We know our feelings

Шумные капли дождя завесой опадают на блестящий в свету ночной темени асфальт, они громкой чередой заглушают все прочие редкие звуки, позволяют полной луне ярко блестеть в блеклом отражении раскинувшихся на дорожной глади луж. Время сегодняшней неспешно текущей ночи, предрекающей лишь боль, перевалило за полночь. Солнце давно скрылось за горизонтом небосвода и погрузило во мрак Землю вместе с чуткими людскими сердцами. Машины только редкими точками проносились вдали в попытках скрыться от непогоды, а на несколькими годами ранее брошенной парковке быстро моргающий, доживающий свои последние секунды фонарь со слабым, уносимым ветром треском, выключился, оставив на дороге только еле заметную, освещаемую луной тень. Человек, щуря свои и без того узкие глаза, не обращает внимания на поток небесной воды. Его спокойный взгляд безотрывно наблюдает за белым светилом, блеклые лучи которого пробиваются сквозь гущу туч, грозных, но совершенно не внушающих страха стоящему под дождём. С прилипших к лицу волос тонкими ручейками стекает вода, проходится по шее и затёсывается под плотно прилегающий к телу костюм, успевший потемнеть от влаги. В отличии от любого другого нормального героя, по какой-то причине оказавшегося в таком положении, мужчина не спешит поскорее скрыться или обрести защиту от дождевого шквала. Глаза ещё ярче, кажется, даже самой луны, пристально смотрят вдаль, в непроглядную пустоту, словно рассчитывают на то, что там кто-то появится. Но на самом деле он не предполагал, а точно и безоговорочно знал, и только терпеливо выжидал, не смея делать лишних шагов. Тонкие мокрые губы расплылись в длинной улыбке от одних лишь предвкушающих мыслей о будущем наслаждении. Руки послушно прижимались к груди, пока ветер задувал под широкие рукава, а ладони неизменно держали расписанный красивыми восточными узорами сложенный веер, который, будь самым обычным, давно стал бы негоден от количества влаги, но этот был предназначен далеко не для классических целей. Сквозь и не планирующий завершаться поток капель, который продолжал отбивать неравномерную мелодию, чуткий слух уловил чужую до омерзительной дрожи знакомую походку, отдающуюся хлюпаньем воды. Мужчина бесшумно, на одних ступнях обернулся и через завесу тьмы, в которую проникали только далёкие лучи городской суеты, поймал взглядом силуэт, одно лишь очертание которого заставило уголки рта растянуться в надменной, хищной ухмылке чуть сильнее и пройтись брезгливым взглядом от подошв ботинок до макушки тени. — Ты всё же решился прийти ко мне? — наконец, спустя долгое время, подал голос так и не сделавший ни одного движения, кроме юркого поворота, человек, над которым загадочно возвышалась луна. Чужая тень, постепенно приобретающая более чёткую форму, только приближалась, позволяя просматривать всё больше деталей своего облика и вынуждая самодовольную усмешку оставаться на месте как можно дольше. — Как же я мог отказаться от такого заманчивого предложения, любовь моя? — через несколько мгновений доносится чужой ответ от не перестающего подходить ближе человека. Незастёгнутая куртка и растрёпанные волосы развевались на ветру, который вихрями сдувал с них дождь, а затем затихал, снова обрекая мокнуть. Силуэт постепенно снижал скорость, переходя с быстрого шага на медленный, пока вовсе не остановился в полуметре от другого. Мокрота одежды сразу стала ощущаться, хотя раньше она отмечалась лишь где-то на периферии сознания, ведь мозг был занят другим: идеями о том, что будет дальше. Со рта неподвижно стоящего мужчины сорвался едкий смешок, а брови напоказ сложились домиком при виде намокшего лица напротив, на котором также сияла лёгкая ухмылка, но пока для остальных она казалась привычным проявлением хорошего настроя, радости или вежливости, только они вдвоём знали и видели, какой болью она пропитана и какое разочарование стремилась скрыть. — Неужели ты и впрямь настолько любишь меня, даже после всего того, что я сделал, Америка? — с напускным удивлением вопросил раскрывший веер азиат, пристально сверля глаза напротив, заглядывая через них в самую душу, проход в которую открыт только для него, и он это прекрасно знает. КНР видел американца насквозь, как не видел никто другой, ведь лишь ему тот раскрыл свою душу, разумеется, не добровольно, а под гнётом эмоций. — О, да, гораздо сильнее, чем ты меня ненавидишь, и не говори мне, что ты этого не знаешь, — отвечает Штаты с тем же притворным счастьем на лице, сейчас крайне бесполезным, служащим разве что последней преградой для защиты своего внутреннего мира, ведь остальные барьеры были ещё давно пробиты этим сквозящим холодом взглядом, лёгкими взмахами веера и изящными движениями. Америка разглядывает лицо китайца изучающим взглядом, словно видит его впервые. И пусть пересекаются они часто, точнее, так кажется лишь американцу, который, прикрываясь чёрными очками, нередко разглядывает Китай, для США азиат каждый раз предстаёт в новом свете, снова и вновь он подмечает новые детали, выражения или повадки, и всякий раз наблюдения доставляют ему невообразимое удовольствие. — Разумеется знаю, просто захотелось, чтобы ты это произнёс, — ядовито проговорил Китай, короткими шажками приблизившись к чутко наблюдающему за каждым его движением Америке. Китаец чуть наклоняет голову и кладёт одну из рук в перчатке на бледную щеку Соединённых Штатов, чуть поглаживая ту пальцем, — Я знаю всё, что ты чувствуешь, от меня это не скрыть... — громким шёпотом произносит тот бесполезные слова, ведь американец это и без них прекрасно знает, но одно дело понимать, а другое слышать или произносить: вкладывать в с первого взгляда обычную речь крайнее пренебрежение. Осознание того, что собеседник только молча согласиться и не скажет против тебя ни единого слова, сладко питает душу. Капли быстрыми всплесками отталкивались от асфальта, всё быстрее стекали по телам стоящих, которым, казалось, на это было совершенно всё равно. Вода лишь придавала некий колорит, своей температурой отражала пылающие в одних глазах безнадёжность и бессилие, а в других вечный холод, не дающий растаять бесконечно мрачному сердцу и пропустить туда хоть намёк на эмпатию к чужим чувствам. — Как приятно осознавать, что этим мы похожи, — с той же слабой улыбкой ответил США. Он положил руку на талию азиата и требовательно, но легко прижал того к себе, не смея оторваться от созерцания блеска хитрых глаз, отвращение в которых отражалось очень явно, но почему-то делало те только привлекательнее, — Ведь я тоже знаю все твои чувства, они даже стали мне роднее своих, — печально усмехнувшись, дополнил Штаты горькую правду. Он бы отдал всё, чтобы не стоять сейчас здесь, не знать чужих эмоций и ненависти к себе, ведь куда лучше захлёбываться коктейлями сладкой сказки, в которой ты веришь в то, что у тебя есть хоть малейший шанс быть счастливым. Но осознание того, что чужой пульс не ускоряется при твоём виде, что ты снишься любимому только в кошмарах, что единственные мысли о тебе: о том, как приятно будет увидеть твои слёзы, заставляет только покорно надеть привычную маску и разделить немое отчаяние лишь со своей безразличной ко всему тенью, ведь больше не с кем. Тонкие пальцы нежной, скрытой за лёгкой тканью, ладони трепетно поглаживали чужую щёку с целью погрузить в ещё большие страдания, дать мнимый шанс, а затем в очередной раз насытиться эмоциями оппонента. Знание того, что твой враг влюблён в тебя, выполнит любую прихоть, лишь бы ты посмотрел в его сторону, не может не доставлять верхней степени наслаждения, а особенно когда он сам знает, как ты его ненавидишь, как мечтаешь увидеть его труп, но несмотря на это готов сделать для тебя абсолютно всё. Любой воспользовался бы этим, но Китай не такой. Он ненавидит притворство, только истинные эмоции имеют место существовать в этом мире, из его уст невозможно услышать лестных речей, честь и честность украшают его и ставят на многие ступени выше остальных. — Да... и мне так греет душу то, что ты взял с собой пистолет, зная, что не убьёшь меня, хотя я позвал тебя именно за этим, — с едкой улыбкой прошептал азиат, прижимаясь ближе к Штатам, который только хмыкнул и сильнее сжал в свободной руке Glock-19. — Конечно я не убью тебя, мой дорогой, я ведь люблю тебя, и ты это знаешь... а что насчёт тебя? — лицо Америки приблизилось к чужому. Только с ним он чувствовал себя настоящим, мог не прикрывать чувства фальшью, потому что меткий глаз несмотря ни на что пробьёт любую ложь и прочитает истину без какого-либо труда. США наперёд знал ответ, так как сюда его пригласили именно с предложением убить или быть убитым, конечно, американец сразу понял, что китаец знает, что Штаты не посмеет поднять на него руку, и что это очередная игра КНР, которая лишь придавит к земле сильнее, в очередной раз порвёт незажившее сердце, оставит новый унизительный шрам на душе, но Америка готов на это, ведь пригвождение к стене любимым человеком точно поможет позабыть о боли, и ему останется только радоваться тому, как ярко смеётся любимый, смотря на его страдания. Но быть им убитым приятно вдвойне, ведь он проведёт с ним свои последние мгновения и, подарив другому садистское наслаждение и чувство победы, наконец избавится от оков острой, как тысячи игл, любви. — Ты знаешь мой ответ, мой самый любимый враг, — слова приятно растеклись по ушам американца. Может это и не нормально, что он готов абсолютно на всё для другого человека, лишь бы услышать сказанное его сладким голосом "любимый", но сейчас это не имело никакого значения. Америка расплылся в чистой улыбке, позволяя китайцу насладиться искренностью на его лице, перед тем, как тот молниеносно выудит из веера иглу и идеально чётким движением пальцев вколет в шею. — Знаю... — чуть хрипло произнёс США. Яд спешно распространялся по крови, заставлял сверкающее в лунном свете лицо блекнуть перед глазами, но не взирая на это Штаты только сильнее схватился за чужую талию и потянул на себя, дрожащей рукой поднял пистолет, прислоняя тот к затылку Китая, на лице которого моментально вырисовалось испуганное недопонимание, — Но всё же я победил, — слабо смеясь произнёс тот, наблюдая проявляющийся в глазах напротив ужас, — Неужели ты думал, что я позволю тебе остаться тут? — выгнув бровь, спросил Америка, крепко держа пытающегося вырваться азиата, — Мой любимый, я, конечно, знаю твой ответ, но я даже не собирался сдаваться... мы отправимся в ад вместе, и я до конца вечности буду рядом с тобой! — Китай впервые увидел смертельное безумие в глазах напротив, которое никак не успокоило, наоборот, заставило ужаснуться. Чужая сильная хватка не позволяла вырваться из цепких объятий. Глаза хаотично бегали по округе, пытаясь решить, что предпринять. Нет, он не хочет умирать, точно не от руки этого влюблённого маньяка, это не должно так завершиться, нет, это не может быть концом, он не умрёт так... Или всё было предрешено заранее? Он правда проиграл ему?.. Поток мыслей быстрой цепочкой проходил по мозгу, не замедляя попыток отсрочить неизбежное, но последнее скольжение ботинок о накапавшую лужу, и их лица сблизились до немыслимого ранее расстояния. Азиат успел лишь инстинктивно ухватиться за чужое тело и ощутить давление металла о затылок. Китай не дыша смотрел в уверенный взгляд закрывающихся глаз. — Люблю тебя, - шёпот разносится по ушным раковинам китайца, после чего в непрерывающемся ни на секунду шуме дождя громко проносится выстрел. Тела глухо падают на мокрый асфальт. Барабанящие капли спешно уносят вытекающую кровь, растворяя её в дожде.