Борьба за власть: Борьба за жизнь!

«В сердца, которые пережили утрату, свет любви навсегда остается, освещая путь даже в самые темные времена.» S.F.A. «Луиза» Джихангир всхлипывал, сидя на кровати своего отца, его маленькое тельце дрожало от переживаний, а глаза с неподдельной надеждой были прикованы к двери. Он ждал, что сейчас за ней появится кто-то и принесёт с собой весть о матери. Этот бедный малыш, словно носивший на своих плечах непосильный груз, словно девочка, которая сама с раннего детства научилась тянуть на себе тяжесть забвенной любви. Я вспомнила, как сама много лет назад ощущала эту же боль, как бываю не любимой, заведомо не самой желанной. Моё сердце всегда оставалось в плену незведанной материной любви. Эхо той боли, пережитой в детстве, отозвалось в моём сердце и сейчас. — Они не пришли... Произнёс Джихангир, и в его голосе слышалась отчаяние. — Не сообщили мне... Они всё ещё считают меня ребёнком... Считают слабым... Я никогда не смогу быть таким, как они! Слова его словно молнии разрывали тишину комнаты, и я почувствовала, как невыносимая тяжесть сжимает мою душу. Я не могла произнести в ответ ничего, только обняла Джихангира, прижав его к себе, стараясь разделить с ним его боль. Я нежно вытерла слёзы с его лица и села рядом, желая защитить от этой жестокой реальности. — Они тебя очень любят... Шепнула я, стараясь вложить в эти слова всю теплоту и надежду, которые только могла собрать. — Тогда почему они не взяли меня с собой? В его голосе звучала чистая детская злость и недоумение, как будто он всё ещё верил в чудо, которое могло бы осуществиться. Тишина ночи окутала комнату, и мягкий свет луны просачивался через занавески, освещая лица, наполненные грустью. Я смотрела на Шехзаде, который, уставший от переживаний, тихо лежал на расстеленном одеяле. Сняв тюрбан с его головы, я нежно поглаживала его волосы, рассекая тишину своим мягким голосом. — Тебе необходимо расслабиться и отдохнуть, Джихангир. Шептала я, стремясь успокоить его. Мой взгляд задерживался на его спокойном лице, и, видя, как он постепенно засыпает, я потушила яркие факелы, оставив лишь лёгкое свечение луны, наполняющее комнату волшебством. Как только он закрыл глаза, я укрыла его одеялом и села рядом, начиная тихо напевать колыбельную, моя мелодия напоминала нежный дождь, убаюкивающий нежную детскую душу. Но внезапно музыка замерла, когда я, полюбовавшись на его мирное выражение, ощутила тяжесть в сердце и слёзы, как дождевые капли, начали стекать по моим щекам. Свет от луны едва освещал комнату, когда я подошла к окну, забыв о мире вокруг. Вдруг тишину нарушил звук шагов, и я замерла. Это был голос повелителя, проникнутый болью и утратой. — Спит... Тихо произнёс он, падая на колени у кровати, где спал его сын. Его взгляд наполнился нежностью, а затем, внезапно, тяжесть утраты расколола его душу, как будто невидимые цепи сковали его. — Не могу... Я не могу дышать... Я... Я задыхаюсь! Его голос дрожал от боли, и я почувствовала, как слёзы снова наполняют мои глаза. Он посмотрел на меня, его глаза отражали бездну отчаяния, и в этот момент вся моя душа содрогнулась от жалости. — Хюррем... Произнёс он, подходя ближе, не в состоянии сдержать могучие чувства. Обняв меня, он прижал к себе, словно стремясь найти утешение в моём присутствии. — Моя женщина... Мать моего маленького сына! Моё сокровище... Его слова были наполнены безграничной болью. — Её больше нет... Она ушла... Оставила меня, отпустила мою руку! Она больше никогда не придёт! Эти слова звучали как крики души, и я, чувствуя, как его горе проникает в меня, крепко обняла его в ответ. — Папа? Тихий голос Джихангира, полный нежной надежды, раздался в комнате, когда он проснулся, почувствовав тепло отца рядом. Увидев, как глаза Сулеймана искрятся от слёз, мальчик мгновенно ощутил, что что-то не так. — Мама? Ты оставил её, да, папа? С ней всё хорошо? Сулейман, ощутив остроту боли в сердце, не знал, как произнести ужасную правду. — Джихангир... Его голос дрожал, как будто каждое слово требовало невероятных усилий. — Её с нами больше нет... Слова отца прозвучали как оглушающий удар, и в глазах Джихангира засверкали слёзы. — Ты врёшь... Мальчик потряс головой, словно пытаясь прогнать наваждение. — Она не могла умереть! Мама была ещё такой молодой, она не могла оставить нас! С этими словами он вскочил с кровати и схватил руку отца, полную муки. — Скажи, что это не правда! — Сынок... Ответил Сулейман, его голос трясся, и он уже не мог скрыть свои эмоции. — Это правда! — Нет! Крикнул Джихангир, вырывая свою руку из захвата отца. В его маленьком мире, полном светлых воспоминаний, не было места для такой жестокой реальности. Он закрыл глаза, надеясь, что всё это — лишь дурной сон, как в детских страшилках. Сулейман, не в силах сдержать нарастающую горечь, крепко прижал сына к себе, давая ему понять, что они вместе. Но Джихангир, переполненный детской истерикой, пытался вырваться из объятий. Затем, почувствовав, как рука отца расслабляется, он просто застыл, глядя в пустоту стены, теряясь в своих мыслях. Подняв взгляд, он увидел нас. Михримах и Мехмет стояли у двери, их лица скрыты печалью, как будто нагружены тёмными облаками. Баязид, усевшийся в углу, смотрел с недоумением, а рядом с ним, закрыв лицо руками, сидел Селим, полон невысказанных слов и чувств. Джихангир, стиснув губы, вглядывался в эту подавленную атмосферу, которая окутала их, как густой туман. Стены казались холодными, а воздух — тяжёлым от невысказанных слов. Все начали расступаться, словно не в силах выдержать тяжесть его маленького горя. Слуги, охваченные скорбью, кланялись, пропуская вперёд маленького Шехзаде, который с опущенной головой, дрожащими губами и измученным сердцем продолжал свой путь, ищя утешение в лицах близких, которые также испытывали ту же невыносимую боль. — Откройте двери! В голосе маленького Джихангира звучала истерика, он ломился в массивные двери, словно в них скрывалось спасение. Михримах, увидев его, опустилась на корточки, пытаясь обнять младшего братика. — Джихангирушка... Туда пока нельзя... Не пускают… Её голос был полон нежности и тревоги, она бережно пыталась вытереть слёзы, скатившиеся по его щёчкам, но в этот момент мальчуган резко оттолкнул её. Она, удивлённая и испуганная, чуть не упала, но её успел удержать Мехмед, который смотрел на происходящее с глубоким беспокойством. — Я Шехзаде Джихангир! И я приказываю открыть эту дверь! Его слова звучали гордо и властно, хотя в голосе всё ещё слышалась детская интонация. Взгляд его был полон решимости, и все окружающие замерли, как будто налетели на него волны мощного шторма. Вдруг, к его удивлению, двери медленно открылись, и он остался стоять на пороге, пред его взором открылась страшная картина. Мальчик застыл, застыв как статуя, его маленькие ручки скрестились на груди. Перед ним лежало тело любимой матери, свет её жизни погас в глазах, и комок горечи сдавил горло Джихангиру, вызывая слёзы, которые уже не могли выбраться. Внезапно вокруг него всё начало темнеть, и, ощутив, как уходит сознание, он мягко канул в бессознательное, оставив неподвижное тело на холодном полу, а вокруг сгустилась тишина.

***

«От Автора» В зале, от которого причудливыми тенями ложатся лучи заката, собирается печальная толпа. Сердце каждого стучит в унисон с гулом тоски, ведь сегодня все собрались, чтобы проводить в последний путь Хюррем султан — ту, кто была не только королевой, но и матерью, поддержкой и вожаком для своей семьи. Михримах султан, её старшая дочь, стоит в стороне, её глаза полны слёз. Она пыталась быть сильной, но утрата матери сломила её. Михримах помнит, как Хюррем всегда была рядом — и в радости, и в горести. Воспоминания о детских играх, о тёплых разговорах, о нежных объятиях в минуты печали мерцают в её памяти, как звёзды в безоблачную ночь. Она чувствует, что часть её сердца ушла вместе с матерью, и ее душа навсегда останется обременённой этой утратой. Мехмед, Селим и Баязид стоят рядом, каждый из них погружён в свои мысли. Они все разные, но сейчас их объединяет одно — глубокая печаль. Мехмед пытается быть сильным лидером, но в глубине души он осознаёт, что Хюррем была его опорой и мудрым советчиком. Селим, сжимая кулаки, понимает, что больше никогда не услышит её опекающего голоса, её смех не озарит их жизнь. Баязид, ещё юный, не совсем понимает, что происходит, но ощущает, что потеря матери — это нечто большее, чем просто прощание. Он чувствует в груди пустоту, которую ничем не заполнить. А маленький Джихангир замкнулся в себе и не выходит из своей комнаты. В его мире, полном беззаботности, было слишком много радости и тепла, которое он черпал от своей матери. Теперь он теряет не просто королеву, но и лучшую подругу, того, кто всегда выслушивал и утешал его. Когда Хюррем, завернутая в белоснежное покрывало, опускается в землю, кажется, что весь дворец замирает. Это не просто прощание; это разрушение мира, каким они все его знали. Каждый переживает свою утрату по-своему, но невидимая нить любви связывает их вместе в эти трудные минуты. Они понимают, что Хюррем останется в их сердцах навсегда, живой в воспоминаниях, в уроках, которые она оставила, и в её неугасимой любви. Тоска, скорбь и светлая память о Хюррем султан, о её силе и мудрости будут жить в каждом из них, объединяя их в едином стремлении почтить её память и продолжать её дело.

***

«Луиза» — Хатидже султан. Произнесла я, и на моих губах заиграла еле заметная улыбка, как утренний свет, пробивающийся сквозь серые облака. — Как можно радоваться, когда умирает человек? Мой голос звучал подавленно, словно убаюкивающая мелодия, скрывающая горькую правду. — Когда другой человек погружён в скорбь… Человек не может обрести счастье на фоне чужого горя. Я взглянула на балкон ниже моего и увидела повелителя, его лицо отражало боль и слёзы, необратимо запечатлённые на его чертах. Он с трудом сдерживал слёзы, будто не желая падать в бездну отчаяния. — Он потерял своего любимого человека. Прошептала я, обращаясь к Хатидже султан, которая в этот миг с облегчением вздохнула. — Хюррем не была Ангелом, ты со всем её не знала, ты её жалеешь, а она сделала бы всё, чтобы тебя стереть с лица земли! Произнесла она, её голос резок, как удар кинжала. — Мы убили дьявола, который затянул моего брата в свою пучину. Она посеяла рознь среди детей, разделила семью, как разделяют карты в азартной игре. Она была ведьмой, продлившей свою жизнь ценой жизни других! Она отняла у меня дорогого человека. Она не должна была жить! Я посмотрела на неё с удивлением, холод охватил моё сердце. — Моему брату без неё будет лучше… И в этом ты поможешь нам! Хатидже султан посмотрела на меня с настойчивостью в глазах, как учитель, ожидающий откликов от ученика, которого бросают в водовороты жизни. — Я не буду ничего делать. Моя усталость ощущалась в каждом слове. — Ты будешь… Глядя глубоко в мои глаза, она произнесла с уверенностью. — Потому что ты не готова умирать... В этом проклятом месте, где жизнь и смерть танцуют смертельный танец, либо ты, либо тебя! Она взяла моё лицо в свои руки, словно стараясь передать мне свою волю, и в её глазах я увидела отражение страсти и храбрости. — Ты всё ещё очень молода и ужасно красива… Так что напиши на листке бумаги свою судьбу! Роди повелителю сына! Когда Хатидже султан скрылась из виду, я осталась одна в море смятения. Мои мысли крутились, как вихрь, унося прочь сомнения и страхи. Я понимала, что в моих руках судьба не только моя, но и нашего народа. И, как говорил великий философ: "Чтобы жить, нужно найти ту самую искру, способную разжечь огонь внутри." В этот момент я сделала выбор: я выберу жизнь, не смотря на всё. Моя судьба в моих руках. В сердце скорбь, в глазах - слёзы света, О, Хюррем, ты ушла, но осталась в мечтах. Словно звезды, что в ночи зажжены ярко, Ты живёшь в нас, в памяти — в вечных огнях. Дети, как листья, в судьбе закружились, Мехмед и Селим, Баязид на краю. Каждый в печали, каждый в тени остался, Но в этой утрате мы вместе, как вьюга. Хатидже твердит, что уходит веселье, Что радость – лишь тень под печалью другой. Но жизнь не остановит тёмные селенья, Мы должны продолжить, остаться живой. Улыбка от горя, как утренний свет, Загадка судьбы лишь в нас оживёт. И в сердце моем пусть кипит тот завет, Что любовь и надежда не могут уйти. Автор я сама.