Первое, что он безмерно любит

Яркая луна приобретала жёлтые оттенки и напоминала головку сыра, пока горизонт окрашивался во все оттенки синего. Именно в это время суток голову посещали размышления о смысле жизни и твоём преднозначении. Акито же использовал это время по-другому. Он наблюдал за далёким озером, в котором частенько ловил рыбу, за городом, который медленно погружался в сон, за людьми, что спешили к себе домой. Он вдыхал дым, приносящий ему небывалую лёгкость. Пожалуй, сигареты были вторым, что он безмерно любил. Хотя на этом же месте мог стоять и его чёрный маникюр, и пирсинг, и жёлтые пряди волос, и недавно купленный мотоцикл... Возможно он бы ещё пару вещей поставил на второе место, но задумываться об этом бессмысленно. По крайней мере тогда, когда он не готов им отдавать звание самого дорогого в его жизни. Осторожные шаги, которые выдали скрипящие доски, тёплые руки, обнимающие его со спины, голова, ощущенная на плечо Акито — всё это было сейсас в приоритете. Рукой, свободной от сигареты, он аккутно погладил подошедшего по голове, будто бы боясь спугнуть. — Ты обещал, что не будешь курить, — раздался спокойный голос у самого уха. Шинономе тихо усмехнулся. — А ты обещал, что не будешь засиживаться допоздна с учёбой, — парировал Шинономе. Обнимающий парень недовольно цокнул. — Я и не засиживался. — О, правда? И который сейчас час? — Эм... Полдестятого? — голос звучал неуверенно. — Полдвенадцатого. Акито потушил сигарету в близлежащей пепельнице и обернулся к Тсукасе, обнимая его в ответ. Пока сам он пах сигаретами и лаком, его любовь пахла старинными книгами (нужели опять весь день просидел в библиотеке?) и персиковым шампунем для волос. В тишине, нарушаемой лишь их дыханием да стуком сердец, они находили утешение. Вместе они создавали свой собственный мир, вход в который был только у них двоих. — Я опять буду пахнуть сигаретами, — недовольно пробубнил Тсукаса, но объятия не прекратил. — Учителя явно будут негодовать. Акито лишь мягко улыбнулся и взъерошил его волосы. Теперь непослушные вихри на голове были у них обоих. — Можем завтра никуда не идти. Скажешь, что приболел, — с лёгкой улыбкой предложил Акито — Но врать не хоро— Но ему не дали договорить. Шинономе наглейшим образом заткнул его поцелуем, на что в ответ получил недовольное мычание, хотя Тсукаса поцелуй не разорвал. Сам же этим наслаждался, хитрец. Спустя пару секунд Акито продолжил: — Я скажу, что ты приболел. Скажу, что у тебя пропал голос, поэтому ты попросил меня им об этом сообщить. И если я ещё раз услышу о том, что врать не хорошо, то я обещаю, что сделаю так, чтоб ты сорвал голос, — с самодовольной усмешкой закончил Акито. Тсукаса, явно поняв все намёки, слегка покраснел и отвернулся от парня, надеясь, что ночью его смущения не видно. Шинономе и не нужно было это видеть — он итак прекрасно знал реакцию своего возлюбленного. Поняв, что на этом моменте им стоит закончить, иначе это закончится тем, что они оба явно не выспятся, Акито произнёс: — Ну что, принцесса, пошли спать. Не успев озвучить вопрос, почему же он внезапно стал принцессой, Тсукасу подхватили на руки, будто бы несли невесту. Неловкость ситуации заставила его моментально спрятать своё лицо в плече Акито, хоть сделать это с очками было не очень удобно. Под тихий смешок Шинономе они покинули балкон, оставив от себя лишь дотлевающий окурок сигареты.