В тени желаний

Ночь окутала Хогвартс, плотно натянув тёмное одеяло над замком. Тишина царила в коридорах, пронзённых только шёпотом, который скользил по древним каменным стенам. Северус Снейп, облачённый в свои привычные чёрные одежды, тихо выскользнул из своей комнаты. За шесть лет обучения он научился искусству незаметности — рука об руку с мраком, к которому всегда стремился. Он вышел из тени дверного проёма, осмотрелся. Пустота. Никого. В первую ночь никто не дежурил, и это облегчало его задачу, предоставляя мгновения для хищнической активности. Он направился в коридор в сторону лестницы, его шаги были легки, как ветер, бесшумны, как тень. Коридор был пуст, свет луны пробивался сквозь окна, оставляя на плитах узоры света и тени. Северус двигался, наклоняясь к стенам, прячась в полутени, это был его дом, его арена. Он дышал осторожно и размеренно, его внимание неотрывно следило за любыми признаками движения. На каждом шаге он думал о том, что его присутствие в этом мгновении — это риск, который он готов был принять. Вокруг не слышно ни шороха, но он настороженно продолжал двигаться. Застыв, словно статуя, он углубился в рассматривание коридора, в котором находился. За углом мерцал огонёк, но это могло быть только отражение, лишь блеклый след светила. Снова шаг, затем ещё один, он проходил мимо портретов, которые затаили дыхание, осведомлённые о том, что происходит. Никто не проговорил ни слова, ни матрона-хранительница безопасности, ни увлечённые рапсодии путешественников. Северус достиг поворота и, сжав ладони вокруг складок своей мантии, пожалел, что не применил заклинание, уберегающее его от лишних взглядов — но сейчас он был сосредоточен и бдителен. Обычные часы в зале на уровне ниже пронзали тишину своим монотонным тиканьем. Он скользил вперёд, иногда касаясь стены, чтобы сохранить курс. Они могли быть здесь, как и он, замаскированные под тьму. Внезапно его внимание привлёк скрип двери, но всё обошлось — звук утих. Вероятно, это лишь сталбык оселков или же дух, злорадствующий над бесшумными шагами. Северус ступал осторожно, каждый шаг был внимателен и расчётлив, он не позволял даже тени сонаждаться в своём сознании. Достигнув парадного выхода на лестницу, он с первыми проблесками приоткрыл двери. На мгновение его ослепило, здесь был свет, явившийся из ближайшего окна. Он шагал дальше, и пол лишь усиливал звук его шагов. Перепрыжка через тени, которые метались вдоль стены. Вскоре он достиг излюбленного места — коридора, ведущего к тайной комнате. Зная каждую трещину в стенах, он был внимателен к каждому шороху, медленно, как тень, он пронзил пространство, ощущая, как за ним тянется шлейф невидимого внимания. Каждый шорох мог рассказать о потерянной надежде, о промахе, о провальной возможности. Когда он добрался до уединённого угла, остановился, закрыл глаза и собрал мысли в единое. Он представил в своём воображении те мгновения, когда секреты могли бы быть открыты — как звёзды, рассыпающиеся по ночи. Выручай комната была его последней надеждой на спасение, а действие отложить невозможно. Он выдохнул, визуализируя силу своего желания. Произошла магия. Он почувствовал, как незримые механизмы сработали, и перед ним распахнулась дверь. Он открыл её, и она видела лишь его. Внутри, в свете тусклой свиты, которые мерцали в темноте, ожидание начало расправлять свои крылья. Он вошёл, его движения были плавными, как пленка затухшего огня. Внутрь, туда, где должны были произойти события, которые накаливают воздух. Он готовился к тому, чтобы взять на себя бразды правления над своей судьбой. Шаг вперёд, другого пути не дано. — Ну здравствуй, Северус.

***

Свет утреннего солнца пробивался сквозь высокие окна Большого Зала, заливая его мягким золотистым светом. В воздухе витал аромат свежезаваренного кофе, поджаренного хлеба и, конечно же, яичницы с беконом — настоящего кулинарного блаженства, которое манило учеников, как магнит, а шум голосов, смех и звуки столовых приборов создавали живую симфонию. Сириус и Джеймс сидели за длинным столом, уставленным блюдами, они с жадностью доедали вторую порцию яичницы. Бекон хрустел на зубах, а желтки яиц, как солнечные капли, растекались по тарелкам, создавая идеальное сочетание вкусов. Сириус, с блеском в глазах, откусил кусок и, не удержавшись, произнёс: — Хорошее начало дня, согласен, Джимбо? — Если бы не уроки, я бы согласился. Но, похоже, нам нужно поторопиться, иначе мы рискуем стать жертвами учительского гнева. Пока они оба с жадностью доедали свои порции, запивая это всё тыквенным соком, другие, словно услышав их разговор, начали подниматься из-за столов. Джеймс, быстро вытирая рот салфеткой, бросил взгляд на часы, которые, казалось, тикали с особой настойчивостью. Время неумолимо шло, и до звонка оставались считанные минуты. Он знал, что опоздание на урок — это не просто неприятность, но и перспектива быть отчитанным перед всем классом, чего ему совсем не хотелось, особенно в первый день. — Бродяга, быстрее, — поторопил он друга, поднимаясь с места, — я как-то не особо горю желанием быть отчитанным, особенно, когда за этим всем с первой парты будет наблюдать Лили. Сириус, с лёгкой усмешкой, продолжал жевать, словно наслаждаясь каждым мгновением. Он знал, что Джеймс был обеспокоен тем, чтобы не ударить в грязь лицом перед Лили — девушкой, к которой питал чувства с третьего курса. — Догоняй, — сказал Поттер, быстрыми шагами выходя из Большого Зала. — Да, да, я уже иду! — ответил Сириус, поднимаясь и бросая последний взгляд на свою тарелку. — Но ты знаешь, что я не могу просто так оставить этот бекон! — Придурок, — шутливо прикрикнул Джеймс, да так, что ему вслед начали оборачиваться другие ученики, — быстрее! Сириус, смеясь, последовал за ним, и вскоре они оба оказались на выходе из Большого Зала. Шум и гам постепенно утихали, когда студенты начали расходиться по коридорам Хогвартса, в то время как они, Джеймс и Сириус, вспоминали события прошлого года, беззаботно заполняя стены замка смехом. — И ещё, — продолжал Джеймс сквозь смех, — МакГонагалл сидела недалеко, и на её лице отразилось такое недоумение, что мы уже не знали, куда прятаться! Ведь она сразу поняла, что это были мы! Ребята находились в самом разгаре своих воспоминаний, не замечая, как вдруг впереди них, на повороте лестницы, словно по иронии судьбы, неожиданно возникла профессор МакГонагалл — их декан. Джеймс мгновенно принял серьёзное лицо. Его комическая улыбка исчезла, и он стал похож на идеального ученика — безукоризненно собранного и полностью сосредоточенного. Сириус, прикрывая рот рукой, пытался сдержать смех, но, несмотря на его попытки успокоиться, смех начинал закрадываться в его голос, поэтому он попытался скрыться за Джеймсом, оставаясь позади. — Мистер Поттер, Мистер Блэк, не опаздываете ли Вы на урок? — строго спросила она, прищурив глаза. — Если мне не изменяет память, защита от тёмных искусств у Вас первым уроком. — О…да, да, конечно, профессор. Мы как раз шли туда, когда… — Всё верно, профессор! — вмешался Сириус, потупив эмоции. — Мы как раз спешим на урок, чтобы не нарваться на неприятности в первый же день. — Очень хорошо, — произнесла она, мягче глядя на них. — Что ж, ступайте же скорее. Стоило ей исчезнуть из виду, как оба друга глубоко вздохнули, вновь почувствовав облегчение. Легкое напряжение исчезло, и Сириус вдруг опять ощутил, как прилив энергии возвращается к нему с удвоенной силой, и он успокоил внутренний пыл, когда они вошли в аудиторию. В первом ряду на второй парте у окна сидели Ремус и Анабель, весело переговариваясь о чём-то и озираясь по сторонам, словно делили какую-то общую тайну. Лили же, удобно расположившись на парте вперёд, изучала новый учебник, параллельно объясняя что-то рядом сидящему Питеру, который, судя по его физиономии, ничего не понимал. Сириус и Джеймс, переглянувшись, направились к третьей парте и сели позади Анабель и Ремуса. Урок начался медленно, словно сам воздух в классе был утомлён жаром последнего летнего дня. Светлые солнечные лучи, пробиваясь сквозь окна, наливаясь на парты, создавали уютное, но в то же время сонное настроение. Профессор стоял у доски и с энтузиазмом объяснял основные концепции магического искусства управления энергией, но его голос был обманчиво мелодичным, что только усугубляло чувство сонливости среди учеников. Казалось, занятием были заинтересованы всего несколько студентов. И даже Ремус, всегда прилежный, крепко сжимал перо в руке, стараясь не терять бдительность и периодически перенося на пергамент что-то, что можно будет использовать впоследствии. Мысли его упорно возвращались к вчерашней ночи, когда, потянувшись за посиделками с друзьями, он забыл о важности сна. В то же время Сириус, скрывшись за спиной Анабель, уткнулся в парту и боролся с чувством, что его сознание медленно уходит в небытие. Он посмотрел на часы, которые двигались так медленно, что казались остановившимися, и снова закрыл глаза. Профессор в своём объяснении углубился в детали, но Сириус, устав от рутинного монотонного потока слов, начал рисовать чернилами на парте что-то вроде карты, на которой вместо святых мест изображались безумные события из их зимних каникул, проведённых вместе с друзьями в прошлом году. Прибавив к себе немного собранности, он заставил себя выпрямиться, напоминая о том, что урок, возможно, всё же стоит того, чтобы прислушаться к нему. Он слегка наклонил голову, глубоко вздохнул и принялся искать что-то интересное вокруг себя. Перед глазами промелькнули головы друзей: Ремус, сосредоточенно записывающий заметки, прямо противоположно своим активным идеям, и Джеймс, чья скучающая зевота рядом вызывала в нём лёгкую усмешку. Лили, которая, казалось, была единственной, заинтересованной уроком и была полна сил, записывая чуть ли не каждое услышанное слово, и Питер слева от неё, наплевавший на всё и спящий на первой парте. Затем его взгляд вернулся на вторую парту и остановился на Анабель. Она лениво пыталась помешать Ремусу, неожиданно наклоняясь к нему и загораживая его пергамент своими руками. Каждый раз, когда он старался записать что-то важное, она добавляла свои комментарии, провожая их игривыми глазами. Она казалась слишком увлечённой, чтобы осознать, как её попытки отвлечь соседа вызывают улыбку на его лице. Сириусу, да и если честно, всем вокруг казалось, что этих двоих связывало нечто особенное. Словно невидимая нить соединяла их души. Их знакомство на первом курсе было неожиданным, когда Ремус, погружённый в свои мысли, случайно столкнулся с Анабель в коридоре. Она, смеясь, подхватила упавшую у него книгу и, взглянув в его глаза, словно прочитала его мысли, и с этого момента они были не разлей вода. Люпин не мог позволить себе быть таким открытым с каждым, но с ней всё было иначе. Она умела поднять ему настроение даже в самые, казалось бы, напряжённые моменты. Она понимала его без слов и знала, когда ему нужно было немного времени наедине с собой, а когда он нуждался в поддержке. И Сириус, несмотря на свою характерную беспечность, не мог не заметить, как их взгляды пересекаются, как они смеются над чем-то, что было известно только им двоим. В его голове неоднократно возникали мысли о том, что между этими двумя может быть нечто большее, чем просто дружба, и однажды, будучи пьяным, он не смог совладать с собой и открыто поделился с Лунатиком своими сомнениями, но тот уверенно отрицал любые намёки на романтические чувства. Тем не менее, он старался не поддаваться всем тем эмоциям и воспоминаниям, которые обрушивались на него, как только он видел сестру лучшего друга. Сириус мог бы легко замкнуться в себе и забыть на время о всех своих переживаниях, но, глядя на неё, он снова и снова погружался в свои внутренние конфликты, и каждый момент, проведённый в обществе Анабель, вызывал у него противоречивые ощущения. Они были в одной компании, но расстояние между ними возрастало с каждым днём. Анабель, казалось, не догадывалась о его замешательстве. Она легко общалась с остальными, смеялась, шутила, как будто между ними никогда не было никаких неприятностей. В её глазах не было протянутой руки, и это лишь больше раздражало Сириуса, и, даже несмотря на это, он часто ловил себя на том, что бездумно наблюдает за её действиями, анализируя каждую деталь: от того, как она ведёт себя в компании, до того, как она смеётся или отвечает на шутки других. Погружённый в свои мысли, он не сразу услышал Джеймса, который пытался привлечь его внимание добрые три минуты. Он словно разорвал тонкую нить задумчивости Блэка, и взгляд второго быстро прояснился, когда он почувствовал лёгкий толчок в плечо. — Ты что-то сказал? — тихо спросил он, отложив все беспокойные мысли на второй план. На лице Поттера появилась та самая ухмылка, так хорошо знакомая Сириусу. Это могло означать две разные вещи — либо он получил «превосходно» по зельям, либо быть беде. — Не считаешь ли ты, мой дорогой друг, что нужно немного разбавить эту скучную лекцию? — спросил он, подтвердив предположения Сириуса. Спустя четверть минуты в руках у них оказались бумажные самолётики, которые они начали мастерить из листов бумаги, вырванных из тетради. Сначала они просто кидали самолётики друг в друга забавы ради, но вскоре это переросло в настоящую игру.       Каждый раз, когда профессор, увлечённый своим рассказом, отворачивался, чтобы записать что-то на доске, Сириус и Джеймс запускали свои самолётики в воздух. Пара самолётиков пролетела мимо учителя, и, к счастью, ни один из них не попал в него. Однако смех и шёпот, исходящие рядом с ними, привлекли внимание остальных гриффиндорцев, и вскоре весь класс был вовлечён в эту забаву. Несколько раз бумажные самолётики приземлялись Ремусу прямо в затылок, и каждый раз, когда это происходило, он хмурился и оборачивался, чтобы посмотреть на своих друзей, которые, в свою очередь, делали невинные лица и поднимали руки вверх, как будто они не имели к этому никакого отношения. — Ладно-ладно, — произнёс Сириус, стараясь говорить как можно более серьёзно, хотя внутренний смех едва ли оставлял его в покое. — Не смотри на нас такими голодными глазами, мы всё поняли. Джеймс, сидящий рядом, согласно кивнул, подыгрывая своему другу, и только тогда Ремус отвернулся, в последний раз наградив их своим хмурым взглядом. Джеймс и Сириус решили не останавливаться, быстро вернувшись к своей игре. Насылая на свои самолётики разные заклинания, они привлекли всеобщее внимание. Сначала просто вспыхнули маленькие самолётики в их руках, но вскоре, наполненные магией, они начали демонстрировать удивительные трюки. Блэк произнёс заклинание, которое заставило его самолётик кружиться. Он расправил свои крылья, словно сокол, и начал плавно скользить по воздуху, плетя завораживающие узоры в воздухе. С каждым дальнейшим проделанным ими трюком их однокурсники становились всё более вовлечёнными в происходящее. Атмосфера наполнилась зарядом веселья и смеха, который стремительно возрастал. Профессор, оборачиваясь, ловил лишь расплывчатое представление о том, что происходит за его спиной. Его взгляд метался по учащимся, и он всё больше недоумевал настроем своих студентов. Когда звонок наконец прозвенел, оповещая об окончании занятия, все гриффиндорцы начали собирать сумки, опустошая кабинет. В классе царила привычная суета: одноклассники переговаривались, кто-то смеялся, а кто-то уже спешил к выходу. Анабель, встав из-за парты, начала складывать вещи в сумку и, погружённая в свои мысли, не сразу заметила Джеймса, подкравшегося к ней сзади. И вдруг она почувствовала, как на её плечи легли тёплые руки. Это было неожиданно, и она резко обернулась, чуть было не уронив своё перо, если бы не Ремус, вовремя словивший его на лету. — Джейс! Ты напугал меня. — Да-а-а? — по смешному протянул он. — Мне казалось, что моя сестричка совсем ничего не боится? — Я-то может и не боюсь, — ответила она, одарив его взглядом, — но тебе необязательно подкрадываться так внезапно. — Я и не подкрадывался, — поспешил ответить тот, — это ты слишком увлечённо складывала свои принадлежности. Поттер покачала головой, но не смогла удержаться от улыбки, когда Джейс подмигнул ей. — Эй, ребята, — обратился он к друзьям, когда к ним подошли Лили и Питер, — у меня есть идея, как нам провести день. — О, прошу тебя, Джейс! — перебила его Эванс, скрепив руки на груди. — Твои «идеи» почти всегда ставят нас в затруднительное положение. Отложи все свои фантазии на выходные, пожалуйста. У нас по расписанию сегодня ещё три урока. — Да, Джеймс, — согласно кивнул Люпин, — не стоит разносить школу так рано, подождём хотя бы до конца недели. Поттер закатил глаза, явно недовольный тем, что был отвергнут. — Зануды! — одновременно, не сговариваясь, воскликнули Блэк и Петтигрю, переглянувшись. — Вы до тошноты скучные, — продолжал Сириус, — неужели мы здесь для того, чтобы считать, сколько раз профессор повторил одно и то же заклинание? С этими словами он потянулся к своей сумке, быстро закинув руку за плечо, сумка громко хлопнула по его бедру, когда он её закрыл, и это добавило ощущения окончательности его действиям. — Давайте быстрее, — произнёс он, бросив последний взгляд на класс, перед тем как скрыться за дверями. — Я за водой. Догоняйте!

***

Вечером, когда солнце начало садиться, окрашивая небо в золотистые и розовые оттенки, в Большом зале раздался привычный шум учеников, желающих поужинать после первого учебного дня и только потом разойтись по комнатам и заняться домашним заданием, которое, к слову, было минимальным, что было удивительно с учётом того, что программа для шестых курсов была достаточно усложнена. Преподаватели, казалось, решили дать своим подопечным немного передышки перед тем, как начать выжимать из них всё по максимуму. И даже профессор Гораций Слизнорт, известный своей строгой дисциплиной и любовью к практическим занятиям, не стал на первом уроке заставлять студентов готовить сложные зелья. Вместо этого он предложил им простые, но увлекательные эксперименты, которые позволили каждому проявить свою креативность и получить хорошую оценку. Питер и Джейс, которые всегда испытывали трудности с зельями и часто нуждались в помощи, сегодня были в приподнятом настроении. Они получили оценки «выше ожидаемого», что стало для них настоящим сюрпризом. …в общем, это было ужасно, если правда! — подытожил свой рассказ Хвост, с удовольствием наливая себе третью порцию тыквенного сока и, под смешки и комментарии друзей, подмигнув, добавил, что сегодня он точно воздержится от ночных разговоров в гостиной и пойдёт отсыпаться, чтобы не быть помятым на следующий день. Питер, с нехарактерной для него энергией, продолжал рассказывать какую-то забавную историю, его слова вызывали смех даже у тех, кто находился рядом с ними и ненароком слышал его. Среди этого родного шума вокруг и дружеских разговоров каждый чувствовал себя частью чего-то большего — единой семьи, где каждый момент был наполнен радостью и теплом. Время словно остановилось, позволяя наслаждаться простыми, но важными мгновениями. Анабель, сидя рядом с Лили, которая, к слову, была полностью вовлечена в книгу «Расширенный курс по зельеварению», наслаждаясь ароматной запечённой курочкой в брусничном соусе, периодически оглядывалась по сторонам. Голоса, как мелодия, переплетались в единый поток, когда ученики переговаривались, а стол, на котором красовались различные вкусности, постепенно начал пустовать. Её взгляд цеплялся за различные сцены — кто-то из её факультета рассказывал историю о том, как в прошлогоднем поединке его чуть не сожгли фейерверком, кто-то шутил над непривычной прической ученика из Пуффендуя, а кто-то очень уж оживлённо и громко обсуждал преподавательский состав. Однако в какой-то момент её взгляд зацепился за Марлин МакКинор, которая сидела недалеко от них и смотрела прямо на…Сириуса. Блэк, не зная, что он в центре чужого интереса, беззаботно сказал что-то, что вызвало смех у всех. С лёгкой небрежностью он хлопнул Питера по плечу, а затем жадно отпил тыквенного сока, отбив пять Джейсу, которому, по всей видимости, очень понравилась сказанная другом шутка. Поттер снова посмотрела в сторону МакКиниор, и в её душе вспыхнуло необъяснимое раздражение. Она знала о чувствах Марлин к Сириусу — это было очевидно, даже если сама Марлин не признавала этого. Казалось, что какими бы способами она не пыталась привлечь его внимание, он продолжал отвергать её — и делал это ненамеренно, просто явное безразличие с его стороны — вот и всё. И всё же, каждый раз глядя на потухшие глаза Марлин, которые пытались найти надежду в Сириусе, Анабель чувствовала большее раздражение, чем сострадание, ведь с самого начала между ними не возникло той связи, которая могла бы быть мостом для понимания. Анабель не раз слышала саркастические комментарии от Марлин в свой адрес и сама не раз отправляла колкие шутки в ответ, и на каком-то этапе это стало неотъемлемой частью их взаимодействия, создавая дистанцию и напряжение. Собравшись с мыслями, она отвернулась и, потянувшись к стакану с тыквенным соком, сделала глоток, затем посмотрела на Лили, которая, отложив учебник в сторону, теперь была погружена в разговор с Джеймсом, и, наклонившись к ней, шепнула: — Я отлучусь ненадолго. В туалет. Лили кивнула, не отрываясь от беседы, и, предупредив друзей, что скоро вернётся, покинула Большой зал, оказавшись в пустом коридоре. Тишина вокруг была почти оглушающей. Каждый её шаг эхом раздавался в пустоте, и чем дальше она удалялась от пиршества, тем яснее слышала собственное дыхание. Она ускорила шаги, погружаясь в свои раздумья, и чуть не врезалась в кого-то, когда тот неожиданно остановил её за руку. — Эй, куда так спешишь? — раздался знакомый голос, и, подняв взгляд, Анабель увидела Эвана Розье. Её сердце на мгновение замерло, а затем наполнилось раздражением. — Привет, малышка Поттер, — произнёс он с ухмылкой, которая больше напоминала оскал. Анабель не могла сдержать желание закатить глаза. — Не называй меня так, — ответила она грубо, выдергивая свою руку из его хватки. Эван лишь усмехнулся, не проявляя ни капли расстройства. Он легко позволил ей сделать это, и Анабель знала, что если бы он действительно хотел, он бы не отпустил её. Она знала, что Розье, похоже, нравилось выводить её из себя, и подобное поведение дразнило её, как муха, зависающая возле уха. — Ты не в настроении? — с едва заметной усмешкой спросил он её, засунув руки в карманы мантии. Игнорируя его вопрос, Анабель на мгновение задумалась о том, что он мог делать здесь один, пока остальные ужинали. Но прежде чем она успела прокомментировать свои мысли, Эван вкрадчиво произнёс: — Я был там же, куда сейчас направляешься ты. — В женский туалет? — передразнила она его, скрестив руки на груди. — Интересно, однако, Розье. Он издал лёгкий смешок, скрестив руки на груди. — Ты так остроумна, Анабель, — произнёс он, его голос звучал с едва заметным налётом сарказма. — Думала обо мне этим летом? Анабель мгновенно изобразила гримасу отвращения, словно этот вопрос вызвал у неё рвотный рефлекс. — По-моему, я говорила тебе это в прошлом и позапрошлом году, но скажу ещё раз: я никогда не буду с тобой. Запомни это, наконец, и оставь меня в покое, Эван. С этими словами она хотела обойти его и продолжить свой начатый путь, как слизеринец, словно предвосхищая её шаги, прошёл близко, позволяя ей сделать это, чтобы в следующую секунду её спина прижалась к стене, и он оказался перед ней, неотступно блокируя выход. — Придурок! — выпалила она, ударив его кулаком по плечу, но тот даже не шелохнулся. Его стойкость лишь подстегнула её гнев, и она готова была продолжать борьбу словами. Он посмотрел ей в глаза, и всякая привычная самодовольная улыбка исчезла с его лица, заменяясь чем-то более серьёзным и ранее недоступным ей. Эван наклонился к ней слишком близко, и Анабель могла почувствовать его дыхание на своей коже. Но вместо того, чтобы отвести взгляд и покраснеть от этой близости, она смотрела прямо в его глаза, словно испытывая его природу на прочность. — Я не раз говорил тебе, что хочу, чтобы ты была моей, — произнёс он, нарушая тишину. Его голос звучал низко и настойчиво, как будто привязывая её к месту. — Но я не буду просить тебя об этом вечно. Этот момент повис в воздухе, как натянутая струна, готовая порваться с малейшего прикосновения. — Ты невыносим… Эти слова, как острый нож, пронзили её собственный каприз — она не могла позволить ему сбить себя с толку, но дыхание её стало частым и прерывистым, а сердце отстукивало в груди бешеный ритм. — Мне казалось, я показал свои намерения поступками, — продолжал он также настойчиво, его голос стал грубым, почти угрожающим. Напряжение возрастало, и они оба ощущали его остроту, когда он стоял так близко, что мог бы легко её поцеловать, грубо сжав эти руки над стеной. Розье даже представил, как в этом пустующем гигантском коридоре он «доказывает» ей всю силу своих намерений на практике. Но вместо этого он вдруг отступил, оставив её в растерянности. Анабель, теряя контроль над своими эмоциями, тяжело дыша, резко развернулась и побежала прочь от него, не оглядываясь. Мимолетные образы того, что произошло, моментами захватывали её мысль — его взгляды, запах его кожи, опаляющее дыхание — это было настоящим безумием, вольностью, к которой Эван ещё никогда не прибегал в отношении неё. Бежать — это всё, что она могла сделать в тот момент. Бежать от него и от всей неразберихи, которую он внёс в её жизнь. Тем временем Эван, всё ещё пытаясь успокоить сбившееся дыхание, потрепал себя по волосам, давая себе ровно минуту на то, чтобы прийти в себя. Пространство вокруг него казалось неуместно тихим после той бурной стычки с Анабель. Он понимал, что ситуация вышла из-под контроля, но в то же время не мог отрицать, что чувство возбуждения, которое охватило его, было безумно приятным. Этот короткий, но насыщенный момент тревоги и противоречий заставил его кровь закипать. В его сердце трепетало странное сочетание желания и злости — и это играло с его разумом. Ещё более интригующим было то, что он наконец увидел, как броня в глазах Анабель ломается, как хрупкий стеклянный бокал, который вдруг ударяется о твёрдую поверхность, разлетается на множество осколков. Этот проблеск волнения пробудил в нём те тёмные желания, о которых он сам, возможно, не хотел думать. Оглянувшись по сторонам, он направился в библиотеку, где его уже должны были ждать. Игнорируя эмоции, которые ещё кружили вокруг, он старался сосредоточиться на предстоящем задании. Поднявшись на четвёртый этаж, его решительные шаги эхом раздавались по пустому коридору, когда он наконец нашёл нужные двери и вошёл в библиотеку, где его встретила привычная атмосфера заброшенности и тишины. Он поприветствовал мадам Пинс, старую ворчливую библиотекаршу, которая, казалось, застряла в далёком прошлом, и с невозмутимым видом направился вглубь библиотеки, пока не увидел за одним из столов человека с открытой книгой в руках. Эван не понимал, действительно ли тот читает или лишь делает вид. Розье, вопросительно приподняв бровь, прошёл к соседнему столу. В немой тишине он достал из сумки тетрадь и чернила, для вида. Северус, не отрываясь от книги, заговорил в привычной безразличной манере, его голос пронизал пространство, словно холодный ветер, несущий Древнее знание. — Ты опоздал. На двадцать минут. В его голосе не было ни осуждения, ни интереса, только однообразие, как будто он говорил о погоде. — Были дела, — кратко ответил Эван, открывая тетрадь, но сам не зная, что именно он собирается писать. Северус хмыкнул и в следующую секунду достал из книги сложенный вдвое старый пергамент. Перелистнув страницы, он невозмутимо передал его Эвану, поясняя: — Приготовьте эти зелья строго по рецепту. В этом свитке их три. У вас не так много времени, учитывая ингредиенты, которые нужно достать. Как только всё будет готово, дайте мне знать. С этими словами Снейп захлопнул книгу и, отряхнувшись от невидимой пыли, большими шагами пошёл прочь. Эван с минуту смотрел на пергамент у себя в руках, а потом, засунув его в сумку вместе с тетрадью, тоже намерился уйти, по привычке оглянувшись по сторонам. С каждым новым мгновением он чувствовал, как что-то внутри него поднимается, обвивает его порывы, позволяя идти дальше, к свершениям, полным рискованных шагов, готовых привести к большому падению. Каждый выбор мог обернуться чудовищной прикрытой вуалью — необходимо было быть аккуратнее. С этим пониманием он чувствовал, как внутри него крепнет уверенность, как волна силой несёт его вперёд, и резкость отвечала, а пальцы почти невольно улыбались. В том-то и заключалась игра — материя тьмы задушит, если не будет над ней контроля, но именно в этом контроле была сокрыта настоящая сила.