Обними меня!

О том, что Том созрел, я понял утром следующего дня вполне очевидным способом – его эрекция упиралась мне в поясницу. Всё! Нам пора спать отдельно, тем более что наш дом теперь не состоит из одной небольшой комнатушки над торговым залом. Сбежав на кухню, я долго пил кофе, глядя в окно на редких прохожих. Эта часть дома выходила окнами жилых помещений первого этажа на Лютный, и личности, тихо скользящие в предрассветных сумерках, оказывались... занимательными. Вроде той ведьмы, от которой меня спас Хагрид перед вторым курсом, когда камином меня занесло в "Горбин и Бёрк". Я вздохнул. Как давно это было. Сейчас Горбин не сальноволосый старик, а мерзкий мужик средних лет. А Рубеус - нескладный подросток, а не взрослый мужчина. А ведь на момент нашей первой встречи ему было за семьдесят. Всё же волшебники и магики стареют значительно медленнее. Про себя я даже задумываться не хотел. Через пять лет мой незрелый облик уже станет неприличным даже по меркам мира волшебства. Как бы мне не пришлось менять город, а то и страну с моей подростковой внешностью. Кажется, тот квиддичный агент, которого чуть не прикончил Том, не понял, что я взрослый человек, принял за недавнего выпускника, иначе не вёл бы себя так развязно. Нет, тут сыграли роль и шампанское, и полумрак помещения, но и мой юный вид тоже внес свою лепту в этот отвратительный акт домогательства. То, что меня явно домогались, я осознал после разговора с Томом. Тьфу, гадость какая! Я передёрнул плечами в жесте отвращения. Хорошо, что Том умеет постоять за себя и чётко блюдёт личные границы, не позволяя вторгаться в неё чужакам. Я бы с ума сошёл, если бы увидел, как моего воспитанника хватает за руки подобный субчик! Жаль, что меня в своё время никто не научил, что допускать такое по отношению к себе нельзя! Отпив кофе, я покачал головой. Том во всём оказался лучше меня, и это радовало. Но то, что Реддл так стремительно взрослел, пугало. Я оказался к этому не готов. Уже сейчас, в споре, он делает меня в половине случаев. Скоро мой авторитет окончательно пошатнётся, и мне важно успеть вложить в Тома как можно больше. То, что подростки подвергают сомнению своих взрослых – это нормально. Но как же страшно мне было упустить Тома, позволить его сердцу открыться Тьме. Пока я справлялся, но окончательной уверенности не было. Это ведь мой первый опыт воспитания. Я всё так же не верил в себя и не до конца доверял Тому. Видимо, этим утром мне предстоит выдержать ещё один бой. Я снова вздохнул. – Доброе утро! – подкравшийся сзади Том обнял меня, уложив подбородок на плечо. – Чего вздыхаешь так тяжко? – Доброе, – заведя назад руку, я запустил пальцы в густые волосы Тома. – Томми, раз мы сегодня будем приводить магазин в порядок, давай и комнаты Долиша тоже уберём? – Зачем? – мгновенно напрягся он. – Тебе нужно личное пространство, – осторожно заметил я. – В кабинете большой стол, отличная звукоизоляция и хорошее освещение, тебе удобно будет там заниматься. Спальня небольшая, так что я займу её, а тебе мы... Том резко оттолкнул меня и тяжело задышал. Развернувшись, я увидел, что он в бешенстве. Настолько сильном, что я ощутил угрозу магического выброса. Красные пятна покрывали его скулы, щёки и даже шею, он был невероятно напряжён, прожигая меня взглядом потемневших глаз. – Я терпел почти десять месяцев и мёрз в одинокой постели, а теперь ты бросаешь меня одного прямо вот так?! Между делом?! – зашипел раскрасневшийся Реддл, сжав кулаки. – Но, Том, я всего лишь сказал, что ты уже взрослый и нам пора спать раздельно, – промямлил я, не понимая причины такой дикой истерики. Да, я ожидал сопротивления, но не скандала! – Взрослый?! Мне всего тринадцать! Что такого случилось утром? Что?! – заорал он. Честно, у меня язык не повернулся сказать, что меня смутила его эрекция. Выходит, я сексуализирую своего подопечного, а это не так! Заметив мои колебания, Том добил меня: – Мне снятся кошмары почти каждую ночь, проведённую без тебя! Я еле дождался этих сраных каникул! – Но, ловец... – Он больше не помогает! – отрезал пышущий гневом Том и скрестил на груди руки в жесте отрицания, вскинул подбородок. Ноздри у него раздувались, как у породистого жеребца из конюшен Веритаса Малфоя. Я опустил руки. Напоминание про кошмары делало меня неспособным изгнать Тома из своей постели. Я и сам страдал от них в прошлой жизни и немало бы отдал за спокойный сон. Ну, подумаешь, стояк. Это же обычная физиология. Когда я ночевал с Роном в "Норе" или на Гриммо, то тоже иногда становился свидетелем того, как он дрочит. Я просто делал вид, что крепко сплю, не желая смущать друга. У Рона, в отличие от меня, с гормонами было всё в порядке – здоровый юношеский организм на пике пубертата требовал своего и трепал моих сверстников, как бульдог лодыжку. А учитывая, что я сам беспокоил его дикими криками посреди ночи, просыпаясь от кошмаров, то причинённые Уизли неудобства были просто смехотворны. Поэтому я позорно капитулировал, согласившись с тем, что я погорячился. Том злился на меня весь день, пока мы занимались первым этажом, и категорически отказался убирать спальню и кабинет мистера Долиша. На следующий день кабинет я всё же уговорил его разобрать, напирая на то, что там отличные книжные полки и он сможет расположить на них любимые книги. Том ворчал, кидал на меня злобные взгляды, гонял Мистера Лапку, настырно лезущего в помещение, командовал Дорри, паковал ненужное в коробки и без палочки творил какое-то исступлённое, мощное волшебство, заставляя предметы слушаться небрежного движения руки. Когда из кабинета пропали три кресла, банкетка, диван, несколько коробок с книгами, второй стол и этажерка, заваленная мелочами, оказалось, что комната светлая и большая. Лишь огромный секретер Долиша остался неразобранным, тёмной громадой застыв в углу. Я просто морально не был готов трогать личные вещи Арго. Том слегка расслабился и, насвистывая негромко, начал методично и аккуратно выставлять личную коллекцию любимых книг на полки. Верхнюю комнату мы переделали в спальню, оставив там только кровать, ванную за ширмой и небольшой диван перед камином, на котором мы обычно читали вечерами. Спальню же Долиша Том с помощью Дорри так заставил лишней мебелью и вещами, что к концу наших преобразований она превратилась в склад. И тогда его окончательно отпустило. В итоге таких интенсивных действий, через неделю по приезде мы открыли торговый зал. Я ошибся в своих прогнозах, торговля подержанными книгами шла бойко. У людей не было денег на новые, но потребность в знаниях никто не отменял. Колокольчик постоянно звенел над дверью, и мы даже обедали по очереди, не имея возможности оставить торговый зал. Подумав, я решил рискнуть и скупил по мелким лавкам учебники, что принесли сдавать школьники в июне. К сентябрю надеясь реализовать их с небольшой наценкой. Том посмеивался надо мной. А мне было страшно. Бизнесмен из меня, как из Хагрида – балерина. Удивительно, но я не прогадал! Как окажется впоследствии, к началу учебного года у нас раскупят абсолютно всё взятое мной для перепродажи! И, учитывая запасы еды, бедность нам, несмотря на войну, не грозила. Я даже положил излишек денег на счёт, что достался мне от Долиша. На эти деньги я планировал в следующем июне вновь провернуть нехитрую операцию по скупке-перепродаже. Для активации счёта мне достаточно оказалось предъявить гоблинам ключ от сейфа, что я нашёл в конверте с завещанием, и я смог попасть в хранилище беспрепятственно. И всё это без идентификации своей личности, которой я боялся, протягивая гоблину, сидящему за конторкой, ключ. Это оказалось очень кстати – 230 галлеонов за процедуру проверки крови до сих пор казались мне непомерной тратой. И дело не совсем в деньгах. Постепенно я создавал свою репутацию, обживался, обрастал знакомыми, связями. И острой необходимости в идентификации моей личности не было. Я ведь не сотрудник министерства, обязанный предъявить палочку для проверки и регистрации. Так, школьный учитель по полётам, лицо далёкое от сильных мира сего. Но был и ещё один момент, останавливающий меня от проверки крови. Я боялся узнать о себе нечто неприглядное. Я ведь убивал, и не раз. Гарри Поттер – Мальчик-который-убивал. А вдруг гоблины вызовут авроров, и меня просто закатают в Азкабан? Я слышал, что они вроде как не вмешиваются в дела волшебников, но так ли это? Я ведь ничего не знал об этом народе, кроме того, что они хитры и всегда блюдут собственные интересы. И даже спросить не мог ни у кого, обнажая своё чудовищное невежество. От этих мыслей по коже шёл озноб, и я просто закрывал глаза на то, что давно пора пройти эту процедуру. Кто я для этого мира? Поттер? Но как я могу быть Гарри Поттером, сыном Джеймса Поттера, если мой отец ещё не рождён? Реддл? У нас нет с Томом кровного родства. Мракс? Мои обязательства перед ним и Меропой не делают меня их родственником по магии. Тому нет семнадцати. Он несовершеннолетний. А вдруг отсутствие родства обратит на меня взоры попечительского совета и нас разлучат? Протекция Дамблдора и его свидетельство, что Том сирота, проживающий в маггловском приюте, потеряли свою актуальность. В приюте Том больше не проживает. И имею ли я право забрать его оттуда, не оформив официального опекунства? Своих прав я так же не знал. А услуги стряпчих стоят дороже, чем услуги гоблинов. И консультацию юриста я, увы, себе позволить не мог. К тому же талантливого ребёнка могут захотеть присвоить, и вдруг адвокат нарушит конфиденциальность и проболтается не тому человеку, что есть неприсмотренный мажонок. За Доротеей Смит её тётка примчалась в тот же миг, как узнала о её существовании. А вдруг проверка просто сотрёт меня из этой реальности, как анахронизм, химеру? Выправит, как помарку. Мыслей было много, и все – гадкие и дурные. Даёт ли знание правды утешение? Это как с крестражем. Я так до сих пор и не определился, благом было незнание об осколке чужой души во мне или злом? Что я должен был бы чувствовать, зная, что внутри меня частичка человека, убившего мою семью, моих друзей? Мои знания были обрывочны и не систематизированы, оттого я не мог определиться. Была бы Гермиона, она бы помогла мне в этом, но в этой реальности я доверял только Тому, да и то, крайне условно. С которым тоже не мог обсудить этот вопрос. Реддл обязательно бы начал докапываться до сути. Негативный опыт прошлых "отношений" с Волдемортом не давал мне довериться, раскрыться окончательно. Я знал, что унижаю этим и себя, и Тома. Но до сих пор о многом умалчивал, например, в тот памятный разговор в Выручай-комнате я не озвучил, как я боюсь того, что ощущение власти над другим человеком опьянит его, введёт в зависимость и расчеловечит. Так простой вопрос о проверке крови в моём случае стал сложным. Я понимал, что главной причиной сомнений является моё невежество, травмирующий опыт и предубеждение. Но это понимание не помогало мне решиться. Возможно, мне надо больше времени. Про проверку крови я узнал ещё в прошлой жизни. Нет, никто из моих знакомых её не проходил, но Гермиона собиралась провести её после войны. Подруга зажглась идеей о том, что маги и магглы – две расы одного вида в биологическом понимании и, как следствие, в социальном тоже. Так есть европеоидная, монголоидная и негроидная раса. Грейнджер считала магов четвёртой расой. Рон же считал магов отдельным видом разумных, и мои друзья не раз яростно спорили на эту тему. Когда Гермиона спросила, отчего же у неё, магглорожденной, проявилась магия, то Уизли сказал, что кто-то из её предков был изгнанным из рода сквибом – неудачным результатом межвидового скрещивания. Друзья тогда поссорились так, что я не знал, смогу ли их примирить. Гермиона кричала о расизме, о магглофобии и ещё о многих вещах, упоминая, что чистокровным дай только кого-нибудь поугнетать. Даже вспомнила какого-то дядю Рона, о котором тот отзывался с пренебрежением из-за того, что тот сквиб. Рон же цинично сказал, что раз Гермиона пришла в этот мир, то не ей попирать его законы, устоявшиеся веками. И именно в процессе той ссоры Рон предложил Гермионе пройти проверку крови, и если там найдутся древние рода, то она официально извинится перед Уизли за обвинения в расизме и магглофобии. Как оказалось, проверка выявляла всё древо предков, вплоть до шестнадцатого колена, а не до седьмого, как в стандартной родословной. Кипящая негодованием и гневом Гермиона убежала в лес, швырнув в Рона проклятым медальоном. Тот подобрал его, усмехнулся и повесил на шею. Я пытался сказать ему, что он не прав, но Рон, растерявший весь напускной скепсис, сказал мне устало: – Гарри, я за неё боюсь. Она иногда слишком категорична. И это принесёт ей немало бед. Пусть лучше она сломает копья об меня, близкого ей человека, чем о тех, кто может ей навредить. – Ты не веришь в нашу победу? – дрогнувшим голосом спросил я. – Верю. Но даже когда мы победим и нынешний кошмар закончится, Гермионе стоит пересмотреть свои революционные взгляды. Как выяснилось через пару дней – Рон и в нашу победу не верил. Он бросил меня, а когда Гермиона отказалась следовать за ним, то и её бросил. Честно, теперь я его не осуждал. Рону было что терять. И если бы мне сейчас дали выбор: близкий человек или всеобщее призрачное благо, я бы, не колеблясь, выбрал первое.

***

Помимо анонимок в Министерство, я не забыл и про своих первых знакомых в этом новом-старом мире. Когда с приведением дома в порядок было покончено, я навестил Ирму в Красном кресте и предупредил о возможных бомбёжках. С миссис Коул пришлось поступить менее деликатно. Я понимал, что иду вразрез собственным же принципам, декларируемым Тому, но в данном случае выбирал меньшее из зол. Я, презрев все уставы и статуты, под видом скупки учебников несколько раз посетил приют. В первый визит я уговорил миссис Коул связаться с одним из меценатов и пригласить его на встречу. Во второй визит я применил Конфундус, принудив этого важного господина помочь вывезти детей на побережье в Солтберри не в середине июля, как обычно, на пару недель, а на месяц раньше и бессрочно. Эта часть Объединённого Королевства никого не интересовала со стратегической точки зрения, там было безопасно. И менее голодно. Интуиция заставляла меня спешить, оттого я провернул всю операцию в сжатые сроки. И не ошибся. Через неделю после того, как детей эвакуировали вместе с персоналом, в здание приюта прилетела авиабомба. Оставшийся там сторож, мистер Лейден, погиб под обломками здания. От приюта Вула остались лишь покорёженные ворота, кучи кирпича и огромная воронка, залитая водой. Стоя у ворот, я смотрел на эту ужасающую картину и сжимал кулаки от осознания своего бессилия и почти физической боли. У войны – уродливое лицо и ей нет никакого оправдания! Слава Древним, Ирму и её помощницу успели вывезти до авианалётов, перебросив ближе к предместью Лондона, где базировался военный госпиталь. Вернувшись домой, я так и не смог признаться Тому, отчего так подавлен. Он весь вечер крутился возле меня, беспокойно заглядывая в лицо, я же, сославшись на усталость, лёг спать пораньше, и всю ночь мне снились эти покорёженные ворота, что уныло поскрипывали в ужасающей мертвящей тишине. Мысль о том, что мой Томми, мой мальчик, мог оказаться под обломками, буквально уничтожала меня. Выныривая из сна, я ощущал его руку на своём плече, слышал тихое дыхание, и мне становилось легче. Нет, всё же он прав! Я бы сошёл с ума, проснувшись в одинокой постели и не имея возможности получить подтверждение, что это всего лишь сон и Том тут, рядом и в безопасности.

***

В силу нашей занятости в этом году Малфой-менор и Уизли-холл Том посетил без меня, вручив лорду Малфою и мистеру Уизли мои записки с извинениями и подарки. Для Веритаса Том самостоятельно подобрал книгу у нас в магазине, выкопав что-то интересное в архивах, для Бредли я нашёл книгу у магглов об устройстве двигателя автомобиля. Я бы с удовольствием погостил у друзей Тома, но не мог оставить магазин, торговля в котором шла на удивление хорошо. Тем более в конце августа я его закрывал до июня, а в нашем случае несколько месяцев – год кормят. В отпуск мы тоже выбрались всего на пять дней, да и то Том проводил на море всё время, я же приходил вечером после закрытия магазина и уходил ранним утром. Дорри я отправил с Томом, поэтому не беспокоился, что подросток будет голодным или неприсмотренным. Реддл страшно психовал, оставляя меня одного, и требовал не снимать кольцо Мраксов, которое я наладился носить камнем вниз – чары сокрытия отчего-то на артефакт не ложились. Вера воспитанника в этот Дар Смерти меня умиляла, но если Реддлу так спокойнее, я буду делать это. Кольцо с камнем вниз страшно мешало первое время, но постепенно я привык. Да, возможно, я параноил и излишне перестраховывался, но... мало ли кого принесёт в магазин. Я бы не удивился личному визиту того же Дилана Брауна. Профессор арифмантики в одной из бесед спрашивал меня, где я живу вне школы, беспокоясь о моей безопасности, и я проболтался ему о магазине. Так что фактически отпуска я был лишён. Впрочем, даже эти короткие вечерние визиты в Борнмут утешали меня. Я переносился порт-ключом на веранду арендованного домика и некоторое время просто молча сидел, пялясь на море. Сычик падал мне на голову или плечо со стрехи – это было время начала его ночной охоты – ластился, перебирал пряди клювом или прикусывал кромку уха. Я тихо смеялся, накрывая кроху ладонью или почёсывая под шеей, как он любил. На шум выходил сонный Том в одеяле и молча садился рядом, придвинув кресло. – Как день? – спрашивали мы друг друга одновременно. – Устал? – Поел? Это тоже одновременно. – Ты первый, – мотал головой я. – Поел. Дорри сегодня подал блинчики с шоколадом. Но они всё равно не такие вкусные, как те, что делаешь ты. – Утром приготовлю тебе. – Не надо. Выспись лучше. – Всё равно мне рано вставать. Что делал сегодня? – Гулял в пустошах. Нашёл редкий вид папоротника-орляка, – Том кивал куда-то вверх и я, запрокинув голову, с изумлением рассматривал подвешенные под навесом беседки веточки папоротника, скрутившие листики от жары. – Какова область его применения? Что-то знакомое. Я, как вы помните, далеко не гений зельеварения. – Умиротворяющий бальзам готовят на основе его отвара. И ещё в зелье Поиска его добавляют. – Хочешь сварить бальзам? У тебя стресс? Что-то случилось? – Нет, – мотал Том головой. – Подарю Слагхорну, он будет рад. О, да, Гораций любил подарки. – А твой день? – рука Тома, как всегда прохладная, скользила по моему предплечью. – Выручка сегодня неплохая. В основном брали учебники и книги по защитным чарам, немного бытовых. Один уникум требовал книги по артефакторике до 1800 года и возмущался, почему они такие дорогие, когда я принёс ему несколько из ящика с редкостями. Ценные книги мы не выставляли в зале, они хранились в специальной витрине, закрытой не только на замок, но и защищенной чарами. – Пф! Пусть попробует поискать в других местах, – хмыкал Том. – Чаю? – Нет, солнышко. Спать. Я бы поплавал, но лучше утром. Вечером на отмели заходят акулы, коих в Северном море достаточно. Хотя опаснее всего скаты. Наступить на такого в темноте ничего не стоит. Силы электрического тока, генерируемого электрическими скатами, достаточно, чтобы оглушить человека, а хвостоколы способны наносить болезненные раны. В некоторых случаях они могут быть смертельно опасны. Том смотрел на меня ошарашенно. – Что? Думаешь, я бы отпустил тебя одного, не изучив местную фауну? И просто так поставил запрет на ночные купания? – Я и днём-то купался пару раз, вода холодная, – хмыкал Том. – Я знаю. Дорри отчитывается мне каждый день. В том числе и о том, что ты слишком много времени проводишь за книгами. – Мне без тебя скучно. Книги это нивелируют. – Прости, мне жаль, что твой отпуск выдался таким одиноким. Но... – Гарри, я понимаю, – останавливал меня Том, сжимая руку на предплечье. – Пошли спать. – Пошли.

***

Не зря я прятал камень. Одним июльским утром над дверью звякнул колокольчик, и когда я вышел из мастерской, где приводил ветхие книги в порядок, увидел на пороге... Альбуса Дамблдора собственной персоной. – Гарри? – удивился он. – Здравствуйте, Альбус, – я был не меньше удивлён его визиту. Оттого замер, не зная, как себя вести. – Не ожидал вас встретить у моего старинного друга Арго. Вы тут работаете? У меня всё дрогнуло внутри. Я не знал, что Арго и Альбус знакомы лично. И сейчас мне предстоит сообщить ему печальную новость. Я вздохнул и, глядя в лицо профессора, сказал: – Дело в том, что Арго Долиш умер первого января этого года. Простите, я не знал, что вы знакомы, иначе предупредил бы вас. Лицо у Дамблдора вытянулось, он запустил пальцы в свою рыжеватую шевелюру и сжал, потянув. – О, Мерлин... Как жаль... – Мне тоже очень жаль. Мистер Долиш был замечательным человеком! – Как вы познакомились? – спросил расстроенный Альбус. – Я работал на мистера Долиша с 1937 года. После смерти он завещал магазин мне. – О... Что ж, я рад, что Арго нашёл в вашем лице достойного преемника. Он после смерти детей и жены от испанки был очень одинок. Значит, родственников всё же нет. Я не опасался их визита, скорее мне хотелось узнать, отчего мистер Долиш жил один. Теперь понятно. – А что вы хотели от мистера Долиша? – Я просил найти его одну книгу... Впрочем, уже не важно, – махнул рукой Альбус. Я знал, что иногда мистер Долиш принимал заказ на поиск определённых книг. И до передачи заказчику хранил найденные издания в кабинете – некоторые из них требовали ремонта и очистки специальными зельями. При разборе кабинета я не нашёл заказов, которые Арго обычно паковал и подписывал. Возможно, что-то ещё лежит в секретере. – Я поищу, Альбус. Мы ещё не все вещи с Томом разобрали, возможно, мистер Долиш что-то оставил для вас. Если что, я пришлю сову. – Благодарю! На пороге Дамблдор обернулся, постоял, что-то обдумывая. – Ваш воспитанник... – Том сейчас на море. – М... Вы не против, если я загляну ещё к вам? – Конечно, не против. – Рад был вас видеть. – Взаимно. Кажется, Альбус не просто одинок, но ещё и тяготится своим одиночеством. Либо ему нравится рыться в книжных развалах. Я делал это от нужды, но у меня немало клиентов, которые воспринимают поиск подержанных книг чем-то вроде охоты. Когда Дамблдор ушёл, я зашёл в кабинет и присел перед секретером. Погладил красивый рисунок шпона. Вздохнув, решительно откинул крышку. Личные бумаги, стопки писем, коробка с колдофото, несколько подписанных свёртков. На одном было написано "Альбус Дамблдор". Я не смог преодолеть любопытство и нерешительно потянул за бечёвку, развернул плотную бумагу. Внутри оказался сборник сказок "Барда Биддля". Эту книгу, но более потрёпанную, я уже держал в руках. Именно этот сборник с заметками на полях Дамблдор завещал Гермионе Грейнджер... Я привычно ощупал большим пальцем камень кольца, слегка царапающий ладонь изнутри. И порадовался, что прислушался к своей паранойе. Тем же вечером я отправил книгу почтовой совой адресату. Как и остальные свёртки, найденные в секретере. Я не знал, оплатили ли услуги по поиску мистеру Долишу, но считал это завершением его земных дел.

***

На следующий день, перед самым закрытием магазина, ко мне вновь заглянул Дамблдор. В руках у него был бумажный пакет с ручками, в подобный обычно пакуют выпечку. – Гарри, здравствуйте! – Добрый вечер. – Напоите меня чаем? Я не мог вызвать Темпус, это выглядело бы слишком демонстративно-невежливо. Но в запасе до перемещения в Борнмут у меня имелось около часа – сегодня посетителей было немного, как всегда по понедельникам, и я собирался закрываться заранее. – Да, конечно! Я протиснулся мимо Альбуса и перевернул табличку на двери с надписью "Закрыто", заодно задвинув щеколду. Провёл Дамблдора на кухню и поставил на плиту чайник. Альбус с интересом оглядывался. – Уютно. Арго принимал меня обычно в кабинете. А его эльф? – Дорри перешёл в мою собственность. Но я предпочитаю не нагружать его тем, что могу сделать сам. Сообщать о том, что Реддл один на море с эльфом, мне не хотелось. Да и вообще, касаться Тома в разговоре не было желания. Я всё ещё испытывал негодование из-за поступка Дамблдора в отношении моего воспитанника. Я достал с полки заварник, чашки, коробку с чаем, сахар. И застыл в нерешительности перед раскрытым буфетом. Дома из-за отсутствия Тома не было ничего сладкого. Испечённое вчера печенье я отнёс ему. – Гарри, я рассчитывал исключительно на чай, поэтому принёс угощение с собой, – расшифровал мою заминку профессор. – Простите мне мою бесцеремонность, но я не знал, как вас отблагодарить, и решил, что лимонный пирог от Фортескью – беспроигрышный вариант. Обернувшись, я увидел на столе фирменную коробку с пирогом, кулёк с шоколадными конфетами и стеклянный кубик, в котором продавали мороженое на вынос. Стоило это не менее десяти галлеонов. Четверть моего месячного жалования. Преподаватель в Хогвартсе получал от 60 до 150 галеонов в месяц с учётом прибавки за выслугу лет. Я, как молодой педагог, принятый на работу без опыта и специального образования, получал в месяц 40 галлеонов. Дорогой подарок смутил меня, и я глупо попытался отговориться от подношений, растерявшись. – Альбус, не стоило! Дамблдор чуть склонил голову набок. – Вы так яростно протестуете, Гарри. Не отвергайте даров, дарителя это ранит. Я окончательно смешался. Спас меня закипевший чайник, который позволил мне заняться заваркой и не смотреть на наблюдающего за мной Альбуса. Подав чай, я мельком глянул на профессора. Он улыбался расслабленно. Кажется, не обиделся. Я не хотел его задевать, несмотря ни на что. – Похоронами ведь занимались вы? – спросил Дамблдор, забирая в руки тонкостенную чашку с рубиновым чаем. Пальцы у него были длинными и тонкими, музыкальными. На мизинце сверкнул рубином перстень. Только сейчас я отметил, что Альбус в очередном шикарном костюме, золотисто-бежевом, в тонкую бронзовую полоску. – Да. Принюхался, отпил, прикрыл на миг глаза. – Вкусно! Могу я узнать место захоронения? – Арго завещал его кремировать. И прах развеять над морем. – Хм, Долиш прямо как наш общий знакомый, Эльфиас Дож, верил в благотворную силу очищающего пламени. – Простите? – Захоронение в земле пришло к нам с магглорожденными, а те следовали вере мира, из которого пришли – христианству. Есть теория, что христианский эгрегор собирает души, привязывая их к могилам, для Судного дня. Я передёрнул плечами от этой мерзкой теории. Какая гадость! Заметив мою реакцию, Альбус усмехнулся. – Понимаю, мне самому это показалось отвратительным. Не могу ни опровергнуть данной теории, ни подтвердить, так как религия магглов никогда не была областью моих интересов. – А что делали с телами язычники? – Сжигали, конечно! Разделяя человека на тело и душу. Душа возносится с огнём вверх, тело уходит с пеплом в землю. – Вы тоже... – ... рассматриваю кремацию как наилучший вариант распорядиться собственными останками? Безусловно! И не только из-за религии, обращения к корням или чего-то другого. Я считаю, что привязывать близких к своей могиле бесчестно. Знаете, все эти памятники, цветы на годовщину и прополка травы в поминальные дни. В Германии вообще есть традиция анонимных похорон для тех, кто не считает кремацию возможной. – Это как? – Когда захоронением занимаются не близкие, а специальная служба. И место погребения неизвестно. И именно по той же причине, что я озвучил. Чтобы не отягощать близких обязательными визитами. Я передёрнул плечами. – Простите, что затронул эту тему на ночь глядя, – отставив чашку, Дамблдор решительно поднялся. – Мне пора. Я и так, можно сказать, навязал вам свой визит. Ещё раз благодарю, что нашли книгу и уделили мне время. Проводив Дамблдора, я вернулся на кухню и, сев за стол, автоматически потянулся к своей чашке с чаем. Отпил и поморщился. Чай был холодным и слегка горчил. Зачем он приходил? Узнать про могилу Арго? Обсудить со мной виды на посмертие? А ведь в моём прошлом его волю не исполнили... Не удивлюсь, если в угоду правительству, желающему иметь намоленное место поклонения значимому лицу. Глянув на стол, я понял, что даже не разрезал торт. Мерлин, я совсем одичал. Не помню, как принимать гостей! Тёте Петунии было бы за меня стыдно. А это что? На краю стола лежал небольшой кошель. Заглянув в него, я опустил руки. За что мне отсыпали такую кучу галлеонов? За то, что нашёл книгу, или за то, чтобы забыл, что нашёл?