Искупление

      В доме похолодало. Питер сразу почувствовал, что между Линдой и Романом что-то произошло. Когда утром он спустился на первый этаж и заглянул в кухню, напряженную атмосферу, царившую там, можно было резать ножом. Линда сидела за столом и, о чем-то задумавшись, ела тосты с сыром. Роман стоял к ней и ко входу спиной, готовя в кофеварке кофе. Оба молчали, но тут же оживились, заметив Питера.       — Доброе утро, — поприветствовала Линда, и впервые её улыбка была какой-то натянутой.       Как только парень сел за стол, женщина пододвинула к нему тарелку с тостами:       — Прости, на большее меня не хватило.       — Всё хорошо, — заверил её Питер, бросая взгляд на Романа, всё ещё стоявшего у разделочного стола, но уже лицом к присутствующим. Его руки были скрещены на груди, а под глазами залегли глубокие тени.       — Я собираюсь на смену, — сообщила Линда. — Работа в прачечной не абы что, но может быть и для тебя найдётся местечко…       — Мы это уже обсуждали, — вклинился Роман. — Он ещё окончательно не поправился.       — Он крепче, чем ты думаешь.       — Да бросьте, — фыркнул Годфри. — Мы оба знаем, что вы просто не хотите оставлять его здесь, со мной.       — Именно! — Линда едва не метала глазами молнии. — У меня для этого достаточно причин, не находишь?       — «Он» стоит прямо здесь, — вмешался Питер, ему не хотелось наблюдать, как далеко зайдёт эта перепалка. — Что с вами двумя? Какая муха вас укусила?       И Линда, и Роман молчали.       — Хорошо, вы оба можете идти по своим делам, мне не нужны няньки.       — Я остаюсь, — твёрдо произнёс Годфри. — Поеду в Институт вечером, когда вы вернётесь.       Он явно обращался к Линде, и его тон уже не был таким воинственным.       — … Всё будет хорошо, — заверил он, но Питер видел, что Линда сомневается.       — Мам? — окликнул он её так впервые после своего возвращения, чем моментально перетянул на себя внимание. — Тебе не о чем беспокоиться. Что может со мной здесь случиться?       — Многое, — несмотря на контекст, он услышал в её словах смирение. А ещё увидел лёгкую улыбку на губах. Линда подошла к нему и, слегка потрепав волосы, поцеловала в макушку. — Будь умницей.       Его смутила материнская нежность, тем более сейчас, при Романе. Но он покорно принял это как кару за свою нечестную игру. «Мама» — вероятно Линда уже не надеялась это услышать. Но он был искренен с ней, хоть и считал, что её опека сейчас совсем ни к чему.       Когда Линда ушла, Питер уставился на Романа с немым вопросом, но тот так же молча дал понять, что не собирается обсуждать ссору. Годфри налил им кофе, и они принялись завтракать.       — Чем планируешь заняться? — спросил у парня Питер. — У тебя должно быть полно всяких дел?       — Думал сходить с Надей на прогулку, — отозвался Роман, глядя в центр стола, поверх своей чашки. Кажется, его нежелание смотреть Питеру в глаза лишь усилилось.       — Отлично, — решил игнорировать данный факт Руманчек. — Могу я пойти с вами?       — Как хочешь.       Это безразличие вдруг укололо Питера. Та связь между ними, что начала образовываться в последние пару дней, внезапно натянулась, как рыбацкая леска. Роман снова отдалялся, и Питеру ничего не оставалось, как просто следовать за ним. Ведь он не хотел, чтобы леска лопнула. По неясным причинам его тянуло к Роману: такому загадочному, вечно угрюмому и закрытому. Питер не знал к чему всё идёт, но, несмотря на всю свою странность, Роман был одним из тех немногих людей, с которыми Питер был знаком, и за эти восемь дней сделал для него достаточно, чтобы расположить к себе и завоевать доверие.       Когда, переодевшись в более подходящую для прогулки одежду, Питер вновь спустился на первый этаж, он застал, ожидающего его у входной двери Романа с Надей на руках. Парень что-то говорил девочке и поочерёдно касался пальцем её щёк, лба и носика. Надя задорно смеялась, и он улыбался ей в ответ. Рядом с дочерью Роман преображался, только с ней он не был холодным и бесстрастным. Мягкость и нежность овладевали им, превращая в совершенно другого человека. Питер изумлялся этой магии и настораживался теплу в своей груди, что вдруг появлялась в такие моменты. Какого хрена он такой сентиментальный?       Как только Роман заметил Питера, застывшего на лестнице, улыбка моментально сползла с его губ, он выпрямил спину и снова надел свою маску безразличия.        «Да что с тобой не так, чувак?!» — подумал в этот момент Питер. Ему захотелось просто подойти и встряхнуть Романа за плечи, чтобы он прекратил быть таким странным.       — Готов? — поинтересовался Годфри и, получив утвердительный кивок от Руманчека, потянулся к ручке на двери.       В поздней осени не было ничего привлекательного. Небо плотно затянули тучи, пряча солнце от людей. Казалось, что в любую минуту на землю прольется дождь или просыплется снег, и вероятности того, и другого было в равных долях. Листва деревьев в большинстве своём опала, и теперь оголённые стволы и ветки были частью мрачного пейзажа. Ветра хоть и не было, но воздух был промозглым, не особо располагающим к прогулке.       Несмотря на погоду и будний день, на улице было достаточно прохожих. Временами Питер разглядывал их, будто надеясь всколыхнуть свою память, но они были для него незнакомцами.       Всю пешую прогулку до парка он и Роман не проронили ни слова. Питера угнетала эта тишина, в ней было куча всего невысказанного. Почему-то Руманчек был уверен, что Роману тоже есть что ему сказать, и ему хотелось это услышать, чем бы это не было. Он мог бы спросить прямо в лоб, припереть Романа к стенке, надавить на него, но что-то подсказывало, что это не сработает. Годфри лишь ещё больше закроется. У них обоих было довольно бурное прошлое, вот только помнил о нём один лишь Роман, и от этого Питер чувствовал себя канатоходцем, балансирующим над тёмной непроглядной пропастью.       — Лита, какой она была? — спросил Питер, когда уже в парке они стояли у качели, на которой Роман качал Надю.       Руманчек не знал насколько безопасна эта тема, но Лита была матерью Нади и бывшей девушкой Питера, казалось логичным узнать про неё.       — Доброй, наивной, светлой, — отозвался Роман. — Хоть она и носила фамилию Годфри, та явна ей не подходила. Наша семья не заслуживала Литу.       — Ты скучаешь по ней, — это было очевидно.       Роман еле уловимо кивнул.       — Постоянно думаю о том, какой бы хорошей матерью она была. Лита хотела Надю. Её не пугало, родить в семнадцать. Она отказалась делать аборт, сразу объявив об этом всем.       — Похоже, она была очень смелой. Жаль, что я её не помню.       — Она любила тебя, — неожиданно поделился Роман. — И ты её, кажется, тоже. Ты собирался удочерить её ребёнка, думаю, это что-то да значит.       — Что случилось потом? Когда Лита умерла, что делал я?       Какое-то время Роман молчал. Это длилось мгновение, но пауза была ощутимой, и заставила Питера напрячься.       — Ты просто уехал. Уехал из города.       Голос Романа вдруг зазвучал приглушенно. В нём чувствовалась обида, и Питер усомнился в трезвости поступков себя прошлого. Нужно ли ему извиняться за того себя?       — … Уехал, а спустя полгода вернулся, как ни в чём не бывало. — Роман закурил. Он нервничал и то, что они находились в общественном месте его, похоже, волновало мало. Он лишь отошёл в сторону, чтобы дым от сигареты не долетал до дочери.       Питер перехватил эстафету с качелей, краем глаза отмечая, что Надя в нескольких секундах от сна.       — Ты был нужен мне! — выпалил Роман, наконец посмотрев на Питера прямым взглядом. В зелёных глазах отражалась боль, и Руманчек стиснул зубы от эмоций, что внезапно вылились на него. — Не один ты потерял тогда Литу, но ты сбежал. А когда вновь появился на моём пороге, я был в бешенстве. Мне хотелось ударить тебя. И порой я думаю, что нужно было так и сделать. Может быть тогда, ты бы снова уехал, и ничего бы не произошло.       Годфри тяжело дышал, забыв о тлеющей сигарете в руке. В его глазах появился влажный блеск, и Питеру стало неловко оказаться свидетелем чужой слабости, но ещё хуже то, что он был её виной. Питер был растерян, но точно знал, что должен что-то сказать, должен что-то ответить, потому что Роман ждал этого. Роман в этом нуждался.       — Я не помню ничего из того, что было, — осторожно произнёс Питер, тщательно подбирая слова. — Не помню каким я был и что делал. Но мне жаль, если я был мудаком.       Роман медленно кивнул, подтверждая, что Питер услышан, но вряд ли ему полегчает от его слов. Проблема казалось глубже. То, о чём Роман рассказал, было лишь верхушкой айсберга. Прошлое могло быть мрачным, и Руманчеку внезапно стало страшно его вспоминать. Ведь что-то засело в Романе так глубоко. Что-то отравляло его жизнь. Хотел ли Питер того же для себя? Готов ли он? Даже волк внутри него молчал, затаившись. Быть может волк знал больше, чем Питер полагал?       

***

      Роман сплоховал. После вчерашнего откровения с Линдой он был слишком нестабилен, слишком уязвим. Стоило Питеру только подвести к одной из болезненных тем, как он тут же разнылся. Ему уже не семнадцать, чтоб быть такой тряпкой. Он обещал себе стать сильнее. Он думал, что если расскажет о случившемся хоть кому-то, будет легче, груз спадёт с его плеч и жизнь изменится. Но ничего не произошло. Злость Линды лишь подливала масло в огонь. Да, она ничего не рассказала Питеру, но дело за малым. Роман выпросил отсрочку, а ради чего? Чем дольше он находился рядом с Руманчеком, тем отчётливее осознавал, что не сможет ему сказать. Не сможет быть честным. Пусть лучше за него всё сделает Линда, или быть может память к Питеру вернётся, и необходимость отпадёт сама собой. Остаётся только надеяться, что Роман в этот момент будет уже далеко.       Дорога до Лос-Корнуэлла пролетела незаметно, Годфри довольно часто наведывался в этот городок, поэтому поездка туда стала чем-то обыденным.       Это было единственное место поблизости, где можно было встретить упырей. Роман не жаждал общения с себе подобными, как могло бы показаться на первый взгляд. Он привык быть один и тусоваться с упырической братией едва ли когда-то было для него привлекательным.       Несколько лет назад он хотел быть человеком, хотел отказаться от дара своей матери, и собирался пройти терапию у Прайса. Это было самым большим его желанием тогда, но он прервал последний сеанс, стоило Питеру попросить о помощи, и теперь возможность упущена навсегда. Жалел ли Роман, что сорвался? Что ради Питера поставил всё на кон? Нет. Но иногда ему казалось, что, стань он человеком, всё бы между ним и Руманчеком сложилось иначе. Как много упущенных возможностей изменить их настоящее, как мало шансов создать их будущее.       Годфри не обманывал Линду, когда говорил, что смирился, что умрёт от рук, а точнее от зубов Питера. Это был единственный исход для них двоих тогда, поэтому Роман не боролся с ним в полную силу. Он смирился, но это не значит, что страшно не было. Ему до сих пор иногда снятся кошмары, и теперь Роман знал наверняка — по ту сторону ничего кроме тьмы и забвения не существует. Он соприкоснулся с ними лишь на мгновение, но все же успел распробовать смерть на вкус.       Он жив лишь благодаря своей сверхъестественной сути и стараниями Клауса Блински и Йохана Прайса. Эти двое сделали невозможное — Роман не слышал, чтобы кто-то из упырей выживал после того, как ему вырвали сердце. Йохан и Клаус влили в него галлоны упыриной крови, Роман даже знать не хотел откуда они её взяли. Он и без того теперь расхлебывал последствия — больше Годфри не мог питаться обычной человеческой кровью, он превратился в каннибала. Не намного лучше тех поражённых упырическим раком психов, что четыре года назад устроили бойню здесь, в Лос-Корнуэлле. Вирус так же неожиданно исчез, как появился, но память о нём навсегда осталась в головах местных упырей. Роману совсем не играло это на руку: донора-человека найти куда проще, чем донора-упыря. Хорошо, что Шарлин, которая сцеживала для Романа свою кровь, нуждалась в деньгах. Годфри каждый раз отдавал ей несколько тысяч за какие-то двести — триста миллилитров. Крови было мало, чтобы насытиться, но Роман пока держался, надеясь, что вскоре Прайс разработает для него какой-нибудь аналог.       Свернув к волочащей своё существование лесопильне, Роман едва не сбил появившуюся из-за поворота женщину. Свет фар выхватил из темноты её фигуру за мгновение до столкновения.       — Какого хрена? — выкрикнул Годфри, резко вывернув руль вправо, а затем ударил по тормозам. «Ягуар» застыл под кронами старинных сосен.       Кутаясь в тёмную спортивную куртку, Шарлин торопливо подошла к водительской двери.       Роман выбрался наружу.       — О чем ты думала? Я мог тебя сбить.       Вместо того, чтобы обороняться, Шарлин поспешно сунула ему в руки полную полулитровую банку крови.       — Это последний раз, — выпалила она. — Больше я не смогу это делать.       — Что? Почему?       Только теперь Роман заметил, что с женщиной что-то не так. Он чиркнул зажигалкой и всмотрелся в её лицо. Шарлин было около тридцати пяти по человеческим меркам, но упыри жили дольше, и Роман понятия не имел сколько ей на самом деле. Она не была такой привлекательной, как его мать, но и страшненькой назвать её язык не поворачивался. Сейчас Шарлин была явно взволнована. Нижняя губа разбита, но уже заживала. А карие глаза смотрели на Романа как-то загнано.       — У тебя какие-то проблемы? Я могу помочь? — Роман убрал зажигалку от её лица.       — Нет, не можешь, богатенький мальчик. Я хочу семь кусков сегодня.       — Семь тысяч? — опешил Роман. — Это слишком много.       — Или так, или никак, — вцепилась она в банку, в попытке забрать обратно.       — Ты ведь всё равно никому её не впаришь, — заметил Роман, усиливая хватку.       — Хорошо, — сдалась женщина, после недолгой борьбы. — Шесть тысяч, но это окончательная цена.       Роман кивнул.       — Может всё-таки…       — Нет! — резко бросила Шарлин, пряча протянутые купюры в карман. — Ты мне ничем не поможешь. И хочешь совет? Не появляйся больше в Лос-Корнуэлл.       С этими словами, женщина растворилась во мраке леса. Пару секунд Роман растерянно смотрел ей вслед, затем забрался обратно в машину.       Сев на сидение, он открутил крышку. Носа мгновенно коснулся знакомый запах крови. Роман почувствовал, как десны в районе клыков зазудели, а желудок сжался и заурчал. Он был голоден, видимо поэтому сделал слишком большой глоток и поперхнулся.       — Да чтоб тебя! — выругался он, заметив багровые пятна на джемпере и пальто.       Эта ночь преподнесла ему сюрприз. У Романа совсем не было в планах поиск нового донора. Шарлин его устраивала — она не задавала вопросов. Где, черт возьми, он теперь найдёт ей замену? Казалось достать наркотики проще, чем упыриную кровь.       На обратном пути в Хемлок Гроув, пришлось заехать ещё и в госпиталь, чтобы пополнить запасы крови для Нади. Деньги творят чудеса, когда знаешь кому их платить.       На часах было глубоко за полночь, когда Роман наконец-то добрался до дома. Все должны были крепко спать, поэтому он никак не ожидал увидеть на лестнице на второй этаж Питера со стаканом воды в руке. Кажется, Руманчек тоже был удивлён этой встречи.       — Развлекался? — поинтересовался Питер, на что Роман кивнул и молча начал подниматься по лестнице, направляясь в свою спальню.       Когда они с Руманчеком поравнялись, Роман вдруг почувствовал хватку его руки на своём запястье.       — Ты ранен? — в голосе Питера улавливалось волнение.       Роман взглянул на свой испачканный джемпер, гадая заметил ли Питер капли крови или учуял их.       — Это не моя кровь.       — Не очень-то утешающе, — отметил Питер. — А чья она тогда?       — Одного любопытного цыгана, — съязвил Роман, вырываясь из пальцев Руманчека. — Не переживай, я никого не убил.       Всё ещё ощущая чужое прикосновение, Годфри отправился к себе. Пора было кончать с этим грёбаным днём.