза, чтобы не сгореть со стыда, — А ты боишься?       — Боюсь, — легко отвечает Саму, — Будем бояться вместе?       — Ты как-то очень легко пришел к этому, — Ацуму срывается на стон, когда чувствует, как пальцы сгибаются и разгибаются, наполняя его изнутри, — Блять…       — Ты весь исстрадался, — соглашается Осаму, поднимая футболку на грудь Ацуму и наконец окидывая его взглядом. Его тело выглядит замечательно — от косых мышц пресса, подрагивающих от толчков бедер и красивой груди, до истекающего смазкой члена и поджатых яичек, — Мучился в одиночку. Толку в этом было немного, — он трет головку, Ацу дергается от слишком сильных ощущений и морщится, — Я иду… — Осаму переводит дыхание, — По пути наименьшего сопротивления. Не вижу смысла страдать просто так.       Он вдруг нагибается и целует Ацуму в поджимающийся живот, ощущая, как вляпался губами в его смазку. Слизывает ее. Сладко. Ацуму извивается где-то сверху, когда Саму завороженно пялится на его член.       — Не может мужчина так течь, — сомневается он и дует на ствол.       — О, отвали, придурок, — ворчит Ацуму.       Член красный, напряженный. Влажно блестит, а с головки медленно скатывается капля смазки. Яички поджимаются в мошонке. Ацу сводит ноги, когда понимает, что Осаму смотрит на него так близко, но его колени бесцеремонно расталкивают, а потом к животу прикасаются губы, едва не задевая ствол.       — Нет, — просит Ацуму, но задыхается чувствуя натяжение дырки от еще одного, четвертого пальца, — Хватит уже! Ты в меня кулак засунуть собрался?       — Такое не нравится, — спокойно возражает Осаму, — Просто не хочу, чтобы тебе было больно. К тому же, там внутри еще одна мышца, больно может быть именно из-за нее. Я смотрел видео, — поясняет он на удивленный, но поплывший взгляд. А потом осторожно толкает пальцы до конца и Ацуму воет:       — Они упираются там, прекрати! Хватит!       — Я о том же, — Осаму прикусывает подтянутый живот, заставляя отвлечься, осторожно растягивая. Кажется, Ацуму расслабляется, потому что снова откидывает голову назад и путается пальцами в волосах Осаму. А потом вдруг нерешительно тянет его ближе к своему паху, тут же убирая руку, будто он не при делах.       — Ты хочешь чтобы я…       — Нет конечно.       Осаму усмехается и вновь прижимается к животу губами. Целует, кусает, член Ацуму качается и задевает щеку горячей атласной головкой, но он не обращает внимания. Проводит по коже живота языком, собирая смазку, облизывается и снова прикусывает мягкую кожу. Ацуму весь дрожит, а потом внезапно грубо хватает его за волосы и пододвигает к своему члену, просит:       — Открой рот, — чтобы следом направить головку внутрь, приподнимая бедра, — Господи, надеюсь, тебе нормально, не противно, потому что… — закатывая глаза, Осаму оглаживает мягкую кожу ствола языком и Ацуму затыкается, убирая ладонь с его головы, чтобы предоставить свободу действий. Осаму неопытен, но может представить как все должно получиться, к тому же, ошибиться сложно. Он лижет, целует, трется губами и пытается сделать все, чтобы Ацуму было хорошо. Вкус Ацуму на его губах ощущается совсем не неприятно, Саму на мгновение кажется, что он действительно проголодался, раз так жадно вылизывает член.       Ацуму тихо, с придыханием стонет и выгибается, Осаму приходит в восторг, потому что делает ему хорошо. В порно, которое он смотрел, мужчины боятся показаться не мужественными и молчат, но Ацуму явно это волнует меньше всего: он вскрикивает, ругается, хнычет, дрожит с ног до головы и чуть ли не плачет.       — Саму, — зовет он, — Нет, я сейчас… Нет! Да блять! — пытаясь оттолкнуть его от себя, Ацуму терпит фиаско. Осаму наоборот прижимается ближе, обводит головку по кругу языком и лениво шевелит в нем пальцами. Ацу содрогается, сдавленно мычит в свой кулак и кончает — теплое и густое выплескивается на язык Осаму из пульсирующего члена. Он не замечает вкус, потому что в голову приходит идея и раздвигая ноги Ацуму, он сплевывает сперму вперемешку со слюной на его дырку. Тут же вытягивает пальцы, собирает белесую жидкость и заталкивает обратно.       — Совсем… ахуел? — спрашивает Ацуму, пытаясь уйти от прикосновений, — Какого хуя ты со мной делаешь?       Осаму даже не слышит его, он садится, опираясь на стену и тащит расслабленного Ацуму на себя. Тот недостаточно собран, чтобы хоть как-то сопротивляться, поэтому, очнувшись от оргазменной неги, обнаруживает себя сидящим на коленях Осаму, спиной к нему. Саму ласково целует его в плечо и толкается внутрь, почти до самого конца, мягкая задница раскрывается под напором.       — А защита? — с ленивым возмущением спрашивает Ацуму, осторожно покачиваясь вверх-вниз, чтобы удостовериться, что помимо натяжения, боли не будет.       — Смеешься? — шепчет Саму ему в затылок, легонько прикусывая, — Что ты хочешь — щит?       — Отвали, кретин, — Ацуму пытается слезть, но Осаму толкается глубже, впечатывает его в себя и обнимает. А потом начинает двигаться — достаточно неторопливо и осторожно, для того, кто собирается кончить и вытащить наконец, — Мне надо передохнуть, — ноет Ацуму и откидывает затылок на плечо брата. Саму целует его в щеку, прикусывает шею, а потом тянет его бедра на свои, насаживает до конца, проникает как можно глубже и стонет от обилия ощущений.       Ацуму правда нужен перерыв — он весь потный, липкий и разгоряченный. Каждые несколько секунд у него сверкает перед глазами, когда Осаму давит на что-то внутри. Кружится голова.       — Постой, — просит он, — Я хочу в туалет. Щас обоссусь. Пусти.       — Нет, — отвечает Осаму и толкается еще раз.       — Я серьезно. Мне очень нужно.       — Мхх, — Осаму снова прикусывает его шею, лижет, утыкается носом в волосы. Его кроет от запаха и он сжимает Ацуму еще сильнее, а потом кладет ладонь на его живот и давит, — Так?       — Не дави, блять! — вскрикивает Ацуму, — Что ты делаешь!       — Расслабься, — просит Осаму и впечатывает кулах в живот Ацуму, пока подкидывает бедра и вдалбливается в него изо всех сил.       — Нет, нет, нет, — Ацуму хватает ртом воздух. Несмотря на то, что так сильно хочется в туалет, у него стоит, А Осаму, судя по всему, и вовсе не собирается его отпускать. Мочевой пузырь передавлен кулаком — это больно и хорошо, внутри покалывает и вот-вот… — Блять, нет, — шепчет Ацуму.       — Я сейчас кончу в тебя, — сорваным голосом сообщает Осаму, не прекращая двигаться внутри. Чувствует, как сильно горит лицо, кожа буквально полыхает, перед глазами красное марево. Пока он толкается бедрами и стонет, Ацуму вдруг замирает, а потом усиленно старается выбраться из объятий.       — Блять, я не… хочу так. Я не могу сдерживать… это, — он чуть ли не плачет.       — Все хорошо. Ты можешь не сдерживаться, — обещает Осаму, — Расслабься, давай, будь умницей, Ацуму, — он забывает о своем удовольствии, когда понимает, что Ацу сейчас действительно описается. Эта мысль заводит, поэтому он прижимает Ацуму к себе одной рукой, а второй массирует чуть ниже пупка.       — Не… смей… сука, — хнычет Ацуму, — Я сейчас…       — Дааа, — стонет Осаму, вталкивая ладонь в его живот, вталкиваясь в него бедрами и обхватывая сочащийся член свободной рукой. Ацуму вдруг кричит — его задница сокращается на члене, сам он выгибается и Осаму чувствует горячую струю, бьющую в руку, — Нихрена себе, — стонет он, сжимая член Ацуму сильнее, — Давай, вот так. Не стесняйся. Мне так хорошо, просто пиздец, Ацуму, Ацуму, Ацу…       — Нет! Нет! О, боже… Это так сложно… — простыня под ними намокает и липнет к телам. Ацуму задыхается, весь мокрый. Кожу пощипывает и холодит воздухом. Он ежится.       Осаму кончает, размазывая мочу по животу и груди Ацуму. Жадно целует его шею, шарит руками по телу — гладит яйца, опавший член, а потом сжимает соски. Цуму слабо дергается и отрицательно мычит, кажется, теряя последние силы.       — Я на такое не подписывался, — лениво ворчит он, пока Осаму укладывает его на кровать, — Ты вообще думаешь, что делаешь? Это, по-твоему, первый секс?       — Это был предпервый, Ацуму, — шепчет Осаму, — Первый будет сейчас.       — Господи, нет, — стонет Ацуму, — Со всем, бля, уважением, я больше не могу. Я весь в моче, блять, слезь с меня.       — Разведи ноги и расслабься. Тебе ничего не нужно делать.       — Ты же знаешь, что это все равно тяжело, да? Я кончил дважды, обоссался и измотан. Ты разбудил меня чтобы выебать. Что тебе еще надо?       — Я так скучал, Ацуму, — шепчет Осаму, направляя член меж его бедер, — Я не хочу больше без тебя. Прости, если тяжело, я… блять, как хорошо… Я хочу быть с тобой, — он толкается внутрь и замирает от узости. Ацуму тяжело дышит и смотрит на него снизу вверх острым взглядом, Осаму не может разгадать эмоцию, но предпочитает думать, что это удовольствие. Скорее всего, волнение мелькает на его лице, потому что Ацуму хмыкает, обнимает его за шею и шепчет:       — Я тоже скучал, придурок.       Осаму смотрит на его влажные искусанные губы и хочет попробовать их на вкус, не переставая плавно двигаться внутри него. Это лучше всего на свете. Он чуть подается вперед, но останавливается, давая Ацуму время передумать. Ацуму тянет его на себя и целует.       Он пугающе ласковый. Не такой ласковый будто соскучился, нет, он так ненастойчиво и нежно гладит его плечи кончиками пальцев, будто через десяток минут они умрут. Осаму искренне надеется, что после всего этого не произойдет какой то страшной хуйни, разрушая то, что есть между ними сейчас. Ацуму так нежен, что это почти больно, да, черт с ним, это и есть больно. Больнее, чем принимать удары, потому что странно и непривычно, слишком откровенно. Осаму чувставует себя голым, голым до костей, а кости будто бы ноют и болят, как зубы с истончившейся эмалью.       Его пугает это. То, как Ацуму зарывается руками в его волосы, притирается щекой к щеке, да он будто даже голенью умудряется гладить его, доводя до беспомощного хрупкого страха, перерастающего в священный ужас перед самой жизнью. Тело Ацуму так близко — его горячая мокрая кожа, лихорадочно бегающие зрачки и подушечки пальцев на шее Осаму, подсчитывающие пульс — все это похоже на боль, похоже на смерть.       — Скажи, что будешь со мной, — панически шепчет Осаму, — Это чертовски сильно похоже не прощание. Скажи, что не прощаешься.       Ацуму снова прижимает его к себе, целует, оглаживая языком его губы, ерошит затылок, непроизвольно сжимает член задницей, а потом, заметив взгляд Осаму, полный страха и ожидания, вдруг останавливается и отвечает:       — Как я могу быть без тебя, кретин? Мы соучастники, — и тут же поясняет на вопросительно поднятые брови, — Мы продырявили стену, обоссали матрас, а под кухонным гарнитуром налипло тесто. Мы разрушили дом, теперь ты хочешь откреститься?       Осаму облегченно смеется, целует Ацуму еще раз, вжимаясь в него всем телом. Теперь все хорошо. Теперь точно все хорошо.       — Скажи мне три главных слова, — с хитрой улыбкой просит Ацуму.       — Пока был на даче… я научился печь хлеб, — выдыхает Осаму, кончая в очередной раз. Он тут же спускается вниз и берет член Ацуму в рот, помогая себе рукой. Сквозь стоны и хныканье, Ацуму бормочет:       — У тебя… проблемы с арифметикой, нооо… ммм, допустим.

***

      — Я на это не подписывался, — возражает Ацуму, опасливо отходя подальше.       — Ты всегда так говоришь, — смеется Осаму, — Но потом тебе нравится. Ты проспорил, смирись.       — Знаешь, раньше я думал, что я извращенец, когда дрочил, думая о тебе, — замечает Ацуму, — Но теперь я уверен, что ты просто напрочь отбитый, блять, отвали от меня!       — Эй, да ладно тебе. Я не отбитый, я просто… заинтересованное в тебе лицо, — Осаму приобнимает брата, поглаживая по спине, — Ты сделал клизму?       — Сделал, — обреченно кивает Ацуму, — Трижды. Это отвратительно. Я ненавижу это.       — Знаю, — Осаму кивает и дарит сочувственный поцелуй, — Но это необходимость, не так ли?       — Я не уверен, что мне понравится это, — признается Ацуму, — По-моему, слишком…       — Все будет окей. Мы остановимся, если тебе станет неприятно.       — Ты никогда не останавливаешься.       — Ты никогда не просишь остановиться всерьез, — возражает Саму, — Это будет хорошо, обещаю, — он легонько целует Ацуму и ведет его на кровать. Теперь там подстелена клеенка — на всякий случай. Ацуму послушно опускается и спрашивает, пока Саму аккуратно раздевает его:       — Забавно, да?       — Что именно? Я до сих пор не экстрасенс.       — С ноля до четырех лет детям в кровати нужна клеенка, с четырех до двадцати можно справляться без нее. Сейчас нам по двадцать и мы уделаем все вокруг, если не будем прикрывать матрас, а когда нам будет по шестьдесят…       — Ацуму, твои речи анти-возбуждающие.       — Что? Да ладно тебе, я самый возбуждающий человек на свете, — заявил Ацуму, дурашливо подмигивая, — Так иии… Что я должен сделать?       — Ничего. Вообще. Я даже не буду входить в тебя.       — То есть, я растягивал себя просто так? Нет уж, будь добр…       — Окей. Окей, — Саму улыбается и снимая с Ацуму трусы, лезет под подушку. Достает смазку, выдавливает на пальцы, толкает Ацуму на живот и разводит его бедра ладонью. Несколько секунд просто любуется красной припухшей дыркой, а потом притирается пальцами.       — В этом нет нужды, я уже все сделал, — нервно бормочет Ацуму, на что получает смешок и удивленное:       — Знаю, мне просто так нравится.       Осаму вводит смазанные пальцы, осторожно оглаживает стенки, свободной рукой отодвигая мягкую кожу ягодиц в сторону. Убирает пальцы, заставляя Ацуму напряженно вздохнуть, а потом ложится рядом и ласково спрашивает:       — Как ты хочешь? — Ацуму, даже не замечая, тянется к нему, поэтому комично хлопает глазами, получая легкий поцелуй, — В какой позе?       — В той, в которой мне не понадобится делать три клизмы? — в глубине темных глаз Ацуму мелькает надежда, его брови приподнимаются, а сам он доверительно тычется носом в нос Осаму. Саму хмыкает и целует его, зарываясь пальцами в волосы, наслаждаясь тем, как Ацуму послушно раскрывает рот навстречу, оглаживает язык своим, лижет и кусает губы, прижимается ближе и ближе, до тех пор, пока не втискивает Осаму в себя, прихватывая за волосы на затылке.       — Хорошо, мы можем не делать этого, — соглашается он.       — Что, правда?       — Конечно, если тебе не хочется, то…       — Теперь мне интересно, — капризно заявляет Ацуму, вылизывая его шею.       Осаму тяжело вздыхает, обнимает брата и спрашивает:       — Тебе что, пять лет?       — Очевидно, нет. Подо мной клеенка, а значит, я попадаю в возрастную категорию…       — Боже, заткнись, пожалуйста, ладно? О! — Осаму посещает чудесная в своей безбашенности идея и Ацуму опасливо приподнимает голову, предчувствуя пиздец, — Мы же покупали кляп…       — Только, блять, не это, — угрожающе шипит Ацуму, как-то даже увеличиваясь в размерах, раздуваясь от возмущения, — А если мне станет больно, но я не смогу об этом сказать?       — Тогда, может, прекратишь шутить?       — Да, пожалуй. С тобой мои приколы не востребованны. Ты мне не нравишься.       — У тебя стоит, даже когда мы просто разговариваем, — замечает Осаму, большим пальцем смазывая каплю с головки члена Ацуму.       — Это случайность.       Саму закатывает глаза, снова переворачивает Ацуму на живот и перестает слушать его бесконечный бубнеж, быстро проталкивая внутрь два пальца. Ждет, пока спазм мышц спадет, а Ацуму, не ожидавший этого, не прекратит шипеть как змея. Он льет еще смазки, выдавливая ее прямо на свои пальцы, прикусывает шею Ацу, ловя его сорванные вздохи и прижимается горячим членом к бедру. У него тоже стоит, даже если они просто разговаривают.       Растягивая Ацуму еще раз, для достоверности, просто потому что он сходит с ума от этого тугого ощущения и жара, Осаму гладит свой член, и тихо смеется, когда Цуму пытается повернуться чтобы посмотреть тоже, поэтому он опирается рукой на кровать и наклоняется, чтобы поцеловать его. Это неудобно — насколько бы гибким Ацуму не был, он не может вывернуть шею под таким углом, поэтому они не целуются даже, а просто лижутся, сплетаясь языками. Это ничуть не хуже — тепло и сладко.       Кажется, Цуму достаточно расслаблен и заведен, чтобы замолкнуть наконец и начать вскидывать бедра навстречу, поторапливая. Он мечется по подушке, дергает простыню и всем своим видом демонстрирует нетерпение. Его уши и шея покраснели, а волосы растрепались, спина подрагивает. Он приподнимается на руках и толкается вверх, в нависнувшее над ним тело Осаму.       — Ну же! — хнычет и прогибается в спине, самостоятельно оттопыривая задницу. Осаму дразнится, проталкивая пальцы глубже, но потом понимает, что не выдерживает, поэтому, проехавшись пару раз стволом между ягодиц, направляет себя внутрь. Его тут же окатывает жаром и он замирает, чтобы переждать легкое головокружение. Кажется, Ацуму стонет под ним — он не уверен. Осторожно движется пару раз и выходит, ложится лицом к лицу с Ацуму, перекладывая разомлевшее тело как нужно и утягивает его бедро на себя.       — Ты можешь просто… — он не дает Ацуму договорить, губоко целуя его. Проталкивает головку в открытое отверстие и сразу же набирает ритм. Поза неудобная — член постоянно выскальзывает, но Осаму нравится вздрагивать, когда воздухом холодит ствол, а потом помогать себе вновь погрузиться в горячее тело. Вбиваясь внутрь, Саму задирает бедро Ацуму и чувствует болезненное мычание в свои губы, тут же остраняется, чтобы прошептать:       — Ты мог бы сесть на шпагат, если бы захотел, не исполняй, — Ацу возмущенно прикрывает его рот ладонью, чтобы возразить:       — Но это неудобно.       Осаму прикусывает его руку, берет в рот пальцы и пока Ацуму увлеченно наблюдает за тем, как он посасывает их, толкает его бедра на себя, погружаясь до предела.       — Тебе нравится, как после этого я делаю тебе массаж.       — Возможно, — глаза у него остекленевшие и бездонные, а губы блестят от слюны. Осаму обнимает его лицо ладонями и снова настойчиво целует — Ацуму мычит от удовольствия и его темные ресницы мило подрагивают.       — Я сейчас кончу, — вдруг говорит Ацуму и Осаму тут же выходит из него, — Эй!       — Мы не закончили, еще нет, — он не может удержаться от того, чтобы поцеловать мокрый рот Цуму еще раз, а потом еще и еще, прежде чем подняться и снова зарыться в подушки.       — Боже, нет! Просто дай мне кончить, придурок, — ноет Ацуму. Саму ворочает его как куклу, укладывает на спину и спрашивает:       — Готов?       — Оооо, нет, к такому нельзя быть готовым, это… — Ацуму замолкает и хмурится, когда Осаму вставляет в него пластиковый наконечник клизмы, — Нееет! Что в ней?       — Просто смазка, — Осаму сдавливает резиновые бока и Ацуму вскрикивает, когда чувствует прохладную жидкость внутри, — Я хотел использовать молоко, но передумал. Здесь всего триста пятьдесять миллилитров, и то, она не полная.       — Молоко? Я что, похож на… о, нет, — обреченно шепчет Ацуму, — Нет, нет, нет, сколько?! Я, блять, не выдержу этого даже минуты, ты зря это затеял… — жидкость в клизме заканчивается и Осаму достает ее, отбрасывая в сторону, — Я не готов, — шепчет Ацуму, — можно как-то все… прекратить. О, боже.       В его животе урчит и он закрывает лицо ладонями, отчаянно стонет и сдвигает ноги, подрагивая от неудобного чувства. Осаму поднимает его бедра на свои колени и не слушая: «Так-еще-хуже-боже-отвали-Осаму» речь, проталкивает палец, легко, как по маслу. Палец погружается в смазку внутри Ацуму, тот стонет, скривив рот и ругается как ненормальный, пытаясь отползти:       — Не смей, блять, я все понял, ты, блять, не мой соулмейт, ты просто придурок, господи так давит, ооо… — Осаму нагибается и целует его в щеку, потом шепчет на ухо:       — Ты самый лучший, я так тебя люблю, просто пиздец как, знаешь? — лицо Ацуму немного разглаживается, но тут же кривится вновь, когда бурчит его живот, — О, это было громко, — замечает Осаму.       — Да ну? Серьезно?!       — Тяжело? — Саму издевательски вставляет еще один палец, тут же начиная двигать ими внутри.       — Это… отвратительно!       — У тебя стоит. Дай угадаю — случайность?       — Это нехорошо, — шипит Ацуму, закрыв лицо руками снова, — Я больше не могу, так давит, это тяжело, почему ты заставляешь меня…       Осаму вытаскивает из него пальцы и толкается вглубь членом. Излишки смазки с пошлым звуком вплескиваются наружу, Ацуму вздрагивает и сжимает колени еще сильнее, пытаясь удержать это внутри себя. Осаму непривычно — внутри свободно и прохладно, очень мокро от обилия жидкости и мало что чувствуется, так что он тянет ноги Ацу на плечи и начинает вбиваться в него изо всех сил. С каждой фрикцией смазка вытекает с хлюпающими звуками, глаза Ацуму слезятся от стыда и он вскрикивает, чувствуя внутри не только толчки, но и ужасающе сильное давление на живот. Удивительно, но его член сочится предсеменем и не собирается опускаться, так что Саму обхватывает его ладонью и поглаживает. Ацуму тут же хныкает снова:       — Нет, слишком много всего, у меня порвется живот, господи, я больше не могу! — глаза закатываются, по щекам текут слезы, лицо раскрасневшееся, а брови надломаны в жалобной гримасе. «Ну и личико, боже» — думает Осаму.       — Все, все, — он ласково поглаживает живот и перестает толкаться, — Сейчас я выйду и ты можешь выпустить это.       — Не! Смей! — вскрикивает Ацу, — Отвратительно, господи, нет! — живот урчит и пока член Осаму медленно выходит из его заднего прохода, Ацуму бессмысленно пытается стянуть мышцы назад, — Саму, это отвратительно, прошу, не смотри, я не хочу выпускать это, я не смогу, просто пусти меня в туалет, пожалуйста!       — Все хорошо, расслабься. Не зажимайся, — Саму обнимает его, целует в мокрые щеки, — Я не разлюблю тебя если увижу, как ты делаешь это, я сам так хотел, — он сжимает их члены вместе и быстро водит кулаком, — Ты можешь расслабиться, обещаю.       — А если бы с такой сделали такое? — шипит Ацуму, уворачиваясь от поцелуев.       — Тебя бы это завело?       Ацуму задумывается, стараясь абстрагироваться от ужасного давления:       — Ты бы весь исстонался от того, как тебе тяжело, наверное, да, — признается он, — Я бы заткнул твою дырку членом и заставлял кончать раз за разом, пока ты… о, боже, не выплеснулся прямо на меня… пока бы ты не смог сдерживаться… — живот снова заурчал и лицо Ацуму скривилось в болезненной гримасе.       — Ты сможешь делать со мной что захочешь, — запальчиво пообещал Осаму, — А сейчас расслабься, прошу, давай, — он настойчивее сжал оба члена и начал дрочить их, целуя Ацуму, прерываясь на то, чтобы попросить, — Расслабься, вот так, умница, выпусти это из себя, ты такой хороший, господи, — он отцепился от Ацу, чтобы надавить свободной рукой на его живот и посмотреть поближе, продолжая дрочить.       Ацуму завыл, его красная дырка судорожно сжалась и пока он кончал на ладонь Осаму, задница извергала смазку, взбитую в пузыри. Жидкость выплескивалась из него с похабными хлюпающими звуками, он тужился и мычал, зажмурившись. Саму завороженно пялился прямо туда, сильнее давил на живот, помогая опорожнить кишечник и вдруг, замерев, кончил тоже, выпалив «Боже, Ацуму, да!». С усилием удержался на месте, не упал на Ацуму сверху, помогая ему ладонью и продолжая наблюдать, как смазка покрывает все вокруг и плещется из его дырки.       — Вот так, молодец, — задыхаясь, выпалил Осаму, сел поудобнее и наклонился к члену Ацуму.       — Нет, там все в сперме и… о, господи! Не делай этого, я еще не до конца… И я только что кончил, отвали!       — Продолжай, — возразил Осаму, — Ты прекрасен, я люблю тебя, — он взял член в рот и заглотил сразу так глубоко, как мог, не обращая внимания на вкус спермы и смазки. Усилил давление на его живот, а пальцами второй руки помог раскрываться заднице, разводя ее пальцами. С чавками жидкость медленно вытекала из его тела, живот сокращался в потугах. Член запульсировал во рту Осаму и Ацуму ошарашенно вскрикнул, кончая еще раз, из двух отверстий сразу.       После Осаму отвел его в душ, самостоятельно вымыл и вытер, остатки жидкости вытекли, когда он трахнул несопротивляющегося Ацуму пальцами, вылизывая его соски. Заставил выпить стакан воды, сменил постельное и уложил его на живот, делая массаж бедер, спины и задницы.       — Как ты себя чувствуешь?       — Вымотался, но хорошо, — заворчал Ацуму, — Облегченно. А что ты ржешь, сука? Завались! — Осаму извиняясь, поцеловал его в лопатку, не прекращая мять и поглаживать горячее тело.       — Мне было хорошо, — сказал Осаму, — Пиздец как. Я отказываюсь вспоминать это, иначе заведусь снова с полоборота.       — Мне было хорошо. Странно, но хорошо, — признался Ацуму.       — Не хочу тебя расстраивать но…       — Но ты сейчас расстроишь, — пробубнил Ацу, — Давай, ебашь. Что там опять?       — Ты помнишь, какой завтра день? — осторожно разминая поясницу Цуму, Осаму прикусил губу, предчувствуя бурную реакцию.       — Не помню. Какой же?       — Хммм… Приедут родители и мы…       — Собирались рассказать им, — продолжил Ацуму достаточно спокойно, а потом взвился, — О, БОЖЕ, НАМ КОНЕЦ!       — Все не так плохо…       — Мы умрем. От нас открекутся! Нас выселят и сдадут в тюрьму за незаконную связь! Нам конец, Осаму! Запомни меня таким! — завыл Ацуму.       — Да ладно тебе, на крайняк уедем в Китай и будем снимать контент на онлифанс. Клизмирование орбизами, а? Как тебе? Или фунчозой, но это уже с пометкой восемнадцать плюс…       — ОСАМУ, ЗАТКНИСЬ НАХУЙ!

***

      Ацуму никак не мог догадаться, что родители знали уже несколько лет. Первой узнала мама — просто зашла в комнату, когда кто-то из них забыл закрыть дверь. Осаму читал книгу, а полуголый Ацуму разлегся на нем, обнимая за талию и пуская слюни на грудь. Мама посмотрела на Осаму, а он спокойно взглянул на нее. Это пауза грозилась растянуться на добрых пять минут — Саму смотрел на маму и старался запомнить выражение ее лица, изгиб ее бровей, морщинки, возникшие от улыбки и старости, а мама разглядывала их двоих и лицо у нее было абсолютно непонятное, непроницаемое. Она смотрела на дурацкую мордашку спящего Ацуму и снова переводила взгляд на Осаму.       Даже при огромном желании назвать все удобнее и проще, переиначить или додумать контекст, то, что было между ними, принять за что угодно другое, оказалось невозможным.       Он не стал отрицать, истерить, плакать и паниковать. Ждал вердикта. Ему тогда подумалось, что, скорее всего, лицо у него столь же непроницаемое, пластиковое и напряженное. Наверное, даже угрожающее — в каком-то смысле. Мама открыла рот чтобы что-то сказать, но закрыла его, когда Осаму приложил палец к губам, мотнув головой на спящего Ацуму. Тогда она снова молча уставилась на них двоих, оперевшись плечом на дверной косяк для удобства. Ацу промычал что-то, прижимаясь к Осаму плотнее, а мама вздрогнула и подпрыгнула на месте.       Тогда она сделала своим лицом странное выражение — приподняла брови и скривила рот в сторону. Осаму расшифровал это так: «Насколько серьезно?» и вместе того чтобы корчить ответную рожу, отложил книгу и обнял Ацуму, будто защищая его. Глаза мамы заслезились, она сглотнула. Опустила взгляд, снова подняла, поразглядывала свою руку на дверном косяке, и наконец, кивнув, ушла, плотно прикрыв за собой дверь.       Сколько бы раз после мама не пыталась завести разговор, Осаму бросал: «Без Ацуму я это обсуждать не буду», а на просьбу о разговоре, тяжело вздыхал и отвечал: «Он еще не готов». Мама перестала просить, лишь сообщив, что сама подготовит отца, медленно-медленно с хирургической аккуратностью. Так все и вышло.       Осаму и сам не знал, что она думала по этому поводу. Но их не выгнали уже. От них уже не отказались, не выселили, не отреклись. Поэтому, что бы не произошло завтра, Осаму не собирался оставлять Ацуму одного ни на миг, несмотря на возможный пиздец в будущем.