И вновь мы встретились

Паша, не теряя времени, уже итак потерянного в тот момент, вернулся на кухню. Юра всё также верно продолжал ждать его за столиком, и, как только парень появился у него на виду, Музыченко удивлённо уставился на высокий, худой силуэт. — Посиди со мной ещё немного. — С какой-то невыносимой в голосе печалью попросил Паша. — Как скажешь… — Музыченко сказал это серьёзно и тихо, будто впервые спустя долгое время. Было непривычно это слышать. Личадеев сел напротив Юрия и как раньше взглянул в его тёмные глаза. Юра протянул руку и нежно дотронулся до руки Паши. Скрипач не спускал глаз с него, ему хотелось смотреть на него бесконечно, ведь сколько времени прошло с того момента, пока Паша один находился в больнице. — Ты просто невыносим, Юра. Ты пиздецки не выносим. Просто ахуеть какой… — Пашка вновь замолчал. — Какой же красивый. Блять, как и раньше. Ну и приятно же вспомнить своё прошлое. — Голубоглазый издевательски улыбнулся ему и сразу после этого скорчил недовольную гримасу. Музыченко в ответ ему лишь закатил глаза. — Ну извини за этот цирк, что был в последние месяцы. — Тон мужчины немного сбавился и он немного смущённо, но самодовольно, добавил: — А за красивого спасибо… — Неужели ты не мог сделать жизнь проще нам обоим? Зачем всё надо было усложнять таким образом? — Спокойно допытывал парень, продолжая гипнотизировать Юру своими серо-голубыми глазами. — Ну Паш… Сейчас бы всё было по другому, понимаешь? Я хотел встретиться с тобой вживую, но хотел это сделать без какой-либо ненависти. То есть, перед тем как бы ты узнал всё, я хотел посмотреть на искреннего тебя. На любящего, а не на ненавидящего. Хоть ты бы и не знал что Я это Я, но я бы знал точно, что в глубине души ты не держал обиду, как сейчас. Но всё, всё ровно, пошло не совсем так, как я хотел и планировал, да и правду ты бы всё ровно узнал. — Как тебя такого ёбнутого в психологи-то взяли? — Немного ошарашено поинтересовался Павел. — Ещё и в больницу. Ты людей-то скорее больше травмируешь, чем поможешь. Музыченко сжал его руку в своей намного сильнее чем было, а глаза виновато глядели на Пашины. Уголки Юриных губ были печально отпущены. — Я слушал сердце. Ведь Оно всё ещё любит тебя как и прежде. И ему ведь не прикажешь, правильно? Но знаешь ещё одно правило? Если любишь — отпусти. Но почему-то перед тем как отпустить, мне хотелось провести с тобой время. Насладиться приятной компанией. А сейчас даже и не знаю как тебя отпустить-то… — Такой же долбаёб как ты эти правила придумал. — Тихо сказал Павел, чуть ли не шёпотом. Не хотелось ему особо обижать своими словами скрипача. — Хочешь сказать, после этой встречи мы больше не увидимся? Ты правда просто так отпустишь? Юра убрал свою руку и запустил её в свои волосы, он сжал их между пальцами, медленно опустив голову. — Что же тебя сейчас так убивает, Юрочка? — Видя состояние Юры, с издевкой поинтересовался парень. — Да я и сам не знаю, Пашенька. Ты, зараза, меня убиваешь. Их зрительная связь резко оборвалась, никто теперь не смотрел друг на друга. В комнате повисла тишина и мрачная атмосфера, окончательно добивающая изнутри. «Вот и отметил день рождения не один.» — подумал Паша, глядя в пол. — Знаешь, Юрок. Я вот пытался сейчас понять тебя и твои все эти действия. Ну и бред, братан. Ты о себе думал больше, чем о нас, или обо мне в тот момент. Но зачем ты мне сейчас говоришь что любишь меня? Всё ведь не так, да? Где вероятность, что ты не разыгрываешь новый спектакль?! — Сердито и чуть ли не крича говорил парень, всё продолжая глядеть в пол. — Если бы я не любил, разве я сидел бы сейчас здесь? Я совершал много ошибок, но это не показатель моих чувств, понимаешь? — Да вот именно, Юра. Я совсем не понимаю тебя. Ну, и не собираюсь я с тобой письками мериться, «кто, сколько и что сделал ради чувств». Ты и сам понимать это должен. — Мы оба же старались, ведь так? Ты ведь старался? Ты ведь хотел меня найти и вспомнить? — Вдруг начал спрашивать мужчина. — Это уже не имеет смысла. Тебе пора, Юр… — Паше явно не хотелось его отпускать сейчас, но при этом именно так было необходимо поступить. — Ты скорее всего прав. Извини меня, Пашка. Дурак я совсем. — Также грустно ответил Музыченко и встал со стула. — Ты же проводишь меня? — Их глаза вновь встретились, Юра заметил как они заблестели, но понял, что не в хорошем ключе они заблестели, а вовсе по другой печальной причине. Юра всё понял без слов и не торопясь отправился в прихожую, а Личадеев по прежнему оставался на кухне. Но всё-таки через минуту он вышел к скрипачу, посмотрев на него с ужасной тоской. По глазам можно было лишь прочитать: «Не уходи, прошу тебя. Давай ты останешься.»— Но нет. Юра не стал задерживать Личадеева, он был уже собранный. И Музыченко уже чуть было начал открывать дверь, но его руку резко остановил Паша. Он быстрым движением развернул Юру к себе и впился в его губы. Это был их долгожданный поцелуй, самый желанный. В нём скопился полный спектр чувств, который мог только быть. Тоска, радость, злость — всё влилось в одно. Вскоре Личадеев отстранился и, не глядя на скрипача, ушёл обратно на кухню. Юра остался один в прихожей. Медленно он провёл рукой по своим губам, на которых только что Паша оставил след своих, и тихо проговорил: — И тебе прощай, Пашенька. После этого дверь захлопнулась. Юра ушёл.