Do you want to be friends?

      Это был славный вечер. Что ж, это был приятный вечер для Се Ляня и Хуа Чэна, непринуждённо сидевших напротив Му Цина и Фэн Синя, которые сидели, машинально выпрямив спины.              Фэн Синь и Се Лянь о чём-то воодушевлённо беседовали, когда в дверь постучали. Боги умолкли, выжидающе глядя на переступившего порог демона.              — Господин, — начал тот, обращаясь к Хуа Чэну, а затем повернулся к Се Ляню. — Ваше Высочество, мы нашли след человека, которого Вы ищете.              Се Лянь и Фэн Синь вместе тотчас же вскочили, прожигая взглядами мелкого демона, словно околдованные. Первый в волнении обернулся к Хуа Чэну: «Саньлан!», — начал было он, однако тот, посмеиваясь, перебил супруга, позволив своей руке выскользнуть из хватки Се Ляня.              — Иди, гэгэ, со мной и Му Цином ничего не случится, — Фэн Синь, испытывающий противоречивые чувства, повернулся к Му Цину, словно беспокоился за его благополучие, но тот свирепо глянул на него до того, как тот успел раскрыть рот.              Хуа Чэн взглянул на этих двоих и выпустил этот ужасный смешок. Как он мог быть таким низким и при этом звучать как звон колокольчиков?              — Иди с гэгэ, не съем я его.              Му Цин сжал кулаки и, не таясь, с вызовом посмотрел на Хуа Чэна. Последний приподнял бровь, а затем Се Лянь и Фэн Синь ушли.              Му Цин и Хуа Чэн смотрели друг на друга, будто коты, оценивающие свою территорию, вся шерсть распушилась так, что они выглядели вдвое больше. Хуа Чэн первым отвёл взгляд и поднял чашу с чаем, показывая жестом Му Цину, после чего выпил оставшееся.              — Что ж, я буду в своём углу, а ты оставайся в своём, — заявил Хуа Чэн, вставая.              Му Цин закатил глаза.              — У меня нет своего угла, это ваш дом.              Хуа Чэн лениво помахал ему рукой, удаляясь из комнаты.              — Я рад, что ты в курсе этого факта. Можешь идти, куда захочешь. Только ничего не ломай. Или ничего не трогай. Если дотронешься до чего-нибудь проклятого, мне бы очень не хотелось видеть плачущего гэгэ.              Му Цин хмыкнул и остался один.              Бог войны тихо и без спешки допил свой чай. Держа спину прямой, слегка опустив взгляд, всё его лицо расслабилось, однако невыразительным не было. Он мог бы быть молодым студентом в живописной школе. Му Цин с тихим стуком опустил чашу на место. И всё-таки он был здесь, и ему уже было более восьмисот лет. Му Цин на мгновение поднял взгляд, молча уставившись в воздух, после чего встал и удалился в покои, отведённые в Райской Усадьбе для него и Фэн Синя на время их пребывания. Он бессмысленно улыбнулся, положив ладонь на дверь. Ему вспомнилось, как в первый раз, когда они здесь остановились, Хуа Чэн отказался позволить им с Фэн Синем делить одни покои, сославшись на то, что ему не хочется разбираться с вытекающей из этого порчей имущества или быть вынужденным отправить двух самых близких друзей гэгэ на преждевременную кончину.              Му Цин толкнул дверь, открывая. Ситуация поменялась, как только они показали, что они с Фэн Синем в самом деле научились разговаривать без ударов друг друга по лицам. Хотя время от времени всё же грызлись. Му Цина передёрнуло. До ужасного противной ссоры. Но теперь они происходили наедине, включали в себя обсуждение проблемы и, может, чуть-чуть крики. Совсем немного.              Се Лянь и Фэн Синь так и не вернулись несколько часов спустя из своей вылазки, и Му Цин начинал скучать от тихого чтения в их покоях. Сегодняшним вечером мужчина чувствовал себя слишком подавленно, поэтому решил прогуляться по поместью. Он ничего не трогал.              Побродив какое-то время, бог наткнулся на Хуа Чэна, склонившегося над письменным столом в ярко освещённом рабочем кабинете. Князь демонов почувствовал, что Му Цин прошёл за его креслом, и поднял голову, встретившись с ним взглядом в стекле окна. Снаружи вяло падали большие пушистые хлопья снега. В Призрачном Городе было слишком тепло для снега, но здесь жила малышка, предсмертным желанием которой было увидеть снег. Поэтому теперь в Призрачном Городе шёл снег.              Раздражающе, без каких-либо предупреждений и совершенно беспорядочно. Упаси боже спуститься в Призрачный Город в то, что по логике вещей должно быть чудесным тёплым летним днём, одетым в соответствующее летнее одеяние, и вернуться на Небеса в ботинках, покрытых грязью, и замёрзшим до полусмерти.              Хуа Чэн ожидал, что Му Цин в обязательном порядке резко выскажется по поводу его дьявольского почерка, а он бросит что-нибудь подходяще отрывисто-грубое в ответ, и на этом всё закончится. Но вместо этого Му Цин поинтересовался:              — Ты когда-нибудь пробовал писать левой рукой?              Выражение Хуа Чэна изменилось.              — Что?              Му Цин показал на неразборчивый почерк, украшающий страницу.              — Ты когда-нибудь пробовал писать левой рукой?              Хуа Чэн смерил бога спокойным взглядом.              — Нет.              Му Цин самодовольно ему улыбнулся.              — Хочешь произвести впечатление на Се Ляня?              Хуа Чэн медленно окинул взглядом бумагу и попробовал переложить кисточку в левую руку. Поначалу это показалось странным, но понемногу почерк на странице стал превращаться из каракулей, которые выглядели так, будто их написал слабоумный ребёнок, в настоящие иероглифы. Иероглифы, которые Хуа Чэн действительно разобрал.              Демон потрясённо оглянулся на Му Цина, откинувшегося на спинку стула и казавшегося весьма довольным собой. Нет, не так: да, он выглядел самодовольным, но ещё и… искренне удовлетворённым?              — Как ты узнал? — полюбопытствовал Хуа Чэн.              Му Цин отпустил спинку стула и приблизился к нему со сдержанной улыбкой, беря пергамент.              — Я был самым старшим из всех моих братьев и сестёр, и до того, как Се Лянь взял меня к себе, я практически самостоятельно их воспитывал, пока мама была слишком занята, пытаясь заработать нам на еду. Ещё я встречал много детей в Королевском павильоне, которых учили писать левой рукой и у которых был совершенно ужасный почерк, — он отложил бумагу и повернулся к Хуа Чэну, слегка пожав плечами: — И к тому же я тоже левша, как и ты.              Хуа Чэн с удивлением пристально смотрел на него ещё несколько секунд, прежде чем с удвоенной энергией вернуться к работе, перетаскивая огромную стопку бумаги. Му Цин молча наблюдал за ним, указывая то тут, то там на замеченные им недочёты, но Хуа Чэн, казалось, ощетинивался всякий раз, когда он давал совет. Му Цин знал, когда ему не рады, и в скором времени затих.              — Почему ты продолжаешь переписывать одно и то же стихотворение? — поморщился Му Цин, нарушая молчание, когда наконец не выдержал, увидев, как демон снова и снова это делает.              Хуа Чэн с вызовом на него посмотрел и ничего не ответил, поэтому Му Цин решил сменить тактику.              — Ты знаешь любимое стихотворение Се Ляня?              Хуа Чэн фыркнул.              — Конечно знаю!              Му Цин ухмыльнулся.              — А ты знаешь любимое стихотворение Се Ляня, когда он был ребёнком?              Хуа Чэн поднял на него взгляд, и лихорадочное воодушевление в его взгляде, по правде говоря, перепугало Му Цина, заставив отпрянуть. Однако бог войны быстро взял себя в руки и улыбнулся, сцепив руки за спиной и жестом показав на кисть.              — Пиши — я расскажу его наизусть.              Хуа Чэн, по-видимому, задался целью написать стихотворение миллион раз, но, переписав его всего лишь несколько раз, остановился. Он какое-то время рассматривал страницу перед собой, а затем произнёс.              — Кажется, мне нужна новая татуировка.              Му Цин недоумённо на него посмотрел.              — Что?              Хуа Чэн закатал рукав, показывая демоническую писанину, которую мог сделать только он сам.              — Что это? — с неподдельным ужасом спросил Му Цин.              Хуа Чэн кашлянул.              — Имя Се Ляня.              Они молча посмотрели друг на друга. Чем же ещё это могло быть?              Му Цин издал звук понимания.              — Где ты собираешься её сделать?              Хуа Чэн нахмурился и осмотрел своё тело.              — Видимо, на другой руке? Здесь не так много мест, до которых я могу дотянуться.              Му Цин немного помолчал, размышляя, действительно ли он хочет сделать это предложение, прежде чем наконец сказал.              — Хочешь, это сделаю я?              Хуа Чэн бросил на него недоверчивый взгляд.              — Нет, это должно быть написано моим почерком.              Му Цин указал на страницу.              — Это возможно. Если ты его напишешь, я могу использовать заклинание, чтобы переместить его туда, куда ты хочешь, а затем использовать чернила, чтобы сделать постоянным.              Хуа Чэн задумался над его предложением.              — Хорошо, но, если ты напортачишь, я тебя прикончу.              Му Цин закатил глаза.              — Я бы не стал предлагать, если бы не был уверен в своей способности это сделать. Пиши, пока не придёшь к тому, что по твоему мнению будет приемлемым, и я перенесу.              Хуа Чэн ничего не сказал в ответ, собрав больше пергамента с угла стола, и сосредоточенно склонил голову. Спустя длительное время он выпрямился, рассматривая своё творение, и указал на самое последнее.              — Вот это.              Что-то в нём привлекло внимание Му Цина, и бог вдруг заявил.              — Напиши ещё одно.              Хуа Чэн уставился на Му Цина так, словно тот спятил.              Му Цин кашлянул и снова повторил, чуть менее настойчиво.              — Просто напиши ещё одну, я хочу кое-что увидеть.              Хуа Чэн всё ещё недоверчиво его рассматривал, но всё же повернулся и достал ещё один лист бумаги. Руки быстро и уверенно двигались по пергаменту. Когда он закончил, они оба удивлённо уставились на лист. Иероглифы на бумаге больше были не почерком Хуа Чэна, а именем Се Ляня. Элегантным, благородным, смелым и могучим. Стиль Хуа Чэна всё ещё безошибочно присутствовал, но он полностью отдавался штрихам, образующим иероглифы имени Се Ляня.              — Куда ты хочешь? — поинтересовался Му Цин, разрушая некий транс, в который они оба погрузились. Хуа Чэн задумался.              — А что, если перенести его мне на лицо?              Му Цин резко вырвался из задумчивости, выглядя оскорблённым.              — Не делай тату с именем Се Ляня на своём лице.              Хуа Чэн бесхитростно на него взглянул.              — Почему?              Му Цин посмотрел на него так, словно он смотрел на ядовитую змею.              — Просто доверься мне.              Хуа Чэн надулся.              — Ладно.              — Как насчёт того, чтобы переместить его на шею? — предложил Му Цин.              Хуа Чэн потянулся вверх, убирая волосы.              — Например, вот здесь? — демон пробежался пальцами вниз по шее прямо за ухом.              Му Цин кивнул в знак согласия. Так было бы гораздо более уместно. Хуа Чэн задумался, прежде чем согласиться.              — Ладно, а теперь давай посмотрим, какие инструменты у тебя есть.              Му Цин занялся подготовкой к работе, а Хуа Чэн лёг на живот на кушетку в кабинете. Бог войны перенёс написанное, прежде чем передать Хуа Чэну зеркало, чтобы узнать, понравится ли ему такое расположение. Они малость его переместили, после чего приступили к задаче.              Пока Му Цин работал, они оба погрузились в молчание. Никто из них не испытывал желания вступать в разговор с другим. Впрочем, молчание не было жутким или неловким, и атмосфера в комнате была весьма мирной.              Поработав некоторое время, Му Цин в итоге всё-таки нарушил молчание.              — Почему мы с Фэн Синем тебе так не нравимся?              Хуа Чэн напрягся, и Му Цин слегка запереживал за свою жизнь, но после затянувшейся паузы демон лишь презрительно усмехнулся.              — С чего бы мне начать?              Му Цин повёл плечами.              — Ты, должно быть, даже и не вспомнишь.              Руки Му Цина на миг замерли.              — Скорее всего, вспомню. Я помню практически всё.              — Ладно, помнишь ли ты солдата, которого ты пытался прогнать прочь из армии? Се Лянь сказал вам обоим дать мне должность, но вместо этого вы меня выгнали.              Му Цин нахмурил брови, тщательно перебирая все те воспоминания о войне, один незнакомый солдат не вспоминался. Он в самом деле не помнил. Бог тряхнул головой.              — Я не помню.              Хуа Чэн злобно рассмеялся.              — Правда, невысокий подросток. Около четырнадцати лет. Гэгэ сказал, что я хорошо владею мечом, но добавил, что мне лучше использовать саблю. Он заметил, что видел только одного человека с такой способностью — тебя.              О! Му Цин всё-таки вспомнил.              — У тебя была повязка на одном глазу?              Хуа Чэн с вызовом на него посмотрел.              — Да, один глаз был скрыт повязкой.              — Но почему же ты нас ненавидишь? — уточнил Му Цин.              — Потому что вы меня выгнали! — категорично заявил Хуа Чэн.              — Ты злишься, потому что мы не дали тебе получить продвижение по службе?              Хуа Чэн посмотрел на него, как на идиота.              — Нет, я злюсь, потому что вы пытались не дать мне защитить гэгэ.              Му Цин в раздумьях опустил голову, перебирая в памяти инцидент. В нём всклокотала уйма эмоций. Как связанное, так и не связанное с ситуацией, о которой говорил Хуа Чэн. В конце концов, Му Цин медленно заговорил.              — На тот момент тебе было примерно столько же лет, что и некоторым из моих братьев и сестёр, и, более того, ты был гражданином Сяньлэ. На войне не должно быть места для ребёнка такого возраста, и ни Фэн Синь, ни я не хотели, чтобы кто-то столь юный прошёл через такой ужасный опыт. Прогоняя тебя, мы надеялись, что сможем уберечь тебя от страшной и безвременной смерти.              Пристальный взгляд Хуа Чэна был тяжёлым.              — Не вышло.              — Что?              — Я всё равно умер во время войны в Сяньлэ. Через два года после этого, — в одном глазу мелькнул до нелепого ликующий взгляд из-за того, что он смог помешать планам Му Цина и Фэн Синя. — У вас не получилось помешать мне помочь гэгэ.              Хуа Чэн не знал, чего он ждал, но он точно не думал, что Му Цин будет выглядеть искренне опечаленным. Однако тоска на лице бога была видна лишь несколько мгновений, а затем сменилась неестественной улыбкой.              — Кроме того, — продолжил Му Цин, — поставь себя на секунду на наше место. Если бы какой-то чудной, грязный мальчишка, о котором ты ничего не знаешь, начал преследовать твоего Наследного Принца, за безопасность которого ты в ответе, разве ты бы не попытался его прогнать?              Губа Хуа Чэна слегка дрогнула. Вообще-то, это было… резонно. Они его не знали. Только гэгэ по-настоящему верил ему.              — Ещё был негативный момент на горе, куда Се Лянь ушёл заниматься самосовершенствованием, — немного погодя добавил Хуа Чэн.              Выражение лица Му Цина исказилось. У него не было никакого желания сознаваться в своих прегрешениях Князю Демонов, но тот был женат на одном из его лучших и единственных друзей, и ему очень хотелось иметь возможность с ним видеться, не опасаясь ежесекундно за свою жизнь.              — Ты не тот человек, у которого мне нужно просить прощения, — заметил Му Цин, делая обходной манёвр, — но я глубоко сожалею о тех действиях больше всего.              Хуа Чэн перевёл взгляд в сторону, уставившись на узор, что украшал подлокотник кушетки перед ним.              — Ты прав.              Они снова погрузились в молчание, чуть более напряжённое, чем предыдущее, прежде чем Хуа Чэн наконец его нарушил.              — Где ты этому научился? Ты казался мне совсем не таким.              Му Цин поджал губы.              — Я научился выигрывать спор. В то время сверстники с лёгкостью заставляли меня что-либо сделать.              После этого мужчины более не заговаривали друг с другом, сосуществуя в непринуждённой тишине, пока свечи в комнате всё больше и больше догорали. Уже глубокой ночью в поместье послышались голоса Фэн Синя и Се Ляня.              — Се Лянь, мы должны поспешить. Нас так долго не было — вдруг твой муж убил моего напарника?              Яркий, или даже слегка нервный смех Се Ляня заполнил резиденцию.              — Ах, Фэн Синь, не стоит так говорить. Саньлан никогда бы не убил Му Цина: он знает, что меня это сделало бы несчастным.              И Му Цин, и Хуа Чэн одновременно напряглись, но было уже слишком поздно. Хуа Чэн рывком поднялся на локти и вместе с Му Цином выкрикнул.              — Гэгэ! Это не то, что ты думаешь!              — Се Лянь! Всё не так, как может показаться!              В дверном проёме на месте застыли Се Лянь и Фэн Синь при виде разыгравшейся перед ними сцены. Кровавый дождь лежал на животе, в то время как Му Цин держал острый инструмент прямо над его шеей.               Му Цин почувствовал, как Хуа Чэн пихнул его, когда попробовал приподняться, и прикрикнул на него.              — Кровавый дождь, не шевелись! Ты вообще в курсе, насколько близко эта штука сейчас к твоей шее?!              Хуа Чэн сверкнул на него взглядом.              — Ты не смог бы меня убить, даже если бы попытался!              Му Цин прищурился.              — Нет, но ты испачкал бы кровью весь свой шикарный диван и одеяния.              Хуа Чэн издал торжествующий звук, заставив Му Цина признать, что он не сможет победить его в бою, и уже собирался ответить, как его прервал смех Се Ляня. Голова дёрнулась в его сторону, и демон плавно соскочил с кушетки и подошёл к Се Ляню, взяв его руки в свои.              — Гэгэ, мы не..! Клянусь!              Се Лянь вновь засмеялся и отмахнулся от него.              — Саньлан, я счастлив видеть, что вы с Му Цином ладите.              Хуа Чэн снова поймал блуждающую руку Се Ляня и настойчиво сказал.              — Гэгэ, единственный человек, которого я когда-либо буду любить, — это ты.              Се Лянь какое-то время шокировано смотрел на Хуа Чэна, после чего рассмеялся и вновь высвободил руку, чтобы положить её на его щеку.              — Я знаю, Саньлан, — он опустил руку ради того, чтобы сцепиться за обе руки Хуа Чэна, позволив им повиснуть в воздухе между ними. — Но, Саньлан.              — Да, гэгэ.              — Ты можешь заводить друзей.              Хуа Чэн отшатнулся назад, как будто только что получил величайшее оскорбление в своей жизни.              — Мы не друзья!              Му Цин лишь покраснел и повернул голову в сторону.              — Как бы то ни было, — беззаботно произнёс Се Лянь, не обращая внимания на только что устроенный им хаос, наклонившись вперёд, чтобы встать на носочки и смахнуть волосы с шеи Хуа Чэна. — Чем вы занимались?              Хуа Чэн убрал его руку.              — Мы ещё не закончили, гэгэ.              Се Лянь позволил своей руке упасть.              — Не закончили?              Му Цин прочистил горло, лицо бога всё ещё было красным, когда он смущённо ответил.              — Я делал Кровавому дождю татуировку.              Се Лянь и Фэн Синь обернулись, вытаращившись на него так, будто мир сошёл с ума. Лицо Му Цина ещё сильнее вспыхнуло.              — Не надо на меня так смотреть!              Взгляд Се Ляня был растерянным.              — Му Цин, ах. Я оставил тебя наедине со своим мужем, а в итоге у него — новая татуировка?       Выражение лица Фэн Синя тоже было непонятным.              — Я думал, что мне придётся отскребать твоё остывшее мёртвое тело с плитки.              Видя их реакции, Хуа Чэн выглядел особенно самодовольным и приблизился к столу в кабинете.              — Гэгэ, это не всё, что я сделал, пока вас не было.              Заинтересованный, Се Лянь подошёл к столу, и, когда он оказался там, глаза принца расширились от шока. Он поднял один из листов пергамента и повернулся к Хуа Чэну.              — Кто это написал?              — Я, — напыжился Хуа Чэн.              Се Лянь казался ошеломлённым.              — Саньлан, как ты это сделал?              — Се Лянь, — вмешался Му Цин, столь же самодовольный, как и Хуа Чэн, стоявший по другую сторону стола. — У твоего мужа не ужасный почерк: он просто левша.              Се Лянь повернулся к Хуа Чэну, чтобы подтвердить сказанное, и тот кивнул. Принц взял один из листов пергамента и посмотрел на него взглядом, который обычно достаётся только отличным мечам.              — Саньлан, это чудесно! — он поднял другой лист и замер. — Это… — мужчина поднял голову на Му Цина, который стыдливо посмотрел в сторону. — Му Цин, после стольких лет ты в самом деле его помнишь?              Щёки Му Цина снова покраснели, и он закашлялся, но, когда он снова поднял голову, улыбка на лице Се Ляня стоила смущения.              Затем пальцы Се Ляня легко провели по маленьким кусочкам пергамента, которые они отложили в сторону, пока делали татуировку. Се Лянь приподнял их.              — Это… — Хуа Чэн обнял его со спины, положив подбородок на макушку Се Ляня, голос вибрировал сквозь него.              — Твоё имя, гэгэ.              Се Лянь повернулся в его объятиях и снова поднял руку, убирая волосы, скрывающие шею Хуа Чэна, и на этот раз демон его не остановил.              Даже в незавершённом виде она была великолепной, и Се Лянь опустил пальцы. Глядя на это, он чувствовал себя странно. Она была всего лишь иероглифами, и всё-таки казалось, что он смотрелся в зеркало. Впрочем, это отличалось. Когда смотришь в зеркало, слишком легко отвлечься на то, что тебе не нравится, и упустить из виду полную картину.              Смущаясь, Се Лянь опустил голову в объятия Хуа Чэна.              — Саньлан, ты станешь для меня погибелью.              Хуа Чэн легко рассмеялся, обнимая мужа.              — Гэгэ, это моя реплика.              Се Лянь вдруг зевнул, и Хуа Чэн отстранился от него, одной рукой поддерживая его спину.              — Нам лучше пойти спать, гэгэ, у тебя была долгая ночь.              Му Цин неловко ему кивнул.              — Мы можем… закончить с ней утром.              Как только они вышли из комнаты, Фэн Синь подошёл и притянул Му Цина в полуобъятие. Последний оставался неподвижным на протяжении всей пытки, но не вырвался. Когда он его отпустил, Му Цин отшатнулся, после чего грубо дёрнул Фэн Синя назад, чтобы вытащить листок из волос.              — Во что, чёрт возьми, вы двое ввязались, — пробормотал Му Цин, и Фэн Синь усмехнулся в ответ, обхватив его за плечи.              — Расскажу тебе утром за завтраком.              Изучающее лицо Фэн Синя было близко к его лицу, и его взгляд был наполнен тем чистым, неподдельным обожанием, которое всё ещё активировало у Му Цина реакцию бей или беги. И всё-таки он остался на месте, игнорируя сильное желание сбежать или что-нибудь сломать, поднял руку, чтобы оттолкнуть лицо Фэн Синя. Тот понял, что его глупая улыбка всё ещё видна в том, как она подтянула мышцы его щёк, даже когда он отвернулся, и отпустил Му Цина, вместо этого решив идти с ним плечом к плечу по коридору к их покоям.