Любовь манипулятора и оккупированного шута

      Холодный металл неуютно лежал на ладонях, что так хрупко, но с отвращением перебирали крупицы. Нежные, огранённые, не слишком крупные камни бесцветного оттенка звенели в созвучии, но глаза с брезгливостью рассматривали каждый из них. Это ожерелье, с виду прекрасно, но в представлении парня было схоже на взятку, этот предмет был подарком на примирение, прощение, которого не достоин король. Если он думал, что подобным делом сгладил их конфликт, его пренебрежение к нему, он совершил глубокую ошибку, подобным жестом он лишь усугубил своё восприятие для парня, убил в нём факт на «искренние» извинения. Эта попытка откупиться от вины - ничтожна. А подарок - обуза, которую по стечении времени и обстоятельств валет повесил на шею. Оно красиво, бесспорно, терпкие, холодные бусины извивались под ключицу, рисовали гладь овала, подчёркиваясь блестящим серебряным металлом. Тончайшие струи выходили из гравированных деталей, и взвивались к груди, окружая ту субтильной паутиной, позволяя прочувствовать каждый вздох личности. И даже эти прекрасные мелочи не выражали восторга на лице парня. Он смотрел на них так же холодно, с каким оттенком они прикасались к нему. И пусть оно было едва ли весомо, тяжесть от каждой крупицы он чувствовал превыше нормы. Это были моральные ощущения, эта тягота того, что это не подарок, а больше привязка. Не дар, а откупка. Это жалко со стороны короля, беспомощно жалко, как совершать подобное, так и надеяться на лучший исход.       Дверцы открылись и уже подходя к королю, Вару ощущал как милостиво смягчился его взгляд, упав на шею. От этого появилась некая лёгкость и уверенность в правильно совершённом решении. Ему предстоял первый, если так можно сказать, завтрак с королём, и это как-то печалило его. Ранее, его бы это раззадорило, обрадовало, но уж точно не повисло неловкостью между ними, которая преимущественно усилилась, после довольной ухмылки от короля. А разлитый по чашкам чай неприятно напомнил о их недавнем конфузе. — Не держи на меня обиду, валет. — мягко произвёл король, подвигая блюдце — Я не желал тебе зла. — «лишь сам являлся им» - подоспело к языку Вару, но так и не вырвалось. — Я понимаю. — полная ложь, что вышла из него дабы не увечить хорошее настроение — Мы оба перешли грань. И я, можно сказать, даже сознаюсь в своём проступке. — Спасибо за эти извинения. — он прикрыл веки и кротко склонил голову - это был хороший знак, «одобрение», на его языке — Были ли у тебя планы на сегодня? Может желаньице какое? — Желание… — он понимал, что потребуй от короля свободы, вновь возбудит в нём ярость — Я бы хотел, наверное, если тебя не затруднит, побывать из вне. Пройтись по улицам твоей империи. Дозволено ли мне увидеть свет солнца не только с балкона твоего дворца? Король смутился. Отвёл взгляд и напористо держа раннюю улыбку призадумался. Было видно, как некое сопротивление рвётся на волю с желанием потакать милости Вару на этих минутах. И всё же бой был не в его пользу. — Прости, Вару. Я слишком за тебя переживаю. Не вздумай думать, что это моя прихоть, я бы и сам желал прогулки с тобой, но, эти твари, Вару, они беспощадны. — его грозный взгляд приуныл, чем-то даже вызвал жалость, смирение и надежду в неочерствелости. — Всё нормально, Пик, я понимаю твои предостережения. — выдавил он из себя максимально мягко — Не стоит извиняться. — а король вновь кивнул. И оба притихли. Почему-то каждый из них боялся сказать что-то в ответ, остерегался чего-то. И позиции их были понятны, валет боялся разгневать Пика, тот, как-никак, стал проявлять к нему непритворную милость. Что ж о короле, он не желал пробудить в Вару прежнее желание бежать от него, хоть и сомневался в том, что оно исчезло бесследно. — Пик, — острая мысль и такой же по ощущениям интерес позволили родиться вопросу — а у Вас…тебя, во дворце, есть ли танцовщицы? — он оговорился, присвоив этому месту принадлежность нескольким людям. Король улыбнулся. — А что, Вару, твоя душа требует праздника? — изобразив милую позу, он неясно объял кисть его руки. — Нет. — колко вздрогнув, он резко вырвался из нежного плена, будто рука его была обожжена, прильнул к ней собственными губами утешая свою же кисть. — Моя душа требует спокойствия и свободы, а танцовщицы…просто интерес, не более. — он смолк, увёл в сторону в неловком молчании глаза, замечая нутром как король сковался суровым взглядом от холодного вербального отказа. — Прости Пик, я не сильно голоден, и, пожалуй, удалюсь. — после встал, задвинул стул и только развернувшись поймал в ответ краткую фразу. — Если тебе тяжело смириться с моей любовью, мы можем, пока тебе не станет легче, оставаться друзьями. — довольно тихо и при этом тяжко вывел король. — Да, Пик, спасибо. — искренность. Он сам не ожидал от себя таких преданных и ярких слов, но те выпарнули на удивление легко и беззаботно, на душе стало как-то тепло и ранее бременнящее странное присутствие, сменилось трепетным, заботливым надзором. И он ушёл.       Лишь в тишине витающей в воздухе, окружающей короля и давящей на него с силой приземлённой, тихо звучали слова его поражения: — Я готов положить к твоим ногам мир, устроить вселенный праздник в твою честь, лишь будь моим с ног до головы и улыбайся только мне.

***

      Этот день, ему казался неимоверно скучным, пусть подобное определение не сильно отличало его от других, подобных ему дней. Он всё такой же унылый, тяжкий, неинтересный и всё неизменно бременящий. Возможно, эти дни были заодно с его мыслями, они тоже не сильно отличались описанием, были лишь глубже, и ранили сильнее. За всё то время здесь, хоть и прошло его немного, обилие мыслей проскальзывало меж его извилин, по сути, должны были они уже отшлифовать себе маршрут, но то как одна или иная провортливая мысль осмеливалась пронзить разум настолько, что в чувстве отвращения и страха он сжимался с силой, ужасало. Не проходило и дня без мысли о сожалении его поступка, о скуке о родном доме, о милом родственном лице, боли от того чего ж его не ищут и душераздирающего непонимания действий короля. С некоторыми из них он смог ужиться, принял, или упрятал без ответа, а некоторые и сам пытался распознать, разворошить и понять. Множество часов он посвятил анализу и не меньше розыску на это ответов. Но пока что ни одна из тех добываемых крох не удавлетворила ни на малость его жадный интерес. Единственным что способно было освободить его от этого бремени, забыться на пару мгновений и просторно уйти в диалог - являлась та дама. Милая Цесса. Милейшая и светлейшая, такая нежная, кроткая, душевная. Эта девушка являлась беззаботным ребёнком во плоти, с девственно светлым взглядом, не замыленным этим обращением грубого мира. Очаровательный друг, лишь она способна была избавить его от того хоровода ненастий, только с ней он мог позволить себе быть собой, не прятаться за притворной маской лести, а искренне провозглашать себя настоящего. Никто…ещё никто в этом здании не заслужил его доверия больше, чем эта девчушка, и не спроста. — Господин, я едва Вас нашла! Не уж-то Вы задумали избегать меня? — каплю неопрятно стоящая Цесса, видно озадаченная, сжимала в кулочках передник. — Нет-нет, милая, не смей и допускать подобной мысли. Я никогда не посмею избегать тебя, для меня ты тот свет, даруемый нам солнцем утром, и звёздная рулада в сумеречную темень. Ты для меня надежда, смысл жизни, и без него, как без тебя, я ничего не представляю. — Ох… — удручённый, смущённый взгляд сбежал от подобных слов — Но почему же тогда мы ни разу не пересеклись за этот день? Я уверена не в случайности ответ. — Да, ты права, моя нежная, случайность не причастна. Всё дело в моём страхе за тебя. — он не был ей понятен, но то как настороженно увёл её к стене от главного выхода, от лишнего внимания, и тихо зашептал — Мои отношения с королём весьма смутные, непрояснённые, а отношение его ко мне того страннее. Как бы он в порыве неразъяснённого чувства не зашиб тебя. Как бы ты не пострадала по моей вине. И пусть он клялся не тронуть тебя, не верю я его желчным речам и притворным поступкам. Пусть свою гниль он держит у себя, а я не допущу недоразумения в твою сторону. Я не позволю вреду в твою сторону случиться. — его зелёный взгляд сиял суровостью. Эта дева двадцати годов настолько впилась ему душу своей добротой и лаской, что он негласно пообещал себе оберегать сокровище своей души. И пусть он не представлял это возможным в случае с королём, но допустить его гнева в сторону столь хрупкой личности он точно не посмеет.       Дверцы отворились, и несмотря на характерный звук тяжести, довольно быстро прошмыгнула фигура, и всё таким же шустрым шагом направлялась в главную гостиную. Неизвестно, что было в мыслях Вару, и чем он был одурменён, но как столь быстро и неясно появилась личность, подобая ей, проследовал он по траектории её бега. Напоследок добродетно показав Цессе знак молчания, махнув рукой «до встречи». Мгновение и он застал диалог этой фигуры и короля лично. — Полюс, Дума, Ратуша и на сегодня особо отличилось Собрание. Почти десять. — из сумки быстро мелькали конверты, листы с обширными подписями и штампами, разных цветов и размеров, некоторые имели даже странную форму. — Собрание? И чего ж им неймётся. От каждого лично или от общего лица? — взгляд короля посуровел и помрачнел одновременно. — От каждого лично. — кратко пояснил он — Пришлось лично оббегать каждое. — О чём каждое, вкратце. — именно на тех словах валет решился подойти ближе. — О… — было видно что сказать он хотел нечто иное — Чужеземец? — тут взгляд каждого вильнул на неожиданно появившегося из ниоткуда Вару.       Строгий взгляд поимел напряжённость, увесисто прошёлся по каждой личности, заставляя их провиниться в своём присутствии, и довольно неожиданно мило отвечал: — То́ари Рин, — обращался он к мужчине, — ты всегда служил мне верой и правдой, не предавал, был благосклонен и не перечил. Понимаешь ли ты к чему я клоню? — странно суетливая фигура вздрогнула, но не посмела ответить — Если кто-то из вне, заподозрит, упаси Боже твою шкуру, узнает, о творящемся внутри этого здания, твоя туш крайне быстро пойдёт на прикормку свиньям. Но я уверен, твоих мозгов хватит дабы того не произошло. Я ведь верно рассуждаю? — В-всё верно, господин. — не смея поднять глаза известный нам кивнул. — Великолепно. Но на счёт случившегося у нас предстоит беседа, — кротко взглянув на Вару, он дополнил, — чуть позже.       И вновь кивок. Но только посмев поднять глаза, Тоари Рин поспешно удалился из комнаты. Опыт в общении с королём подсказывал ему незамедлительно бежать. Ведь тот был зол. — Мой милый Вару, — наконец он соизволил обратиться к валету — не уж-то ты не знаком с правилами этикета? Ты так важно заявлял на съездах о своей пунктуальности и этичном поведении, но так не кстати встрял в то время, когда тебя за миль от сюда быть не должно было. — с каждым словом его глаза всё ярче наливались спелым красным цветом — Подслушивать, ты знаешь, не хорошо, а то что ты мог узнать, или того хуже, сказать, могло неизмеримо поколебать моё доверие к твоей персоне, да и вовсе изменить моё решение. Лишь своим присутствием ты создал обилие проблем, осознаёшь ли ты это!? — Да что не так, я не пойму!? — вспылил Вару — Я просто подошёл ближе! Кем являлся этот человек, раз способен был так колоссально поменять мою судьбу!? — Гонцов-посыльных, Вару, следует держать на короткой руке, они как инфекция, способны переносить вести и осведомлять других. Коли вовремя не заткнёшь им рот, не избежать провала. Тебе бы поучиться, ведь именно парочка таких болезней и свергла твоё величие. — Что?.. — Если я застану тебя рядом с Рином, оклемаешься по чью совесть оказался и живёшь здесь. — держа его за ворот рубашки, сверкающий оттенок алого резал глаза, а брызгающая в угрозе слюна неприятно опыляла. Ноги подкосились, но перед всем, что он успел понять, король удалился.

***

      Сумбурности мыслей он уже не удивлялся. Эта язвительная манера разговора короля бесила чуть меньше, чем то, какими ребусами он предпочитал излагать свои мысли. За пару его фраз он способен был взрастить новые сомнения и обширный круг мыслей по поводу каждого его слова. Может на эмоциях он способен утрировать, но порой его речи, больше схожие на угрозы, били куда больнее поступков.       Он сидел на скамье. Той, где впервые встретился с Цессой и осознал отвращение к королю. Завораживающее место. С него открывался глубокий простор в даль государства, виднелись тускнеющие огни и вовсе возгорающие пламенем звёзды. Переплёты небесного сияния и пыли города. Всё отравляло, и при этом снисходительно сковывало в протяжном чувстве тоски. Подумать только, как неправильное, гадкое чувство способно уничтожить прекрасное место. Он ощущал груз в мыслях, каждый раз, когда поднимал глаза и невольно вспоминал болящие от слёз веки, нежные речи Цессы и грязные речи короля. Эта золотом обвитая радужка глаз, в небесную темень светила чуть ярче, чем затухающая надежда. Он был с ним так мил в тот вечер, и не спроста, в желании замылить его дымку сознания ещё больше, Пик либо топил его в своей же вине, либо обременял вопросом. Какая тут надежда, начиная с его прибытия сюда, заканчивая этим моросистым вечером - всё, являлось загадкой. Или излишне замысловатой игрой короля. Верить ему, аль нет, подскажет время. Сейчас оно наиболее надёжный союзник, но и при всём, главный враг. Сколько он уже пробыл здесь?       И этот Рин. Тоари…да, вроде бы звали этого парня так. Гонец-посыльный - всё что ему было известно о нём. И…раз Пик так строго наказал ему не вступать в диалог с этим Рином, он обязан опровергнуть всё, и сблизиться с ним на столько, на сколько это будет возможно. Неспроста был издан такой наказ. Но чем парнишка способен помочь? В отличие от Пика, да даже в пример приводя его самого, он безвластен. Посыльный. Просто рабочий. Но слова Пика: «держать на короткой руке» могут означать лишь одно - паренёк не так прост, и он знает куда больше, чем все в этом доме живущие. И, даже вроде, он был дружелюбен? Пусть суетлив, но почему-то Вару был уверен, что Тоари не желает ему зла. Лишь бы Пик не успел промыть ему мозги первее, чем он установит с ним контакт! — Я всё ещё пытаюсь понять, что я делаю не так в этой жизни и почему это всё случается именно со мной. Я ведь прикладываю уйму усилий, лезу из кожи вон, а он едва замечает мои старания! Всё твердит о своей не то ненависти, не то отвращении ко мне, будто я в этом замешан. Я дал ему всё, и способен дать больше, стоит ему едва попросить, но он в упор отрицает меня как откровенца и возлюбленного. — довольно звонкий, напыщенный, но не грубый тон отскакивал от стен, звуча за поворотом. Узнать его - ничего не составило, но в новинку эмоция обиды собрала в конфузе.       За углом пиковый король вёл драматично-дружелюбные речи с кем-то, и отнюдь откровенно заявлял о своих мыслях. Ответом ему служил женский отглас, тоже знакомый, но Вару никак не мог вспомнить его владельцу. — Истинная любовь благоухает, истинная любовь безмолвна, истинная любовь исходит из сердца заботой и уходом. А Ваша? Какова Ваша любовь? Она эгоистична, жестока и черства. Это вовсе не любовь, Пик, это собственничество. И Вы заставляете любить, принуждаете, нагнетаете, разве способна такая любовь дать корень взаимного счастья? — Хочешь сказать, что я не умею любить? — жестокость отозвалась и откликнулась от стен. Валет слушал, наученный опытом, он знал, стоит таить своё присутствие. — Вы, возможно, и умеете, но Вы забываетесь. Вы распыляете свою любовь не глядя, отдаёте и вкладываете её не туда, а после ожидаете ответа от ростка, что не должен был взойти. — девушка сделала паузу и строго завершила — Полюби себя, прежде чем полюбишь других. — У меня всё в норме с самооценкой и любовью к себе. Я способен здраво мыслить и оценивать как себя, так и свои поступки. К чему ты это?.. — его грубую речь отрицания прервали. — И Вы всё не поймёте. Вам невдомёк простые законы любви. Вы не глупы, но обделены куда более важным качеством отличающее нас от животных. Вы обделены сердцем, душевным, трепетным и лёгким, и лишены мягкого взора, Вам не познать светлость и искренность этого чувства, пока не обретёте всех перечисленных радушных чувств. И даже так, Ваше упорство, баранство! Боже, обретите же хоть каплю терпения, он пережил куда больше чем Вы способны увидеть своим слепым взором. Он был предан, в его глазах всё запелено пылью и разрушенно в прах, у него едва осталась надежда на простое существование, а Вы заставляете любить Вас после того, как обошлись с ним!? Имеете ли Вы совесть? Тут даже я не простодушна и спокойна, а Вы требуете этого от мальчишки! У него на душе рана, гниющая боль, а своим тираноством Вы рвёте плоть, Ваша флегматичность к его чувствам и погубит Вас. Прошу, вслушайтесь в мои слова. — бодрая речь сокрушала воздух, вздымала и падала, беря дыхание, подобна сама была живая и отчаянно билась о что-то железное, едва подъёмное. — Бредовость. Я такой же как и обычный среднестатический гражданин моей империи, и ничем не отличим даже от тебя, лишь, может, большим интеллектом. Возможно, в твоих словах есть зерно правды, я всё же резко выдал свои чувства, но пойми, я и без того излишне долго терпел, два года утекло в бездну за моим ожиданием и кроткими намёками, теперь я обязан действовать прямо. Его смятённость и растерянность вызваны вовсе не ранами, а скорее упрямством, что присуще его натуре, и обидой. Он сам подтвердил мои догадки, сказав, что я предал его в тот освободительный вечер. Всё что сейчас требуется, это время. Он привыкнет ко всему, ко мне, к месту, к своему положению. И, я уверен, наконец поймёт - я для него друг, опора и спаситель. Он обретёт это чувство, или же я сам его создам. — Вы!.. — остро выкрикнула дама, после сквозь зубы процедила — Не ожидай, что твой возлюбленный будет любить тебя так же, как ты сам. Вы - безнадёжны.       Всё стихло, король не буйствовал, что было странно, но от его исчезновения воздуха заметно прибавилось. Вару ощутил как стал дышать полной грудью, будто до этого боялся сделать цельный вздох, словно то выдаст его. Он встал, с комком мыслей от услышанного, но всё же выглянул за угол. Девушка, он узнать её готов был из сотни, со спины, с боку, сзади, сейчас взвивая в воздушную гладь глаза она стояла оперевшись на перила, томно дышала от импульсивной речи и кипеющего негодования, и только после пары шагов на приближение смогла поправить пряди волос за ухо и чуть недовольно взглянуть на Вару. — Простите, я… — Не стоит оправданий. — прервала его девушка — Вы куда решительнее и настойчивее чем показались мне впервые. Я слышала инцидент в гостиной, удивительно как Вам хватило смелости выйти в свет после всего, что Вы услышали. — загадочно качнув головой, заметно для всех, репутация Вару в её глазах поднялась — Предскажу Ваше появление. Вы озадаченны нашим диалогом с королём? — Весьма. — борзости прибавилось в виде Вару, ощущая равенство с девушкой, тот подошёл ближе, и так же посмотрел в небо — Кто Вы для него? Советница? Насколько Вы близки? — И Вы всё неизменно любопытны. — презрение слегка спало с её суровой маски и теперь, на очаровательном круглом лице, проявилась улыбка — Нет. Я для него никто. Прислуга, работница, расходный материал, что он устранит при ненадобности - всё это мои термины, все мы здесь такие. Но есть в нём странность, выговаривать всё накопившееся одним сплошным потоком, и каким бы грубым и угрюмым он Вам ни казался, даже этому балбесу требуется пассивное мнение. — Я никогда не думал о нём как о слабом человеке. В моём понимании он никак не способен стоять поодаль с этим понятием. — Это вовсе не значит, что оно не является так. Он лишь с виду кажется грозным и стальным, на деле он хрупкий, тряпичный, лишь по этому и выдаёт себя как угрюмую фигуру - боится ранения, боится предательства. Вы заслужили его доверие, раз он открыл Вам своё сердце. — Но Вы едва недавно утверждали, что он не имеет сердца и не способен любить!? — Он делает это изъящрённым способом, пусть однобоко и неправильно, но он пытается окутать Вас любовью. — Если бы только не его любовь, я был бы свободен. Я бы свободно распахнул крылья и устремился назад, домой, я бы прильнул к родному телу, к родному миру, а не сжирал себя вопросами, растущими с каждым днём всё больше. — И Вы бы всё так и оставили? Безответно? Так и не разобравшись от чего у короля к Вам столь ярый порыв любви или как Вы очутились здесь? Были бы Вы удовлетворены подобным раскладом? — крайне ловко, что судя по всему доносило ей удовольствие, введя Вару в размышления, она вздохнула, и чуть грустно протянула — В одном Вы правы. Это только в мелодрамах в конце появляется мужчина и решает все проблемы. В жизни с точностью да наоборот: мужчина появляется в начале и с него-то проблемы все и начинаются. — Да, но… — он притормозил, явно взвешивая каждое своё слово, и всё же сказал — я даже не знаю как Вас зовут. Мы давно бы перешли на ты, но Вы отчаянно стараетесь сохранить свою конфиденциальность. — Ох, нет-нет. Ещё слишком рано, слишком. — лукаво улыбнувшись, показалось, она подмигнула — Всё будется, стоит дождаться. — Но как мне обращаться к Вам? — Для Вас, я - пока что незнакомка. Я не хочу называть своего имени. Вы всё ещё недостойны. — вновь старое, уже в какой-то степени полюбившееся Вару, призрение мелькнуло у неё в зрачках. — Незнакомка… — повторил он — И как часто Вы бываете в бальном зале? — Здесь, это не бальный зал, а «Верность». Опережу Ваши вопросы, некоторые помещения имеют двуликие названия, и именно «Верность», альтернативное названия бального зала, и в большинстве случаев, пользуются именно им. — А к чему «Верность»? Чем бал схож с верностью? — Не бал, малыш, не бал, а то что ощущается в той комнате. Та лёгкость, светлость, душевность, будто душа пархает, плещется в танце, но неугодливо преддана стенам. Только там царят такие чувства, только там возможно ощутить их, нигде более, Вы должны были заметить ожесточённость стен дворца в коридорах и даже простых комнатах. Лишь в «Верности» можно дышать полно, сверкать чисто, и только в этих стенах это дозволенно, атмосфера верна этому помещению, и не гуляет где не попадя. — она остановилась, крайне воодушевлённо вздымая на цыпочки, показывая свою наполненность вдохновением, повернулась к Вару, и крайне резко сменила тему — Я думала Вы затребуете от меня объяснения о своём прибытии сюда и об короле, но Вы тратите драгоценные секунды на разбор интерьера. — Но…никто не в курсе моего прибытия сюда. Кого бы я не спросил, никто не способен дать мне ответа. О короле бессмысленно болтать, он скрытнее тени, его не ухватить за хвост, не за что поймать и осадить. Либо он не лжёт, либо крайне умело заметает следы. О чём я могу расспросить Вас?       Дама нежных волос сделалась серьёзнее, нахмурились, и в противовес реакции мягко сказала: — Находил ли ты акт о покупке? — Акт? — глаза округлились, лицо приобрело озадаченность — Нет, не буду же я лазить без спроса в его кабинете. — Ишь какой послушный. Вставай на колени и радостно виляй хвостом, коли так доволен своим положением. Если же ты и вправду желаешь выбраться, находи доказательства, ищи следы и распутывай нити. Пока не разберёшься, не сможешь найти лазейну - самое уязвимое звено в королевской охране.       Одеревеневший настолько грубым высказыванием, его будто окатили водой, а дама, воспользовавшись невразумительным ступором, вертнулась к выходу. — Зачем?.. — краску суровости поимело заворожённо ошарашенное лицо — Зачем ты помогаешь мне? Кто ты для нас? — Я - никто. Я - зритель, я наблюдаю. Я не смею влезать, я лишь смотрю и соглашаюсь с вашими выводами. Я вижу кто ты, наблюдаю кто Пик, смотрю и знаю кто вы друг для друга. Я вижу Цессу, знаю кто она для тебя, кто она для Пика, кто для неё Пик, кто для неё ты. Но вы не видите меня, не знаете меня. Я лишь наблюдаю, и, время от времени, помогаю Вам идти прямо. — ещё больше запутав, она весельча́то мотнула головой, покачнув на последок шевелюрой, и скрылась с последними словами — Когда-то и я обрету роль в ваших жизнях. — Они издеваются… «Сегодня произошло многое. Встреча с этим посыльным, едва не забыл его имя: Тоари Рин. И его причастие к Собранию. Странно, что Пик стал получать письма от королей других мастей. Жаль я не узнал о чём они. Стоит раздобыть хотя бы долю информации об этом. Но я уже решил, этот парень - полезен мне. Я обязан наладить с ним контакт, ведь так, я получу доступ напрямую к королю, и первосортную информацию о промышляющих ныне бандах. Быть может и куда более шагну, и даже, пусть мне повезёт, смогу предугадывать шаги Пика наперёд.» «И снова та незнакомка. Она опять не назвалась. Как меня бесит интригует? напрягает то, что она не желает представиться. И эта её фраза: «Вы не достойны». С чего бы. Я, мать твою, к сведению, король Варуленда!..да, былой, да, павший, но король! Так ведь?..не суть. Её странные изречения, пусть, и излишне украшенные, но…успокаивают. Она умеет приободрить. Да и ободрить тоже умеет. «Акт о покупке», говорит? Завтра значит придётся наведаться к Пику в кабинет. Но её двуликие выражения не выходят из моей головы, что значит «я - зритель»? Как она может знать всё и про всех?(вроде бы она сказала, что она просто прислуга, а не высоко поставленное лицо) И её завершение: «когда-нибудь и у меня будет роль». Что за чёрт!? Какая роль? Про что она? Она что, заразилась манией ребусов от Пика? Или как объяснить столь масленность слов. Странная девка. Странная! Ей боже (твою ж, я начинаю копировать фразы Цессы. Но это даже мило). И всё же она верно сказала. Время даст на всё ответы, главное не тратить его в пустую. Эх, подслушивать - не хорошо, Вару, но порой, это неизбежно.»