The Sixth Shadow

Он лежал в постели с голой женщиной, уставившись в потолок и с усилием контролируя свое дыхание. Генма жалел, что был таким глупым. Как он умудрился попасть в такую ситуацию? Он не осмеливался взглянуть на женщину, опасаясь, что она заметит, что он не спит. Шатенка, с невыразительным лицом и гражданским макияжем… Она казалась совершенно обычной (и, самое главное, безобидной) партнершей в постели вплоть до того момента, пока не начала складывать ручные печати для техники ментального переноса Яманаки, когда он спал. Только благодаря стоявшему на страже клону он не попал в ее ловушку. Ему действительно, действительно следовало быть умнее, в конце концов, это уже не первый и не второй раз, когда он чуть не становится жертвой соблазнительницы. «Человек и вправду единственное существо, которое может дважды наступить на одни и те же грабли», — подумал он с досадой. Или, в его случае, восемь раз. Первый случился почти десять лет назад, вскоре после того, как они с Какаши стали соседями. Он проснулся посреди ночи, когда громкий шум и яркая чакра привели его в сознание. Развернувшееся тогда перед ним зрелище до сих пор оставалось ярким воспоминанием: над ним стоял Какаши, держа в руке разорванное горло возлюбленной Генмы, рука женщины безвольно висела в месте, где она прижимала кунай к его горлу. Иногда ему все еще снились о ней кошмары. Нет ничего хуже осознания, что ты ничего не контролируешь, что независимо от твоих действий, от всех твоих мер предосторожности, от всего твоего опыта, всё может закончиться очень быстро. И все же Генма оставался высокомерным и продолжал спать со всеми подряд. Он думал, что тот случай единичный. Он не хотел признавать самому себе, насколько сильно произошедшее его потрясло. Год спустя Какаши осторожно разбудил его, спросив, всё ли с ним в порядке, а позади него на полу лежала связанная куноичи Кири с кляпом во рту. А потом ещё раз, через несколько месяцев, и снова, и снова, и снова, пока Генма не понял, что ему нельзя продолжать в том же духе. К тому моменту он уже с трудом мог приводить кого-то к себе домой, когда Какаши не находился поблизости. Поначалу Генме не очень нравился Какаши. Он совершал постыдные поступки, такие как кража его порно, он был изгоем и автоматически усложнял Генме любое общение (его приглашения Какаши на свой день рождения было достаточно, чтобы вызвать неудобные вопросы), и, честно говоря, Какаши был таким тихим. Он никогда много не говорил — по крайней мере, по существу, — а когда все-таки что-то говорил, то не предпринимал попыток интегрироваться в общество, не проявлял интереса к какой-либо определенной еде или хобби (кроме порно).… с ним действительно было очень трудно найти общий язык. Но по какой-то причине Какаши решил преследовать Генму. Он притворялся, что «просто случайно оказался здесь» и наткнулся на него, и Генма… что ж, Генма тоже не испытывал к нему неприязни, поэтому они стали проводить больше времени вместе. И Генма начал больше присматривать за ним. А потом Какаши впервые спас ему жизнь, и что-то изменилось. Сначала эго Генмы. Но после третьего раза он в основном чувствовал облегчение, что рядом появлялся его странный сосед. Они сблизились, и Генма начал больше ценить характер Какаши. Учитывая его напряженную общественную жизнь, в которой он постоянно улыбался, постоянно пил, устраивал вечеринки, утешал и все такое, стало облегчением просто расслабленно сидеть на диване с кем-то, кто читал рядом с ним, кому, очевидно, было плевать, много или мало он говорил или как много каламбуров он мог придумать меньше чем за минуту. Какаши обладал чем-то таким, что заставляло его чувствовать, что он мог бы делать всё что угодно — облажаться настолько сильно, насколько захочет, — и Какаши все равно появлялся бы, чтобы почитать на его диване, через странные промежутки времени. Это был… новый вид дружбы, отличный от любой другой дружбы, но с каждым прошедшим годом, с каждым социальным спором, ядовитыми ударами в спину и войнами за влияние, Генма начинал всё сильнее разочаровываться в остальных своих друзьях и одновременно с этим всё сильнее любить Какаши, который категорически отказывался участвовать во всём этом. Большинство других его друзей не были плохими людьми или чем-то в этом роде, просто борьба за влияние всегда была присуща человеческой натуре, и чем больше они все поднимались по служебной лестнице, тем больше его сверстники боролись друг с другом за влияние и положение. В конце концов, только лучшие становились джонинами. Самые амбициозные, готовые многим пожертвовать и усердно тренироваться, чтобы добраться до вершины… и теперь они были друзьями Генмы благодаря естественному отбору. Он понимал это. Они были ниндзя: наносить удары в спину и играть грязно — это буквально то, чему их учили с пеленок, конечно, они применяли эти вещи в своей личной жизни, но это не означало, что не было облегчением иметь друга, который никогда не заморачивался всей этой ерундой. Хатаке Какаши. По мнению Генмы, он превратился из «какого-то парня» в «того самого парня». Он оказался не только замечательным другом, но и много раз спасал ему жизнь, когда вражеские куноичи пытались прикончить его. Какаши не умел хорошо общаться и не потакал чувствам людей, но что Генма действительно ценил в нем, так это то, что он знал, без тени сомнения, что в его худшие моменты Какаши всегда будет рядом. В течение многих лет у них была одна и та же договоренность: один из нинкенов мужчины (которые всегда находились в его квартире, независимо от нахождения мужчины в деревне) приходил присмотреть, когда Генма приводил домой девушку. Испытывал ли он поначалу неловкость из-за собак-вуайеристов? Ну, да. Немного. Но для собак близость ничего не значила, так что он быстро справился с этим — и полученное взамен чувство безопасности стоило первоначального смущения. В такие дни, если он несколько раз включал и выключал свет, один из нинкенов понимал, что нужно прийти. Однако вчера Паккун появился в баре, где он подцепил девушку, и сообщил ему, что босс занят и что Генме придется обойтись теневым клоном или не заниматься сексом вообще. Генма немного удивился. — Насколько занят? — Боссу предстоит сегодня вечером совершить небольшое ограбление. Прости, Сенбон. С этими словами нинкен потрусил прочь, оставив Генму в полном замешательстве. Ограбление? Что за ограбление? И для этого нужны все нинкены Какаши? Что, черт возьми, он задумал на этот раз? Он почти поддался искушению бросить все и пойти за Какаши, когда к нему подошла девушка. Та самая, рядом с которой он лежал прямо сейчас и которая заставляла его сомневаться во всех своих жизненных решениях. О, если бы он только знал пять часов назад, что произойдет, когда он все еще пил в баре… Но всё, что Генма знал, — это то, что она была соблазнительной, забавной и что он ее хотел. Благодаря Какаши и его нинкенам, он мог наслаждаться сексом, мог не сходить с ума в его разгаре из-за мыслей, что его вот-вот убьют, мог достаточно успокоиться. Он знал, что Какаши не сможет присмотреть за ним сегодня вечером, но… девушка так дразнила его … И она даже назвала его девственником, когда он неохотно отвел ее домой. «Вот и всё», — подумал Генма. Он не был девственником. Поэтому он уговорил себя привести ее домой («Черт возьми, Ширануи, ты взрослый мужик, тебе не нужен для этого Какаши…»), а остальное, как говорится, уже известно. Конечно, ему удалось подцепить в баре единственную опасную девушку и попасть в щекотливую ситуацию. В невеселом смысле. К счастью, созданный в паранойе теневой клон успел заменить его настоящим телом и разбудить до того, как в его разум смогли проникнуть, одновременно убрав от опасности. Но сама мысль о том, что теневой клон мог с такой же легкость возникнуть во время секса или быть обнаруженным… если бы что-то из этого произошло, сегодняшний вечер прошел бы совсем по-другому. Его партнерша по постели поджала губы, глядя на клона, словно пытаясь понять, почему техника не сработала, но в итоге сдалась и встала с кровати. Генма наблюдал за ней, и его желудок сжимался со скоростью мили в минуту. Желание просто… оторвать ей голову было очень сильным, но он сумел взять себя в руки. Это наиболее разумный вариант — выяснить, чего она хочет. Она Яманака, а значит, из Конохи. Он не мог просто так отделаться от нее, как бы сильно ему этого ни хотелось. Итак, Генма наблюдал за ней, смотрел, как взгляд женщины упал на кунай Хирайшина, который лежал у него на кухонном столе, видел ее ухмылку. Так вот чего она добивалась. Его Хирайшина. Женщина подняла кунай и ушла из его квартиры в рекордно короткие сроки. Глаза Генмы сузились, пока он наблюдал за ее уходом. Кто она такая? Какова была ее цель? Он сосредоточился на слабом следе куная, гадая, куда она направляется, где живет, но не смог найти. Женщина каким-то образом разрушила трос на его кунае Хирайшина. Черт возьми. Генма нахмурился, наконец-то вылезая из укрытия на потолке и рассеивая своего теневого клона. Нинкены Какаши смог бы отследить ее до любой дыры, в которую она забралась, по крайней мере, еще несколько дней, но… Он посмотрел на часы. Было еще слишком рано, чтобы заходить в квартиру его соседа… Пять утра… Но в то же время он бы понял, верно? Быстро приняв решение, Генма использовал Хирайшин и обнаружил, что… кунай Хирайшина, который он доверил Какаши, остался на стойке с оружием. Генма долго смотрел на одинокий кунай. Кроме хокаге, он дарил только один из этих кунаев своей ка-сан, один Тачибане и один Какаши. У его бывших сокомандников-генинов была менее улучшенная версия — хотя он забрал кунай Эбису после их ссоры — и у Мегуми. Но только кунай Какаши имел сейчас значение … с какого перепуга этот человек оставил его дома. Что ж, не нужно быть специалистом по ракетостроению, чтобы понять причину: Паккун сказал, что Какаши планировал на сегодняшний вечер какое-то ограбление… и раз он не взял с собой кунай, он не хотел, чтобы Генма знал, куда он пошел. Это само по себе вызвало у Генмы желание немедленно разыскать его. Какаши имел склонность совершать глупые поступки, когда у него появлялось такое настроение. Он все еще помнил тот первый раз, когда тогда еще совершенно новый сосед напугал его. Шла зима шестнадцатого года жизни Генмы, одна из самых холодных зим, которые он мог припомнить, и Генма сидел за котацу, пригласив к себе ка-сан и Тачибану, чтобы немного пообщаться с семьей. Они наблюдали за бушующей снаружи метелью, разговаривали обо всем и ни о чем и грелись в тепле, когда Какаши высунул голову из окна, затем все свое тело, а после вышел из своей квартиры босиком и в пижаме. В разгар снежной бури. Конечно, они все заволновались. Даже Тачи-тян нахмурилась, глядя на опустевшую квартиру напротив, озабоченно покусывая губу. Они подождали некоторое время, чтобы посмотреть, вернется ли Какаши, но он этого не сделал. По истечении пятнадцати минут Генма отправился его искать. Он нашел Какаши, карабкающегося по скале одной рукой — все еще в пижаме, все еще босиком, все еще в разгар снежной бури. — Что ты делаешь? — Генма кричал, чтобы его услышали сквозь вой ветра. Какаши его проигнорировал. Генма сходил домой, взял зонтик и налил немного горячего чая в термос, а затем вернулся, чтобы подождать, пока он закончит. Когда Какаши, наконец, прекратил, он подошел и сел рядом с Генмой, принимая теплый чай без комментариев. — Что ты делал? — снова спросил Генма. — Точил свой клинок. — Какой клинок? Какаши осторожно сделал глоток чая. Генма слышал, как стучат его зубы. — Я — оружие деревни. Мне нужно держать себя в руках. Было чудом, что ему удавалось сохранять спокойствие, несмотря на то, как сильно он дрожал. — Ты не сможешь это сделать, если у тебя будет пневмония, — сказал Генма, пытаясь преодолеть свое недоверие. — Устойчивость к холоду — часть моего обучения. — Да, конечно. Как скажешь. С того самого дня Генма начал больше волноваться о Какаши. До этого момента ему и в голову не приходило, что у этого парня могут быть проблемы, как и у любого другого человека. Конечно, он плохо общался, но даже когда он делал что-то крайне неловкое, например, читал порно на публике, он никогда не выглядел так, будто на него таращились все остальные, как будто он был просто… выше всего этого. Это отчужденное отношение каким-то образом заставило Генму поверить, что Какаши был твердым, как скала, неподвижным, невозмутимым. Возможно, предотвращение трех попыток его убийства также способствовали созданию такого образа, но Генма никогда не думал, что что-то может пошатнуть его отчужденного соседа. Он не сказал Тачи или ка-сан, чем занимался Какаши, несмотря на их вопросы. Генма сохранил его личную жизнь в секрете… но теперь он понимал Какаши лучше и твердо намеревался больше за ним присматривать. Он начал с того, что вручил ему растение со спрятанным внутри кунаем и сказал Какаши, что тот должен поливать растение каждый день в девять утра. Генма также объяснил, что не в состоянии ухаживать за растением самостоятельно, потому что это подарок Шизуне, окно его квартиры выходило на север, а растение могло цвести только при свете с юга, следовательно, Какаши нужно следить за ним вместо него. Какаши не выглядел особенно обеспокоенным тем, что ему навязали растение, но на самом деле это ничего не значило. Цель Генмы состояла в том, чтобы заставить мужчину следовать заведенному порядку. Он заметил, что Какаши жил довольно хаотично, что не являлось чем-то здоровым. Теоретически мистер Укки мог с этим помочь. Он знал, что сейчас лучше не думать, что растение может решить различные проблемы Какаши. Мистер Укки исчезал так часто, что Генме приходилось, по крайне мере, раз в месяц покупать новую версию и ставить ее на место так, чтобы Какаши этого не замечал. Однако это его не останавливало, ведь растение являлось хорошим индикатором душевного состояния Какаши. Если он поливал его, значит, у него всё в порядке. Если нет, то… что ж. Тогда Генма был в курсе, что у него не всё хорошо, и мог послать кого-нибудь поприставать к нему по мере необходимости. Генма вздохнул, проверяя мистера Укки, и убедился, что его недавно поливали водой. К его большому облегчению, его поливали в то же утро. Что означало, что Какаши больше не отправился на очередную тренировку, вызванную чувством вины. Но куда, черт возьми, он делся, если так решительно не хотел, чтобы Генма преследовал его? Он нахмурился, раздраженный тем, что не знал. Ему придется подождать возвращения Какаши, чтобы во всём разобраться. Было ещё очень раннее утро, так что ему, вероятно, следовало вернуться в свою квартиру и подождать там. Сделав выбор, Генма молниеносно вернулся в свою квартиру и вытащил кое-какое оружие, требовавшее его внимания. Он никак не мог заснуть после произошедшего с той женщиной, поэтому решил так потратить своё время. Хотя он и не собирался афишировать, что они лучшие друзья — это звучало немного по-детски, — Генма был чертовски уверен, что позаботится о том, чтобы никто больше не говорил гадостей о Какаши в его присутствии. Он также волновался, что Гай украдет его место лучшего друга Какаши, хотя понимал, как это глупо, но ничего не мог с собой поделать. Обычно, однако, больше всего ему приходилось беспокоиться о самом Какаши — и сомнительном психическом здоровье этого человека. Несмотря на боязнь близости, Генма, по крайней мере, пытался общаться. У него были друзья, куча друзей. Какаши, тем временем, был гораздо более осторожен, держал всех на расстоянии, иногда даже Генму, и уходил в себя, когда дела шли плохо. И сейчас сосед Генмы снова замкнулся… но делал он это в манере, которая была странной даже по его меркам. Странное поведение само по себе не являлось для него чем-то необычным — скорее, было бы странно, если бы он вёл себя нормально, — но последние несколько недель Какаши нервировал Генму чаще, чем обычно. Или, скорее, стало больше людей, преследующих Генму из-за странного поведения Какаши. Генма предположил, что в первую очередь это его вина, что он позволил другим понять, чей он сосед. К настоящему времени эта информация превратилась в хорошо известный факт — как минимум, в определенных кругах, — а это означало, что всякий раз, когда кто-то не мог связаться с этим человеком (или слишком его боялся, чтобы сделать это), то этот кто-то всегда обращался за помощью к Генме. К счастью, дзюцу невидимости Генмы работало просто отлично, так что он исчезал из поля зрения своих коллег, когда те начинали его раздражать. Но проблема заключалась в том, что он не мог быть невидимым круглые сутки, а в последнее время, казалось, его дорогие коллеги искали его двадцать четыре на семь из-за его соседа. Только вчера ему пришлось контактировать с Тензо, который утверждал, что этот человек украл его хаппури бог знает по какой причине, и поскольку он не мог связаться с этим человеком сам, он пошел требовать объяснения от Генмы. Почему-то эти люди, по-видимому, верили, что у него есть ответы на все вопросы о Какаши. В конце концов, они были соседями. А не телепатически связанными близнецами Нара-Яманака. — Почему ты не считаешь, что это сделала просто кошка? — он счел своим долгом шутливо спросить. — Просто кошка не смогла бы прокрасться мимо моих ловушек и забрать хаппури! — Не знаю, Тензо. Я слышал, что Тора довольно умелая. — Ширануи-сан, пожалуйста. Я говорю вам: это был семпай. Он даже воспользовался моей коллекцией травяного мыла! Да. Конечно. Это действительно похоже на него. Тем не менее, Генма был хорошим лучшим другом, поэтому он прямо сказал Тензо, что Какаши никоим образом не причастен к краже его имущества (а если бы и был, то это было бы заимствование имущества), и нет, его также не было в его квартире в данный момент, конечно, нет, он бы не стал так нагло лгать о таких вещах. Тензо поверил ему на слово. К сожалению, так было не всегда. Генма вздохнул, прекратив заточку катаны, когда снаружи донесся голос Гая. — Мой вечный соперник! В этот день Юности и Самореализации я вызываю тебя на Соревнование… Генма задернул жалюзи. Боже, иногда быть соседом Какаши так утомительно. Это снова подтвердилось, когда Зеленый Зверь Конохи без разрешения расположился на балконе Генмы после некоторого времени безуспешных попыток дозваться до Какаши, чтобы продолжить выкрикивать вызовы через улицу с лучшей точки обзора, совсем как настойчивый шпиц. Генма вздохнул, доставая свои беруши и надевая их, чтобы продолжить заточку теперь уже двух своих чокуто. На днях он услышал, что у Гая и Какаши возник какой-то конфликт — что еще более странно, потому что конфликт с Какаши? Какаши противостоял кому-то напрямую? Нет, это невозможно, — за исключением того, что это произошло, и, по словам Гая, Какаши даже не имел для этого веской причины. Генма бы поспорил, однако в таком случае он бы чувствовал, что предал доверие Какаши, если бы выслушал сначала версию событий Гая или если бы вообще влез в это дело, если только Какаши не попросит его об этом. Чего он не сделал. Так что ему оставалось только неловко пялиться на стоящего на его балконе мужчину в зелёном. Неужели эти двое все-таки помирились? Генма никогда не понимал их дружбы. Он вздохнул, на мгновение вынимая затычку из уха. — Эй, Гай. Вы с Какаши помирились? Гай прекратил кричать, обернулся и одарил его ослепительной улыбкой. — Мы так же молоды, как в тот день, когда впервые с боем встретили нашу Юность! — Ааа… это хорошо. Итак… он извинился? — Генма сказал себе, что не будет совать нос в чужие дела, но он действительно заинтересовался странным поведением Какаши. Если тот вел себя достаточно странно, чтобы начать драку первым, мог ли он вести себя еще более странно и положить этому конец? Генме необходимо знать. Его товарищ по команде показал ему большой палец. — Он пришел, чтобы все мне объяснить! Мой юный вечный соперник понял то, чего не понял я! Пусть мне будет вечно стыдно за такую ошибку! Он был прав, что злился на меня! Ага. Значит, Какаши все-таки снова поговорил с ним… как замечательно. Генма стал размышлять о странном поведении этого человека, а Гай повернулся и крикнул не в то окно. Однако Гай и Тензо — не единственные, кто сообщал ему о странном поведении Какаши. Главная причина, по которой так много людей преследовали его в последнее время, — это жалоба от имени Харуно Сакуры… и беседа, состоявшаяся у нее с Цунаде-сама перед миссией в Песок, в которой она поведала, как ее джонин-сенсей — Какаши — игнорировал ее в течение первых пяти месяцев ее карьеры. В результате половина АНБУ вступила на тропу войны. Не помогло и то, что Какаши являлся объектом зависти и негодования многих агентов. Для значительной части АНБУ — особенно для новичков с манией величия — это оказался идеальный шанс наброситься на него с позиции морального превосходства. Неважно, что значительная часть из них имела такое же предубеждение против гражданских, как и все остальные. За одну ночь они внезапно превратились в защитников гражданских прав и девушки, которую они никогда не встречали и которой никогда раньше не старались изо всех сил помочь. Какаши, будучи Какаши, просто игнорировал всё это, но его честь тоже немало кто бросился защищать. Значительная часть АНБУ была обязана ему жизнью или смотрела на него как на своего рода защитника справедливости, в то время как другие не любили Сакуру просто за то, что она родилась гражданской, или за то, что она лишила наследниц Хьюга или Яманака шанса учиться у Цунаде. В результате АНБУ практически идеально разделились надвое по этому вопросу — и ни одна из сторон не уступала. Самым забавным было то, что Сакура определенно понятия не имела о внутренней войне, которую разожгла среди элиты Конохи, и Генма бы удивился, если бы Какаши знал гораздо больше. Этот человек никогда не прислушивался к сплетням. Ему чертовски повезло, что Генма оказался достаточно великодушен, чтобы уговорить сторонников Сакуры отступить, иначе те, возможно, закончили бы со взорванной квартирой. Пинки неплохо справилась, завоевав преданность АНБУ, пусть и неосознанно. Генма усмехнулся про себя, вспомнив маленькую гражданскую девочку, которой она когда-то была. С тех пор она прошла долгий путь. В первый раз он увидел ее прямо перед экзаменами на чунина. После того, как печать Наруто повредилась во время миссии в Волне, сандайме назначил Генму тенью седьмой команды на случай чрезвычайной ситуации. Поскольку ему нечем было заняться, кроме как наблюдать за тремя детьми, с которыми его сосед носился целые сутки, он посвятил довольно много времени размышлениям об их психологии. Генме нравилось разбираться в людях. Как они выходили из себя. Какие у них были мотивы. Что им нравилось и что не нравилось… Наруто и Саске занимали большую часть его внимания, по крайней мере, вначале. Он наблюдал за их тренировками перед экзаменами на чунина, за странным тестом Ируки для них троих, но, к сожалению, его вернули в гвардию сандайме, когда начали прибывать иностранцы… Если бы его не вернули, он бы смог помочь детям, когда те столкнулись с Орочимару. Увы, Генма испугался так же, как и все остальные, когда узнал, что произошло на самом деле. Он видел их предварительные матчи, ему поручили следить за Наруто сразу, как стало известно о присутствии Орочимару (Какаши назначили защищать Саске, Генме — Наруто… хотя это показалось лишним, когда парень столкнулся с Джирайей). Он совсем забыл о Харуно Сакуре вплоть до того момента, пока Наруто по настоянию Джирайи не разыскал ее за день до финала экзамена на чунина, чтобы вместе поесть рамен. Сакура была очень добра к блондину, пожелала ему удачи и выслушала пересказ его приключений с «мудрецом-извращенцем»… но потом Сакура сказала кое-что, что привлекло его внимание. Просто небольшой комментарий, что она вообще не тренировалась в промежутке перед этапами экзамена. Она только приносила Ли цветы: «Немного скучно по сравнению с тобой, Наруто, ха-ха!» Она хорошо отшутилась, совершенно небрежно, до такой степени, что стоящий за ее словами смысл пролетел мимо Наруто, но скрытое послание не ускользнуло от Генмы. Какаши не назначил ей учителя? Он не знал. Генма предполагал, что тот нашел сенсеев для всех трёх своих учеников. Тот факт, что он, по-видимому, этого не сделал, был… ну что ж. Это было довольно дерьмово. В защиту своего лучшего друга он мог сказать, что каждый джонин в деревне в то время был довольно занят, переживая из-за возможного вторжения. Поскольку Сакура не сдала последнюю часть экзамена, имело смысл, что Какаши захотел сосредоточиться на двух объектах высокого риска, находящихся под его опекой. Девушка прошла через небольшое испытание в лесу. Может, Какаши хотел позволить ей отдохнуть. Но всё же… только из этого комментария стало очевидно, что она явно хотела, чтобы о ней не забывали. Учитывая то, что Генма знал о Какаши — как тот боролся изо всех сил за каждую крупицу знаний, которыми в итоге обладал, за каждое дзюцу и каждое ката, — логично, что он ожидал такой же самоотдачи от своего ученика. Воспринимал это как нечто естественное. Генма сам несколько раз подменял учителей в Академии, и он мог сказать, что практически невозможно не отдать предпочтение студентам, которые точно знали материал урока, а не тем, кто выглядел так, будто предпочел бы быть где-нибудь в другом месте. Какаши, очевидно, сравнил поведение Сакуры с поведением двух мальчиков, решил, что ей чего-то не хватает, и оставил всё как есть. Генме, честно говоря, она тоже не очень понравилась, когда он увидел ее впервые, но, по крайней мере, он достаточно знал, чтобы понимать, что ее фанатство являлось стандартным поведением девочки-подростка. Однако из-за этого Сакура выглядела так, будто она не особенно увлечена учебой. За исключением того, что этот комментарий звучал удивительно горьким для того, кто не хотел учиться. Только тогда Генме пришло в голову, что Сакура — гражданская. Большинство шиноби не знали бы этого из-за культурных различий между гражданскими и клановыми, но Генма тоже родился на гражданке, и он также спал со многими гражданскими женщинами. Генма знал, что, в отличие от клановых женщин-шиноби, гражданских девушек с юных лет приучали не подниматься выше своего положения. Во многих семьях шиноби, за исключением, может, очень традиционных, таких как Хьюга, всё было совершенно по-другому. Возможно, потому, что куноичи с более сильной волей, как правило, имели более высокие показатели выживаемости и шансы на продвижение по службе, но общее эмпирическое правило заключалось в том, чтобы обычно именно сильные, напористые женщины достигали вершины иерархии шиноби, подавая яркий пример для подражания остальному сообществу. Матери-шиноби пытались научить своих дочерей быть напористыми, иногда даже чрезмерно, чтобы занять себе высокое место в обществе, когда вырастут. Хорошим примером являлась сама Цунаде. Генма почти забыл, что Сакура родилась на гражданке, потому что она тоже вела себя довольно напористо, по крайней мере на первый взгляд. Казалось, у нее никогда не возникало проблем с высказыванием своих мыслей, с криками на Наруто или поливанием грязью наследницу Яманака во время предварительных матчей, на которых Генма видел ее сражение. Но теперь ему пришло в голову, что, возможно, это всё — лишь фасад. Возможно, Сакура просто подражала поведению своих одноклассниц, воспитанных шиноби, чтобы достичь того, кем она была, и это не означало, что она действительно усвоила эти ценности. Это означало, что, возможно, где-то в глубинах ее психики все еще сохранялось ее гражданское воспитание. Брак важнее карьеры. Надо быть послушной женой. Помнить своё место Ни о чём не просить. Генма принял к сведению эту теорию, решив позже рассказать о ней своему соседу, а также о расстройстве Сакуры из-за того, что она не училась. К сожалению, произошло так много событий, что у него это совершенно вылетело из головы. Сначала вторжение, затем целая череда похорон, посещение близких друзей, просто безумная нагрузка, сваленная на него советом. И когда он действительно подумал о Какаши, это произошло в контексте его близкого столкновения с Итачи, которое закончилось комой на несколько месяцев. Затем смена каге отвлекла всё его внимание, а после выслеживание и встреча с Сенджу Токой, так что он полностью забыл о Сакуре. Год после вторжения был, можно сказать, худшим в его жизни. Всё это время он вообще не видел своей кровати. Так как он единственный мог использовать хирайшин, вскоре решили, что именно он будет руководить координацией теневыми силами Конохи и заботиться о коммуникационном и транспортном аспектах. Поэтому его сняли с привычного поста при охране хокаге (потому что хокаге не было) и отправили на поле боя в подчинение непосредственно Наре Шикаку и самому Кума-сану. Генма постоянно бегал от одного к другому, чтобы сообщить командам АНБУ о назначениях на местах, и чтобы значительно сократить время в пути, часто приходилось использовать хирайшин для их перемещения или оказания помощи где-либо. По сути, его понизили в должности до прославленного мальчика-посыльного. Это было… не очень здорово. Ему пришлось стать тем, кто говорил напряженным и уставшим агентам АНБУ, что нет, они пока не могут вернуться домой, что им нужно завершить миссию на другом конце страны через десять минут, и нет, он не знал, когда им разрешат вернуться. Ему пришлось стать тем, кто слушал, как они в гневе кричали на него, что их дочери росли без них, или о том, что их бросила жена, или о чем-то еще, и пытался успокоить их. Он стал посланником. Не Кума, не Шикаку — он. Всегда Генма получал дерьмовую работу. Всё это достигло кульминации в тот день, когда ему наконец разрешили вернуться в деревню только для того, чтобы увидеть, как его лучшего друга высмеивают перед всем советом старейшин. Генма знал, что если ему пришлось худо, то Какаши — ещё хуже. С Какаши из всех АНБУ больше всего приходилось возиться, в результате он получил место в первом ряду из-за ухудшающегося психического и физического здоровья этого человека — ну, у него ухудшалось всё. А теперь ещё и это. Ему было так больно смотреть на это, что ему захотелось спуститься туда и перегрызть Данзо гребаную глотку. Единственная причина, почему он всё ещё себя контролировал, заключалась в том, что сам Какаши сохранял ледяное спокойствие. Однако, когда он покидал зал заседаний, его кровь продолжала кипеть. Как они могли так поступить с Какаши? Этот человек буквально пожертвовал все свои деньги, чтобы оплатить необходимый ремонт, провел каждый час бодрствования в течение года, рискуя своей жизнью в ряде миссий S-ранга, а они осмелились обвинить его в том, что этого недостаточно?! Генма вчера пробегал мимо квартиры Какаши: оттуда пахло чем-то неприятным и в крыше образовалась большая дыра. Необходимость смотреть, как эти старейшины снова и снова набрасываются на Какаши, так разозлила его, что ему пришлось покинуть зал суда, чтобы успокоиться и подышать свежим воздухом. Ему следовало знать, что он будет не единственным, кто в ярости покинет это жалкое подобие судебного процесса. В ту секунду, когда он вышел в коридор, из ниоткуда взметнулась рука, схватила его за воротник и толкнула назад с такой силой, что он ударился головой о стену от инерции. Он посмотрел в глаза своему противнику. — Мне насрать на твою потребность подлизываться, — выплюнула она ему в лицо. — Ещё одно задание, Ширануи. Если они отправят его на ещё одно задание, не дав передышки, я возьму дело в свои руки. И тебе не понравятся последствия. Генма был мастером блефа и обмана. Он первый начал блефовать, чтобы заставить других делать то, что он хотел, обманув изрядную долю своих врагов только с помощью психологической войны. Он сразу понял, что Мегуми не блефовала. — Можешь отпустить меня, — сказал он наконец. Женщина зарычала, ее глаза были такими мертвенно-бледными, что все его инстинкты кричали ему схватить оружие и перерезать им ее горло. — Мегуми, — повторил он низким, опасным голосом. — Отпусти меня. — Генма, — прошипела она. — Послушай меня. Либо исправь это, либо разберись с последствиями моих действий. Выбирай. — Это не так просто… — Это так просто, — прошипела Мегуми. — Сандайме больше нет. Теперь, при Цунаде, моё влияние куда меньше… — Послушай, Ширануи. Мне плевать, если дерганье за ниточки за кулисами на этот раз не поможет. Если Какаши не разрешат спать в его квартире в течение месяца… Она не произнесла это вслух. Генма вздохнул. — Я услышал тебя, Мег. Пожалуйста, отпусти меня. Бывшая АНБУ наконец отпустила его, ее глаза были достаточно холодны, чтобы разрезать ледяное пламя. — Лучше бы тебе это сделать. Совокупности ужаса от унижения Какаши и последующей маленькой психопатической выходки Мегуми оказалось достаточно, чтобы по-настоящему взбодрить Генму. Вопрос был проблематичным: единственный человек, который мог бы приблизиться к замене Какаши на поле, — это, возможно, сам Генма, и он тоже был по уши в работе, даже если это была значительно менее опасная работа. Но в чем не было никаких сомнений, так это в том, что им нужно было найти кого-то, кто разделил бы бремя Какаши, Единственная проблема заключалась в том, как это сделать. Вернее — кто. Кто мог взять на себя большую часть миссий этого человека? После того, как он покинул АНБУ, единственными оставшимися в организации членами команды Ро являлись Тензо и сменившая Мегуми Югао — наполовину член команды. Никто из них не способен вынести то же, что и Какаши. Генма не хотел посылать Тачи-тян выполнять задания этого человека. Он был лучшим другом Какаши, но он безумно любил свою младшую сестру… он не мог так поступить. Особенно теперь, когда Тачи занимала должность главы отдела расшифровки, а Мегуми пыталась получить разрешение вернуться в поле, но всё ещё его не получила. Другие бывшие участники умерли. Но если бы они не нашли подходящую замену, которая взяла бы на себя хотя бы часть его миссий, Генма не смог бы убедить совет облегчить его бремя. Они с ка-сан поговорили почти с каждым человеком в деревне, перевернули каждый камень и проверили возможные контакты, когда, наконец, решение представилось само собой в виде самого неожиданного источника: Данзо Шимуры. Генма никогда так не благодарил свою счастливую звезду за способность своей ка-сан поддерживать сердечные отношения с такими, как этот человек. Данзо пригласили на чай после того, как он встретился с его матерью и сказал ей, что у него, возможно, есть что-то для них. Естественно, ка-сан попросила его присутствовать, потому что… хорошо. Это же Данзо. Итак, они сидели на веранде, попивая чай, пока Данзо рассказывал им историю Сенджу Токи. Очевидно, в клане Сенджу было двое живых членов, и никто об этом даже не знал… И Данзо подумал, что неизвестный мог оказаться деревне полезен. — Почти все считают её мертвой, — сказал Данзо, — но правда в том, что она просто ушла. Давным-давно. Он объяснил, что приложил немало усилий, чтобы выяснить, куда, черт возьми, подевалась эта женщина, пока не добрался до конца тропы. — Все признаки указывают на то, что она отправилась на темный континент, — сказал Данзо. — Вероятно, она начала там новую жизнь… если сможешь убедить ее вернуться, я проголосую за то, чтобы ей поручили часть миссий Хатаке. По сути, этот человек не собирался отправляться в такую опасную экспедицию, поэтому просил Генму и его ка-сан организовать ее. Генма не совсем пришел в восторг, услышав это возможное решение, но к тому моменту они с ка-сан уже исчерпали все другие варианты, поэтому в конце концов он сказал Данзо, что всё-таки попытается разыскать Сенджу Току. — Очень хорошо. Разумеется, Корень будет с тобой сотрудничать. Как оказалось, иметь Корень на своей стороне было сродни бегу с ветром за спиной. С Данзо на борту всё шло гладко. Мегуми получила разрешение вернуться в строй — при условии, что никто, особенно Какаши, не пронюхает об этом и что она будет выполнять свои медицинские обязанности, чтобы не вызывать подозрений, — а Генма узнал, что ему предоставили отпуск с заверениями, что Мегуми и Корень прикроют его, пока его не будет. Для отпуска также пригласили двух других высококлассных шиноби, и, естественно, Тачи-тян настояла на том, чтобы сопровождать его, учитывая, что темный континент, по слухам, был родиной настоящих драконов. Путешествие в место, куда отправлялись только купцы и откуда редко возвращались, прошло… ладно. Невообразимо. Из двух агентов, отправленных сопровождать их, одним был уважаемый Хьюга, известный своим хорошим дальним зрением, идеальным для поиска одинокой женщины на просторах целого континента, в то время как другой… ну, с другим немного сложнее. Яманаку Шинго — капитан АНБУ с сомнительной репутацией — внезапно освободили от его обязанностей, чтобы тот без вопросов сопровождал Генму в каком-то странном путешествии. Это казалось… немного подозрительным. Показательный пример: присутствие Шинго сделало путешествие еще более напряженным, чем то могло быть в обычном состоянии, но, по крайней мере, присутствие его сестры, рассматривавшей все попадавшиеся им статуи драконов, немного подняло настроение. Им удалось выследить Сенджу Току только после того, как они сдались в своих усилиях сократить время пути до темного континента, во время остановки в подлом месте под названием Дэнфэн. Сначала никто не понял, что они нашли свою цель, когда к ним подошла пожилая женщина и спросила на безупречном японском, что они делают так далеко от дома. Обрадованные тем, что нашли кого-то, кто говорит на их языке, они приняли ее приглашение выпить чаю в ее маленькой хижине. Снаружи начался дождь, и, похоже, он не собирался прекращаться еще несколько дней, и они объяснили, что ищут кого-то по имени Сенджу Тока и причины этого, а старуха просто выслушала их. Она поставила свою уже допитую чашку с чаем на стол и сказала: — А, тогда вам повезло. Я Сенджу Тока. Сначала Генма подумал, что она шутит. Но она не шутила. Он сразу же пришел в ужас. Потому что эта пожилая женщина явно не годилась в бойцы. Если бы у нее были сыновья… Но у нее явно их не было. Возвращение с ней в Коноху могло бы помочь деревне — в конце концов, иметь рядом еще одну Сенджу просто неоценимо, — но это, конечно, не помогло бы Какаши. Поэтому он не радовался так, как все остальные, когда после долгого обсуждения старуха согласилась вернуться с ними в Коноху, чтобы помочь поставить деревню на ноги, пока в ней не отпадет необходимость. Излишне говорить, что старейшины чуть не впали в истерику, когда Тока просто заявилась на заседание совета. Цунаде восприняла это спокойно. После этого все остальные последовали ее примеру. Два дня спустя, в полевых условиях, у Мегуми тоже чуть не случился припадок, хотя и другого рода, когда Генма появился со старухой на буксире, язвительно оглядела ее с ног до головы, а затем холодно зашипела на него. Мегуми спросила, как он мог осмелиться заставить ее вот так надрывать задницу только для того, чтобы вернуться с «этой старой пердуньей»?! Она работала на двух работах полный рабочий день, заставила всю деревню считать, что она отдыхает во время кризиса, а он посмел вернуться с каким-то пережитком артрита? Неужели он действительно думал, что старая шлюха сможет справиться хотя бы с десятой частью нагрузки Какаши, и бла-бла-бла-бла. Его дух покинул его тело в какой-то момент между «вырезанием внутренностей Данзо» и «ты, козлобородый хуесос, тебе поручили только одно задание!» Генме едва хватило сообразительности, чтобы заметить холодный взгляд, промелькнувший в глазах Токи на долю секунды, пока продолжалась эта речь. Он на мгновение задумался о том, что бы сделала Тока: стала бы она защищаться, видя подобное неуважение, или нет. В конце концов, Мегуми осыпала ее оскорблениями и вела себя так, словно Тока была мебелью. Но в самом деле, что могла сделать такая старая женщина? Когда Мегуми не пряталась за своей милой маской, она заставляла людей писаться в штаны от страха. Генма в действительности тоже разочаровался: какой бы чопорной и морщинистой она ни была, он действительно сомневался, что Тока сможет выполнять какую-либо работу шиноби, несмотря на ее уверения в обратном… тем более работу шиноби на уровне миссий Какаши. После нескольких минут сердитого шипения Мегуми, наконец, закончила, и они приступили к работе. А именно, им нужно было избавиться от вражеского лагеря, который Мегуми в любом случае собиралась атаковать, прежде чем они появились. Так как Цунаде не хотела оставлять старуху одну, она отправила Току-саму на миссию, с которой Мегуми и так могла справиться, и велела Генме присмотреть за старухой. Он мог отчасти понять, почему Мегуми разозлилась, в свете того, что они «украли ее соло», поэтому Генма на самом деле не пытался заступиться за Току, когда Мегуми грубо сказала старухе подождать здесь, пока они со всем разберутся. Тока улыбнулась им, спокойная, как им заблагорассудится, и села на камень. — Ах, черт возьми, мои бедные кости, — ворчала она всё время. Генма заверил ее, что они скоро вернутся, что она могла отдохнуть, при этом постоянно сожалея о потраченных усилиях по выслеживанию старухи. Он рад за Цунаде-саму и все такое, но кто-то в таком возрасте, вероятно, не смог бы сильно помочь им с их проблемой. Неужели Данзо манипулировал им? Он настолько разозлился из-за этой мысли, что, когда они с Мегуми ворвались во вражеский лагерь, Генма был готов полностью уничтожить их. …однако убивать было некого. Осталась только… стайка бабочек, порхающих над морем трупов. Мегуми первая пришла в себя и отправила водяного клона проверить один из трупов. Даже клон неохотно приближался к жутким, окровавленным бабочкам. — Тела все еще теплые, — сказала Мегуми, определяя их температуру с помощью клона. — Что бы ни случилось… это произошло всего несколько минут назад. Может, даже меньше. — Если бы ты не тратила впустую столько времени, крича на меня… — Генма замолчал. Его глаза обвели комнату. Каждый из трупов был… проткнут ножами и катаной, некоторые продолжали держаться за них… они, возможно, пытались их вытащить? Казалось, что произошла какая-то драка, спор между двумя сторонами, но… для подобного было слишком тихо. Они стояли буквально совсем рядом с ними, и всё же они вообще ничего не слышали. Все эти люди умерли… в полной тишине. Дрожь пробежала у него по спине. — Что бы здесь ни произошло, я думаю, нам следует уйти, — произнес он, ни на секунду не отрывая взгляда от смертельных бабочек. — Эти твари имели какое-то отношение к этой резне. — Да, давай убираться отсюда, — даже Мегуми выглядела встревоженной. Они оба на предельной скорости выскочили из здания. Когда они вернулись к Токе-сама, сердце Генмы чуть не остановилось в груди. — Тока-сама! — Убирайтесь на хрен подальше от этих тварей! — закричала Мегуми прямо рядом с ним, уже складывая ручные печати. Генма оказался быстрее и сумел хирайшином притянуть женщину (ранее он дал ей меченый кунай) и оттолкнуть ее подальше от этих жутких бабочек, окруживших ее. Брови Токи-самы приподнялись, как только они снова появились в нескольких деревьях от них. Мегуми как раз находилась в процессе стрельбы по бабочкам с помощью одной из своих специальных техник. Тот факт, что она сразу же начала использовать свой кеккей генкай, говорил сам за себя. — Эй, девочка. Какого черта ты творишь? — Тока-сама закричала рядом с ним. — Оставь мой призыв в покое. Мегуми резко остановилась, повернувшись и непонимающе уставившись на женщину. То же самое сделал и Генма. Тока-сама просто холодно смотрела на них, особенно на Мегуми. — Ваш… призыв? — спросила Мегуми через мгновение. — Да. Мой призыв. Словно в подтверждение слов Токи-сама, смертельные бабочки начали порхать вокруг них и старой женщины, красивой и в то же время пугающей, но они не причиняли ей вреда. Одна из бабочек отделилась и полетела к Мегуми, продолжающей стоять на своем, как это было типично для нее. Бабочка села на переносицу Мегуми, и… ничего не произошло. Или, по крайней мере, насколько Генма мог видеть, ничего не произошло, но затем глаза Мегуми закатились и она безвольно упала на землю. Генма дернулся, внезапно насторожившись. Он лихорадочно огляделся по сторонам, но никакие бабочки к нему не приближались. Старуха наблюдала за ним. — Позволь мне прояснить одну вещь, мальчик. Мне не нужна нянька, — холодно сказала Тока. — Попытаешься пойти за мной — будут последствия. Мне всё равно, приказала ли тебе это Цуна. Я буду делать свою работу, а ты будешь держаться подальше. Понятно? Генма уставился на нее широко раскрытыми глазами, а затем поспешно кивнул. — Да. После секундного шока с его стороны Мегуми пришла в себя и тяжело села. Она ничего не говорила, никому не смотрела в глаза, тем более старухе. Генма не думал, что он когда-нибудь почувствует необходимость позаботиться о ней, но прямо сейчас он это чувствовал. Мегуми просто пялилась в какую-то отдаленную точку и ничего не произносила. Тока, шаркая, подошла к ней, пока не встала прямо над Мегуми. — Ну? Чего ты сидишь без дела? — спросила ее старуха. — Я думала, у тебя так много дел? Мегуми повернулась, ее челюсть затряслась, и она поднялась на ноги, упрямо заставляя себя посмотреть на Току. — Да, давайте вернемся, — проворчала она. Они не обсуждали этот инцидент. Пока они бежали, Генма заметил, что пальцы Мегуми дрожат. Она пыталась скрыть это, сжимая катану, но Генма всё видел. Она была бледна и слишком сильно обливалась потом, учитывая их нынешнюю нагрузку и температуру. Что бы ни случилось, это затронуло ее… Что-то нехорошее. Очень нехорошее, подумал он, потому что, когда ей снова пришлось обращаться к Токе, если уж ей непременно нужно было использовать ее имя, Мегуми назвала ее Сенджу-сама. В последующие месяцы, когда Генме приходилось вытаскивать Току-саму из того хаоса, который та учинила над их несчастными врагами, женщина тяжело дышала, промокала лоб платком и требовала, чтобы они передохнули — но Тока всё равно всегда, неизбежно, одерживала победу. Оставалась последней выжившей. Она, восьмидесятилетняя женщина. Откровенно говоря, это было страшнее, чем наблюдать, как кто-то юный убивает врагов. Если какая-то миссия Токи выдавалась особенно сложной (обычно она получала S-ранги Какаши), старуха говорила что-то вроде: — Генма, будь добр, одолжи мне немного своей чакры, хорошо? Затем она заставляла Генму использовать чакру, чтобы призвать самых страшных призраков, с которыми он имел честь встречаться: печально известных белых тигров нидайме… которые, как оказалось, на самом деле были ягуарами с армией мотыльков, прилипших к их шкуре. Призыв оказался ужасающим. Генма видел, как эта тварь убивала без разбора… на уровне среднестатистического ниндзя S-ранга. Невероятно быстрая, умеющая использовать базовые ниндзюцу — достаточно, чтобы таскать Току на себе, меняя размер, — а также способная к сложному гендзюцу благодаря прилипшим к ней мотылькам. И это без упоминания о ее интеллекте… да. После этого Генма стал уважать Току-саму. Она нравилась ему так сильно, что ему было почти грустно видеть, как их маленькие беседы в середине миссий обрываются, когда его вызывают обратно в деревню. К счастью, ка-сан, по-видимому, заботилась о цыплятах и свинье Токи-сама (старуха настояла на том, чтобы перевезти их в Коноху аж с темного континента), что дало ка-сан прекрасный повод предложить Токе пожить у них некоторое время, прежде чем вернуться на темный континент, используя свою лучшую тактику убеждения, чтобы заставить Току-саму согласиться. Таким образом, он смог видеться с Токой-сама даже после того, как вернулся к рутинной работе. Именно тогда, когда он вернулся на свой обычный пост в гвардию каге, он увидел ее и вспомнил. Харуно Сакура. Он чувствовал себя чертовски виноватым за то, что забыл единственного человека в схожей с ним ситуации — они оба гражданские, — которому он решил помочь раньше. Как меньшинство, люди гражданского происхождения должны были присматривать друг за другом… Тогда девушка с розовыми волосами по-настоящему начала ему нравиться. Она легко скрашивала долгие и скучные смены охраны каге своей милой решимостью заставить Цунаде взять ее в ученицы, упрямо следуя за ней повсюду, как щенок, просящий о дрессировке. Генма вернулся почти через три месяца после этого, как раз вовремя, чтобы увидеть ее успех. Из-за проявленной ею наглости, когда она приставала к хокаге в течение более чем нескольких месяцев, Генма пришел к выводу, что Харуно Сакура, в конце концов, действительно обладала напористостью, и отложил эту тему до дальнейшего. За исключением того случая, когда Шизуне пришла к нему с беспокойством о психическом здоровье Сакуры: рассказала, как стала свидетелем того, как у бедной девочки случилась паническая атака, и как Шизуне не могла не волноваться за нее, несмотря на то, что внешне та казалась в норме. Генма, возможно, отмахнулся бы от ее опасений, если бы был кем-то другим. Наблюдая за Сакурой изо дня в день, он никогда бы не подумал, что ей трудно. Однако Генма имел опыт решения проблем Какаши и уже довольно много размышлял о Харуно Сакуре. Тот факт, что паническая атака Сакуры, по-видимому, была довольно сильной, если Шизуне так разволновалась, тоже вызывал любопытство. Генма уже решил, что Харуно, возможно, гораздо более искусна в сокрытии своих истинных чувств и мотивов, чем можно предположить, поэтому воспринял ситуацию всерьез. То, что он обнаружил, до сих пор удивляло его до чертиков. Он бы никогда даже не начал догадываться, как много Харуно Сакура скрывает. Начиная с того, что ее родители, похоже, умерли, и заканчивая абсолютно ужасными условиями, в которых она жила, регулярными паническими атаками, которые у нее случались, и постоянным присутствием трех теневых клонов для какого-то маниакального темпа обучения… …это, мягко говоря, вызывало беспокойства. Генма был на перепутье. Рассказать или нет. Он прекрасно знал, как шиноби, чьи психологические проблемы вытаскивали на свет божий, чаще всего подвергались публичному позору и дискриминации. До тех пор, пока кто-то находился в здравом уме настолько, чтобы лгать во время психологической оценки, это спускалось с рук. Тогда Сакура еще не закрепила за собой место ученицы Цунаде, и Генма волновался, что раскрытие ее панических атак может склонить чашу весов не в ее пользу. Не говоря уже о том, что Шимура Данзо мог подслушивать многие разговоры Цунаде, и если бы он увидел возможную психологическую нестабильность Сакуры, которую можно использовать, он мог бы пойти на очевидный шаг. В итоге Генма решил сохранить секреты Сакуры при себе. Чем больше ей будет казаться, что в ее жизни всё хорошо, тем в большей безопасности она будет от лап Данзо. К тому же Генма считал, что панические атаки бывают у всех. Возможно, это просто его предвзятость, но он обнаружил, что по крайней мере каждый ниндзя уровня джонина и выше имел какую-нибудь психологическую травму. Каждый справлялся с этим по-своему, но общее мнение, казалось, сводилось к следующему: притворяться, что всё в порядке. Сакура, само собой разумеется, была в этом очень хороша. Так что да, Пинки одержала победу. Она склонила половину АНБУ на свою сторону, и они выступили против другой половины сторонников Какаши, а ее прогресс в медицинском ниндзюцу просто ошеломлял. Не говоря уже о… её самом последнем убийстве. Неудивительно, что она вызвала столько раздоров в АНБУ. Кто-то чувствовал в ней угрозу, кто-то ею восхищался, кто-то был в долгу, кто-то ненавидел ее из принципа. Генма, конечно, внимательно следил за теми, кто ее ненавидел, а кто поддерживал, но больше всего его интересовало, по правде говоря, мнение Какаши. Той ночью Генма был на дежурстве, когда Сакура в слезах призналась Цунаде, что он, в общем-то, игнорировал ее. И хотя он никогда бы не набросился на Какаши, он так же разозлился, как и другие, услышав, как она плачет. К сожалению, мнение Какаши до сих пор оставалось загадкой. Это было странно, но… с того момента, как он узнал о ее жизненном положении, Сакура стала одной из его людей. Он находил время навестить ее минимум два раза в неделю, чтобы узнать, как у нее дела; он оставил этому парню Икуо книгу о самосовершенствовании; начал манипулировать вещами, чтобы обеспечить Сакуре какие-то связи в высших кругах. Он пришел к выводу, что если кто-то хочет продвинуться в этом мире, требуется одна из двух вещей: первая — власть, а вторая — хорошие друзья. Предпочтительно влиятельные друзья, у которых больше друзей. Сам Генма полностью осознавал тот факт, что оказался там, где сейчас, только благодаря тому, что его родители общались одновременно с сандайме и его женой. Если бы он не учился в одном классе с Асумой, то, скорее всего, сидел бы сейчас за каким-нибудь обшарпанным столом, заполняя бланки и ненавидя свою жизнь. По крайней мере, по его мнению. Другим, возможно, нравилось ходить и утверждать, что именно их тяжелая работа привела их туда, где они есть, но Генма не был таким высокомерным. Он совершенно не обращал внимания на свои собственные достижения. Многие люди усердно трудились. Вдобавок ко всему, ему ещё повезло. Он знал, что не стоит задирать нос, потому что он и его ка-сан были обязаны тем, что у них было, его связям, и он никогда не забудет этот жизненный урок. Поэтому он с юных лет научился поддерживать хорошие отношения с как можно большим количеством людей. В результате многолетней работы он теперь дружил практически со всей деревней. Другими словами, улучшение репутации Сакуры — не такая уж сложная задача, как было бы для любого другого бескланового шиноби. В разговорах часто поднималась тема больницы, и всякий раз, когда это происходило, Генма упоминал Сакуру в положительном свете, ухитряясь заставить своих собеседников поверить, что он делает им какое-то большое одолжение, раскрывая существование скрытой драгоценности Цунаде. Так случилось, что у него также были отличные отношения с большинством медсестер, работающих в администрации, и он, возможно, убедил, а возможно и нет, направить непрерывный поток элиты Конохи к Сакуре. Мегуми была недовольна таким развитием событий — раньше все разоблаченные пациенты-АНБУ находились под ее наблюдением, и особенно Какаши, — но Генма имел большее влияние, чем она. Его ка-сан и Тачибана находились на лечении у Сакуры, и он подозревал, что Тензо скоро переключится на нее, если он этого еще не сделал. Югао тоже была в затруднении по этому поводу… В этом действительно не было ничего удивительного. В конце концов, Сакура была очень хороша в своей работе. Люди, которых она лечила, хотели вернуться. Многие из коллег, которым он «раскрыл» Сакуру, подошли к нему позже и поблагодарили его за то, что он поделился с ними своей находкой, бредя, что сначала они немного опасались обращения к гражданской, но оказалось, что девочка хорошо справилась с работой. Быстро, эффективно и практически безболезненно, не говоря уже о её доброте и терпеливости. Генма сам подходил к Сакуре в реальной жизни, конечно, так же, как и его ка-сан, но он не мог сказать ей, кто он такой, из-за ее низкого уровня допуска. Он не мог сказать ей, что он всегда был АНБУ, ответственным за то, чтобы забрать ее домой, при этом скрывая ее жилищную ситуацию, и что именно он подсунул ей медицинские учебники для подготовки к тесту. Возможно, у него было молчаливое согласие хокаге — женщина ни с того ни с сего лично сказала ему, какие книги важнее, — но всё равно Генма был тем, кто принес их ей вовремя. Он не мог сказать ей ничего из этого, но он мог наблюдать за ней из тени. Он волновался после смерти Икуо, но Сакура была сильной девушкой. Она потеряла все точки опоры, но восстановилась в середине свободного падения и приземлилась на ноги. Она практически взяла на себя работу директора детского дома наряду с другими своими обязанностями, но, во всяком случае, дополнительная нагрузка, похоже, заставила ее возмужать перед лицом невзгод. Не то чтобы Сакура была черствой. Генма достаточно часто заставал ее посещающей могилы своих родителей и Икуо, чтобы понять, что ей определенно не плевать. Она просто устанавливала для себя распорядок дня и придерживалась его. Генма никогда не видел никого более остроумного, чем она. Девушка планировала всё, что делала, на несколько недель вперёд, вплоть до последней калории, которая попадала ей в рот. Она напоминала человеческие часы, следуя заведённому порядку даже в посещении туалета. Это распространялось на все аспекты её жизни: от медицинских осмотров до её способности отчитываться за каждый потраченный день — даже такие вещи, как дни принятия душа для каждой сироты, находящейся на её попечении. Сакура разработала расписание даже для каждого своего клона: начиная с учебы и заканчивая работой по дому или выполнением миссий D-ранга, и это не учитывая совершенно безумный план обучения, который охватывал целые годы. В целом, у нее самой дела шли неплохо. Ее распорядок дня оставлял ей мало времени на что-либо, кроме работы, но Генме было приятно видеть, что Сакура обрела много людей, которые очень заботились о ней. В отличие от соседа Генмы, девочка обладала двенадцатью годами жизни в счастливом, стабильном доме с полноценной семьей, на которую она могла опереться, и это было заметно. Когда начались экзамены на чунина, Генма обратился к Цунаде с просьбой подарить девушке обнаженную броню. Цунаде, как он и подозревал, не знала о существовании обнаженной брони, но она с большим интересом ухватилась за эту тему и немедленно начала работать над улучшением и без того прочного снаряжения. Цель состояла в том, чтобы создать пару перчаток, достаточно прочных, чтобы защитить Сакуру от ударных волн, вызванных техникой разбивания булыжников. Цунаде планировала попытаться научить ее этому дзюцу к экзаменам на чунина. Однако затем произошел несчастный случай… и женщина запаниковала. Она сбежала из деревни почти сразу после этого, и Генме пришлось пойти с ней в составе ее эскорта. Поскольку тот, кто пойдёт, сможет подбадривать Сакуру во время экзаменов, впервые в жизни они действительно подрались за возможность сопровождать Цунаде в обычно скучной поездке в Суну. Генма, будучи капитаном, конечно же, занял место в первом ряду на матчах. Победа Сакуры… что ж. Не хватало слов. Все так гордились ею. Освоить технику без специальных перчаток… даже Шизуне не удалось. К слову, Шизуне пришла к нему домой после экзаменов и полностью потеряла самообладание из-за этого. Она расплакалась, спрашивая, как это возможно, что она, с ее двадцатилетним опытом, не смогла справиться с тем, что Сакура освоила за полтора года. Генма мог сказать, что Сакура уже трижды изучила всё из-за своих теневых клонов, но придержал язык. Шизуне была одной из самых добрых душ, которых знал Генма, но Сакура была одной из его людей, и он не стал бы выдавать ее секреты. Он утешил Шизуне, немного поговорив о том, что в его поколении было то же самое, но с Какаши. Как Асума безумно пытался оправдать ожидания, возложенные на него деревней, и терпел сокрушительное поражение перед лицом изгоя, успех которого никто не хотел видеть. Но в основном Генма просто слушал её. Шизуне объяснила, насколько болезненно осваивать технику, как она отказалась от неё, потому что это было просто слишком тяжело. Как она иногда возвращалась к попытке сделать это и сразу же жалела об этом, как только начиналась боль. Как она пыталась утешить себя, когда у нее ничего не выходило, тем фактом, что природа её чакры отличалась от природы чакры Цунаде. Как она говорила себе, что этому просто не суждено случиться. Но у Сакуры тоже была другая природа чакры. — Она освоила дзюцу меньше чем за месяц, — Генма вспомнил, как она задыхалась от слов. — Я почти не давала ей никаких указаний… Я даже не… Я просто не могу уложить это в голове… Шизуне попыталась той ночью снова, и она продолжала ломать себе руку, пока не потеряла сознание. Генма отнес ее в больницу, убедившись, что к тому моменту, как они добрались туда, на ее лице не осталось слез. Цунаде бросила на нее один взгляд и вздохнула. Она тоже всё поняла. Шизуне смущалась из-за этого инцидента в течение нескольких недель. Во всяком случае, то, что он стал свидетелем её слез, только заставило Генму полюбить её ещё больше, хотя он и не сказал ей об этом. Он не сказал ей, что это делало её доброту к Сакуре ещё более прекрасной в его глазах. Тот день укрепил в его сознании мнение о Сакуре: если она продолжит прилагать усилия, которых он привык от неё ожидать, она станет неудержимой. Причина, по которой большинство ниндзя так и не стали великими, заключалась в том, что все они достигали своего пика максимум в двадцать пять лет. Помимо этого, физические способности человека будут медленно снижаться. Это замедлялось чакрой, а некоторые кланы (например, его надоедливый сосед или Сенджу и Учиха) старели медленнее, но в целом правило оставалось в силе. После того, как они становятся чунинами и начинают выполнять реальные миссии, времени на тренировки не остаётся. По-настоящему могущественными шиноби — это не те, кто рождался могущественным, а скорее те, кому деревня разрешала делать перерывы для тренировок. Другими словами, те, кто родился в клановой знати. Конечно, были исключения. Вундеркинды вроде Какаши или многие Учиха с их шаринганами, которые могли втиснуть годы работы в недели и соответственно расти. Вот почему шаринган был таким желанным оружием: те, кто обладал им, могли учиться намного быстрее, чем те, у кого его не было. Нормальному человеку может потребоваться много лет, чтобы овладеть определёнными техниками… но когда он это сделает, он будет слишком стар, чтобы из него вышел толк. Так что Генма думал, что у Сакуры впереди светлое будущее. Даже если у нее нет шарингана, её творческое использование теневых клонов давало ей аналогичные результаты. Насколько он понимал, она создавала клонов с таким количеством «духовной» чакры, что они действительно могли действовать на ее собственном когнитивном уровне, в отличие от теневых клонов большинства людей. Физическая чакра лучше поддавалась контролю (и она полезна для сражений), так что именно из нее состояли теневые клоны. Клоны исключительно из духовной чакрой были чрезвычайно слабыми и вызывали у пользователя головную боль. Никто не хотел их использовать… но Сакура постаралась найти способ использовать «слабых» клонов. Так она смогла втиснуть в один момент в три или даже в четыре раза больше работы, чем делала в одиночку. Генма пытался повторить её маленький трюк с клонами, но у него ничего не получилось, поэтому он подозревал, что она может также сделать что-то еще, чтобы улучшить показатели своих теневых клонов… но смысл в том, применила ли она этот трюк быстрого обучения к обучению бою, а не просто зубрежке… возможно, однажды она просто станет легендой. Особенно теперь, когда Тока-сама тренировала ее. Они называли её матерью всех куноичи. Сенджу Тока… он своими глазами видел, на что она способна. Генма не знал наверняка, действительно ли Тока-сама тренировала Сакуру, но он определенно пытался что-то придумать, чтобы добиться этого. Тока-сама однажды спросила его о Сакуре-тян. Очевидно, ее мнение о Сакуре было не таким уж хорошим из-за слухов, что девушка поверхностная и тщеславная. Генма тщательно сформулировал свою мысль, а затем ответил: — Она больше, чем кажется, Тока-сама… Я бы посоветовал не судить слишком поспешно, если это касается Харуно Сакуры. — Хмп. Но она гражданское отродье. Девушка может и талантлива, но она слишком мягкотелая для этой жизни. Она достаточно скоро сломается. — Мне напомнить вам нашу фамилию, Тока-сан? — спросила ка-сан, оторвавшись от мытья посуды и бросив взгляд на их гостью. — Я знаю ее, — ответила Тока-сама, делая недовольное лицо, — но… Я видела, на что похоже большинство гражданских отродий. Без обид. Я не испытываю к ним ненависти, просто они воспитаны для мира. Шиноби созданы для войны, — она повернулась и кивнула в сторону Генмы. — Ты, мальчик, — исключение. Ты лучший друг этого сопляка Хатаке, дружил с сыном Сару в детстве, был в команде с Зеленым Зверем Майто Гаем, и йондайме научил тебя дзюцу моего двоюродного брата. Твое детство отличалось от большинства представителей твоего класса. Из того, что я слышала о девочке Харуно, она провела своё детство, играя в куклы и занимаясь всякой ерундой, чтобы стать могущественной куноичи. Генма вздохнул. — Тока-сама, пожалуйста. Говорю вам, об этой девушке ходит много слухов. Пожалуйста, поверьте мне, у нее невероятный потенциал. Она боец. — Она так не выглядит, — Тока бросила на него острый взгляд. — Я признаю, что была не совсем честна. Я пришла в больницу понаблюдать за ней. Она позволила этой нахалке Намиаши растоптать себя. Она слишком кроткая. Генма выдохнул. Это правда, что Сакура позволяла Мегуми больше, чем следовало… или грубым пациентам… или медсестрам… Но… — Тока-сама, если позволите, — перебила ка-сан, — вы были первой женщиной, которая когда-либо сражалась на войне, верно? Так говорят все слухи. Что вы, и только вы одна, стояли рядом с великими основателями как равные. Сакура похожа на вас. Первая женщина гражданского происхождения, поднявшаяся в нашем мире. Раньше такого могли добиться мужчины, но не женщины. На днях мы обсуждали, как вас воспитывали члены вашего собственного клана. Что они пытались приобщить вас к жизни, связанной с воспитанием детей и шитьем. Вы сами сказали мне — и простите, что я заговорила об этом сейчас, — что вашим злейшим врагом в то время было ваше собственное воспитание. Что ж, исходя из моего собственного опыта, я бы сказала, что полученное вами воспитание такое же, как и у Сакуры. Гражданские продвинулись в этом аспекте гораздо меньше по сравнению с шиноби. В свете этого… разве не стоит усомниться в слухах о Сакуре? Она первая, точно так же, как и вы. Тот факт, что сильная гражданская женщина — это не приоритет, не означает, что таковой не может существовать. Генма гордо кивал в такт каждому слову своей ка-сан. Он первый поделился с ней своей теорией о воспитании Сакуры, но ему и в голову не приходило сформулировать это таким образом. Тока выглядела задумчивой. — Возможно… — согласилась она. — Но девочка слишком мягкая, — снова проворчала она, упрямая, как всегда. — Нельзя выжить в мире шиноби, не отказавшись от гражданского воспитания. Мы — порождения войны, и мы дышим ею каждый день. Недостаточно острый шиноби не сможет ничего сделать. Я не поменяю своего мнения до тех пор, пока не увижу, как ученица Цунаде покажет зубы. После этого Генма не слишком надеялся, что Тока-сама возьмёт Сакуру в ученицы после отказа Цунаде тренировать её, если она продолжит хотеть присоединиться к АНБУ… но он всё равно пытался. Он проинформировал старуху о сложившейся ситуации, и, к его большому удивлению, Тока-сама проявила большое возмущение от имени Сакуры, ворча о Цуне то одно, то другое — Генма не смог разобрать. Он не смел надеяться до тех пор, пока даже самой Цунаде не стало ясно, что Тока-сама… тоже что-то замышляет. Не в последнюю очередь потому, что она потребовала, чтобы хокаге одолжил ей все её призывы — то есть призыв Первого, — не менее трех недель назад для непонятных целей. Цунаде (и другие старейшины), конечно же, вежливо согласились, а затем возложили на Генму задачу выяснить, какого хрена ей понадобилось так много слизняков. Генма бросил один взгляд на территорию Сенджу и разразился мысленными возгласами одобрения. Затем он продолжил выдумывать какую-то дерьмовую отговорку, что Тока-сама использовала слизняков «для очистки поместья Сенджу»… что не являлось технически неправильным, ведь их кислота, вероятно, избавляла от большого количества частиц пыли, но, опять же, это не очень корректно. Он также, возможно, забыл упомянуть о причастности Харуно Сакуры, а возможно, и нет. Генма не знал наверняка, почему Тока-сама заставляла Сакуру сражаться с этими слизняками — в конце концов, это не самый ортодоксальный метод обучения, — но после того, что он ей сказал, у него возникло ощущение, что старуха решила последовать его совету. Она, по крайней мере, проверяла Сакуру, чтобы понять, кто она такая. Если Генма добьется своего и Тока в итоге полностью возьмет ее на себя (что казалось все более вероятным, учитывая тот факт, что он мельком видел этот призыв на территории), то… Сакура могла бы превзойти Цунаде… или даже саму Току-саму, подумал Генма, не смея на это рассчитывать. В конце концов, то, что он знал о навыках старой женщины, было… хорошо. Для них просто не находилось слов. Естественно, учитывая такие хорошие новости, Цунаде просто обязана была вывалить ему на голову не менее плохие, чтобы испортить ему настроение. Очевидно, женщина не шутила, когда говорила, что не хочет видеть Сакуру в АНБУ, и придумала небольшой план, чтобы добиться своего: психологическая оценка. Она хотела убедиться, что тот, кто будет тестировать Сакуру, провалит её. Поскольку хокаге, дергающий за ниточки в отношении процесса проведения экзаменов в АНБУ, вызвал бы огромный скандал, Цунаде позвала Генму и поручила ему эту работу. Она спросила его мнение, как действовать дальше. Считал ли Генма, что им сойдет с рук, что они заставят Сакуру провалить её психологическую оценку? Пока он стоял там, глядя своему каге в глаза, пока она ждала его ответа, Генма размышлял о том, что никогда еще он не испытывал такого облегчения, что пользуется доверием этой женщины, как сейчас. Естественно, Генма сразу же злоупотребил ее доверием, дав ей совершенно неправильный совет: — Что ж, хокаге-сама… используя мои связи с главой медицинского отдела АНБУ, я уверен, что смог бы всё уладить, чтобы подать прошение о специальной оценке… и, как следствие, привлечь специального оценщика. — У тебя есть кто-нибудь на примете? — Да, — ухмыльнулся Генма. — Ино Яманака, — ему удалось произнести имя с невозмутимым выражением лица. — Как вы знаете, у нее с Сакурой давнее соперничество. Я заметил, что она, кажется, очень ревнует. В свете этого, я считаю, что тайное назначение Яманаки на психологическую оценку будет идеальным способом подорвать шансы Сакуры. Ещё лучше, если это будет психологическая оценка особого уровня, поскольку разрешение на доступ к воспоминаниям Сакуры позволило бы Яманаке получить представление о её успехе и таланте… тем самым существенно подпитывая её ревность. Я полагаю, без тени сомнения, что она не даст Сакуре пройти проверку. Естественно, это было довольно далеко от истины. В действительности же Генма полагал, что произойдёт обратное. Цунаде, конечно, никогда бы не смогла догадаться об этом, учитывая, что она не знала одну важную деталь о травме Сакуры, которую скрывала голова девушки… но если Генма не ошибся в своих выводах, то на самом деле произошло бы следующее: Яманака Ино увидела бы лицо своей бывшей лучшей подруги в воспоминаниях и осознала бы, насколько отчаянно Сакура в ней нуждалась. Затем она бы пришла к тем же выводам, как и Генма, что ограничение ее карьеры могло бы только навредить Сакуре, в то время как отсутствие реальных личностей и повышение уверенности, присущие АНБУ, пошли бы ей на пользу. Это был идеальный способ вернуть Сакуре бесценную лучшую подругу, а также проложить ей дорогу в АНБУ. И сама Цунаде станет инструментом для достижения этого. Генма старался не выдать самодовольства, когда хокаге похвалила его план «саботажа». Он также очень веселился две недели спустя, когда притворялся, что сочувствует ей по поводу того, какие плохие новости пришли о Сакуре, несмотря на все их усилия, и как он недооценил характер Ино. Обычно хокаге к этому моменту почуял бы неладное, но Генма уже давно обнаружил, что в том, что касалось Сакуры, женщина была довольно слепа. Она знала, что Генма тоже глубоко заботился о Сакуре, что, по словам Цунаде, являлось причиной полагать, что он, конечно же, хотел бы уберечь Сакуру в целости и сохранности — и от АНБУ тоже. Мысль о том, что он, возможно, намеренно дал ей неправильный совет, казалось, даже не приходила ей в голову, а затем она приступила к выяснению отношений, чтобы убедиться, что Генму назначили ей в качестве цели в первом туре экзаменов. Генма получал огромное удовольствие, убирая все ловушки и скрытые опасности из своего дома, пока тот не стал абсолютно чистым — он даже наполнил свой холодильник на случай, если Сакура проголодается, — а затем с огромным удовольствием подробно рассказывал, как он всё заминировал и какое это чудо, что Сакуре удалось так быстро и незаметно всё сделать. Ах, веселые времена. К сожалению, после этого Цунаде обвинила его в том, что он недостаточно старался, так что он сомневался, что она продолжит просить его бойкотировать Сакуру. Шансы девушки попасть в АНБУ теперь находились вне его контроля… но у него не осталось никаких сомнений, что у неё всё получится. Кстати, о подставных медиках… Обычно он ее избегал, если только Какаши не оказывался буквально на пороге смерти, но совершенно странное поведение этого человека начинало беспокоить Генму. Он уже вернулся со своего ограбления? С его нынешнего наблюдательного пункта это было невозможно определить. Недостаток обращения к Мегуми — ее склонность брать дело в свои руки. У нее отсутствовало понятие «слишком много»… но её методы, как правило, срабатывали. Генма вздохнул, может, ему всё-таки стоит свистнуть ротвейлеру. Он встал, бросив взгляд на Гая, который всё ещё не покинул его балкон, но каким-то образом ещё не сорвал голос, и натянул сандалии. Затем он спокойно вынул затычки из ушей, закрыл глаза и сосредоточился на слабом следе хирайшина Мегуми. Меньше чем через секунду он появился рядом с ней. Женщина застыла на месте перед своим большим пианино, намеренно повернувшись на стуле, и с тревогой посмотрела на него. — Ширануи. Что привело тебя сюда? — А, ты знаешь правила игры, Мег. Кажется, нашему общему другу не помешал бы визит. Женщина немедленно вскочила на ноги. — Он снова ранен? — спросила она. — Нет. Просто ведет себя странно, — а ещё Гай вторгся в мою квартиру, и я хочу, чтобы он убрался. — Понятно, — нахмурившись, сказала Мегуми. Очевидно, она не поняла. Какаши всегда вел себя странно… Но она не проигнорировала бы предупреждение Генмы, он знал. Сделав свою работу, он кивнул женщине и молниеносно вернулся к себе на кухню. Как и следовало ожидать, Гай не заметил его кратковременного отсутствия. Как никто за пределами АНБУ до сих пор не понял, что Генма может использовать хирайшин, было выше его понимания. Пожав плечами, Генма вставил беруши в уши и вернулся к заточке своего чокуто. Пять минут спустя появилась Мегуми и быстро швырнула Гая на дорогу, а сама заняла его место в докучливой попытке добраться до Какаши. Женщина обычно добивалась большего успеха, когда дело доходило до проникновения в квартиру Копирующего ниндзя, главным образом потому, что она действительно знала, кто из них где живет, но сегодня всё было по-другому. Ей пришлось стучать в (правильное) окно почти двадцать минут подряд, пока оно наконец не открылось, но оттуда высунулся рычащий Бык. Нинкен крадучись выбрался наружу, закрыл окно задней лапой, а затем начал глухо рычать, ни на секунду не сводя глаз-бусинок с Мегуми. Генма чуть не поперхнулся своим утренним кофе, когда наблюдал, как женщина побледнела, а затем прыгнула с крыши, преследуемая по пятам. Несколько мгновений спустя его дорогой сосед и экстраординарный владелец собаки высунул голову из окна и начал осматриваться, предположительно, чтобы проверить, ушла ли Мегуми. Генма поднял свою кофейную кружку в знак приветствия. Какаши в свою очередь весело помахал рукой, затем быстро закрыл ставни специального изготовления, окрашенные так, чтобы они выглядели как пустая комната. Брови Генмы полезли на лоб, когда он посмотрел, как его сосед исчезает в глубине своей пещеры. Он наблюдал за странным поведением этого человека со своего балкона. Он был дома, а это означало… он вернулся со своего ограбления, верно? Хмм. Пора нанести ему визит. Легким движением запястья Генма закончил упаковывать своё теперь уже заточенное оружие и потянулся.