Пепел надежды

С тех пор Се Ляню постоянно снились эти счастливые сны. Там Хуа Чэн Сань Лан всегда был рядом, всегда заботился и любил, переживал за него и действительно был готов умереть еще множество раз не раздумывая, он также не раздумывая был готов умереть за демона. Такие счастливые теплые сны… Выворачивали душу наизнанку. Каждое утро он просыпался в слезах. Каждое утро он закрывал себе рот рукой, чтобы не кричать. Каждое утро он искал кольцо на своей груди и каждое утро его не находил. Каждое утро он мечтал не просыпаться. Каждый день он проводил за мыслями о ночи. Каждый день он хотел лечь спать пораньше и увидеть, прочувствовать это счастье вновь. Каждый вечер он с трудом успокаивал своё сердце. Каждый вечер убеждал себя, что нельзя жить во снах. Нельзя жить во снах. Но как же хочется. Как же хочется больше не чувствовать этой боли. Хочется забыться… Отвлечься. И нашел выход переключиться. Оказалось, от душевной боли очень хорошо помогает физическая. Просто однажды, готовя обед, он порезался. Не сильно, ничего страшного. Но… Впервые за долгое время он почувствовал физическую боль. Впервые за последнее время он почувствовал, как душевная боль немного спала. Тогда Се Лянь решил, что это не плохой выход. С того дня он начал делать на руках небольшие порезы. Но они быстро заживали, даже если он наносил себе сотню порезов. Больше его силы не ограничены, и все повреждения заживают слишком быстро. Тогда он попытался прижигать огнем или горячим металлом. И этого не хватило на долго. Тогда в раздражении принц сломал палец, и это помогло, на перелом нужно больше времени и сил. В силах бог себя специально ограничил, чтобы ещё больше замедлить процесс заживления. Один перелом, второй, третий… Постепенно Се Лянь стал ломать сразу несколько костей. Так он чувствовал себя хоть немного живее. Все же чем больше проходило времени, тем больше боли нужно было, чтобы почувствовать себя живым. Когда богу перестало хватать переломов, он вспомнил Безликого Бая. Вспомнил храм и сотни протыкающих его мечей. Было очень больно. Он решился проткнуть мечом самого себя. Не умрет, уже проверенно, он не может умереть. Все было как и с другими вариантами: сначала один раз, потом два, три… Так однажды принц дошел до сотни. Это было на седьмой год после того дня, как Хуа Чэн забрал прах. Седьмой год полного одиночества. Никто. Никто к нему за это время не зашел. На седьмой год он лично сотню раз проткнул себя своим же мечом, раз за разом вспоминая тех людей, тот день и то одиночество, ту боль. Это был день, когда он решился снять красную нить. Снять и убрать подальше. Это был день, когда его одиночество прервалось тем, кого он совершенно не ожидал увидеть. Не ожидал, но наверное впервые за эти годы был рад. Искренне рад его приходу.

***

Ци Жуну понадобилось чуть меньше десяти лет, чтобы полностью восстановиться после «смерти». Благо просто никто не знает, где его прах и то, что он на самом деле непревзойденный, при Цзюнь У показывать это не хотелось, во избежание. Никто кроме Се Ляня не знал, но тот никому не сообщил и демон знал, что так и будет. Может Се Лянь не очень любил его, может даже презирал, но они все, что есть друг у друга. Конечно, у Се Ляня есть этот пёс Хуа Чэн, как бы это не нравилось самому Ци Жуну, но у него не было никого кроме брата. Никого, и именно поэтому он считал, что этот демон не тот, кто нужен брату. Совсем не тот, но любовь… Слишком жестокая вещь. Поэтому первое, что сделал демон — пошел проверить брата. Правда за это он получит, но оно того стоит. На удивление, ни энергии Хуа Чэна, ни чью было ещё он не почувствовал. Даже энергия Се Ляня почти не чувствовалась. Но атмосфера была очень тяжелой, полной боли и отчаянья. Давно он такое не чувствовал. Восемьсот лет как. Последний раз было, когда Се Лянь получал удары от своего же народа. А он, Ци Жун, как всегда ничем не мог помочь. Он вообще никогда не мог помочь брату, что сильно его расстраивало. При жизни пятно позора на репутации императорской семьи. Только Се Лянь и принимал его по настоящему. Мать слишком ушла в своё горе и разочарование от жизни, ей было все равно на сына, тем более от мужчины, который уничтожил её жизнь. Императрица лишь на словах воспитывала их с братом одинаково. Он ведь тоже, как и брат, хотел заняться совершенствованием, но получал лишь «не высовывайся и не позорь нас, хватает и того, что ты вообще есть и даже принят в семью». Императору и вовсе до него дела нет, ничего через чур не вытворяет и ладно. Се Лянь же. Он сразу принял младшего и проводил вместе с ним много времени. Вот только, чем старше становился наследник, тем меньше времени у него было. Занятия, занятия и ещё раз занятия. Он не мог уделять много времени младшему, а потом и вовсе ушел в монастырь, и Ци Жун остался совсем один. Вот он и пытался привлечь внимание брата. Или попасть к нему, чтобы быть хотя бы так рядом. Как же он тогда ревновал Се Ляня к его слугам и тому еще мальчишке. Даже безродному оборванцу досталось внимания больше, чем ему, и это было несправедливо. Почему ребенок, приносящий беды, получил внимание, а брат, который всегда рядом, всегда помогал как и чем мог, нет? А потом наследный принц вознесся, и ему вовсе стало не до вечно мешающегося двоюродного братца. Да и теперь усиленное обучения давило, ведь Се Лянь был единственным наследником, следующим после него шёл Ци Жун. Но раньше никто никто и не думал об этом и не стремился учить его, все знания, что были у младшего — это заслуга наследного принца. Это безразличие задевало и обижало только сильнее, не зная, не умея по-другому, он просто стал выливать свои эмоции громкой руганью и насилием. Видимо, это только оттолкнуло от него юного и любимого всеми бога. Дальше только хуже. Началась засуха, начали появляться беженцы из проклятой Юнани. Император делал все, что мог и запретил просить помощь у Се Ляня. Ци Жун и не собирался. Он знал основной и один из главных законов богов «не вмешиваться в дела смертных» и знал брата, если бы он вмешался, то ничего не изменил, а то бы и хуже сделал. Так и произошло в итоге. Решив, что может спасти всех, Бог Войны в Короне из цветов спустился к смертным. Именно Бог, а не его старший брат Се Лянь. Вот только лучше он это не сделал, лишь ускорил падение Саньлэ. Возможно это было и к лучшему, по крайней мере народу не пришлось страдать долго. Саньлэ пало, люди Юнань напали на дворец, желая убить всех, кто несет в себе императорскую кровь. Мать он не успел спасти, но успел увести императора и императрицу, отвлекая на себя внимание (и он знает, что никто брату не сказал, кто спас его родителей). Тогда он не смог последовать за ними. Да, Ци Жун до последнего помнит свою смерть. Его не убили быстро, а решили поиздеваться и поиграть. Он умер, ненавидя людей Юнань. Многие думают, что он подражает Хэ Сюаню, пожирая людей. Нет, это не так. Просто всё, чем кормили его перед смертью было человеческое мясо, да его и не спрашивали о том, хочет ли он его, а просто насильно пихали в глотку. Многие думают, что он подражает Хуа Чэну, развешивая трупы по деревьям. Но нет. Просто всех слуг, охранников и многих воинов люди Юнань убили именно так. Да, именно нанизанным на ветку одного из дерева умер и сам Ци Жун. Никто об этом не знает, Се Лянь особенно. И он не хочет, чтобы брат об этом знал. Как и не хочет признаваться, что даже после смерти он был всегда рядом. Был тем, кого брат освободил из ловушки для духов, был тем, кто видел, как брат живёт. Был тем, кто стал свидетелем попытки грабежа. Был тем, кто видел, как тридцать три небожителя отобрали место совершенствования у брата (за что и поплатились, руками Хуа Чэна он уничтожил их). Был тем, кто видел, как брат напился, и во что это вылилось в итоге. Был тем, кто видел, как брата раз за разом протыкали мечами сотни раз. Тогда он не выдержал и спалил всех, став наконец демоном, а не ни на что не способным огоньком. Он был тем, кто пошел с братом мстить Юнань за падение Саньлэ, за смерть самых близких и не близких. Он был тем, кто умер, вместо брата. Да, Умином был он, а не Хуа Чэн. Но это не столь важно. Он стал непревзойденным, но к тому времени уже не смог найти брата. Хоть и искал, не сдаваясь. Лишь когда Се Лянь стал советником Фансином, они могли бы пересечься, но не вышло. Ци Жун не сразу понял, кто это, а потом и не до этого было, надо было спасать Аньлэ, да так и не спас, только упокоил окончательно, а после вновь потерял брата. Но продолжал искать, притворяясь слабаком, безумцем и человеком, ненавидящим брата. Правда бог нашел его сам, при помощи мальчишки и очень «доброжелательно» поприветствовал. Это было не важно, Ци Жун был искренне счастлив видеть брата, чувствовать его внимание, хоть и в таком извращенном виде. Следующие встречи были не лучше, не любил он, когда его тушку впечатывают в пол, но от Се Ляня готов стерпеть многое. И вот, наконец-то восстановившись, он решил проверить брата, все сильнее чувствуя тревогу. Раньше брат вышел бы, только почувствовав демоническую энергию. Да и это тянущее чувство одиночества и отчаянья… Неужели эта одноглазая псина что-то сделал с братцем? Тогда ему не жить. Демон в зеленых одеждах открыл дверь в Святилище, проигнорировав печать на двери. Пахло кровью. Много-много крови. Как тогда, с Безликим Баем. Ци Жун осмотрелся и первое, что бросалось в глаза — это запустение, кровь и проткнутый мечом Се Лянь с сотней одинаковых травм. — Брат! Демон не мог сдержать вскрика. Однажды он видел эту картину, и больше не хотел подобного увидеть. Одновременно ему хотелось узнать, что довело брата такого состояния, чтобы уничтожить, и не знать, чтобы не травмировать брата ещё сильнее. Юноша в привычных зеленых одеждах склонился над богом, так похожим внешне на него. Се Лянь вздрогнул, услышав оклик и поднял взгляд, увидев взволнованое бледное лицо Ци Жуна. Что он здесь делает? Зачем пришел? Почему помогает, он же ненавидит его… Должен ненавидеть… Тем более после всего того, что произошло между ними. — Ци Жун?.. Что… — Ты так сейчас потеряешь сознание, не двигайся. Се Лянь наблюдал, с какой осторожностью и нежностью его младший брат достает меч и обрабатывает раны. Он не мешал, не желая портить работу единственного, по видимому, кому он действительно важен. Надо же, какая ирония. Тот, кому он доверял больше всего, оставил его гнить в отчаянье и боли, а тот, кто должен его ненавидеть после восстановления, сразу пришел, и сейчас вливает в него энергию, чтобы травмы быстрее затянулись. — Тебе нужно отдохнуть, брат, поспи, я все уберу. Се Лянь может и хотел сопротивляться, но сил действительно не было, и он покорно уснул. Ци Жун же, закончив с тем, что мог сделать для лечения брата, действительно занялся уборкой в Святилище и готовкой. Пока он занимался братом, то заметил отсутствие праха пса плешивого, и прекрасно понял, что довело брата до такого состояния. В их семье любят только один раз и навсегда. Самое страшное проклятие и самый счастливый дар, кому как. Для его матери это стало проклятием, для родителей брата даром, для Се Ляня, очевидно, тоже проклятием. Для него тоже любовь вылилась в проклятие, но он жить с этим уже научился, а брату только предстоит. Значит он поможет ему. Отныне он больше не оставит своего брата в одиночестве.