Я — вершитель своей судьбы?

ㅤ 2 Февраля 2003 год. Это была поистине волшебная ночь. Кто бы знал, что полярное сияние украсит собой небо над Сан-Франциско, да ещё прямо накануне Викканского праздника света. Да, данный день с переходом на ночь являлся чуть ли не самым главным для всего магического народа, и такое знамение, как огни на небе, явно сулило что-то великое. И, похоже, ошибки не случилось... Ещё с глубоких древних времён, много тысяч лет назад, существовало пророчество, согласного которому, в этот день родится избранник самой магии — дважды благословенный ребёнок, которому будет суждено владеть невиданным доселе могуществом и распоряжаться им по своему усмотрению. Множество последователей той или иной магической конфессии или общины, включая как приверженцев света, так и тьмы, пытались вовремя подгадать этот самый день, чтобы обратить родившегося мессию на свою сторону. Некоторые были убеждены, что ребёнок родится именно у них, и специально выполняли необходимые ритуалы и обряды ровно за девять месяцев до Викканского праздника, чтобы к его приходу, самолично впустить в мир того спасителя, который был необходим только им самим. Однако, к несчастью последних, этот самый ребёнок родился не у демонов, не у колдунов, а у тех, кто на момент текущих событий являлись самыми сильными ведьмами в мире — Зачарованных. Яркое лазурное свечение озаряло гостиную красивого трёхэтажного особняка, выполненного в лучших традициях викторианской эпохи. И данный свет был ничем иным, как неким откликом — воплощённой энергией чистейшей магии, которая отреагировала на то, что Избранный наконец явился в наш мир. — Я вижу плечико... второе... — заворожённо проговаривала средняя сестра — Фиби, покуда принимала роды у старшей — Пайпер. — Такого мы не ожидали! — выпучила она глаза от удивления. Пайпер была очень напряжена, чтобы как-то реагировать, а вот самая младшая из Зачарованных по имени Пейдж, стоявшая рядом с рожающей сестрой, прокомментировала: — Что случилось? И тут, из последних усилий, Пайпер вскричала, после чего на смену пришли негромкие младенческие всхлипы, а охватившая комнату лазурь засияла ещё ярче, приветствуя первенца Силы Трёх и всей Вселенской магии... а затем потухла. Взяв объятого голубым мерцанием младенца в руки, Фиби завернула его в белое одеяльце и самолично отрезала пуповину. Свечение быстро спадало и, спустя несколько секунд, погасло совсем. Ну, а далее, она развернула тельце ребёнка вперёд, так, чтобы его смогли увидеть все присутствующие, включая Пейдж, Пайпер, её мужа Лео и отца Виктора. — Это именно то, что я думаю? — ошарашенно спросила Пейдж. На что Фиби, с радостной улыбкой, ответила: — Если ты о маленькой штучке у него между ног, то — да! — Боже... — пролепетала всё ещё лежавшая на столе Пайпер, ибо рождения мальчика она никак не предвидела, учитывая, что в семье Холливелов всегда рождались только девочки. — У нас мальчик! — чуть не растаяв, вымолвил Лео, в чём его подбодрил довольный свёкор. — Иди к мамочке, — ласково протянула Фиби и передала новорождённого сына его матери. Нежно взяв того в руки, Пайпер будучи на седьмом небе от счастья, со всей любовью смотрела на свою кровинку и его миниатюрные, блестящие серо-голубые глазки. — Здравствуй, маленький, как поживаешь? — со слезами радости на глазах проговорила молодая мать и перевела взгляд на мужа. — Посмотри, какой крошечный. — Я вижу, — ответил Лео с неменьшим теплом. Ну, а Пейдж, как, впрочем, и все остальные, продолжила глазеть на ребёнка. — Это чудо... маленькое чудо, — сказала первая. — Он прекрасен, — добавила Фиби, увидев улыбку на личике ребёнка. Пайпер же ещё нежнее обняла своего сына. — Ничего не бойся... Тебя любят... Я... люблю тебя, — отрывочно проговаривала женщина, не желая отпускать того ни на секунду. Так явился в этот свет Избранный магией ребёнок. Какая судьба его ждала? Очевидно, только та, которую он сам себе изберёт, ведь как-никак, каждый человек — сам вершитель своей судьбы.

***

А в это же время, в десяти милях от особняка Холливелов, в одной из городских клиник, в родильном крыле, прозвучал младенческий вопль, принадлежавший совсем другому ребёнку. Молодой отец сидел на стуле прямо у входа в реанимацию, где находились все роженицы с осложнениями, включая его жену и, судя по взволнованному виду парня, ему явно было за что беспокоиться. Руки тряслись, чёрные волосы слиплись от пота, кожа была бледной, а под глазами висели тяжелейшие мешки. И вот, спустя некоторое время, двери в реанимацию отворились и в коридор зоны ожидания, вышел мужчина, облачённый в бирюзовый халат и белую марлевую повязку на лице. Вид у него был крайне огорчённым. — Ну что? — воскликнул парень, вскочив со стула и подойдя к акушеру, что принимал у его жены роды. Тот молчал около десяти секунд, пока с глубоким вздохом, не дал ответ: — К моему большущему сожалению, Оливер, ваша жена... — Что с Кристиной?! — выдавил из себя парень, хотя уже всё прекрасно понял. — Она не справилась с родами, — сказал врач. — Её сердце не выдержало. Лицо вдовца осунулось пуще прежнего. Пошатнувшись, он оступился, упал обратно на стул и схватился руками за голову. — Мне очень жаль, — проговаривал акушер, искренне сопереживая потере этого молодого человека. — Единственное, чем я могу утешить вас, это то, что мальчик родился здоровым. — Я не знаю, как мне теперь быть, — прошептал Оливер, продолжая прятать лицо в ладонях. — Любите своего ребёнка, этого вполне достаточно, — заявил врач, смущенно теребя пальцы. Бездумно впиваясь ногтями в виски, Оливер взглянул на акушера и выложил все как на духу: — Я считал, что ребёнок — это подарок свыше, — голос его был слаб и подрагивал от волнения. — Я не ожидал, что платой за новую жизнь станет чья-то другая. Вы хоть знаете, что Кристина была бесплодна. — Как? — опешил акушер от подобной новости. — Именно так, — подтвердил его собеседник и, найдя в себе силы, встал со стула и продолжил: — Мы пытались зачать ребёнка вот уже полтора года, но безрезультатно. В итоге, пойдя к доктору на обследование, Кристина узнала, что не может иметь детей, и мы уже задумались об усыновлении. Но тут, девять месяцев назад, вдруг выяснилось, что она всё-таки каким-то чудом забеременела. — Как такое возможно? — Не знаю, меня это не волновало, я просто был счастлив, — мрачно изрёк Оливер и прикрыл глаза. — Кто ж знал, что цена за подобное чудо, будет стоить жизни моей жены. — Оливер, я уверен... Кристина бы очень хотела, чтобы ты любил своего ребёнка так же, как вы могли бы любить его вместе. Пойдём, он тебя ждёт, — указал врач рукой в сторону реанимации, впуская парня внутрь. Тот со вздохом пошёл вперёд и, войдя в палату, сразу обнаружил лежавшую на койке темноволосую девушку. Она была всё также красива и, казалось, будто бы просто спала... Жаль только, что это было не так, и от повторного осознания случившегося, глаза Оливера заслезились. Подойдя к мёртвой жене, он прикоснулся к её холодной ладони и затем, склонившись над кроватью, поцеловал её в лоб. Никто из присутствующих медсестёр и того же акушера ему не мешали, а лишь молча, со скорбью наблюдали. Что же касается первых, то одна из медсестёр держала закутанного в пелёнки ребёнка с карими глазами и довольно заметным чубчиком тёмных волос. Мальчик даже не плакал, а как-то по-своему, мило улыбался. Попрощавшись с женой, Оливер выпрямился и, отойдя от кровати, развернулся. Так, он узрел своего сына и недолго думая, пошёл к нему навстречу. — Можно? — попросил он у медсестры, чему та, конечно же, не препятствовала. Нежно обхватив его руками, парень взглянул в глаза сына, и тихим шёпотом, произнёс: — Ты не виноват, сынок... Так уж вышло... Наверное, такова судьба. Я всё равно люблю тебя. И тотчас прижал его к своей груди. В таком положении, ни он, и никто из персонала реанимационной палаты, даже не заметили, что глаза ребёнка почернели, и в них блеснули язычки пламени. А спустя ещё мгновение, уголки его маленького рта растянулись в жуткое подобие зловещей ухмылки.