Благословлены неверными решениями

      Когда судьба забирает своё,

она всегда отдаёт что-то взамен.

      За несколько недель до праздника атмосфера всегда казалась излишне суматошной. Люди старались купить лучшие подарки, и дух праздника быстро исчезал в душных очередях. Гермиона старалась цепляться за хорошие воспоминания и сохранить хотя бы частичку чуда Рождества, но она ускользала от неё, будто песок через пальцы. Быстро и стремительно. И, глядя на счастливых людей за окном, что шли с ворохом пакетов, настроение опускалось всё ниже.       — Мисс Грейнджер, а вы будете покупать подарки? — потянула её за край мантии Стефани и улыбнулась, дожевывая очередную конфету.       — Стефани, сколько конфет ты уже съела? — зло посмотрела на неё Гермиона и нахмурила брови, сменив тему.       Первокурсница слегка стушевалась и спрятала пакет за спину, как будто Гермиона не видела то, как быстро он пустел, а на лице девочки всё шире расцветала довольная улыбка.       — Не больше, чем мне разрешает мама, — надулась Стефани и отвернулась, зашагав вглубь магазина.       «Дети — это цветы жизни, но, видимо не моей», — подумала Гермиона и осмотрела ближайший прилавок, что пестрил обилием ярких огней и всевозможных подарков. Проведя рукой по гладкому дереву, она задумалась о том, что, будь это всё в прошлой жизни, она, вероятно, накупила бы кучу подарков, а потом пошла бы с мальчиками в «Три метлы» пить сливочное пиво и наслаждаться духом Рождества. В магазине витал запах ели, камина и сладостей, что после десяти минут нахождения в магазине стал душить.       Гермионе хотелось выйти на улицу. Вдохнуть чистый, прохладный воздух, чтобы освежить разум. Окинув взглядом магазин и убедившись, что все дети увлечены поисками различных мелочей и никто не собирается покидать его, она открыла дверь и вышла на улицу.       Морозный ветер, казалось, сбросил с её плеч вуаль усталости. Гермиона глубоко вдохнула и огляделась вокруг. Хогсмид всегда перед Новым годом радовал глаз чрезмерным количеством гирлянд и людскими потоками.       Гермиона провела несколько минут на улице, после чего вернулась в магазин. Как только колокольчик, ударившись о косяк, прозвенел, в помещении этот звук тут же скрылся в обилии голосов. Из-за прилавка показалась хозяйка магазина и, увидев Гермиону, улыбнулась.       — Мисс Грейнджер, — весело произнесла та, выйдя из-за прилавка, — я уже подумала, что мой магазин вам не по душе.       — Ну что вы, Стила, — улыбнулась Гермиона в ответ.       Хозяйка рассмеялась и посмотрела в сторону детишек, что окольцевали фигурку заколдованного Санты, парившего над импровизированной горой, что издавал «хоу-хоу-хоу».       — Дети — это всегда радость, даже если они непоседы, — с грустью в голосе сказала Стила. — Мои уже выросли и теперь приезжают очень редко, а мне так хочется понянчить внуков. В прошлом году я купила близнецам по метле. Даниэль и Дэвид сломали их в первый же день, но они были так счастливы.       Лицо хозяйки, усеянное морщинами, окутала вуаль грусти, однако приятные воспоминания о прошлом придали её губам лёгкую улыбку. Удивляло то, с какой нежностью она смотрела на группу детей, которые едва не устроили беспорядок в её магазине всего через десять минут после входа. Если женщина становится матерью, а затем бабушкой, дети должны вызывать умиление, однако у Гермионы это чувство заменялось лишь одним — ощущением ответственности.       Она задумалась о том, чтобы обновить чары. В Хогвартс они должны были вернуться только через два часа. Однако с толпой детей сделать это было практически невозможно. Десяток первокурсников на одну её казался слишком тяжёлым бременем. И женщина так удачно заговорила о своих внуках и, словно прочитав мысли Гермионы, подбросила ей прекрасное решение проблемы.       — Стила, можно попросить у вас об одолжении? — поинтересовалась Гермиона и мягко коснулась её плеча, отвлекая от детей.       Хозяйка обернулась.       — О каком?       — Я хотела купить друзьям подарки, — нагло соврала Гермиона и закусила губу, чтобы не выдать себя, — а с детьми это сделать достаточно сложно. Можно они побудут у вас ещё полчаса, а потом я их заберу? Уверена, Стефани ещё не все конфеты успела попробовать.       После её слов улыбка на лице хозяйки стала ещё шире, она так энергично затрясла руками, что напугала Гермиону.       — Конечно-конечно, — залепетала она и подошла к Гермионе, обхватив её за плечи, — это просто прекрасная идея, у меня как раз был привоз новых сладостей, — она убрала руку и указала на три больших коробки за прилавком, — уверена, детям они точно понравятся. Иди скорее за подарками, что же ты раньше не сказала, мне только в радость за ними присмотреть. Покупателей сегодня не так много, а десять двенадцатилетних детей в магазине подарков и сладостей сделают мне самую лучшую выручку.              Идея Гермионы привела Стилу в такой восторг, что она на ходу успела выкрикнуть детям, что скоро вернётся и чтобы они вели себя хорошо. Под оборонительный крик детей и улыбку хозяйки дверь перед её лицом закрылась, и Гермиона оказалась на морозном воздухе. Снова.       — Что ж, это оказалось проще, чем я думала.       Грейнджер повернулась и быстрым шагом направилась в «Три метлы». Под ногами приятно хрустел снег, и волшебники активно перемещались от одного магазина к другому, останавливаясь при встрече с знакомыми для беседы. Гермиона неторопливо шла по узкой улочке, где людская толчея была не меньшей. Жизнь вокруг бурлила, словно войны и не существовало. Не было ни крови, ни тел, ни криков. Всё это осталось в прошлом, и казалось, что лишь она несла на себе бремя этого груза в настоящем. Когда кто-то обращал на неё внимание, то они немедленно окружали её вопросами или настойчиво требовали автограф, словно она была поп-дивой из мира маглов, только в обществе волшебников.       Она вежливо отказывала, однако особенно настойчивые волшебники всё равно находили способ вручить ей какую-либо безделушку из своих многочисленных пакетов, при этом осыпая её комплиментами и похвалами. Чтобы избежать этого излишнего внимания, она решила изменить маршрут и свернула в ближайший переулок. Грейнджер прислонилась спиной к стене и потёрла руки друг о друга, стараясь согреть. Для конца ноября мороз ощущался слишком кусачим. Она убрала подарки в сумку, предварительно расширив заклинанием.       Простояв в одиночестве пару блаженных минут, Гермиона вернулась на главную улицу.       Влившись в поток людей, она старалась как можно быстрее добраться до бара, так как время её чар стремительно истекало. Гермиона попыталась обойти пару пожилых волшебников, и, когда ей почти удалось это сделать, кто-то задел её плечом, разворачивая. Окружающее пространство слегка покачнулось, смазанный силуэт в мантии и капюшоне бросился в глаза, но тут же исчез.       Волшебник, которого она едва не сбила с ног, успел подхватить её за локоть.       — Мисс, будьте осторожны, — произнёс он с нотками злости в своём голосе, что не укрылось от её внимания.       — Простите, — сделав шаг назад и оглянувшись вокруг, она на что-то наступила. Гермиона, убрав ногу, заметила конверт. Подняв его, она снова осмотрелась, пытаясь разглядеть силуэт, и, когда казалось, что это невозможно, глаза зацепились за черный капюшон.       Ведомая давно потерянным чувством справедливости, она пошла за ним и, почти потеряв его из виду, заметила, как он скрылся в проулке. Гермиона, извиняясь на ходу и расталкивая прохожих, пробралась вперед и остановилась, чтобы перевести дух.       — Подождите! — крикнула Гермиона, задыхаясь. — Вы обронили.       Рука с зажатым конвертом протянулась вперед, и незнакомец лишь слегка обернулся.       — Мисс Грейнджер, — произнес незнакомец елейным тоном. Женским голосом, — это не моё.       — Что?       Гермиона присмотрелась и увидела, что фигура была явно женской — высокая и стройная. Девушка не обращала на неё внимания, лишь слегка дёрнула плечом, приготовившись к аппарации.       — Не стоит забывать о сделках, которые заключаете, — хлопок аппарации забрал с собой девушку, развеяв её слова вместе с ветром.       Гермиона в полном недоумении стояла посреди старого переулка, где не было ни души. Вдалеке доносились голоса с главной улицы. Перевернув конверт, она красными от холода пальцами сорвала печать и извлекла содержимое. Одна фраза сразу бросилась в глаза, и каждый нерв её тела словно покрылся инеем.       Продолжим наш разговор, мисс Грейнджер? У меня для вас будет одно задание. Сделайте так, чтобы Драко покинул школу. Всего на один день. Используйте любые методы, уверен, у вас получится. Вы можете быть весьма убедительной, когда захотите. Время и место вам укажут позже.       Л. М.       Гермиона продолжала пристально вглядываться в текст. Если бы не обрушившийся с крыши снег, она, вероятно, осталась бы в состоянии оцепенения. Отойдя на несколько шагов от опасной зоны, она машинально перевернула бумагу, но тут же отбросила её в сторону, не веря своим глазам. На колдографии её родители смеялись и обнимались на фоне собора Девы Марии. Нижняя губа задрожала, и вокруг воцарилась тишина, лишь стук сердца эхом раздавался в ушах.       — Нет, — произнесла Гермиона, обращаясь к себе, и затрясла головой, отрицая происходящее. — Нет-нет-нет!       Она повторяла это, как мантру, шевеля губами, мокрыми от слёз, пытаясь в это поверить, но реальность оставалась жестокой сукой. Она не даст шанса изменить ход истории; в тандеме с судьбой они будут ломать, пока она не сдастся и не примет происходящие таким, какое оно есть.       Картинка на колдографии вновь и вновь мелькала перед глазами, а улыбки родителей лишь усиливали поток слёз. Казалось, что часть неё так и осталась с родителями в Австралии, в загородном доме на побережье. Чувство безысходности сжимало её всё сильнее, и Гермиона осознала, что, где бы ни находился Люциус Малфой, он всё равно найдет её.       Реальность вонзила последний гвоздь в крышку, когда эта мысль окончательно утвердилась в её сознании.       Ей не сбежать.

***

      Теодор Нотт всегда считал себя человеком обстоятельств. Большая часть его жизни кочевала из одних рук в другие, и каждый распоряжался ей по-своему, но, вот когда очередь дошла до него самого, он не знал, что делать. Привычки, реакции и инстинкты подсказывали ему, что пора взять себя в руки.       «Ведь это твоя жизнь, слабак!» — вновь и вновь заклинал его собственный взгляд в отражении, но, стоило деревянной пробке выскользнуть из колбы, а аромату трав окутать нос, всё переставало иметь значение ровно до того момента, пока дрянь, что извивалась змеёй на его руке, не вырывалась на свободу, захватывая его тело, мысли, чувства и… жизнь.       Необычное ощущение возникло под кожей в тот же миг, когда кончик палочки Тёмного Лорда перестал испускать черноту. Тёмная магия даже через затуманенное сознание ощущалась как когти, стремившиеся разорвать тебя изнутри, но им это не удавалось, и они вновь с удвоенной силой пытались раскромсать. Тьма не давала возможности отключиться, забыть, она сжирала весь яд, который ты в себя вливал, и каждый раз ей было мало. Теперь же, когда она циркулировала по венам Теодора, смешиваясь с багровой жидкостью, тьма требовала больше яда, сильнее, но зелье, что он пил, практически тут же поглощалось. Он пробовал изменить его состав, но никак не мог подобрать нужную дозировку.       Прогуливаясь вдоль ограничительной линии, он хотел всё закончить. Круцио способно убить человека, ведь так? Просто пару красных вспышек, и ему наконец-то станет спокойно. Без кошмаров, призраков прошлого. Только темнота.       Рука уже потянулась к едва видному свечению барьера.       — Тебе одного раза мало? — если бы его слова были веществом, то это определённо была бы кислота.       — Дра-а-ако, — протянул Тео и убрал руку, повернувшись, — мне кажется, женская половина Хогвартса скоро начнёт завидовать нашим отношениям.       Малфой усмехнулся. Ради Салазара, Тео почувствовал, как его губы дёрнулись в той же попытке, и тьма почему-то отозвалась на это. Нотт ощущал, как она будто потянулась ото сна и стала шевелиться под кожей. Спазмы в мышцах моментально сковали, а горячий разряд прошелся по всему телу.       Тео зашипел от боли, и колени подогнулись.       — Что за херня с тобой? — Драко в три быстрых шага сократил расстояние, опустившись рядом с Тео. — Нотт!       Малфой поднял руку, чтобы потрясти его, взбодрить, привести в чувства, но Теодор едва успел остановить его.       — Нет! Не трогай, — сквозь зубы сказал Тео и упёрся ладонями в снег. Дыхание сбилось, а тьма всё больше набирала обороты, сжирая его изнутри. — В кармане, достань его.       Он сразу понял, о чём речь, но собственноручно поить его этой дрянью никогда в жизни не согласился бы. На улице был ужасный мороз, но от Теодора исходил нечеловеческий жар. Он опустил голову, и шоколадные кудри закрыли лицо. Ворот водолазки едва проглядывался из-под мантии, но Тео резко дёрнул головой и сжал снег, не замечая, что вокруг него почти не осталось белого — лишь вода, медленно проникавшая в землю.       Малфой поднял взгляд и заметил, как на шее Нотта медленно извивались черные вены, с каждой секундой становясь всё темнее и четче.       Его затрясло от осознания того, какой масштаб боли мог испытывать Тео в данный момент, и единственное, что могло хоть как-то ему помочь, это долбанное зелье.       — Вот почему ты пьёшь его, — стуча по карманам мантии Тео, начал Драко, — ты отравляешь себя только для того, чтобы сдержать это?!       Тео попытался поднять голову, но рука тьмы будто держала его за шею, склоняя к своим ногам. И с каждым вдохом она давила всё сильнее.       — Да, — еле слышно сказал Тео. Силы стремительно покидали его, ведь тьма всё яростнее старалась прорваться, — пятёрка тебе за сообразительность, а теперь, — Нотт до хруста позвонков поднял голову, и Драко чуть не отшатнулся: зрачки Теодора практически заполнили радужку, превратив её в сплошное чёрное пятно, — дай мне чёртово зелье!       Нащупав в кармане что-то похожее на колбу, Драко не раздумывая достал её и открыл. Никогда в своей жизни он не видел кого-то горящего желанием больше, чем Тео сейчас.       — Наверное, это больно, — заключил Драко и поднялся, посмотрев на него сверху вниз.       — Ч-что?       — Больно, когда тебя разрывают изнутри на части, кромсая каждый, блять, участок тела одновременно, — он покрутил колбу в руках и вылил совсем чуть-чуть зелья, — я прав?       Тьма всё больше разрасталась в его глазах, капли пота стекали с него ручьём на землю, тут же растворяясь. В словах Драко была своя правда, она будто разрывала его на куски изнутри, отдирала по кусочку кожи, органов, рвала вены и сухожилия, а затем, упившись от удовольствия, сшивала его заново и отступала, пока не проголодается снова.       — Ты злишься на меня, — ответила Тео и опустил голову, — из-за Грейнджер. Злишься, что я поцеловал её у тебя на глазах.       — Хватит, — грубо отрезал Драко. Это была не просьба, а херов приказ. Драко знал, что Нотт постарается укусить его побольнее, но, на самом деле, он кусал себя не хуже других. До крови вгрызался мыслями в голову, кромсая последние капли рассудка. — Не неси чушь, какое мне, блять, дело до Грейнджер и тебя.       Малфой сжал зубы, стараясь не сболтнуть правду. Горькую и неприятную. И самое отвратительное, что Драко когда-либо чувствовал в своей жизни, это отрицание. Отрицание чего угодно. Мозг можно обмануть, но подавить то тягостное ощущение в душе, которое ты пытаешься заглушить чем-то другим, невозможно.       Иллюзии, которые ты пытаешься навязать себе, убеждая, что истинная правда заключается в том, в чём ты её видишь, и есть самый лучший обман, который Драко Малфой использовал каждый раз против самого себя. Он пытался убедить, что ему это не важно, отмахиваясь от учащенного биения сердца, которое начинало проявляться, стоило лишь карамельным волосам мелькнуть на мгновение, а затем исчезнуть в толпе. Он ощущал ее пронизывающий взгляд и видел, как ярость заполняла ее зрачки. К тому же ему мерещился легкий запах кофе, исходивший от нее, — нечто новое, неизведанное и загадочное. Ранее ему казалось, что она пахнет. Но теперь приторный запах уступал место более терпкому и насыщенному, что создавало новое чувство, контрастирующее с запахами шоколада и табака.       — Я прав, — хрипло сказал Тео и попытался подняться. — Можешь врать, кричать и рвать меня на куски, сколько хочешь, но это не поможет. Она тебе нравится, и ты будешь самым великим мудаком, если не признаешься в этом хотя бы себе.       С последним усилием Нотт все же сумел встать на ноги. Тело зашатало, но он постарался сохранить хотя бы каплю контроля и достоинства в этот момент.       — Она тоже тебе нравится, — неожиданно произнес Драко спустя минуту молчания, словно смирившись с этой мыслью и наконец приняв это как данность. — Почему?       Тео зашипел от боли, когда очередной спазм прошел по его мышцам, но все же ответил:       — Она уникальная в этом мире, интересная, — сказал он просто и искренне, словно нож, скользящий по расплавленному маслу. Внезапно Тео почувствовал облегчение, произнеся это вслух. — Однако такая же, как мы, Драко, сломленная и потерянная, но старается держаться. И, пока у неё это получается, я думаю, у нас тоже есть шанс.       Вокруг них будто образовался вакуум, который не давал окружающим звукам дойти до ушей. Драко не желал признавать его правоту, но воспаленное подсознание точно знало, что ему нужно, а он не мог ему этого дать. Тем не менее, смотря на Нотта, который буквально держался из последних сил, он протянул ему руку с зельем и отдал желанный пузырёк.       Тео поднял дрожащую руку и, забрав его, осушил в два жадных глотка.       — На сколько тебе этого хватит? — Драко подошёл вплотную и схватил его за подбородок, наблюдая, как зрачки медленно приходили в норму, а тёмные вены светлели. Малфой готовился к очередному разряду боли, но этого не произошло. — Эта херня среагировала тогда, потому что ты не пил зелье?       Нотт усмехнулся. Мерлин, этот чёртов оскал будто ударил Драко по голове, и он отключился, ощущая, как по затылку стекает горячая кровь, но вместе с тем ужасно холодно от кровопотери. Как будто окунули в холодную воду и добавили еще льда, чтобы поиздеваться. Его улыбка не сулила ничего хорошего, как тогда, в его комнате утром, Драко осознал, что Теодор медленно сходил с ума.       И, возможно, именно сейчас он подходил к точке невозврата.       — Да, если я пью зелье каждые два часа, то большую часть забирает эта… эта, — он крутил рукой в воздухе, стараясь подобрать слова, и дёрнул подбородком, вынудив Драко разжать пальцы и выпустить его из хватки, — блять, не знаю даже, как это назвать.       — Называй её «подружка», — холодно усмехнулся Драко, — Грейнджер вряд ли ответит тебе взаимностью.       Он попытался укусить Тео и чуть не захлебнулся собственным ядом. Как будто Грейнджер могла ответить ему взаимностью. Бред.       — Конечно, бывшему Пожирателю Смерти и наркоману она предпочтёт парня с садистскими наклонностями. — Нотт достал пачку сигарет и, не боясь быть замеченным, закурил.       — Садистскими? — уточнил Драко, будто Нотт и вовсе ничего не говорил. — И это ты мне будешь говорить про наклонности?       Нотт явно устал разговаривать, да даже банальный вдох ему давался с трудом, но даже если внешне он выглядел просто отвратительно, то в душе ликовал от того, что Малфой хоть и косвенно, но всё же признался в чувствах к Грейнджер. Возможно, Драко даже и не понял, что все его действия уже давно распланированы Тео. Докурив сигарету, он выбросил бычок.       — Совсем крыша поехала, да? — спросил Драко, подойдя к Теодору и закинув его руку себе на плечо. Как бы он не злился на него, но вид у него был такой, что еще немного, и он просто рухнет без сознания, и ему придётся нести Тео в школу, а потом объясняться перед остальными, чего ему совсем не хотелось. Тот снова улыбнулся, вот только теперь это более-менее походило на человеческую улыбку. — Просто заткнись.       — Да я ничего и не собирался говорить, — парировал Теодор, пытаясь успеть за Драко. — Куда мы идём?       Малфой прикусил губу, стараясь скрыть нарастающую тревогу в груди, и, опустив взгляд, холодно ответил:       — К Грейнджер.

***

      Гермиона передала детей старосте девочек, как только увидела, и, не сказав не слова, побежала в башню. Кинув пакеты посреди гостиной, она направилась наверх. Снег, растаявший от комнатной температуры, стекал с волос, попадая за ворот мантии, но едва ли Гермиона обратила на это внимание. Она выдвинула ящик тумбочки с такой силой, что чуть не выдрала вместе с винтами. Когда красный цвет полностью завладел её вниманием, туман, окутывавший сознание, будто отступил. Дрожащей то ли от спазма, то ли от холода рукой она достала конверт из кармана мантии и положила поверх дневника.       Так ощущается безысходность? Словно из груди вырвали сердце, заставив наблюдать за бьющимся органом в ладони судьбы, которая, казалось, насмехалась над ней, всё шире улыбаясь и отправляя жить с огромной пустотой.       Да, возможно, именно так она должна была себя чувствовать, вот только не могла. Не могла поверить, что это всё происходило на самом деле и что она проиграла, даже не сделав первого шага. Гермиона так радовалась свой маленькой победе в дуэли, что, казалось, это стало отправной точкой. Возможностью хоть ненадолго вернуться назад. Но вот реальность снова хватала её за руки и с силой дёргала назад, когда желанный проблеск света уже был почти рядом.       Задвинув ящик, она хлопнула дверью, спустилась вниз. Комната утопала в солнечном свете, и ей захотелось закрыть шторы. Воспалённые глаза реагировали слишком остро. Поморщившись, она прикрыла их рукой и прошла на кухню, которая не была разделена стеной с гостиной, а перегородкой служила столешница, за которой находилась раковина и пара кухонных тумб. Скинув мантию на ближайший стул, Грейнджер прошла к своей излюбленной тумбе, точнее, той её части, где скрывалось её спасение. Маленький отсек под раковиной, где нормальные люди должны были хранить бытовые мелочи, она хранила алкоголь, будто пряча от внешнего мира и от самой себя.       Полупустая бутылка джина, что помогала ей заснуть, теперь слишком быстро пустела, но печалило Гермиону лишь то, что она была последней из её запасов. Грейнджер открутила крышку и уже собиралась сделать глоток, как стук в дверь остановил её. Будто судьба сегодня хотела намотать её нервы на кулак и дергать всё сильнее, накаляя эмоциональный фон до максимума. Рука так и застыла, и Гермиона обернулась на дверь. Сжав ладонь в кулак, она отвернулась от двери и сделала глоток. Горьковатый вкус окутал горло, и она выдохнула, стук стал настойчивее, но Гермиона нагло решила игнорировать его.       — Пошли все к чёрту, — она сделала ещё глоток, — оставьте меня в покое.       Слова, сказанные шёпотом, казалось, попали в уши самому Мерлину, и стук прекратился. Грейнджер уже хотела поблагодарить его, если бы голос не вонзился в её сознание, словно раскаленная иголка.       — Я знаю, что ты там. Открывай херову дверь, или, клянусь Салазаром, я разнесу её Бомбардой.       Почему, услышав еле слышный проблеск его яда, она захотел открыть? Нет, на неё не подействовала угроза, наоборот, она только разозлила, но Гермиона знала, что Малфой не пришёл бы по своей воле, и это значило лишь одно.       Что-то случилось.       Гермиона ринулась к двери и, схватив ручку, потянула на себя. За короткий миг она испытала весь спектр эмоций, но, быстро собравшись, сосредоточилась на двух фигурах. Теодор свисал с плеча Драко, и, если бы не поддержка, он вряд ли смог бы сделать даже шаг. Его тело сотрясала такая дрожь, что он мог в любой момент потерять сознание, упав прямо к её ногам.       — Грейнджер, хватит тупить, — приказал Драко и направился в гостиную, — помогай.       Она словно очнулась, поставила бутылку на пол и перебросила руку Теодора себе на плечо.       — Что с ним? — встревоженно спросила Гермиона, стараясь осмотреть Нотта на ходу. — Малфой!       Они быстро добрались до дивана и уложили Теодора. Он находился в бессознательном состоянии. Малфой тяжело дышал, смахивая капли пота со своего лба.       — Малфой, — настойчиво произнесла Гермиона, опустившись на колени рядом с Тео. Приложив ладонь к его лбу, она ощутила такой холод, словно тот уже был мертв. Опустив руку к его подбородку, она повернула голову, внимательно рассматривая бледные вены на шее. Когда она попыталась прикоснуться, Нотт вдруг резко схватил её и открыл глаза.       — Не трогай, — хрипло предостерег Теодор, — она сделает больно.       И провалился обратно в бессознательное состояние, а Гермиона посмотрела на Драко. Вид его спокойного лица так сильно злил её, и. подстегнутая алкоголем, она взорвалась, когда он ухмыльнулся. Будто своей улыбкой он поджег фитиль её нервов.       — Какого хрена, Малфой?! — она толкнула его в грудь. — Что ты с ним сделал?       Она занесла руку, чтобы отвесить ему пощечину. Он так сильно напоминал ей Люциуса, что кровь будто закипала от гнева и ярости, что сжигала все остальные эмоции. Малфой схватил ей за запястье и сжал, дёрнув на себя.       — Что я сделал? — он сжал её еще сильнее и посмотрел в глаза, стараясь проникнуть в самую душу. — Тебе стоит больше волноваться о том, чего я не сделал в отношении твоего дорогого Тео. Ты ведь так о нём заботишься, носишься с ним повсюду. Что, раз Поттера и Вислого рядом нет, решила переключить всю свою заботу на него?       — Какой же ты… — Грейнджер вырвала руку и приблизилась ещё. Запах его тела так сильно ударил ей в нос, что голова закружилась. Каким бы не был Малфой, он был дьявольски красив, и ей хотелось ударить себя по голове, только бы выбить эту странную мысль из своего сознания.       — Какой, Грейнджер?       — Эгоистичный, самовлюблённый, наглый, жестокий, — Гермиона цедила слова сквозь зубы, будто горячий чай, и каждое слово жгло нёба. — Мне тебя жаль.       Последнее предложение прозвучало как пощёчина и оставило после себя резкий и болезненный след. Желваки на лице Драко зашлись в танце, и он оттолкнул от себя Гермиону так резко, что она чуть не свалилась на пол.       — Жалость оставь для него, — выплюнул Драко и направился в кресло, — он пьёт зелье, чтобы сдержать Тёмную магию, но его мозги, к сожалению, очень сильно отличаются от твоих. Нужную дозировку он так и не подобрал, и если министерские ищейки прознают, что он ходячая бомба, то нам всем конец. Прощай, свобода, здравствуй, поцелуй дементора.       — Что это за зелье он пьет? — с настойчивостью спросила Гермиона. Наконец-то кто-то сам заговорил об этом, и у неё появилась возможность приоткрыть завесу тайны. Эта мысль мучила её на протяжении трёх месяцев, и теперь, когда судьба благоволила, она не могла упустить шанс.       Злость постепенно утихала, когда Малфой оказался на расстоянии, но его запах всё ещё витал в воздухе. Странная смесь хвои, чего-то горького и табака. На секунду ей даже понравилось, как он пах, как глоток чего-то нового в рутине жизни, но, списав всё на алкоголь, обернулась.       И как только взгляд Драко не прожёг в ней дыру?       Буквально пара секунд, и её эмоциональный фон резко изменился. Со злости она пришла к собранности по щелчку пальцев. Запах алкоголя мог бы служить оправданием, но Грейнджер и алкоголь плохо укладывались в голове Драко.       Она была такой невыносимой, что иногда становилось некомфортно, но почему-то его фамилия звучала иначе, когда именно она её произносила. Ноты возмущения, упрёка, злости — Грейнджер будто первый раз пробовала виски на вкус. Он обжигает горло своим теплом, а затем одурманивает сознание.       — Малфой, — Гермиона щёлкнула пальцами у него перед лицом, обращая внимание на себя, — чтобы ему помочь, мне нужно знать, что он пьёт.       Драко колебался. Грейнджер и так знала уже слишком многое про них, но если он не скажет, то всё могло стать куда хуже.       — Это что-то вроде подавителя сознания, — Драко закатал рукава толстовки, обнажив метку, — если ты пьёшь его правильно, то это как быть под кайфом, но если переборщить с дозировкой, то становишься марионеткой. Отец Тео сдал его Тёмному Лорду для экспериментов.       — Мерлин, — нечто липкое и отвратительное будто обняло её. Так ощущалось осознание ужаса, что пережил Тео. Гермиона бросила на него мимолётней взгляд, и сердце сжалось. Она подняла палочку и наколдовала несколько простых диаграмм, отражавших его состояние. Когда последняя диаграмма вспыхнула над телом, Гермиона чуть не выронила палочку. Чёрный сгусток переплетался с красным, отражая масштаб Тёмной магии.       В шоке она обернулась к Драко, встречая лишь нечитаемые эмоции на лице.       — Думаешь, мы плохие, Грейнджер? — с усмешкой в голосе спросил Драко. — Ты просто не знакома с нашими родителями.        Гермиона хотела бы ответить, рассказав обо всех действиях Люциуса и принуждении, которому она подвергалась. На кону стояла жизнь её родителей и всех, кого она любила. Семья и друзья — эти слова звучали так невесомо в её новой реальности, что произносить их хотелось шёпотом, как нечто интимное, но слизеринцы имели право быть в курсе.       Гермиона опустила палочку.       Она обещала Забини.       «Грейнджер, если ты что-то узнаешь, скажи нам. Мы не сможем защищать себя, не зная сути».       Она боролась с желанием сделать всё самой. Проанализировать ситуацию, разобрать всё по полочкам на чёртовы составляющие и справиться. Так, как и должно было быть. Однако негласное соглашение с Блейзом, хотя и не было формально подтверждено, стало для неё очевидным. Она. Согласилась. Помочь.       — Малфой, я… — Гермиона снизила тон, сделав вид, что поправляла кардиган, и убрала палочку в карман джинсов. — Кажется, знаю, кто может нам помочь.       — Это не может подождать? — грубо спросил Драко, но в своих же словах услышал утверждение, несмотря на вопросительную интонацию.       — Нет, это важно, — ответила Грейнджер и направилась в сторону лестницы.       Сердце билось как бешеное, пока она не услышала шуршание кресла, а затем звук шагов. В другой вселенной это было бы даже романтично, интригующе, но сейчас это ощущалось как прыжок через пропасть. Ты не знаешь, чем всё может обернуться, пока не прыгнешь, и с каждой новой ступенькой пропасть была всё ближе.       Бежевая дверь спальни показалась слишком быстро, и Гермиона, не раздумывая, толкнула её. Подойдя к прикроватной тумбе, она выдвинула ящик, и конверт вызвал свежую боль в сердце.       Но разве Малфой был ответственен за поступки своего отца?       Конечно, нет, просто он сильно напоминал его.       — Что там, Грейнджер? — Драко обошёл её со спины, и она уловила запах хвои, буквально мгновение, но этого хватило, чтобы сердце забилось быстрее. — Это почерк Люциуса?!       Гермиона обернулась, спрятав конверт за спину.       — Прежде, чем я дам тебе его, мне нужно объяснить, — она сделала шаг назад, когда Малфой попытался вырвать его из рук, но злость в глазах читалась слишком явно. Гермиона будто дразнила голодного зверя куском мяса. Он схватил её за плечо и сжал, но она лишь дёрнула им, стараясь ослабить хватку.       — Дай мне блядский конверт, Грейнджер, — процедил Малфой слова сквозь зубы и протянул руку, — или тебе будет больно.       — Нет! — еще шаг назад. — Драко, тебе нужно успокоиться!       Вспышка — чёртов ураган чувств прошёлся по его телу, когда она замолчала. Она сказала. Сказала его чёртово имя, и это распустило клубок эмоций, выпрямив, как струну. Всё перестало иметь значение, и мир замер, а они вместе с ним. Малфой почувствовал, как сердце пропустило удар, и всё, что бушевало в груди, будто вырвалось наружу. Он подошёл к ней и схватил за подбородок, чтобы Гермиона не могла отвести взгляд.       — Скажи ещё раз, — страх промелькнул в её глазах, и она дёрнула подбородком, но Малфой только сильнее сжал его. — Скажи!       «Нет, это не могло быть правдой. Грейнджер не могла сказать его. Мне показалось».       — Драко, — Гермиона подняла руку, обхватив пальцами его запястье, — мне больно.       На мгновение ей показалось, что вся холодность, присущая его серым глазам, исчезла. Она дрожала, но не от холода, страха или паники. Её трясла неизвестность. Сначала она не могла поверить, что произнесла это вслух. Его имя словно находилось на одной ступени с непростительными заклинаниями: стоило только его произнести, и избавиться от этого чувства уже невозможно — оно опьяняло и затуманивало разум.       Однако его имя звучало так правильно и красиво, что Гермионе хотелось повторять его снова и снова, без остановки.       — Дай мне письмо, — сказал Драко после минутного молчания. Она даже не представляла, скольких усилий ему требовалось, чтобы держать себя в руках и не сорваться. Ему даже стало смешно от собственных мыслей. Он мог что? Поцеловать Грейнджер? Демоны внутри Драко зашлись в истерическом смехе. — Грейнджер, не выводи меня.       Он снова замкнулся, спрятав свои мысли в дальний угол подсознания. Об этом он подумает позже, ночью, под воздействием бутылки огневиски и в сопровождении морозного ветра.       — Послушай, — сказала Гермиона, решив принять его вызов, и быстро стерла из памяти прошедшие две минуты, будто их и не существовало, — он хочет, чтобы я вывела тебя из школы на один день. — Драко открыл рот, чтобы задать вопрос, но Гермиона опередила его: — Нет, я не знаю, зачем.       — Кем он угрожает тебе, если ты этого не сделаешь? — прямо спросил Драко без тени смущения и сложил руки на груди.       — Как ты… — Гермиона прищурилась и опустилась на кровать, потому что эмоции старались пробиться сквозь стену.       — Я же Малфой, — он сказал это с такой гордостью, что Гермиона скривилась, — мы всегда используем угрозы.       Давай же, Гермиона, это простое слово, ты можешь его сказать, и ничего не случится.       Но она боялась, боялась сказать его слишком громко или слишком тихо, с какой эмоцией ей нужно его произносить? Самые дорогие люди в её жизни забыли её, и она всему виной. Она собственноручно отняла у них дочь.       Имела ли она право на это?       Гермиона не знала.       Она протянула ему конверт, решив не отвечать. Пусть Драко сам разберётся. Забрав конверт из её рук, он усмехнулся, заметив фамильную печать Малфоев. Он словно ощущал бурю эмоций, бушевавшую в её душе. Всё, что описал Люциус, было не просто просьбой или одолжением, скорее, приказом, подчеркивавшим его продолжающуюся власть.       Драко не стал переворачивать колдографию, он прекрасно знал, кем Люциус станет её угрожать.       — На обратной стороне твои родители?       Гермиона кивнула, и Драко вернул ей конверт.       — У нас есть проблемы поважнее прихотей Люциуса, — Драко провёл рукой по лицу, пытаясь стереть эмоции, — нужно разобраться с Ноттом, пока он без сознания и не успел создать ещё больше проблем.       Крутя конверт в руках, Гермиона пыталась восстановить ход своих мыслей. Если она проигнорирует угрозы Люциуса, следующий его шаг может быть омыт кровью, и она не могла этого допустить, нужно использовать его знания в свою пользу, и чем скорее, тем лучше.       «Давай, Гермиона, думай!»       Пальцы замерли, а мысль сформировалась так чётко, что Гермиона даже испугалась. Она поразила её мозг, слово стрела мишень.       — Ты встретишься с ним, — она поднялась на ноги и кинула конверт на кровать, — когда мы столкнулись в Министерстве, он сказал…       — Вы что?       — Потом, — Гермиона махнула рукой, прервав его дальнейшие вопросы, и начала мерить шагами комнату. — Он сказал, что может помочь мне с моей проблемой, что он знает, как снять проклятье.       Она замерла в ожидании, обернувшись, чтобы уловить хоть какие-то эмоции на лице Драко. Злость, ненависть, презрение — ей было важно увидеть хоть что-то из этого, но он просто стоял в центре комнаты, смотря в никуда, будто в его сознании происходило нечто ужасное и мрачное. Молчание угнетало Гермиону больше всего. Она испытывала страх, липкий и неприятный, который скользил по спине, как морозный ветер, от которого не могли спасти даже согревающие чары.       Драко перевёл на неё взгляд, а затем на её руку. Руку, что она сжимала до рези в глазах, и каждый раз морщилась, думая, что никто не видит, но он замечал, и, видит Салазар, Малфой знал, что Тео тоже это видел. Что именно двигало им в тот момент, он не мог объяснить, даже когда остановился рядом с ней и схватил за руку, готовясь увидеть свой кошмар наяву. Он сжал её запястье, и тремор, отдававшийся в его ладони, смог на долю секунду привести его в чувства.       Её руки дрожали не от холода или страха, а как постоянное напоминание о том, что он не сделал. Зная Грейнджер в новой жизни, он стал ненавидеть её немного меньше и даже ощущал жалость, ведь мелкие крупицы совести болезненно впивались в его сознание каждый раз, когда он на неё смотрел. Она была чёртовым символом его ошибок и трусости, и каждый раз, когда он замечал, как она сжимала руки, в его сознании раздавался далёкий крик, вызывая холодный пот, который стекал по спине, возвращая в гостиную его дома.       «Ты виноват. Виноват. Это ты сделал. Твоя вина», — Драко зажмурился, стараясь заткнуть голос совести.       Малфой услышал едва слышный писк Гренйджер, когда сжал руку слишком сильно, и это было смешно до одури. Он запрещал каждому прикасаться к себе, даже своим друзьям, но Грейнджер… К ней он тянулся сам, будто каждая клеточка его тела желала ощутить её холод и ненависть.       — Молчи, Гренйджер, — он открыл глаза и перевернул её руку, — мне нужно увидеть.       Гермиона едва кивнула. Прикосновения Драко всегда сопровождались отблеском слабой боли, будто он хотел укусить, но без крови, словно это было частью него.       Гренйджер прошипела, когда край рукава свитера коснулся шрама, но прохладный воздух быстро снял жжение. Она подняла взгляд на Драко, ожидая очередную порцию яда.       — Выглядит ужасно, — произнесла Гермиона тихо, опасаясь нарушить атмосферу откровенности. Как будто вся абсурдность ситуации и так выходила за пределы разумного. — Я могу немного его залечить, но потом…       — Прости, — неожиданно произнёс Драко, встретившись с её взглядом. В этот момент Гермиона ощутила, что в его глазах так ярко отразилось сожаление, что все слова мгновенно вылетели из её головы: — Прости, что я не помог, Грейнджер.       — Ты не виноват, Драко, — в этот раз его имя она произнесла осознанно, будто зверь, что она пыталась приручить, наконец-то немного начал ей доверять, — ты сожалеешь, я вижу в твоих глазах, — Гермиона поднесла свободную руку к его щеке, будто боясь, что это недопустимый жест сможет оттолкнуть его и он снова закроется, спрячется за бетонной стеной, но Драко лишь прикрыл глаза. — Хватит наказывать себя за поступки других.       Это казалось таким неправильным.        Гермиона должна ненавидеть его, презирать, злиться, но почему именно сейчас ей хотелось послать всех к чёрту, если кто-то скажет что это неправильно? Война прошлась по их жизни ураганом, стерев всё, что было правильным. Если кто-то захочет отправить её в Мунго, посчитав, что она не в себе, возможно, они окажутся правы. Если бы Гарри, Рон или Джинни видели, кем она была готова пожертвовать ради слизеринцев, то они распяли бы её на кресте своих моральных принципов, но ей было плевать. В этот момент ей казалось, что всё, что она делала до этого, было неправильно.       Гермиона всегда была готова пожертвовать собой ради других, она положила жизнь на чашу весов войны, и в этот раз она получила нечто большее. Ей было подарено извинение от человека, который никогда не причинял ей боль умышленно, — просто такой он был от природы. Как маленький ребенок, который кусает лишь потому, что сам испытывает боль. Она наблюдала, как он менялся на ее глазах. Как сожаление все больше отражалось на его лице, пока он нежно прижимался к её ладони, словно это было самым ценным для него.       Её прощение.       — Я прощаю тебя, Драко, — Гермиона даже не заметила, в какой именно момент соленые дорожки проложили путь по щекам, скатываясь вниз на подбородок.       Он поднял взгляд, не отрывая щеку от её ладони. Гермиона освободила вторую руку и обхватила его лицо. Пусть он оттолкнет ее, накричит или выльет на нее тонну яда, но иначе она не могла бы сказать ему «спасибо». Малфой был готов поклясться состоянием своей семьи, что в тот миг, когда она произнесла эти слова, его сердце словно остановилось, ведь всё происходящее выглядело совершенно нереальным, как нелепая шутка его разума.             Она сделала шаг ближе и встала на носочки, чтобы их лица оказались на одном уровне. Драко не отодвинулся и не закричал — он просто смотрел на неё, как на самую удивительную находку в своей жизни.       События развивались слишком стремительно, и никто из них не смог осознать, как именно это произошло и почему.       Солёные губы коснулись его, и мир вокруг замер. Всё будто рассыпалось на атомы, оставив только их двоих на пепелище прошлого. Гермиона целовала его так, словно это было началом новой реальности, её мира.       Драко впился в её губы с такой силой, будто боялся потерять её, будто она представляла собой нечто крайне важное в его жизни. Он высвободился из её объятий и взял инициативу в свои руки. Скрутив её волосы, он нежно оттянул их назад, предоставив себе больше доступа и власти.       Гермиона пыталась схватиться хоть за что-то, найти опору. Голова кружилась, и вдруг стало так жарко, будто в комнате разожгли Адское пламя. Она горела изнутри, каждый участок тела пылал, и Драко сделал несколько шагов по направлению к кровати. Гермиона прикусила его губу, зарывшись пальцами в его волосы.       Драко зашипел от боли. Вряд ли он мог в этот момент контролировать своих демонов, ведь все они кричали в унисон от удовольствия. Он получил, что хотел. Наконец-то все его желания обрели физическое значение. Гермиона была здесь, цеплялась за его руки, кусала, целовала, прижималась ближе, и каждый раз, когда его язык проходился по её губам, она стонала.       «Блять. Это лучший звук, что я слышал в своей жизни», — подумал Драко и толкнул Гермиону на кровать.       Он смотрел на неё с жадным желанием. Вся кровь, казалось, сосредоточилось внизу живота, будто отлив от остальных частей тела. Если бы Грейнджер только знала, что происходило в голове Драко.       Однако в данный момент Гермиона ощущала себя не менее грешной, так как не испытывала ни стыда, ни разочарования. В её сознании звучало лишь одно слово — «желание».       Если Люциус Малфой действительно говорил правду и она была проклята, это могло служить ей оправданием, поскольку она не хотела, чтобы Драко останавливался. Его взгляд скользил по её телу, и она дышала в такт с ним, её губы саднили, вероятно, покраснев от укусов, а тело пылало и не подчинялось. Всё то, что мучило Гермиону десять минут назад, исчезло. То же самое она чувствовала рядом с Тео — они словно ставили все её тревоги на паузу, позволяя немного передохнуть.       — И чем вы тут занимаетесь? — слова не сразу дошли до них. Голос Тео будто снял пелену возбуждения, отрезвив. Драко и Гермиона синхронно повернулись. — Кажется, я отвлёк вас от интересного занятия.       Тео оторвался от дверного косяка и зашёл в комнату, улыбаясь и держа в руках бутылку с джином. Гермиона приподнялась на локтях и бросила взгляд на Драко. Он дышал уже не так часто, грудная клетка медленно расслаблялась. Волосы были взъерошены, магловская толстовка на рукавах была чуть оттянута в местах, где Гермиона цеплялась за него. Только сейчас до неё стало медленно доходить, что именно она сделала. Малфой не смотрел на неё, приковав всё внимание к Тео.       — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Гермиона и с трудом поднялась с кровати, обойдя Драко. Он схватил её за руку, когда до Нотта оставалась пара шагов.       — Не подходи. Может, это не он, — Драко прищурился и быстро прошёлся по его лицу, сканируя на предмет отблесков Тёмной магии. Он не доверял Тео, опасаясь, что действие зелья уже закончилось и тьма могла снова завладеть им.       Тео цокнул языком и сделал глоток джина. Поставив бутылку на пол, он стянул водолазку через голову, оголив торс. Первое, что Гермиона заметила, это шрамы, обрамлявшие его грудь и руки. Он бросил ненужный предмет одежды на пол и повернулся спиной.       — У нас еще есть время, — бросил небрежно Нотт, — пока вены едва видно, я могу себя контролировать.       — Сколько дозировок зелья тебе нужно для сдерживания Тёмной магии? — спросила Гермиона и высвободила руку, вытерев вспотевшие ладони, стараясь убедить себя, что Малфой ошибался.       — Примерно пять стандартных колб, но я не могу подобрать точную дозировку. С этим мне нужна твоя помощь, — ответил Тео и развернулся. Найдя глазами Драко, он невербально призвал бутылку и протянул её Гермионе: — Выпьешь?       Грейнджер посмотрела на протянутую бутылку джина и ощутила, как во рту разрослась Сахара, а язык неприятно прилип к нёбу. Не раздумывая, она схватила бутылку и сделала три жадных глотка. Пить с бывшими Пожирателями Смерти было далеко не самым ужасным, что она делала в последнее время. Целоваться с ними было действительно странно. Испытывать влечение одновременно к обоим, желать их — даже это не казалось ей необычным; всё воспринималось как нечто правильное. Если в ней действительно скрывалась хоть часть Тёмной магии, которая вытягивала самые тёмные желания из её души, то Гермиона действительно стала похожа на них.       Малфой моргнул только после того, как услышал свое имя, и наконец обратил внимание на Гермиону. Она трясла бутылкой, призывая его выпить.       — Драко, — сказал Тео, вновь надев водолазку, чтобы скрыть вены. — Нам необходимо обсудить все без секретов.       Нотт странно акцентировал последнее слово и развернулся, направившись в гостиную. Гермиона передала ему бутылку и последовала за Теодором.       — Блять, — выругался Драко. — Что, ради Салазара, происходит вокруг?       Он сделал глоток и направился в сторону лестницы. Жизнь швыряла его на эмоциональные качели, словно куклу, с каждым разом всё сильнее раскачивая их.       Гермиона села в кресло и скинула кардиган. Достав палочку, она открыла окно, впустив свежий воздух. Зима понемногу стала забирать себе всё больше, одаривая землю снегом и морозным ветром.       Воздух помог ослабить головокружение, и Гермиона инстинктивно провела языком по губам, пройдясь по ранкам, и ощутила иллюзорный вкус Драко.       — Ты читаешь мои мысли, — произнес голос Тео сзади. — Можно здесь покурить?       — Да, мне нравится, когда от тебя пахнет шоколадом, — внезапно произнесла Гермиона и, закрыв рот ладонью, встала с кресла.       Почему она это сказала? Зачем ответила, не обдумав?       Теодор достал сигареты и закурил одну, направившись к окну. Он улыбался, обнажив все тридцать два зуба, и лишь из-за приличия не рассмеялся. Остановившись у окна, он выдохнул дым и задал следующий вопрос:       — Чем вы занимались с Драко?       — Целовались.       — Тебе это понравилось? — произнес он, сделав еще одну затяжку.       Табачный дым заполнил её нос, окутав, словно туман. Гермиона пыталась сопротивляться, прикрывая рот рукой, затем добавила и вторую. Правда сдерживаться становилось всё сложнее, и слова уже буквально рвались с её губ. Она убрала руки и прикусила губу до крови.       — Да, мне понравилось его целовать.       Нотт удовлетворённо кивнул и, докурив сигарету, выбросил окурок в окно.       — Ты подлил нам Веритасерум? — Гермиона с прищуром посмотрела на Теодора и подошла вплотную, становясь напротив него.       Тот улыбнулся и ответил:       — Карты на стол, кудряшка.       — Ты изначально это планировал?       — Да, — уверенно ответил Теодор.       Тяжёлые шаги Драко послышались со стороны лестницы, не предвещая ничего хорошего. Теодор Нотт дергал дракона за хвост, надеясь, что огонь не сожжёт его.        Он будто не дорожил своей жизнью ни капли.       — Захотелось поиграть? — Драко поднял голову и швырнул бутылку на пол. Она разлетелась на миллионы маленьких осколков. — Блять, ну почему это всегда в твоём духе. Почему тебе нужно залезть в голову, вывернуть всё наизнанку, только лишь бы утолить своё ебаное любопытство?       Так типично для Теодора. Не совладать со своим эгоизмом, наплевав на чувства других.       Укол совести он всё же ощутил, но отступать было поздно.       — Я не играю. Просто если мы хотим действовать совместно, между нами не должно быть секретов, — искренне ответил Нотт, ощутив облегчение от того, что не нужно было лгать. Истина всегда освобождает от внутреннего бремени, даже если она неприятна.       — Откуда у тебя Веритасерум?       — У Слизнорта украл.       — Ну конечно, — фыркнул Драко, направившись к дивану и усевшись на него. Закинув ноги на журнальный столик, он раскинул руки в стороны, намекнув, что если Теодор хотел откровенного разговора, то пора начинать. Какой смысл злиться, если всё уже случилось?       Первой села Гермиона напротив Драко на пол, Тео расположился в кресле.       — Закроем окно? — спросил Драко. — Не хочу, чтобы Гренйджер заболела.       Тео усмехнулся и посмотрел на Драко.       — Заткнись, Нотт, мне не плевать на неё, и ты это знаешь. Чёртова сыворотка правды просто не даст мне соврать, даже если бы я захотел, — огрызнулся Драко и, сложив руки на груди, устроился удобнее на диване.       — Достаточно, — резко произнесла Гермиона, ударив ладонью по столику и почувствовав, как волна боли пробежала вдоль руки. — Давайте обсудим это серьёзно. Мне надоели ваши глупые споры, как будто вы первокурсники. Я буду спрашивать первая.       — Ладно, — в один голос ответили Нотт и Малфой.       Гермиона сделала глубокий вдох, стараясь подавить гнев. Ей нужно было сосредоточиться и задать главный вопрос.       — Драко, насколько твой отец осведомлён о Тёмной магии?       — Он был правой рукой Тёмного Лорда в течение долгого времени. Когда тот вернулся, отец всё больше увлекался поисками тёмных артефактов. Он часто бывал в Болгарии. Я думаю, что он консультировался с Каркаровым, — Драко вздохнул, словно хотел остановить поток своих слов, но не смог. — С последней поездки он привёз древнюю книгу. Не знаю, что в ней, но она убила эльфа, который к ней прикоснулся, иссушив до состояния мумии.       — И где теперь эта книга? — осторожно спросила Гермиона.       — Не знаю. При обыске мэнора авроры вынесли почти все артефакты, но эту книгу так и не нашли.       Все замерли в тишине, размышляя над словами Драко. Если Люциус действительно имел столь ценные знания, то теперь всё стало очевидным. Его влияние на Министерство, особые условия нахождения в Азкабане.       Гермиона надеялась, что он сможет помочь, но тревожило её то, что цена за его помощь могла оказаться непомерной.       — Моя очередь, — раздражённо сказа Драко. — Нотт, вопрос тебе.       — Валяй.       — Куда ты сбежал после того, как я спас твою жизнь?       Тео приподнял брови, ожидая любых вопросов, но не таких простых.       — В магловский Лондон. Я купил квартиру и оставался там до тех пор, пока не появились авроры. Они ничего не объяснили, а сразу аппарировали меня в камеру. Хотели навесить на меня много всякого дерьма из-за отца, но я дал им доступ к воспоминаниям, им этого, конечно, оказалось недостаточно, поэтому меня осудили условно за связь с Тёмным Лордом.       Драко удовлетворённо кивнул, и Тео обратился к Гермионе:       — Кудряшка, почему ты решила вернуться в школу?       Гермиона прочистила горло. Она предполагала, что его вопросы будут касаться именно этого. Её возвращение казалось нелогичным для всех окружающих. С оценками и умом ей было уготовано место прямо в Министерстве под покровительством Кингсли.       — После окончания войны я осталась одна. Гарри ушёл, Рон занялся делами в магазине, а Джинни помогала семье. Я стёрла память родителям ещё до начала войны и отправила их в Австралию. Вокруг меня не осталось никого. Шрам, который Беллатриса оставила на моём предплечье кинжалом, думаю, был проклят, — Гермиона бросила взгляд на Драко, и в памяти вновь прозвучало его чувственное «прости». — Шрам не заживает и постоянно болит. Происходящее сломало меня, и у меня развилось нечто вроде посттравматического стресса. Я вижу галлюцинации с участием Лестрейндж, которая снова и снова пытает меня Круцио. Эти видения настолько реальны, что мне трудно поделиться ими с кем-либо, и изоляция, в которой я оказалась, только усугубила моё состояние. — Грейнджер сжала руки в кулак, стараясь совладать с эмоциями, но продолжила: — Вскоре я получила письмо от Макгонагалл и решила, что это лучше, чем медленно сходить с ума в четырёх стенах. Так я оказалась в Хогвартсе.       Тишина в последнее время угнетала Гермиону, однако именно сейчас им хотелось насладиться мгновением спокойствия и поразмышлять обо всем. Вряд ли кто-либо из троих был хотя бы на каплю честен с самим собой.       Теодор, будучи эгоистом, даже не осознавал, что эти полчаса откровенности могли значительно облегчить его груз на душе. Как бы ни складывались дальнейшие события, каждый из них был уверен, что остаток пути они пройдут вместе, рука об руку, ведь каждое произнесенное слово связало их.       — Я поднимусь наверх. Если вы решите остаться здесь, диван в вашем распоряжении, — сказала Гермиона первой и направилась к лестнице, стараясь сохранить оставшиеся тайны.       Когда щелчок двери нарушил тишину, Драко обратился к Нотту, воспользовавшись моментом:       — Молчи и слушай, — Малфой понизил голос и вновь посмотрел на лестницу. — Люциус желает встретиться со мной. Он угрожает Гренйджер её родителями, заставляя подчиняться его указаниям. Мы поможем ей избавиться от проклятья, используя его.       Теодор понимал, что это не единственная цель Драко, но если он сейчас начнет задавать вопросы, то лишит его возможности действовать самостоятельно. Прикусив язык, Теодор лишь кивнул, и складка между бровей Малфоя исчезла.       Он поможет. Ради них. Ради крошечной надежды, светлого будущего.