Благословлены неверными решениями

       Мы должны брать из прошлого огонь, а не пепел.

Жан Жорес.

      Любопытство стало для него сродни второй коже. Вечная составляющая проблем. Его особенность. Оно настойчиво подталкивало его в бездну, ощущаясь как смерть, что дышит в спину. Костлявые руки, что ты практически чувствуешь на своей спине, и могильное дыхание, что обжигало саму душу.       Он не мог противиться её соблазну. Ведь он был таким же. Таким же как и мать.       Кудрявые, непослушные волосы, пронзительные карие глаза, за которыми многое скрывалось, и родинка на правой щеке.       После её смерти все яркие краски исчезли из его жизни, лишив смысла. Вспоминалось исхудавшее тело матери, лежавшее в гробу, её заострившиеся черты лица. Мягкие, тёплые руки вмиг стали холодными и жёсткими.       Этот день был преисполнен скорбью и печалью, однако в поместье словно устроили роскошную вечеринку, и никто не казался скорбящим. За исключением Тео.       Разговоры крутились вокруг последних событий, политики. Аристократический свет обсуждал что угодно, но только не его мать. Однако иногда кто-то всё же снисходил до того, чтобы выразить соболезнования молодому Нотту.       Друзья стали единственным спасением для Тео. Несмотря ни на что, Блейз, Пэнси и Драко смирно стояли рядом с гробом, в котором покоилась некогда прекрасная и замечательная женщина. Для каждого из подростков Натали Нотт была как ангел-хранитель: она любила их, принимала и всегда стремилась защитить.              Они знали, что в случае чего у них всегда будет убежище, где их ждут.       Тео держался стойко. Однако отец будто бы не замечал состояния сына и старался как можно меньше времени находиться рядом с гробом покойной жены.       Он перевёл усталый, пропитанный болью взгляд на отца. На его плечах лежала бархатная тёмно-зелёная мантия, в руке блестела сапфировая трость, и капли крови, ещё недавно стекавшие с неё, будто растворились. Он разговаривал с очередным чиновником, а его жена то и дело бросала противоречивые взгляды на Нота-старшего, и её хрупкая рука неустанно стремилась прикоснуться к нему снова и снова.       Теодора затошнило.       Как он смел вести себя так, как будто ничего не произошло, словно всё это было просто обычным светским приёмом, а не похоронной церемонией?       Молодой Нотт неотрывно следил за аристократкой.       Рассматривал её тощие пальцы, протянувшиеся по руке отца и застывшие на плече в знакомом жесте. Переведя взгляд на леди, Аарон что-то прошептал ей на ухо, заставив её разразиться громким смехом, будто это было самым забавным, что ей доводилось слышать. Леди не проявляла никакого стеснения перед своим мужем, который в это время, как статуя, застыл от происходящего.       Тео сжал кулаки до хруста суставов. Если бы она только знала, каков отец на самом деле. Перед глазами мгновенно возникли воспоминания об утренней встрече с отцом, и боль от ударов в этот момент стала особенно острой.       — Ты никогда не будешь достоин чего-то большего, — удар, и сапфировая трость попала на рёбра. Ощущение треснувших костей было сродни тому, что кто-то залил ему в рот раскалённое железо, и оно медленно и мучительно стекало вниз. Теодор упал на пол к ногам отца, и хриплый выдох слетел с губ. — Тебе досталось от неё всё, — Тео поднял взгляд, но встретился лишь с презрительной ухмылкой. — Всё, что я так ненавидел.       Безопасность, комфорт — всё ушло вместе с матерью. Она унесла с собой всё, что так любил Тео. Оставила его в уединённом поместье, где царили лишь промозглые ветра и унылые пейзажи. Теперь каждое утро он просыпался не от ласкового голоса матери, а ощущая боль от свежих шрамов, появившихся на его теле от безграничной любви отца.       Многих пугала неизвестность, но для него она была как глоток свежего воздуха. Ему так не хватало чего-то нового. Острого.        В особенно тяжелые моменты для Тео слова матери звучали в его голове, как летний ветер, что приятно обволакивал кожу:       — Мой милый мальчик, чтобы не потерять вкус к жизни, иногда нужно идти на риск, — плавное касание руки, и всё, что терзало сердце, будто уходило, растворялось в ласковом прикосновении. — Даже если он не всегда оправдан.       Была ли она настоящей? Вряд ли, думал он. Очередная шутка воспалённого мозга.       «Просто признайся, что ты слабак, не смеющий возразить отцу!» — отзывалось подсознание на каждый удар. Хриплые стоны, что срывались с обветренных губ, подтверждали слова.       Именно поэтому он решил отправиться в новый, неизведанный мир и теперь стал частным гостем. Высокие дома, яркие огни и бесконечное множество самых разных людей. Счастливых и грустных, любимых и нет, беззаботных и серьёзных. Абсолютно разных, но, несомненно, свободных.       Свобода. Позволено ли ему подобное? Конечно, нет.       Запертый в собственной боли, страхах, он каждый раз шёл на риск, чтобы найти то, что сковывало его, чего ему не хватало.       Счастье? А может новый дом?       Кто-то совсем рядом звонко чиркнул зажигалкой и тем самым вырвал Тео из оцепенения. Он и сам не понял, как вернулся к этим мыслям о прошлом.       Взгляд сфокусировался на людях, что весело шли в обнимку. Где-то глубоко внутри, под слоем боли и страха, он почувствовал болезненный укол. Звук их шагов казался насмешливым, ритмично вбивая слова в его подсознание: «Где твой дом Нотт? Где, блять, теперь твой чёртов дом?!»       И он каждый раз лишь усмехался. Сознание Теодора плевалось ядом в самого себя, не имея возможности прийти к чему-то одному, единому, цельному.       «Дом там, где твоё сердце».       У Теодора Нотта не было дома. Больше не было.       Когда единственный фактор, сдерживавший отца, канул в лету, жизнь стала невыносимой чередой боли. Шрамы на спине, груди, руках и ногах. Когда-то Теодор пытался их сводить, залечивать, но затем просто… Сдался. Вечная память о прожитых днях без неё. Той, кто любила его безусловно и бескорыстно.       Может, это его наказание? За то, что живёт, когда её нет.       Мать была для него всем.       А сейчас он метался из стороны в сторону, словно загнанный в клетку зверь. Без дома, без семьи.       «Семья это те, кого ты любишь».       Отец давно не относился к числу тех, кого он хотя бы уважал. Поэтому он бродил в одиночестве по Лондону, наблюдая за магглами, под зажигательную музыку из старого плеера.       Для него он стал подобен спасательному кругу в бурном море чувств, словно подарок с небес, упавший прямо к его ногам.       Это случилось в первую вылазку.       Аппарировав на главную площадь, он попал сразу в гущу из людей, что сновали туда-сюда.       В голове сразу же возникла параллель с Министерством. Когда отец водил его к себе на работу, Тео всегда удивлялся, как в таком огромном ворохе людей всё могло быть настолько организованно. Волшебники даже хаос могли превратить в строгий порядок.       Магглы же совершенно отличались от них.       И когда он растерянно крутил головой из стороны в сторону, пытаясь сообразить, как выбраться из потока, кто-то задел его плечом и уронил странный предмет. Подняв его и покрутив в руках, Нотту показался он больно странным. Словно тролль нашёл волшебную палочку и пытался колдовать. Провода, кнопки — всё для Тео было в новинку, и тогда-то он впервые за последнее время почувствовал тот самый огонёк любопытства, что не разгорался с похорон матери.       Повертев его несколько раз, он наконец осознал, что это были за провода. Не решаясь вставить их в уши, он одним рывком выдернул их из устройства, и громкий голос напугал стоявших рядом людей. Видимо, они не были готовы к концерту, поэтому бросили на него странные взгляды.       Мимо проходила группа парней, и один из них затормозил и с явным раздражением решил поучить Тео жизни:       — Эй, тебе здесь не сцена, — парень поправил рюкзак и бросил на Нотта полный недоумения взгляд. — Ты в чёртовом Лондоне, а не в Канзасе. Вставь долбанные наушники в плеер!       Группа под одобрительный хохот двинулась дальше.       Вернув взгляд на разобранный предмет, что незнакомец окрестил как «плеер», он, всё-таки вынырнув из толпы, направился к неприметной скамейке неподалёку.       Сложив плеер в сумку, он пристроился рядом с девушкой, что смотрела в чёрное небо.       Нужно было перевести дух.       — Здесь совсем не видно звёзд, — задумчиво протянула незнакомка.       Теодор удивленно посмотрел на девушку, словно она видела его мысли так же ясно, как он видел её. Несколько раз моргнув, он попытался избавиться от странного ощущения.       — Часто бываешь за городом? — рассеянно спросил Нотт, устраиваясь поудобнее.       — Это первое, что тебе пришло в голову? — рассмеявшись, девушка перекинула огненно-рыжие волосы на правое плечо, продемонстрировав изящную шею, и протянула руку: — Камилла.       Первое, что привлекло внимание Тео, были её руки: худые, с длинными пальцами, украшенными острыми, как лезвие, ногтями. Он застыл, глядя на вытянутую руку, и все аристократические манеры словно рассеялись летним ветром. На фоне магглов она выглядела чужой. Такой же как и он.       Он перевёл взгляд на её лицо.       Длинные ресницы украшали ярко-зелёные глаза, что смотрели на него со странной смесью интереса и безразличия одновременно, будто пытаясь незаметно вытянуть из его души всё, что Тео пытался скрыть.       Он несколько раз моргнул, прогоняя странную пелену из сознания, и протянул руку, смазанно представившись Камилле:       — Теодор.       Удовлетворённая его ответом, она пожала руку и вернула взгляд на мрачное небо. Несколько секунд Тео рассматривал Камиллу, но, быстро опомнившись, решил изучить обстановку.       Нотт пытался найти различия между ними.       Магами и магглами.       Поместьями и городами.       В большом городе совсем не было видно звёзд, а они, наверное, были единственными, что он любил в своём некогда доме. Частенько они с матерью выбирались вечером в сад, ложились на покалывающую спину траву и рассматривали яркие огни в небе. Мама всегда рассказывала ему о созвездиях. Он часами слушал её, внимательно следя за аккуратной рукой, что очерчивала на чёрном полотне звёзды.       Возвращаясь домой на каникулы, первым делом Теодор спешил рассказать матери обо всех созвездиях, о которых он узнал в Хогвартсе, а та широко улыбалась и с интересом слушала сына.       Однако из множества созвездий, которые он так обожал на тёмном полотне, рядом с ним больше не сверкала та, что освещала его жизнь. Воспоминания ощущались как укол в районе сердца. Такой болезненный и до скрежета глубокий, что проходил через грудную клетку, кромсал кости и врезался в то единственное, что всё еще держало его на этой сырой и промозглой земле. Тео приходил на могилу матери ночью, чтобы не нарушать традицию. Менял её любимые белые пионы на свежие, садился рядом с холодным, надгробным камнем и снова рассказывал ей о звёздах.       Как же ему её не хватало.       — Кого ты потерял. Мать или отца? — резко спросила Камилла и повернулась.       Нотт, всё ещё ведомый прошлыми воспоминаниями, будто находился далеко от неё. Однако всего три слова, небрежно брошенные как вопрос, ощущались для Тео поводком, за который резко дёрнули, возвратив его к реальности с хрустом позвоночника. Он попытался сглотнуть, но рот словно превратился в пустыню, где царил лишь несмолкаемый ветер и песок. На язык будто наложили Заклинание вечного приклеивания, что невозможно было оторвать от нёба.       Пауза затянулась, и Камилла извлекла пачку сигарет из сумочки. Быстро оглядевшись по сторонам, она легко ударила пачкой по ладони, и сигарета, словно по волшебству, выскочила. Зажав между пальцами, она поднесла её к губам, бросив взгляд на магглов, которые в тот момент проходили мимо.       Камилла усмехнулась.       Ловко вытянув палочку из рукава, Камилла подожгла сигарету и затянулась с такой силой, будто вместо яда из неё выходил долгожданный кислород. Она прикрыла глаза и выпустила облако дыма вверх.       Глаза Тео расширились от шока, и он окончательно пришел в себя. Вопрос, который только что вырвался из её алых губ, теперь казался несущественным. В его голове звучало только:       «Точно не маггл».       — Самонадеянно, — хриплым голосом сказал Теодор и пододвинулся ближе. В нос ударил приторный запах шоколада с табаком, и от обилия ароматов он ощутил волну тошноты, что медленно подбиралась к горлу. Он провел рукой по лицу в попытке снять накатившую усталость. — Не боишься, что авроры доставят тебя в Министерство раньше, чем ты докуришь сигарету?       Камилла, явно удовлетворённая его очевидной наблюдательностью, повернулась. Сделав ещё одну сильную затяжку, её губы расплылись в довольной улыбке.       Ему она напоминала кошку. Грациозно-манящую и, несомненно, пугающую.       — С чего вдруг я должна тебе отвечать? — ещё затяжка, за ней ещё одна и ещё. Казалось, что она пыталась поставить рекорд, за сколько затяжек сможет докурить сигарету до фильтра. Когда пепел достиг половины, она стряхнула его и добавила: — Мои вопросы ты игнорируешь.       Теодор замялся с ответом. Она была права.       Камилла тем временем ловко спрятала палочку назад в рукав и затушила сигарету о скамейку. Подняла тонкое запястье и взглянула на наручные часы, будто ждала чего-то.       — Мой наставник говорил: «Многое о себе рассказывать — ещё один способ скрывать главное», — Камилла сморщилась, будто слова напоминали лимонные дольки, от которых сводило скулы. — И, видит Мерлин, он чертовски прав. Не хочешь. Не отвечай. Однако, — она резко обхватила его подбородок пальцами и обвела взглядом каждую черту лица. Он замер, ощущая пронзительный взгляд на маленькой свежей полоске, оставленной от утренней встречи с отцом, что расположилась на переносице. Камилла со странной смесью интереса и презрения несколько секунд рассматривала её, а потом резко подняла взгляд. — Не стоит задавать своих. Зайчик.       Хватка ослабла, и казалось, что недавний интерес развеялся, как дым. Она ещё раз взглянула на часы, и алые губы поразил хищный оскал.       Он наблюдал за каждым её движением: как она достала странную мутную баночку из кармана куртки, как ещё раз проверила время, как огляделась по сторонам. Никого не было поблизости, и тогда Камилла одним ловким движением открыла банку, достала пластиковую бутылку с водой, вылила содержимое склянки, и покрутила несколько раз, чтобы странная мутная жидкость полностью смешалась с водой и выпила практически всё одним махом.       Со стороны Тео напоминал кота, что уронил предмет и в недоумении смотрел на него.       Камилла, словно ощутив его полный недоумения взгляд, повернулась.       — Для того чтобы не потерять вкус к жизни, иногда нужно идти на риск, — улыбнулась та и протянула ему бутылку с остатками жидкости. — Это то, что поможет тебе, — она потрясла ею перед его лицом, призывая к действию. — Сладкий.       Словно сама судьба подталкивала его к действию. Слова, сказанные Камиллой, точно отражали мысли матери, которые она старалась донести до сына. Он колебался. В его голове крутилось множество мыслей.       Он не знает её, не знает, что это за зелье. Однако внезапно что-то щелкнуло, и он почувствовал непоколебимую решимость.

      ***

      Под окончание песни Теодор завернул в тёмный, сырой проулок. Клубы пара принимали его в свои объятия, напоминая пару проституток, что он обогнал несколько кварталов назад. Каждая встреча проходила на окраине, подальше от любых глаз. Камилла окрестила это место тенью.       Вокруг не было ни души. Может быть, именно поэтому ей так оно нравилось.       «Опаздывает».       Нотт облокотился о стену, зажав кнопку отмотки кассеты на начало. Достал затасканную пачку сигарет и разочаровался, увидев там последнюю. Благодаря помощи Камиллы, он быстро разобрался в устройстве и теперь почти не расставался с ним. Для него изношенный плеер стал своеобразным мостиком между реальностью и грёзами.       За их недолгое знакомство он несомненно подхватил много маггловских привычек. Ему нравились кассеты, нравились… Автобусы? Вроде так их как-то раз назвала Камилла, и Тео был в полном недоумении, когда увидел этот странный металлический транспорт на колесах в первый раз. Метро оставило особое впечатление. Нотт после двадцати минут, проведённых в подземке, захотел сразу же аппарировать оттуда.       Шумно.       Тесно.       Жарко.       Так Тео окрестил это место.       Нотт жадно втянул дым сигареты, заполнив себя полностью горьким никотином с примесью шоколада. Камилла курила только эти сигареты и не признавала других.       Ещё одна привычка. Нотт усмехнулся.       Как много он взял от неё.       Сигарета практически закончилась, песня подходила к концу, а её всё не было. В эти свободные минуты, что он мог провести наедине, он вдруг вспомнил момент, когда впервые попробовал зелье.       — Должно появиться расслабление, может быть эйфория, — она покрутила рукой в воздухе, пытаясь подобрать правильные слова. — Это чувство радости, если по-простому. Так вот, расслабление, эйфория, но сонливости быть не должно, это важно! Если появилась сонливость, то сразу пей противоядие, — проговаривала Камилла, пока Тео рассматривал содержимое небольшой зеленоватой колбы, запечатанной деревянной пробкой. Она тараторила, делая акценты голосом в нужных местах. Но Теодор почти не обращал на неё внимание, ведь непонятное ему чувство полностью поглотило его.       Было ли это предвкушением? Или страх перед неизвестностью?       Камилла тяжело вздохнула, закатив глаза, осознав, что её не слушали.       — Если что-то пойдёт не так, сам будешь разгребать, — она хищно улыбнулась, скрестив руки на груди. Парадоксально, но Тео совершенно не волновало, что что-то могло пойти не так. Он жаждал одного: избавиться от тяжести, придавившей его душу. Жаждал лёгкости, покоя. И в его руках было то, что могло ему это дать.       — Я понял, — Нотт протянул ей мешочек с галлеонами, который она аккуратно выхватила у него и, покрутив в руках, невербально аппарировала его. Затем Камилла выжидающе уставилась на него. — Что-то ещё?       — Да нет, прикидываю, как скоро ты вернёшься, чтобы взять ещё.       — Это разовая акция, — грозно ответил Тео.       — Ну да, — Камилла звонко рассмеялась. — Конечно!       Впрочем, к его разочарованию, она оказалась права.       Он пришёл снова. И снова.       Те лёгкость и безмятежность, что дарило зелье, нельзя было получить иначе. Боль, в которой он жил, резко отступила, уступив место непомерному счастью.       Было ли оно настоящим. Или лишь иллюзией?       Теодор даже не хотел об этом задумываться. Пока ему было так хорошо, он хотел жить сегодняшним днём. Без мыслей о возможных последствиях.       Наушники заглушали звуки улицы, но не настолько сильно, чтобы он не услышал долгожданный хлопок аппарации рядом. Он несколько раз моргнул и, лениво повернув голову, встретился с хитрой ухмылкой Камиллы.       Сняв наушники, тот без тени эмоций промолвил:       — Привет. Принесла?       Она закатила глаза и направилась к нему навстречу.       — Ни «как дела», ни «что нового»? Сразу к делу? — елейно протянула Камилла и хмыкнула, увидев не поменявшего позу Теодора. — Какой ты жестокий. Галлеоны вперёд, — она вновь вернула себе хитрую ухмылку и лёгкий прищур, словно наслаждалась своим превосходством.       Нотт шумно выдохнул, а боль в теле будто бы стала острее, жестче. Он ощущал, как она медленно циркулировала по венам, смешиваясь с кровью, наровясь пробраться к каждому нерву в теле и впиться в неё когтями. Он достал из сумки мешочек с сотней галлеонов и отдал ей. Рука дрогнула от подступающего спазма, но она даже не обратила внимания. Лишь несколько раз подбросила мешочек в воздух. Оценивая. Затем невербально перенесла в неизвестное место.       Камилла потянулась к сумке и, достав оттуда звонко бряцающий склянками свёрток, аккуратно вложила его в руку Тео. При одной мысли от скорой эйфории у Тео зачесались руки.       — Как принимать, помнишь? — прищур исчез, оставив вместо себя холодный, внимательный взгляд, направленный будто в самую душу.       Теодор не просто шёл на риск, он убегал. От самого себя, от мыслей и чувств, от всепоглощающей боли, разливавшейся по телу, обжигающей кожу и воздействующей на каждый нерв.       — С каких пор дилер заботится о правильности приёма наркотиков? — жестко отрезав, поднял бровь Теодор.       Камилла наморщила нос.       — Фу, ты у магглов этих слов нахватался? — не дождавшись ответа, она продолжила: — В моих интересах, чтобы ты не помер от передозировки и продолжал покупать зелья.       — И это я ещё жестокий? — хмыкнул Нотт. — Ладно, я пошёл.       Теодор спрятал свёрток в рюкзак и, махнув рукой, направился прочь.

***

      Далеко за полночь ему приходилось возвращаться в холодное поместье, столь же ненавистное, сколь и его владелец. Пожилой домовик низко поклонился, задев длинными ушами пол, и предложил наследнику Нотту чаю. Теодор отказался и быстро направился в свою комнату, надеясь избежать встречи с отцом.       Ночь обещала быть спокойной, ведь свежие зелья тихо звенели в его сумке принося непонятное предчувствие.       Резко влетев в свою комнату и заперев дверь Коллопортусом, Тео судорожно принялся искать свёрток с колбами в сумке.       — Да где же?! — напряжённо бубнил он себе под нос, копошась в непонятно зачем закинутых в сумку вещах. Его руки пробивала крупная дрожь, а тело ломило, будто после маггловского марафона. — Вот! — удовлетворённо достал он находку и обратил к свету.       Нервно скинув с себя с обувь, Тео с ногами заполз на кровать, на ходу борясь с бечёвкой, перевязывающей свёрток для надёжности. Ругаясь, он сдался и при помощи слабого Диффиндо разрезал её, развернуч твёрдый, желтоватый пергамент.       Вот он, момент истины.       Шесть флаконов с зельями, так полюбившегося ему зеленоватого цвета, мирно лежали перед ним.       Теодор резко схватил один из них и, следуя совету Камиллы, развёл содержимое склянки в стакане с водой и затем выпил всё одним глотком.       По телу словно расцвели цветы.       Тео улегся поперек кровати, наслаждаясь моментом, и прикрыл глаза. Затихли мысли, которые раньше звучали громче музыки в наушниках, и на их место пришли тишина и спокойствие.       Сейчас он мог быть счастлив.

***

      Август 1997. Особняк Долохова.       Камилла не могла предположить, что один из Священных двадцати восьми может вести себя настолько отвратительно. Как маленький проказливый ребёнок, который совершенно не осознавал происходящего вокруг.       Однако теперь она боялась его.       Её игра вышла из-под контроля.       При первой встрече с Аароном Ноттом она посчитала его идеальным кандидатом: вдовец с огромным состоянием и влиянием, но слишком падкий на красивых женщин. Всё оказалось слишком просто, её обаяние сработало. Однако когда она увидела его сына, ей казалось, что всё, что имело значение до этого, разбилось вдребезги.       Они встретились на одном из приёмов семьи Малфой. Камилла даже не знала, в честь чего, настолько часто они устраивали торжества. Сын Аарона же тогда не обратил на неё внимания.       Мягкие, шоколадные кудри, грациозные руки и манеры. Теодор был таким свободным и прекрасным.       Полная противоположность отца.       «Дар Божий» — ему определённо подходило.       Однако ей хватило лишь одного взгляда, чтобы понять — это он. Тот, кого она искала.       — Ты говорила, что всё готово! — дверь резко распахнулась и ударилась о дверной косяк с такой силой, что у неё зазвенело в ушах. — Сколько времени тебе ещё нужно? — он замер перед её кроватью и без тени стеснения рассматривал каждый участок хрупкого тела Камиллы, что был не прикрыт лёгкой тканью сорочки и в спешке накинутого халата. Когда взгляд задержался на тонкой шее, она уловила в его взгляде странный блеск. Одному Салазару было известно, что в тот момент творилось в его голове. Он перевёл неспешный взгляд на ее лицо, и, когда заметил напряжённость, лишь усмехнулся и добавил: — У нас уговор, chérie.       — Уговор у вас с Долоховым, — возразила Камилла и поднялась с постели. — Мне нужно было только одно!       Он зашёлся в смехе.       Подхватил бутылку вина со столика и, наколдовав стакан, наполнил его до краёв. Луна освещала его лицо, делая его похожим на безумца с бокалом, полным крови. Аарон сделал один жадный глоток, и Камилла отступила на пару шагов назад.       Ночной ветер обволакивал ее фигуру, и она не могла определить, вызвана ли дрожь холодом ветра или мужчиной, который жадно всматривался в неё.       — Ты всё это время хотела его?! — он кинул бокал в сторону, и алые брызги залили стену. Бокал разбился и разлетелся на осколки. Камилла попятилась, а он оскалился.       Она вжалась в стену и закрутила головой.       Это не сулило ничего хорошего.